Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 235, 2004
Хроника гражданской войны в Сибири и изгнания в Китае: Дневники Петра Васильевича Вологодского, 1918–1925. Подготовка текста, вступительная статья и примечания Семена Ляндерса и Дитмара Вульфа. Стэнфорд: Hoover Press, 2002. T.1, 456 c.; T.2, 472 c.
От знакомства с мемуарами политических и общественных деятелей, которые оказывались участниками социальных катастроф, всегда ждешь раскрытия неизвестных фактов, имен, событий. Но нас могут ждать и разочарования, поскольку воспоминания не всегда достаточно серьезны и это, несмотря на высокие посты, которые занимали те или иные мемуаристы. Этого нельзя сказать об опубликованых американским и немецким историками Семеном Ляндерсом и Дитмаром Вульфом дневников Петра Васильевича Вологодского. Отдельными “кусками” дневники эти уже появлялись в периодической печати и цитировались в исследовательской литературе. Составители же смогли объединить под одной обложкой и уже переработанный самим автором текст, и первоначальные записи, и, наконец, обширные комментарии, указатели, библиографию и аналитическую статью.
Петр Васильевич Вологодский (1863–1925) – известный общественный деятель, юрист, публицист, участник антиправительственного движения конца 1880-х – начала 1900-х годов. Он получил известность благодаря своим критическим взглядам по отношению к существующим в России порядкам, а также своим убедительным речам во время судебных “поединков”. “Милейший, добрейший и честнейший”, – так писал о Вологодском один из его современников.
Вологодского пригласили занять после свержения советской власти в Омске летом 1918 года пост главы формирующегося антибольшевистского правительства. В то время основополагающими моментами для выдвижения на ведущие политические роли оставались не столько административные навыки, сколько моральные качества. Раздумывал он недолго, единственное, что его волновало, – “плохо быть семейному в такие моменты истории”.
Заняв кресло премьер-министра, Вологодский рассчитывал на практике воплотить те идеи, которые он “исповедовал” все предреволюционные годы. Но реальность оказалась суровее, львиная доля времени премьера уходила на утрясание различных политических дрязг, вспыхивавших между подчиненными министрами, между военными и гражданскими лицами, между различными периодическими изданиями.
Учитывая, что публикуемые дневники – это уже переработанные, а не первичные материалы, стоит спокойно относиться к отсутствию (или нейтральности) оценок Вологодским ведущих фигур Белого Движения – А. В. Колчака, братьев А. Н. и В. Н. Пепеляевых, В. О. Каппеля и других. По всей видимости, Вологодский стремился избегать каких-либо оценок по отношению к историческим личностям, справедливо считая, что для объективной оценки необходимо время.
На страницах дневника практически нет сообщений с фронтов Гражданской войны, описания военных жестокостей, как нет и сенсационных открытий о причинах неудач белого движения в военно-политической сфере и в государственном устройстве в постреволюционной Сибири. Автор дневников считал, что важнее обратить внимание на особенности формирования и деятельности правительства, выстраивавшего свою политику в условиях кризиса. Вообще Вологодский рассчитывал показать и доказать состоятельность российской общественности в продуктивной государственной деятельности. Но не сложилось, помешали, как он считает, стечение обстоятельств да непредсказуемость политиканов.
Записи Вологодского подтверждают известные истины – поражение армии Колчака крылось в непродуманности социальной политики, в противостоянии, переходящем в настоящий антагонизм белого фронта и белого тыла, в несогласованности различных ведомств и учреждений. В дневниках Вологодского причины неудач белого движения подтверждаются на уровне обобщений и откровений премьер-министра колчаковского правительства. Сам премьер ничего не смог сделать, чтобы переломить сложившуюся ситуацию.
Либерально настроенные министры правительства Вологодского стремились совместить в своей деятельности традиции российского правоведения и идеалы “свободы, равенства, братства”. Но постреволюционная действительность требовала иного – нестандартности, оперативности, зачастую и отказа от этических норм взаимоотношения в обществе. В отличие от радикалов, “левых” и “правых”, сибирские областники, в недалеком прошлом “общественники-практики” – кооператоры, публицисты, врачи и учителя – просто не могли “перешагнуть” через собственную совесть и собственные идеалы.
Известный политический деятель тех времен Н. В. Устрялов писал, что Вологодский – человек, “мало соответствующий представлению о политическом деятеле и тем более главе правительства! Только что пережитая трагедия крушения власти, которую он так долго возглавлял, крах движения, с которым он был связан, – все это прошло мимо него”.1 Устрялов слишком категоричен, он, видимо, забыл, какое поколение представлял Вологодский: за его дневниковыми записями встает романтик, идеалист, считавший, что на народную психологию можно повлиять одними убеждениями в правоте действий властей. Реальность показала, что Вологодский обманулся в своих ожиданиях: действительность оказалась беспощадной к своим героям, поскольку “в самом российском социуме было заложено нечто, жестоко детерминирующее его историческое существование”.2
Уход с политической арены Вологодского и его соратников означал усиление позиций наиболее непримиримой части военных (атамана Г. М. Семенова, генерала С. Н. Войцеховского и других), которые считали самого А. В. Колчака “большим либералом”.
Последние годы жизни Вологодский вместе с семьей провел в эмиграции в Китае (Харбин, Тяньцзинь, Пекин, снова Харбин), где служил юристом в управлении КВЖД и сотрудничал в ряде периодических изданий. (Писал, как он сам признавался, не для заработка, а в силу привычек, выработанных десятилетиями; это еще одна из характерных черт поколения, к которому принадлежал Вологодский.) Он продолжал вести дневник, в котором отразил сложности эмигрантского бытия и, что самое главное, показал противостояние общественных сил в Харбине, развернувшееся вокруг вопроса о принадлежности “лакомого куска” – КВЖД, то есть по вопросу о “переделе собственности”. Эта страница русской эмигрантской истории оставалась до сих пор мало известна исследователям. На этой теме Вологодский останавливается подробно. Для него это важно и в чисто материальном плане (отказавшись принять советское гражданство, он по сути дела лишался работы).
Большое место в дневниках отведено многочисленным слухам. Во время Гражданской войны – о действиях иностранных военных подразделений, расквартированных в России, о грядущем апокалипсисе на почве тотального голода и холода, о борьбе внутри антибольшевистских правительств; в эмиграции – о многочисленных выступлениях крестьян в Советской России, о скором падении большевистской диктатуры, о бегстве вождей большевизма и разрушении Кремля. Распространение совершенно фантастических слухов было обусловлено ситуацией, при которой невозможно было предугадать, что случится завтра; при которой обыватель готов поверить во что угодно, лишь бы подавить чувство страха. Слухами были наполнены страницы газет. Вологодский внимательно следил практически за всеми периодическими изданиями и старался отметить наиболее характерное в своем дневнике.
Части дневника – российский и эмигрантский периоды – различны по эмоциональности, по “препарированию” исходного материала. Записи, сделанные в России, все-таки поверхностны, чередование имен оттесняет на второй план “плюсы” и “минусы” деятельности многочисленной когорты государственных и политических деятелей антибольшевистского движения на Востоке России; тогда как записи, сделанные Вологодским уже в эмиграции в Китае, рисуют сложную картину адаптации русских изгнанников на чужбине яркими красками, с мельчайшими подробностями и оттенками.
Комментарии, подготовленные составителями, несут не просто вспомогательную, а вполне самостоятельную нагрузку: благодаря их хронологической заданности, они рисуют перед нами картину происходивших событий с использованием совокупности имеющихся фактографических сведений. Стоит отметить, что составители не всегда стремились проверять приводимые Вологодским факты, особенно в отношении судеб ряда исторических личностей. Так, о генерал-майоре Богословском сказано, что он после разгрома Колчака служил у красных (Т. 1. С. 426). Это неверно. Борис Петрович Богословский никогда не служил в рядах Красной Армии, он был взят в плен большевиками под Красноярском и расстрелян в январе 1920 года, когда борьба в Сибири еще продолжалась.
В целом же стоит приветствовать подобного рода публикации, поскольку лишь благодаря первоисточникам можно объективно судить о противоречивых событиях начала ХХ века.
Вадим Телицын, Москва
_______________________
1. Русское прошлое. 1993, № 4, с. 269.
2. Е. А. Никифоров. К проблеме альтернативности в социальном развитии России // Историческое значение НЭПа. М., 1990, с. 204.