Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 235, 2004
Верховный правитель России: документы и материалы следственного дела адмирала А. В. Колчака. Под общей ред. А. Н. Сахарова и В. С. Христофорова. М., 2003, примеч., илл.
Этот объемистый том большого формата издан под двумя грифами: Института российской истории РАН, пользующегося высоким научным авторитетом, и Управления архивных фондов ФСБ, от материалов которого исследователи и тем более читатели всегда ждут раскрытия важных секретов. Вот и здесь в редакционной аннотации сказано: “Заговорили ранее сверхсекретные документы ЦАФСБ, и многие события тех лет предстают перед читателем в совершенно ином свете”.
Однако первая глава книги – “Протоколы допросов Верховного правителя адмирала А. В. Колчака” – не представляет ничего нового в источниковедении и историографии белого движения в Сибири (т. н. “колчаковщины”). В ноябре 1919 г. Колчак в связи с угрозой захвата Омска наступавшей Красной армией покинул город и направился на Восток. В Иркутске (январь 1920 г.) он, однако, был передан чешским командованием захватившему власть эсеровскому Политцентру. Начались допросы Колчака. Первый допрос 20 января провели представители Политцентра, а дальнейшие восемь – члены Военно-революционного комитета большевиков, к которому вскоре перешла власть в Иркутске. В 1925 г. они были опубликованы в книге “Допросы Колчака”, изданной Центрархивом в Ленинграде. Конечно, она давно стала библиографической редкостью, хотя следует отметить, что, например, в 1994 г. журнал “Отечественные архивы” (№ 5, 6) опубликовал “Подлинные протоколы допросов А. В. Колчака и А. В. Тимиревой”. Так что включение в книгу допросов А. В. Колчака в Иркутске в январе – начале февраля 1920 не является открытием нового источника.
Последние допросы А. В. Колчака были проведены 4-6 февраля. Колчак в показаниях успел довести историю своей жизни и своего правления в Сибири только до конца 1918 г., т. е. фактически до прихода к власти. На этом показания были оборваны расстрелом на льду притока Ангары р. Ушаковки. Верховный правитель “белой России” был казнен без суда решением Иркутского Военно-революционного комитета. Но за этим решением стоял член Реввоенсовета 5-й армии и председатель Сибревкома И. Смирнов. Это он подписал телеграмму с приказом о немедленном расстреле Колчака и премьер-министра В. Пепеляева. Но сам ли Смирнов отдал такой приказ или был кто-то, стоявший еще выше?
Относительно недавно (уже в перестройку) был снят гриф секретности с телеграммы Ленина заместителю председателя Реввоенсовета РСФСР Э. Склянскому. Вот ее текст: “Шифром. Склянскому. Пошлите Смирнову (РВС-5) шифровку: “Не распространяйте никаких вестей о Колчаке, не печатайте ровно ничего, а после занятия нами Иркутска пришлите строго официальную телеграмму с разъяснением, что местные власти до нашего прихода поступили так и так под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске. Ленин. Подпись тоже шифром. Беретесь ли сделать архинадежно?..”
Когда была отправлена эта телеграмма? До расстрела Колчака 7 февраля 1920 г. или позже? Публикаторы “Бумаг Троцкого” (Stanford, б. д.) и “Неизвестных документов В. И. Ленина” (М., 1999) полагают, что после 7 февраля, т. е. когда Колчак был уже расстрелян. Тем не менее текст ленинской телеграммы вызывает вопросы. Например, почему Ленин требует сделать все “архинадежно”? Почему такая секретность, если речь идет только о сообщении с информацией о состоявшемся расстреле? Под текстом телеграммы, хранящейся в архиве, имеется приписка: “Январь 1920 г.”. Кто ее сделал? И почему составители сборника “Неизвестные документы В. И. Ленина” в своем издании ее опустили? Впрочем, надо заметить, что еще в августе 1919 г. Совнарком и ВЦИК Советов объявили адмирала Колчака вне закона.
Несмотря на все сказанное, включение допросов А. В. Колчака в книгу вполне обоснованно. Это действительно ценнейший, может быть, уникальный источник, содержащий наиболее точные данные о жизни и деятельности А. В. Колчака как морского офицера, замечательного полярного исследователя, командующего флотом, занесенного судьбою гражданской войны на Дальний Восток и в Сибирь и оказавшегося там Верховным правителем “белой” России. Человек, воспитанный в традициях офицерской чести, человек искренний и честный, Колчак на допросах говорил правду. Весь остальной документальный материал книги “завязан” именно на А. В. Колчаке и его правлении в Сибири.
Если Верховный правитель был казнен бессудно, то члены его правительства суда “удостоились”. По августовскому декрету 1919 г. “все ставленники и агенты Колчака” тоже объявлялись вне закона. Но трибунал, исходя из того, что “острый момент гражданской войны миновал”, нашел возможным предать их суду. В помещении, где он происходил, висел плакат: “Восставший трудовой народ ищет не мести, а справедливого суда”.
Глава 2-я содержит 5 протоколов допросов А. А. Червен-Водали – бывшего при Колчаке членом Государственного экономического совещания, позднее управляющего министерством внутренних дел, а в “иркутский” период и. о. заместителя председателя Совета министров. Червен-Водали добровольно сдался Политцентру 4 января 1920 г., и допросы его, помещенные во 2-й главе, относятся к январю-апрелю этого года.
Основной массив книги – это глава 3-я, она содержит стенограммы заседаний Чрезвычайного трибунала при Сибирском революционном комитете “по делу самозванного и мятежного правительства Колчака и их вдохновителей” (так в тексте. – Г. И.). Первое заседание трибунала состоялось 20 мая, последнее – 30 мая 1920 г. Перед трибуналом предстали 23 человека, в период правления адмирала Колчака служивших на различных, но, по большей части, не главных должностях в Совете министров и других административных органах. Наиболее крупными деятелями были уже упомянутый Червен-Водали, Л. Шумиловский – министр труда, П. Преображенский – министр просвещения. Остальные в разное время занимали должности товарищей (заместителей) министров или еще ниже. В общем “первые номера” колчаковского правительства на скамье подсудимых отсутствовали.
Обвинителем выступал юрист Гойберг, защищали подсудимых адвокаты П. Айзин и Аронов. Суд был открытым, в зале на всех заседаниях присутствовало много публики. Когда теперь читаешь стенограммы этих заседаний, выступления и вопросы обвинителя, показания подсудимых, речи защитников и т. д., невольно задаешься вопросом: а почему, собственно, все эти материалы так долго были укрыты в недоступных архивах КГБ, затем – ФСБ? Обвинитель Гойхберг клеймил Колчака и его режим как “бунтовщическую шайку”, продавшуюся иностранным правительствам с целью восстановления “старого строя”. Только один С. Третьяк, одно время бывший товарищем министра труда, признал себя виновным, и то скорее в том, что, по его утверждению, будучи направлен в колчаковские “верхи” руководством партии эсеров, не выполнил секретного задания и не взорвал “созданный по указке из Лондона омский государственный притон”. Остальные 22 подсудимых виновными себя не признали. Они утверждали, что являлись чисто “техническими специалистами”, не оказывали влияния на формирование политической линии правительства и в большинстве случаев вообще стояли вне политики, а если и участвовали в ней, то руководствуясь демократическими устремлениями. Они утверждали также, что в принятии многих противозаконных решений, тем более в совершении преступных деяний решающую роль играли военные власти, в еще большей степени “атаманщина”, проявлявшая неподчинение и самому Колчаку.
Не следует видеть в этом одно лишь стремление подсудимых снять с себя ответственность перед угрозой сурового приговора. В известной мере они, скорее всего, говорили правду. В отличие от Советской России, где в годы гражданской войны политическое руководство вырабатывало и определяло стратегическую линию и контролировало военное командование, режим Верховного правителя не сумел этого добиться. Генералы, полковники и особенно атаманы ненавидели политические партии и “политиканов”, считая именно их ответственными за революционную катастрофу. Руководствуясь жаждой реванша и логикой войны, они признавали в основном только силу.
Трибунал, однако, посчитал доказанными следующие преступления большинства обвиняемых как членов правления Колчака: “участие их в бунте и восстании при помощи и поддержке иностранных правительств против власти рабочих и крестьян; организацию подсудимыми истребительной вооруженной борьбы против власти рабочих и крестьян России; расхищение и передачу подсудимыми иностранным правительствам достояния советской республики; предательский призыв подсудимыми вооруженных сил иностранных империалистических правительств против страны, к которой они принадлежали; организацию массового разрушения достояния Российской советской республики и имущества трудового населения ее; организация системы массовых групповых и единичных убийств трудового населения России”.
Подсудимых Червен-Водали, Шумиловского, Ларионова и Клафтона трибунал счел наиболее опасными преступниками, сохранившими “связи, которые могут им облегчить повторение преступлений”, и приговорил их к расстрелу. Другие подсудимые были приговорены к различным срокам лишения свободы – от 5 лет до пожизненного.
Приговоренные к расстрелу направили в Москву прошения о помиловании Ленину, Троцкому, Калинину. Ленину они писали: “Даем слово не участвовать в какой-либо борьбе против советской власти, относиться к ней с полной лояльностью и, если понадобится, честно служить ей”.
Ларионов послал прошение на имя Ленина, Троцкого и Калинина. “Умоляю вас, – писал он, – теперь, когда кончается гражданская война, против воли людей бросающая в тот или другой лагерь, сохранить мне и осужденным вместе со мной Червен-Водали, Шумиловскому и Клафтону жизнь и дать нам возможность хоть надеяться послужить когда-нибудь объединяемой и возрождаемой вами России”.
Рассмотрение прошений приговоренных к смерти, видимо, задержалось. 14 июня из Омска в Совнарком и ВЦИК пошла раздраженная телеграмма: “Задержка ЦИКом разрешения приведения приговора в исполнение над колчаковскими министрами вызывает недовольство широких масс рабочих и крестьян. Просим срочно разрешить вопрос. Мнение Облбюро – прежнее, т. е. четверо должны быть расстреляны. Предсибревком Смирнов”.
Ответ не заставил себя долго ждать: “Президиум ВЦИК ходатайство о помиловании Ларионова, Клафтона, Шумиловского, Червен-Водали отклонил. Приговор надлежит привести в исполнение”.
Беспощадное было время. Жестокие, суровые нравы. Суров был предсибревкома И. Смирнов. Разве мог он тогда думать, что и ему придется писать прошение о помиловании? Случилось это в 1937 году.
Генрих Иоффе, Монреаль