Интервью
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 269, 2012
СООБЩЕНИЯ. ЗАМЕТКИ
Патриаршие приходы в США: вчера и сегодня
Интервью архиепископа Нарофоминского Юстиниана, управляющего Патриаршими приходами в США главному редактору НЖ М. Адамович
Марина Адамович – Владыко, мой первый вопрос о Патриарших приходах в США. Это каноническое подразделение Русской Православной Церкви, объединяющее приходы и монастырь на территории Штатов и Мексики. Эта система существует давно; расскажите, пожалуйста, как она возникла, как организована, как координируется деятельность этих приходов?
Архиепископ Юстиниан – По сравнению со всеми приходами остальных православных юрисдикций патриарших приходов в США немного. Их всего тридцать два. Сорок лет назад их было сорок три. Патриарши приходы возникли как неожиданный сюрприз и для Москвы, и для Американской Православной Церкви. Когда возникли страсти между Московским Патриархатом и Русской митрополией в Северной Америке, то было решено, что Москва предоставляет бывшей своей части право автокефалии. Что и было сделано в 1970 году. Так возникла Американская Православная Церковь. И тогда, видимо, мыслилось, что все приходы, которые входили в митрополию, станут приходами автокефальной Американской Церкви. Но когда сюда в Нью-Йорк приехал митрополит Ленинградский и Ладожский Никодим, то к нему началось движение со стороны приходов, которые хотели бы сохранять связь с Россией, хотели бы оставаться частью Московского Патриархата. И, так как мы признали, что за судьбы Православия на Американском континенте отвечает Американская Православная Церковь, по логике вещей вставал вопрос о статусе таких приходов. Ведь по нормам канонического права стараются, чтобы одна Церковь не входила со своими приходами на территорию другой. Получилась вот такая коллизия: приходы, которые не хотели идти под Американскую Православную Церковь, на правах обычной епархии не могли быть приняты. Поэтому был обговорен особый статус таких приходов. Они получили звание Патриарших, и архиерей, который является управляющим этими приходами, отдавая должное Американской Церкви, не носит титула ни по одному из городов Америки, а именуется по подмосковным городам.
Приходы эти с 70-х годов постепенно сокращаются. Для этого есть объективные причины. Прежде всего, проблема, связанная с изменением карты народонаселения страны; такая проблема есть и в других юрисдикциях. Отмирают производста – начинается отток населения из района традиционного проживания; уменьшается рождаемость, естественная смертность, внутренняя миграция… Однако в других юрисдикциях эти изменения как-то компенсируются; старый приход закрылся – открываются другие на новом месте. А на нас лежит добровольная обязанность не создавать новых приходов, – поддерживая жизнь в тех, которые были поименно названы в Томосе об автокефалии Американской Православной Церкви. Тогда, в 1970 году, было приятной неожиданностью изъявление некоторыми приходами воли остаться в юрисдикции Московского Патриархата; радостью – и дополнительными хлопотами по окормлению таких приходов.
Сейчас идет большая волна миграции из пределов бывшего Советского Союза. Казалось бы, и нужно создавать новые приходы, верующие к нам с этим обращаются, но мы им отказываем. Скажем, Русская Православная Церковь за границей не брала на себя обязательств не открывать новых приходов. И даже после вхождения ее в состав Московского Патриархата РПЦЗ считает, что на нее не распространяется этот запрет, который взяла на себя Московская Патриархия.
Даже если анализировать внимательно букву Томаса, то там нет прямого запрета на открытие новых приходов. Собственно, в 70-е годы никто, очевидно, и предполагать не мог, что возникнет такая потребность. Томас, прежде всего, ограничивает переход из Американской Церкви в Московский Патриархат. Так что буква Томаса молчит в этой ситуации. Но мы подходим к вопросу очень деликатно, признавая автокефалию Американской Церкви – признавая делом, самоограничивая себя в открытии в США приходов Московской юрисдикции.
М. А. – У истоков Свято-Николаевского собора, 110-летие которого мы празднуем, стояли Святитель Патриарх Тихон и священномученик протоиерей Александр Хотовицкий. Я свидетель того, что, скажем, в рождественскую службу войти в Свято-Николаевский собор в Нью-Йорке просто невозможно, люди стоят на улице. И это несмотря на то, что собор – самый большой в Соединенных Штатах. Число русских мигрантов растет, особенно в Нью-Йорке их очень много. Пусть они не все воцерковленные, но эти люди готовы войти в Церковь. Мой следующий вопрос – какова паства Свято-Николаевского собора сегодня? Кто они – его прихожане?
Владыко Юстиниан – Я все-таки уточню, что Свято-Николаевский собор давно уже не самый большой из православных храмов Америки, к сожалению. В начале ХХ века это было так, но потом были выстроены великолепные православные соборы греками; в других православных юрисдикциях строят сейчас большие приходские храмы, – скажем, под Детройтом – Антиохийская Церковь построила великолепный собор, да даже наши приходские храмы – например, в Пассейке или в Гарфильде, штат Нью-Джерси. Со Свято-Николаевским собором сегодня получается так: собор стоит в Манхэттене, а наша паства – абсолютное большинство – живет в Бруклине или других районах Большого Нью-Йорка. Старая община, которая была при Николаевском соборе и состояла, так сказать, из природных американцев, русских эмигрантов уже во втором-третьем поколении, и которая поддерживала жизнь собора долгие десятилетия, – община эта была невелика всегда. К тому же, рядом долгие годы находится основной храм РПЦЗ, и русские старые эмигранты, в массе своей, что понятно, – прихожане Русской Зарубежной Церкви. Мне рассказывали, что на самом деле, все как-то менялось от десятилетия к десятилетию – в какие-то периоды было много прихожан, потом доходило до двух десятков… Сейчас старая община практически вся отошла уже в мир иной, осталось человек 6-8 старичков. Жизнь же нынешней иммиграции отличается транзитностью пребывания на том или ином месте. И наш собор несет на себе отпечаток этой транзитности. Я могу сказать, что у нас примерно одна треть прихожан – это стабильные “наши”, и две трети – это люди, которые внезапно появляются в жизни собора и так же исчезают – куда-то уехали, сменили работу, стали ходить в храмы, открытые в Бруклине…
Скажу так: то, что наш храм, хотя паства его живет вдали, в воскресные и праздничные дни наполняется, – это благодаря подвигу людей, которые сохраняют верность Николаевскому собору. Особенно, знаете, в воскресные дни, когда в Манхэттене и метро ходит плохо, и какие-то кроссы по улицам проводятся, дороги перегораживаются, и стоянки нет у собора. Я вижу, что ходят прихожане, привязываются к собору. Но удаленность его от местопроживания – это объективная причина, по которой не растет приход. Вторая – на жизнь собора, конечно же, накладывает отпечаток сменяемость архиереев. И это – не во благо жизни прихода. Потому что у каждого священника есть свое индивидуальное лицо, свое представление о том, что необходимо сделать для нормальной жизни собора; каждый раз, когда священник меняется, – это духовная и душевная травма. Когда священник, к которому прихожане привыкли относиться как к пастырю, у которого исповедуются, крестят своих детей, вдруг уезжает и на его месте появляется новый священник, – конечно, это болезненно и с точки зрения человеческой, и канонического права. Разрывать возникшую духовную связь между священником и прихожанином – это всегда взаимно больно. И каждый раз при смене очередного архиерея и священников наблюдается отток людей из собора, и ситуация повторяется с каждым отъездом очередного священнослужителя. Трудно создавать какие-то развитые формы приходской жизни в таких условиях, все это мешает развитию прихода, его социальной и образовательной деятельности. Мы видим, что наши прихожане нуждаются, помимо богослужебной заботы, в каком-то общении, – и мы стараемся по возможности это организовать. Чтобы и молодежь встречалась – у нас это уже стало традицией собираться по вторникам вечером, человек 25-30. Стала действовать небольшая воскресная школа, деятельность которой тоже тормозится тем, что у нас нет нормального помещения, негде разместить детей. Иными словами – каждому делу нужен хозяин. В том числе и Свято-Николаевскому собору. Нужен архиерей, который служил бы в соборе дольше, священники при нем, постоянная паства.
М. А. – Действительно, храм создает священник. Он собирает вокруг себя паству, он укрепляет приход. Очевидно, все эти проблемы вызваны тем, что собор находится на территории другого государства, и в его жизнь вмешиваются совсем уже нецерковные сюжеты. Есть ли какой-то выход из существующего положения?
Владыко Юстиниан – И для архиереев, пребывающих на служение в Америку, и для священников, по крайней мере, в настоящее время, много проблем. Скажем, большая сложность – вхождение в менталитет своей паствы. Погружение в американскую жизнь. Ведь совершать свое священническое служение можно и в России, и в Украине, – там священник и архиерей могут видеть больше плодов от своего труда, чем в Америке. Потому что русская диаспора новых иммигрантов в массе своей невоцерковлена. Это люди с искренней, порой, верой, но без навыков церковной жизни. Без понимания своих обязанностей по отношению к храму. И в результате получается, что священник должен брать на себя ответственность за те заботы, от которых он свободен, совершая служение в России. Ведь даже материальной помощи от прихожан хватает лишь на выплату коммунальных услуг, а собор, административный центр нуждаются в постоянном контроле электрика, сантехника, завхоза, уборщиц… Которых нет. У нас нет возможностей оплачивать труд этих людей. Все, что как-то обеспечивает жизнедеятельность собора, – усердие волонтеров. А волонтер – как всякий доброволец – сегодня есть, а завтра его нет. Многие и хотели бы, но они работают всю неделю, и потому готовы прийти помочь в воскресенье – когда храм полон молящихся… Получается, что архиерей, прибыв сюда из России, сталкивается с множеством проблем не духовных, а вполне земных, особенно в первое время, когда он, как любой приехавший в чужую страну, терпит много шоков. А внутренней компенсации в виде растущего прихода, нет (да и материально священники здесь обеспечены очень скромно). То есть священник, совершающий свое служение в России, находится в более понятных и легких для него условиях, он во всех отношениях чувствует себя комфортнее. Поэтому посылать сюда на служение нужно людей, которые уже знакомы со здешней спецификой жизни и которые сами готовы поехать. В противном случае священник неизбежно столкнется с миром, которого он не знает. Ведь даже устройство приходской жизни здесь иное.
Согласно Уставу, священник является духовным лидером своего прихода. Безусловно, есть церковный совет, какие-то помощники, но совет не является давлеющим над священником, он – при священнике. Попадая же в США, открываешь, что здесь церковный совет ощущает себя хозяином приходской жизни, а к священнику порой относятся, как к наемнику. Который сменяем – тогда как они остаются навсегда. Конечно, для священника, который вырос в зарубежной среде, кто видел только такую практику, – ему легче, он принимает это как данность. Но приехать из современной России и почувствовать, что тебе не просто тяжело, а что даже не ты являешься первым авторитетом на приходе, что прежний опыт не работает, – это шок.
М. А. – Может быть Русская Зарубежная Церковь может помочь своим опытом? Она выстраивала себя здесь, и у нее нет такой проблемы культурного – именно культурного, а не церковного, – шока. Возможно ли такое “сотворчество”? Русская Церковь воссоединилась – каков опыт пятилетнего общения?
Владыко Юстиниан – Приходы Зарубежной Церкви также имеют в своей жизни, порой, главенство церковного совета. Ведь храм, здание, – это собственность, и зачастую владельцами являются именно члены прихода. Жизнь Русской Зарубежной Церкви, в ее территориальной рассосредоточенности, проходит при большой раздробленности на отдельную, независимую, частную жизнь приходов. Когда каждый приход определяет свое существование, в меньшей степени переживая за епархию в целом. Московский Патриархат живет очень централизованной жизнью, а РПЗЦ – растекшись по отдельным приходам, так сложилось исторически. Как взаимодействовать? – всегда вопрос. Здесь срабатывает и разный менталитет. Хотя празднование пятилетия Объединения мне показало большую организованность и сплоченность паствы РПЦЗ, чем наших Патриарших приходов. То есть, говоря, что жизнь РПЦЗ проходит как конгломерат отдельно взятых приходов, я должен признать, что Патриаршие приходы здесь, в Америке, отнюдь не больше централизованы. И не очень, оказывается, способны к активной совместной деятельности.
Процесс сближения идет, и его нельзя никак торопить; здесь люди не привыкли жить, положась лишь на авторитет иерархов. Люди привыкли проверять все личным опытом и брать на себя ответственность за свои решения. Поэтому процесс взаимопроникновения не надо подогревать. Всему свое время. Я ясно осознаю, что нет некоего духовного просветительского центра, который бы занимался анализом современной жизни Церкви здесь, анализом изменений современной паствы, жизни приходов сегодня. Нет той Семинарии, которая адаптировала бы друг к другу людей, прибывших недавно из России, и здесь выросших; которая помогала бы им находить общий язык, стала бы посредником. Я думаю, что об этом нужно говорить, пытаться поднимать эти темы в работах конференций, круглых столов. Русский православный за рубежом и русский православный, прибывший из России, – в чем они похожи? чем отличаются? Постараться понять разницу их менталитетов, их отношения к жизни, Церкви, культуре. Проследить общие, объективные закономерности, чтобы их учитывать в своем священническом служении. Потому что, естественно, священник обязан быть психологом и аналитиком. Разные формы общения с детьми и взрослыми, с учеными и простыми людьми, с уроженцами Америки и выходцами из России… Священнику нельзя думать, что та норма, в которой он вырос и сформировался как служитель Церкви, и есть мерило православности. И если это не учитывать – возникают взаимные претензии. А все это просто требует спокойного разговора, общения, обсуждения.
М. А. – Эта проблема есть, и она чрезвычайно важна для верующего. Ее никто не обойдет в Церкви, мы все равно упремся в нее. Поэтому, согласна, – нужно обсуждать и менять, в том числе – в себе. И последний вопрос. Мы встречаемся с Вами, Владыко, во время поста; когда выйдет декабрьский номер, уже наступят рождественские празники. Что бы Вы пожелали нашим читателям?
Владыко Юстиниан – Я пожелал бы им и как священнослужитель, и как русский гражданин, пожелал бы жителям русской диаспоры большей церковности. Русской православной церковности. Не набор генов, не цвет волос и кожи определяют нашу русскость, а состояние души. Если будет сохраняться живая вера во Христа, будет сохраняться живая связь с Церковью, естественным станет сохранять и свою русскость, культурные традиции. Мы здесь не изобретем ничего нового. Века показывают нам такие примеры. Иудейский народ, хоть и в вавилонском плену, сохранял свою веру, и через 70 лет пленения они поспешили на родину, понимая, что без возрождения храма Иерусалимского, культа, не воскреснет и народ. Вот пример – конкретный, исторический; приди и убедись: много тысячелетий живет еврейский народ в рассеянии, в самых разных условиях, – и не исчезает. Порой даже не говоря на своем языке, имея внешне культуру и воспитание той страны, где живет, но, в глубине сердца сохраняя веру, они обретают способность к восстановлению и самоорганизации. Еще пример – столько веков живущие в рассеянии армяне. Я вижу, как сейчас в Америке развивается бурно и греческая архиепископия. Все греки группируются вокруг храмов, вокруг священников, вокруг предстоятеля этой юрисдикции – архиепископа Димитрия. Будет сохраняться вера в Бога и православная церковность – сохранится и русская диаспора.
Нью-Йорк