Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 242, 2006
Творчество Анны Ахматовой в группе акмеистов и в русской поэзии в целом следует определить как «трагический лиризм». Если ее коллеги по акмеизму определяются по принципу художественного преображения внешней реальности в объективном аспекте, в энергии действия, в непосредственном переживании культуры как памяти и как одной из целей жизни, то Ахматова сосредоточивает свое художественное внимание на внутренней, эмоциональной сфере, на становлении личности, на внутренних конфликтах, через которые проходит личность, подчеркиваем: личность – в условиях самой трагической эпохи истории России.
Хронологически русская революция совпала с серединой творческого пути Ахматовой. Именно в ней, в страшной большевистской революции, следует искать основной, самый острый из личных конфликтов Ахматовой. Именно эта трагическая реальность является жизненной основой поэзии Ахматовой. В поэзии вообще, а в акмеизме в особенности, художественная форма в ее строгой дисциплинированности и смысловой насыщенности является основой художественного произведения. Внутренний смысл всякого художественного произведения осуществляется именно через его форму. Это и есть основной принцип и исходный пункт школы акмеизма.
Передать в конкретно-образной, строгой и одновременно подвижной и как бы текучей, эластичной художественной системе строй внутренней жизни поэта – это и есть создание лирической поэзии. Но на долю Ахматовой выпала более широкая задача: трагическая лирика ее, все расширяясь и усложняясь, становится голосом эпохи. При этом, оставаясь лирикой, она приобретает эпические черты, прочитываясь в своей цельности, как единая эпическая поэма. Трагизм в искусстве можно несколько поверхностно определить как безвыходную борьбу, героическую из-за своей безысходности и кончающуюся смертью героя. При рассмотрении поэзии Ахматовой, мы сразу видим как трагическая тема и трагический характер дают в своем становлении целую радугу эмоционально-образных красок. Каждое душевное состояние, каждый конфликт дает новизну и острое преломление. Ощущается движение, нарастание, недомолвка, растерянность.
В первую половину своего творческого пути Анна Ахматова стала мастером любовной лирики и приобрела этим широкую известность. Могло казаться, что ее художественный облик определился, и круг ее поэзии замкнулся. В отточенной художественной форме она фиксировала оттенок, эмоциональный конфликт или ситуацию, как бы предоставляя читателю додумывать и осмысливать сказанное. Здесь яркая и разнообразная шкала переживаний. В плане будущего становления ахматовской поэзии следует подчеркнуть, что такая лирика всегда внутренне трагична, даже в том случае, когда изображено оптимистическое или как бы радостное душевное движение. Тут и заключается освежение трагической темы: во-первых, трагический герой показан в становлении и разнообразии эмоциональных переживаний, а во-вторых – возможность выхода на исключение, и в-третьих – трагическая тема дана через призму лирических отрывков (отдельные стихотворения как части эпического единства).
Прежде чем стать трагическим голосом России, Анна Ахматова прошла школу лиризма и создала в поэзии свой собственный характер. Трагическая Муза обретает лицо, почерк, судьбу. Она становится реальным человеком своей страшной эпохи. Она живет, дышит, чувствует, реагирует, как все мы. Но она говорит за нас. И очень важно, что этот человек, наделенный предельной чуткостью эмоционального и художественного восприятия, унаследовавший высокую и сложную культурную традицию международного диапазона, человек, глубоко чувствующий Россию (тема России у нее одна из основных), человек, живущий вселенским сознанием и глубоко религиозный, стал свидетелем, участником и живым голосом трагической эпохи жесточайшей коммунистической диктатуры. Эта диктатура пыталась зажать рот Ахматовой (она долгие годы должна была молчать, писать в стол). В 1946 году в советских журналах появились жестокие статьи против нее. Ее сын Лев Гумилев сидел в тюрьме, а сам Гумилев был расстрелян еще в 1921 году.
На протяжении всей своей жизни Ахматова росла – росла вглубь. Она очень рано (с первых сборников) достигла завершенного художественного мастерства. В наше время наблюдается недооценка этих первых ее удач, а ведь ими определилось ее лицо.
Смуглый отрок бродил по аллеям,
У озерных грустил берегов,
И столетие мы лелеем
Еле слышный шелест шагов.
Иглы сосен густо и колко
Устилают низкие пни…
Здесь лежала его треуголка
И растрепанный том Парни.
Вот ее встреча с Пушкиным-лицеистом. Это и тема Царского Села. А Пушкин в творчестве Ахматовой – тема особая. Пушкин прошел через всю ее жизнь. Пушкин – как часть темы России, ее высочайший взлет. А вот примеры ахматовской ранней любовной лирики:
Перо задело о верх экипажа.
Я поглядела в глаза его.
Томилось сердце, не зная даже
Причины горя своего.
Безветренен вечер и грустью скован
Под сводом облачных небес,
И словно тушью разрисован
В альбоме старом Булонский лес.
Бензина запах и сирени,
Насторожившийся покой…
Он снова тронул мои колени
Почти не дрогнувшей рукой.
И вот еще одно стихотворение 1910 года – удивительное по чистоте звучания и четкости рисунка:
Хочешь знать, как все это было?
Три в столовой пробило,
И прощаясь, держась за перила,
Она словно с трудом говорила:
«Это все… Ах, нет, я забыла,
Я люблю Вас, я Вас любила
Еще тогда!» –
«Да».
Вот она, лирическая конфликтность. Здесь уже чувствуется тот трагический накал, в котором источник позднего творчества Ахматовой.
Хочется подчеркнуть, что при всем насыщенном лиризме ахматовской любовной темы, вовсе не сама эта тема, а именно трагизм (одиночество, боль) является главным в ее лирике. Трагизм, даже в ранних ее стихах, тем глубже и отчетливее, чем ярче, иногда даже радостнее, фон, на котором этот трагизм показан.
Стихи Ахматовой открывают нам очень многое: глубину характера, чуткую восприимчивость, строгую красоту женского облика. Мы уже угадываем тот чистейший кристалл, через который будет преломлена и в нем сохранена страшная действительность, о которой говорит Ахматова. И еще будет сохранена чистота ее облика, достоинство человеческой души, сохраненной наперекор всему – в железных зубах жестокой действительности.
В середине второго периода творческой жизни трагизм Ахматовой достигает апогея. Именно тогда ее стихи приобретают трагическое звучание. Здесь необходимо напомнить и о религиозности Ахматовой. Эта тема тоже неуклонно присутствует в ее поэзии. Когда мы говорим о трагической ахматовской теме, мы должны отметить, что трагизм ее не безысходен, как в античности (а вообще, античность ей близка). Трагизм Ахматовой, если можно так выразиться, трагизм христианский: в нем постоянно чувствуется надежда на возможность выхода. Темнота в нем является темнотой предрассветной. Героическое состояние одушевлено всей силой религиозного чувства. Еще в 1915 году она писала:
Дай мне горькие годы недуга,
Задыханья, бессонницу, жар,
Отыми и ребенка, и друга,
И таинственный песенный дар –
Так молюсь за Твоей литургией
После стольких томительных дней,
Чтобы туча над темной Россией
Стала облаком в славе лучей.
Это уже как бы вступление в основную тему второго периода. А в 1936 году, в стихотворении «Воронеж», посвященном замученному большевиками Осипу Мандельштаму, звучит отчаяние: «А в комнате опального поэта / Дежурят страх и Муза в свой черед. / И ночь идет/ Которая не ведает рассвета». Здесь вся полнота, напряженность интенсивности переживаемого момента. Ахматова пишет кратко. В каждую строку, в каждое двустишие вкладывается максимальный смысл и символ. Напряженная полнота и новизна художественного свершения определяется в ее строках тем, что тут животрепещущее свидетельство: Ахматова жива, она при самых тяжелых обстоятельствах остается верной себе.
Ахматову цитировать трудно не только потому, что каждое ее стихотворение представляет нерасторжимое единство, но и потому еще, что она пользуется шифрами. Шифры – неотъемлемая часть лирики. А в советский период шифры диктовались внешними причинами. Но иногда, именно в этот период – вторая половина тридцатых годов, голос Ахматовой звучит с полной прямотой:
…И каждому завидую, кто плачет,
Кто может плакать в этот страшный час
О тех, кто там лежит на дне оврага…
Но выкипела, не дойдя до глаз,
Глаза мои не освежила влага.
В этих строках – плач по всем растрелянным и по всем, кого мучили.
Поэма «Реквием» занимает исключительное место в поздней поэзии Ахматовой. Здесь и четверостишие «Распятие»: «Магдалина билась и рыдала, / Ученик любимый каменел, / А туда, где молча Мать стояла / Так никто взглянуть и не посмел». Этого было бы достаточно, чтобы выразить всю боль за Россию. Но это есть только вступление. В период с 1935 по 1940 гг. Ахматова создает свой «Реквием» – одно из самых страшных и вместе с тем замечательных произведений русской поэзии. Название достаточно ясно: это плач, панихида по погибшим в советских тюрьмах и лагерях. Стиль поэмы не похож на прежний стиль Ахматовой.
Школа акмеизма – очень строгая, включающая долгую традицию – вплоть до греческой античности. Акмеистическая дисциплина дала Ахматовой возможность и силу вынести то бремя, которое выпало на ее долю. И хотя «Реквием» контролируется строжайшей эстетической нормой, изображенная в нем страшная реальность передана более прямо, скупо и пронзительно.
Предыстория поэмы описана самой Ахматовой. Как-то одна из женщин, стоявшая у ворот тюрьмы узнала ее и спросила: «А это Вы можете описать?» Она ответила: «Могу». Из античной (греческой) традиции мы знаем плакальщиц на похоронах. И вот «Анна всея Руси» выступает плакальщицей по русскому народу, идущему на страдание. Прямота придает ее строкам обобщенно-символический смысл. «Реквием» обращен и к ее сыну, находившемуся в то время в заключении. В двустишиях «Эпилога» она говорит, что если «Когда-нибудь в этой стране / Воздвигнуть задумают памятник мне», то пусть его воздвигают только там, «где стояла я триста часов / И где для меня не открыли засов. / Затем, что и в смерти блаженной боюсь / Забыть громыхание черных марусь, / Забыть, как постылая хлопала дверь / И выла старуха, как раненый зверь…» Вот он – путь Ахматовой. Она родилась «в просторной детской молодого века», а потом стояла у тюремной стены с передачей, среди сотен других женщин.
Ахматова почти всю жизнь прожила в Петербурге: ее строки неотделимы от петербургских и петергофских парков, от Пушкина, от Царского Села, кажется – от самого воздуха Петербурга. Вряд ли можно найти более характерного «петербургского» поэта, чем Анна Ахматова. «Отраженье мое в каналах, / Звук шагов – в эрмитажных залах». Под конец, Петербург становится как бы надгробным памятником всем погибшим и умученным советской властью.
К трагическому крылу ее поэзии принадлежит «Поэма без героя». Это многоплановое и сложное по структуре произведение, сюжетно-тематически связанное с гибелью Империи и посвященное всем тем, кто вместе с нею погиб. Эта могучая Империя была колоссальным явлением на пересечении культуры, истории и человеческих судеб. Анна Ахматова была кровно связана с Империей, и когда Империя погибла, голос Ахматовой стал одним из самых чистых по звучанию, в котором слышалась память Империи и голос Петербурга.
Ахматова, как многие русские поэты, обладала своеобразным пророческим даром. Кажется, она в юности предчувствовала, что ей придется стать свидетелем страшных лет. И невозможно не помнить о том, какое колоссальное значение для ее творчества имел Пушкин. Она думала и писала о нем всю жизнь, он как бы до конца сопровождал ее. Пушкин, Петербург, Империя, страдание, русский народ – вот основные линии, определяющие мир Ахматовой. Трагедийная глубина и насыщенность ее поэзии бездонны. Анна Ахматова – это сама Россия и боль за нее.
Нет, это не я, а кто-то другой страдает.
Я бы так не могла. А то, что случилось,
Пусть черные сукна покроют,
И пусть унесут фонари…
Ночь.
1940
Памятник Ахматовой – это облик самой Ахматовой и то наследие, которое она нам оставила. В голосе Ахматовой мы слышим голос вечной России – и залог ее будущего величия.
Из архива Татьяны Ильинской