Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 246, 2007
На землю снова опустилась ночь
с горящими несытыми глазами.
Это звёзды, это фейерверк, точь-в-точь
такой, как видели иные сами,
смотревшие в мерцанье звезд и лун
над водами, овеянными снами,
под перезвон тревожных струн,
но не цыганских – те ушли с шатрами
куда-то вдаль, во сны или в туман –
не все ль равно? Я здесь осталась с ночью.
Сейчас причудились мне силуэты стран,
которых никогда не видела воочью.
Но это снова лишь обман
незоркого, доверчивого зренья.
Мне от природы только голос дан,
а вместо глаз – великое терпенье.
Вот я сижу и жду: падет звезда
на эту равнодушную страницу.
И строчка в ней возникнет иногда,
сверкнет, и улетит, как улетает птица.
2006
НОЕВ КОВЧЕГ
Уходило еще одно лето,
на жизнь наложившее вето.
Уезжай, угасай, умирай.
И подходит какой-то трамвай,
идет он в неведомый край –
то ли в ад, то ли в рай –
попробуй, поди, угадай,
куда повезет трамвай.
Но на карте стояло: США.
Подошла я к ней не спеша,
водила пальцем по карте.
Это было, кажется, в марте,
нет, это было в мае,
я забыла тогда о трамвае.
Показался ковчег в океане,
и чья-то судьба на экране.
Я присмотрелась: моя.
В альбоме старом семья
уходила в туман, в небылое.
Там недавно еще было трое:
мать и отец, и сестра.
А сейчас ни кола, ни двора.
Но навеки останутся трое…
Я давно полюбила Ноя,
и плыла в океане с ним.
У него каждый зверь невредим.
Невредимой осталась и я.
Сентябрь 2006
* * *
А вожди говорят: война.
Я насытилась ею сполна.
Мне мерещится только тишь.
Буквой “Ш” шелестит камыш
да бесшумно бегает мышь,
тащит мышь в свою норку
раздобытую корку
и огрызок старых афиш
про концерт Паваротти.
А бомба опять в самолете,
и суета на вокзале:
там кого-то поймали
с гранатой в руке
и книгой святой в рюкзаке.
Все твердят: война неизбежна.
Мать сыночка целует нежно,
уходящего на войну.
2006
* * *
О жизни моей человечьей –
не то чтобы не было речи,
а просто она на диво
слагалась не прямо, а криво,
слагалась не так, а этак
из тяжелых, упрямых веток.
И всё же стала на диво
не тяжела, а красива.
Помнится, было так:
подвал и чердак, и барак,
а вокруг – ничего.
Блаженное, снежное Рождество
рождалось в стихотворенье.
Ангелов тихое пенье
тоже слышалось в стихотворенье.
Только в нем всё и было.
Этого я не забыла
в мои восемь десятков лет.
Но лампа тихий бросает свет
на книгу. Она раскрыта,
звери спокойны и сыты.
Моцарт играет радостно, нежно.
И зима идет мягко и снежно.
2006
Филадельфия