Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 272, 2013
– Гриша в любой другой стране уже был бы академиком, – сказала Тамара, – а здесь он до сих пор старший научный сотрудник.
– Значит, больше не заслужил, – ответил ее отец.
– Конечно! В Советском Союзе человек по фамилии Рабинович и не мог заслужить больше. Удивительно, как вообще ему позволили докторскую защитить.
– Чушь все это, – возразил полковник, – у меня есть сотрудник – еврей в доску, а преподает на военной кафедре технического ВУЗа.
– Ну и что?
– То, что он работает в Москве с интеллигентными ребятами, а не в тундре с новобранцами. За такое теплое местечко любой офицер глотку бы перегрыз.
–Не всем офицерам нужна Москва, в театрах они не бывают, на выставки не ходят, а водку глушить можно где угодно.
– Нормальный человек без театров и выставок проживет, а вот без жратвы, извини, сдохнет. К твоему сведению в тундре снабжение чуть похуже, чем в столице, да и удобства все на улице.
– В нормальной стране такие удобства существуют в любом захолустье, а в государстве абсурда тратят деньги на коммунистическую идеологию. Ты только подумай, в диссертации по автоматическому регулированию в списке литературы твоему зятю на первое место пришлось поставить произведения Маркса и Ленина.
– От него не убыло.
– Вот мы и живем в нищете, потому что автоматическим регулированием у нас руководят Маркс и Ленин.
– Ты живешь в тепличных условиях и понятия не имеешь, что такое нищета. Знаешь, каков средний уровень зарплаты советского человека?
– Средний уровень – это выдумка для идиотов. Если взять какую-нибудь подзаборную проститутку и меня, то получается, что в среднем мы обе б… Мне не надо всеобщего равенства, я хочу жить в стране, где мой муж будет получать по способностям.
– Кто же тебя держит?
– Ты. Если бы мы уехали, тебя бы тут же выгнали из армии и лишили военной пенсии.
– Ах какие вы благородные, просто слеза прошибает, только я в вашем великодушии не нуждаюсь. Я инженер, я могу танк с закрытыми глазами собрать, меня куда угодно на работу возьмут.
– Ну так едем в Израиль, там такие специалисты нужны.
Павел Иванович Королев так часто спорил со своей дочерью, что они легко могли бы поменяться ролями. Переубедить друг друга они не могли, а уступать не хотели. Полковник чувствовал, что после этих разговоров Тамара все больше отдаляется от него, и каждый раз давал себе слово молчать, но был не в состоянии удержаться. Когда дочь первый раз предложила ему поехать в Израиль, он так шарахнул кулаком по столу, что отремонтировать его уже было невозможно. Теперь же он только сказал:
– Я – русский офицер, я давал присягу и не намерен становиться клятвоотступником.
– Да я не предлагаю тебе выдавать военные секреты, я просто хочу, чтобы ты жил с нами.
– А вы уже решили?
– Папа, у моих детей здесь нет будущего.
– Чушь собачья.
– Чушь?! Ты знаешь, что Игоря недавно избил Щукин. Тот хулиган, который живет в нашем дворе. Я пошла в школу, но ни классная руководительница, ни директор ничего не сделали.
– Игорь должен уметь за себя постоять, – ответил Павел Иванович.
– Как же, интересно, он за себя постоит, если Щукин на два года старше его?
– В жизни противники не всегда бывают одного возраста.
– И одной национальности.
– Что ты все время тычешь мне национальностью? Ты – русская, а фамилия моего внука Королев.
– Бьют не по паспорту.
Когда дочь ушла, Павел Иванович встал и начал ходить по комнате. Он невольно вспомнил, с чего это все началось.
* * *
Тамару направили делать диплом в НИИ. Научным руководителем ее оказался Григорий Яковлевич Рабинович. Она рассказывала о нем не замолкая, а после защиты диплома осталась у него в лаборатории. Павел Иванович сопротивлялся этому, как мог. Он уговаривал дочь перейти в любое другое место, доказывал ей, что ничего против евреев не имеет, но все же лучше встречаться со своими. Иногда он подсовывал ей статьи из газет, в которых клеймили позором израильских агрессоров. Она, обычно, ничего ему не отвечала, но однажды, когда он сказал, что Гриша в любой момент может уехать на свою историческую родину и начать расстреливать палестинцев, она не выдержала.
– Кого ты слушаешь? – тихо сказала она и лицо ее покрылось красными пятнами, – этот Рашид Мулюков такой же подонок, как и его братья мусульмане. Он не говорит, что они взрывают школьные автобусы, бросают бомбы на рынках и расстреливают спортсменов на Олимпиаде.
– А ты откуда все это знаешь, «Голос Америки» слушаешь?
– Да.
– Скоро ты станешь еще большей сионисткой, чем твой Рабинович.
– Мой Рабинович ничем, кроме науки . не интересуется. Я сама не могу слышать, когда мне врут в глаза. Поэтому я хочу принять иудаизм.
– Дурацкая шутка.
– Я не шучу.
Он посмотрел на нее, и Тамара ответила ему вызывающим взглядом.
Наступила тяжёлая пауза. Павлу Ивановичу показалось, что какие-то невидимые силы отнимают у него дочь. С огромным трудом он взял себя в руки и спросил:
– Зачем тебе это надо?
– Гришина мать боится, что после ее смерти, он женится на шиксе.
– Что такое шикса?
– Так еврейские родители называют женщин других национальностей.
– Так пусть их чадо и женится на какой-нибудь Саре.
– Я его никому не отдам, – сказала Тамара и мельком взглянула на мать. Полковник почувствовал, что за его спиной женщины уже о чем-то договорились. – Мы с Гришей собираемся жениться.
У полковника вдруг заныла рука. Он сломал ее, когда учился в военной академии. Он был тогда молод, здоров и самоуверен. Перелом еще не успел до конца зажить, а тренер уже выставил его на соревнования. Павел сам рвался в бой, рассчитывая занять первое место в чемпионате вооруженных сил, но произошло непредвиденное, – он вторично сломал руку. Его спортивная карьера была окончена, и с тех пор, когда он нервничал, рука напоминала о себе ноющей болью. Чтобы заполнить тяжелое молчание, Павел Иванович стал ее массажировать.
– Я твоего жениха в глаза не видел, – наконец сказал он.
– Если ты обещаешь вести себя прилично, я приглашу его к нам на обед.
– Зови, обещаю.
Гриша не любил резких перемен и, если бы не Тамара, то, возможно, так и жил бы со своей мамой, которая была очень религиозной женщиной. Сам он относился к Богу с большой долей скептицизма и считал, что Тамаре совсем не обязательно проходить гиюр, но конфликтовать с матерью не хотел. В глубине души он даже боялся, что по своим взглядам он гораздо ближе к своему будущему тестю- солдафону, чем к матери.
Дверь Грише открыла Тамара. Павел Иванович поднялся навстречу, протянул ему руку и сказал:
– Полковник Королев.
– Доктор технических наук Рабинович.
– А я думал, ты кандидат, – не удержался от шпильки Павел Иванович, глядя на Гришу, который выглядел гораздо моложе своих 34 лет.
– Внешность обманчива, я тоже думал, что ты майор.
На секунду Павел Иванович потерял дар речи, а потом так посмотрел на доктора, что любой из его подчиненных предпочел бы прогуляться по минному полю, а не находиться с ним в одной комнате, но Гриша спокойно выдержал его взгляд.
– Редкая у тебя фамилия, – наконец процедил Королев сквозь зубы.
– В вашем доме просто единственная, – согласился Гриша.
Он был невысокого роста, хрупкого сложения, в очках. Улыбаясь одними глазами, он смотрел на Павла Ивановича снизу вверх и совсем не собирался отводить взгляда.
– Смелый, – подумал тогда полковник.
Проучить Щукина следовало. Если ребята почувствуют слабинку, они могут довести Игоря до крайности, особенно когда узнают, что он уезжает в Израиль. В идеальном случае Игорь сам должен был набить морду этому хулигану, но два дополнительных года жизни давали Щукину слишком большую фору и рисковать не стоило.
В субботу Королев надел парадную форму и отправился в школу. За несколько минут до конца последнего урока он остановился около двери в класс. К нему подошел маленький веснущатый мальчик и спросил:
– Вы дедушка Игоря?
– Да.
– Я вас видел, когда вы выступали на собрании, посвященном Дню Победы. Меня зовут Коля Почивайло, я учусь с Игорем в одном классе.
– За что его избили?
– Щука силу свою показать хотел. Он и на меня наезжать пытался, но когда узнал, что у моего брата черный пояс, сразу отстал.
– Значит, он всех задирает?
– Конечно всех, но Игоря особенно.
– Почему?
– Потому что он еврей.
– Ну-ка рассказывай, – полковник, крепко взяв мальчика за плечо, отвел его от двери.
– Да я сам ничего не видел, – спохватился Почивайло, пытаясь освободиться, но Павел Иванович сжал плечо еще крепче.
– Хорошо, хорошо, – согласился Коля, – Щука начал допытываться у Игоря, как фамилия отца; Игорь отмахивался и случайно попал Щуке по морде, ну тот и воспользовался предлогом.
Павел Иванович отпустил руку, а Коля, потирая плечо, сказал: «Вам в Израиль ехать надо».
– Куда?!
– В Израиль. Америку-то вы уже прозевали.
Полковник не знал, что ответить этому 12-летнему прохвосту. Звонок облегчил его задачу, он открыл дверь и твердым шагом вошел в класс.
– Я дедушка Игоря Королёва. Я хочу поговорить с детьми, – сказал он учительнице.
– Ну что ж, – согласилась она, – поговорите.
– Могу я это сделать без вас?
Школьный субботний день уже закончился, учительнице еще предстояло к приходу гостей убрать дом и приготовить на стол. Да и не было ни малейшего желания выслушивать, как этот военный будет пересказывать детям Устав Вооружённых сил. Когда дверь за ней закрылась, Павел Иванович окинул всех внимательным взглядом и спросил:
– Кто избил моего внука?
Все молчали.
– Ты тоже не знаешь? – спросил он Щукина.
– Нет, – ответил тот.
– Ну что ж, в таком случае я проведу расследование, – Павел Иванович подошел к второгоднику, взял его голову в свои огромные руки и, сдавив ее так, что у Щукина потемнело в глазах, стал водить руками взад и вперед, делая с его ушами то же, что в не столь далекие времена женщины делали с грязным бельем, отдраивая его на стиральной доске. Через минуту уши Щуки покраснели, а боль стала нестерпимой.
– Вспомнил? – спросил Павел Иванович. Щукин молчал.
– Тогда повторим.
– Нет, не надо, я больше не буду.
– Конечно не будешь, иначе я тебя по стенке размажу. А за что ты его избил?
– Я спросил, как зовут его отца, а он не хотел отвечать.
– По-твоему это достаточная причина?
– Нет.
– «Никак нет, товарищ полковник», – поправил Павел Иванович, – и рапортовать нужно, стоя по стойке «смирно».
– Никак нет, товарищ полковник.
– Вольно, – сказал Королев, отпуская второгодника. – Надеюсь, сегодняшний урок пойдет тебе на пользу.
Щукин молчал, он с трудом подавлял желание заплакать от боли и унижения.
– Я к тебе обращаюсь.
– Да, – ответил Щукин глухо.
– Не «да», а «так точно, товарищ полковник».
– Так точно, товарищ полковник.
С болью и горечью он провожал семью дочери в Израиль. Сразу же после этого его отправили на пенсию, и он изнывал от ничегонеделания. Он стал по два раза в неделю ходить в парилку, увеличил интенсивность ежедневной зарядки, часами просиживал перед телевизором, но ничего не помогало. Несколько раз он приходил на кафедру и бывшие коллеги встречали его радостно, но уделяли ровно столько времени, сколько отводилось на перерыв между лекциями, поэтому, когда ему кто-то посоветовал купить компьютер, он ухватился за эту идею и принялся изучать интернет. Новая техника давалась ему нелегко, но с помощью соседа Коли Почивайло он вскоре свободно гулял по интернету. Там можно было найти много интересного, и Павел Иванович с удовольствием читал аналитические сводки о значительных военных операциях в современной истории и интервью с выдающимися военачальниками. Полковник удивлялся, как часто их мысли совпадали с его собственными. Мир не становился спокойнее, вместо боевых действий одна из противоборствующих сторон теперь использовала захват заложников и убийство мирных жителей. Королев считал, что бороться с террористами надо всеми доступными средствами и был вполне согласен с генералом Шварцкопфом, когда на вопрос, считает ли он виновными людей, сочувствующих террористам, бывший начальник Американского генерального штаба ответил: «Решать степень их виновности – прерогатива Господа Бога, наша задача доставить их к нему».
Но все-таки интернет был не его стихией. Его большие, сильные руки значительно лучше управлялись с валами и шестеренками, чем с кибордом, и иногда одним ударом он нажимал сразу две соседние клавиши. Это каждый раз раздражало и однажды, чтобы отвлечься от постоянного сидения перед компьютером, он поехал на дачу. Дачу Павел Иванович купил, когда у Тамары родился первый ребенок, – она проводила там почти все лето. Огромный кирпичный дом был построен добротно, но все-таки нуждался в капитальном ремонте. Раньше до этого не доходили руки. Теперь он вместе с женой поселился на даче. Она не возражала. После отъезда дочери ей вообще было все равно, где жить и что делать. В деревне она занялась приусадебным участком, а Павел Иванович обсуждал со специалистами планировку дома, закупал материалы и аккуратно укладывал их в сарае. Работал он с раннего утра до позднего вечера и к концу дня так уставал, что через неделю перестал даже делать зарядку.
Впервые в жизни он сознательно отказался от привычки, которой не изменял с юности. Раньше, если у него не было возможности заниматься спортом один-два дня, его организм сразу чувствовал это. Даже после второго перелома руки он не мог обойтись без физической нагрузки. В спортзал Павел Иванович старался заходить как можно реже. Морально ему было тяжело смотреть, как гимнасты с большим напряжением делают упражнения, которые ему давались без всякого труда. Сам он в 17 лет стал мастером спорта и мог бы дойти до самых заманчивых вершин. Он и теперь, несмотря на свой возраст, был в очень хорошей форме.
Павел Иванович работал на даче целый год, но им уже овладевала тоска. Как и жена, он скучал без дочери и внуков. Даже о зяте вспоминал с теплотой.
Тамара звонила им по два раза в неделю. Она рассказывала про детей, про новых знакомых, про то, где они бывают и что видят. Она звала родителей к себе, если не насовсем, то, по крайней мере, в гости. Они ведь уже пенсионеры, время у них есть, и они могут позволить себе попутешествовать, а здесь есть что посмотреть. Экскурсоводы тут самые лучшие, слушать их одно удовольствие, хотя некоторые теперь так же горячо ратуют за религию, как еще совсем недавно ее осуждали.
– А как ты к ней относишься? – спросил Павел Иванович.
– Я уже прошла гиюр.
– Значит, ты нас и за родителей не считаешь?
– Ну, что ты, папа, я все равно осталась твоей дочерью. Приезжай, и ты сам в этом убедишься.
– Что я там делать буду, … груши околачивать?
– Если тебе еще есть чем, то будешь околачивать апельсины, здесь их гораздо больше.
– Я необрезанный, мне в вашем государстве не позволят.
– Ничего, я в раввинате возьму для тебя специальное разрешение.
– Скажи, что мы твоего отца здесь в генералы произведем, – услышал он в трубке Гришин голос, – будет командовать штрафбатом из двух несовершеннолетних преступников. Им необходима твердая рука, вот пусть и покажет свои способности.
– Ты слышал? – спросила Тамара.
У полковника ком подступил к горлу, он закашлял, сделал длинную паузу и ровным голосом ответил:
– Да, слышал. Я подумаю.
– Тут и думать нечего. Ты же сам знаешь, как мама переживает. Она только и мечтает о том, чтобы внуков увидеть.
Вера Алексеевна действительно таяла на глазах. После звонков дочери она уходила к себе, а потом появлялась с красными от слез глазами. Раньше его жена выглядела гораздо моложе своих лет и, чтобы подчеркнуть это, полковник специально называл ее «старухой», однако после отъезда дочери она сильно сдала, и Павел Иванович стал обращаться к ней по имени. Он часто говорил, что ни за что не уедет из России, и Вера Алексеевна даже не пыталась его уговаривать.
Когда он положил трубку, она посмотрела на него и после долгой паузы спросила:
– Ну, ты уже созрел?
– Да, – ответил он.
На следующее утро она уже была другим человеком. К ней вернулась былая энергия, она стала собирать документы и искать покупателей на имущество. Сделать это было нетрудно, а цена, которую брокеры давали за дачу, их приятно удивила. Дача находилась довольно далеко от Москвы, но за последние годы туда провели хорошую дорогу, и теперь небольшая деревенька стала модным местом отдыха.
Королевы приехали в Израиль в начале лета. Спустя некоторое время Тамара стала показывать им ближайшие магазины, а потом попросила отца помочь ей выбрать машину. Павел Иванович сделал это с большим удовольствием, а когда они вышли из гаража, обсуждая покупку, подросток лет 12 стал строить им рожи.
– Что это он? – спросил полковник Тамару.
– Он принял тебя за еврея.
– Меня!? – полковник удивленно вскинул брови. До сих пор ни у кого не возникало сомнений в его национальности.
– Для него все неверные – евреи, – сказала дочь.
– И вы терпите? – спросил он, сделав ударение на слове «вы».
– А что ты предлагаешь?
– Сейчас покажу, – сказал Павел Иванович в два прыжка подскочил к мальчику, обхватил его голову и стал тереть ему уши. – Я тебе покажу, как оскорблять русского человека.
– Не надо, папа, его так воспитали, ничего не сделаешь.
– Еще как сделаю, у меня были солдатики похлеще этого, и то я их перевоспитывал.
– Зря ты это, – сказала Тамара.
– Ничего не зря, Пророк велел наказывать непослушных. Это у них в Коране написано. Ты-то, наверно, кроме своей Библии ничего не читала, а я, прежде чем ехать на Святую Землю, узнал что почем.
Через несколько дней Тамара пригласила родителей на шабат. От обычного обеда он отличался только зажиганием свечей и молитвой, во время которой все молча ждали, когда можно будет сказать «Амен» и начать есть. После обеда женщины стали убирать со стола, а Гриша пригласил тестя в свой кабинет.
– Ну, рассказывай, – сказал Павел Иванович.
– Что ты хочешь услышать?
– Как вы здесь живете. Мы ведь не виделись полтора года.
– Докладываю, товарищ полковник. Ты можешь гордиться своей дочерью. Она гораздо лучше меня перенесла эмиграцию и спокойно отнеслась к тому, что пейсатые не признавали наш брак. Говорила, что недостатки есть при любой системе, а поскольку она все равно будет проходить гиюр, то неважно, когда нам выдадут официальную бумагу. Так даже интереснее, жить в религиозном государстве в гражданском браке с двумя взрослыми детьми. Меня до сих пор бесит, что ортодоксы имеют здесь такое огромное влияние. Какой-то абсурд получается. Бабы воюют, а мужики Богу молятся. Видел, наверно, таких: здоровые, жирные, только детей строгают. Это конечно, неплохо, население увеличивается, но ведь надо еще и реальную пользу обществу приносить.
– Ты им это скажи.
– Говорить мало. Правительство должно принять специальные законы.
– Ты стал здесь еще большим антисемитом, чем я был там.
– Ерунда, я просто крайности не люблю. Ты знаешь, недавно они запретили хоронить на еврейском кладбище солдата, у которого мать хохлушка. Парень, между прочим, погиб во время военной операции против террористов. Значит, защищать их он еврей, а в могиле по-человечески лежать – гой. Когда это случилось, весь Израиль на дыбы встал. Я сам на демонстрацию ходил.
– А Тамара?
– Она осталась дома, сказала, что будет молиться за убитого. Понимаешь, Тамара попала под их влияние. Даже ребят хотела в ешиву отдать.
– А ты?
– Я костьми лег. Сказал, что со мной она может делать что угодно, а детей в цадиков превращать не позволю. Она и сделала со мной, что хотела.
– То есть?
– Обрезание, – проворчал Гриша, – без этого, по ее мнению, я был не настоящим евреем, и она не могла со мной жить.
– Хорошо, что я православный.
– Что ты здесь собираешься делать? – спросил Гриша.
– Я как раз с тобой хотел посоветоваться.
– Займись с внуками математикой.
– А что, у них проблемы?
– У них – нет, а у местной системы образования – да. Я в седьмом классе уже дифференциальное исчисление знал, а они все сложение с вычитанием мусолят.
– Ты и учился в специальной школе.
– Это неважно. Мы целыми днями работаем, а Тамара еще и молится, вот дети и предоставлены сами себе. Растут как трава.
– Значит, нужно их отдать в военное училище.
– Не смешно, товарищ полковник, да и училища у нас нет, так что придется тебе самому принять командование. Они из летнего лагеря приезжают к началу учебного года. А пока, чтобы скучно не было, можете походить с Верой в клуб ветеранов.
– Кто туда ходит, – спросил Павел Иванович, – старушки-пенсионерки, которым делать нечего.
– Это сейчас они пенсионерки, а раньше тоже кем-то были, – возразила Вера Алексеевна, входя вместе с дочерью в кабинет. – Гораздо лучше, чем сидеть дома и вариться в собственном соку. Познакомимся с людьми, узнаем, как они здесь живут. Все равно внуки в лагере.
– Если хочешь, иди одна, – сказал полковник.
– Я и так всю молодость одна провела и вдовой не осталась по чистой случайности.
Королева послали тогда в Свердловск-40, который к настоящему Свердловску никакого отношения не имел и находился от него на огромном расстоянии. Город находился в Сибири и был вырыт в горе, чтобы скрыть установку для обогащения урана. Он был строго засекречен и ни на одной карте не обозначен. Жители Свердловска-40 пользовались всеми привилегиями. Они очень хорошо зарабатывали, в магазинах без очереди покупали продукты, недоступные простым смертным даже в столицах. Свободно продавалась и импортная одежда, но носить ее было негде. Интеллектуальная жизнь города ограничивалась несколькими кинотеатрами и домом культуры, в котором выступали местные артисты-любители. Раз в году «свердловчане» могли уехать в отпуск в любое место Советского Союза, во всем же остальном они жили, как в тюрьме. Сменить прописку удавалось очень немногим, остальных ожидала смерть от лучевой болезни. Стариков в городе не было…
Туда-то и прилетел Павел Иванович. На военном заводе уже несколько месяцев работал его сослуживец, Миша Каменец, жена которого была на последнем месяце беременности. Миша рвался обратно в Москву, но начальство отпускало его только на две недели. Королев должен был определить, в какой стадии находится проект, узнать, что нужно для его успешного выполнения и доложить в министерство. Павел Иванович рассчитывал пробыть на заводе несколько дней, но Каменец упрашивал его остаться и закончить работу. Поначалу Королев даже слышать об этом не хотел, однако в последнюю минуту уступил настойчивым уговорам и отдал ему свой билет на самолет. Они даже не успели переоформить документы, но было это до эпохи воздушного пиратства, и формальности соблюдались не так строго.
Над тайгой в самолете начал барахлить мотор, и командир корабля запросил посадку на ближайшем аэродроме. Ему отказали, а садиться без разрешения на военный объект он не рискнул. По рассказам людей, слышавших записи «черного ящика», пилот умолял диспетчера принять самолет, ведь все его пассажиры владели более важными государственными секретами, чем то, что они могли увидеть на «объекте»… До следующего аэродрома самолет не дотянул.
О смерти пассажиров оповестили только ближайших родственников. Ведь Свердловск-40 считался городом-спутником настоящего Свердловска, поэтому ни аэродрома при атомном реакторе, ни самолета официально не существовало, также как и рейса, на котором должен был лететь Павел Иванович. В списках погибших была его фамилия, а сам он не мог признаться Мишиной жене, что произошло в действительности. Работала она в бухгалтерии министерства, и Павел Иванович сталкивался с ней довольно часто. Встречи эти были мучительны для обоих, и Павел Иванович подал рапорт с просьбой перевести его в любое другое место. Так он оказался на военной кафедре. Возможность получить там генеральские лампасы была равна нулю, но зато жизнь его стала гораздо спокойнее.
В клубе ветеранов пожилые люди, разбившись на небольшие группы, разговаривали, смотрели телевизор или читали. Некоторые играли в карты или в шахматы. Как он и ожидал, мужчин здесь было немного, и никто из них особой симпатии у него не вызывал. Он сел в кресло и взял какую-то газету.
– Первый раз здесь? – услышал он глуховатый голос.
Королев поднял глаза. Напротив стоял пожилой человек, гражданская форма которого не могла скрыть военной выправки.
– Да.
– Полковник Владимир Бегун, – протянул он руку.
– Полковник Павел Королев, – сказал Павел Иванович, вставая. – Бронетанковые войска.
– Коллега, значит. Интересно, какая сейчас техника в советской армии. Когда я уходил, на вооружении был еще Т-54.
– Хорошая машина.
– Ну, это с какой стороны посмотреть.
– Со всех сторон.
– Только не изнутри. Сидеть в нем неудобно, ноги вытянуть нельзя, а для того, чтобы тебя расслышали, надо орать во всю глотку.
– Так ведь он предназначен для военных действий, а не для увеселительных прогулок.
– Все равно его можно было сделать лучше. Ведь если техника хорошая, то и воюется легче и побеждается быстрее.
– А еще легче воюется пультом управления на компьютере. Бой проходит под музыку, а количество призовых очков высвечивается на экране.
– Да вы не обижайтесь, полковник, я ведь и сам был убежден, что советские танки лучшие в мире, а когда сравнил, то понял, что это совсем не так.
– Значит, здесь любому желающему дают на танке покататься? Если я, допустим, захочу полетать на бомбардировщике, так мне и самолет с ракетами выдадут?
– Выдать не выдадут, а в кабину пустят, за штурвал подержаться позволят.
– Откуда вы знаете?
– Я работал экскурсоводом в Музее вооруженных сил.
– А теперь чем занимаетесь?
– Пишу исследование о роли женщин в различных армиях мира.
– Вот и пишите, – хотел было сказать Королев, но в последний момент удержался. По дороге сюда Вера Алексеевна просила его не спорить с незнакомыми людьми и даже если не согласен, кивать головой и говорить «интересно».
– Интересно, – ехидно сказал он.
– Еще как интересно! – не заметив иронии, согласился Владимир Бегун, – я этим так увлекся, что целыми днями историю изучаю. Скоро я буду читать здесь лекцию, так что милости прошу.
– Я не знаю, смогу ли я сюда так часто ходить.
– Ну, тогда я кое-что расскажу вам прямо сейчас. Я начал исследование, потому что у нас половина военнослужащих – женщины. Даже во главе государства одно время стояла Голда Меир. Перед ней тогдашний министр обороны козлом скакал, а он тоже был штучкой с перчиком. Как все это ей удавалось, один Бог знает. В общем, кулак-баба была, посильнее многих мужиков. Согласно конституции она исполняла роль главнокомандующего во время войны Судного дня, так что именно под ее руководством наши войска сумели одержать победу в безнадежной ситуации. Про Советский Союз вы, наверно, и сами знаете, а в Америке армия воюет с феминистками. Там бабы борются за равноправие не на жизнь, а на смерть. Недавно, например, одна барышня поступила в самую старую военную академию США. Окончит она ее или нет неизвестно, но пока она на втором курсе. Как она может жить в такой обстановке, я не представляю. Там и ребятам не сладко приходится. На фотографии она нормально выглядит, вполне могла бы себе и на гражданке мужика найти. На худой конец, устроилась бы вольнонаемной. Кстати, среди офицеров в Америке женщин больше, чем в любой другой армии мира.
– И вы думаете, что это хорошо?
– Не знаю, но то, что у них в армии много толковых законов, – это факт. Например, в Америке высшие военные чины должны проходить не только обязательный медосмотр, но и сдавать нормы физической подготовки, и если они не могут пробежать, проплыть или поднять, то их отправляют в запас.
– А как же женщины? – спросил Королев.
– Наверно, также.
– Нет, полного равноправия нет. И быть не может. Женщина не создана для войны.
– Вы правы, – согласился Бегун, – поэтому мне и больно смотреть на наших девчонок. Им надо с ребятами флиртовать, замуж выходить, детей рожать, а они в форме и с автоматами.
Когда у внуков начались занятия, полковник убедился, что зять не сгущал краски. Школа здесь совсем не была похожа на советскую школу времен его детства, где домашние задания выполняли даже двоечники, а учитель был непререкаемым авторитетом. Павел Иванович узнал расписание уроков и, явившись к внукам в парадной форме, сказал, что хочет помочь им делать домашние задания. Ребята, не сговариваясь, ответили, что им ничего не задают.
– Не может быть, – заявил он.
– Здесь передовая методика, мы все успеваем сделать в школе, а потом сдаем тесты, – сказал Игорь.
– Я должен провести расследование.
При этих словах Игорь вздрогнул, а Леня сказал:
– Если ты нам не веришь, можешь сам сходить в школу.
– Я и так узнаю. Расскажи-ка, что вы сегодня проходили по математике.
– Забыл. Дед, мы же хорошо учимся.
– У тебя неправильные критерии. Для того, чтобы чего-то добиться в жизни, нужно приложить усилия. Посмотри на своего отца. Он уже весь мир объездил, его даже в Париж приглашали лекции читать. Если бы он плохо учился, был бы дворником.
– А может, мне нравится улицы подметать, может, я всю жизнь об этом мечтал. Представляешь, как интересно: подбираешь недоеденные сэндвичи, недопитые банки из-под пива. На еду тратиться не надо.
– Так кто же тебе мешает, подметай, я с тобой могу заниматься и вечером. Кстати, тебе будет, чем платить за занятия.
Следущие несколько дней ребята пытались улизнуть из-под его опеки, но многолетний опыт работы с солдатами позволял полковнику без труда разгадывать все их уловки. Он просчитывал их планы на три хода вперед, они, подавленные его напором, возмущались, что это не казарма, что он издевается над малолетними и они заявят на него в полицию.
– Попробуйте, – отвечал Павел Иванович, – у меня здесь есть приятель, тоже бывший полковник. Он недавно отлупил внука, причем не символически, а как следует. У нас, военных, очень простые правила: мы считаем, что когда бьешь по заднице, то доходит до головы. Его внук вызвал полицию, но полицейский сказал, что это самый древний способ воспитания, и никакого нарушения закона он лично не видит.
Ребята поняли, что от деда не отвяжешься, и стали относится к его требованиям как к неизбежному злу. За несколько месяцев Павел Иванович приучил их к регулярным дополнительным занятиям по физике и математике. Как-то раз Игорь сказал, что технические предметы ему не нужны, потому что он хочет стать историком и ему вовсе не обязательно решать задачки по физике.
– Это необходимо для общего развития, – возразил полковник, – а то будешь, как старшина из известного анекдота. Знаете, наверно, – он посмотрел на внуков, но они не проявили к известному анекдоту никакого интереса. – Займемся серьезными вещами. И раз ты собираешься быть историком, повторим историю. Расскажи-ка мне, что вы теперь проходите.
– Я могу только на иврите.
– Валяй на иврите, я пойму.
– Пожалуйста, – ответил Игорь, открыл книгу на нужной странице, дал ее Павлу Ивановичу и заявил, что приезд деда сделал его жизнь невыносимой. Он с братом теперь только и мечтают освободиться от старого зануды и услать его обратно в Россию, чтобы он там наводил дисциплину в казармах и развлекал старшин рассказами о Ньютоне. Когда Игорь замолчал, Павел Иванович попросил Леню перевести речь старшего брата. Леня замялся.
– Видишь, как нехорошо ты поступаешь, – сказал полковник Игорю, – поставил Леню в дурацкое положение, а я ведь и тебя заставлю переводить, когда он будет мне географию рассказывать. Это вам обоим полезно. Если вы хорошо отрепетируете дома, то в школе так урок отбарабаните, что сразу получите высший бал. Знаете, что Суворов говорил?
– Не знаем, – ответил Леня, – мы даже не знаем, кто такой Суворов.
– Суворов – генералиссимус, который не проиграл ни одного сражения. Он говорил «Тяжело в ученье, легко в бою», а высшее военное звание получил за то, что спас русскую армию от позорной капитуляции. Я вам потом расскажу о нем подробно, а сейчас давайте закончим с остальными уроками.
Павлу Ивановичу стыдно было признаться, но почти все свои знания о Суворове он изложил в одной фразе. По дороге домой он заехал в библиотеку и несколько дней подряд штудировал книги о великом полководце, а потом небольшими дозами рассказывал внукам наиболее занимательные моменты из его жизни.
Занятия Королева с детьми дали весьма осязаемый результат, и учебный год оба окончили отличниками. На лето они опять уехали в лагерь, и полковник стал чаще появляться на собраниях ветеранов. Когда он пожаловался Бегуну на то, что без детей ему скучно, тот предложил устроиться на какую-нибудь работу.
– Да кто меня возьмет, сейчас и молодым-то непросто.
В Израиле действительно была очень напряженная обстановка. Из-за участившихся терактов международные фирмы начали закрывать в Израиле дочерние предприятия и переводить их в более безопасные страны; число безработных росло.
Полковники помолчали, и после длинной паузы Владимир Бегун сказал:
– При желании все равно что-нибудь можно найти. Ты язык-то знаешь?
– Очень плохо, пробовал учить, но ничего не получается.
– Да, – улыбнулся тот, – мне тоже иврит давался с трудом, я же воспитывался в детском доме и даже не знал, что я еврей. Только когда пришел новый директор, мне объяснили, что к чему. Хотя какой я, к чертовой матери, еврей. Обрезание мне не сделали, в Бога я не верил, из праздников отмечал только 1 мая да 7 ноября, а когда попал на историческую родину, меня вообще стали называть русским. Кстати, можно посмотреть объявления в русской газете. Я недавно видел, что требуется сторож на парковку. Это, конечно, не Бог весть что, но на безрыбье…
– У тебя газета сохранилась? – спросил Павел Иванович. – Дай еe мне.
В тот же вечер он позвонил по указанному телефону, а на следущий день поехал к хозяину парковки.
Встретил его древний старик, с носом, величина которого не оставляла сомнений в его национальности.
– Давайте познакомимся, – сказал он, – меня зовут Гирш, по-русски Григорий, а фамилия Перельмутер.
– Павел Королев, – ответил полковник.
– Кем вы работали в Советском Союзе?
– Служил в армии.
– Офицер?
– Старшина-сверхсрочник, – резко ответил Павел Иванович.
Гирш посмотрел на него своими выцветшими глазами и кивнул. Он все понял и, чтобы перевести разговор на другую тему, сказал:
– Я знал одного Королева, он был стопроцентный еврей, регулярно ходил в синагогу и называл себя Кацманом. Очень ловкий был брокер, несколько месяцев уговаривал меня купить землю. Уверял, что на этом пустыре скоро начнется строительство и можно будет сделать хороший гешефт. Я, в конце концов, поддался на его уговоры и вложил в это дело все родительские сбережения, а Кацман получил мои деньги и исчез.
– Вы сказали Кацман?
– Я не знаю его настоящей фамилии, потому что через некоторое время он объявился в Одессе и стал торговать драгоценными камнями. Там его называли «еврей Королев».
– Меня так называть не надо.
– Конечно, не буду, – сказал Гирш, – я же не слепой. А пустырь так и стоял без дела, – продолжал Григорий-Гирш, – только недавно мне удалось его продать.
Это была правда, но, сказанная в таком контексте, она совсем не отражала действительности. Когда началась повальная эмиграция из Советского Союза, небольшое поселение, расположенное неподалеку, стало бурно развиваться, там построили огромный жилой массив, и на повестке дня было создание торгового центра. Земля подскочила в цене, и Гирш Перельмутер очень выгодно ее продал. На всякий случай он оставил себе небольшой участок, но что с ним делать дальше – еще не решил, а пока использовал его как парковку. В 89 лет он предпочитал не строить планы на будущее. Родных у него не осталось, для жизни ему надо было совсем немного, и по-настоящему волновал его только один вопрос: кому оставить свое состояние. Деньги ему были не нужны, он и так имел гораздо больше того, что мог потратить. Но он видел, что Павел Иванович очень хочет получить работу, и для того, чтобы нанять его на выгодных для себя условиях, специально оттягивал момент, когда можно будет перейти к зарплате. Он стал рассказывать, что приехал сюда, когда значительная часть будущего государства была пустыней, что его родители по крохам копили деньги, что он совсем еще молодым человеком женился и его жена София долго не могла родить, а потом их единственный сын погиб в последний день Шестидневной войны. После этого Софа долго болела, и он повез ее в Америку. Он надеялся, что смена обстановки и новые впечатления помогут ей хотя бы на время забыть о несчастье. В Нью-Йорке они зашли в один из самых дорогих магазинов в Манхэттене и Софа выбрала себе комплект из ожерелья, сережек и кольца за $9500. По тем временам это были огромные деньги, и Гирш попросил продавщицу сбросить цену. Девушка ответила, что здесь не торгуются и если он не может себе позволить выбранные украшения, то в магазине есть много других, подешевле. Гирш пытался убедить ее, что фирма должна делать скидки крупным покупателям, иначе она вылетит в трубу. Его специфический акцент, громкий голос и чересчур эмоциональная жестикуляция привлекали внимание посетителей, а жене вообще казалось, что все смотрят только на них и считают их дремучими провинциалами. Она чувствовала себя очень неловко, но Гиршу было все равно. Он не хотел уступать в игре, правила которой хорошо знал и в которой почти всегда выходил победителем. Он попросил позвать менеджера. Продавщица только пожала плечами, но просьбу его выполнила. Гирш сказал менеджеру, что ничего не может с собой сделать. Наверно в нем играет кровь предков и, хотя драгоценные камни ему очень нравятся, у него рука не поднимается купить их за полную цену. Дело тут даже не в деньгах, а в поддержании престижа нации.
Менеджер внимательно выслушал его и, подумав, сказал:
– Я могу вам помочь. Сеть наших магазинов недавно выпустила кредитную карточку и тем, кто приобретет на нее товаров больше, чем на $5000, мы предоставляем скидку в 5%. Таким образом, если вы откроете карточку и воспользуетесь ею, то сэкономите $475.
Гирш сразу же оплатил покупку и заставил жену прямо в магазине надеть украшения. Однако подарок не вылечил ее. Вскоре она умерла, и Гирш остался совсем один. Жил он по инерции, и возможность поговорить с интересным человеком была для него редкой удачей. Сейчас, рассказывая о своей жизни, он убивал одновременно двух зайцев: изливал душу и ослаблял решимость полковника вести переговоры о зарплате. Положение Королева на рынке труда было незавидным, и не воспользоваться этим было бы глупо. Гирш заметил, что, не зная языка, сторожу будет трудно объясняться с посетителями, но Павел Иванович тут же показал словарик часто употребляемых выражений, который он все время носил при себе. Тогда Гирш рассказал про хамсин и про невыносимую жару. При этом он упирал на то, что на парковке нет помещения с кондиционером, а привыкнуть к южному солнцу очень трудно. Королев возразил, что за время службы он побывал в разных районах Союза и никогда не жаловался на природные условия. В конце концов, Гирш дал себя уговорить и принял полковника на зарплату гораздо меньшую, чем была у студента, которого он только что уволил. Он вручил ему ключи от сторожевой будки, объяснил, что надо делать, показал, как открывается шлагбаум, и они пожали друг другу руки.
На следущий день Павел Иванович был на месте ни свет ни заря. Он несколько раз обошел парковку, проверил работу шлагбаума и сел у будки. Первый водитель дал ему деньги и остановил машину, не доехав до края добрых два метра. Выйдя из нее, он направился к столбикам, обозначавшим границу стоянки, но в этот момент раздался сердитый окрик:
– Хей, бахур!
Мужчина остановился и недоуменно посмотрел на нового сторожа.
– Как машину поставил? – спросил Павел Иванович, – у тебя глаза есть? Ты что, разметки не видишь? – он ткнул указательным пальцем вниз, но там не было даже намека на разделительные полосы. Стоянка представляла собой площадку из хорошо утрамбованного гравия, – переставляй машину, живо. Смотри, сколько ты места занимаешь.
Человек развел руками, показывая, что ничего не понимает. Выражение лица у него было довольно глупое, и Королев вспомнил своего бывшего сотрудника Петра Васильева, который всегда прикидывался дураком для того, чтобы выиграть время.
Познакомился Павел Иванович с Васильевым в первый же день работы на военной кафедре. Майор Васильев сам подошел к нему, представился и добавил, что знает, почему полковника перевели в учебный институт, – и хотя трагедия с самолетом ужасна, но распространяться о ней не стоит, потому что люди могут ее неправильно понять.
– Что значит «неправильно»? – спросил полковник.
– Например, делать обобщения, не отражающие советской действительности. Из-за одного безответственного диспетчера, который запретил посадку самолета, будут думать, что наше государство вообще жизнь человека в грош не ставит.
– Диспетчер сам ничего запретить не мог. Он спрашивал разрешения у начальника базы или даже у начальника округа и чтобы пресечь кривотолки, надо было отдать под суд всех виновных.
– Возможно, так и сделают, но людей настраивать на негативный лад не стоит.
После этого Павел Иванович старался с Васильевым дела не иметь, но когда полковник уезжал к дочери, бывший сотрудник сам позвонил ему. Он сказал, что собирается на пенсию и хочет за подходящую цену купить домик в деревне. Королеву очень не хотелось связываться с этим скользким типом, но отказывать было рискованно. К тому же Васильев обещал заплатить валютой и отдать деньги в Израиле. При этом он прозрачно намекал, что у военных людей, имеющих допуск, при выезде за границу могут возникнуть трудности. Павел Иванович прекрасно понимал, что он имеет в виду и скрепя сердце согласился.
Воспоминание о бывшем сотруднике резко испортило его настроение. Он крепко взял посетителя за плечо и сказал:
– Слушай внимательно и не пудри мне мозги. Переставляй машину, как я тебе велел, а не то… – далее последовало очень образное объяснение, что произойдет в случае, если его требование выполнено не будет. По тону и жестам полковника мужчина почувствовал, что спорить не стоит. Он и раньше слышал, что у русских здесь мафия, а этот громила вообще очень смахивал на крестного отца, и лучше было не искушать судьбу.
Следущий водитель запарковался вообще по диагонали, заняв место, которого с лихвой хватило бы на две машины. Полковник подошел к нему, спросил, говорит ли он по-русски и, получив отрицательный ответ, жестами объяснил ему, что надо делать. Водитель показал на часы, делая вид, что спешит, но Павел Иванович, не дав ему опомниться, в точности повторил монолог, который только что успешно опробовал.
Эффект был предсказуем.
После этого он еще часа два объяснялся с клиентами и только когда стоянка заполнилась, а час пик миновал, он подумал, что ни разу не воспользовался словарем-шпаргалкой.
Гирш тоже приехал к парковке очень рано; всю ночь покалывало сердце, но дома он отлеживаться не хотел. Он решил посмотреть, как его новый работник справляется с обязанностями. Он устроился на заднем дворе торгового центра, достал полевой бинокль и направил его на парковку. К его удивлению Павел Иванович был уже на месте и деловито ходил по вверенной ему территории. Потом он открыл шлагбаум для первой машины и стал о чем-то говорить с водителем. Слов слышно не было, но на его лице явно читалось раздражение, а на лице водителя испуг.
Гирш Перельмутер смотрел на происходящее как на очень занимательное немое кино. Он полностью одобрял действия Королева.
А Павел Иванович, между тем, порылся в карманах, достал шпаргалку и начал перечитывать фразы на иврите. «Здравствуйте.» «Спасибо за то, что вы выбрали нашу парковку.» «Место у нас стоит 5 шекелей.» «До свидания, приезжайте к нам еще.»
С трудом заставив себя прочесть первые три страницы, он встал и начал прогуливаться по стоянке. Он прикидывал, как лучше разместить машины, чтобы число их увеличилось, а проезд между рядами остался достаточно широким. Это нравилось ему гораздо больше, чем изучение языка, и он рисовал на земле разные варианты плана. За этим занятием и застала его следующая посетительница, которая приехала в момент полного затишья. Роскошному телу этой молодой женщины было очень тесно в тех нескольких лоскутках материи, которыми его прикрыли. Павел Иванович понял, что она ищет какого-то Моше, который должен был сидеть в его будке.
– Ноу Моше, – ответил полковник, с трудом отрывая взгляд от ее чересчур глубокого декольте. Она заметила это и улыбнулась, а он недовольно проворчал: – Будь я помоложе, я бы тебе показал, что ничем твоему Моше не уступлю.
– Что же вам сейчас мешает? – спросила она по-русски.
– Мне не за это деньги платят, – ответил Павел Иванович.
– А вот до вас здесь работал мой друг, который думал по-другому.
Она и приехала сюда, чтобы взять Моше на пару часов. У нее все было готово для его приема. Во время последней встречи они поссорились, и она хотела сделать сюрприз. Не застав Моше на месте, женщина была крайне раздосадована.
– Считайте, что вам не повезло, – сказал полковник.
– Нет, это вы считайте, что вам не повезло, – возразила женщина и, сев в машину, резко нажала на газ. Колеса завизжали, выбрасывая назад мелкие камни, и автомобиль вылетел со стоянки.
Через несколько дней полковник разработал оптимальный план расположения всех транспортных средств. В местах, где раньше была мертвая зона, он решил оборудовать парковку для мотоциклов. С них можно брать и поменьше, но все равно это лучше, чем ничего. Жаль только, разметку на таком грунте сделать нельзя.
Павел Иванович нарисовал план на большом листе плотной бумаги, четко указав места парковки машин и мотоциклов. Закрепив план рядом со шлагбаумом, он даже подумал, что неплохо было бы написать устав пользования парковкой, а чтобы избежать столкновений на религиозной почве, поставить отличительные знаки: кипа для евреев, тюрбан для арабов и крест для православных. Впрочем, какую бы религию люди здесь ни исповедывали, все они азиаты, и навести порядок становилось практически невозможно. Какой уж тут устав, если они не соблюдали элементарных правил уличного движения. Он вспомнил сцену, которую наблюдал через несколько дней после приезда в Израиль.
Тамара хотела погулять с родителями по Иерусалиму, но в последний момент выяснилось, что к ней придут гости и она вынуждена остаться дома. Вера Алексеевна вызвалась ей помочь, справедливо полагая, что красоты города от нее не убегут. На прогулку полковник пошел с зятем. Гриша собирался показать ему те места, в которые туристы, как правило, не заезжают: могилу Артура Рубинштейна, мемориал семьи Кеннеди и больницу Хадаса, где имена всех доноров выгравированы на стене. Перед экскурсией Гриша зашел в местное отделение банка, находившееся в соседнем доме, а Павел Иванович остался ждать на улице. Микрорайон, в котором они находились, ничем не отличался от новостроек Москвы. Многоквартирные дома образовывали большой двор, в котором была детская площадка, несколько рядов деревьев и стоянки для автомобилей. Сходство усиливалось еще и тем, что под дальней аркой все было перерыто и въехать во двор можно было только с одной стороны. Ремонт проходил в лучших традициях советского долгостроя: теплую воду отключили, поперек дороги выкопали огромную канаву, а рабочим дали отпуск. Все выглядело настолько родным, что он как будто и не уезжал из Советского Союза, а услышав из раскрытых окон седьмого этажа русский мат, он уже готов был пустить скупую мужскую слезу. В России евреи казались ему умными и энергичными. Когда он служил в Хабаровске, офицеры даже Биробиджан из уважения называли Хитровград, но, оказывается, это было незаслуженной похвалой.
Полковник сел за маленький столик и осмотрелся. Рядом стояли еще три столика, а дверь с улицы вела прямо на кухню небольшого ресторанчика. Над дверью была вывеска с дымящейся чашкой кофе.
– Интересно, почему хозяева не реагируют на то, что пришел посетитель. Они же не знают, что я ничего не собираюсь заказывать, – подумал он.
В этот момент под аркой остановилось такси. Из дома тут же выскочил невысокий, плотный мужчина в поварском колпаке и фартуке. Водитель о чем-то спросил его и, получив положительный ответ, вышел из машины. Хозяин ресторана скрылся на кухне и сразу же вновь появился с огромным сэндвичем и маленькой чашечкой кофе. Таксист сел за столик, разобрал сэндвич на две половины, положил рядом салфетки и принялся за еду. Через минуту к арке из двора подкатил автомобиль. Такси стояло на середине дороги, прямо под узкой каменной аркой, и ни въехать, ни выехать со двора было невозможно. Владелец машины сразу же вычислил таксиста и что-то ему крикнул. Тот жестами показал, что он все видит и просит не волноваться. Вставать с места он, однако, не собирался. Водитель машины начал бешено сигналить, а увидев, что это не действует, достал мобильник.
Через минуту на огромной скорости, сверкая мигалкой, в переулок влетела полицейская машина. Она резко остановилась перед такси, окончательно перекрыв выезд, и вышедший из нее страж порядка широкими шагами направился к нарушителю.
– Оперативно работают, – с уважением подумал Павел Иванович.
– Пойдем, – сказал ему Гриша, который к этому моменту вышел из банка.
– Подожди, хочу посмотреть, чем дело кончится. – Павел Иванович показал на скопление автомобилей. Гриша сел и безразличным взглядом окинул место действия. Полицейский прошел мимо жующего таксиста и свернул за угол.
– Куда это он? – спросил полковник.
– У них сегодня зарплата, он приехал за деньгами, – ответил зять, – хочет все сделать в рабочее время.
Вскоре полицейский вышел из банка и, остановившись около таксиста, стал его отчитывать. Тот, кивая головой, не спеша дожевал завтрак, проглотил последний кусок и, вытерев рот салфеткой, направился к своей машине. Полицейский пошел к своей, и через минуту во дворе опять установилась сонная тишина.
– Часто у вас такое бывает? – спросил Павел Иванович, вставая.
– Только в дни зарплаты, – ответил Гриша.
Вопреки ожиданиям, посетители парковки быстро все усвоили, и когда кто-нибудь из них жестами показывал, как он хорошо поставил свою машину, Павел Иванович дружелюбно улыбался и делал знак, который в Древнем Риме означал, что проигравшего гладиатора можно оставить в живых. Вечером полковник позвонил Бегуну и рассказал о нововведении.
– Интересно было бы на все это взглянуть, – заметил тот.
– Приезжай, посмотришь.
– Не могу, у меня нет денег на парковку.
– Давай на на велосипеде, тогда вообще бесплатно.
– Договорились. А ты не собираешься потребовать себе повышения зарплаты?
– Собираюсь.
– На вырученные деньги можешь купить велосипед, чтобы не платить за парковку.
– Мне современные модели не очень нравятся. Они сделаны для молодых.
– Можешь мой взять, он уже давно без дела валяется, а в хорошие руки я его с удовольствием отдам.
Велосипед сразу пришелся Королеву по душе. Облезлое седло немного скрипело, но было гораздо шире современных, сделанных по последним законам эргономики и натиравшим ему задницу, а звонок на руле вызвал у него чувство, похожее на ностальгию. В годы его детства велосипед еще был редкостью, и важно было не только прокатиться, но и громким звонком оповестить об этом всех знакомых, а уже потом, обратив на себя внимание, можно было отпустить руль, принять позу Наполеона и продемонстрировать свое умение ездить без рук. Под рамой сохранилась даже сумка для инструментов, в которой лежали проволока, отвертка и тряпка, по виду – ровесница велосипеда. Павел Иванович взял велосипед, вычистил его, смазал и стал ездить на нем на работу.
Каждый раз, отдавая выручку Гиршу и получая зарплату, Павел Иванович повторял, что парковку надо асфальтировать и сделать на ней разметку. Гирш слушал его и кивал головой, но ничего не предпринимал. Он видел, что при Королеве выручка стала больше, чем раньше, и прекрасно понимал почему: студент отдавал далеко не все. Собственно, на это Гирш и рассчитывал. Работа сторожа, получавшего гроши, предполагала некоторую неточность в расчетах с хозяином, и Гиршу было неудобно, что этот чудак не брал себе ни копейки. Мало того, Королев увеличил оборот бизнеса. Все это привело к тому, что Гирш, в конце концов, уступил просьбам полковника и предложил ему найти компанию, которая хорошо и недорого сможет положить асфальт. Павел Иванович собрал несколько смет, выбрал наилучшую и показал ее Гиршу. Тот внимательно прочел документ и сказал, что отдает все на его усмотрение и просит лишь последить за строительством. Королев согласился. Поскольку прораб, говоривший по-русски, заболел, Павел Иванович вынужден был объясняться с рабочими с помощью жестов и междометий. Гирш со своего наблюдательного пункта видел, что они прекрасно понимали друг друга, и когда работа была закончена, сказал Королеву:
– Я решил повысить вам зарплату.
– Спасибо.
– Кроме того я вижу, что вы порядочный человек и, наверно, держите слово. Видите ли, Павел, у меня нет наследников, и я хочу завещать эту парковку вам при условии, что вы будете следить за моей могилой. Что вы на это скажете?
Несколько секунд полковник ничего сказать не мог, он решил, что его разыгрывают. Но Гирш Перельмутер совсем не думал шутить и просил ответить ему в ближайшее время, потому что в противном случае он должен будет найти другого надежного человека, а это за один день не делается. Государству же он оставлять ничего не хочет, потому что государство на его могилу не придет и камень не положит.
Вечером полковник позвонил Бегуну.
– С тебя причитается, – сказал тот, узнав, в чем дело, – ведь это я тебя к Гиршу сосватал.
– Ладно, – ответил Павел Иванович, – разберемся, но сначала ты должен за меня подежурить.
– Когда?
– Завтра. Мне надо с утра идти к дантисту. Часам к десяти я вернусь.
– А ты не боишься доверить свою стоянку незнакомому человеку?
– Во-первых, она еще не моя, а во-вторых, что ты с ней можешь сделать?
– Могу, например, разметку дегтем замазать. Или прикарманю себе выручку.
– Так ты придёшь?
После зубного Павел Иванович возвращался на работу на велосипеде. Уже около самой парковки дорогу ему перебежал мальчик, направлявшийся к автобусной остановке. Полковник начал звонить, но подросток вместо того, чтобы остановиться, рванулся вперед. Павел Иванович резко затормозил, но все равно налетел на паренька и сбил его с ног. Оба упали на проезжую часть.
– Вот растяпа, – сказал Королев, подавая ему руку, – зачем ты бежал, ты что, опаздываешь куда?
Мальчик медленно поднялся. Русского он явно не понимал. Глаза его были мутными и как-то странно бегали. У Королева мелькнула страшная догадка. Он рванул на подростке рубаху и, увидев «пояс джахида», схватил его за руки и повалил на землю. Террорист начал вырываться, и полковник удерживал его, только благодаря своему весу.
– Сюда, – закричал он, – сюда.
К нему подскочил Бегун. Он уселся на ноги смертника. Еще через секунду подбежала девушка в военной форме с автоматом наперевес.
– Стреляй в него, – закричал ей Павел Иванович, – быстрее.
– Не имею права, – ответила она по-русски.
– Я полковник, я тебе приказываю. Он нас всех взорвет, стреляй, дура.
– Я сейчас вызову военную полицию, подождите.
Люди, стоявшие на автобусной остановке, не могли понять, в чем дело, и особо любопытные стали подходить ближе. Девушка жестами остановила их, вынула мобильник и начала звонить. Закончив разговор, она сказала, что скоро должен приехать специальный наряд. Джахид продолжал бороться, но уже не так отчаянно. Он был напичкан наркотиками и быстро терял силы. В какой-то момент он смирился с тем, что останется жив. Павел Иванович сказал Бегуну:
– Неизвестно, когда эти спецы приедут. Давай свяжем его. В велосипедной сумке есть проволока. Достань ее, только побыстрее.
Бегун, не отпуская террориста, открыл сумку и выгреб все, что там было. Камикадзе увидел отвертку, решил что его хотят заколоть, рванулся из последних сил и, освободив правую руку, выдернул ею чеку.
Как сквозь пелену Королев увидел Владимира Бегуна с проволокой в руке, девушку с автоматом, а рядом людей, ожидающих автобуса. Матюгнувшись, он накрыл «пояс джахида» своим телом. Бегун навалился на приятеля сверху.
* * *
В репортажах с места теракта комментаторы отмечали, что в результате взрыва погибли только два бывших офицера советской армии. Благодаря их героизму израильская военнослужащая, оказавшаяся неподалеку, получила легкие ранения. Больше никто не пострадал. Улицу, на которой произошло событие, очевидно, назовут улицей героев.
Миннеаполис