Очерк жизни и творчества Сергея Максимова
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 257, 2009
Андрей Любимов
Между жизнью и смертью*
* Окончание публикации. См. НЖ, №№ 254, 255, 256, 2009.
“ЧЕРНАЯ МЕТЕЛЬ”
Еще до выхода из печати “Бунта Дениса Бушуева” С. Максимов писал брату: “Лихорадочно собираю материалы и уже пишу ▒Дункан и Е[сенин]’. Хочу к выходу ▒Дениса’ опубликовать 2-3 главы”.1 Буквально на следующий день С. Максимов пишет еще одно письмо Николаю: “Вчера послал тебе большое письмо. Сегодня – не могу утерпеть и снова пишу, ибо есть важное событие. Неожиданно, вчера с вечера, меня потянуло к столу. Я стал просматривать материалы о Дункан и Е[сенине] и вдруг сел, засучил рукава и… катанул 20 стр[аниц] романа (2 главы). Лег в 6 утра. В 10 встал, сходил в аптеку выпить кофе и, под горячую руку, написал предисловие к будущему роману”.2
В конце апреля в “Новом русском слове” была напечатана “Глава романа из жизни Сергея Есенина и Айседоры Дункан” с предисловием автора, в котором С. Максимов в частности писал: “Так случилось, что с первого класса начальной школы и до 20-летнего возраста я был близким другом сына Сергея Есенина – Юры. Помню, как еще совсем мальчиками, мы с Юрой жадно прислушивались к рассказам о поэте Е. Н. Изрядновой, матери Юры… И позднее, когда из подростков мы превратились в юношей, Е. Н. Изряднова всегда охотно и подробно рассказывала о Есенине, показывала многочисленные фотографии, и в глазах ее сверкали слезы”.3
Свой новый роман писатель назвал “Черная метель”. С. Максимову не суждено было написать книгу полностью. Кроме единственной главы, опубликованной в НРС, не сохранилось ни ее рукописи, ни каких-либо других материалов, относящихся к этому произведению. Лишь из писем С. Максимова к брату за 1956 год известно, что в июне писатель встречался с одним из голливудских режиссеров, которому долго и подробно рассказывал о работе над романом, и об идее режиссера снять фильм. Позже известный американский актер, знакомый Максимова, Аким Тамиров4 сообщил Сергею Сергеевичу, что в Голливуде намечены съемки фильма об А. Дункан по материалам, укра денным у писателя. На роль Дункан, по словам Тамирова, утверждена актриса Рита Хейворт5. После такого известия С. Максимов прекратил работу над книгой. Для него начались полные отчаяния дни, которые соединялись в недели и месяцы. К тому же еще в мае Сергей Сергеевич узнал о намерении Николая уехать работать в Германию. Максимова охватила тоска, вернулся страх, что они больше не увидятся. По этому поводу он писал Николаю, вспоминая 1941 год: “Когда-то, а именно – 4-го июня 1941 года на Курском вокзале провожал меня в последнюю поездку в Калугу – Боря. Бортяха чувствовал приближение войны по неожиданному его призыву в военную школу. Помню, мы с ним, дожидаясь моего поезда, вдребезги напились. Когда поезд тронулся, я стоял на подножке вагона, а Боря долго шел рядом, под конец почти побежал, а мы все не могли расстаться. Помню очень хорошо, как я ему крикнул: ▒Мне почему-то кажется, что мы с тобой больше не увидимся…’. Он замахал руками и тоже крикнул: ▒Что ты! Увидимся!’. Так оно и получилось: не привелось нам больше увидеться”.6
В сентябре С. Максимов приезжает в Нью-Йорк попрощаться с Николаем, собравшимся в Германию. Но брата он уже не застал: Николай уехал несколькими днями раньше. Сергей решил было остаться в Нью-Йорке, но, не найдя работы, уезжает в штат Нью-Джерси в городок Mays Landing к своим давним знакомым – неким Фурсиным7. После непродолжительного пребывания у них, С. Максимов возвращается в Нью-Йорк и селится у Вячеслава Завалишина, своего давнего и верного приятеля, известного критика русской послевоенной эмиграции. Прожив два месяца в Нью-Йорке, Сергей Сергеевич вернулся в Калифорнию, в Голливуд. О переезде он сообщает в письме Николаю: “Помаявшись 2 месяца в N. Y. и встретив ледяные отношения ко мне почти всех бывших знакомых, за исключением С. Завалишина и Вейнбаума, узнав, сколько несправедливой грязи и клеветы на меня вылито, пока я не был там 3 года, испытав ужас непосильного теперь уже для меня физического труда… вернулся”.8
Весь следующий год, живя между Нью-Йорком и Калифорнией, С. Максимов пишет скрипты и продолжает работу над английским вариантом “Бунта Дениса Бушуева”. В феврале 1958 г. он снова переезжает в Нью-Йорк и привозит с собой законченную рукопись английской версии романа, предназначенной исключительно для западного читателя. По замыслу автора, то был совершенно самостоятельный роман, который можно было читать без знакомства с английским переводом “Дениса Бушуева” – “Restless Heart”, и назывался он “Bitter Glory”. Перевод на английский язык делала Элизабет Хейпгуд. В дальнейшем название книги было изменено на “The Crime and the Glory”. Поиск издателя взял на себя Исаак дон Левин**. В это же время из Германии вернулся Николай – братья после долгой разлуки встретились. Перед встречей Сергей сильно волновался, как водится, изрядно выпил. Чувствуя вину, он искренне извинялся: “Милый мой Коля, пишу тебе с чувством большой неловкости. Опять-таки наша некая встреча была такой неловкой. Вина, конечно, моя. Дорогой, прости меня в сотый раз”.9
В декабре С. Максимов пишет письмо Николаю, поздравляя его и домашних с наступающим 1959 г., но сам он не испытывал радости от приближающего нового года: “Адреса у меня нет, т. е. есть номер дома и улицы, но нет номера квартиры, т. к. это подвальное помещение рядом с котельной, не предназначенное для жилья…”.10
ТРЕТИЙ ТОМ “ДЕНИСА БУШУЕВА”
Еще в период работы над “Черной метелью” С. Максимова преследовала мысль вернуться к продолжению “Дениса Бушуева”. Родные волжские берега были воспеты во многих произведениях писателя. Но главное его произведение о Волге и волжанах – “Денис Бушуев”, именно этот роман прославил С. Максимова, стал главной книгой всей его жизни. “Иногда же тянет сесть за 3-й том ▒Дениса’”, – сообщает он Николаю, рассказывая о сборе материалов к роману о Есенине и Дункан. В другом письме, написанном после посещения Максимовым брата, – опять упоминание о 3-м томе: “После первого письма (отзыва о 2-м томе ▒Дениса’) – много думаю о 3-м. В голове сложились целые главы”.11 Желание писать продолжение романа возникало из тоски по родному Чернопенью, из детских воспоминаний. Можно только представить, что творилось в душе С. Максимова после того, как в июне 1956 г. он получил от знакомой, некой М. П. Мировой12, открытку с видом Костромы. Сергей не только подробно описал брату изображенное на открытке, но и “разместил” на ней персонажей своего романа.
“Она пишет, что т. к. не сделала мне подарка на мой день рождения, то делает теперь – нашла в своих архивах фото Костромы.
Как взглянул я, Коля, так невольно и расплакался. Как все тут знакомо! Взгляни. Даже пристань видна, где ▒Буй’ приставал (самая крайняя пристань, с дымком). По-моему, это она. Или пассажирская? А это – с трубой здание, по-моему, лесопилки. Тут где-то повыше ее и пристали на лодке Гриша Банный с Алимом.
Милый Коля, все наше счастливое детство, вся наша юность с тобой неразрывно связана с этим милым берегом, с этим видом. И все декоративные красоты Калифорнии не променяю я на этот серенький, ничем не примечательный пейзаж, но такой дорогой и милый. Помнишь возле борта пристани грязноватую воду с радужными пятнами нефти? И – запах? Запах воды, свежести…
Целый час я рассматривал это фото. А потом наскоро умылся и поехал в церковь. Впервые за 6 месяцев. Поехал в маленькую (вторую) церквушку, где мало бывает народу. И помолился за всех наших родных, за Чернопенье, Кострому и за всех жителей тамошних. Поверь, это была не сентиментальность, а сильный и искренний порыв…”13
Еще в апреле 1956 г. С. Максимов делится с братом планом трилогии: “Думаю так: общее название ▒Денис’ (с подзаголовком – ▒Три жизни’). И каждый том: ▒Жизнь первая’, ▒Жизнь вторая’, ▒Жизнь третья’”.14
В 1957 г. в НРС были опубликованы две главы из третьего тома романа. Максимов давал для печати избранные главы начатого романа, поэтому нельзя установить последовательность сюжета. Автор вернул в роман погибших главных героев – Дениса Бушуева и Гришу Банного. Что подвигнуло на такой шаг? Частично на этот вопрос можно ответить. В этот период С. Максимов, параллельно работе над третьим томом, был занят устройством английского варианта “Бунта Дениса Бушуева”. В ноябре 1957 г., в день возвращения из Нью-Йорка в Голливуд, он встретился с Романом Самойловичем Тумаркиным (братом М. С. Цетлин), литературным агентом писателя: “Он предложил мне помочь устроить в амер[ериканские] журналы рассказы из ▒Тайги’ и ▒Бунт Дениса’ – в издательство. Чтобы иметь больше шансов пристроить книгу, я сейчас начал делать к ней эпилог, суть которого в том, что Денис и Ольга через Берингов пролив бегут в… Америку. Б[ыть] м[ожет], это к черту нарушает всю реалистическую композицию, но я так погряз в долгах, так устал жить без денег, что согласен на любой вариант моей книги”.15
Возникает вопрос: насколько полно С. Максимов следовал сюжетному замыслу, описанному в упомянутом эпилоге? В опубликованной в НРС (апрель 1957) главе из 3-го тома описывается начало нападения нацистов на СССР. Денис Бушуев в одиночку выходил из окружения. В одну из ночей, пробираясь по лесной дороге, он натыкается на трупы пленных русских солдат, вдавленных в снег колесами немецких грузовиков. Выйдя на опушку, Бушуев не решается идти через поле и, вернувшись в лес, обнаруживает санный путь, по которому выходит к небольшому селу.
“Бушуев миновал пять-шесть домов и наугад подошел к тихому небольшому домику, с упавшим плетнем и с резными наличниками, на которых лежал пушистый, искристый снег, взошел по скрипучим ступенькам на ветхое крылечко и постучался. Никто не ответил. Тогда он постучал в темное окно. Дверь в сени скрипнула, и молодой женский голос негромко и недовольно осведомился:
– Кто стучит?
– Переночевать бы, хозяюшка…
– А кто таков?
– Прохожий… Издалека.”16
Далее, в той же главе, выясняется, что Денис Бушуев теперь представлен автором под другим именем. Это подтверждается еще одной главой, опубликованной там же, в НРС, в октябре. В октябрьской главе капитан Бережков в беседе с Бушуевым обсуждает пьесу “Братья”, автором которой и был Денис: “Минуты две-три они молчали, думая каждый о своем. Бережков старательно счищал щепочкой грязь с кожаных сапог. И вдруг сказал: ▒Знаете, Иван Дмитриевич, кого мне напоминает наша Егорова?’ – ▒Кого?’ – ▒Машку Косову из пьесы Дениса Бушуева ▒Братья’ – Бушуев не пошевелился, не взглянул даже на Бережкова, только пальцы правой руки его, державшие цыгарку, чуть дрогнули. ▒Видели эту пьесу?’ – спросил капитан. ▒Видел…’ – неохотно и хмуро ответил Бушуев”.17 (курсив мой – А. Л.) Дальше капитан Бережков критикует пьесу. Бушуев критически относился к написанным им прежде произведениям, и его на мгновение посещает мысль раскрыться капитану, но этого он, конечно, не делает.
В последней главе, напечатанной в НРС в октябре 1959 г., описывается село Отважное во время войны. О других публикациях из 3-го тома сведений пока нет. А судить о сюжетном замысле романа по трем главам в газете – трудно…
Итак, Сергей Максимов работает над романом, пишет рассказы, которые публикует в НРС. В некоторых из них писатель возвращается к пережитому – годам, проведенным в лагере. В рассказе “Сын тайги” С. Максимов описывает случайную встречу в таежной чаще заключенного и подростка по имени Игнат. Между ними происходит разговор, в котором мальчик рассказывает историю своей семьи: о смерти матери, деда, о раскулачивании, о высылке на север: “Привезли нас, значит, сюда, завели в лес и приказали: ▒Рубите, говорят, лес. Стройте дома и живите себе тут, да северный край, говорят, осваивайте себе по-культурному!’<…> На рассвете мы расстались. Крепко тряхнув мою руку, он привычно вскинул на плечо ружье и, громко распевая, стал спускаться к оврагу по узенькой охотничьей тропинке. Я долго смотрел ему вслед и думал о той огромной силе, которая еще хранится в моем народе, несмотря ни на какие семейные бури”.18
Впоследствии, когда С. Максимов уже прекратит работу над 3-м томом романа, главным в его творчестве станут рассказы; он будет писать и редкие публицистические статьи. Творчество спасало от горькой действительности его жизни и полного одиночества.
ВРЕМЯ СКИТАНИЙ И ОДИНОЧЕСТВА
В 1959 г. переписка Сергея Максимова с Николаем почти прекратилась. Вероятно, это было вызвано разногласиями, о которых говорилось в предыдущих публикациях. Николай по-родственному очень жалел и дорожил Сергеем, всегда это подчеркивал, но он почти потерял надежду на то, что брат бросит пить. А Сергей нуждался и в моральной, и в финансовой поддержке. О чем он всегда писал Николаю. Еще в 1958 г. Николай, живя во Франкфурте, пишет: “Но вот я целый день ломаю себе голову над вопросом: чем я могу помочь тебе? Ты пишешь о моральной поддержке. Но разве она одна может спасти тебя от того положения, в котором ты находишься долгие и долгие годы (ибо то, что происходит с тобой сейчас, повторялось с удивительной закономерностью много уже раз)? Если бы ты был обеспечен, нормально питался, нормально жил, – заболел, – да, тогда моральная поддержка была бы единственным, в чем ты нуждался бы. А тебе, в твоем положении, – я это отлично понимаю, – нужно лечение, лекарства, питание, здоровая и правильная жизнь. Ничего этого отсюда, сейчас я тебе, к сожалению, дать не могу”.19
Это письмо – за неделю до возвращения Николая в США. Он писал о возможной встрече в Нью-Йорке, надеялся еще раз объяснить Сергею пути к спасению. Встреча состоялась, но братья расстались с горьким чувством взаимного разочарования.
Из последнего письма Сергея брату в декабре 1958 г. известно, что он остался без жилья и средств к существованию. В редких письмах Николаю в 1959 г. есть отрывочные сведения о том, где жил С. Максимов, чем занимался. Письма относятся к осени 1959 г. По всей видимости, переписка была прекращена. И только публикации рассказов С. Максимова в НРС свидетельствуют о том, что писатель изредка возвращался к творчеству. Так, в феврале в газете был напечатан рассказ “Глухое село”. В нем описывались будни небольшого села, находящегося во фронтовой полосе, приход отряда немцев. Название села С. Максимов позаимствовал от деревни Песочное, что и по сей день находится в окрестностях его родного села Чернопенья. Это было понятно – писатель постоянно думал и скучал по родным местам в тяжелые минуты одиночества.
В следующем рассказе – “Саша”, о любви московского студента Баландина к девушке Саше, действие происходит в волжском селе Крутое. Легко догадаться по описанию, что речь идет о Чернопенье: “Село Крутое было, своего рода, примечательностью на Волге. Это была родина целого поколения волжских лоцманов и капитанов, и село это резко отличалось от соседних деревень и сел – убогих и бедных. Жители Крутого никогда не занимались земледелием. Когда-то работа волгарей хорошо оплачивалась, и жили в Крутом на широкую ногу. Дома в селе были большие, просторные, пятистенные, нередко – каменные, двухэтажные, крытые железом”.20 В образе Баландина выступал сам автор, а прототипом Саши стала первая любовь Сергея – Тося Ганюшкина, присланная в село из Горького в качестве пионервожатой.
Из сентябрьского письма С. Максимова брату становится известно, что он живет на Толстовской ферме и хотел бы оттуда уехать, но опасается остаться без жилья. По возвращении в Нью-Йорк, он останавливается на одну неделю у случайных знакомых, молодой американской пары, которой преподает русский язык.21 Безуспешные поиски работы и жилья заставили Сергея вернуться на Толстовскую ферму. Далее, в феврале 1960 г., он сообщает брату, что живет уже в Ново-Коренной пустыни: “Здесь тихо, кругом – лес, церковные службы, благотворно освещающие душу и дающие надежду. Я кое-что начал писать – пьесу. Отношение игумена и настоятеля монастыря ко мне очень доброе, хорошее”.22
Писатель хотел пробыть в монастыре две-три недели и интенсивно заняться творчеством, после чего надеялся вернуться в Нью-Йорк и найти работу. Но приезд в Нью-Йорк не дал никаких результатов, заработка не было, как и жилья: “Сегодня был я, как всегда, в Публичной библиотеке. Я провожу там целые дни, скрываясь от дождя и ветра. Ведь уже больше месяца у меня нет крова, так как нет средств безработному снять комнату. И там же, в библиотеке, я иногда пишу плохонькие рассказы. Обнаружил в ▒Вечерке’ за февраль 1960 г. репортаж журналиста Зудова”.23 “Зудов” было семейное прозвище Бориса Пасхина, старшего брата, который работал корреспондентом газеты “Вечерняя Москва”.
В начале 1960 года, живя на Толстовской ферме, С. Максимов знакомится с Дорой Захаровной Давидсон, живущей в Нью-Йорке и работающей машинисткой в Колумбийском университете. Она, в силу своей расположенности к Сергею, начинает переписываться с Николаем и сообщает тому все, что происходит с братом. Из нескольких ее писем становятся известны некоторые факты биографии писателя.
В первом письме Н. Пашину в мае 1960 г. Давидсон пишет: “…мотивы моего отношения к Вашему брату исключительно жалость к отверженному, беспомощному и беззащитному человеку”.24 Там же она сообщает о людях, принимавших участие в судьбе Сергея. Среди них, конечно же, Вейнбаум, обещавший материальную поддержку от Литературного фонда. Помогала С. Максимову и вдова писателя Осипа Дымова25. У нее был план, способный, по ее мнению, изменить судьбу писателя. Этим планом она поделилась с Вейнбаумом: опубликовать воззвание к поклонникам таланта С. Максимова с призывом жертвовать на его лечение. Предлагала Дымова обратиться и в городские благотворительные организации. Эта роль отводилась А. Л. Толстой. В конце письма Дора Давидсон пишет о том, что Исаак дон Левин и Евгений Лайонс тоже принимают непосредственное участие в помощи Сергею и устраивают его произведения в американские издания. Далее Давидсон обращается к Николаю с просьбой: “Сергей очень страдает от отсутствия родственного контакта с Вами, и для него было бы большим успокоением, если бы Вы отнеслись бы к нему немного теплее. Ведь он больной человек, уже то, что Вы принимаете участие в его судьбе, уже сейчас является большой моральной поддержкой для него. Может быть, Ваши увещевания окажут на него какое-нибудь действие”.26
В конце мая Д. Давидсон сообщает Н. Пашину: она настояла на том, чтобы Сергей поехал в санаторий для специального лечения. Это решение было самым правильным в создавшемся положении, т. к. отсутствие жилья и работы означало реальную угрозу для жизни писателя: “Делаю я это все просто из какого-то внутреннего побуждения, вернее, из чувства логики – нельзя дать живому человеку погибнуть, если существует хоть малейшая возможность его спасти. Кроме того, надеюсь, Вы не упрекаете меня в излишней сентиментальности, я это делаю из-за Вашей матери. Сердце обливается кровью, когда только вчуже соприкасаешься с этой ужасной трагедией, постигшей Сергея и Вашу семью”27.
После недельного пребывания в санатории, С. Максимов осознал, что возвращение к прежней жизни для него равносильно моральной и физической смерти. Он старается всеми силами вернуться к нормальной жизни.
Скупые сведения из жизни С. Максимова в начале 1960-х дополняются свидетельствами его творческой деятельности. В декабре 1960 г. Д. Давидсон сообщает Н. Пашину о том, что в испанском издательстве “Планета”, которое находится в Барселоне, выходит многотомная антология “Мастера русской литературы” на испанском языке. В 5-м томе антологии, наряду с другими произведениями, планируется издать “Дениса Бушуева”.
В “Новом русском слове” продолжают появляться рассказы Максимова. Несколько сюжетов взято писателем из далеких воспоминаний о Волге (“Ленивый луг”, “Алешка Булатов”); в других рассказах показана война (“Агрономша”, “Вдова”). Вспоминаются С. Максимовым и лагерные годы (“Голубой бант”, “Аферист”). В 62-м номере “Нового Журнала” появляется рассказ С. Максимова “Фома Погребцов”. Фома, сын известного советского писателя, лауреата Сталинской премии Николая Ильича Погребцова, поздним вечером возвращается из Москвы в Переделкино на отцовскую дачу после знакомства с родителями своей подруги Маши. Фома, живший с детства в роскоши, был поражен нищетой простой рабочей семьи. Дома Фома обвиняет отца во лжи, которой наполнены его произведения. Николай Ильич, оправдываясь, объясняет, что делает это для благополучия семьи: “Все наши соседи-писатели по Переделкину, за немногими исключениями, не верят ни в Бога, ни в черта, ни в социализм, ни в коммунизм, пишут так же, как и я, – в защиту советской власти”.28
О некоторых произведениях С. Максимова пишет в письмах Н. Пашину Д. Давидсон. В марте 1961 года она сообщает, что рассказ “Только три дня” переведен на английский язык. Литературный агент, американец, рекомендованный Исааком дон Левиным, предложил поместить рассказ Максимова в журнал “Эсквайр”.29 В издательстве ЦОПЭ, через Юрасова, было запланировано издать сборник уже опубликованных рассказов С. Максимова. Вместе с этим, Давидсон, с чувством безысходности, пишет: “Здесь в Нью-Йорке Сергей Максимов подвергается полному разложению физическому и моральному и на глазах у всех гибнет. Несмотря на то, что в минуты отрезвления его мозг еще работает довольно сознательно, он не может противостоять своему пороку”.30
Основной темой рассказов становится его прошлая лагерная жизнь, он словно прокручивает назад пленку. 1 января 1961 г. в НРС был напечатан рассказ “Одиночество”. Сюжет его таков: в один из зимних вечеров автор возвращался с образцами грунтовых пород в лабораторию, на пути оказалась зырянская охотничья сторожка; ничего не подозревая, он вошел в нее и подвергся нападению сбежавшего из лагеря заключенного, который в рассказе назван Уваром. Сгоряча Увар чуть было не заколол рассказчика самодельной пикой, но, узнав, что тот тоже заключенный, оставил в живых. Так и провели они эту холодную январскую ночь в сторожке. Неожиданная встреча с таким же одиноким заключенным, который, убежав из лагеря, нес “призрачную надежду на свободу”, заставила Сергея задуматься об одиночестве: “…я опять почему-то вижу одинокую сгорбленную фигуру на камне среди выжженной солнцем пустыни. Как нелепо, как странно оставаться на нашей земле в одиночестве, в пустыне. Но еще нелепее и еще страшнее чувствовать себя среди живых, как в пустыне, или на кладбище”.31
В сентябрьском номере НРС за 1961 г. публикуется рассказ С. Максимова “Княж-Погост” о последних днях жизни Глеба Смидовича – сына известного социал-демократа Петра Смидовича. Глеб Смидович отбывал свой десятилетний срок в одном бараке с Максимовым: “Настоящая любовь – это, прежде всего, сознание, что любимому человеку хорошо. Впервые я понял это двадцати трех лет в советском концлагере Севжелдорлаге, когда на моих глазах протекла и быстро сгорела трагическая любовь между хорошенькой и молоденькой воровкой Галей Таракановой и инженером-путейцем Глебом Петровичем Смидовичем”.32 По законам уголовного мира Галя не имела права вступать в близкие отношения с политическим заключенным. И она подверглась “суду” со стороны уголовников. После жестокой экзекуции, к ней в барак пришли Сергей, режиссер Гавронский, и актриса Вера Радунская. Они были последними, кто разговаривал с умирающей от побоев Галиной:
“– Я так рада, что вы пришли… – тихо сказала она. – Ну, что Глебушка?
– Ничего… все в порядке, – ответил я. – А вот как ты, Таракашик?
– Да тоже – ничего. Дали мне двадцать пять дрынов… Особенно сильно били бабы: Машка-Корбузая да Катька Морозова… Ребята – те били хоть по спине, а эти бабы-то – перевернули меня вверх лицом – а я была голая – и давай лупить меня почем свет стоит дрыном по груди да по животу… Все нутро отбили…”.33
Ночью она умерла. Уголовники схватили Г. Смидовича и влили ему слаборазведенного эфира. В опьяненном виде они привели его в комендатуру. Приговором стало 6 месяцев в изоляторе Доманик, из которого он уже не вернулся.
Одинокая жизнь писателя, с короткими периодами творческой работы, иногда освещалась редкими светлыми мгновениями. Однажды кто-то из профессоров Fordham University предложил писателю составить для студентов университета что-то вроде хрестоматии по русской литературе. С. Максимов сделал книгу в 525 страниц за два месяца. Текст учебника был записан на звуковую пленку профессиональными дикторами и актерами. К сожалению, о судьбе этого учебного пособия пока ничего не известно, как равно и о его содержании. Есть только одно свидетельство – Максимов писал брату: “К каждому образцу я должен написать краткое (2-3 стр.) предисловие, то есть краткую биог[рафию] автора и его творчества (9-10 ст.) – вопросы и ответы, например, вопросы, на которые ответили бы сами студенты в присутствии учителя, и общие советы”.34
Первого июля 1961 года С. Максимов сообщает Николаю о завершении работы над учебником. И опять молчание, продолжавшееся несколько месяцев, – до тех пор, как стало известно о несчастье с С. Максимовым. В октябре Сергей Сергеевич встретился с Вейнбаумом и сказал, что собирается ехать в Свято-Троицкий монастырь для того, чтобы писать автобиографию к испанскому изданию “Дениса Бушуева”. Уже в монастыре с ним случился обморок; падая, он сильно разбил голову. Монастырская братия, сбежавшаяся к лежащему на полу С. Максимову, решила, что он не выживет, – большая потеря крови. Отец Константин (Зайцев)35 исповедал и причастил Сергея, его соборовали и доставили в городок Херкимер в госпиталь “Mercy”. М. Вейнбаум отправил письмо Николаю Пашину о случившемся: “При каких обстоятельствах все лицо его оказалось в ранах, в госпитале не знают. Его продержат там месяца два…”.36 Николай пишет брату: “Твои тревоги и опасения, как обычно, сильно преувеличены. Сейчас я располагаю достаточно полной информацией для того, чтобы судить об истинном положении вещей. Прежде всего, – никто не считает тебя ▒сумасшедшим’ и не собирается оставлять на месяцы, а тем более, на годы в лечебнице. Но ты был отправлен в больницу не только потому, что разбил лицо при своем ▒обычном припадке’, а потому, что ты был в приступе горячки и бредил насчет того, что тебя преследуют коммунисты”.37 Заканчивая письмо, Николай, понимая степень ответственности за судьбу брата, писал: “Послезавтра у меня получка, и снова переведу тебе немного денег, как обещал. О том, что тебе кое-что посылал Вейнбаум, я знаю от него от самого. Какая одежда тебе нужна? Вообще, пиши мне обо всех твоих нуждах, я постараюсь сделать что могу”.
Находясь в госпитале С. Максимов получил очень теплое письмо от профессора Свято-Троицкой семинарии И. М. Андреевского: “…Вам дан от Бога огромный, чудный талант писателя-художника. Я считаю Вас в наше время самым талантливым русским писателем. Записал Вас в свой помянник и молюсь и всегда буду молиться за Вас…”.38
В конце декабря С. Максимова выписали из госпиталя. Он вернулся в Нью-Йорк. Его возвращению очень обрадовались Вейнбаум, Керенский и Николаевский. А. Л. Толстая предложила Сергею поселиться на Ферме, на что он согласился. Известно, что с января 1962 года он там жил, о чем сообщал в нескольких письмах брату, но затем переписка прервалась и до середины года о судьбе писателя ничего не известно. Только в июле Сергей сообщает Николаю, что согласно контракту, заключенному с военной школой в Блумингтоне (штат Индиана), преподает русский язык. По истечении трехмесячного контракта С. Максимов возвращается в Нью-Йорк.
В 1962 г. С. Максимов почти ничего не печатал. В НРС за 1962 г. были опубликованы лишь воспоминания писателя о его первых пробах пера “Мои первые литературные шаги”, на которые сразу обратил внимание давний оппонент С. Максимова Родион Березов и поместил в газете свои суждения, названные “К воспоминаниям С. С. Максимова”. В заметке от Р. Березова досталось прежде всего родным и близким Сергея Есенина: “Елена Николаевна Изряднова и ее сын Юрий бывали часто у Василия Наседкина, женатого на сестре Есенина Екатерине. Я много раз встречался с ними. Ни Изряднова, ни ее сын никогда не говорили о Есенине. Есенин никогда не был официальным мужем Изрядновой. Юрий родился от случайной связи. Изряднова была некрасива, она шепелявила… Юрий был невзрачной личностью. Не верилось, что это сын знаменитого красивого поэта…”.39 Березов вспомнил и о давней, детской обиде, нанесенной ему Сережей Пасхиным на творческом вечере в одном из клубов Москвы: “После вечера ко мне подошел подросток лет 15, худенький блондинчик. Без всякого смущения он повел атаку против моих стихов и рассказов:
– Вы, конечно, мастерски читаете, у вас есть юмор, но вот какой минус у всех ваших вещей: в них нет, вернее, почти нет образов. Вы все называете своими именами, не прибегая к сравнениям… Не находите, что это скучновато?…
– Но вы свидетель, как меня принимала публика, как она смеялась…
– Ах, что такое публика?.. Публике покажи палец – и она будет хохотать до бесчувствия.
– А вы что-нибудь пишете? – спросил я у своего критика.
– Пробую понемногу, но мне еще далеко до того, что называется писательством…
– Если не секрет, как вас зовут?
Подросток назвал имя и фамилию. Тогда он не был Максимовым, но это был он. Ни Евдокимов, ни Вьюрков, ни я не думали, что этот тщедушный мальчик со временем станет известным писателем в эмиграции”.40
После выхода из госпиталя, поселившись на Толстовской ферме, С. Максимов, по мере возможности, занимается составлением книги рассказов, ранее опубликованных в НРС. Еще находясь в госпитале, он сообщает Николаю: “…И если Бог даст, выберусь из этого ужаса, то сразу начну собирать эти рассказы в книгу”.41 Однако по возвращении в Нью-Йорк проблемы С. Максимова продолжились. В мае 1963 г. он продолжительное время находится в госпитале St. Clear, на этот раз – из-за обнаруженной в ступне инфекции. Передвигается при ходьбе, опираясь на палку. Снова к нему возвращается горькое чувство одиночества, которым он делится с братом: “Живу я еще тем, что все время вспоминаю дом, всех наших и больше всего, конечно, – детство. С грустью на днях поймал себя на том, что я уже не могу не только перечислить все дома в Чернопенье (как это мы с тобой делали еще в Германии), но не могу припомнить и десятой доли их. И моя ежедневная вечерняя молитва – это перечисление всех наших, а потом и всех, кого могу вспомнить”.42
В одном из июньских писем из госпиталя Сергей сообщил брату о том, что в Испании вышел “Денис Бушуев”. Он делится с Николаем тем, что подготовил книгу рассказов, но не знает, где ее можно издать. В канун дня рождения С. Максимов очень обрадовался, когда Иван Елагин, навестивший его в госпитале, опубликовал заметку о состоянии его здоровья. В июле Сергей получает от Николая длинное письмо и в ответе не скрывает искреннего чувства радости от прочитанного: “Я это твое письмо перечитал десятки раз и выучил почти наизусть, особенно ту часть его, где говорится о Чернопенье…”.43 Из письма Николая Сергей узнает, что каким-то образом Николаю удалось выйти на прямую связь с кем-то из жителей Чернопенья. Трудно понять, о ком идет речь, но ясно одно – Николаю удалось встретиться с кем-то из Москвы.
РИЧМОНД
Отсутствие постоянного жилья для Сергея Максимова всегда было большой проблемой. Поэтому после встречи с Романом Березовым Сергей Сергеевич принял его предложение поселиться в русской семье в городе Ричмонд в штате Мэйн. С. Максимов поначалу и не догадывался, с какой целью Березов вдруг предложил ему переехать к своим знакомым.
С. Максимов приехал в Ричмонд в сентябре 1963 г. Березов предупредил своих знакомых, супругов Грошевых, о приезде С. Максимова. В сопровождении баптистского пастора они приехали к месту, где их ждал Сергей Сергеевич. Позже в письме брату Максимов писал о Грошевых: “…хоть они и неплохие люди, но баптизм их носит характер фанатизма. У них была надежда меня ▒перекрестить’, теперь я прямо сказал, что я никогда ни на что не променяю мою веру…”.44
О его приезде в городе сразу же стало известно среди русской диаспоры, в которой были и читатели его произведений: “Меня очень обрадовала просьба местных русс[ких] жителей устроить мой вечер; вне N. Y., оказывается, моя ▒популярность’ как писателя еще очень высока, слава Богу. Читатели по-прежнему любят меня”. Творческий вечер писателя состоялся 6 октября. За день до этого он написал брату взволнованное письмо с воспоминаниями о юности:
“Завтра мой вечер. Я не читал на публике много-много лет и чувствую себя не очень уверенно. Все это время, пока я готовился к вечеру, у меня не выходили из головы две первые строчки, что сохранились у меня в памяти, из первого стихотворения Бори ▒Лес’:
Видит лес, как с золотыми днями,
Распухая, ширится река.
Знает он! Коричневые…
Дальше не помню. Этим стихотворением он протоптал в нашей семье ▒литературную тропу’: потом он напечатал в ▒Смене’ рассказ ▒Подымай паруса’, потом ты напечатал там же свой ▒Ледолом’, потом я в ▒Мурзилке’ – рассказ ▒Бакен’ (июнь, 1931 г.)”.45
Литературный вечер С. Максимова прошел с успехом. После чего писатель покидает свое прежнее жилище и переезжает к своим новым знакомым, о чем сообщает брату: “Пишу тебе от моих новых, милых знакомых (о которых я тебе уже писал) – Варвары Федоровны и Никодима Георгиевича Беленковых. Ты с ними ехал на одном пароходе в Нью-Йорк”.46
У Беленковых С. Максимов живет в комнате на втором этаже. Никодим Георгиевич разрешил ему пользоваться библиотекой. Сергей Сергеевич много читает и пишет. Березов напоминает о себе статьей в НРС (номер от 12 октября) – “Один из дней”. – “Останови хоть ты этого сумасшедшего дурака и клеветника (видимо, как только я ушел от баптистов, так и началось). Это уже второй раз он пишет гадости обо мне. Первый раз – в книге ▒Чудо’ есть какой-то клеветнический рассказ, где ничего нет похожего на меня”.47
В начале октября С. Максимов переезжает в семью Сергеевых и живет у них до марта 1964 г. В конце февраля – начале марта писатель едет в Нью-Йорк – предпринимает тщетную попытку получить работу в “Американском комитете борьбы с большевизмом”. Состоялась встреча с М. Вейнбаумом, который пообещал С. Максимову выбить в Литфонде для него стипендию. После возвращения в Ричмонд С. Максимова ждала очередная неприятность: во время его отсутствия Сергеевы сдали комнату другим людям. Сергей Сергеевич, не видя никакой возможности найти жилье, поселился в пустом доме с заколоченными окнами, без электричества, отопления и воды: “Ночью была пурга. Все замело. Вода у меня в ведре промерзла до дна. Но спал – ничего, укрывшись всем, что у меня было. Сказывается, видимо, тренировка на севере, в концлагере”.48 Чувство одиночества обострялось еще и оттого, что от брата стали редко приходить письма. За три месяца 1964 г. С. Максимов получил от Николая только одно письмо. Он пишет брату: “Но у меня есть и радость: я здорово духовно переродился, и поэтому мою отшельнически-одинокую жизнь в холодном дощатом бунгало переношу совершенно спокойно и совершенно убежден, что это так и надо, так и должно и быть. Живу я, как жил на севере, – у меня керосиновая лампа для освещения, за водой хожу с ведрами к соседям, топлю керосиновую печку 2 часа перед сном. Через 10 минут температура такая же (как выключишь печку), как на воле. Но спать на холоде очень здорово. Я засыпаю мгновенно и благодарю судьбу и Бога за все. Даже за то, что меня в свое время укатали в концлагерь, и теперь я натренированный”.49
Живя в Ричмонде, С. Максимов много писал для НРС и других русских изданий. Постоянные думы писателя о его прошлом, настоящем и будущем невольно выстраивались в сюжеты его произведений; рассказы носят ясный автобиографический оттенок. С. Максимов неудовлетворен сделанным, в чем признается брату: “Да ты, наверно, это почувствовал и по рассказу ▒Тем[ная] ночь’, если читал. Хотя я работал над ним долго”.50
В рассказе “Темная ночь” действие происходит в послевоенное время в волжском селе Брякове, в котором живет со своей женой Анфисой капитан буксирного парохода “Кашгар” Григорий Погребцов. Анфиса вышла за Григория после того, как узнала, что ее муж погиб на войне. От первого мужа у нее сын. Спустя несколько лет выяснилось, что первый муж Анфисы жив. Герои тяжело переживают ситуацию, в финале Анфиса принимает решение остаться с Григорием.51 Последним опубликованным в 1963 году рассказом был “Третий случай”: писатель в очередной раз обращается к годам, проведенным в лагере. Кроме того, по договоренности с Вейнбаумом, С. Максимов в каждом воскресном номере НРС, начиная с 15 марта, пишет “пустячки” под псевдонимом Михаил Ухватов.
Перед отъездом из Ричмонда в Калифорнию С. Максимов сообщает, может быть, самую главную новость “ричмондского периода”: “Ведь я давно уже работаю над новым романом, предназначенным, правда, только на перевод, чтобы, б. м., что-то заработать”.52
КАЛИФОРНИЯ – НЬЮ-ЙОРК – КАЛИФОРНИЯ
В Лос Анджелес он ехал вместе с Марией Антоновной Роллинг53, с которой познакомился в начале 1960-х в Нью-Йорке. Она была психологом, и принимала деятельное участие во врачебной помощи Сергею. Мария Антоновна вела переписку с Николаем Пашиным, рассказывая о жизни брата. Вот и теперь она, переезжая из Нью-Йорка в Лос Анджелес, предложила Сергею Сергеевичу поехать с ней: благодаря ее связям, писатель мог бы найти жилье и, возможно, работу. Впереди С. Максимова ждала главная радость: после прибытия в Калифорнию он встречается с Николаем и проводит в доме брата в Кармеле целый месяц. В этот период времени Николай Сергеевич находится в Поло Альто, работая в Гуверовском институте. Сохранилось одно письмо Сергея брату, из содержания которого видно, как радовался он возможности жить с родственниками: “Из домика я не выхожу, разве что позавтракать и пообедать. Да, по совести говоря, из этого домика , этого ▒книжного рая’, и не хочется выходить. Начал писать очередную вещь для Вейнбаума, но меня губит именно этот ▒книжный рай’ – не могу оторваться, но оторваться придеться, – и уже сегодня, т. к. надо работать. И вот что я понял: моя трагедия состоит в том, что я оторвался от моей (нашей) социальной среды, все интересы которой связаны именно с книгой”.54
В Лос Анджелесе, по протекции Роллинг, С. Максимов живет в доме известной актрисы Линды Дарнелл55. Актрисса в это время находилась на гастролях. 11 июля 1964 г. Линда Дарнелл вместе с дочерью вернулась; Максимов познакомился с юной Лолой56, которая заметила, как он похож на ее отца.
По предложению друга Линды, доктора Филиппа Калавроса, Максимов переезжает в его дом. Жилище доктора оказалось в заброшенном состоянии. М. А. Роллинг знакомит С. Максимова со своими друзьями в Голливуде, преследуя мысль о новой попытке экранизировать роман “Денис Бушуев”. Но этому опять мешают обстоятельства. Доктор Ф. Калаврос разрывает отношения с Л. Дарнелл, собирается продать дом и уехать в Европу. Поэтому в октябре С. Максимов переезжает в Сан-Франциско в надежде там найти жилье и работу. А через две недели, не сумев устроиться, уезжает в Нью-Йорк.
В январе 1965 г. он опять попадает в госпиталь. Через две недели его выписывают, даже одеться ему не во что – при выписке ему дали одежду с мертвеца. И опять начались тяжелые дни.
Князь Т. К. Багратион-Мухранский при встрече с писателем заметил: “Ваше спасение – уехать в Калифорнию, иначе вы – погибнете”.57
В марте С. Максимов собирается поехать в Ново-Дивеевский монастырь, но, скорее всего, поездка туда не состоялась. Писатель подумывает вернуться в Ричмонд, но 27 марта Сергей Сергеевич при падении получает тяжелую трамву головы. Падение оказалось роковым, послетравматические осложнения в конце концов привели Сергея Сергеевича к преждевременной кончине. М. А. Роллинг получила сообщение об инциденте из Толстовского фонда:
“Многоуважаемая г-жа Роллинг,
К сожалению, должны огорчить Вас: в субботу 27-го марта Сергей Сергеевич стоял вместе с одним из сотрудников ▒Нового русского слова’ на улице и внезапно упал и разбил себе голову. Тот отвел его в Рузвельт Госпиталь, откуда его в тот же день перевели в Белвю госпиталь.
Сейчас он находится в психоневрологическом отделении этого госпиталя. Ему пришлось сделать операцию (головы), была выпущена какая-то жидкость.Там имеется врач, говорящий по-русски, и одна из наших клиенток работает там и по нашей просьбе посещает Сергея Сергеевича. Сегодня она звонила нам, что была у него, но что он после операции еще в бессознательном состоянии”.58
Состояние С. Максимова, казалось бы, улучшилось и его выписали из госпиталя. Но в июле он опять попадает в больницу. Он пишет брату взволнованное письмо, в котором просит того срочно приехать. Письмо Сергей Сергеевич передал М. Вейнбауму с просьбой переслать Николаю. Письмо отправил И. Елагин, написав, в свою очередь, собственное взволнованное послание Пашину после посещения Сергея в госпитале.
“Дорогой Николай!
Посылаю по просьбе М. Е. Вейнбаума это письмо. Я убежден, что если у Сергея есть какие-либо шансы выжить, то только, если он останется в этой больнице. Когда я его видел последний раз, он плохо узнавал людей и заговаривался, будучи абсолютно трезвым. Он нуждается в присмотре. Я не говорю уж о лечении.
Жму руку.
Иван.”59
Для С. Максимова начались последние месяцы ужасного одиночества. Он часто пишет Николаю письма. В одном из августовских писем Сергей Сергеевич сообщает, что как только выйдет из госпиталя, будет заниматься переизданием двух томов “Дениса Бушуева” на английском языке. В госпитале С. Максимов пытается писать, но ухудшающееся зрение мешает. В конце августа С. Максимову разрешили выходить в город, но только с сопровождением. Однако никто из знакомых не хотел брать на себя ответственность за больного писателя; он обращается к Николаю с просьбой забрать его из госпиталя. Николай не соглашается. Единственным человеком, с которым мог общаться Максимов, был русский госпитальный доктор Сороко. Когда Сергей Сергеевич приобрел очки, доктор подбадривает его писать “новые литературные вещи”. Только в ноябре 1965 года началась подготовка документов на выписку.
В январе следующего года С. Максимов приехал в Нью-Йорке. Однако придя в редакцию НРС, он почувствовал себя плохо, потерял сознание. Его отправляют в тот же госпиталь. Евгений Лайонс пишет С. Максимову письмо, предлагая помощь. Лечащий доктор советует писателю уехать в Калифорнию, но денег на это нет. И только в мае 1966 года С. Максимов приезжает, наконец, в Голливуд и поселяется у М. А. Роллинг. С ней он отпразднует свое 50-летие.
Переезд С. Максимова в Калифорнию устроил Евгений Лайонс, настаивающий на том, чтобы Сергей Сергеевич вернулся к творчеству. Вскоре писатель переезжает в Лос Анджелес. В сентябре 1966 г. Максимов собирается написать письмо М. Вейнбауму с предложением вернуться к публикации его произведениий в газете. Но сомнения гложат его. В конце ноября С. Максимов пишет Пашину, что хочет увидеться и в конце декабря едет в Поло Альто к брату. Они встретили Новый Год, а после Рождества Сергей вернулся в Лос Анджелес.
Николай прощался с братом с неохотой, как бы предчувствуя беду. 25 января 1967 г. С. Максимов написал Николаю одно из последних писем (оно сохранилось): он благополучно добрался домой, несколько дней жил у М. А. Роллинг, а затем снял комнату рядом с городским госпиталем. В конце письма Сергей написал грустные слова прощания: “Не забывай, милый брат! Молю Бога часто хранить Чернопенье и всех наших”.60
О писателе в последние два месяца его жизни ничего не известно. Скончался Сергей Максимов 11 марта 1967 г. В доме Пашиных раздался телефонный звонок. Звонили из лос-анджелесской полиции о том, что в госпитале от кровоизлияния в мозг скончался Сергей Максимов. Николай Сергеевич позвонил в госпиталь, доктор подтвердил причину смерти. Николай сразу же выехал в Лос Анджелес. Место для захоронения брата Николай Сергеевич выбрал в пригороде Сан-Франциско на Сербском кладбище.
ПОСЛЕ СМЕРТИ
Сообщения о кончине известного писателя появились во многих русских эмигрантских периодических изданиях. О С. Максимове писали близко знавшие его и те, кому волею судьбы удалось хоть небольшой отрезок времени провести с ним. Словами искренности и сожаления о безвременной кончине писателя наполнены строки воспоминаний главного редактора “Русской жизни” А. Делианич:
“Пришел в нашу редакцию человек небольшого роста, худенький, немного растерянный и представился:
– Сергей Максимов.
Предложил он сотрудничать в ▒Русской жизни’, что было принято с радостью, и на следующий день, наняв комнатку, кое-как устроившись, он пришел на работу. Ему был отведен письменный стол, пишущая машинка, но Сергей Сергеевич отклонил ее:
– Не умею, голубчик, писать на этой штуке. Всю жизнь писал рукой. Пишу, мараю, перечеркиваю, опять пишу, вставляю, выправляю, и только много позже или сам переписываю, или диктую с этих клочков бумаги…
▒Русская жизнь’ приняла Максимова как родного. Для нас не было тайн. Мы знали о его тяжком недуге, о его борьбе с этим недугом, о его страданиях в прошлом и в настоящем… и как он любил Россию, как он метался и тосковал без нее, не находя себе места в Зарубежье.
Сергей Сергеевич пробовал писать. Мысли его летели куда-то. Написав полстраницы, он обращался ко мне, сложно и сбивчиво говорил о том хаосе, который творился у него в душе. О планах нового романа, который он вынашивал в наболевшем сердце, о тоске, которая его съедала изнутри… о своем недуге, с которым у него не было сил бороться.
Я, новый человек в его жизни, старалась, как могла и умела, влить в него веру в себя. Я его утешала, я его бранила. Вспоминаю свои слова:
– Эй! Денис Бушуев, поднимите голову! Что вы, отбушевались, что ли? Бушуйте дальше. Вы нам нужны. Таких, как вы, в Зарубежье мало. Крепитесь. Скажите, как вам вернуть веру в себя, в свой талант?
Сергей Максимов опускал голову и, покачивая ею, говорил:
– …Тоска, жуткая, гложущая тоска. Все не мило. Руки опускаются. Как же это… без России”.61
Кроме писем с соболезнованиями Николай Сергеевич получал сообщения, непосредственно связанные с творчеством брата. Так, в 1967 году Н. С. Пашин получил письмо от некой Татьяны Матвеевны Стэйси, которая уведомила его о том, что у нее хранятся рукописи Сергея Сергеевича, которые она хотела бы вернуть. В ответном письме Николай Сергеевич благодарит ее за такое желание и искренне делится с ней своими мыслями и планами относительно увековечения памяти своего брата, сообщая неизвестные ранее важные биографические сведения: “Я сейчас работаю над биографией брата и, буквально по зернышку, по крупице, собираю все, что может пролить известный свет на те периоды его жизни, когда я не имел возможности наблюдать его. Я ведь не только брат Сережи, а и его крестный отец: я носил его вокруг купели (в нашем волжском селе), когда самому мне было всего-навсего 7 лет…
В дальнейшем я предполагаю все имеющиеся у меня рукописи, бумаги и письма брата (кроме тех, которые имеют исключительно семейный интерес) передать на хранение в какой-нибудь фонд или в крупную библиотеку, чтобы все хранилось в одном месте. Я уверен, что если не через пять, не через десять, то через 20 лет Сережей заинтересуются, и тогда тот, кто заинтересуется, будет знать, где можно найти всю правду о Сергее Максимове, не полуправду и не вымыслы. Ибо всю эту правду знали лишь очень немногие и поэтому образ Сережи в представлении некоторых людей сильно искажен. В этом – только в этом – я вижу свою цель, свой долг перед памятью брата”.62
В августе 1967 г. Николаю Сергеевичу из Толстовского фонда сообщили о том, что С. Максимов оставил у них на хранение рукопись третьей части “Дениса Бушуева”. После ее отправки Н. Пашину, в следующем письме из Фонда сообщалось: “Надеемся, что Вы уже получили рукопись Сергея Сергеевича – в целости и сохранности, и начали уже разбор ее. Очень хотелось бы, чтобы отдельные главы хотя бы изредка появлялись на страницах нашей прессы (а может быть, рукопись в законченном виде? – мы ее не рассматривали, а послали в том виде, как он ее нам оставил). Многие читатели с радостью увидели бы его имя – ведь он пользовался заслуженной любовью, как автор ▒Дениса Бушуева’…”63
Николай Сергеевич был уверен в том, что это рукопись 3-го тома “Дениса Бушуева”. “Однако, когда я открыл этот пакет, я в первую же минуту понял, что произошло какое-то недоразумение. С первых же строк я узнал в рукописи давно известные мне сцены и картины. В течение часа я лихорадочно перелистал все присланное Вами и не нашел ничего, что относилось бы к 3-му тому ▒Дениса’ или к какой-нибудь иной неопубликованной вещи. Затем всю эту неделю по вечерам мы с женой тщательно сверяли рукопись с изданными материалами, пока не убедились в том, что перед нами – не 3-й том романа, 3-я часть 1-го тома, изданного еще в 1950 году ▒Посевом’. Единственное, что есть там нового, – это (очевидно, случайно затерявшийся между страницами) набросок какого-то не известного мне стихотворения в 6 строк.
Каким образом создалось представление, что в пакете – 3-й том романа, – этого я не знаю и решительно не могу понять.
Признаюсь Вам откровенно: я тоже испытал сначала некоторое разочарование. Но вот прошла неделя, и теперь я думаю: слава Богу, что еще одна рукопись покойного брата вернулась ▒домой’. Ведь и она бесконечно дорога, особенно, если вспомнить, как мало вообще сохранилось из его материалов.”64
Николаю Сергеевичу, наряду с работой над биографией брата и другими заботами, связанными с творческим наследием С. Максимова, приходилось заниматься перепиской с НРС. Неким В. Дордопуло в газете была помещена заметка “Могила С. С. Максимова”, в которой автор писал, что могила писателя находится в запущенном состоянии и нужно собрать средства на памятник. Н. Пашин поместил в НРС открытое письмо Марку Вейнбауму, в котором, в частности, указывал: “Разрешите поставить в известность Ваших читателей и самого г-на Дордопуло, что памятник С. С. Максимову заказан в начале августа с. г., но будет готов лишь через два месяца и установлен к Рождеству”.65 Николай Сергеевич также заметил: “…я предложил бы перевести собранные средства в Литературный фонд и обратить их на дело помощи здравствующим зарубежным русским писателям. О живых писателях мы заботимся мало”.66
Памятник писателю был установлен и освящен 7 марта 1970 года. Чин освящения совершил о. Алексей Рубановский. На могиле С. Максимова была установлена гранитная плита, а над ней воздвигнут православный крест из темного гранита работы архитектора А. А. Нератова67 с надписью: “Сергей Максимов. 14 июня 1916 – 12 марта 1967”.
ПОСЛЕСЛОВИЕ К “ДЕНИСУ БУШУЕВУ”
В 1971 г. Н. С. Пашин начал переписку с “Посевом” с целью переиздания романа “Денис Бушуев” и его продолжения “Бунт Дениса Бушуева”. Обе части романа, по плану Николая Сергеевича, должны были выйти в одном томе, во 2-й том, предварительно названный “Из разных книг”, планировалось включить как ранее изданные произведения С. Максимова, так и оставшиеся в рукописях. Все годы после смерти брата Николай работал над его биографией, которая была закончена в 1970 г. С этого года для Н. Пашина начался затяжной диалог, стоивший ему большого нервного напряжения и ухудшения здоровья.
Еще в начале 1972 г. все стояло на мертвой точке. Н. Пашин в недоумении писал О. В. Перекрестову: “Обращаюсь к Вам с двумя чрезвычайно важными (для меня) вопросами-просьбами, в надежде, что от Вас-то я все-таки получу ответ, потому что я утратил всякое упование, что услышу что-нибудь от других моих франкфуртских друзей, непосредственно причастных к этому делу. Давным-давно, еще в бытность мою в Европе, кажется, в тот мой наезд во Франкфурт, когда Вы отсутствовали, мы закончили довольно длительные переговоры с ЕРО и Яромирычем об издании ▒Посевом’ некоторых произведений моего покойного брата С. Максимова. Закончили мы эти переговоры ▒джентльменским соглашение’ (мы так именно и назвали его)… Повторяю, все это было в самом конце июля или в самом начале августа прошлого года. Примерно через месяц ЕРО в письме ко мне сообщал, что он передал наше ▒джентльменское соглашение’ Вам и от Вас я получу ▒письменное оформление’ этого соглашения ▒по пунктам’. Он предупреждал меня, что в последнем счете эти дела зависят от Вас, и с Вами я должен их вести”.68 О. В. Перекрестов в ответном письме Николаю Сергеевичу оправдывается и подтверждает, что печатание намеченных произведений С. Максимова стоит в плане издательства на 1972–73 гг.: “1-й том С. Максимова мы бы хотели выпустить к сентябрю (к международной книжной выставке). А поэтому набор книги мы хотели бы начать как можно скорее. К Вам посему просьба, сообщить мне как можно скорее, можно ли начать набор по тексту в ▒[Гранях]’, или нужно внести в текст какие-то исправления?”69
Но книга так и не вышла к приуроченному событию. Оправданием могло служить то, что отсутствовала 2-я часть романа. Задержка высылки “Бунта Дениса Бушуева” была вызвана тем, что после ликвидации Чеховского издательства Пашин не мог разыскать наследников на права издания книги.
Набор 2-й части романа планировалось закончить в январе 1974 г. Но издание даже 1-й части романа стояло под угрозой, т. к. еще не был подписан договор. Получив гранки текста 2-й части романа, Н. Пашин высказал недовольство в адрес издательства, которое внесло поправки в текст: “…в гранках ▒Бунта’, присланных Вами, я вижу не редакторскую, а ▒литературную’ (стилистическую синтаксическую) правку и притом совершенно ни на чем не основанную… В течение этого месяца Вы решаете вопрос о сроках издания хотя бы одного тома ▒Дениса’ и высылаете мне договор, а я немедленно возвращаю Вам его подписанным. Если Вы решите не издавать, я, вероятно, издам книгу за свой счет: права ▒Посева’ на нее давно истекли, а я хочу во что бы то ни стало, пока могу, издать брата”.70
Только в июне 1974 г. Николай Сергеевич получил сообщение, что заканчивается набор 1-го тома романа и набирается 2-й. Но в конце года, когда вышел из печати 1-й том “Дениса Бушуева”, обнаружилось, что книга плохо продается. Набор “Бунта Дениса Бушуева” был приостановлен. 2-й том романа так и не был переиздан.
После выхода из печати 1-го тома “Дениса Бушуева” в русской печати появилось много теплых отзывов. В НРС рецензию на книгу написал В. Завалишин: “С 1949 по 1972 год я написал о романе Сергея Максимова свыше десяти статей, которые появились на русском, немецком и английском языках. И меня часто спрашивали, а не перехвалил ли я эту книгу, не преувеличил ли ее значение? На это я отвечу то же самое, что отвечал четверть века назад: ▒Если книга того не заслуживает, то ей мало помогут самые восторженные отзывы’”.71
Николаю Сергеевичу не удалось полностью осуществить планы по изданию произведений брата. Через два года после выхода романа он скончался…
На обложке книги, изданной “Посевом”, раскинулись волжские берега. По реке плывет одинокий пароход. Где-то рядом родное село С. Максимова – Чернопенье. И читаются проникновенные слова: “Сергей Максимов всецело принадлежал России. Там его нынче не знают, но когда-нибудь узнают. Книги его будут читать и перечитывать, над его печальной судьбой сокрушаться…”.72
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Письмо С. Максимова брату Николаю Пашину 20 марта 1956 г.
2. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 21 марта 1956 г.
3. С. Максимов “Черная метель”. НРС, 29 апреля 1956 г.
4. Аким Тамиров (1899–1972). Американский актер армянского происхождения. Начальное актерское образование получил в Московской театральной художественной школе. В США с 1923 г. В 30-е годы начал сниматься в Голливуде. Обладатель престижной премии “Золотой глобус”.
5. Рита Хейворт (1918–1986). Наст. имя – Маргарита Кармен Кансино. Известная американская киноактриса.
6. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 15 мая 1956 г.
7. О семье Фурсиных пока ничего не известно. Живя у них, С. Максимов работал над 3-м томом “Дениса Бушуева”.
8. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 20 ноября 1957 г.
9. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 16 октября 1958 г.
10. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 21 декабря 1958 г.
11. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 20 марта 1956 и 20 июля 1956 г..
12. О М. П. Мировой сведений пока нет.
13. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 17 июня 1956 г.
14 Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 21 апреля 1956 г.
15. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 20 ноября 1957 г.
Тумаркин Роман Самойлович (1888–1971) – общественный деятель.
16. С. Максимов. “Денис Бушуев”. Глава из 3-го тома. НРС, 21 апреля 1957 г.
17. С. Максимов. “Денис Бушуев”. Глава из 3-го тома. НРС, 18 октября 1957 г.
18. С. Максимов. “Сын тайги”. Рассказ. НРС, 15 сентября 1957 г.
19. Письмо Н. Пашина брату С. Максимову 11 сентября 1958 г.
20. С. Максимов. “Саша”. Рассказ. НРС, 29 марта 1959 г.
21. Свои впечатления об этом отрезке времени С. Максимов описал в статье “Необыкновенные американцы”, НРС, 23 ноября 1959 г.
22. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 29 февраля 1960 г.
23. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 7 апреля 1960 г.
24. Письмо Д. З. Давидсон Н. Пашину 25 мая 1960 г.
25. Осип Дымов (1878–1959). Наст. имя – Иосиф Исидорович Перельман (псевдоним взят из рассказа А. Чехова “Попрыгунья”) – писатель. Родился в Белостоке Гродненской губ. В 1913 г. эмигрировал в США. Умер в Нью-Йорке.
26. Письмо Д. З. Давидсон Н. Пашину 25 мая 1960 г.
27. Письмо Д. З. Давидсон Н. Пашину 29 мая 1960 г.
28. С. Максимов. “Фома Погребцов”. Рассказ. “Новый Журнал”, № 62, 1960 г., сс. 38-46. Рассказ построен на фольклорных мотивах: ямщик напугал маленького Фому красным кушаком. В Ярославском Поволжье в народных преданиях образ лесного хозяина – лешего – представлялся крестьянином в кафтане, опоясанном красным кушаком.
29. Рассказ С. Максимова “Только три дня” не был напечатан в журнале “Эсквайр”. В 4-м номере за 1965 г. в этом издании напечатан другой рассказ писателя “Темный лес”.
30. Письмо Д. З. Давидсон Н. Пашину 8 марта 1961 г.
31. С. Максимов. “Одиночество”. Рассказ. НРС, 1 января 1961 г.
32. С. Максимов. “Княж-Погост”. Рассказ. НРС, 3 сентября 1961 г.
33. Там же.
34. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 1 мая 1961 г.
35. Архимандрит Константин (Зайцев Кирилл Иосифович) (1887–1975). Родился в Санкт-Петербурге. Получил юридическое образование в Петербургском университете. После поражения Белой Армии – в эмиграции. Жил и преподавал в Праге, Харбине. Принял священство в 1945 г. – служил в приходах Пекина и Шанхая. После войны перебрался в США. Монашеский постриг принял в Джорданвилле. Преподавал в монастырской семинарии. Редактор “Православной Руси”. Автор многочисленных книг и статей о Православной церкви в СССР и в эмиграции. В 1934 г. в Берлине опубликована его книга “И. А. Бунин”. Похоронен на монастырском кладбище.
36. Письмо М. Вейнбаума Н. Пашину 10 ноября 1961 г.
37. Письмо Н. Пашина брату С. Максимову 13 ноября 1961 г.
38. Андреевский Иван Михайлович (1894–1976). Педагог, врач-психиатр, публицист. С 1950 г. в США. Профессор семинарии Свято-Троицкого монастыря.
39. Р. Березов. “К воспоминаниям С. С. Максимова”. НРС.
40. Там же. Евдокимов Иван Васильевич (1887–1941). Русский советский писатель. Автор романов “Колокола” (1926), “Чистые пруды” (1927), “Заозерье” (1928). Вьюрков Александр Иванович (1885–1956). Советский писатель. Автор книги “Рассказы о старой Москве”.
41. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 26 ноября 1961 г.
42. Письмо С. Максимова бриту Н. Пашину 25 мая 1963 г.
43. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 10 июля 1963 г.
44. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 4 сентября 1963 г.
45. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 5 октября 1963 г.
46. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 8 октября 1963 г.
47. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 14 октября 1963 г. Имеется в виду рассказ Р. Березова “Гогося”, помещенный в сборнике его произведений “Чудо” – Сан-Франциско (без года издания), сс. 329-340. В этом рассказе Р. Березов говорит об известном эмигрантском писателе Юрии Хазарове и только что изданной его книге “Буря на Волге”. Исходя из содержания рассказа становится понятным, что имеется в виду С. Максимов и его роман “Бунт Дениса Бушуева”. В рассказе описывается празднование, устроенное в квартире Хазарова по случаю выхода книги. Под именем Хазарова выведен С. Максимов, Березов вкладывает в уста главного персонажа следующие слова: “Читатели мои, знаете ли вы, что я горько плачу?.. Посочувствуйте мне… помолитесь за меня – известного, прославленного критикой, но такого слабого, ничтожного, искалеченного морально… всеми покинутого… одинокого…”.
48. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 11 марта 1964 г.
49. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 21 марта 1964 г.
50. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 2 декабря 1963 г.
51. С. Максимов. “Темная ночь”. Рассказ. НРС, 24 ноября 1963 г.
52. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 11 марта 1964 г.
53. Роллинг Мария Антоновна. О М. А. Роллинг известно очень мало. Она была ученицей швейцарского психиатра Карла Густава Юнга (1875–1961). Очень много помогала С. Максимову в трудные дни его жизни.
54. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 12 мая 1964 г. Имеется в виду домик, стоявший отдельно от основного дома Пашиных, служивший Н. Пашину кабинетом.
55. Линда Дарнелл (1923–1965), известная американская киноактриса. Снялась почти в сорока фильмах. В первом браке с кинооператором J. Peverell Marley Линда удочерила девочку – Шарлотту Милдред.
56. Лола Марли (Шарлотта Милдред) живет в Южной Каролине.
57. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 8 февраля 1965 г. Багратион-Мухранский Теймураз Константинович, князь (1912–1992). В США с 1949 г. Директор-распорядитель Толстовского фонда. С 1984 г. его председатель.
58. Письмо из Толстовского фонда Марии Антоновне Роллинг 6 апреля 1965 г.
59. Письмо И. Елагина Н. Пашину14 июля 1965 г.
60. Письмо С. Максимова брату Н. Пашину 25 января 1967 г.
61. А. Делианич. “На смерть Сергея Максимова”. Русская жизнь, 23 марта 1967. Делианич Ариадна Ивановна (1909–1981). Родилась в Севастополе в семье контр-адмирала И. И. Степанова. В 1920 г. вместе с армией Врангеля семья Степановых оказалась в эмиграции в Югославии. Работала журналисткой в Белграде. С 1953 г. в США. В течение 20-ти лет сотрудничала с “Русской жизнью”.
62. Письмо Н. Пашина к Т. М. Стэйси 31 августа 1967 г.
63. Письмо из Толстовского фонда от Л. В. Тремль Н. Пашину 28 августа 1967 г. Тремль Лидия Владимировна (1900–1990). Служащая Толстовского фонда. Занималась архивами фонда.
64. Письмо Н. Пашина к Л. В. Тремль 1 сентября 1967 г.
65. Н. Пашин. “Памятник С. С. Максимову заказан”. НРС, 22 октября 1969 г.
66. Там же.
67. Нератов Анатолий Александрович – художник, архитектор, иконописец. Строитель Св.-Николаевского собора в Вашингтоне.
68. Письмо Н. Пашина О. В. Перекрестову 19 февраля 1972 г. ЕРО – Евгений Романович Островский.
69. Письмо О. В. Перекрестова Н. Пашину 26 февраля 1972 г.
70. Письмо Н. Пашина О. В. Перекрестову 4 января 1974 г.
71. В. Завалишин. Новое издание “Дениса Бушуева”, НРС, 16 сентября 1974 г.
72. Отрывок из статьи Юрия Большухина о С. Максимове, помещенной на обложке переизданного романа “Денис Бушуев”.