Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 260, 2010
Нет, не подвиг, а просто такая жизнь,
Что осилит только герой.
А собьешься чуть – хоть костьми ложись,
Не вернуться в избранный строй.
Лишь душа заскулит – обреченный зверь,
И в ответ иссякнет звезда.
Что поделать, такая вот жизнь теперь.
Что поделать, такая вот смерть теперь.
Впрочем, так же было всегда.
* * *
совсем не шахматный мат.
Звонит подруга
о путешествии в Канны.
Светает поздно,
потому что февраль – не март.
На кухню уже не заходят
отчаявшиеся тараканы.
Живу – принцесса
вполне престижных кровей –
В своей запущенной башне многоэтажной.
Видишь, кем стала та, что была твоей?
Видишь – оттуда?
А впрочем, уже неважно.
И лишь вот в такие ночи,
когда кругом – ни огня
и уж, тем более,
ни огня где-то рядом,
бывает, думаю:
а как ты глядишь на меня –
двадцатипятилетним
иль все ж повзрослевшим взглядом?
Хотя за что бы тебе
такой недобрый удел?
Уж, в крайнем случае,
ты манну Господу мелешь.
Ведь я – “снова ягодка”,
что еще не предел.
А вдруг ты все видишь,
но разлюбить не умеешь?
Ответа вовеки мне,
наверное, не узнать,
разве что ангелы
случайно проговорятся.
А значит, приходится холить
нешибкую свою стать
и лунных ночей
да безоблачных дней
стесняться…
* * *
Посреди пустынного мира:
Господи!
Сотвори мне кумира!
Не обязательно в славе и во плоти –
Хоть какого-нибудь!
Хоть прежнего возврати!
Но раздастся в ответ,
прошуршит дождем по траве:
Чем кумира в округе искать,
Заведи царя в голове!
Не то чтобы слишком жаль,
Но когда ты плачешь,
Когда ты, черт возьми, плачешь,
Накапливают суглинки
Такую слякотную печаль,
Что кажется – в самом деле
Не будет больше удачи.
Начиналось все,
Как положено, у меня:
Мандариновый запах елки,
Семья и школа.
А теперь вокруг –
Ни тепла, ни огня,
Лишь вот этот плаксивый ангел
Почему-то женского пола.
Нрав умеренный у нее,
Как погода в Крыму.
Вся умеренная она,
Как гусиная стая.
Я ору ей иногда:
“Передай Самому –
Не могу я так больше жить!” –
Не передает, пропускает.
А то вдруг сядет по-птичьи
под потолок
И заскулит –
Хоть совсем убегай из дома.
Ты прости меня, ангел!
Навязал тебе Бог
Неуютную спутницу.
Да ты сама с ней знакома.
Но знаешь, мир, данный нам в ощущеньях,
В целом неплох,
Да и жизнь пока не исчерпана,
Извините.
Я еще удивлю тебя, рассмешу тебя,
Видит Бог!
Я еще помогу тебе, не печалься,
Ангел-хранитель!
* * *
Просто я от беды устаю
В этом пахнущем гарью,
В этом вечно кровавом краю,
Где приветливы черти
И не больно сладка благодать,
Где не думать о смерти
Так же глупо, как счастья не ждать.
По вороньему граю
Узнаю приближение дня…
Я тебя не пугаю.
Будь отважен.
Не слушай меня.
* * *
это счастье особого рода.
Ты продлил бы мне, Господи,
кроткое это житье!
Ну а если нельзя без геройства –
пусть, ладно, свобода.
Только пусть поскорей,
я хочу пережить и ее.
Я согласна хлебнуть вышины,
как не всякая птица,
сквозь мелеющий воздух
мучительной красоты.
Лишь бы к ночи хотя бы
в душистой избе схорониться,
где в хорошее лето
окна достигают цветы.
А потом вспоминать, улыбаясь,
звоночки трамвая,
ярко-желтые пятна на синем
(листва и вода),
и подумать, что осень
так сладко меня забывает,
как никто из людей
никого, ни за что, никогда…
* * *
Горевать совсем негоже –
Жизнь исправно шлет подарки
Вот таким, как мы, прохожим,
А не чертит закорюки.
Светел день. Весна нетленна.
Голубь, подобравши юбки,
Входит в лужу по колено.