Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 232, 2003
Памяти друга
10 июня 2003 года покинул нас человек, которого без оговорок можно назвать русским национальным сокровищем, ибо таких людей всегда было мало, а теперь почти совсем не осталось. Обладатель огромной эрудиции, благородный и тактичный, наделенный тонким чувством юмора и таким обаянием, что мог бы и рака-отшельника уговорить вылезти из своей раковины, собеседника он очаровывал и поражал глубиной своих знаний и памятью.
Познакомились мы более 30 лет тому назад на историко-благотворительном поприще, когда надо было помочь Дворянскому Собранию, председателем которого он являлся около 33 лет и прилагал все усилия, чтобы восстановить престиж и поддерживать эту организацию на достойном уровне. Мы с мужем, Николаем Алексеевичем Бобринским к этому времени имели опыт участия в благотворительных мероприятиях многих американских патриотических и исторических организаций. И наш опыт оказался кстати. Тогда же Алексей Павлович уговорил меня взять на себя устройство бала, чтобы помочь содержать штаб-квартиру “Собрания” с бесценной библиотекой и получить возможность посылать пособия престарелым обездоленным членам этой организации. Путь наш был тернист, но традиции “Дворянских балов”, как известно, живы.
Алексей Павлович обладал глубоким пониманием истории и знанием генеалогии. Бесценны были его советы и справки, поскольку, как известно, ко всякому престижному обществу всегда стараются приклеиться самозванцы, иногда с громкими именами. Наша совместная деятельность переросла в глубокую дружбу. Но уже с самого начала знакомства я нашла в профессоре Щербатове духовное продолжение моего отца, о котором очень тосковала после его смерти. С Алексеем Павловичем было легко разговаривать не только на историко-политические темы, но также о музыке, искусстве, странах, где мы оба бывали и т. д. От него можно было слышать правду, которую он никогда не боялся сказать, что также роднило его с моим отцом, профессором Тимашевым. Без малейшего снобизма он, потомок Рюрика, представитель одной из самых знаменитых исторических фамилий России, равно общался со всеми слоями общества и единственное чего не любил, это глупость и самозванство. Особенно не терпел последнего, умея без труда вывести таких людей на чистую воду. Алексей Павлович точно знал, часто на память, родословные представителей России и европейских стран. Он прекрасно владел несколькими языками и без какого-либо усилия переходил с одного на другой. Серьезные дискуссии иногда прерывались историческими анекдотами, так как князь хорошо знал и “побочную” историю, которая выглядела иногда красочнее официальной. В его эмоциональных рассказах описываемые фигуры словно оживали.
Наша маленькая организационная группа общалась и вне деловых встреч, нередко у князя Белосельского-Белозерского, где бывали “все”. На одном из таких вечеров с нами оказался наш сын, который, как истинный американец, подозрительно относился к “этим русским”. Я заметила, что он с увлечением беседует с Алексеем Павловичем и, подойдя ближе, обнаружила, что они обсуждают бейсбол. Этим он меня окончательно покорил.
Понемногу я стала все чаще и чаще обращаться к Щербатову за необходимыми сведениями, и разговоры наши выходили за рамки деловых, переключались на темы, связанные с судьбой России; темы, которые меня, дочь профессора Тимашева, особенно волновали. Трудно было найти человека более знающего и понимающего положение дел и умеющего беспристрастно анализировать события и факты.
Семейная жизнь Алексея Павловича в это время была нелегкой, и мы дивились его стойкости и безропотному терпению. В силу глубокой порядочности он нес свой “крест” до последнего дня, до смерти жены.
Наша общая знакомая, вдова адмирала Кларка, нередко устраивала приемы, на которых мы также встречались, любили поиграть в бридж. Играть против Алексея Павловича было трудно: этот прекрасный стратег умел неожиданно разбить оппонентов в “пух и прах”, при этом – с лукавой улыбкой шаловливого ребенка.
Дружба между нами еще углубилась, когда моего мужа выбрали Великим Приором Православной ветви Державного Ордена Рыцарей Госпительеров Св. Иоанна Иерусалимского, 72-ом Великим Магистром которого был император Павел I, единоутробный брат первого Бобринского. Как старший в роду Кирилл Щербатов, брат Алексея Павловича, в качестве Потомственного Фамильного Командора вступил в Орден (фамилия Щербатовых упоминается в списках Ордена с 1799 года), а сам Алексей Павлович стал орденским советником и защитником. Это было мудрое решение: не будучи членом организации, ему было легче отражать нападки оппонентов и недоброжелателей. Скрупулезный ученый, профессор Щербатов считал своим долгом предварительно исследовать фактический материал, чтобы убедиться в исторической достоверности, после чего безотказно отвечал на критику и клевету и этим серьезно помогал Ордену.
О его политической деятельности мы знали только то, что он хотел нам рассказывать, умалчивая сведения, делиться которым не желал то ли в силу осторожности, то ли оберегая своих друзей от ненужных проблем. Отец мой, помнится, отошел от политики лишь после попытки покушения на него.
Среди русских национальных обществ, я знаю, Алексей Павлович участвовал в Имперском Ордене, основанном некогда в Париже братом моей матери, Н. Н. Рузским, с которым я была дружна. Большой русский патриот Алексей Павлович страдал за свою родину, которую всегда глубоко любил и понимал, давал многочисленные интервью, даже когда это было уже не под силу, с одной лишь целью – восстановить историческую правду.
После смерти жены Катлин он остался один, родственники о нем мало заботились. В 1999 году он два месяца пролежал в госпитале, о чем мы, к сожалению, не знали. И было горько, когда он позднее с юмором рассказывал, что в Новый Год медсестра принесла ему “балун” (воздушный шарик) – единственный подарок, которому он “страшно обрадовался”. Не любил он жаловаться или просить о помощи. В последнее время Алексея Павловича мучали недомогания, боли, и мы несколько чаще навещали его, что довольно трудно, когда живешь за городом, но в каждодневные телефонные разговоры старались внести дух молодости, легкость старого доброго времени, шутили, как дети.
Хорошо, что самые последние его годы были счастливыми. Ему привелось встретиться с незаурядной женщиной, поэтессой Ларисой Криворучкиной. Они поженились и, как он нам с восторгом говорил, у него появилась семья. Лариса и ее дочь Марина окружили Алексея Павловича такой заботой и любовью, какой он не знал много лет. Благодаря помощи жены, он смог подготовить мемуары, которые ценнейшим вкладом войдут в историю русской культуры.
После операции он отошел в тот мир, где нет “ни болезней, ни печали” и предан земле на русском кладбище Джорданвилльского монастыря. Там дышит кусочек Святой Руси, принявший своих выдающихся и верных сынов, каким он был всю жизнь.
Да будет легка ему земля, и да живет его наследие многие годы!
гр. Т. Н. Бобринская (Тимашева)