Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 244, 2006
время топчет нас! Мы – подорожник…
С этой раною жить невозможно,
но я делаю вид, что живу.
Где нажимом жестким, где лаской
буду действовать, в образ войду.
И систему, как Станиславский,
я создам, чтоб осилить беду.
Жесты выверю, каждое слово
на аптекарских взвешу весах,
и – заплачу вдруг бестолково:
боль ужалит – осой в волосах!
“Время лечит?” Оно нам пули
присылает вместо пилюль –
это, чтобы мы лучше уснули…
Но не спи. Первый луч карауль.
Пусть стена соседнего дома
станет розовой… Вот тогда
ты тоске, как доброй знакомой,
улыбнись… Она – навсегда.
Новодевичье. Смоленский храм
Здесь прах цариц –
и чтимых, и гонимых.
Здесь взгляд черниц
коснется лиц – и мимо,
Они – как тень
невидимого солнца…
И что ни день –
звон колокольный льется.
Ни слова лжи.
Свет сумрачный, нерезкий.
Как васильки во ржи,
цветут во храме фрески.
Куда бы ни звала
меня тщета мирская,
оставлю все дела,
пускай не отпускают,
и возвращусь сюда,
под сумрачные своды.
Нигде и никогда
не знать такой свободы.
Все горести – в горсти,
светло, как льдинки, тают,
все “здравствуй” и “прости”,
как горлинки, летают.
Ответит всем глазам
Всевидящее Око –
и станешь выше сам
под куполом высоким.
* * *
Таинственный час. Фонари засияли в саду,
как будто лимоны в каком-нибудь знойном Марокко.
Фонтан серебристые струйки прядет одиноко.
А я вдоль цветочных ковров восхищенно иду.
Откуда бы вдруг в “Эрмитаже”, в Каретном ряду
такие узоры и статуи, будто в Версале?
В Каретном ряду мы старинных карет не видали,
куда укатили они, на какую звезду?
Но что-то осталось… Бредет вереница теней,
шуршат по ступеням театра шелка, кринолины…
Театр на гастролях, но это еще не причина,
чтоб сказка забыла о нас и чтоб мы позабыли о ней.
В Каретном ряду о печальном не говори.
И если хотя бы одна уцелела карета,
рискнем и прокатимся в пятую сторону света…
Таинственный час,
Засияли в саду фонари.
Москва