Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 272, 2013
Евсей Цейтлин. Послевкусие сна. – Чикаго: Insignificant Books, 2012, 178 с.
Название книги соответствует содержанию лишь одной ее части. Все содержание покрывается подзаголовком «Из дневников этих лет». Автор создал свой особый метажанр (естественное слияние литературно-публицистических, критических, собственно художественных элементов). И подзаголовок объясняет естественность появления подобной формы.
Проблематика сборника, вослед другим книгам автора, к примеру, близкой по форме «Откуда и куда» (2012), рождена трагической историей европейского еврейства в XX веке и опытом адаптации последней волны русскоязычных евреев в США. Знак беды – в самих названиях отдельных страниц дневников: «Одинокие среди идущих», «Талант исчезновения», «Знак смерти на линии жизни»…
Писатель, обратившись к материалу, сегодня активно осваиваему всеми видами искусства, находит свой особый ракурс: «Начинаю делать записи снов, думая о запутанной истории русского еврейства. Сколько бы сегодня мы ни пытались прочесть ее, многое так и останется загадкой, может быть, хотя бы сны – рассуждаю я наивно – способны что-то прояснить? И то, о чем люди раньше не могли говорить. И то, что уже забыли, и то, что до сих пор старательно прячут – даже от себя самих.» В «Послевкусии сна» проступает (в форме краткой и емкой новеллы, напоминающей о притче) укорененная в психологии персонажей Цейтлина та искомая общечеловеческая глубина, что спрятана и в самих снах, и особенно в их послевкусии: «Оно возникает у человека, вспоминающего сновидение. Стремящегося во что бы то ни стало к разгадке».
У автора «Дневников» свой метод собирания материала: «Как записываю чужие сны? Спрашиваю о них невзначай, ‘кстати’. Не хочу выдумок и фантазий: к ним склоняет сам жанр снов. Боюсь ненужного теоретизирования. Понимаю также, что велик соблазн отредактировать свои сновидения». Цикл открывается новеллой «Вороны», что прочитывается как своего рода эпиграф ко всем последующим. На снежном поле стая ворон. «Вороны кричали истошно, почти невыносимо. Тут он проснулся.» Прошли десятилетия… Человек, когда-то именовавший себя «нужным евреем», а подчиненными и даже семьей прозванный «коммунистом», ныне – одинокий жалкий старик. «Многое в его жизни потерялось за ненадобностью, однако тот – в четверть века давности – сон хранится все еще в глубинах его существа и чем-то постоянно тревожит, как бы царапает память.» Сон, укоренившийся в подавленном и подавляемом подсознании, вскрывает боль человека, легко поддавшегося всем соблазнам жестокой эпохи. Неизбежен упорно скрываемый истошный крик…
Истории «Мотив погони» предшествует запись в «Дневнике»: «Жду повторяющихся снов. В них – нередко – пророчество. И – всегда – метафора чьей-то судьбы. Типичный сюжет. И повторяется часто. Так часто, что я уже не записываю его полностью: только новые детали и повороты». В этом признании «выговорен» сам принцип построения текстов о снах – они все группируются вокруг трагических судьбоносных метафор и одновременно погружены в обычные сюжеты рядовых дней. «Погоня» – это и символ многовекового преследования евреев, и побег влюбленной пары от неожиданной расправы «У одного из преследователей был в руке нож. Спаслись чудом – как всегда в моих снах.»
«Погоня» – это лишь одно из многих образных наименований «страха», того самого состояния души, что с редкой настойчивостью запечатлено во всех психологических ситуациях «послевкусия сна» – в процессе разгадывания «тайного тайных» человека.
В лучшей книге Евсея Цейтлина «Долгие беседы в ожидании счастливой смерти. Из дневников этих лет» (1990–1996) одна из главок названа – «Страшнее всего страх». Другая – «Нить страха». Эта метафора покрывает всю судьбу внешне благополучного еврейско-литовского литератора, ожидающего «счастливой смерти» как избавления от мук совести и неизживаемого страха («Что ж, страхи-то как раз были реальными!» – замечает повествователь).
Сама возможность возвращения советских евреев на родину предков открыла все бездны страхов, что накапливались поколениями. Крошечная главка – «Тот, кто остается»: «Многие из них (чьи сны запечатлел «Дневник» – Е. К.) останутся. Лучше сказать: останется их страх. Страх, однажды поселившийся в душе, победить трудно». И вослед – напоминание об Исходе: «Когда-то Моисей приказал евреям, живущим в Египте, немедленно покинуть свои дома и отправиться в путь. Из рабства. В Землю обетованную. Чем была вызвана спешка? Вовсе не тем, что Моисей боялся преследования фараона. Он знал о другой опасности: чуть промедлишь и – передумают сами евреи… С Моисеем ушли из Египта только около двадцати процентов наших предков. Большинство – остались».
Стремление Евсея Цейтлина проникнуть особым образом в «жизнь и судьбу» своих современников – осуществилось. И с итоговым выводом писателя я готова согласиться: «…снами, в самом деле, можно измерить жизнь. Не годами, не морщинами, не промелькнувшей словно болезнь любовью – снами. От детства к старости. Прошелестят. Позабавят. Вспугнут. Заставят призадуматься. Наконец, исчезнут. Вот вам и путь человека».
Елена Краснощекова