(Репортаж с американской выставки «Дома с последним царем и его семьей»)
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 237, 2004
«Любовь налетает как ураган» – написала девочка… Читать такие записки – истинное удовольствие: так обворожительны эти пятнадцатилетние барышни начала двадцатого века, светлые, наивные, полные еще детского покоя, едва-едва потревоженные предчувствием первой любви… Читать такие записки – еще и нестерпимая боль. Ибо знаешь, какой в действительности ураган подхватит юных фантазерок и куда занесет их – в подвал Ипатьевского дома, где окончат дни свои Великие княжны-мечтательницы Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия. Это их записки и детские послания широко представлены на выставке, открывшейся в конце сентября в художественном музее Ньюарка (штат Нью-Джерси).
Выставка эта удивительна, она не похожа на все другие экспозиции, посвященные царским великомученикам. Удивительна она не сокровищами и богатствами – хотя экспонаты ее действительно бесценны и уникальны. Нет, поражает она тональностью. Да-да, эта культурно-историческая экспозиция, выполненная на высочайшем профессиональном уровне, обладает собственным тоном. Помните, у Чехова: «звук лопнувшей струны»… Трагедия еще не произошла – но струна жизни уже напряжена, вибрирует, еще мгновенье…
Остановись, мгновенье. На фотографиях – счастливые лица царской семьи: молодые родители с первенцем Ольгой, на детских лошадках – малышки в шляпках, что больше самих девчушек, кудрявый мальчик-херувим в бархатном костюмчике – долгожданный наследник, семья в гостях у бабушки, у королевы Виктории… Как обаятельны для тех, кто понимает… Здесь нет великих Романовых – здесь живые Романовы.
Над воспроизведенным дворцовым банкетным залом – оригинальная люстра (она была специально заказана устроителями выставки), несколько ступенек ведут из зала к парадному портрету Николая II. Мы словно идем по прежнему, забытому Александровскому дворцу, что в Царском Селе, – там Романовы предпочитали жить, там семье легче дышалось. Фотографий дворца – множество (они – из фондов Государственного архива РФ). Семья любила и умела фотографировать – снимали все и помногу. Конечно, мода… но как не усмотреть в этом желание остаться, будто знали, как коротка будет их жизнь…
Вот – фотографии Угловой гостиной. В 1895 году в этой комнате праздновали первые именины обращенной в православие молодой русской царицы. Она деликатно ничего не стала менять в убранстве зала, сохранив стиль 18 века, хотя предпочитала иной. На стене – портрет «Мария Антуанетта с детьми». Каков знак! Какая страшная ирония истории!
Но мы уже в Сиреневом кабинете, викторианский стиль, столь любимый Александрой Федоровной (как хорошо, как покойно было ей в детстве у бабушки). Вот она музицирует, вот с детьми ищет Швибзика, собачку младшей дочери Анастасии, вот прилегла на кушетку – любимые картины, розы, подснежники: так спокойно здесь, так мирно, вдали от сплетен и суеты, которыми переполнен этот мир (из письма 1899 года). На фотографиях 1900–1901 годов мы все чаще застаем Императрицу, лежащей на кушетке или сидящей в кресле: она серьезна, может быть – грустна. Что гложет ее?
Мы видим «Благовещение» Нестерова (фонды музея «Павловск»), золотую корзинку жемчужных подснежников Фаберже (музей Нью-Орлеана), письменный стол Императрицы (музей «Царское Село»)… Вот Спальня Николая и Александры – стена снизу доверху увешана иконами (иконы – во всех комнатах: детских, рабочем кабинете Государя, личных апартаментах). Далее – Кленовая гостиная: здесь собирались после обеда выпить чашку кофе или чая, здесь принимали Распутина. Здесь в феврале 17-го, в очередной раз провожая супруга в Ставку, Императрица внезапно зарыдала – без видимых на то причин.
Рабочий кабинет Императора. Витиеватый чернильный прибор Николая (музей «Павловск») – начинал работать в 9.30 и заканчивал поздним вечером; вечерний чай подавался в кабинет. Встречаясь с французским послом Ж.-М. Палеологом в ноябре 1914 года, Государь заметил: наша работа должна вдохновляться великой моральной идеей и задачей сохранения мира.
В Уборной Императора находился небольшой бассейн – как бывали благодарны маленькие княжны за допуск туда! Слабостью Государя были портсигары – мы увидим их на выставке: серебряный, подарок матери, Вдовствующей императрицы, в 1900 году, и золотой, покрытый эмалью, с бриллиантами (личная коллекция Джона Трайна).
А вот – обои с детской половины дворца: милая цветочная россыпь. Великие княжны делили комнаты: Ольга с Татьяной и Мария с Анастасией. Розовые девичьи в любимом их матерью стиле artnouveau (сохранились акварели Анатолия Яр-Кравченко, фонды музея «Царское Село»). Крестильное платьице наследника, мундирчик, игрушки Алексея – лошадка (сколько маленьких русских императоров качалось на ней?), разноцветный конструктор «Троице-Сергиева Лавра» – точная копия монастырского комплекса, солдатики Фаберже (фонды Музея игрушки Сергиева Посада)…
…В ноябре 1894 года, на утро после венчания, Александра Федоровна напишет в дневнике мужа: наконец соединенные – связаны на всю жизнь, и когда эта жизнь кончится, мы встретимся опять в другом мире, чтобы соединиться навеки.
Их Дом был напоен любовью – Бог есть Любовь.Так трудно вынести пронзительный звук этой любви. Так невозможно устоять перед нею. «Дома с последним царем и его семьей». Мягко и без претензий, и столь точно. Но предоставим напоследок слово тем, кто дал эту уникальную возможность услышать звук царского Дома.
MarilynPfeiferSwezey, куратор выставки
Я искусствовед, автор книг, посвященных Фаберже (скажем, “MasterpiecesofFaberge” и “Faberge & flowers”). Россией занимаюсь уже около 20 лет. Хотя мои предки французские, немецкие и английские, я чувствую себя русской душой.
Началось все с увлечения русским балетом и литературой – Достоевский, Толстой… В колледже моей учительницей была Ольга Константиновна Воронова. Через много лет я узнала, что она действительно была очень близка к царской семье. Ее муж – тот самый Павел Воронов, в которого была влюблена Великая княжна Ольга. Г-жа Воронова была очень смиренной и благородной… уникальная женщина! Ольга Константиновна словно передала мне наследие, этого нельзя вычитать в книгах, научиться. От нее же я поняла, что сердце русской культуры – это православие. Когда я сама стала православной, я почувствовала, как глубоко жила любовь в этих людях, какая необыкновенная была семья Николая II.
– Как возникла идея выставки? Какие коллекции здесь представлены?
– Наш Фонд – American-RussianCulturalCooperationFoundation – активно занимается организацией выставок (а не так давно мы открыли памятник Пушкину в Вашингтоне. Думаю, это единственный памятник Пушкину, поставленный американцами). В свое время мы решили сделать выставку о царской семье. Меня попросили стать куратором – я была в восторге… На выставке представлены экспонаты из пяти русских музеев: Царское Село, Павловск, Исторический музей, Госархив и Музей игрушки, с американской стороны – Ньюорлеанский музей и многие частные коллекции. Большую помощь здесь нам оказали сотрудники художественного музея Ньюарка, в частности, Лорен Макконнелл, Рик Рендол, Улисс Дитз и др.
– Расскажите, пожалуйста, чуть подробнее о некоторых экспонатах.
– Удивительна, скажем, корзинка с ландышами, Фаберже, – это из Ньюорлеанского музея (золото, золотая нить, жемчуг, нефрит). Эту корзинку купил частный коллекционер в 30-х годах в России. После революции советское государство продало очень много Фаберже. Также замечательные часы Фаберже из частной коллекции. Прекрасный портрет Николая II работы Э. Липгарта. Липгарт рисовал этот портрет в Царском Селе в 1896-ом году. В 1904 году портрет был выставлен на международной выставке в русском павильоне и продан. Сейчас он находится в частной коллекции в Лос-Анджелесе. Этот портрет совсем не известен. Когда я готовила выставку, мне прислали письмо с фотографией портрета. Когда я увидела ее, то сразу согласилась на предложение выставить это полотно. Портретных изображений Николая много, но это, по-моему, самое лучшее. Представлен и замечательный портрет Николая работы И. Репина. Письменный стол Императрицы – на выставке единственный предмет мебели из Царского Села. Детские письма – из Государственного архива России. Я специально выбрала большинство на английском языке. Я и сама раньше не знала, что есть письма на английском. Они очень милы: «Пожалуйста, пришлите мне марки…», или – две девочки: «Пожалуйста, пришлите нам крест, герб и тиару, мы их собираем…»
– До Ньюаркского музея выставка была в Санта Фе, не так ли?
– Совершенно верно. Она имела колоссальный успех. За три месяца ее посетило 70 тыс. человек. В Ньюарке выставка продлится до января, после чего мы повезем ее в Цинциннати (там она откроется в мае).
– Мерилин, как Вы думаете, почему у американцев такой интерес к русской царской семье?
– Понимаете, Марина, есть в нашей стране mystic – это Николай и Александра. Их судьба поражает в самое сердце, она интригует. Около 30 лет назад «NicolasandAlexandra» написал Роберт Масси. Думаю, люди не забыли об этой книге. Масси представил Николая и его семью просто людьми, со своими надеждами, проблемами, радостью и бедой. Думаю, это было толчком и к замыслу о нашей выставке. Вообще интерес к России нельзя объяснить каким-то этническим любопытством. Это нечто большее.
И. П. Саутов, генеральный директор музея-заповедника «Царское Село»
– История музея «Царское Село» сама по себе достойна внимания. Это было последнее прибежище Николая и Александры. Здесь они прожили с 1905 по 1917 год. Александровский дворец был закрыт для посторонних. Императрица очень оберегала свой домашний мир и покой.
Впервые мы открыли жилые комнаты Николая и Александры в Александровском дворце в 1997 году. 60 лет он был закрыт для посетителей и гостей Петербурга. Мы старались максимально приблизить внутренний вид дворцовых помещений к тому облику, который был при последних Романовых. Сохранились подлинные паркеты, двери, ручки дверей, за которые они брались, в окнах стоят те же рамы… Но что поразительнее всего, там существует собственная аура, своеобразное биополе.
– Как удалось сохранить дворец во время войны?
– Там стоял штаб дивизии СС. Попадания снарядов были, но повреждения – незначительные. Сохранились подлинная отделка Кваренги (создателя дворца), мельтцеровская отделка. Не вся, к сожалению…
После войны во дворце было Госхранилище, из Новосибирска возвращались эвакуированные поцарапанные экспонаты… Они хранились в Александровском дворце, потом уже их разбирали Эрмитаж, Петергоф, другие городские музеи. В 49-51-ом годах в Александровском дворце находился Институт Русской литературы. Как оно ни странно звучит, но российские советские ученые и академики довольно беспощадно обращались с мельтцеровской отделкой. Она была большей частью демонтирована, пострадала больше, чем за годы войны. Тем не менее, парадный кабинет Николая, имитирующий интерьер яхты, сохранился в идеальном состоянии. Помог нам еще и случай.
Глеб Панфилов, известный кинорежиссер, как-то обратился ко мне: «Иван Петрович, я готовлюсь снять фильм о последнем годе жизни Романовых – нужен подлинный интерьер». И Панфилов с помощью наших реставраторов невольно помог нам воссоздать интерьер комнат… Все было подготовлено для съемок, включая датский фарфор, мебель и пр. Я увидел все это и подумал: «Вот же музей, готовый!»
Назад мы ничего не отдавали. Вещи, относящиеся к Александровскому дворцу, мы впервые вывозим за рубеж. Мы привезли сюда 134 предмета, это все подлинные вещи: гобелен Марии Антуанетты, подаренный императорской семье, личные мундиры Николая, великолепные акварели, показывающие, как выглядели интерьеры. И самое главное: я считаю, что биополе бывает не только у людей, но и у вещей. Все эти предметы, свезенные из русских музеев и американских, вещи, которых касались руки императрицы, российского последнего императора, их детей – они способны передать свою энергетику нам.
Связи между Россией и Америкой – давние. Вспомним, еще в конце 18 века, когда Штаты боролись за свою независимость, императрица Екатерина Великая выслала русскую эскадру остановить английские корабли. Именно Екатерина оказала помощь молодой рождающейся нации, дала понять, что они не одиноки. Чувство общности вообще важно людям.
Открытие для себя чего-то нового в культуре другой страны, обогащение своего внутреннего мира – это важно для всех. Трагедия же детей, потеря детей – будь то гибель царских детей, или современная трагедия Беслана, конечно, отзовется в сердце каждого нормального, здравого человека. Я убежден, что, пропустив это через свое сердце, простой американец задумается над тем, как хрупок мир, как важно стоять ближе друг к другу, взявшись за руки на нашем маленьком шарике под названием Земля.
А. Ю. Греков, директор художественно-педагогического Музея игрушки Российской академии образования
– Мы впервые показываем в таком объеме экспонаты нашего музея. И хочу выразить благодарность прежде всего российско-американскому культурному фонду, в частности, его директору А. П. Потемкину за то, что возникла возможность показать такую выставку в Америке. Привезено около сотни экспонатов, которые отражают детский быт в царскосельской резиденции. Эти вещи хранились в детских комнатах Александровского дворца, например, игральная комната наследника, его кабинет, комната старших княжен. Каждая вещь хранит прикосновение и ушедшее от нас дыхание тех людей. Для нас это очень важно.
– Расскажите, пожалуйста, о Музее игрушки.
– У него интересная история. В этом году нам уже 86 лет. Музей был основан в Москве в 1918 году большим любителем искусства и древности, меценатом, коллекционером, художником, музейным деятелем Николаем Дмитриевичем Бартрамом. Он был выходцем из старинного шотладского рода. В переводе со старошотландского Бартрам означает Черный Ворон, в этом есть что-то мистическое. До 30-го года музей находился в Москве в помещении теперешнего Литературного музея им. Пушкина, потом был перемещен в Загорск, которому ныне вернули его прежнее название Сергиев Посад. У нас хранится около 50 тыс. экспонатов, игрушки со всех концов света. Мы не только храним игрушки, но и реставрируем их, устраиваем выставки в России и за рубежом. Наш музей еще и художественно-педагогический, он занимается образованием подрастающего поколения.
– А что самое интересное среди ваших экспонатов на этой выставке?
– Игрушки царских детей попали в музей в 30-х годах. И все они – уникальны. Скажем, макет Троице-Сергиевой Лавры – это старинная игрушка 19 века, созданная мастерами Сергиева Посада. Это архитектурная игрушка, детали ее делались разных размеров, вкладывались в специальные ящички, обклеенные цветной бумагой, к конструктору прилагался план. И каждый паломник мог купить в Лавре такую игрушку. Делалась и надпись: на память о Троице-Сергиевой Лавре. Модель эта воспроизводила все храмы Лавры – от Троицкого Собора, где хранится гробница преп. Сергия Радонежского, и кончая памятниками 19 века на территории Лавры.
J. Richard Stoltz, член правления «Friends of the Russian Cultural Centre» («Друзья Русского культурного центра»), коллекционер
Меня всегда интересовала русская история, скажем, период Екатерины Великой – да и другие не менее увлекательные моменты вашей истории. Коллекционированием я увлекся, еще будучи молодым человеком. Я был президентом в маленьком Линкольн колледж в Иллинойсе, когда нашел в антикварном магазине свой первый экспонат. С этого все и началось. Сегодня в моей коллекции около 60 предметов. Среди них несколько работ Фаберже, некоторые из них представлены на этой выставке. Я сожалею, что не мог надеть сегодня запонки Великого князя Константина Константиновича, потому что они выставлены здесь.
Как-то я узнал, что в Вашингтоне есть разрушающаяся усадьба, и мы решили там устроить центр русской культуры. Я нашел несколько друзей, которые поддержали эту идею, в том числе одну американку, близкую родственницу знаменитой Марджори Пост, жены американского посла в Советском Союзе в 30-х гг. Советский Союз в те времена продавал вещи, чтобы помочь российской экономике, что понятно. Марджори и Джозеф Дэвис купили тогда множество прекрасных вещей. У нее есть музей в Вашингтоне, Хиллвудский музей. Кстати, мама моего приятеля была дочкой Дэвиса. Она дала мне два блюда из екатерининского столового сервиза «Орден Св. Владимира».
– А что Вы представили на этой выставке?
– Мне предложили участвовать в выставке, поскольку организаторам хотелось видеть больше личных вещей императорской семьи. У меня они есть. В моей коллекции есть и портсигары работы Фаберже, и блюда Екатерины Великой из ее столового набора «Орден Св. Владимира», кое-что от Елизаветы, Александров, Первого, Второго и Третьего. И даже тарелки царя Павла! Ну, и конечно же подарки царской семье – роспись на слоновой кости, драгоценности, портсигары, женская пудреница Фаберже. На выставке представлены бриллиантовая брошь с гербом Санкт-Петербурга и знаменитые запонки К. Р., я их ношу на русский Новый год, обязательно каждый год!
– Мистер Столтз, как Вы думаете, почему русская история, столь не похожая на американскую, все-таки волнует живущих здесь?
– Сам я немецко-австрийских корней, никакого отношения к России не имею. Но я встречал столько замечательных русских людей, что мне кажется порой, что я и сам русский душой. Я получаю искреннее удовольствие от русских людей, от встреч с ними, разговоров. И я рад учиться у них и делиться с ними моей собственной культурой. Люди всегда рады, когда кто-то интересуется их культурой. Конечно, культура мировая изменилась, но люди по-прежнему заинтригованы эпохой Наполеона, Екатерины Великой. Хотя эти королевства и империи не существуют более, они по-прежнему занимают наши умы. И я ощущаю себя счастливым, будучи частью этого.
Я – член правления русского культурного центра в Вашингтоне. Русские специалисты отреставрировали для Центра усадьбу, воспроизведя специфический национальный стиль, добавивший блеск всему. Мы проводим разнообразные художественные выставки, концерты, лекции. Думаю, мы делаем большое дело. Я бывал в России, не в Москве, в Петербурге. Три недели. Это было прекрасно. Хотя мы и не говорили на одном языке, но отлично понимали друг друга.
И я действительно счастлив, что принял участие в этой выставке. Проделана большая работа. В Санта Фе выставка уже имела большой успех. Но по рассказам тех, кто здесь работает, эта экспозиция удалась больше, чем в Санта Фе.
Ньюарк