Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 253, 2008
«В эту тетрадь я буду писать все, что только можно выразить чернилами и пером. Из отдельных дней у меня выйдет целая повесть, моя собственная повесть обо мне», – такими словами одиннадцатилетний автор, Ирина Кнорринг, начала свой дневник и писала его всю жизнь. Оттого и жизнь ее превратилась в повесть, – светлую и грустную, как та «нота», которую рекомендовали взять поэтам русской эмиграции. Хорошо известные любителям поэзии строки:
Зачем меня девочкой глупой,
От страшной, родимой земли,
От голода, тюрем и трупов
В двадцатом году увезли?!
наполняются новым содержанием, когда читаешь дневник Ирины, ставший ее верным другом, тайной заботой, свидетелем «исправления искривленной души». Дневник связывал ее с миром детства, с галереей любимых образов, уносимых войной, тифом, голодом, репрессиями; с любимым Харьковом, с Россией – в долгие годы эмиграции. Расскажем кратко о судьбе его автора.
Ирина Николаевна Кнорринг родилась 21 апреля (4 мая) 1906 г. в селе Елшанка Самарской губернии, в родовом поместье семьи Кноррингов. Родители Ирины – дочь статского советника Мария Владимировна Щепетильникова (1881–1954) и дворянин Николай Николаевич Кнорринг (1880–1967). Родители были еще студентами, когда родилась Ирина (первые годы своей жизни Ирина росла в семье дяди и тети, там же, в Елшанке). После окончания университета отец был направлен в Харьков директором гимназии, вскоре туда переезжает и его семья. В Харькове прошли безоблачные детские годы Ирины, там же она встретила начало великой смуты – Гражданскую войну. В конце 1920 г. Ирина навсегда покинула Россию, отплыв с родителями на корабле «Генерал Алексеев» из Севастополя в Бизерту (Тунис), в составе Морского корпуса, в котором Н. Н. Кнорринг преподавал историю. К лету 1925 г. (уже после роспуска Русской эскадры в Бизерте) семье удалось переехать во Францию, где Ирина прожила до самого конца своей недолгой жизни (умерла она 23 января 1943 г. в оккупированном фашистами Париже, от сахарного диабета, которым страдала много лет).
При жизни И. Кнорринг вышло два сборника ее стихов: «Стихи о себе» (Париж, 1931) и «Окна на север» (Париж, 1939), и три сборника – после смерти поэтессы: «▒После всего’: Третья книга стихов» (Обложка работы Ю. Софиева, Париж, 1949), «Новые стихи» (Алма-Ата, 1967) и «▒После всего’: Стихи 1920–1942 гг.» (Алма-Ата, 1993). Стихи И. Кнорринг печатались в поэтических сборниках и антологиях, на страницах газет и журналов иммиграции, а в последнее десятилетие – в России и Казахстане. Проза же И. Кнорринг практически не знакома читателю.1 В настоящее время дневник подготовлен к изданию (подг. текста Н. Н. Кнорринга и Н. М. Черновой; вступительная статья, комментарии и аннотированный указатель имен И. М. Невзоровой) и выйдет в свет в издательстве «Аграф».
Хронологически дневник можно разделить на две части: 1. Россия: Жизнь в Харькове (1917–1919), бег: Ростов-на-Дону, Туапсе, Керчь, Симферополь, Севастополь (1919–1920); 2. Изгнание: путь в Бизерту (декабрь 1920 – январь 1921), Тунис (1921–1925), Франция (1925–1940), война и гитлеровская оккупация Парижа (1940).
«Повесть из собственной жизни» (так назвала свой дневник Ирина Кнорринг) имеет внутреннюю драматургию, продиктованную самой жизнью, являясь одновременно индикатором эмоциональных состояний поэтессы, образующих замысловатую траекторию. Читателю откроется немало тайн о «поэзии скуки» «вечно грустной и влюбленной» поэтессы; о «недоделанности» ее стихов, «сухих, бесплодных и колючих», «стихов ни о чем» (такими эпитетами награждали критики поэтессу). Дневник станет своеобразным ключом к поэзии И. Кнорринг, поможет лучше понять текст, из которого «выпекались» стихи самого «честного», «интимного» и «минорного» поэта русской эмиграции, раскроет за «видимыми» категориями (угрюмость, замкнутость, нелюдимость) – «невидимые» (гордость, деликатность, неуверенность в себе, неумение лгать, фальшивить и пустословить): «Я никогда не делюсь ни с кем впечатлениями, чувствами, мыслями. Прежде чем сказать что-нибудь, надо подумать: а интересно ли это слушать другому и надо ли ему это знать? Надо бояться обременять других своей откровенностью. Надо молчать» (запись от 24 июня / 7 июля 1920 г.).
Отметим, что дневник поэта отличается от дневника политика, священника, даже – писателя. И. Кнорринг скучно «описывать» события, ибо жизнь поэта – это сиюминутное состояние души (в этом и секрет ее кратких, «простых» стихов; столь же быстротечных, как само время). «Я люблю мою тоску», – проговаривается автор дневника, обнажая тем самым движущую силу своего творчества и свой духовный Эверест. «Зачем ты стараешься причинять себе страдания?» – записывает она слова своей матери и мысленно отвечает ей, повторяя формулу Бетховена («Через страдания – к радости»): «Счастья можно добиться только страданием: после страданий всегда бывает счастье» (запись от 27 июня / 10 июля 1920 г.).
Одновременно дневник И. Кнорринг является не только литературным произведением, но и – историческим, отражая ключевые события российской истории XX века (заметим, что аннотированный указатель имен включает более 1200 лиц). Автор дневника дает возможность читателю погрузиться в атмосферу полунищей жизни русских беженцев и, вместе с тем, увидеть широкий спектр общественной, культурной и научной деятельности русской эмиграции. События даются в восприятии девочки-подростка (1917 г.), а затем – зрелой женщины (1940 г.).
Вниманию читателя мы предлагаем фрагмент, относящийся к первым месяцам пребывания семьи Кноррингов в Париже. В мае 1925 г. состоялся их переезд во Францию. Ирина, как и ожидала, оказалась в водовороте бурной парижской жизни. Но к такому повороту событий она не была готова: в поисках заработка им с матерью пришлось искать место в мастерских – швейных, вышивальных, кукольных; не в лучшем положении оказался и Н. Н. Кнорринг (историк и музыкант). О, эти записные книжки поэтов-эмигрантов, в которых поэтические строки чередуются со словами отчаяния и постоянными денежными расчетами! Кнорринги живут крайне бедно; часто мать и дочь работают по ночам, а Н. Н. Кнорринг читает им вслух. Ирина посещает курсы французского языка и Русское историко-филологическое отделение при Сорбонне, лекции в Русском народном университете, учится во Франко-русском институте социальных и общественных наук, ходит на собрания Союза молодых поэтов и писателей в Париже (далее Союз – И. Н.), пишет стихи и прозу… Кружит головы поклонникам в поисках единственного друга на всю жизнь. Сил своих она не бережет.
Ирина примкнула к Союзу практически с момента его создания: весной того же года парижский Клуб молодых литераторов был преобразован в Союз; его членами-учредителями были Ю. Терапиано2, В. Мамченко3, Е. Майер4, М. Струве5, Д. Кобяков6. Еще находясь в Сфаяте (Тунис), Ирина посылает свои стихи в различные журналы, и имеет первый опыт публикаций: «Звено» (1923, № 35), «Студенческие годы» (1924, № 6), «Своими путями» (1925, № 3/4). На Париж она возлагает большие надежды, полагая, что вращение в литературной среде поможет ей выйти из творческого тупика, обрести свое лицо. Начиная с 1924 г., Ирина публикуется в четверговых номерах газеты «Последние новости», ее имя становится известно русской читающей аудитории в Париже. Стихи И. Кнорринг и манера чтения нравились так называемому «среднему» читателю. Но звон медных труб тает, поэтесса страдает от своего двусмысленного положения: с одной стороны, ее считали «девочкой, пишущей стихи», относясь к ней «снисходительно-покровительственно», с другой, о недостатках ее стихов, как, впрочем, и о ней самой, тотчас забывают, «вставляя» в программу поэтического вечера, когда надо заполнить публикой зал.
Собрания Союза обычно состояли из двух отделений: первая часть была посвящена выступлению именитого писателя или поэта, а во второй части молодые литераторы читали свои стихи и рассказы. События, связанные с «мероприятиями» Союза и критикой своих стихов, Ирина фиксирует достаточно подробно (разумеется, под собственным углом зрения). В течение нескольких лет она посещает собрания Союза (позднее будет его секретарем) и других литературных обществ. Отчасти для того, чтобы обрести репутацию поэтессы, отчасти – чтобы из гор «словесной руды» извлечь крупицы полезных советов. И. Кнорринг относится к тем литераторам, которых М. Цветаева определила как «случай Чехова»7, осуждая и писателя, и его героя – «плохого хорошего человека» – за бесконечное самокопание и метание, за отсутствие «кастальского тока» (символа творческого вдохновения, слабеющего при смешении категорий добра и зла, любви и ненависти). Для Ирины же герои А. П. Чехова – родные люди (прочтение его рассказов она отмечает в дневнике как событие). Боготворя Чехова, она разделяла и тональность его произведений, и «повторяемость» как признак безнадежности, и краткость форм, и тему «счастья в труде», и сам «труд вопреки всему».
Русский язык был для изгнанников ариадниной нитью, связывающий их с элениумом русской культуры. Тот факт, что Ирина «увезла с собой Россию», сказывается и на языке ее дневниковых записей (русский язык замер на 1920-м году). Дневниковая проза – из прочих жанров – максимально приближает читателя к описываемым событиям – как в фактическом, так и в эмоциональном плане, помогая ощутить пульс давно ушедших дней.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Публиковались фрагменты из дневника (см. Кнорринг Н. Н. Книга о моей дочери // Алматы, 2003; Тюрина В. Чрез врата изгнания: Крым в судьбе и творчестве Ирины Кнорринг // Крымский альбом. Вып. №8 ?М., Феодосия, 2004, с. 108-121; Чернова Н. М. Поговорим о несказанном // «Простор», Алматы, 2006, № 5, с. 104–150).
2. Л. Терапиано (наст.фамилия Торопьяну) Юрий Константинович (1892–1980), юрист, поэт, переводчик, литературовед. Первый председатель Союза молодых поэтов и писателей Парижа.
3. Мамченко Виктор Андреевич (1901–1982), поэт. В эмиграции жил в Тунисе, в 1923 г. вместе со своей гражданской женой Еленой Люц (Майер) выехал в Париж.
4. Майер (в браке Люц) Елена Евгеньевна (1901– после 1958), поэт, врач.
5. Струве Михаил Александрович (1890–1948), поэт, прозаик.
6. Кобяков Дмитрий Юрьевич (1902?–1977), поэт, филолог.
7. См. письмо М. И. Цветаевой к Дону Аминадо (А. П. Шполянскому) от 31 мая 1938 г. (Цветаева М. Собр. соч.: В 7 т. – М.: Эллис Лак, 1995, т. 7, с. 654).