(Публ. – А. Бурлешин)
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 273, 2013
ПИСЬМО К ДАЛЬНЕЙ
Мне снова хочется быть с Вами,
Раскрыть Вам боль своих надежд,
Следить без устали, часами,
За каждым взмахом Ваших вежд,
За переменчивой улыбкой
На завлекательных устах,
За лаской, скрытною и зыбкой,
В незабываемых глазах.
Коснуться невзначай рукою
Небрежных, нежных Ваших рук,
И думать с тайною тоскою,
Что Вы мне только… только друг.
Но строгая Судьба мудрее,
Чем устремления мои, –
И образ Ваш еще светлее,
Еще пленительней – вдали.
Павловск.
«Старая Сильвия», 1915
* * *
Предстанет миг, и дух мой канет
В неизмеримость, без времен.
В. Брюсов
Настанет час, и я уйду
Туда, где нет земных печалей,
И откровенья унесу
Еще не явленных скрижалей.
Вся жизнь – небытия залог, –
Пройдя предсмертные туманы,
Перешагну земной порог,
Узнаю радости Нирваны.
А может быть, минутный мрак
Не оборвет земных видений,
Возникнет только новый знак
В цепи непонятых явлений?..
Нам не поднять глухих завес
Над завершением пролога…
Безмолвно светочи небес
Взирают на веленья Бога.
Павловск.
«Вольер Гонзаго», 1915
ЧАЯНИЯ
Ichliebeden, der übersichselbst
schafft und also zu Stunde geht.
Fr. Nietzsche
Придет, придет и наша очередь
Железные устои гнуть.
Колдуньи-звезды, Пана дочери,
Нам осветят далекий путь.
И жить, и мыслить будет
радостно
Недавним нищим на Земле,
И будет несказанно сладостно
Забыть о первозданной мгле.
И, опуская веки сонные,
В вечерний предзакатный час
Молиться будем мы, влюбленные
Во все, что окружает нас.
Мы будем помнить: шли по трупам
мы,
Дорога вся в крови была,
Цветами странными и грубыми
Мечта упорная влекла.
И шли мы, шли за ней,
послушные,
Надеждою озарены,
И плыли облака воздушные
Обетованной белизны.
Но, жертвы алые и грозные
Царю Отбору принеся,
Добились мы сквозь муки слезные
Тебя, заветная стезя!..
– О наши деды, наши прадеды,
Мы вашу память свято чтим!
Те, что в пути отстали, – сзади те,
А мы вперед – спешим, летим…
И глядя на костры закатные,
Мы каждый вечер, перед сном,
Все ваши боли необъятные
Душой благоговейной пьем.
Декабрь 1915
О СТАРИНЕ
Стеклянный звон курантов
башенных,
Девятый благовест готовь!..
– Лиловой дымкою погашена
Зари пылающая кровь.
В померкшей сини серп
фарфоровый
Застыл, как легкий парус в штиль.
Тревожит предчеверье города
Неистовый автомобиль.
Послушно вспыхнул в час назначенный
Молочно-белый ряд шаров,
И мне печально, что утрачена
Былая прелесть городов.
Нет будочников с алебардами,
Гостиниц – «Голубого Льва»,
Домов, светящихся мансардами,
Где каждая ступень жива.
Где слышался орган
медлительный,
Иль ясный лепет клавесин,
И час вечерний упоительный
Царил, как некий властелин.
Мигали робко и застенчиво
Вдоль темных улиц фонари,
Их лампы керосин увенчивал,
Свои колебля янтари.
Не вился в поле поезд коброю
И не было авто шальных,
И странствовали люди добрые
На почтовых перекладных.
И в городах была поэзия,
Был каждый город чем-то горд.
Теперь же чуть не в Полинезию
Проник наш суетный комфорт.
Прокравшись поступью уверенной,
Все обезличил и сравнял,
И полонил людей растерянных,
Вонзил в них сотни сладких жал.
– Ты, дух
машинно-электрический,
Как не проклясть твоих чудес;
Мертвящий, жадный, истерический,
Грохочущий, звенящий бес!..
1916
В последний раз усталым
взглядом
Я обласкаю синеву.
Она со мною станет рядом,
Она, которую зову.
Опять сожмется сладко сердце,
Как прежде, – часто, много раз.
Я стану в зеркало глядеться
И встречу пару серых глаз.
И мой же взгляд – упорный,
строгий,
Начнет, как встарь, меня страшить.
Остановлюсь на полдороге
И не порву я жизни нить.
Мне скажет много правды жуткой
Моих зрачков мертвящий смех.
– О сумрачная проститутка, –
Твои объятия – для всех!
Двойник мой бледный улыбнется
Улыбкой жалкой и больной.
– Боюсь я этого уродца,
Он зло смеется надо мной!
1916
* * *
В старом парке шелестит
тревога,
В старом парке было много встреч –
Тайных встреч здесь было много-много,
Тайных встреч всегда тревожна речь.
Тех речей тревогу затаили
Хрупкие излучины ветвей,
Затаили много-много былей
В глубине немотности своей.
В темном парке вечная тревога,
Темный парк молчанью жадно рад, –
Встреч и тайн он помнит слишком много,
Оттого так грустен листопад.
Павловский парк, 1916
* * *
Я сам и все «не то, не то»…
В. Розанов («Оп. л.», II)
В тяжелом сне прильнул к земле
Заглохший старый сад.
Весь потонул в лиловой мгле
И ничему не рад.
И тихо-тихо шелестит
Опавшая листва…
Покорно гнется ряд ракит,
Шурша едва-едва.
О, в этот час, в кругу теней,
Заснуть бы навсегда,
Чтоб сразу, сразу тусклых дней
Порвалась череда!..
Ц. С., 1916
НА МОТИВ ИЗ БОДЛЕРА
(L’IRREPARABLE[†])
Сквозь бездны темные, где
молят, плачут тени,
Прошел твой скорбный дух, исполненный сомнений,
И твой вопрос звучит, как жалящий укор –
Pouvons—nous étouffer le vieux, le long Remords?[‡]
Твой мечущийся дух изведал боль
гоненья,
И лед познания, и яд разуверенья,
И шепчешь ты, кляня раскаянья позор, –
Pouvons—nous étouffer le vieux, le long Remords?
Забвенью места нет. И
омраченный гений
Склоняет пред Судьбой усталые колени,
И об одном твердит окаменевший взор –
Pouvons—nous étouffer le vieux, le long Remords?
Сентябрь 1916
СЕНТЯБРЬ
Той, чье имя – Осень
Такая грусть в вечернем звоне,
В багряной желтизне берез…
Как сладки мне твои ладони
И пальцы, мокрые от слез!
Уныло ивы ветви клонят,
Не слышно трепетов стрекоз…
Поникли астры на балконе,
Над ними – стаи резвых ос.
Краснеют листья на газоне…
Зловеще воет чей-то пес…
И ветер стонет и хоронит
Осколки наших хрупких грез.
Октябрь 1916
ИСТОЧНИКИ
1. Письмо к дальней. Автограф РО ИРЛИ. Ф. 266. Оп.
2. Ед. хр.
2. «Настанет час, и я уйду…» Автограф РО ИРЛИ. Ф. 266. Оп. 2. Ед. хр.
3. Чаяния. Автограф РО ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. Ед. хр. 165. ЛЛ. 3-3об.
4. О старине. Автограф РО ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. Ед. хр. 165. ЛЛ. 5-6.
5. Mors. Автограф РО ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. Ед. хр.
6. «В старом парке шелестит тревога…» Автограф РО ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. Ед.
хр.
7. «В тяжелом сне прильнул к земле…» Автограф РО ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. Ед.
хр.
8. На мотив из Бодлера. Автограф РО ИРЛИ. Ф. 289.
Оп. 3. Ед. хр.
9. Сентябрь. Автограф РО ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. Ед. хр.
Публикация – Алексей Бурлешин