Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 271, 2013
Интервью председателя Дворянского собрания Америки
К. Э. Гиацинтова
– Кирилл Эрастович, Дворянское собрание Америки – одна из старейших
организаций русской Белой эмиграции. Собрание было создано в 1933 году, 80 лет
назад, силами первой волны – Оболенскими, Дворжицкими, Щербатовым,
Воронцовыми-Дашковыми и др. – и по сути стало преемником Дворянского собрания
Российской Империи. Предки нынешних членов Собрания и были те люди, что
выстроили великую Российскую Империю, вывели ее к 1914 году в ряд государств-лидеров
мирового сообщества – и которые, после большевистского переворота, все
оказались за границей, в эмиграции. Где и создали свою, новую, Зарубежную
Россию. Поэтому нам представляется, логично в свете юбилея Дома Романовых
именно президенту Дворянского собрания задать вопрос о претендентах на престол.
Дворянское собрание Америки считает единственно возможной кандидатурой
представителя Дома Ольденбургов, – герцога Хуно Ольденбургского. И эта идея,
прямо скажем, не всеми монархически настроенными людьми поддерживается.
Кирилл Гиацинтов: – Да,
действительно, я считаю, что теперешняя представительница Дома Романовых в
Испании, Мария Владимиров-на, по старым русским законам не может претендовать
на престол – ни она, ни ее сын Георгий. Во-первых, как сама состоявшая в
морганатическом браке, во-вторых… ее трудно называть наследницей даже по
заключенным в ее роду бракам.
– Давайте коротко напомним читателям историю этой ветви: Отец Вел. кн.
Марии Владимировны, Вел. кн. Владимир Кириллович (1917–1992), был сыном Вел.
князя Кирилла Владимировича (1876–1938); в течение 54 лет тот возглавлял
Российский Импера-торский Дом. Кирилл Владимирович (его брак с разведенной
кузиной, принцессой Викторией-Мелитой, до 1907 года, до рождения дочери, не
признавался Николаем Вторым, ссылавшимся на каноны Церкви) в
К. Г.: — И что меня тревожит,
кн. Мария Владимировна представляет своего сына как наследника престола. Часто
его так представляют и в России, насколько я слышал. Говорят, что она даже
выдает титулы. Если же мы обратимся к истории дворянства, то поймем, что
дворянам как служилым людям (при Дворе, или при аристократическом доме, или
военным), только Государь давал титул – за службу. Скажем, наша семья –
Мартыновы-Гиацинтовы – получили потомственное дворянство, переходящее от отца к
сыну. Но и в этом случае, каждый раз, когда в семье появлялось новое поколение,
подавалось прошение на то, чтобы дети были приняты в дворянство. Подавалось
подобное прошение в местное Дворянское предводительство. И только тогда, когда
местное Дворянское общество подтверждало, что родившееся дитя принадлежит роду дворянскому,
только тогда титул становился легитимным.
Если
мы задумаемся, почему у нас сегодня нет и не может быть нового дворянства,
причина станет очевидной: Царя, дарующего титулы, у нас, к несчастью, нет. И
нет у нас сегодня человека, обладающего легитимным правом раздавать титулы. Чем
российская ситуация принципиально отличается, скажем, от английской? – У них
есть королева, обладающая правом раздавать титулы. И она может позволить себе
сделать Маргарет Тэтчер баронессой.
Но
претенденты на престол у нас есть. Вот мы недавно встречались с настоящим
потомком Романовых, с Михаилом Романовым-Ильинским. Он – американец, живет в
Огайо, но несет в себе реальную кровь Романовых (его отец был правнуком царя
Александра II и внуком его пятого сына – Великого князя Павла Александровича (убитого в
Петропавловской крепости в
Историческая справка: Ольденбургский Великогерцогский Дом связан с
Романовыми с царствования Императора Петра III,
фактически Романовы принадлежат к этому древнему германскому роду. Эта Семья,
согласно Закону
Ольденбург,
который женился на дочери Петра, положил начало этим кровным связям. В семье
Ольденбургов собран колоссальный архив – документы, портреты и т. п., –
наглядно демонстрирующий эту историческую преемственность. Герцог Хуно –
скромный человек, но его права на престол реальны. Одно время мы, Дворянское
собрание, поддерживали Музей Российской Императорской Фамилии в Москве (не
знаю, что с ним теперь стало; кажется, он перешел под государственное
управление), в экспозиции которого наглядно была представлена связь Домов
Романовых и Ольденбургов.
– Тем не менее, Ольденбурги – немцы. И некоторые современные монархисты, т.
е. люди, по убеждениям считающие единственной возможной формой национального
правления в России власть монарха, просто предлагают начать все, как говорится,
с нуля. По этой логике, почему бы, поскольку легитимная ветвь прервалась,
нельзя собрать Земский собор и выбрать
нового царя из оставшихся Романовых или Рюриковичей, или даже из других
аристократических родов, скажем, Гедиминовичей. А Вы что думаете?
К. Г.: – Насчет немцев – все-таки
поправлю: герцог постоянно бывает в России, участвовал в захоронении Царских
останков; оба его сына носят русские имена. Он интересуется Россией и постоянно
занимается ею. Он восстанавливает православные церкви, которые были в Восточной
Германии разрушены; принимает активное участие в русской жизни.
Теперь
– об идее все начать сначала. Когда некоторое время тому назад меня спросили об
этом, я сказал, что восстановить монархию в XXI веке в России не только очень трудно, но –
невозможно. Почему? – Сегодня Россия весьма развита демократически. И каждый
обладает амбициями. Определить собрание людей, из которых можно было бы выбрать
достойного стать монархом, практически нереально. Хотя говорят, что России
нужна крепкая рука (эту роль сегодня играет президент В. В. Путин).
Восстановить же монархию в сегодняшней капиталистической, демократической
России и переубедить народ, массу современных россиян, которые ни в царя, ни в
Бога не верят… – мне представляется это невозможным. Люди хотят прежде всего
нормальной, цивилизованной и свободной жизни. Они хотят ездить на отдых в
Египет, кататься на лыжах в Европе… Я думаю, назначить вождя в Россию было бы
очень трудно и, собственно, было бы почти чудо найти такого человека. Который
согласился бы служить во благо народа, а не в свою пользу, и которому все
доверяли бы – после почти вековой диктатуры.
– Хорошо Англии – повезло, у них есть королева, идеальная фигура, во всех
отношениях приятная дама. Она, конечно, не принимает участия в управлении, но
представляет собой некий нравственный идеал, – и это тонизирует народ. Историю
ведь нельзя повернуть. Потом, и общество изменилось. Оно стало атеистическим.
Монархия же – форма правления религиозного общества. Интереснее говорить о тех,
кто вместе с Романовыми выстраивал эту могучую Российскую империю, о дворянах и
аристократах, об элите нации, руками которой все было сделано, и которые потом
практически все, кого не убили, оказались в эмиграции. Если мы даже просто
посморим на Совет директоров Дворянского собрания Америки, то в нем эти потомки
и представлены: Вы, Гиацинтовы-Мартыновы, Голицыны, Воронцовы-Дашковы,
Оболенские, Шереметевы, Урусовы, Пущины и др.
К. Г.: – Свет нации, который
в России – до большевиков – все выстроил, и здесь, в эмиграции, не оплошал. И
создал то, что мы называем Зарубежная Россия.
– Поэтому очень важен вопрос о сегодняшней роли русской элиты в эмиграции.
Эти люди себя сохранили, обустроили, да еще и интегрировались в мировую
культуру. Какова их роль сейчас?
К. Г.: – Да, вопрос… Вот
читаю я «Пари-Матч» – трудности короля Карлоса в Испании… Аферы, девушки и т.
п. То же – с королем Бельгии, с королевой Голландии, в Швеции – чуть лучше…
Для дворянского рода главными были понятия чести и достоинства. И всегда, всю
жизнь в дворянской семье основным считалось не уронить достоинство отца,
матери, деда… Кстати, отсюда – и «слово офицера», и – дуэли… И мы до сих
пор этим живем. Не опозорить род. В этом, на самом деле, содержится большое
чувство историзма, исторических аллюзий и памяти рода. Что еще было принято в
дворянских семьях в эмиграции? – Мы не занимаемся коммерцией, мы должны стать
учеными – профессорами, докторами… историки приветствовались, профессии
искусства поощрялись. И Баланчин, и Сикорские – все живы были мыслью о том, что
они обязаны быть достойными предков. Мы не имели права сказать, что мы не хотим
работать, будем сидеть на пособии и жевать жвачку. То, что ты должен принести
какую-то пользу обществу и государству, – было непреложно. Скажем, среди моих
предков были Мазараки – они боролись еще в Крыму. Вообще, признаться, это
поразительно, что до сего дня существует и действует еще и Дворянское общество,
и Конгресс русских американцев… Это означает, что был заложен такой мощный
потенциал, который спустя десятилетия продолжает работать. Все еще
функционирует Толстовская ферма с домом для престарелых русских эмигрантов.
Существует русское православие в Америке, строятся церкви. Стоит монастырь в
Джорданвилле, где и я окажусь в свое время… Ново-Дивеево… Как все это
удержать? – вот вопрос. Ведь на практике, чтобы все сохранить, нужны деньги. А
когда нас становится все меньше и меньше, успеть уследить за всем выстроенным
богатством духа и культуры – как? Не только очень трудно, практически невозможно.
С другой стороны, когда я смотрю на имена членов Дворянского общества после
Второй мировой войны, – тогда это было богатство: князья, графы, бароны… А
сегодня, когда люди умирают один за другим, вести активную жизнь традиционной
русской организации крайне трудно. Кроме Церкви – все остальное рассеивается.
Что
дальше в поколениях?.. Жизнь идет, эмигранты ассимилируются. В какой-то момент
становится невозможно элементарно найти себе жену из русских, трудно держать
чистую кровь. Скажем, судьба Гиацинтовых в эмиграции. Еще мои родители с обеих
сторон – дворяне, а у сына и дочери этого уже нет. Мои внуки еще говорят
по-русски, я их даже убедил побывать в России. (И няни для внуков намеренно
брались из русских. Смешно, но мои внуки долгое время говорили только в женском
роде: «я поехала», «я ушла» – вслед за нянями. Они не знали, что в русском
языке есть мужской род.) Но что дальше?
Один
из моих родственников, Мартынов, живет в Париже. Его мать была католичкой – и
так воспитала сына. В Бразилии у меня родственники – выбора тоже не было, они
стали католиками. Еще немного говорят по-русски, но связь с Россией все равно
уже практически прервана.
И
вот теперь поставим вопрос: как можно было бы нам, таким, какими мы стали в
эмиграции, из-за границы, кого-то выбирать для России?.. Думаю, что в лучшем
случае мы можем только что-то посоветовать, исходя из своего накопленного
опыта, но мы не можем вмешиваться в жизнь страны, в проблемы ее власти. Россия
и ее народ – реальный народ – должен сам сделать выбор.
Да,
при этом мы помогаем России – и детей лечим, и мебель в детские дома покупаем,
и сирот кормим. Эта та помощь, которую мы имеем право оказывать, но ехать в
Россию и пытаться там выстроить общество по своим меркам – на то права у нас
нет.
– Дворянское общество имеет большие благотворительные программы,
направленные на Россию. Но я вспоминаю, как мне Александр Александрович
Трубецкой рассказывал, что отец ему всегда говорил: тебя Франция приняла – она
твоя родина, а Россия – твое отечество. Если отталкиваться от этого, Дворянское
общество возникло здесь, в Северной Америке, и члены его живут здесь. Помогать
России – прекрасно, но как удержать в Америке, в диаспоре, это сообщество?
К. Г.: – Любопытно… ох как
любопытно, что Трубецкой сказал… Я тоже родился во Франции, но я никогда не
считал ее родиной. Конечно, правильно: родина там, где ты родился. Но ни мои
родители, ни я никогда не приняли французского гражданства, хотя жили там
долго. Позже мы стали американскими подданными, но на то были совсем другие
причины: мне пришла пора идти в армию, началась Корейская война, а не гражданин
США не мог воевать в американской армии. Оказалось, что это большая проблема:
если ранят, или убьют, или в плен попадешь – то какая страна будет тобой
заниматься? И вот тогда Конгресс провел закон, по которому, если вы служите в
американской армии, вы становитесь гражданами США. Так я стал американским
подданным, и, признаться, не жалею. Страна мне нравится. Мне дают здесь
возможность жить «русским американцем». Оставаться православным. Я могу не
забывать, что я – русский. Здесь это возможно, в других странах – очень трудно,
если вообще можно.
Что
касается новой иммиграции – тут вопрос стоит так: когда они, наконец,
устроятся, они останутся русскими или превратятся в американцев? Не знаю
ответа.
– А что Вы думаете по поводу будущего России?
К. Г.: – Что будет дальше в
России? Я надеюсь, что там люди умные и образование хорошее. Конечно, 70 лет
социализма, а потом 20 лет такого хищного капитализма – они свое берут.
Несмотря на это, я сужу по своей работе с Россией, по людям, которые служат в
моей фирме в Петербурге, в Москве, на Украине, в Казахстане, – в большинстве
своем это хорошие, качественные люди. А жулики есть везде. Конечно, «новые
русские», олигархи – эти вызывают грусть. Поражает, что люди, которые еще
недавно были среди простого народа, они не дают ничего на благотворительность.
У нас старики, которым по 90 лет, – и те дают свои сто долларов в помощь
нуждающимся. А те из россиян, кто поселился на Парк-Авеню, купил квартиры по 85
миллионов долларов… – если это не человеческая деградация, то что это?..
– Пожалуй, ни в одной стране мира богатый слой не отказывается помогать
бедным и неимущим, особенно в своем народе, считая это делом национальной
чести.
К. Г.: – Ну, история знает
такие примеры. Скажем, в конце XIX столетия Рокфеллеры, Вандербильты и пр. – они
тоже собирали свои капиталы лопатой – причем не своей лопатой, а
рабочих-эмигрантов. Да и вообще – рабы были… Для начала эти «новые
американцы» строили замки себе. Но уже во втором поколении они действительно
начали давать на благотворительность.
– Будем надеяться, что дети «новых русских» тоже начнут отдавать, а не
только брать. Кстати, о благотворительности. Ведь традиционные весенние балы
Дворянского собрания ради этого и проводятся. Куда идут средства?
К. Г.: – Мы помогаем детдому
в Петербурге, туда принимают новорожденных до 3-х лет, брошенные дети. Им нужны
и вакцинации, и еда, и одежда, и пр. В Пензе при университете обучают ремеслу
глухих: подростки 14-15 лет учатся делать зубные протезы из пластика. Мы
подарили им оборудование, таким образом глухие дети приобрели профессию,
которая будет везде востребована, а у них всегда будет кусок хлеба. Мы даем
деньги на восстановление церквей. Скажем, в Подмосковье поставили мебель для
церковноприходской школы на 150 детей. Мы доставляем медоборудование. Здесь, в
США, поддерживаем библиотеку монастыря в Джорданвилле, много потратили на
Ново-Дивеевский монастырь для обновления старческого дома – кондиционеры, новая
крыша. Помогаем и старым эмигрантам.
В
этом году наконец-то заработал наш Щербатовский фонд – начали выделять
стипендии студентам. Фонд устроен в память о кн. Алексее Павловиче Щербатове,
очень много сделавшем для Дворянского собрания и русской эмиграции. Мы помогли
восьми студентам русского происхождения, которые учатся в американских
университетах и которые по своим успехам достойны помощи. Стипендии выдаются
только потомкам членов Дворянского общества. Меня как ученого более привлекают
студенты, которые занимаются естественными науками. Я считаю, что для эмигранта
практические профессии важнее, чем политология или право. Если бы я в свое
время учился на право, я бы должен был уже четыре раза переучиваться, столько
стран сменил. Правда, современное поколение предпочитает социальные профессии –
историю, искусство, танцы. Тем не менее, есть и естественники. Мы бы хотели
провести специальный сбор средств, чтобы собрать достаточную сумму для
Щербатовского фонда. Словом, мы занимаемся не чудесами, а реальными делами.
Апрель 2013, Нью-Йорк
Интервью взяла М. Адамович