Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 227, 2002
А. Боханов. Распутин. Анатомия мифа. М., 2000, 413 с.
Интерес к “старцу” Григорию Распутину символизирует, по-видимому, времена общественного и государственного упадка, развала. Вряд ли можно согласиться с утверждением А. Боханова о некоем “цветении распутинианы в историографии”. Когда в 70-х со своей “У последней черты” проклюнулся В. Пикуль, ему была дана отповедь. А до этого советской распутинианы вообще не существовало. “Старца” историография не рассматривала в качестве одного из решающих факторов “крушения царизма”. В период перестройки и реформ началось “цветение” распутинской темы. Вышел ряд книг, посвященных “старцу”. Назовем наиболее известные: О. Платонов. “Жизнь за царя”. М., 1999; О. Шишкин. “Убить Распутина”. М., 2000; Э. Валента. “Распутин. Без мифов и легенд”. М., 2000; Э. Радзинский. “Распутин: Жизнь и смерть”. М., 2000; М. Распутин. “Распутин. Почему?”. М., 2001.
Авторы по-разному смотрят на своего героя. Для О. Платонова Григорий Ефимович – благочестивый “старец”, “голос народа”, открывавший царю правду и охранявший его от “мировой закулисы” (с ее масоно-либеральным авангардом). У О. Шишкина свой взгляд. В его книге “Гришка” – орудие иностранных спецслужб, стремившихся учинить в России государственный переворот. Немцы, в частности, якобы пытались через Распутина и царицу добиться сепаратного мира. Э. Радзинский пообещал раскрыть, наконец, “тайну Распутина” на основе совершенно новых, добытых им материалов. Но в конце концов признал, что “тайна сия велика есть”. О чем эта история, задает он вопрос сам себе. И отвечает: “О чем-то… таинственном… совсем неведомом”.
И вот теперь труд А. Боханова, в последние годы снискавшего известность знатока российской монархии. По отношению к своим предшественникам он весьма строг. “Миф и мифотворцы, – пишет он, – правят бал на ниве русской истории. Распутин лишь один, но, может быть, наиболее рельефный пример. Почти все, что о нем написано и сказано, никакого отношения к подлинным событиям не имеет”. “Тут правила (и правит) бал “разнузданная дама” по имени Идеология”. Извинившись перед читателем за длинную цитату, все же воспроизведу текст, в котором, как представляется, сосредоточена квинтэссенция. “По сути своей, – пишет Боханов, – “распутиниада” – это тихая и грустная история о том, как правитель “милостью Божьей” по воле случая встретился с простым крестьянином, наделенным необычными способностями. Трагичность положения обусловливалась тем, что долгожданный и единственный наследник престола страдал тяжелой и неизлечимой болезнью, которая ежедневно угрожала его жизни. И странный, практически безграмотный мужик несколько раз спасал его почти на краю могилы. Какое родительское сердце не возрадовалось бы при этом, кто из мало-мальски порядочных людей не начал бы испытывать благодарность к спасителю? …Однако это не означало, что повелитель империи и его супруга сделались какими-то марионетками Григория Распутина и правили страной лишь с его соизволения. Ничего подобного не наблюдалось… Вот и вся истинная история”.
Допустим, что многое было именно так, как здесь сказано. Что, например, встреча царя с Распутиным произошла “по воле случая”, что “наделенный необыкновенными способностями”, именно он в самом деле спасал наследника-цесаревича “на краю могилы” и т. д. Суть дела все-таки не в этом. Своей интерпретацией “распутиниады” автор ставит вопрос: как и почему получилось, что “тихая и грустная история” вышла за рамки семейного круга и обернулась смертельным ударом по монархии? И когда уже в марте 1917 г. “кучка продрогших радостных людей” сжигала извлеченный из могилы труп Распутина, это “пепелище… стало черным прообразом грядущего”.
Здесь, на наш взгляд, вопрос вопросов, на который читатель должен получить ответ. С точки зрения автора книги, “распутиниада” – продукт первого политического “пиара”. “Пиарщики” начала ХХ в., – пишет он, – потрудились на славу: фабриковались полицейские документы, письма отдельных лиц, дневники”. И этот “пиар” роковым образом охватывал “все более широкие общественные круги”.
Боханов предпринял любопытный источниковедческий анализ “коренных”, как он считает, пиаровских “свидетельств”, направленных на сознательную компрометацию Распутина, а через него – венценосцев и, следовательно, российской монархии. Это и книга Иллиодора (С. Труфанова) “Святой черт”, и данные полицейского наблюдения за Распутиным, и мемуары дочери Распутина Матрены. Надо сказать, что в большинстве случаев этот анализ убедителен. Во всяком случае, центральный тезис “пиара”, приписывавший Распутину чуть ли не главную роль в канун падения монархии, представляется несостоятельным.
“Такие источники”, как книга Иллиодора или воспоминания Матрены Распутиной, серьезной историографией в расчет не принимались. Это скорее материал для “ажиотажной истории”. Но почему автор книги обошел такой важный документ, как “Постановление следователя Чрезвычайной комиссии Ф. Симсона о деятельности Распутина и его приближенных лиц и влиянии их на Николая II в области управления государством” (журнал “Вопросы истории”, 1964.) Иногда создается впечатление, что Боханов обрушивает “источниковедческий огонь” по позициям, которые в исторической науке в значительной степени уже разрушены, и сокрушает “бастионы” коммерческой распутинской мифологии. А тут он вряд ли что-либо изменит. Исторические мифы сильнее самой истории.
Итак, “распутиниада” – это “пиар” начала ХХ в., с чем в определенной степени можно согласиться. Но “пиар” – всегда орудие политики, политика. И апеллировать, в том числе и ретроспективно, к нравственным, к эмоциональным факторам, увы, не приходится. По убеждению А. Боханова, главную ответственность за “распутинский пиар” должны нести монархисты. “Смертельный удар монархии, – пишет он, – нанесли… те, кто, непрестанно заявляя о преданности ей, своими поношениями и дискредитацией царя и царицы подорвали основы и принципы власти. Неистовая “стрельба по Распутину”, которой занимались самые высокопоставленные должностные лица, ведущие деятели общественных организаций и даже царские родственники, на самом деле являлась уничтожением сакрального ореола, искони окружавшего особу монарха. Когда этот знак небесного избранничества был девальвирован, когда понятия “Россия” и “царь” разъединились, то будущее оказалось предрешено”.
Почему же эти люди встали на столь убийственный путь? Они – что, все были слепцы? По А. Боханову, вроде бы выходит так. Среди главных хулителей и клеветников “старца”, а следовательно, “в группе политических слепцов” были А. Гучков, М. Родзянко, генерал В. Джунковский (товарищ министра внутренних дел). “Гучков первым публично огласил наличие связи между Распутиным и царской семьей”. А для Родзянко “Распутин был неким воплощением ужаса и мрака”, и своей первейшей задачей он сделал разоблачение этого “негодяя”. С генералом же Джунковским, который якобы фальсифицировал “загульные художества” Григория Ефимовича, вопрос ясный: “Теперь можно уверенно говорить о том, что этот генерал царской свиты состоял в одной из масонских лож”. Впрочем, А. Боханов не сторонник взгляда на пагубную роль “международной закулисы”. Но Джунковский все же являл собой лицо “второго ряда”, определяющей роли не играл.
Все симпатии А. Боханова на стороне императора и императрицы, ставших трагическими жертвами этого ужасного “пиара”, хотя надо бы все же признать, что даже самым злостным “пиарщикам” того времени даже в страшном сне не могло привидеться то, что произошло впоследствии. Да и сам “пиар” вряд ли справедливо относить к числу решающих факторов крушения монархии. Действовали многие другие факторы. Власть и общественность сошлись друг с другом в политической схватке. Если по справедливому мнению А. Боханова Гучков и Родзянко со товарищи дожны были сознавать опасные последствия своей игры, в не меньшей степени то же можно сказать о последнем царе. Очевидно, что Распутина следовало убрать, но Николай II колебался. На предупреждения отвечал: “Это дело семейное”. Император, политический деятель уступил в нем мужу и отцу. По-человечески это можно понять, по-государственному – сказать известные слова: это хуже, чем преступление, это – ошибка. Как свидетельствуют факты, ничего катастрофического со здоровьем цесаревича Алексея после убийства “старца” не произошло, а императрица проявила истинное величие духа, отрешившись от своих претензий на роль государственной деятельницы.
А. Боханов полагает, что истинные монархисты при всех обстоятельствах должны были верой и правдой служить “помазаннику Божию”. К сожалению, это скорее из области идеалистических представлений. Реальная история и реальная политика свидетельствуют о другом. Можно, например, вспомнить судьбу Федора Годунова, Петра III, Павла I. А Петр Великий не пощадил и сына…
В начале книги автор обещает изложить “распутинскую историю с изначальной непредвзятостью”. Частично он выполнил обещание, показав неосновательность приписывания Распутину определяющей политической роли. Однако стремясь реабилитировать “верховную власть”, он обвинил в “преступном умысле” тех, кто находился в лагере боровшихся с этой властью, считая ее “преступной”. А историк, как кто-то сказал, “должен быть без веры, без государя”. Таков уж его крест. На роль адвокатов, прокуроров и судей всегда находились и всегда найдутся другие.
Генрих Иоффе