Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 253, 2008
На русском кладбище Сент-Женевьев де Буа под Парижем стоит памятник воинам-иммигрантам, павшим в рядах французской армии и тем, кто погиб в Сопротивлении. Памятник – он похож на небольшую часовню – был установлен Анной Воронко-Гольдберг в честь ее сына Эдуарда и других русских, отдавших жизнь за Францию. Эдуард Гольдберг-Воронко был капралом 22 Пехотного полка иностранцев-добровольцев и погиб в начале войны 6 июня 1940 года. Если просмотреть брошюру «В память павших воинов», опубликованную в Париже в1991 году Н. В. Вырубовым, то бросается в глаза, что примерно в эти же дни на фронте погибло много русских. Вот имена некоторых: Сергей Аитов, Константин Боровский, Георгий Брюно, Владимир Былинин, Алексей де-Вульф, Гайер (имя неизвестно), Андрей Гонорский, Дмитрий Даниленко, Борис Донской, Владимир Жуков, Александр Засецкий, Алексей Кудрявцев, Владимир Медведев, Федор Мильцин, Александр Новоселов, Александр Ножин, Василий Рудометов, Кирилл Свечин, Олег Сейдлер, Илья Семенов, Кирилл Скрябин, Владимир Станиславский, Федор Тарабанов, Александр Трахтерев, Михаил Трушталевский, Михаил Яцинский… Будучи в большинстве своем апатридами – бесподданными эмигрантами, – они не подлежали мобилизации, но пошли воевать добровольно.
Много павших русских было и во время наступательных операций союзных войск в Европе и Северной Африке. Скажем, трагична судьба семьи Гагариных. Молодой князь Георгий Гагарин, родившийся уже в эмиграции в 1921 году, погиб в бою в 1945 году незадолго до капитуляции Германии. За отвагу он посмертно награжден Военным крестом с пальмовой веткой. Его командир писал родителям Гагарина: «Несмотря на молодой возраст, Ваш сын сделался одним из моих лучших друзей, наиболее уважаемых среди всех других людей моего отряда. Его подчиненные относились к нему с почтительным восхищением, вызываемым его порывом и храбростью. В первый же день атаки он взял в плен два орудия с обслугой. С этого дня его храбрость и дерзновение только увеличились. 6-го апреля он с одним солдатом отправился в расположение вражеских войск за телом убитого офицера и успешно выполнил эту опасную миссию. В начале боя 16-го апреля отряд Гагарина взял свыше 20 пленных, и был он ранен. Он отказался от подачи помощи до окончания боя, был вторично ранен, на этот раз смертельно». Отец Георгия, кн. Владимир Анатольевич Гагарин, в прошлом был офицером русского флота, добровольцем Первой мировой войны. Покинув Россию после революции, он поселился с женой на юге Франции, затем был приглашен на работу в Марокко. Там получил известие о гибели сына. После окончания войны он смог отправиться из Касабланки во Францию, чтобы побывать на могиле сына. На пароходе уступил свою койку одной больной женщине и восемь суток провел на палубе, заразился тифом и вскоре скончался. Жена его осталась одна с дочерьми. Вырубов в своем мартирологе пишет: «Отцу не удалось помолиться на могиле сына, но покоится он подле него – на русском кладбище Сент-Женевьев де Буа».
Всего мартиролог, составленный Вырубовым, насчитывает 238 русских, погибших за годы Второй мировой войны в рядах армии и Сопротивления. При этом Вырубов подчеркивает, что не все имена погибших известны; на самом деле их, конечно, было больше. Естественно, в мартирологе нет имен тех, кто сражался на стороне Франции, но дожил до ее освобождения, скажем, имени самого Николая Васильевича Вырубова, возведенного президентом Шираком в ранг Командора Почетного легиона за участие в боях в рядах армии де Голля. Точное число русских, боровшихся против нацизма и за освобождение Франции, вероятно, никогда установлено не будет. Имена многих стерты временем, зато другие прочно вошли в историю.
Неподалеку от памятника воинам, на том же кладбище
Сент-Женевьев, можно видеть надгробие княгини Веры Аполлоновны Оболенской, даты
жизни и смерти – 11.V1I. 1911 – 20.
Очень рано в парижском антропологическом Музее Человека начала работать группа, в которой ведущую роль играли молодые русские ученые Борис Вильде и Анатолий Левицкий. Оба закончили историко-филологический факультет и Этнологический институт, оба приняли французское гражданство, оба были убежденными либералами. Вильде успел выполнить две научные командировки в Эстонию и Финляндию, а Левицкий был известен своими трудами о шаманизме. Первой их акцией в рядах Сопротивления было распространение листовки, составленной журналистом Жаном Тексье, в которой содержалось «33 совета о том, как вести себя по отношению к оккупантам, не роняя своего достоинства». Далее – тиражирование, с использованием музейной техники, открытого письма маршалу Петену, изобличавшего его в предательстве. Но самой выдающейся акцией было издание подпольной газеты «Резистанс» от имени Национального комитета общественного спасения. Такого комитета на самом деле не было, но молодые люди надеялись, что заявление о его существовании воодушевит парижан на борьбу с оккупантами. «Сопротивляйтесь!.. Это клич всех непокорившихся, всех стремящихся исполнить свой долг», – говорилось в газете. Мало кто смог прочесть эту газету. Зато текст ее передавался по Би-Би-Си и был услышан многими, а название газеты «Резистанс», т. е. «Сопротивление» с большой буквы, распространилось на все подпольные группировки и организации, поставившие своей целью борьбу с немецкой оккупацией.
Вскоре после выхода четвертого номера в январе 1941 года был арестован за распространение газеты французский адвокат Леон Нордман. Вильде покинул Париж и пробрался в Марсель, но узнав, что арестован Левицкий, а с ним несколько их общих коллег, вернулся в Париж принять всю вину на себя и добиться освобождения товарищей. Старания Вильде, как известно, оказались безуспешными. Он был арестован 15 марта. Следствие длилось 10 месяцев, которые Вильде и Левицкий провели в одиночке в тюрьме Френ, под Парижем. Там Вильде записал в своем дневнике, что еще никогда не был так «духовно богат и свободен». 23 февраля 1942 года он и его товарищи были расстреляны в Париже у стены форта Монт-Валериен. Вильде и Левицкому посмертно присуждены награды, имена их начертаны на памятной доске Музея Человека. Борис Вильде оставил после себя память и как поэт; он писал под псевдонимом Борис Дикой.
Огромный пример мужества явили монахиня мать Мария (Елизавета Юрьевна Скобцова), ее сын Юрий и настоятель Введенской церкви священник Димитрий Клепинин. Мать Мария была известна в России до революции как поэтесса Кузьмина-Караваева. В молодости атеистка крайне левых убеждений, она, в конечном итоге, пришла к Православию. Приняв в Париже постриг и имя Мария, она осталась жить в миру. Келья ее находилась в доме на ул. Лурмель, который снимался для основанного ею благотворительного общества «Православное дело». При нем были церковь, столовая и общежитие для нуждающихся русских. Во время оккупации этот дом стал убежищем для многих гонимых евреев. Помогавший ей в тот период Игорь Алексеевич Кривошеин писал в своих воспоминаниях: «Связавшись с еврейскими организациями Сопротивления, вместе со священником Клепининым Елизавета Юрьевна развернула активную деятельность по оказанию помощи преследуемым. Дело было чрезвычайно трудным и опасным. Здесь вопрос шел уже не о моральной помощи. Нужно было доставать для евреев фальшивые документы, помогать им бежать в южную, еще не оккупированную зону, укрываться в глухих районах страны. Наконец, надо было устраивать детей, родители которых были схвачены на улицах во время облав. И все это мужественная женщина делала с невероятной энергией и полным бесстрашием. Дом на улице Лурмель превратился в перевалочный пункт. Люди жили во флигеле, в сарае, спали в зале на полу. Елизавета Юрьевна говорила: ▒У нас острый квартирный кризис. Удивительно, как нас до сих пор не прихлопнули!’».
В начале 1943 года мать Мария, о. Димитрий Клепинин и Юрий Скобцов были арестованы. Последний раз матери Марии удалось свидеться с сыном и проститься с ним в Компьеньском пересыльном лагере. Он погиб в немецком концентрационном лагере. Погиб и о. Димитрий Клепинин. Мать Мария встретила смерть в лагере Равенсбрюк. Согласно имеющемуся свидетельству, она обменялась куртками с еврейкой и вошла в газовую камеру вместо нее. В мае 2004 года в парижском православном Свято-Николаевском соборе состоялся обряд одновременной канонизации матери Марии, о. Димитрия Клепинина, Юрия Скобцова и Ильи Фондаминского, крестившегося незадолго до гибели в немецком концентрационном лагере. Фондаминский был известен как щедрый покровитель парижских писателей-эмигрантов и один из создателей лучшего в межвоенной эмиграции «толстого» журнала – «Современные записки».
Из русских участников Сопротивления известны также фамилии Бенигсена, Пьянова, Висковского и Казачкина. Принимала участие в Сопротивлении писательница Зинаида Шаховская, будущий редактор парижской газеты «Русская мысль». Она начала борьбу в занятой немцами Бельгии, позже ей удалось, нелегально переправившись в Англию, объединиться со своим мужем Святославом Малевским-Малевичем, который был в рядах армии де Голля. А писатель Владимир Варшавский в сороковом году пошел добровольцем в армию, попал в немецкий плен.
Участие русских в движении Сопротивления носило разнообразный характер. Дочь композитора Скрябина Ариадна, муж которой поэт Довид Кнут, примкнула к еврейской организации Сопротивления и занималась спасением еврейских детей. Она была арестована при попытке провести детей через границу и погибла в 1944 году. Молодая русская женщина Дина Верни была близка к французскому скульптору Майолю. Включившись в Сопротивление, однажды она спрятала в его студии целую группу иностранных антифашистов, которых сама же потом провела горными тропами через границу в Испанию. Широко известным стало имя «барда свободы» Анны Марли. Дочь русских эмигрантов, Анна Бетулинская (псевдоним – Анна Марли) выросла на юге Франции. В 19 лет стала самым молодым членом Французского общества писателей и композиторов. Во время войны Марли жила в Англии и посвятила свое творчество борьбе за освобождение Франции. Аккомпанируя себе на гитаре, она ежедневно выступала с патриотическими песнями перед солдатами, моряками, летчиками и в передачах Би-Би-Си для оккупированной Франции. Одна из ее песен стала гимном движения Сопротивления.
Надо заметить, поначалу настроения среди русских эмигрантов не сильно отличались от общефранцузских. Эрик Блейк, автор книги «Resistance – France. 1940–1945» пишет: «Надо помнить, что все ставшие на путь сопротивления в сороковом году действовали вопреки преобладавшему тогда во Франции общественному мнению; большинство облегченно вздохнуло, что прекратились бои и разрушения. На севере (в оккупированной зоне) считали неблагоразумным провоцировать гнев немцев, а на юге преобладала лояльность по отношению к маршалу с его воспетыми в одной из од ▒небесно-голубыми глазами’. Таким образом, число борцов и тех, кто им помогал, было катастрофически малым». Примерно так же расценивает ситуацию и Вырубов. Вот мнение, которым он поделился со мной в одном из писем: «Для понимания причин, побуждавших эмигрантов после оккупации Франции в 1940 году вступать в движение Сопротивления или добровольно сражаться в рядах войск генерала де Голля, следует прежде всего напомнить, что таких добровольцев было очень незначительное количество. Так как само население страны в основном оставалось пассивным, эмигранты не чувствовали необходимым проявлять себя. Кроме того, по соображениям личным или семейным эмигранты часто опасались что-либо предпринимать. К тому же, связаться с подпольем было не только опасно, но и крайне трудно».
Вырубов делит войну на три периода: 1939–40 гг., когда некоторые эмигранты, не подлежавшие мобилизации, пошли во французскую армию добровольцами «из чувства долга по отношению к Франции, общности судьбы с теми людьми, среди которых они жили». Второй период – 1940 год, когда правительство в Виши пошло на перемирие с Германией и когда де Голль начал создавать за пределами Франции свои освободительные войска. Туда устремились некоторые русские из чувства солидарности с принявшей их Францией. В случае самого Вырубова была еще одна причина его присоединения к армии де Голля, с которой он проделал все походы в Африке, Ливии, Тунисе, Италии и Франции: ему как русскому было стыдно перед своими иностранными друзьями за войну Советского Союза с Финляндией, за позорный пакт между Гитлером и Сталиным, дележ Польши и присоединение Прибалтики. Ему было стыдно, что Россия не находится на стороне западных союзников, и он хотел смыть этот позор своим личным примером. Возможно, что этими соображениями руководствовались и другие русские, вставшие на путь борьбы в сороковом году.
Третий, и психологически самый сложный, период для эмиграции наступил после июня 1941 года, когда Гитлер, расторгнув пакт о дружбе и ненападении, напал на Советский Союз. Часть эмиграции болезненно переживала германское вторжение на их родную землю, другие увидели в этом шанс спасения России от коммунизМА. И получилось, как пишет Вырубов, что «одни боролись за победу на стороне союзников, других искреннее желание избавить страну от коммунизма привело к тяжкому заблуждению – сотрудничеству с немецкими войсками».
Российский историк К. М. Александров в сборнике статей и материалов «Против Сталина» (Санкт-Петербург. 2003) приводит такую статистику: общая численность русских, участвовавших в европейском движении Сопротивления, составляла в среднем 300-400 человек, а призванных в армии стран-участниц антигитлеровской коалиции не превышала в целом 5 тысяч. «В то же время, – пишет он, – в вооруженных формированиях, действовавших на стороне Германии и ее союзников, по нашей оценке, было от 20 до 25 тысяч (бывших) участников Белого движения и представителей эмигрантской молодежи.» Тут важно помнить, что лишь очень немногие искренне сочувствовали национал-социализму; подавляющее большинство рассчитывало на то, что, освободив Россию от большевиков, немцы там не удержатся, и Россия восстановит свою национальную независимость. Русской эмиграции во Франции такие настроения коснулись в меньшей степени, чем это наблюдалось среди эмигрантов в Германии, в восточных странах Европы и, особенно, среди военнопленных и жителей занятых немцами областей СССР. Положительное отношение к Власовскому движению проявилось во Франции лишь после выступления в Париже в июле 1943 года генерал-майора В. Ф. Малышкина перед четырехтысячной аудиторией. В нем он пылко и красноречиво изложил задачи Русской Освободительной Армии (РОА) Власова и надежду на сохранение целостности России и прекращение войны путем заключения почетного мира с Германией. Участников Сопротивления эти аргументы не убеждали. Уж слишком отвратительной была проповедуемая Гитлером идея сверхчеловека с вытекавшими из этого последствиями уничтожения или использования людей иных национальностей в качестве рабочей силы. Во Франции немецкие оккупанты поначалу вели себя довольно прилично, но очень скоро приступили к конфискации и увозу в Германию вин и продовольствия, магазины пустели, была введена строгая цензура. Начались расстрелы несогласных и насильственная вербовка молодежи на работы в Германии, а в июле 1942 года, согласно принятому Гитлером плану «окончательного решения еврейского вопроса», из Франции должны были быть вывезены 100 тысяч евреев. 16 июня, по заранее составленным спискам, в Париже был намечен арест 28 тысяч евреев. Благодаря тому, что среди служащих во французской полиции нашлись порядочные люди, многих удалось в последний момент предупредить и они сумели скрыться. Схвачено было на 15 тысяч человек меньше, чем предполагалось. «Квартирный кризис» в доме матери Марии достиг тогда предела. По свидетельству Кривошеина, мать Мария смогла в своей монашеской одежде проникнуть на стадион, где в течение пяти суток содержалась многотысячная партия евреев, взрослых и детей, которых еще не успели отправить в лагеря смерти. Там она провела, не смыкая глаз, двое суток, добиваясь помощи для схваченных людей, и умудрилась спасти двух маленьких детей: она спрятала их в бочонках для мусора и таким образом их удалось вынести со стадиона.
С Вики Оболенской меня связывают семейные узы: она была тетушкой моего покойного мужа Валериана Александровича Оболенского. По материалам из семейного архива и пользуясь другими источниками, я написала книгу, которую посвятила ей: «Вики – княгиня Вера Оболенская» (Москва, «Русский путь». 1996, 2004). После войны имя Оболенской появлялось в советской прессе, но всей ее деятельности во французском Сопротивлении предавалась определенная, чуть ли не коммунистическая окраска. Что неудивительно: в советской историографии вообще было принято идентифицировать Сопротивление с коммунистами. Но в момент, когда Вики стала на путь сопротивления, французская компартия была скована пактом Сталина и Гитлера о дружбе и ненападении и, вторя советской пропаганде, называла объявление войны Гитлеру Англией и Францией «империалистическими происками капиталистических держав». Сам глава КПФ Морис Торез дезертировал из армии и бежал в Советский Союз. Правда, первой жертвой германской расправы за оказанное сопротивление был молодой коммунист Пьер Рош. Но он, как и некоторые другие коммунисты, стал на путь борьбы вопреки партийной директиве. КПФ как таковая включилась в борьбу лишь после того, как Гитлер, расторгнув пакт о дружбе, напал на Советский Союз.
Вики Оболенская примкнула к организации, ничего общего с коммунистами не имевшей. Это было летом 1940 года, буквально через несколько дней после того, как немецкие войска оккупировали Париж, о чем сохранилось свидетельство друга Вики и ее мужа, князя Кирилла Макинского. Он был добровольцем, воевал на фронте, сразу после демобилизации, вернувшись в Париж, первым делом направился к Оболенским. В тот же вечер Вики обратилась к нему со словами: «On continue, n’est-ce pas?» – «Мы будем продолжать, не так ли?» По словам Макинского, «решение было принято без колебаний, без сомнений». «Она не могла допустить мысли, что оккупация водворится надолго; для нее это был преходящий эпизод в истории; против оккупации необходимо было бороться и бороться тем более неукоснительно, чем борьба становилась труднее.»
Что привело Вики к решению противостоять оккупации? Она была человеком жизнерадостным, компанейским. Незадолго до войны вышла замуж за кн. Николая Александровича Оболенского. Молодые, судя по всему, были счастливы, только сожалели, что не было у них детей. Приняв участие в Сопротивлении, она рисковала многим. В то время Вики работала секретаршей в конторе, принадлежавшей состоятельному парижанину Жаку Артюису, с женой которого Вики дружила и в чьем доме часто бывала. Возможно, эта дружба и лояльность по отношению к своему шефу послужили изначальным толчком к принятию решения, которое и привело Вики к гибели. Человек идейный, Артюис был не только успешным предпринимателем: с 30-х годов он состоял в одной из крайне правых политических группировок Франции и был ее идеологом. Он писал трактаты о необходимости переустройства государства, видя в представителях промышленного комплекса наиболее здоровый элемент страны. Именно этому слою, по убеждению Артюиса, следовало играть в управлении государством руководящую роль. Он и его единомышленники были оппозиционно настроены по отношению к существовавшему во Франции до войны строю, они стремились к моральному возрождению страны и были большими патриотами. С приходом к власти Гитлера Артюис сделался непримиримым врагом чудовищной расовой доктрины национал-социалистов, заранее предвидя ужасы, к которым она приведет. Артюис, ветеран Первой мировой войны, будучи капитаном запаса, в свои 46 лет добровольцем пошел на фронт, а после перемирия писал своему другу: «Если маршал (Петен) не возобновит военных действий, у французов не будет иного выхода, как вооруженное восстание». Иными словами, в непосредственном Викином окружении непримиримость по отношению к оккупантам возникла с самого начала.
Взгляды Артюиса не могли не повлиять на Вики. Ребенком приехавшая во Францию и там выросшая, Вики была человеком двух культур, французской и русской. Она любила Францию и болезненно переживала германское победное шествие по стране, решение маршала Петена, главы правительства в Виши, пойти на непростительные уступки Гитлеру.
Кристаллизация Cопротивления как движения началась после знаменитой речи генерала де Голля, которую, прилетев из Бордо в Лондон, он произнес по радио 17 июля 1940 года. «Франция, – заявил он, – проиграла сражение, но не проиграла войну. Пусть люди во главе правительства, поддавшись панике и позабыв о чести, капитулировали и отдали страну в рабство, но еще ничто не потеряно!..» Призывая каждого француза присоединиться к нему, де Голль закончил свое выступление знаменитыми словами: «Наша страна в смертельной опасности. Будем же все бороться за ее спасение. Vive la France!».
После этого призыва в стране стали возникать пока еще разрозненные отдельные группировки. Одна из первых групп была создана именно Жаком Артюисом, привлекшим к этому Вики. Н. В. Вырубов полагает, что пылкий характер Вики, ее врожденные гордость и чувство собственного достоинства не позволили уклониться от опасного предложения Артюиса. Вики, в свою очередь, привлекла к участию в борьбе Кирилла Макинского и своего мужа. Его брат, Александр Оболенский, пошел добровольцем во французскую армию еще в начале войны и был демобилизован после перемирия. Привлекла Вики и свою русскую подругу Софью Носович, брат которой погиб в рядах 22 Пехотного полка иностранцев-добровольцев.
Основанная Артюисом организация получила название Organisation Civile et Militaire (OCM – «Гражданская и военная организация»). Название объясняется тем, что в организации сформировалось как бы два направления: одно занималось подготовкой к общему военному восстанию, другое – под предводительством Максима Блок-Маскара, вице-председателя Конфедерации работников умственного труда, – занималось проблемами послевоенного этапа во Франции. Хотя некоторые считали это преждевременным, его группа выпускала чисто теоретические труды, так называемые «Тетради» (Cahiers), по вопросам культуры, образования, социального обеспечения и прочих аспектов государственного устройства, вплоть до проекта новой конституции. Удалось выпустить четыре «Тетради», каждая по 200-300 страниц. Многое из того, что было разработано этой группой, впоследствии легло в основу послевоенного режима правительства де Голля.
Одновременно ОСМ занималась добыванием секретных сведений и передачей их в Лондон. К этому был привлечен Кирилл Макинский. Узнав от Вики, что Макинский готов примкнуть к Сопротивлению, ему предложили стать управляющим кабаре Монте-Кристо, которое принадлежало одному из деятелей ОСМ. Это временно закрытое кабаре должно было вновь открыться для высших немецких чинов как ночное кабаре. Макинский стал отшучиваться, что ему, дескать, случалось выпивать бутылку шампанского, но откупоривать шампанское он так и не научился. Будущего работодателя это не смутило, он только спросил, есть ли у Макинского смокинг. Смокинг у Макинского был, полученное же им задание состояло в том, чтобы прислушиваться к разговорам, которые вели немецкие офицеры. Кабаре посещали не только немецкие чины, но и французские коллаборанты. Это место оказалось золотым дном полезной информации. Однажды, было уже шесть часов утра, Макинский услышал, как пьяный офицер из штаба генерала Штульпнагеля, главнокомандующего вермахта во Франции, жаловался сидящей у него на коленях девице, что всему этому блаженству через восемь дней конец: «Мы отправляемся в Россию». Таким образом Макинский смог донести о предстоящем наступлении германских сил на Советский Союз за неделю до их вторжения.
Сеть участников ОСМ росла прямо пропорционально тому, как во Франции проводилась политика фюрера. К 1942 году ОСМ насчитывала тысячи членов во всех департаментах оккупированной части Франции, став одной из самых крупных организаций Сопротивления. В нее вошли многие промышленники, высокопоставленные чиновники, служащие путей сообщения, почты, телеграфа, сельского хозяйства, труда и даже внутренних дел и полиции. Это давало возможность получать сведения о немецких заказах и поставках, о передвижении войск, о поездах, увозивших на восток евреев, и о составах с принудительно завербованными французами для работ в Германии. Большое количество этой информации шло в штаб-квартиру ОСМ, попадало в руки ее генерального секретаря, то есть Вики Оболенской, и оттуда разными путями передавалось в Лондон, сперва через Швейцарию или морским путем, позже по радио. Вики постоянно встречалась со связными и с представителями подпольных групп, передавала им задания руководства, принимала донесения, вела обширную тайную переписку. Она часами переписывала поступавшие с мест донесения, составляла сводки, размножала приказы и снимала копии с секретных документов, добытых из оккупационных учреждений, и с планов военных объектов.
Помощницей Вики по сортировке и перепечатыванию секретных сведений была ее подруга Софка, Софья Владимировна Носович. Николай Оболенский тоже внес свою лепту. Все трое знали немецкий. Благодаря этому, Николай по поручению организации устроился переводчиком на строительстве так называемого «Атлантического вала». По замыслу немцев, вал должен был стать неприступным оборонительным укреплением вдоль всего западного побережья Франции. Туда загнали на работы тысячи советских пленных, которых содержали в ужасающих условиях. Они умирали, вспоминал Оболенский, «как мухи». Если кто отваживался воровать на полях картошку, его тут же расстреливали. А когда для постройки сооружений нужно было минировать скалы, подневольных рабочих об этом даже не предупреждали, «бедняги погибали изувеченными». Оболенского прикомандировали к нарядам рабочих, чтобы он переводил им распоряжения немецкого начальства. Зато от рабочих он получал подробную информацию об объектах, на которых те работали. Собранные им сведения поступали в Париж, оттуда – в штаб «Свободной Франции» генерала де Голля. Информация эта оказалась исключительно ценной при подготовке десанта союзных войск в Нормандии.
Первое время гестапо не подозревало о существовании ОСМ. Но уже в конце 1942 года был арестован Жак Артюис. Из тюрьмы Френ он попадает в немецкий лагерь Хинтцерте и там погибает. После ареста Артюиса организацию возглавил полковник Альфред Туни. Вики, которая была в курсе всех дел Артюиса, сделалась правой рукой Туни. Казалось, организация окажется деморализованной с исчезновением ее основателя, но этого не произошло. Полковник Туни пользовался большим доверием тех, кто его знал, а вступление в войну США, как раз за неделю до ареста Артюиса, способствовало тому, что страну охватила реальная надежда на возможность избавления от оккупантов. К тому времени, кстати, в борьбу активно включилась компартия, более приспособленная к конспиративной деятельности, чем члены ОСМ, которые были конспираторами-любителями. Коммунисты, как часть Национального фронта освобождения, стали проводить акты террора и саботажа. Это не совпадало с политикой «дальнего прицела» ОСМ, не видевшей смысла в том, чтобы провоцировать врага на массовые ответные репрессии (за одного немецкого военного полагалось расстрелять от 20 до 80 французов). От этого предостерегал и де Голль, призывая сопротивленцев беречь силы до момента, когда можно будет вступить в решающую фазу борьбы. С этой целью ОСМ, помимо разведывательной деятельности, занималась распространением оружия и подготовкой кадров, способных поднять вооруженное восстание, когда будет подан сигнал. Доставка оружия обеспечивалась воздушным путем из Лондона, о чем в шифрованных передачах заранее объявлялось по Би-Би-Си. Однако трагическим образом ОСМ – этой важнейшей организации Сопротивления – не пришлось сыграть той роли, к которой она в течение нескольких лет готовилась с огромным риском для ее участников. К моменту высадки союзников в Нормандии ОСМ фактически перестала существовать.
Жак Артюис никого не выдал. Произошло другое. 21октября 1943 года Николай Оболенский обедал в маленьком ресторанчике с одним из главных руководителей ОСМ Роланом Фаржоном, которому Оболенский отчитался в своей работе. На следующий день после этого Фаржон был схвачен гестапо. Попался он случайно: гестапо пришло арестовывать другого человека, а заодно схватило и находившегося там Фаржона. Так гестапо получило в свои руки одного из главных деятелей организации, к которой давно подбиралось. Мало того, в кармане у Фаржона была квитанция за уплаченный телефонный счет с адресом его конспиративной квартиры. При обыске квартиры были обнаружены оружие, амуниция, адреса тайных почтовых ящиков в разных городах, схемы военных и разведывательных единиц, имена участников организации и их конспиративные клички. Генеральный секретарь ОСМ, лейтенант военных сил Сопротивления Вера Оболенская фигурировала под прозрачным именем «Вики». Однако, по каким-то своим соображениям, гестапо временно оставило парижское руководство ОСМ в покое, начав проводить аресты в других городах. Это продолжалось до момента, когда один из рядовых членов ОСМ, не выдержавший пытки, которой на глазах своей маленькой дочки подверглась его возлюбленная, начал давать показания. По наущению гестапо, он согласился выйти на явку со связным ОСМ по кличке Дюваль. Когда Дюваль, ничего не подозревая, подошел к сидевшему на скамейке знакомому лицу, он был тут же схвачен. В кармане у Дюваля была записная книжка, в ней, среди прочих, – адрес Софьи Носович.
Вики, которая сама накануне встречалась с Дювалем, узнала о его аресте в тот же день, не подозревая, однако, о существовании записной книжки. Сама она обладала феноменальной памятью и никогда ничего не записывала. Вечером Кирилл Макинский ужинал у Оболенских: «Встав из-за стола, я пошел помогать ей мыть посуду. Передавая мне полотенце, Вики шепнула: ▒Знаешь, дело дрянь, кругом всех арестовывают’. Я спросил: ▒Что ты собираешься делать?’ – Она посмотрела на меня взглядом, который я никогда не забуду, и пожала плечами».
17 декабря Вики отправилась к Софке, чтобы убедить ее на всякий случай покинуть свою мансарду. Софка же старалась убедить Вики, что Дюваль, который был другом ее погибшего брата, не способен выдать. В этот момент раздался стук в дверь. Отворив, Софка оказалась перед дулом наведенного на нее пистолета.
Вики и Софка были схвачены одновременно. Их сковали общей парой наручников и вывели во двор. Проходя мимо знакомой русской, Вики подняла их скованные руки и громко пропела «Сегодня нитью тонкою связала нас судьба…» От этой женщины Оболенский узнал об аресте жены и ее подруги.
…Их отвезли в один из парижских особняков. Там им была устроена очная ставка с арестованным в тот же день членом организации Мишелем Пасто. Его схватили на лестнице, когда он, ничего не подозревая, поднимался к Софке, чтобы передать ей пачку донесений. В ожидании машины ему удалось от этих бумаг избавиться, а при очной ставке обе женщины отрицали его принадлежность к ОСМ, объясняя его появление личными отношениями. Ночью Пасто умудрился сбежать. Софку пытали, чтобы добиться от нее, куда он мог скрыться. На глазах у Вики ее тяжело избили, а потом поволокли, чтобы устроить «баню» – топить ее в наполненной водой ванне. Софка все выдержала, но от ударов в голову оглохла. Много лет спустя, когда я встретилась с Мишелем Пасто в Париже, он с благодарностью и уважением говорил о Вики и Софке, чьи фотографии у него стояли на почетном месте. Он считал, что обязан им своим спасением. Он опекал Софку при ее жизни и до конца дней следил за Софкиной могилой на кладбище Пер-ля-Шез.
Дальнейший путь Вики и Софки хорошо документирован. Сперва тюрьма Френ, где условия были довольно сносные, несмотря на частые допросы. Вики водила следователей за нос и выгораживала своего мужа, утверждая, что тот ничего не мог знать, так как они «разошлись». В это время Николай Оболенский находился в той же тюрьме, но за недостатком улик его освободили. Потом Вики и Софку перевели в Аррас, куда были доставлены и другие члены из руководства ОСМ. Там допросы велись опытным следователем германской тайной военной контрразведки др. Шоттом. Шотт действовал приемом очных ставок, подслушивания, шантажа, игры на тщеславии и других человеческих слабостях, хотя не гнушался и других методов. По свидетельству одного из подельников, Вики была измучена ежедневными допросами, но никого не выдала. Напротив, не отрицая своей собственной принадлежности к ОСМ, она многих выгородила, утверждая, что этих людей вообще не знает. За это она получила у немецких следователей прозвище «Княгиня ничего не знаю». Сохранилось свидетельство о таком эпизоде: следователь с притворным недоумением спрашивает ее, как это русские эмигранты могут оказывать сопротивление Германии, воюющей против коммунизМА. «Они с ума сошли, что ли? Какой им смысл быть с голлистами, в этом коммунистическом гнезде? Послушайте, мадам, помогите нам лучше бороться с нашим общим врагом на востоке». – «Цель, которую вы преследуете в России, – возражает Вики, – разрушение страны и уничтожение славянской расы. Я русская, но выросла во Франции и здесь провела всю свою жизнь. Я не предам ни своей родины, ни страны, меня приютившей.» Тогда за нее принимаются по «антисемитской линии». «Я христианка, – говорит им на это Вики, – и поэтому не могу быть расисткой.» Допрос заканчивается предупреждением: «Вы можете идти, но не забывайте, что вы должны будете сказать нам всю правду. Вы знаете наши методы. Наш вам совет ничего не скрывать».
Из окна камеры тюрьмы в Аррасе Вики еще раз увидела своего мужа. Через отпущенную на свободу сокамерницу находчивая Вики дала о себе знать Николаю Оболенскому, который потерял ее след после Френа. С величайшим трудом, под сильной бомбежкой, он добрался до Арраса. Там ему объяснили, что с пригорка напротив тюремной стены можно увидеть окно Викиной камеры. Софка первая заметила фигуру Оболенского, который рассматривал тюрьму в бинокль. Так состоялось их последнее свидание. На следующий день Оболенский, еще находившийся в Аррасе, получил от Вики записку, переданную через другую выпущенную на свободу женщину. В ней был подробный отчет о допросах и о том, какими сведениями немецкая контрразведка уже располагает относительно ОСМ. Вики также составила список находившихся в ее тюрьме членов организации и указала мужу, кому позвонить, какие бумаги уничтожить. Этим Вики старалась спасти то немногое, что еще оставалось от организации. Вернувшись в Париж, Оболенский успел выполнить ее поручения. По всей вероятности, это спасло жизнь нескольким людям. Вскоре Оболенский был опять арестован. На сей раз надолго. Он был отправлен в концентрационный лагерь Бухенвальд, откуда, после прихода американцев, он вышел живым. Туда же был отправлен и Кирилл Макинский. После войны он вернулся в Париж.
Вики и Софку приговорили к смертной казни и перевезли в Берлин. Туда же была доставлена участница ОСМ Жаклин Рамей, благодаря которой сохранились свидетельства о последних неделях жизни Вики. Она до самого конца пыталась морально поддерживать своих подруг при редких встречах на прогулках, посредством перестукивания и используя таких людей, как тюремщица-прислуга. Жаклин присутствовала при том, как Вики вызвали во время прогулки. Больше она в свою камеру не вернулась.
Жаклин и Софка были переведены из тюрьмы сначала в один концентрационный лагерь, потом в другой. И та, и другая были на грани смерти, когда заглохли последние орудия войны. Вернувшись в Париж, они, как и Оболенский, жили надеждой, что Вики уцелела. Но чем дольше не было о ней известий, тем меньше оставалось надежды. И вот пришла ужасная весть от оккупационных властей британской зоны Берлина о том, что Вики нет в живых.
5 декабря 1946 года Оболенский написал Мишелю Пасто на листке серой бумаги с черной каймой: «Мой дорогой друг, помня о славных и страшных часах, которые Вы пережили вместе с Вики в 43-м году, считаю своим долгом известить Вас о том, что я получил официальное уведомление о ее смерти. Моя бедная жена была рас-стреляна 4 августа 1944 года в тюрьме Плётцензее в предместье Берлина в возрасте 33 лет».
Чтобы выяснить, при каких именно обстоятельствах она была лишена жизни, Пасто отправился в Берлин и там от тюремной администрации узнал всю правду. Вики была казнена на гильотине. Было решено пока об этом не говорить и без того потрясенному Оболенскому. Версия о расстреле поддерживалась еще некоторое время, и до сих пор в некоторых материалах говорится, что она была расстреляна.
По сведениям, полученным из тюрьмы Плётцензее (сегодня это Музей-памятник сопротивления нацизму), там казнили повешеньем или на гильотине особо опасных противников нацистского режима, в том числе генералов-участников неудавшегося покушения на жизнь Гитлера 20 июня 1944 года. Напротив входа в это страшное помещение с двумя сводчатыми окнами, вдоль стены, – шесть крюков для одновременной казни государственных преступников, а в центре помещения была установлена гильотина, которой сегодня там больше нет, осталась только дыра в полу для стока крови. Но когда в тюрьму вошли советские солдаты, то там была не только гильотина, но и железная корзина, в которую падала голова. На снимке того времени можно разглядеть несколько отрубленных голов.
Был без нескольких минут час дня, когда 4 августа 1944 года двое надзирателей ввели туда Вики со связанными за спиной руками. Ровно в час вынесенный военным трибуналом смертный приговор был приведен в исполнение. С момента, когда она легла на гильотину, до отсечения головы потребовалось не более 18 секунд. Мы знаем, что фамилия палача была Реттгер. За каждую голову ему причиталось 80 рейхсмарок премиальных, его сподручным – по восемь папирос. Тело Вики, как и других казненных, было доставлено в анатомический театр.
Так закончилась жизнь одной из самых первых участниц французского Сопротивления, игравшей ключевую роль в создании Гражданской и военной организации, чья деятельность, как и участие других русских в Сопротивлении, были отмечены наградами и почетными грамотами французского правительства и союзного командования.