Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 247, 2007
1
Дождь припустил, лупцуя перекрытья,
выхватывая щебень из углов
и тяжестью мешки с песком насытил,
и каменщик ест под брезентом плов.
2
Как прежде безоглядно был влюблен
в поселок этот, а теперь не смею…
Из монастырских гнезд совиный звон
летит над пастернаковским музеем,
над серым полем, густо сбитым в грязь.
Присмотришься – и различишь погост.
С глухим дождем угадывая связь,
что вычитаешь ты между борозд?
3
Когда у воздуха отнимут соль,
и тянет из лесу сырой тоской,
такая волчья одолеет боль…
На Брянск уходит скорый поезд киевский.
* * *
я был в гостях, там говорили о
литературе (много из того,
что всем известно), словно исполняли
обряд необходимый, но едва ли
один хотя бы знал, что говорит,
а я молчал и только делал вид,
что интересны мне слова, слова –
затейников пустые рукава.
Меняя перепевы и обличья,
лилось, как из-под крана, красноречье,
и раскраснелись гости, точно медь,
а я готов был от стыда сгореть
за то, что из гостей уйти не смог,
за то, что вол мне оттоптал язык…
я не умею гладко говорить,
я научился только тихо ныть,
но точно знаю: это вот мое,
как вымокшая улица, нытье,
когда в окне фонарный свет потух,
и на ладонях всходит липкий страх,
и не с кем разделить его, когда
родной сестры родней – в реке вода,
слизь мостовых и голых веток дрожь,
и в зеркале свой дом не узнаешь,
и слышишь сквозь обугленную ночь
товарный поезд, уходящий прочь,
тогда моя душа накалена,
и спит без снов уставшая жена.
УТРО
побудка – река, переставшая течь.
ты в светлое можешь ли воздух облечь,
и кромку стола, и белье на весу,
нетленное в тихом часу.
вставай же скорей к умыванью, бритью,
к рассветному чуть притираясь житью,
и комнату всю – от угла до угла
сведи воедино и вспомни дотла.
не прибрана с вечера жизнь на заре,
к трудам поднимайся, живущий в норе,
в которой, куда ни протянешь ладонь,
упрешься в свою невеликую тень.
зачем ты опять растираешь, как мел,
сухой электрический свет-пустотел
и думаешь – в этом холодном дому
кому ты подобен? не помнишь – кому,
и силой какой от удушья храним,
и в зеркале ртом отразишься кривым…
как взгляд твой – несносен, и руки – черствы,
и голос, он скошенной тише травы.
минутная стрелка уходит вперед,
готовься на выход, на выполз, ну вот,
и ты выползаешь сквозь певчую муть
свою на земле синусоиду гнуть.
Нью-Йорк