Очерк
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 259, 2010
Евгений Кожокин
Белград: весна 1999…
Свидетельство очевидца. Очерк
«Лучше погибнуть, когда смотришь на звезды, чем под обломками зданий». Эти слова известной сербской певицы Симониды Станкович, прозвучавшие в момент драматического ожидания очередного налета натовской авиации на Белград, навсегда отложились в памяти политика и историка, в то время директора Российского института стратегических исследований Евгения Кожокина. Весной 1999 года волею судеб он оказался в эпицентре самого настоящего военного конфликта, приведшего в итоге к расчленению Сербии, насильственному отделению Косово и Метохии, десяткам тысяч беженцев, далеко назад отбросившего экономику этой балканской страны.
За окном московская весна, шумный, суетливый, сытый Арбат, на который выходят окна рабочего кабинета Евгения Кожокина. Только война 1999 г. не отпускает, не дает забыть о себе, хотя и прошло 11 лет…
Приглашение на войну
В начале апреля 1999 года мне позвонил мой давний хороший знакомый, историк, директор института истории Сербской академии наук Славенко Терзич. Он приглашал меня приехать в Белград и принять участие в международной конференции, посвященной проблемам европейской безопасности. Предложение было более чем неожиданное, с учетом того, что в это время каждый день крылатые ракеты и авиабомбы с самолетов НАТО падали на Сербию, на Белград. Я ответил сразу же однозначно, сказав, что есть предложения, от которых невозможно отказаться.
Мне и ранее доводилось находиться и даже работать в зонах вооруженных конфликтов. Еще будучи депутатом российского Парламента, я возглавлял рабочую группу наблюдателей в Нагорном Карабахе в 1991 году, затем руководство Парламента направляло меня с разными миссиями в Грузию и Абхазию – во время грузино-абхазской войны, в Ингушетию – во время осетино-ингушского конфликта; приходилось бывать в Таджикистане и Афганистане в не лучшие для этих стран времена. В каждой из горячих точек можно было понять, что надо делать, чтобы минимизировать риск. Печальных случайностей полностью исключить было невозможно, и все-таки, в Карабахе, в Ингушетии, в Абхазии многое зависело от собственных решений. Предстоявшая поездка в Сербию угнетала нараставшим ощущением, что я, со всеми своими мыслями, стремлениями, амбициями, превращусь в муравья, от которого ничего не зависит, даже – будет ли он жить через секунду или нет. Высокотехнологичная война посеяла во мне холодный ужас. Будто в меня вселился какой-то маленький человечек, который все время повторял: «Не хочу, не хочу, не хочу…».
В день перед вылетом, вечером, я пришел домой, и сразу же в доме вырубился свет. Я не суеверен, и все же ощущение, что кто-то предупреждает, что лететь не надо, нарастало. В аэропорт Шереметьево-2 я приехал впритык, отпустил машину и не обнаружил на табло отлетов рейса в Софию (в Белград самолеты не летали). Благо, Шереметьево-1 недалеко, я успел переехать из аэропорта в аэропорт.
В Софии на стенах некоторых домов были заметны надписи краской: требования остановить бомбардировки в Сербии. В пригороде показали место, куда упала американская ракета, по ошибке залетевшая в Болгарию; к счастью, обошлось без жертв.
Далее – пустой автобан София–Белград. Периодически приходилось делать большие объезды. Проехали через несколько маленьких городов – в одном из них была разбомблена целая улица. Я спросил у местных сербов, на какой военный объект был нацелен удар, – оказалось, что там находилась табачная фабрика. Впоследствии кто-то из американских военных мне объяснил, что табачные фабрики бомбили, так как сигареты поддерживают моральный дух военнослужащих и, с этой точки зрения, табачные фабрики являлись военным объектом.
Никто не знает, куда упадет оЧереднаЯ ракета…
Белград жил совершенно неожиданной жизнью для города в условиях постоянных бомбардировок и ракетных обстрелов. В 1991 году, возглавляя группу наблюдателей в Карабахе, я жил в Степанакерте, который в то время тоже регулярно обстреливали. Но Степанакерт и Белград разительно отличались. В Карабахе шла война, в которой человек все-таки был значимой величиной, что-то можно было предвидеть, предугадать. Каждый житель знал, что во время обстрелов одна сторона улицы опаснее, чем другая. Знали, где можно прятаться, какие есть укрытия от обстрелов. В Белграде никто не знал, куда упадет очередная ракета и какие объекты будут признаны военными. Начинали со здания Министерства обороны, затем разбомбили электростанцию, затем телецентр… Единственно, было ясно, что идет эскалация бомбардировок и что все большее количество гражданских объектов заносится в список объектов военных. Но при этом в городе даже во время обстрелов люди не выключали свет, а многие рестораны и кафе не останавливали свою работу, и сербы продолжали сидеть за столиками.
Как-то ближе к ночи меня пригласили в гости к известной сербской певице Симониде Станкович, принадлежавшей к местной художественной элите. Ее квартира была в самом центре города, напротив величественного храма Святого Саввы. Во время нашего разговора прозвучала сирена, предупреждающая об обстреле. У меня с собой была камера, и я хотел снять обстрел мирного города – для этого предложил выйти на балкон.
На какие-то минуты сирены умолкли, и в городе воцарилась какая-то пронзительная тишина; было слышно, как воют собаки, странные звуки – не мяуканье, а нечто совершенно иное, – издавали кошки, по-особенному пронзительно плакали грудные дети. Затем все разом затихло. И начался обстрел.
Я обратил внимание на то, что на крышах и на балконах стояли люди. Я спросил у Симониды: «Почему люди не прячутся в бомбоубежища?». Она ответила, что разрушительная сила бомбардировки столь велика, что нет смысла прятаться. И рассказала поразивший всех случай, недавно произошедший в Белграде: когда разбомбили телецентр, один журналист оказался погребен под обломками здания, он был тяжело ранен, но сумел доползти до отброшенного взрывной волной мобильного телефона; позвонил в полицию, сообщил, что он под обломками. Тут же поехали его спасать. Откапывать пришлось долго; когда журналиста нашли, он был мертв. Симонида мне объяснила, что лучше погибнуть вот так – когда смотришь на звезды, смотришь на город, чем как ее друг под обломками здания.
Уже не проводили больших концертов на мостах, но люди по-прежнему не прятались от бомб. Даже те, кто явно никогда не держал в руках оружие, говорили, что скорее бы началась сухопутная операция – в этом случае сможем отвечать за то, что творят в отношении нашей страны. Мои собеседники, в основном, были люди из интеллигенции; одни – убежденные сторонники Милошевича, другие – его противники, но все говорили: сейчас идет война, и мы должны быть едины, с Милошевичем мы должны разбираться сами и – потом; бомбардировками уничтожают не Милошевича, – посылающие бомбить Сербию хотят сломать становой хребет нашей нации: мы слишком независимый народ, и, видимо, это их не устраивает.
КонференциЯ по безопасности под аккомпанемент сирен воздушной тревоги
В конференции принимали участие большая делегация из Болгарии, эксперты из Греции, был православный священник из Финляндии и даже один профессор из США. Был молодой эксперт из Японии, два профессора из Германии – то есть, проходил настоящий международный симпозиум. Когда во время работы конференции раздалась сирена воздушной тревоги, участники стали оживленно обсуждать – уходить или не уходить в бомбоубежище. Мнения разделились, большинство продолжило работу, следуя примеру сербов. Оценку того, что делали натовцы под руководством США, не обсуждали. В общем-то, фактом своего приезда в Сербию участники уже заявили о своей позиции. Хотя люди там были очень разных взглядов. Были люди пацифистского склада, были, как молодой японец, антиглобалисты. Кто-то просто, чисто по-человечески, симпатизировал сербам и считал за преступление бомбить страну, прикрываясь лозунгами гуманитарного вмешательства. Из России были известные специалисты по истории Балкан Елена Гуськова и нынешний директор Института славяноведения Российской Академии Наук Константин Никифоров, доктор исторических наук из ИМЭМО РАН, впоследствии депутат Государственной Думы Наталья Нарочницкая.
Белград–Косово. фильм о войне
Конечно, хотелось, очень хотелось помочь сербам. Но как раз в это время был назначен в качестве посредника от Российской Федерации Виктор Черномырдин. Тут же вспомнилась его предыдущая посредническая роль, его разговор с Басаевым во время захвата больницы в Буденновске… Сомнений уже не было: по государственной линии мы сербам помогать не будем. Тогда и родилась у нас идея: нужно снять документальный фильм про жизнь сербской, самой обычной семьи, которая утром встает, отец идет на работу, младшего ребенка ведут в детский сад, старший идет в школу – все идут по своим делам, и никто не знает, увидят ли они друг друга вечером. Совершенно бытовой фильм, без патетики на тему западного «гуманизма». К сожалению, фильм снять не удалось, хотя, когда я вернулся в Москву, – а я не большой специалист по фандрэйзингу – оказалось, что никого из моих друзей-бизнесменов не пришлось убеждать, объяснять и доказывать. Они только задавали вопрос, сколько нужно денег и есть ли оператор и режиссер, которые готовы поехать в Белград. И оператор, и режиссер нашлись, но к тому моменту сербы не доверяли уже никому, в том числе и нам, русским. И вопрос о том, чтобы поехать, очень долго решался, и когда, наконец, он решился, благодаря послу Сербии в России, старшему брату Милошевича, и мы вылетели, было уже поздно: война закончилась…
Мы так же летели через Софию, проезжали те же городки, ту же разбомбленную улицу… Фильм мы в итоге сняли, но это был уже другой фильм. Режиссер Валерий Федосов, увидев Белград, сразу мне сказал: прежний замысел не сработает, мы опоздали, – что будем делать? И тогда мы решили поехать в Косово. Большую часть времени мы провели в Косово – там и сняли фильм, но это уже другая история о войне.
Напомним, что с 24 марта по 10 июня 1999 года против Сербии было совершено 35 000 боевых авиавылетов, в которых было задействовано около 1000 самолетов и вертолетов стран НАТО. Общее количество погибших гражданских лиц составило свыше 1700 человек, в том числе 400 детей, около 10 тыс. человек были серьезно ранены. Из-за повреждений коммуникаций без воды остался один млн. человек. Вследствие нанесения ударов по фабрикам и заводам 500 тыс. человек лишились работы, тысячи – крыши над головой. В результате ракетно-бомбовых ударов был нанесен значительный ущерб и гражданским объектам, в частности было повреждено около 2 тыс. начальных и средних школ, 35 высших учебных заведений, уничтожено 115 объектов здравоохранения.
Белград, 1999 – Москва, 2010
Записал и обработал Сергей Пинчук