О наследии Г. Дерюжинского
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 254, 2009
Недавно автор этих строк имел возможность посмотреть фильм-хронику “Русские без России”, сделанную с рамках проекта Российского Фонда культуры. В этом фильме правдиво и убедительно звучали слова о трагедии Белого движения, были показаны кадры хроники исхода нескольких миллионов русских людей на Запад и их жизнь вне России, иногда вполне благополучная и успешная, но поначалу всегда неустроенная и тяжелая; показаны усилия русских эмигрантов сохранить свою религию, язык и даже образ жизни – то, что академик Дмитрий Лихачев называл “духовной оседлостью”. Создатели фильма показали, наконец, и потомков русских эмигрантов, которые родились вне России, но сохранили родной язык и любовь к родине отцов и дедов; – сегодня они ездят в Россию, восстанавливая свою связь с родиной. Это – отрадное явление, об этом и мечтали старые эмигранты, сидевшие на чемоданах и ждавшие падения ненавистной им “Совдепии”.
Однако сближение эмиграции с Россией – процесс сложный. Если говорить о творческой интеллигенции, то в лучшем положении в эмиграции оказались поэты и писатели, ученые и литературоведы, – их произведения печатаются в России. В худшем положении оказались художники. Живущие еще могут передать или привезти показать свои произведения на родину, а вот творчество умерших нуждается, чтобы кто-то позаботился о передаче его России. Мне вспоминается престарелый живописец Михаил Александрович Вербов, последний ученик Репина, в свое время – успешный портретист. Он скончался в Нью-Йорке в 1995 году в возрасте 99 лет. О Вербове в Советском Союзе знали, за год до его кончины по указу Президента Российской федерации Бориса Ельцина он был награжден орденом Дружбы народов, который ему вручил тогдашний посол Российской Федерации при ООН Сергей Лавров. Торжественное награждение происходило в помещении Постоянной миссии РФ при ООН. Но что стало с его картинами и рисунками, в том числе – с портретом Ивана Бунина? Еще в 1991 году к Вербову приезжали какие-то представители из России, фотографировали, снимали на видео и обещали “продвинуть дело”. Однако у России в те годы были другие заботы, дело так и не “продвинулось”. А что сделали с наследием бездетного художника его душеприказчики-американцы, мне неизвестно. Может, наследие и вернулось в Россию, но никто с тех пор о нем не слышал. Участь картин менее известных художников-эмигрантов тоже различна. Даже если у них были дети, то картины часто хранятся в подвалах и кладовках частных домов, у знакомых и местных коллекционеров. Будут ли эти произведения когда-нибудь собраны вместе и выставлены? Кто знает… Мне известен случай, когда картины одинокого, бездетного художника Владимира Лебедева, не оставившего завещания, были выброшены дворником как мусор.
Еще сложнее обстоит дело с наследием скульптора. Об одном таком случае мне и хочется рассказать. Для этого, однако, мне надо вернуться на несколько лет назад.
Будучи в Париже, я получил приглашение от моего друга, известного французского слависта, издателя и коллекционера Ренэ Герра присутствовать на презентации книги “Влиятельные универсанты” под редакцией профессора Санкт-Петербургского университета Нинель Яковлевны Олесич. Не скрою, что слово “универсанты” несколько поразило меня, но, как Нинель Яковлевна впоследствии объяснила мне, слово это употреблялось в студенческих кружках конца XIX века и означало людей, окончивших или учившихся в университете, в данном случае петербургском, старейшем в России. Во время презентации Нинель Яковлевна упомянула также, что готовит следующий том под названием “Знаменитые универсанты”, в котором речь пойдет о русских художниках, окончивших Санкт-Петербургский университет. Оказывается, в их числе были такие мастера, как Николай Рерих, Мстислав Добужинский, Иван Билибин и многие другие. Услышав это, я сразу же вспомнил замечательного американского скульптора, русского эмигранта Глеба Владимировича Дерюжинского, с которым был в дружеских отношениях. Помню, что говорил мне Глеб Владимирович о своей молодости. “Когда я сказал моим родителям, что хочу стать скульптором, они ответили: ▒Ты сначала научись чему-то дельному, а потом уже занимайся своей скульптурой’ – и послали меня в университет. Я поступил на факультет права и стал ▒белоподкладочником’ – шинели студентов-правоведов были на белой подкладке”.
Имя Дерюжинского Нинель Яковлевне Олесич было неизвестно, чему удивляться не следует, ведь имена художников-эмигрантов в советской прессе не появлялись. Поэтому, когда я рассказал ей об этом скульпторе-“белоподкладочнике”, она сразу же решила включить его в книгу “Знаменитые универсанты”. В мою задачу сейчас не входит описание творческого пути Глеба Дерюжинского, эти сведения можно найти в справочнике “Художники Русского Зарубежья” (изд-во “Нотабене”, Санкт-Петербург, 1999, авторы О. Л. Лейкинд, К. В. Махров, Д. Я. Северюхин). Скажу только, что скульптор родился в старинной дворянской семье, получил прекрасное образование, был музыкален, знаком с композиторами Рахманиновым и Прокофьевым, по убеждениям – монархист, и покинул он Россию в 1918 году, поступив матросом на судно, плывшее в Нью-Йорк, где он и прожил до конца своих дней. Дерюжинский скончался в 1975 году в возрасте восьмидесяти семи лет. Не буду говорить о плодотворной и успешной работе Дерюжинского в Соединенных Штатах; со слов его вдовы Натальи Семеновны, с модой на абстрактное искусство в американской живописи и скульптуре заказы у Дерюжинского, работавшего в классической традиции, прекратились. Впрочем, уже после смерти Дерюжинского, бюст Рахманинова был куплен у вдовы, за довольно низкую цену, Мстиславом Ростроповичем. Глебу Владимировичу пришлось ликвидировать свою мастерскую, и последние годы он жил в небольшой квартире на 65-й улице, около Бродвея, в Нью-Йорке.
Судьба Глеба Владимировича Дерюжинского типична, увы, для многих творческих людей всех времен и народов – меняются вкусы, запросы, исчезает интерес к творчеству. Исчезает – но и возникает снова, нужно лишь время, чтобы вкусы изменились, а еще нужен знающий и преданный хранитель наследия художника. К счастью, в случае с Дерюжинским такой человек существует – это Ирина Владимировна Нарышкина-Булацель.
Ирина Владимировна родилась в Польше, во время Второй мировой войны бежала в Чехословакию, затем в Австрию, откуда с матерью эмигрировала в 1948 году в Соединенные Штаты. В Нью-Йорке она приобрела необычную для женщины того времени профессию инженера, специалиста по котлам высокого давления, работала по специальности, занималась техническими переводами, много путешествовала, любила спорт – поло и лыжи. Но главное не это: она, ее мать и ее сын Дмитрий собрали в своем доме в городе Гринвич, штат Коннектикут, кружок интереснейших творческих людей старой эмиграции, в число которых входил и Глеб Владимирович Дерюжинский. Об Ирине Владимировне Нарышкиной-Булацель я и рассказал в тот памятный день Нинель Яковлевне Олесич, наладил между ними связь – так начался не закончившийся еще процесс возвращения творчества Глеба Дерюжинского на родину.
Приведу отрывок из воспоминаний сына Ирины Булацель, Дмитрия Кирилловича: “Наша семья знала его (Глеба Дерюжинского) еще в Петербурге. У нас осталось очень мало вещей, связанных с прошлым в России, может, только пять-шесть фотографий. И на одной из них – мой дядя Саша, Глеб Дерюжинский и Николай Второй на палубе яхты “Штандарт” – они там веселые и молодые”. Со слов Ирины Владимировны знаю, что к ней в Гринвич вместе с Дерюжинским приезжал и Мстислав Добужинский. “К вам Добчинский и Бобчинский едут”, – объявляли они себя. Бывал у них и Александр Керенский, а прекрасный художник Сергей Петрович Иванов, друг Александра Бенуа и Зинаиды Серебряковой, прекрасный портретист, гостил у них подолгу.
После кончины Глеба Дерюжинского его наследие осталось у вдовы, Натальи Семеновны, урожденной Резниковой. Она принадлежала к “китайской эмиграции”, жила в Харбине, где была известна как поэтесса. К сожалению, ее зрение стало в старости портиться, и семья Булацель долгое время помогала ей. После кончины Натальи Семеновны 32 скульптуры Дерюжинского, множество его рисунков, а также архив самой поэтессы перешли к Ирине Владимировне Нарышкиной-Булацель. Она знала, конечно, что будь Глеб Дерюжинский жив, он хотел бы видеть свои работы в новой, некоммунистической России. Ирина Владимировна издала иллюстрированный каталог скульптур Дерюжинского и долгие годы пытается передать в Россию наследие скульптора. Многие скульптуры из коллекции Дерюжинского еще в гипсе и требуют отливки. Одна из них – в полтора человеческих роста – хранится на складе. Хлопоты Ирины Владимировны все еще не увенчались успехом, хотя и возникла новая надежда: в свет вышел том “Знаменитые универсанты”, в котором воспроизведены произведения Глеба Дерюжинского, а статья о его творчестве основана на данных, предоставленных Ириной Владимировной Нарышкиной-Булацель. Первая презентация этой прекрасно изданной книги состоялась 25 сентября в Санкт-Петербургском университете, две презентации – 26 ноября и 1 декабря 2008 года – прошли, соответственно, в музее Рериха в Нью-Йорке и в Русском культурном центре в Вашингтоне. Изданная сравнительно небольшим тиражом, в тысячу экземпляров, эта книга все же даст возможность русским музеям и коллекционерам познакомиться с творчеством замечательного русского скульптора-эмигранта и постараться приобрести его работы.
Путь на Родину произведений русских художников-эмигрантов порою труден, но он уже проложен стараниями самоотверженных людей, которым дорого русское искусство и за это им низкий поклон и благодарность. Верю, что Дерюжинский вернется в Россию, ведь всю свою жизнь он считал себя русским художником.
Нью-Йорк