Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 247, 2007
к присыпанной снегом траве.
Уже и под старой березой
в озерном кривом рукаве
затянута яма сомовья
листвою в оправе ледка.
И в круг замыкает зимовье
следок любопытный хорька.
Вода отмерзает в корытце,
еловые сучья горят.
Зима подступает.
Творится
магический встречный обряд.
Под чучелом луня,
безмолвно
прильнувшим к гряде вековой,
под волчьей, оскаленной желто,
прибитой к стене головой, –
у свечки, глядящей сквозь сизый
дымок твоего табака, –
ты в горлышко стреляной гильзы
вливаешь глоток коньяка.
И мерою этой багровой
пытаешь свой дух на разрыв,
брусничину заячьей крови
со снегом
в питье растворив…
Оконце в пушок пеленая,
луна побелеет, как лунь;
прижмется к губам ледяная
горчащая гарью латунь.
Почувствуешь горлом, ноздрями –
мороз,
одиночества мрак –
и к сердцу прильнет
и отпрянет
униженно-заячий страх…
И, выйдя на берег озерный –
в накат застывающих волн,
сурово завоет матерый
тебя понимающий волк.
И лунь над пушистой осокой,
крылами шумя, воспарит –
застонет
и речью высокой
прерывисто заговорит:
Да будет под небом возвышен
свободы морозный восторг,
да будет вовеки унижен
толпы унизительный торг.
Да будет под звездным приглядом
душа твоя защищена:
бинтована снегом немятым,
смолистым огнем крещена…
Да будет твой взгляд не остужен,
покуда – с луной на крыле –
живой ты кому-нибудь нужен
еще и на этой земле.
* * *
Из вертограда в пустоте,
где ты сливаешься с ночами
дрожаньем влажных уст и где
сплетаешь волосы ручьями;
где на рассветах голос твой
парит над пеньем птичьих хоров
и впитывается листвой
ширококрылых сикоморов;
где ты в полуденной тиши
с горы глядишь сквозь синий глетчер, –
ко мне пространство продыши,
дыханью моему навстречу.
Из вертограда в пустоте,
сдвигая облачные своды,
пролейся в дождевой воде
в мои мелеющие воды.
Спустись по мокрому песку
лозою длинной винограда,
прижми к моей груди щеку,
не покидая вертограда.
Легко коленями раздвинь
химерами сквозящий вечер,
крадущийся среди пустынь…
И к моему пути, где ветер
несет рывки пролетных стай,
а под ногами дышит бездна,
склоняйся, женщина…
И знай
свое возвышенное место.
ЗАКЛИНАНИЕ
Из-за спины освещена,
вся – ночи тайный знак,
всплывает женщина одна
в твоих зыбучих снах.
В дрожащем мареве луны
темны ее глаза;
черты как будто и видны,
но – распознать нельзя…
И столб тумана, как колус,
над ней – мираж и ясь…
И только кончики волос
сияют, золотясь.
И, глядя вверх за горный кряж,
где в небе гром и дождь,
ты сам, бесплотный, как мираж,
под молнии встаешь.
Порыв дождя из темноты
встречая у земли,
двух духов ты зовешь:
воды и огненной змеи.
Взываешь:
Дух Воды, явись,
наполни до основ
земную глубь,
исполни высь;
войди в барханы снов –
прими в себя их зыбкий свет,
пребудь ему сродни
и женский тонкий силуэт,
как должно, уплотни.
Взываешь:
Дух Огня, явись
и кольцами змеи
проникни в тайну, поднимись
и дай глаза свои
душе,
подавшей знак во тьме,
желанной, как вода, –
через пустыню по воде
ступающей сюда…
* * *
Ветер, слетающий с гор и колышущий ставни;
ломкий, в пожаре заката пылающий наст,
хвороста треск в очаге…
И подснежник в стакане,
дрожью своих лепестков открывающий в нас
путь сквозь сумятицу снов,
сквозь пространство земное –
просверк ночных городов и полуденный жар,
где еще долго мы пригоршни, полные зноя,
будем друг другу к губам подносить, как нектар.
Нас опоит ветровой и цветочною дрожью,
чтоб мы посмели пройти до конца этот путь –
там за горами, куда Провидение Божье
милостиво не дает нам сейчас заглянуть.
София