Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 275, 2014
Как летучая тень, этот день
пролетел и следа не оставил.
Ему правила все – дребедень,
был свободен прожить он без правил.
В нем какая-то сила жила
и желание к ночи стремиться,
что к себе его страстно звала,
чтоб скорее в единое слиться.
Потому я его не виню,
потому я его понимаю,
что и сам я – подобие дню –
к тебе помыслы все устремляю.
* * *
Cнова снег за окном –
лег на город он с третьей попытки.
Был он робок вначале,
но вовсю разошелся потом.
Он не шел, он – валил
свои белые хлопья в избытке
так, что стало округлым
все, что было когда-то углом.
Он пытался убрать
из пейзажа все черные краски,
он случился всерьез
и не собирался шутить:
c городского лица
захотел снять посмертную маску,
он желал этот город
с головою собою накрыть.
Я смотрю из окна
моей светлой и теплой квартиры.
Снег идет и идет,
и на всем оставляет печать.
Ошибается он –
ничего нету вечного в мире,
да и городу этому
скоро весну привечать.
* * *
Очнулся я от обморока сна
ночного и глубокого,
в котором, оказалось, нету дна.
На потолок ложилась белизна
от снега заоконного.
И здесь, и там стояла тишина
такая, что от напряжения
она, натянутая, как струна,
казалось, зазвучит
через мгновение.
И этой вот тревожной тишины
на спящем городе
лежало бремя,
а горожане, видевшие сны,
не замечали ни его, ни время.
* * *
О, как узнать,
когда, из-под пера
возникнув,
стих окажется последним? –
За ним – провал и черная дыра.
А может, тот,
что я писал вчера
и поместил в блокнот,
и есть последний самый,
и с рифмами закончилась игра?
Когда бы знать,
не стал бы я писать
слова прощанья или покаянья,
а только о любви своей признанья
ко всем, дарившим в жизни благодать.
Нью-Йорк