Борис Чичибабин и Булат Окуджава
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 257, 2009
Лилия Карась-Чичибабина
“…растворившимся среди нас”
Борис Чичибабин и Булат Окуджава
Гёте говорил: дружба с великими – дар Богов. Рискуя показаться читателям неким гоголевским героем, предам гласности длившуюся четверть века дружбу с выдающимся русским поэтом Борисом Чичибабиным. Назвать его “харьковским” язык не поворачивается, ибо дело, как ни банально это звучит, не в географии, а в Даре.
Не каюсь в том, о нет, что мне казалась бренней
плоть – духа, жизнь – мечты, и верю, что, звеня
распевшейся строкой, хоть пять стихотворений
в веках переживут истлевшего меня.
Борис Алексеевич считал, что настоящим стихам всякое обрамление, в том числе, мелодическое, во вред. Возможно, поэт ошибался, но попробуйте озвучить “Зимнюю ночь” Пастернака – текст отторгнет любую музыку. В этом убедились все, кто покусился. А зачем, скажите на милость, нужна музыка строчкам:
И ты, любовь моя, и ты –
ладони ль, губы ль,
от повседневной маяты
идешь на убыль…
А вообще, знал ли Чичибабин толк в музыке? О да! “И пел о вечности орган…”. Но за время нашего общения я ни разу не слышал, чтобы он пел, поверьте – ни разу! Ни песен, что на слуху у миллионов, ни каких-нибудь арий из опер, а тем более, – оперетт. Был серьезен, немногословен, скорее даже, – молчалив.
Я верю Богу одиноку
и, согнутый, как запятая,
пиляю всуперечь потоку,
со множеством не совпадая.
Потому и отстранял поначалу песни Окуджавы, что всеобщий восторг его настораживал. Лишь органичность, нерасторжимость музыки и текста, свойственные лучшим песням Булата Шалвовича, растопили исстрадавшееся, изверившееся сердце Чичибабина.
Спасибо Лиле, рассказавшей об их сдержанной, поистине мужской дружбе, и как жаль, что была она столь коротка.
Владимир Нузов
* * *
В конце 1950–70-х годов прошлого века, когда интеллигенция (и я, в том числе) пребывала в эйфории от песен Окуджавы, Борис Алексеевич Чичибабин относился к ним как-то… снисходительно. Любил он песни Галича, которые много раз слушал у наших харьковских друзей – Бориса Яковлевича Ладензона и его жены Аллы, имевших записи на “Яузе”, знаменитом магнитофоне тех лет. Он познакомился с Галичем в доме писателя Шеры Израилевича Шарова в 1970 году. Мы приехали в Москву и остановились у поэта Леонида Темина, который предложил Борису встретиться с Беллой Ахмадулиной, Юнной Мориц и Булатом Окуджавой. Но Борис попросил телефонную книгу и позвонил… Галичу. На возможность встретиться с Булатом Шалвовичем он как-то не отреагировал.
В бумагах Бориса я обнаружила стихотворение, скорее всего, начала 60-х годов, с эпиграфом из Б. Ш. Оно, конечно, больше говорит о Чичибабине, чем об Окуджаве. Приведу его полностью.
Берегите нас поэтов,
Берегите нас…
Булат Окуджава
От подобной лекции
ни красы, ни проку.
Разве надо легче им,
Пушкину и Блоку?
Ведь стихотворение
это не нечаянно,
а преодоление
мути и отчаянья.
Позвеним, потрепемся,
чести не ронявши.
А что сердце вдребезги –
это дело наше.
И, с тобою спорячи,
прогадала б вечность,
если б стали сволочи
более беречь нас.
Не гляди ж так жалобно
на призванье это.
Нас беречь не надобно,
ибо мы – поэты.
Нам грустить не велено.
…А в Киеве осень.
Ах, улица Ленина,
дом шестьдесят восемь…
Борис Алексеевич, конечно, забыл об этом стихотворении, а я решилась опубликовать его в новой книге “Собрание стихотворений” в разделе “Стихи разных лет”.
Окуджава дважды посещал Харьков, но встречи поэтов не произошло. Первый приезд был еще до нашего союза с Б.А., а о втором, в 1980-х годах, нас никто не поставил в известность. Возможно, устроители побоялись присутствия “крамольного” харьковского поэта. Мы огорчились, особенно, когда узнали, уже позже, что Окуджава спрашивал: “Где ваш Чичибабин?”.
Наступила Перестройка, стихи Бориса Алексеевича начали публиковать. Появились подборки в “Новом мире”, в “Литературной Газете”. Однажды мы пришли с работы, и моя мама – простая, добрая женщина, говорит: звонил какой-то Булат Шавлович, “ну, тот, который поет по телевизору или радио, а вы плачете…”. Мы догадываемся: “Неужели Окуджава?”. Вот так изменилось отношение Чичибабина к творчеству Окуджавы! Досадно вдвойне, так как Окуджава позвонил на следующий день опять – и вновь нас не застал! Вскоре Борис получил небольшое письмо от Булата Шалвовича: “ Здравствуйте, Борис! Пишу по праву старого, хоть и шапочного, знакомства. Хочу поздравить Вас с прекрасными стихами, особенно в ▒Новом мире’. Как хорошо, что все становится на свои места. Большой праздник. Теперь нужно побороться за восстановление в СП, а там – что Бог даст. Желаю Вам всего самого доброго. Б. Окуджава. 16.10.87”. Возможно, “шапочное знакомство” поэтов состоялось в литературном объединении “Магистраль”, руководимом Григорием Михайловичем Левиным. В начале 1960-х Борис продолжительное время жил в Москве у Юлия Даниэля и Ларисы Богораз – готовил к печати свой первый сборник “Молодость”…
Осенью 1987 г. Борису Алексеевичу стали предлагать восстановиться в Союзе писателей. Евгений Евтушенко звонил Борису домой, затем – в Правление украинского СП в Киеве; в харьковское отделение СП пришла телеграмма от Окуджавы: “Восстановить Чичибабина большая честь для СП”. Была телеграмма и от редколлегии “Нового мира”. 30 октября 1987 те же “письменники”, кто исключал Бориса Алексеевича из Союза писателей, единогласно его восстановили.
Возможно, в связи с фильмом студии “Останкино”, показанном в 1989 году, или другими видеоматериалами о Борисе Чичибабине, не знаю точно, от Окуджавы пришло письмо: “Дорогой Борис! Посмотрел передачу с Вами и очень порадовался. Я очень ценю Вашу поэзию и желаю Вам долгих лет здравия и возможного благополучия. Примите маленькое стихотворение в знак моего глубокого расположения. Надеюсь на встречу. Б. Окуджава”.
Б. Чичибабину
Я вам описываю жизнь свою и больше никакую.
Я вам описываю жизнь свою и только лишь свою.
Каким я вижу этот свет, как я люблю и протестую,
всю подноготную живую у этой жизни на краю.
И с краюшка того бытья, с последней той ступеньки шаткой,
из позднего того окошка, и зазывая, и маня,
мне представляется она такой бескрайнею и сладкой,
как будто дальняя дорога опять открылась для меня.
Как будто это для меня: березы белой лист багряный,
рябины красной лист узорный и дуба черная кора,
и по капризу моему клубится утренник туманный,
по прихоти моей счастливой стоит сентябрьская пора.
Б. Окуджава. 14 сентября 1989
После выступления Чичибабина в переполненном зале Центрального Дома литераторов 13 декабря 1987 г. (теперь кажется странным, что не позвали никого из друзей, не позвонили ни Окуджаве, ни Померанцам) у Бориса появился страстный поклонник, влюбившийся в его голос – Сережа Филиппов – редактор аудио- и видеозаписей литературного музея (увы, его уже нет в живых). Он организовал запись Бориса Алексеевича на студии “Мелодия”, и в 1989 г. появилась пластинка “Колокол”, которую Чичибабин подарил Окуджаве.
Вот третье письмо Булата Шалвовича: “Дорогой Борис! Мне передали Вашу пластинку. Слушаю ее с большим удовольствием и потому, что Вы органично читаете, и потому, что вообще являюсь Вашим большим почитателем. Хорошо, что у Вас хоть теперь как-то все устраивается. Будете в Москве – черкните пару строк, ибо дозвониться до моего дома сложно. Впрочем, даю Вам тайный дачный телефон (без передачи кому бы то ни было). Я, в основном, на даче. Здесь пишется, и я счастлив. Сообщите мне, получили ли мое посвящение Вам? Как-то в одну из минут написалось что-то такое и захотелось посвятить Вам. Если выйдет книга, не забудьте прислать. Сердечно – Булат” (дата отсутствует).
Еще один небольшой штрих. В “Московском комсомольце” 30 сентября 1990 г. было опубликовано интервью Володи Нузова с Борисом Алексеевичем, в котором Чичибабин резко отозвался о газете “Московский литератор”, назвав ее “фашистской”. Вскоре последовала реплика редакции газеты – лживая и оскорбительная по отношению к Чичибабину. Булат не оставил это без внимания: позвонил в Харьков и сказал, что не стоит обращать внимания на негодяев и что Борис правильно поступил, выразив отношение многих к “МЛ”.
В начале 1990-х мы, наконец, побывали в гостях у Булата в Безбожном (ныне Протопоповском) переулке. Оля, жена, куда-то уходила. Сопровождала нас Валентина Невинная, знакомая Окуджавы по Калуге (по-моему, дальняя родственница известного артиста Вячеслава Невинного). Булат попросил Бориса почитать стихи, он прочел одно из последних – “Мы с тобой проснулись дома…”. Булату оно понравилось, и это придало Борису уверенности, поскольку Вале, слышавшей его раньше, стихотворение показалось слишком красивым. Булат с этим не согласился. Разговор, естественно, зашел о жизни в Харькове, о времени. Борис, как всегда, был не слишком разговорчив. Все-таки это было первое очное знакомство, и, мне показалось, что Бориса сковывала, я бы сказала, “фундаментальная”, по нашим меркам, обстановка кабинета. Но главное, недосказанное, как всегда, было единым, и у Бориса, когда мы вышли от Булата, было приподнятое настроение, чувствовалось, что он рад встрече.
Может быть, через год или два мы побывали на даче у Булата в Переделкино. Приехали с поэтом Александром Юдахиным, который знал местонахождение дачи – мы сами не нашли бы ее. Встреча была теплой и естественной. Я даже осмелела и вспомнила, что в начале Перестройки, когда Борис отказывался публиковаться, мысленно сочиняла письмо, обращаясь именно к Булату за поддержкой. В давние годы (конец 1950-х – начало 60-х), когда до Томска, где я жила, дошли песни Булата, мы взволнованно сходились в какой-нибудь квартире, где был магнитофон, и “причащались” тайне голоса и слов…
Оля предложила сфотографировать нас, и теперь жалко, что все несерьезно отнеслись к композиции: не сгруппировались, остались сидеть на своих местах. Поэтому фотография получилась нечеткой, но хорошо, что она есть. Уезжали в Москву на машине вместе с Олей и их сыном, оставляя Булата одного на даче. Тут-то и проявилась несхожесть характеров поэтов. Борис воскликнул: “Бедный Булат! Покидаем вас, вам будет так грустно!”. На что Булат ответствовал: “Что вы, Боря, так хорошо остаться одному, да ведь я и не один: деревья, дом и прочее!”. Я тоже добавила, что быть одному – это так много! Булат одобрительно кивнул.
По-видимому, после этой встречи Борис Чичибабин написал посвященное Окуджаве “Слово о Булате”.
Хвалюсь не языком,
не родом, не державой,
а тем, что я знаком
с Булатом Окуджавой.
Он скромен, добр и смел
и был на фронте ранен,
а в струнном ремесле
никто ему не равен.
Хоть суета сует
свои соблазны множит,
он – истинный поэт,
а врать поэт не может.
Когда лилась ливмя
брехня со всех экранов,
он Божьей воле внял,
от бренного отпрянув.
Во лжи срамных годин
(а дело не за малым)
из сонма он один
остался не замаран.
Не самохвал, не шут,
как многие другие, –
раскрытый парашют
у падавшей России.
Я чокнусь за него
с друзьями веком об век:
мне по сердцу его
интеллигентский облик.
Не шут, не самохвал, –
как воду из колодца,
он любящим давал
уроки благородства.
Не ластился к чинам,
не становился в позу,
а честно сочинял
свои стихи и прозу.
Не марево кадил –
лирическая малость, –
он с ней в сердца входил,
и жизнь переменялась.
Мы верили ему,
бродя по белу свету,
как верят своему
любимому поэту.
Гнездо разорено,
и брат идет на брата,
а мы-то все равно
поклонники Булата.
Я с песнями его,
любя, полжизни прожил, –
для сердца моего
нет музыки дороже.
начало 1990-х
Борис Чичибабин скончался 15 декабря 1994 года. Когда в Москве стало известно о кончине Бориса, среди множества звонков был звонок от Ольги, которая передала слова Булата: “Умер лучший поэт России” – так Булат Шалвович относился к Борису. Сам Булат в это время находился на лечении в глазной клинике.
Первый вечер памяти Бориса Чичибабина в Москве состоялся 29 марта 1995 г. в Доме-музее Марины Цветаевой. Пришло очень много людей. Вел вечер Владимир Леонович. Выступали Б. Окуджава, З. Гердт, В. Берестов (к горькому сожалению, их уже нет в живых), Е. Рейн, З. Миркина, Е. Бершин, К. Ковальджи и другие. Булат прочитал стихотворение памяти Чичибабина.
Ускользнул от нас Борис,
а какой он был прекрасный!
Над судьбою мы не властны
хоть борись – хоть не борись.
И глядит издалека,
улыбается и плачет…
Время ничего не значит.
Перед ним века, века…
После кончины Б. А. Чичибабина было принято решение о создании комиссии по сохранению литературного наследия поэта. Я попросила Булата Шалвовича принять участие в комиссии. Он мне незамедлительно ответил: “Дорогая Лиля! Посылаю Вам то, о чем мы договорились. Надеюсь, я правильно Вас понял. Ужасно думать о Боре и писать о нем в прошедшем времени. Будьте мужественны. Если что – я всегда к Вашим услугам. Обнимаю. Булат”. К тексту приложено заявление, отпечатанное на машинке: “Для меня большая честь быть членом комиссии по литературному наследию Бориса Чичибабина. (Подпись: Б. Окуджава) 24 февраля 1995 года”.
Комиссия официально была создана, но после учреждения Фонда памяти Б. А. Чичибабина работа по сохранению литературного наследия стала основой деятельности именно Фонда. Я снова обратилась к Булату с просьбой стать почетным учредителем Фонда. Первое организационное собрание Фонда состоялось 5 декабря 1995 г., а 10 декабря в ЦДЛ прошел вечер памяти Чичибабина, на который я приехала из Харькова. Тогда же я встретилась с Э. А. Рязановым (мы договорились о встрече, когда я еще была в Харькове), так как компания REN TV решила снять документальный фильм о Борисе Чичибабине.
В начале 1996 года фильм был показан по Первому российскому каналу. Вскоре я получила письмо от Булата Шалвовича:
“Дорогая Лиля!
Смотрю Вас по телевизору и одновременно получаю от Вас письмо! Передача очень хорошая, а Боря такой вдохновенный.
Я, конечно, буду участвовать в Фонде и приложу все усилия, чтобы память о нем была ярка.
До сих пор не воспринимаю его ушедшим. А просто растворившимся среди нас.
Россия – печальная страна. Она всегда была такой, такой и остается. Шибко грамотные, шибко талантливые, не такие, как все, ее всегда раздражали, пока не покинут, а тогда она начинает гордиться, кичиться, бахвалиться, самоутверждаться за их счет.
Я смотрел в экран, и мне мерещилось, что мы с Борей сидим и беседуем, и мне он читает свои стихи. Обнимаю Вас. Булат
P.S. От Оли низкий поклон”.
27.01.1996 г.
Это последнее письмо от Окуджавы. Сохранилось у меня и письмо от Оли, написанное после кончины Булата Шалвовича, – письмо трогательное, грустное, сердечное.
16 июня 2009, Харьков