Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 257, 2009
Из цикла “Нью-Йорк”
Манхэттен
Как допотопный ящер,
внушая миру страх,
уверенно стоящий
на лапищах-мостах;
вцепившийся в соседей –
Нью-Джерси, Бруклин, Квинс,
сквозь уличные сети
смотрящий в даль и высь;
шипами небоскребов
распугивая птиц,
кроя небес утробу
и облачный батист,
шипящий и ревущий,
на то и остров – остр,
на части часто рвущий
людские души – монстр;
запретный и заветный
и плод, и дикий зверь –
на въезде в заповедник
народов, рас и вер.
С Бруклинского моста
Въедешь в Манхэттен с Бруклинского моста,
ахнешь от вида, ухнешь по тормозам,
вот они – шпили, высятся на местах,
бьющие в небо, в небо и по мозгам;
вот они – сети стритов и авеню,
желтые лихорадочные такси,
глотки витрин и вывесок – сome in, уou!
шоу бродвейских – опиум и токсин.
И забываешь будни свои и дни,
втуне и тине тянущие на дно,
только откройся, звуки в себя втяни,
сотни наречий, расы, наряды…
но
не растворяйся, не исчезай в толпе,
с мира по нитке ткущих живую ткань…
пусть, растворяясь, силы дают тебе
снова вернуться в Бруклин – тьмутаракань.
“Наскиталец”
скитаться станет с именем моим.
знакомым эхом, речи отголоском;
он станет цветом – тени отстранив,
мигнет прохожим радуги полосками.
Он станет ветром – бросится к окну,
и, пролетев по темным коридорам,
за стол присядет, кресло покачнув,
себя наполнит снова старым домом.
Уже не призрак, обретая плоть,
жильцом осенним – а не постояльцем,
начнет шептать и излучать тепло,
открыв тетрадь и разминая пальцы.
И заживет, как прежде, как всегда…
Неправда! –
словно заново родился.
Он наскитался – вот и воротился
и не исчезнет больше никогда…
Вопрос
В нашем доме, на подоконнике,
есть горшочек с алое,
и он зеленеет среди разноцветных стен,
полов и мебели,
радуя нас… купивших его…
В нашем районе, недалеко от дома,
есть скверик,
и он зеленеет среди серых и пыльных домов,
дорог и тротуаров,
радуя нас – разбивших его…
В нашем городе, в часе езды от дома,
есть парк,
и он зеленеет среди многолюдных
и шумных районов,
радуя нас – посадивших его…
В нашей стране, в часе полета от дома,
есть заповедник,
и он зеленеет среди огромных городов,
ферм и трас,
радуя нас – сохранивших его…
В нашей Вселенной, недалеко от Солнца,
есть планета,
и она зеленеет и голубеет
среди черного и пыльного космоса,
Кого она радует?
Создавшего ее?
“На этой каторге бессрочной”
собой и Богом обречен,
ты веришь истово и прочно,
в глазах, ушах и речи – Он.
И облаками в небе пишет
на непонятном языке,
и ноту правильную ищет
в реке, траве и музыке.
На этой каторге бессрочной,
как раб, возводишь Вавилон,
и кирпичи кладешь построчно,
чтобы стихи заметил Он.
И не заметить Он не мог их,
так речь прозрачна и чиста…
И я, читающий немногих,
за Ним тебя перечитал.
И надышался свежим утром,
испил воды у родника,
увидел в небе облик мудрый,
всю жизнь невидимый никак.
Так, схожи на Луну и звезды,
лучатся приоткрытый глаз
и капли маленькие возле…
На землю Бог роняет слезы –
счастливый плачет первый раз…
50
На жизнь нанизан, как шашлык,
уже изрядно пережарен,
еще вяжу свой грешный лык,
застряв меж разных полушарий.
И между двух материков,
и языков, и полужизней, –
все чаще крою матерком,
став нетерпимей и капризней.
Испив, как рюмку, пятьдесят,
хмельные годы не заметил,
скопив достаточно досад,
пока не знаю, что за этим.
Какой отпущен дальше срок,
о чем напишется за далью,
и сколько запоздалых строк –
никем не понятых – оставлю.
Нищий
Перед храмом, на паперти, нищий,
от рожденья слепец и урод,
подаяние просит из ниши –
как святой, тянет руку вперед.
Чем успел согрешить он в утробе,
за какие в ответе грехи,
почему правоверных коробит
вид просящей о хлебе руки?..
Только птицы голодные рады –
поклюют и взмывают домой,
а под ними на равных и рядом –
стройный храм и горбатый хромой.
Песочные часы
Я в песочных часах лишь одна из песчинок,
в бесконечном потоке таких же сочась,
не ищу оправданий – смиренно, как инок,
отмеряю в стеклянном соборе “Сейчас”.
Мой свободный полет на мгновенья рассчитан:
ускорение вниз и паденье на дно,
от удара и боли мне горка защитой –
из песчинок, свое отлетавших давно.
Время кончится, выпав и мною в осадок.
Повторить бы еще раз и выбрать свой путь…
Но дорога одна, никаких пересадок,
да и некому часики перевернуть.
18–20 сентября 2009 в Брюсселе прошел международный поэтический конкурс “Эмигрантская лира–2009”. Главный приз “Золотой Манекен Пис” присужден постоянному автору “Нового Журнала” – Михаилу Этельзону.
Редакция НЖ
Из цикла “Нью-Йорк”
Манхэттен
Как допотопный ящер,
внушая миру страх,
уверенно стоящий
на лапищах-мостах;
вцепившийся в соседей –
Нью-Джерси, Бруклин, Квинс,
сквозь уличные сети
смотрящий в даль и высь;
шипами небоскребов
распугивая птиц,
кроя небес утробу
и облачный батист,
шипящий и ревущий,
на то и остров – остр,
на части часто рвущий
людские души – монстр;
запретный и заветный
и плод, и дикий зверь –
на въезде в заповедник
народов, рас и вер.
С Бруклинского моста
Въедешь в Манхэттен с Бруклинского моста,
ахнешь от вида, ухнешь по тормозам,
вот они – шпили, высятся на местах,
бьющие в небо, в небо и по мозгам;
вот они – сети стритов и авеню,
желтые лихорадочные такси,
глотки витрин и вывесок – сome in, уou!
шоу бродвейских – опиум и токсин.
И забываешь будни свои и дни,
втуне и тине тянущие на дно,
только откройся, звуки в себя втяни,
сотни наречий, расы, наряды…
но
не растворяйся, не исчезай в толпе,
с мира по нитке ткущих живую ткань…
пусть, растворяясь, силы дают тебе
снова вернуться в Бруклин – тьмутаракань.
“Наскиталец”
скитаться станет с именем моим.
знакомым эхом, речи отголоском;
он станет цветом – тени отстранив,
мигнет прохожим радуги полосками.
Он станет ветром – бросится к окну,
и, пролетев по темным коридорам,
за стол присядет, кресло покачнув,
себя наполнит снова старым домом.
Уже не призрак, обретая плоть,
жильцом осенним – а не постояльцем,
начнет шептать и излучать тепло,
открыв тетрадь и разминая пальцы.
И заживет, как прежде, как всегда…
Неправда! –
словно заново родился.
Он наскитался – вот и воротился
и не исчезнет больше никогда…
Вопрос
В нашем доме, на подоконнике,
есть горшочек с алое,
и он зеленеет среди разноцветных стен,
полов и мебели,
радуя нас… купивших его…
В нашем районе, недалеко от дома,
есть скверик,
и он зеленеет среди серых и пыльных домов,
дорог и тротуаров,
радуя нас – разбивших его…
В нашем городе, в часе езды от дома,
есть парк,
и он зеленеет среди многолюдных
и шумных районов,
радуя нас – посадивших его…
В нашей стране, в часе полета от дома,
есть заповедник,
и он зеленеет среди огромных городов,
ферм и трас,
радуя нас – сохранивших его…
В нашей Вселенной, недалеко от Солнца,
есть планета,
и она зеленеет и голубеет
среди черного и пыльного космоса,
Кого она радует?
Создавшего ее?
“На этой каторге бессрочной”
собой и Богом обречен,
ты веришь истово и прочно,
в глазах, ушах и речи – Он.
И облаками в небе пишет
на непонятном языке,
и ноту правильную ищет
в реке, траве и музыке.
На этой каторге бессрочной,
как раб, возводишь Вавилон,
и кирпичи кладешь построчно,
чтобы стихи заметил Он.
И не заметить Он не мог их,
так речь прозрачна и чиста…
И я, читающий немногих,
за Ним тебя перечитал.
И надышался свежим утром,
испил воды у родника,
увидел в небе облик мудрый,
всю жизнь невидимый никак.
Так, схожи на Луну и звезды,
лучатся приоткрытый глаз
и капли маленькие возле…
На землю Бог роняет слезы –
счастливый плачет первый раз…
50
На жизнь нанизан, как шашлык,
уже изрядно пережарен,
еще вяжу свой грешный лык,
застряв меж разных полушарий.
И между двух материков,
и языков, и полужизней, –
все чаще крою матерком,
став нетерпимей и капризней.
Испив, как рюмку, пятьдесят,
хмельные годы не заметил,
скопив достаточно досад,
пока не знаю, что за этим.
Какой отпущен дальше срок,
о чем напишется за далью,
и сколько запоздалых строк –
никем не понятых – оставлю.
Нищий
Перед храмом, на паперти, нищий,
от рожденья слепец и урод,
подаяние просит из ниши –
как святой, тянет руку вперед.
Чем успел согрешить он в утробе,
за какие в ответе грехи,
почему правоверных коробит
вид просящей о хлебе руки?..
Только птицы голодные рады –
поклюют и взмывают домой,
а под ними на равных и рядом –
стройный храм и горбатый хромой.
Песочные часы
Я в песочных часах лишь одна из песчинок,
в бесконечном потоке таких же сочась,
не ищу оправданий – смиренно, как инок,
отмеряю в стеклянном соборе “Сейчас”.
Мой свободный полет на мгновенья рассчитан:
ускорение вниз и паденье на дно,
от удара и боли мне горка защитой –
из песчинок, свое отлетавших давно.
Время кончится, выпав и мною в осадок.
Повторить бы еще раз и выбрать свой путь…
Но дорога одна, никаких пересадок,
да и некому часики перевернуть.
18–20 сентября 2009 в Брюсселе прошел международный поэтический конкурс “Эмигрантская лира–2009”. Главный приз “Золотой Манекен Пис” присужден постоянному автору “Нового Журнала” – Михаилу Этельзону.
Редакция НЖ