Отрывки из мемуров
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 263, 2011
Владимир Лазарев
Времена жизни[1]
Отрывки из мемуаров
Ещe при жизни Алексея Фeдоровича (Лосева. – Ред.) Господь даровал мне встречу с монахиней в миру матерью Еленой, жившей в Ленинграде. Елена Ивановна Казимирчак-Полонская, астроном, доктор физико-математических наук, была ещe доктором философии Варшавского университета, а в двадцатые годы, учась во Львовском университете, стала активным участником Русского студенческого христианского движения (РСХД). Оно базировалось в Париже, и духовным отцом Елены Ивановны стал выдающийся философ и богослов протоиерей о. Сергий Булгаков. Он-то и благословил еe на монашество в миру, так же, как благословил на этот подвиг мать Марию (Елизавету Кузьмину-Караваеву) и иконописицу мать Иоанну (Юлию Рейтлингер). Через много лет, уже будучи в Ленинграде, Елена Ивановна напишет большую работу, посвящeнную о. Сергию Булгакову, первая часть которой появится в «Богословских трудах» Московской Патриархии (1986, том 27).
Прочтя статью, я захотел познакомиться с еe автором. Позвонил сыну философа, скульптору Фeдору Сергеевичу Булгакову, живущему в Москве, и отправился к нему в гости. Они с женой Натальей Михайловной, дочерью художника Михаила Васильевича Нестерова, – тихие, радушные, гостеприимные люди. В комнате, где мы беседовали, висит большое полотно-копия известной картины Нестерова «Философы» (П. А. Флоренский и С. Н. Булгаков). Тихим светом освещает всю комнату. Хорошо было у них, благоприятно. Фeдор Сергеевич сказал, что существует вторая часть работы Елены Ивановны, неопубликованная, – о собственно богословском творчестве отца. Они мне дали телефон и адрес матери Елены. И в скором времени, предварительно позвонив, я поехал в город на Неве.
Елена Ивановна жила в районе Чeрной речки, в каком-то сером, как мне показалось, доме, в однокомнатной скромной квартире. Она была слепа, светлолика. У неe был напряжeнно-радостный, с хриплым оттенком голос. Потом я понял, как велико еe самообладание.
Она, превозмогая телесную боль, радовалась приходу каждого нового человека. Божий дух и звeздное небо более всего вдохновляли еe, освещали еe жизнь, полную трагических лишений. Ей было свойственно живое религиозное переживание. И это спасало Елену Ивановну в самые тяжкие периоды жизни. Она глубоко православный человек. И вместе с тем свежесть первохристианства близка еe сердцу. Жизненный опыт матери Елены воплотился в книгу «О действии благодати Божией в современном мире», бывшей тогда ещe в рукописи. В напряжeнном духовном состоянии она, кроме общепринятых, творила ещe и свои неповторимые молитвы, как эту, во время поиска в Польше, в конце Второй мировой войны, своей пропавшей без вести матери: «…Господи, прими моление моe! Прошу Тебя только о даровании мне Благодати Твоей святой, ибо она и только она может дать мне силы для преодоления тварной и грешной немощи моей. Верую непоколебимо, что Любовь Твоя превосходит разумение наше, что Ты исполняешь наши желания, согласные с волей Твоей, раньше нашего обращения к Тебе. Даруй мне силы не изнемочь в поисках бедной матери моей. Обещаю Тебе непоколебимость моей веры и предельное терпение в предстоящих трудностях и страданиях моих. Услыши мя, Господи! Пресвятая Богородица, Радость, Любовь и Надежда моя, благослови мой путь, прими меня под Свой Святой Покров!.. И свет и мир духовный снизошли в душу Елены (Автор пишет свою автобиографическую повесть в третьем лице. – Вл. Л.). Она радостно выполнила своe молитвенное правило и легла спать в четыре часа утра, приказав себе, по обыкновению, проснуться через три часа и без колебаний идти».
Так она, православный миссионер, шла по жизни. Благодать Божия сопутствовала ей. И свершалось, казалось бы, невозможное. Ранней весной 1944 года Елена Ивановна, по настоянию мужа, переезжает вместе с ним, с малолетним сыном Серeжей и своей матерью из Львова, где они жили, в Варшаву. Там их ждeт полоса неудач. Но ни на день не ослабевает мистическое, духовное общение Елены Ивановны с Богом. И вот однажды во время утренней напряжeнной и пламенной молитвы еe сознание пронзило чeткое напутствие: «Выйди из Варшавы!» Она почувствовала: это указание Господа. И беспрекословно последовала ему. Взяла Серeжу, оставила домашним записку и пошла с сыном в ближайший под Варшавой лес. Ей удалось снять комнату в дачном доме на опушке леса. Она сообщила мужу и матери о месте их пребывания и просила незамедлительно присоединиться к ним. Вскоре в Варшаве вспыхнуло польское восстание против фашистских оккупантов, и все пути в столицу были перекрыты. В эти дни людей расстреливали по малейшему подозрению в их причастности к восставшим. Самой Елене Ивановне чудом удалось избежать расстрела. Мать свою она всe-таки отыскала, а с мужем трагическая варшавская эпопея разлучила еe навсегда. Она принимает решение вернуться в Советский Союз и там по мере возможности служить Господу Богу и науке. После многих происшествий и тяжелейших скитаний Елена Ивановна с матерью и сыном в поезде с другими добровольными переселенцами из Польши 9 мая 1945 года была отправлена в СССР.
Там она вначале поселяется в Херсоне, пройдя испытания нечеловеческими условиями жизни. Потом работает в педагогическом институте. Пережив потрясение от внезапной болезни и смерти сына Серeжи и встретив жестокосердие со стороны руководства в эти тяжeлые для неe дни, Елена Ивановна оставляет институт и уезжает в Ленинград, где еe берут научным сотрудником в Институт теоретической астрономии Академии наук СССР. Несколько лет напряжeнной и успешной работы приносят свои плоды: в 1950 году она блестяще защищает кандидатскую диссертацию. Но в 1952 году Елену Ивановну арестовывают по подозрению в шпионаже. Восемь месяцев с января по август она проводит в следственной тюрьме министерства госбезопасности, где ей предъявляют чудовищные обвинения. Несмотря на обострившуюся болезнь ног и ухудшение зрения, Елена Ивановна ведeт себя стойко. Сила еe убеждений столь велика, что еe освобождают, а один из следователей после длительных допросов и бесед с ней уверовал в Бога. Высок идеал, велика высота еe жизни!
Я спросил Елену Ивановну, как сложилась судьба еe мужа в Польше, отыскался ли его след. «Отыскался,– ответила она.– После его возвращения из немецко-фашистского плена он добивался разрешения переселиться в Советский Союз для объединения со своей семьeй. Но его как поляка не пускали. Это было ещe в 1946 году, когда мы жили в Херсоне, ещe до смерти Серeжи. Я записалась на приeм к первому секретарю Херсонского обкома партии. Рассказала ему о нашем печальном положении, просила помочь нам объединиться. ▒И правильно делают, что не пускают,– ответил он с каменным лицом.– Сейчас мы выселяем всех поляков из СССР в Польшу. И никакого поляка сюда не пустим. И вам вернуться в Польшу не разрешим’. Крепостной вал замкнулся. Как было не впасть в отчаянье?! Я молилась Господу Богу, чтобы Он помог мне вынести всe это.»
Свою научную жизнь Елена Ивановна посвятила изучению движения малых небесных тел Солнечной системы. Определила общие закономерности эволюции и трансформации кометных орбит, выявила сложные закономерности сближения комет с Юпитером и Сатурном и математически обосновала это.
Совместно с несколькими сотрудниками Института теоретической астрономии впервые исследовала возмущeнное движение метеорного роя Леонид… Одновременно с этим она занималась постоянными исследованиями богословского характера. Сотрудник института Николай Беляев, научным руководителем которого она была, стал, в конечном счeте, православным священником. Не без еe влияния сделался истовым христианином и директор Пулковской обсерватории, член-коррреспондент Академии наук Виктор Кузьмич Абалакин и многие другие. Она была чистой души, страстным проповедником. Исключительная честность, целеустремлeнность, отвага и самоотверженность – отличительные черты еe сильного, можно сказать, героического характера. Когда еe духовник, человек узкого кругозора и малообразованный, запретил ей читать лекции об о. Сергии Булгакове слушателям Духовной академии, она не послушалась. И от переживаний, от того, что ей пришлось так поступить, окончательно потеряла зрение.
Умение выдерживать длительное напряжение духа в его высоком мистическом состоянии сочеталось у матери Елены со строгими научными изысканиями, с точностью математического анализа и вычислений, с тонким пониманием природы вещей (пишу об этом, и непроизвольно всплывает образ Павла Александровича Флоренского, обладавшего такой многогранностью интеллекта). Внешне она могла показаться проще, чем была на самом деле. Но постепенно в общении открывалась глубина еe души и ума. Много прозревших, ставших православными христианами, было вокруг неe.
Вернувшись в Москву, я рассказал об Елене Ивановне Казимирчак-Полонской жене Ольге, а позже Азе Алибековне Тахо-Годи и гостившей у неe Денезе Зумбадзе, прилетевшей из Тбилиси. Грузинка, вся в чeрном, с большим крестом на груди, ратовавшая за то, чтобы и женщины могли быть священниками, загорелась желанием побывать у матери Елены и провести там со своими коллегами выездное заседание кафедры классической филологии Тбилисского университета. Я дал Денезе телефон Елены Ивановны, и такая встреча состоялась. Грузины подарили Елене Ивановне икону: отчеканенную в бронзе рублeвскую «Троицу».
Со времени моего личного знакомства с матерью Еленой я чувствовал непрерывную духовную связь с ней. Мы перезванивались. Много думал о ней, о превратностях еe судьбы, о еe стойкости, о жестокости и несовершенстве мира людей…
* * *
22 декабря 1986 года в Москву из Горького после семилетней ссылки вернулся академик Андрей Дмитриевич Сахаров. И стал активно заниматься правозащитной деятельностью. В 1989 году его избрали народным депутатом СССР. Моя жена Ольга Туганова принимала участие в работе инициативной группы при Доме учeных, помогавшей Сахарову в разборе многочисленных писем, приходивших от избирателей на его имя.
Жизнь Сахарова была чрезвычайно насыщенна, он работал, что называется, на износ. 30 ноября 1989 года на заседании Координационного совета Межрегиональной группы депутатов Андрей Дмитриевич выдвинул идею проведения 11 декабря, в день открытия Второго съезда народных депутатов, двухчасовой всеобщей политической предупредительной забастовки с требованием, среди прочего, отмены 6-й статьи Конституции СССР, утверждающей монопартийную систему КПСС в жизни государства и общества.
11 декабря мы с Ольгой пошли на митинг в Физический институт Академии наук (знаменитый ФИАН), где среди других должен был выступать Сахаров. Высокий, глыбистый, сутуловатый, с несколько асимметричным, каким-то внеземным, одухотворeнным стремительной мыслью лицом, он произвeл на меня сильное впечатление. После нескольких ораторов я попросил слова, и мне его предоставили. Среди выступавших я был, кажется, единственным гуманитарием. Поддержав сахаровскую идею об отмене или изменении 6-й статьи Конституции и требование включить обсуждение этого вопроса в повестку дня Второго съезда народных депутатов, я предложил участникам митинга принять следующий текст Обращения ко всем членам правящей партии: «Уча-стники митинга в поддержку перестройки, собравшиеся 11 декабря 1989 года в Физическом институте Академии наук СССР, обращаются к каждому человеку, состоящему в рядах КПСС, с призывом начать движение за самоотречение партии от своего диктата в обществе и дать таким образом обществу возможность наиболее безболезненно перейти к многопартийной системе, гарантирующей демократию и прогресс в нашей стране». Три человека, один член-корреспондент Академии наук и два доктора наук, фамилии их я не запомнил, страстно выступили против моего предложения, утверждая, что ни к чему хорошему это не приведeт. Однако текст названного «Обращения» был принят абсолютным большинством голосов. Председательствующий на митинге Анатолий Шабад сказал, что включит его в свою предвыборную программу. Я не знаю, как широко было распространено «Обращение». Через несколько дней, вечером 14 декабря, Андрей Дмитриевич Сахаров скоропостижно скончался. В демократическом движении образовалась зияющая брешь.
Мы пришли с Ольгой проститься с А. Д. Сахаровым в тот же самый ФИАН, в тот же самый зал. Там, где совсем недавно бурлил митинг, проходила гражданская панихида. Вслед за этим, при огромном стечении народа, состоялся траурный митинг в котловане Лужников, за стадионом. Было очень холодно. Выступающие теснились на деревянной, наскоро сколоченной трибуне. Вдруг толпа стала колыхаться, тeмные волны пошли по ней. Качнуло, зашатало зыбкую трибуну. Елена Боннер тревожно хриплым, каким-то птичьим, голосом выкрикнула в микрофон: «Люди вы или звери?! Перестаньте раскачиваться!» Попробуй останови тяжeлые наплывы толпы. Неприятное чувство овладело нами. Могла произойти давка. Через некоторое время раскачиванье само собой прекратилось, как бы застыло. Митинг продолжился. Зазвучало любимое музыкальное произведение Андрея Дмитриевича – полонез Огинского «Проща-ние с родиной». Неприютно было в холодном мире.
* * *
Сороковины Сахарова застали меня в Ленинграде. Это был последний из трeх дней моего пребывания там. Все три дня по вечерам мы беседовали с Еленой Ивановной Казимирчак-Полонской, матерью Еленой. В этот раз мы помолились за упокой души страдальца Андрея Дмитриевича. Наверное, многие в России помянули его в этот день. Мы говорили об узниках совести, их влиянии на нашу общую жизнь. Их было меньше, чем просто инакомыслящих. Узники совести это и есть противленцы злу не насилием (другими словами, непротивленцы злу насилием).
Во время наших трехдневных бесед Елена Ивановна неоднократно вспоминала своего духовного отца, богослова и философа, протоиерея Сергия Булгакова, его мужество, глубокий ум, обширные поз-нания, аскетизм, абсолютную преданность воле Божией. Говорила о безупречности его пастырского служения. И сама во многом следовала его примеру. Многие черты их характеров, скорее всего, совпадали. Видя вокруг неe столько славных и самоотверженных людей – Ольгу Ковалевскую, Виктора Нимбуева и других, я спросил Елену Ивановну, почему бы ей не основать Общество, скажем, имени Сергия Радонежского? «Только не общество, – поправила она меня, – а общину… Общину во имя Преподобного Сергия Радонежского. Это хорошо будет.» Свет нового предстоящего дела и непосредственное переживание Божьего присутствия в окружающем мире преобразили еe лицо.
Позже, в Москве, в радиопередаче «О смягчении нравов», прозвучавшей по первой программе Центрального радио, я уделил большое место образу матери Елены. В конце мая того же года вновь побывал у неe. Община была уже создана. Елена Ивановна благословила меня на духовно-культурную деятельность, прочитала при этом несколько молитв. Подарила мне две иконы, одну из которых написала подруга еe юности, ставшая монахиней, свою фотографию девичьей поры, фотографию сына Серeжи, сидящего у телескопа, машинописную копию своей неизданной работы «Исследование С. Н. Булгакова о первохристианстве» с дарственной надписью. Под ней стоит дата: «24 мая 1990 г. Ленинград» (день св. Кирилла и Мефодия и день памяти А. Ф. Лосева. – Вл. Л.). Кроме создания Общины во имя Преподобного Сергия Радонежского мать Елена вместе со священником о. Владимиром Сорокиным организовала больницу памяти святой Ксении Петербургской для покинутых больных стариков и неимущих. Мы с Еленой Ивановной держали постоянную телефонную связь. Я ещe несколько раз бывал у неe дома. И всегда уходил после этих встреч просветлeнным, радостным.
30 августа 1992 года матери Елены не стало. Еe похоронили на Пулковском мемориальном кладбище астрономов. Она была исполнена святости. Огонь еe благодатной, деятельной натуры, не угасая, согревает людей. Протоиерей Иоанн Конюхов, знавший Елену Ивановну с давних пор, выражая соболезнования общине, созданной ею, написал: «…Гениальная жизнь есть жертвенный подвиг. Гениальная жизнь знает минуты блаженства, но не знает покоя и счастья, всегда находится в трагическом разладе с окружающим миром… За всю свою жизнь я не встречал такого человека, как монахиня Елена».
Памяти Елены Ивановны Казимирчак-Полонской я посвятил статью, опубликованную в парижской газете «Русская мысль». Еe перепечатал на своих страницах «Вестник русского христианского движения» (1992, № 165). Там среди прочего было сказано: «Монашество в миру – не распространeнное в православии явление. А жаль, ибо оно осветляет и согревает духовную атмосферу вокруг Храма. Известны три монахини в миру по благословению отца Сергия Булгакова: мать Мария (поэтесса Елизавета Кузьмина-Караваева), иконописец, мать Иоанна (Юлия Рейтлингер, вернувшаяся из Парижа в СССР и жившая в Ташкенте) и мать Елена (выдающийся учeный-астроном, богослов, христианский проповедник). Каждая из них достойно несла свой крест до конца». Многие работы матери Иоанны и материалы, связанные с еe жизнью, хранились в личном архиве о. Александра Меня. Где они теперь? Хорошо было бы при Пулковской обсерватории создать хотя бы небольшой музей этих трeх монахинь в миру.
Выдающийся польский астроном академик Вильгельмина Ивановска писала мне из Торуни 7 ноября 1993 года о матери Елене: «…Мои встречи с Еленой стали началом сердечной дружбы, основанной на двух общих для нас стремлениях: к исследованиям Вселенной путeм научных работ и к углублению христианской веры. В астрономии наши поиски дополнялись в том смысле, что Елена занималась небесной механикой, в частности, исследованием движения комет, тогда как я работала в области астрофизики, в частности, физики звeзд и галактик. В наших духовных основаниях Елена принадлежала к Православной Церкви, я к Католической, но нас единила одна христианская вера в экуменическом взаимном отношении. У меня сохранились 14 писем Елены от 1986 до 1991 года. Вначале она писала эти письма лично на польском языке, которым великолепно владела, но с декабря 1988 года, когда она потеряла зрение и нуждалась в помощи своих друзей, мы перешли на русский язык. К этому времени ей было предложено читать доклады в Петербургской Духовной академии. Она ответила на этот зов всей своей душой, сознавая, какое опустошение в духовной жизни людей в России произошло за 70 лет насильственного атеизма… Елена написала мне, что приняла монашество, и мы перешли в нашей переписке на обоюдное обращение ▒Сестра’… Она живо интересовалась моей научной деятельностью, развитием нашей радиоастрономии. Жалела, что из-за слепоты не может прочесть моей последней работы, связанной с Коперником. Как близки мы были друг к другу, пусть свидетельствуют слова из одного еe письма: ▒Никто в мире не понимает так глубоко моей работы, как Вы, моя любимая. Да хранит и укрепляет Вас Господь своею Святою Благодатью в Вашем служении науке и людям’ (8 мая 1991).
Она глубоко радовалась политическим изменениям в Польше и в Советском Союзе в последние годы. Так об этом писала: ▒Радуюсь изменениям в государственной обстановке в Вашей стране, о которых мне писала молодeжь из Польши’ (4 февраля 1990). И позднее: ▒Конечно, события у нас потрясающие и долгожданные в масштабе духовном и государственном’ (1991). Она дождалась того, что свою апостольскую, столь нужную работу могла вести свободно. Блаженная Сестра Елена…»
* * *
В библиотеке-фонде «Русское Зарубежье» 31 марта 1999 года состоялся вечер по случаю выхода в свет книги монахини матери Елены (Е. И. Казимирчак-Полонской) «О действии Благодати Божией в современном мире». Приехали из Петербурга еe друзья и ученики – члены Общины во имя Сергия Радонежского.
Будучи глубоким богословом и выдающимся астрономом, монахиня Елена, кроме служения Церкви и науке, была ещe и светски широко образованна, что естественно сочеталось в ней, не противореча друг другу. Это производило сильное впечатление и выделяло еe в монашеском сестричестве. При этом она была очень скромным человеком и никогда не творила свой миф, чем нередко грешат знаменитые люди. Широкая молва не несла по свету еe имя. Когда я спросил Дмитрия Сергеевича Лихачeва, знает ли он что-либо о Казимирчак-Полонской, монахине Елене, живущей с ним в одном городе, он ответил: «Нет». Думаю, когда-нибудь она должна быть прославлена.
В предисловии к еe книге, вышедшей в серии «Мученики и исповедники XX века», Юрий Блатинский (один из еe учеников, ныне священник о. Георгий) пишет: «Вся еe жизнь, проникнутая верой, была дерзновением, ▒постоянным, как она говорила, перерастанием себя’. Она постоянно повторяла: ▒Надо жить в предстоянии перед Богом’… И, вспоминая, для скольких из нас она, ослепшая, была светом и поддержкой, на скольких пролилось тепло еe преданного Богу болезнующего сердца, сколькие благодаря ей духовно прозрели, ибо она проповедовала не словом только, но всею жизнью своею, в это веришь безусловно… Тайна сорокового дня кончины монахини Елены пришлась на день памяти Преставления преподобного Сергия, игумена Радонежского, как бы приоткрывая сокровенный смысл и значение еe прижизненного деяния создания Общины во имя Преподобного Сергия и посмертной судьбы».
Нас, грешных, притягивает к себе святость, и само присутствие при ней облагораживает, а подчас и возвышает в собственных глазах. Приятно быть непосредственным свидетелем прекрасного, своего рода зрителем, и мы проникаемся радостью кажущегося «соучастия» в благих деяниях. Может ли это быть без несения своего тяжкого креста? Без ежедневного духовного подвига ? Важен не только факт присутствия при святости, надо сказать себе, а в меру сил своих следование ей. Прозрение, взрыв радости – это не вершина бытия, а начало твоей новой жизни, которую нелегко исполнить. Для этого многое должно быть и дано. Мать Елена была одарена острым чувством Божьего при-сутствия в нашей жизни, сосредоточением в общении с Богом, аскетизмом, силой напряжения духа, наконец…
В зале стояла звенящая тишина. И светился преображeнный образ еe.
3 сентября 2006 – 12 апреля 2008
Маунтин-Вью, Калифорния