Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 225, 2001
Русские без отечества. Очерки антибольшевистской эмиграции
20-40-х годов. М., 2000, 496 стр., 1000 экз.
В России издание работ об истории и судьбах эмиграции перестало быть сенсацией. Историография этого знакового явления в русской жизни все активнее и активнее разрабатывается двумя уже вполне сложившимися научными центрами по этой тематике в Институте российской истории РАН и МГУ. Но вот Российский государственный гуманитарный университет издал новую книгу, свидетельствующую о том, что в его стенах формируется еще один центр. Как заявлено в обращении “К читателю”, редакция и авторы сборника статей “не закрывали глаза на темное и низкое, не впадали в умиление перед светлым и высоким, стараясь сохранить объективность и взвешенность. Зачем? Чтобы без приснопамятного втаптывания в грязь, без новомодного вознесения до небес раскрыть многогранность и противоречивость антибольшевистской эмиграции…” Эту пименовскую позицию они выдержали. Находкой была идея окружить совокупность очерков рамкой блистательного фельетона Дон-Аминадо “Суд над русской эмиграцией”, открывающего и завершающего сборник. Напечатанный в 1930 г., он, конечно, отражает реалии жизни первой волны эмиграции, но, прочитав его глазами сегодняшнего эмигранта, буду надеяться, последней волны, я убедился в гениальной прозорливости этого писателя. Итак, рамка великолепна. А как картина?
Первый очерк “Предприниматели и аферисты” написан ответственным редактором сборника и автором трех очерков С. В. Карпенко. Он посвящен истории экспортно-импортных операций спекулянтов врангелевского тыла в Крыму – людям, наживавшимся на крови и поте сражавшейся белой армии, и последующей истории включения этих дельцов в торгово-промышленную жизнь приютивших их стран. Насколько я могу судить, тема “эмигрантский бизнес” почти не затронута исследователями, и Карпенко является пионером в этом. Правда, по его признанию, он воспользовался результатами исследования О. А. Грибенчиковой. Рассказ Карпенко о том, как наживались миллионы от торговых операций при режиме Врангеля, как перекачивались эти миллионы за рубеж и как затем их “вызволяли” из зарубежных банков бизнесмены-эмигранты для старта их бизнеса в условиях эмиграции, читается как классический детектив. Автор полагает, что страховое товарищество “Саламандра” вывезло из России в 1918-1920 гг. приблизительно 18-20 млн. долларов, и это обеспечило его успешную деятельность на европейском финансовом рынке. Другой источник стартового капитала русского бизнеса в эмиграции – присвоение крупных средств русских до- и послереволюционных учреждений. Так, например, правительство Колчака депонировало в Гонконг-Шанхайском банке 3857 пудов золота. В очерке подробно прослеживается дальнейшая судьба этого капитала, достаточно скандальная. Весьма любопытна история перевода денег в помощь белой армии на счет русского посла в США Бахметьева. Бахметьев без стеснения использовал часть этих средств в личных целях. Об этом свидетельствуют материалы сенатской комиссии Бора 1921 г. Дело замяли, так как правительство США не хотело огласки его участия в поддержке антибольшевистского движения. “Эмигрантская жизнь изобиловала аферами и преступлениями в экономической сфере, сюжеты которых достойны куда большего, чем сухое историческое описание,” — заключает автор. Читая его, невольно вспоминаешь замечательные страницы булгаковского “Бега” и сочные сцены, сыгранные Евстигнеевым и Ульяновым в одноименном фильме.
Очерк “Офицеры и командующие” составлен из текстов четырех авторов: В. Ф. Ершова, И. С. Шинкарук, С. В. Карпенко и С. И. Дробязко. Это обстоятельство привело к пестроте в приемах изображения материала и потере цельности очерка. Если, например, Ершов предложил краткий конспект своих работ о русской военной эмиграции, то Шинкарук представил этюд об издательской деятельности военной эмиграции. Карпенко написал источниковедческий очерк о “Записках” П. Н. Врагеля, весьма интересный и насыщенный фактами, умело проанализированными. Именно в этом очерке – центр тяжести темы, заявленной в заглавии. Здесь освещена непростая ситуация взаимоотношений Деникина с Врангелем и ее трактовка в “Очерках русской смуты” и “Записках”. Врангель решительно сократил этот сюжет в “Записках”, чтобы выход “Записок” после “Очерков русской смуты” не выглядел актом опровержения Врангелем того, что писал о нем Деникин. Последняя часть очерка посвящена истории военной эмиграции в годы Второй мировой войны (автор – Дробязко). Те бывшие офицеры, которые не разделяли твердый принцип Деникина о неучастии в войне на стороне немцев, готовы были соединиться “хоть с дьяволом, но против большевиков”. Генерал фон Лампе, тот самый, который принял деятельное участие в издании “Записок” Врангеля, еще 21 мая 1941 г. обратился к командующему сухопутными силами генералу фон Браухичу с письмом, в котором предложил вермахту услуги “Объединения русских воинских союзов”, которым он руководил. Немцы холодно отнеслись к этому порыву, но энтузиасты-антисоветчики не унимались. Автор подробно освещает историю создания так называемой Русской национальной народной армии (РННА) и провала этого предприятия. Дело в том, что Гитлер не доверял русской эмиграции и опасался дать ей оружие в руки: идея освобождения Родины от большевиков, владевшая русскими офицерами, противоречила гитлеровской мечте о превращении СССР в территорию, предназначенную для немцев. История русской охранной группы в Югославии (более удачливого, чем РННА, формирования) автором излагается по материалам изданной в США в 1983 г. книги “Русский корпус на Балканах во время II Великой войны 1941-1945 гг.” с дополнениями и ссылками на документы русских архивов. В качестве парадокса упомяну, что командир корпуса, полностью включенного в состав вермахта, Штейфон был по происхождению евреем, что не помешало ему получить чин генерал-лейтенанта вермахта. Любопытны сообщения автора о реакции белоэмигрантов на власовское движение, но и здесь используются материалы книг, изданных в США (С. Фрелих, “Генерал Власов: русские и немцы между Гитлером и Сталиным”, Нью-Джерси, 1991; К. Г. Кромиади, “За землю, за волю… На путях русской освобожительной борьбы 1941- 1947 гг.”, Сан-Франциско, 1980).
Очерк “Казаки и атаманы” написан Карпенко и рисует трагедию казачества в эмиграции. Болгария стала центром сосредоточения основной массы казачества после поражения Врангеля. Военная организация казаков была сохранена даже в повседневном быту (работа на стройках, питание из общего котла и т.п.). Я уже имел возможность изложить свое наблюдение о том, что военная организация существенно помогла эмигрантам преодолеть трудности адаптации, повторю это еще раз на примере жизни казачества вне Родины. Положение “государства в государстве”, конечно, вызывало трения с правительством Стамболийского в Болгарии и властями Сербо-Хорватского Союза (предшественника Югославии). Автор вскрывает взаимную неприязнь донских атаманов Богаевского и Краснова – последний умелой демагогией укреплял свой авторитет среди казаков в ущерб Богаевскому. Узаконив своим приказом движение по организации станиц и хуторов, присваивая им названия поселений в России, Богаевский перехватил инициативу у Краснова. Однако и живший в Берлине Краснов не унимался, он призывал казаков готовиться к походу на Россию с помощью якобы готовых оказать содействие США. Казаки, мечтавшие о возвращении домой, откликнулись на идею Краснова о том, что Советы примут их с радостью, потому что они прибудут в Россию не с пустыми руками, а с сельскохозяйственными орудиями, подаренными им США. Все перипетии взаимоотношений правительства Стамболийского и врангелевцев автор освещает, ссылаясь на публикацию документов “Русская военная эмиграция 20-40-х гг.” и книгу Калинина “В стране братушек” (М., 1923).
Важно заметить, что правительство Стамболийского, резко отрицательно относившееся к врангелевцам, было терпимо к казакам и их организациям. Но внутриполитическая ситуация в Болгарии летом и осенью 1922 г. круто изменила положение казаков. Богаевский был вынужден переехать в Белград, а рядовое казачество стало сотнями записываться на возвращение домой. Тем, кто оставался, пришлось пережить сложности кризиса конца 20-х – начала 30-х гг.: материальная нужда ослабляла былую военную сплоченность. Когда началась Великая отечественная война, М. Н. Граббе, заменивший умершего Богаевского на должности донского атамана, приказом от 28 июня 1941 г. призвал донское казачество признать, что гитлеровская борьба против СССР – “наша борьба”. Однако “нашу борьбу” различные группы казачества понимали по-своему. Националистов-сепаратистов, мечтавших о создании государства “Казакия”, объединил Казачий национальный центр (КНЦ), преобразованный в Казачье национально-освободительное движение (КНОД), которое в начале войны стремилось сплотить казаков, провести их сплошной учет и привести к состоянию боевой готовности. Этот воинственный пыл был резко охлажден немецкими властями. Автор приводит письма Краснова, который, будучи германофилом, все же вынужден был признать, что не казакам-эмигрантам Гитлер позволит решать судьбу России, а только немцам. Поражение немцев под Сталинградом заставило Гитлера изменить свое отношение к казачеству, как в эмиграции, так и к бежавшему вместе с гитлеровцами. Было создано казачье управление в составе Министерства по делам оккупированных восточных территорий. Это управление решило использовать авторитет Краснова, и он, несмотря на свои 73 года и прежнюю установку не “ввязываться, куда-то соваться, кого-то возглавлять и путаться в дела…”, пошел навстречу: 25 января 1943 г. он подписал обращение к казачеству встать на борьбу с большевизмом. Подробно освещаются перипетии отношений Краснова и Власова, но и здесь используется имеющаяся литература (например, книга Левидова). И, наконец, излагается трагическая эпопея выдачи англичанами Сталину всех плененных казаков и других граждан СССР, оказавшихся на немецкой службе… Думаю, как бы мы ни сочувствовали десяткам тысяч русских людей, попавших под тяжелую руку Сталина, нельзя не осуждать генералов и атаманов, пошедших на службу к заклятому врагу России – какими бы лозунгами это ни было прикрыто.
До сих пор шла речь о черных пятнах в биографии русской эмиграции. К этой стороне ее относится и сюжет очерка “Диверсанты и террористы” (авторы Карпенко и Е. Г. Робкова).
Два очерка: “Профессора и студенты” (авторы Н. П. Герасимов, Е. Н. Евсеева, А. А. Можаева) и “Историки и футурологи” (авторы М. И. Делина, В. Ф. Ершов, Карпенко) посвящены светлым страницам истории эмиграции – ее заслуге в сохранении и умножении русской культуры в диаспоре. Здесь авторам приходится “конкурировать” с классической работой Марка Раева “Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции 1919-1939”, изданной и на русском языке в 1994 г. в Москве издательством “Прогресс – академия”. Но хотя материал этих очерков вторичен, они читаются с интересом и не без пользы для вдумчивого читателя. Правда, “историки” во втором очерке были оттеснены “футурологами”, рассказ о которых стал ничем иным, как повторением ранее сказанного в других очерках об иллюзиях борцов с большевизмом. В данном случае, как, впрочем, и в очерках “Диверсанты и террористы”, этот дихотомический подход в заглавиях сыграл с авторами злую шутку. Читателя, интересующегося русской исторической наукой за рубежом, хочется отослать к солидной монографии покойного В. Т. Пашуто “Русские историки-эмигранты в Европе” (М., 1992).
В целом же, книга, обращенная к массовому читателю, удовлетворит его любопытство. А о том, что именно такой интерес получает все больший размах, свидетельствует недавнее переиздание в России трудов Р. Гуля. Совершенно очевидно, что его издатели руководствовались не высокими идеями, а вполне прозаическим сиюминутным коммерческим интересом.