Часть 7
Опубликовано в журнале Нева, номер 5, 2018
Архимандрит Августин (в миру — Дмитрий Евгениевич Никитин) родился в 1946 году в Ленинграде. Окончил физический факультет Ленинградского государственного университета. В 1973 году принял монашеский постриг с именем Августин. Пострижен в монашество митрополитом Никодимом в Благовещенской церкви его резиденции в Серебряном Бору в Москве. В 1974 году рукоположен во иеродиакона и иеромонаха. Окончил Санкт-Петербургскую духовную академию, преподаватель, доцент Санкт-Петербургской духовной академии.
СОРОКАДНЕВНАЯ ГОРА — ГОРА ИСКУШЕНИЯ
Предисловие
На северо-западе от Иерихона находится Сорокадневная гора, на которой, по преданию, Иисус Христос после крещения от Иоанна Предтечи постился 40 дней. Ее вершина благодаря похожему на крепость монастырю, венчающему гору, видна и легко узнаваема издалека и с любой точки. Древняя традиция указывает эту гору как место искушения Иисуса Христа диаволом (Мф. 4, 1—11; Мрк. 1, 13; Лк. 4, 1— 13). Ha горе, примерно на половине высоты, виден греческий монастырь Карантарион, что означает в переводе «Сорокадневный» (араб., Deir al-Quruntal). По нему и вся гора называется Сорокадневной, или в арабской передаче Джебель Каранталь)(1).
«Игумен земли Русской» Даниил, посетивший Святую Землю в 1106 году, писал «О пещере, где Христос постился сорок дней»: «Высоко в горе Гаваонской находится пещера, где постился Христос сорок дней и проголодался. Тогда пришел дьявол и хотел Его искусить, сказав: „Если ты Сын Божий, то прикажи, чтобы камни превратились в хлеб“»(2). Об этой горе пишет и купец Трифон Коробейников, побывавший здесь в 1583 году: «От Иордана к западу семь верст до пустыни, в которой гора высокая и крутая, в ней пещера и камень подобный столу, на котором сидел Господь наш Иисус Христос, постился 40 дней и ночей, и прииде к Нему диавол искусити Его и рече: рцы каменю сему да хлебы будет, и рече Господь ему: не искусиши Господа Бога твоего, не о едином хлебе жив будет человек, но о всяком глаголе, исходящем из уст Божиих, и проклял Господь диавола, и расступилась гора каменная, и диавол пройде сквозь землю»(3).
Не случайно на эту гору возведен был Спаситель тотчас после крещения в Иордане. Не только потому, что Каранталь самая высокая из окрестных гор (330 м), вершина эта еще в ветхозаветные времена почиталась урочищем дьявола: именно сюда в День очищения (еврейский праздник Йом Кипур) приводили «козла отпущения», на которого возлагали все грехи и изгоняли в пустыню(4).
Гора эта находится в получасе ходьбы от Иерихона и представляет собой огромный массив с многочисленными обрывами, пропастями и дикими скалами; точно гнездо ласточки прилепился на обрыве ее греческий монастырь, белой полоской сверкающий на солнце. Церковь его в память искушения Господня устроена в пещере горы, где, по преданию, укрывался Иисус Христос в дни поста своего.
«Эта исполин-гора видна во всем своем ужасающем росте от подошвы до темени, и стояла, как сторожевая башня, отвесной стеной, — пишет архимандрит Софония (1850 г.). — Она образует собой огромный угол двух хребтов из коих один ею оканчивается (хребет гор Иудейских, тянущихся по оврагу), а другой — начинается (хребет гор Ефраимских, поворачивающих отселе на северо-восток). Это та самая гора, при которой Спаситель, удалившись в пустыню, провел сорок дней, среди поста и молитвы. Полагают, что с этой же горы искуситель показывал Ему и все царства мира сего и славу их, потому что с вершины ее, действительно, должны быть видны значительные пространства и части Иудеи, Самарии и Трахонитиды, составлявших в то время как бы отдельные царства или тетрархии(5). Вследствие сего гора Сорокадневная носит на себе и другое название — название горы Искушения»(6).
По мнению архимандрита Порфирия (Успенского), изучавшего историю этой обители, ее пещеры имели искусственное происхождение и существовали еще в дохристианскую эпоху. «Что касается до находящихся в ней пещер, то они иссечены не монахами, а теми хананео-аммореями, которые за 2600 лет до Рождества Христова переселились с берегов Персидского залива, по причине тамошних землетрясений, сперва на Иорданскую долину, а потом и в Сирию, — писал о. Порфирий. — В реченной долине, около нынешнего Мертвого моря, тогда сладкого, они построили города Содом, Гоморру, Адаму, Севоим, Сигор и Иерихон, который в ХХХIV-й главе Второзакония (ст. 3) назван городом финикиян, — Финикион. На постройку Иерихона они выламывали и выпиливали годные камни из Сорокадневной горы и в этих каменоломнях устроили себе мecтa для погребения мертвых, капища для богов и складочные клети для оружия, для запасного продовольствия и для городской казны. Так я полагаю, помня, что ни в одном древнем сказании об иорданских монахах не упомянуто, чтобы они своими руками сделали все оные пещеры, и признавая иссечения, обделку их и постановку двух железных подпорок в одной из них такими работами, которые требовали и много времени, и разных орудий, и кузниц, и денег; а денег-то, как и орудий и кузниц не было у названных монахов»(7).
В 1652 году к Сорокадневной горе отправился посланец московского патриарха Никона старец Арсений Суханов; об этом сообщается в «Проскинитарии»: «После полудня дубницкий митрополит Виссарион да с ним Арсений не со многими людьми, человек с пять-шесть, доложа Анфиму, эпитропу Иерусалимского патриарха, чтобы он позволил им дойти до Сарандаря, идеже Христос Бог постился 40 дней. И эпитроп Анфим велел ехать. Взем повеление от эпитропа, митрополит Виссарион болгарский да с ним Арсений с прочими товарищи идоша до Сарандаря. То убо место было скит великий, горы высокие, как бы стены; меж них овраг глубокий, а по стенам были кельи скитников, иные пещерки высечены из камня в гopе, иные великие, иные средние, а иные как можно единому человеку вместитись: а инде по стенам палатки поделаны камнем с известью, якобы ластовичьи гнезда изчащены»(8).
В 1843 году к подножию Сорокадневной горы отправился отечественный паломник А. А. Уманец со своими спутниками. Вот его рассказ об увиденном.
Гора Искушения была перед нами, а до вечера оставался еще добрый час времени; терять его напрасно жаль было. Тотчас граф, его живописец и я, с бедуином и особым чичероне, отправились в вожделенный путь; я и живописец верхом, прочие пешком. Легко поднимались мы в гору, на которой зелень редела более и более. Мы проехали мимо остатков древнего водопровода и развалин мельницы и скоро достигли глубокого оврага, лежащего у самой подошвы горы Искушения; овраг в верховьях своих соединяется с нагорными ущельями, по которым дождевая вода находит проток себе со всех вершин этой части Иудейских гор. За этим оврагом, который справедливее назвать можно пропастью, поднимаются стеной две огромные, отвесные желто-серые скалы самой дикой и мрачной наружности, и которыми горы Иудейские оканчивались с этой, т. е. с западной, стороны. Глаз не встречает на боках этих скал ни деревца, ни кустарника, ни травки и ни малейшего следа жизни, и скалы эти, обращенные лицом прямо на восток, производят в душе самое грустное впечатление. Они разделены ущельем и правая из них есть собственно гора Искушения; она вышиной от уровня долины Иерихонской до 1500 футов. Вся стена ее снизу доверху, равно часть другой, обращенной к ней скалы, испещрены пещерами. Идею об этом могут подать скалы Инкермана в Крыму с их бесчисленными гротами(9).
О пещерах, «изрытых» в Сорокадневной горе, пишет отечественный паломник А. Коптев (1887 г.): «По наступлении сумерек, взошедшая луна необыкновенно эффектно осветила всю окружающую местность. Одна только Сорокадневная гора наводила уныние и даже страх при этом чудесном лунном освещении. Обнаженная и бесплодная, поднималась она крутым обрывом с одной стороны от глубокого ущелья источника Елисея, а с другой — от бесплодной, мертвой долины Иорданской; гора эта покрыта множеством изрытых в ней пещер, частью натуральных, а частью сделанных для жилья, в которых спасались в древние времена христианские подвижники»(10). Вот что говорит об этой горе писатель-паломник Евгений Марков в своей книге «Путешествие по Святой Земле» (СПб., 1891): «Нет ничего ужаснее и мрачнее, даже среди мрачных ужасов безотрадных палестинских гор, как пропасти и заоблачные кручи Сарандаря, «горы сорокадневного поста Господня… Сарандарь владычествует здесь над небом — над соседними горами, над долиной Иордана, над мертвой чашей Соленого моря. С нее видны, как с крыльев орла, все «окрестные царства», уделы сынов Иаковых по сю и по ту сторону священной реки, Рувимов и Гадов, в стране моавитян, Вениаминов, Иудин и Ефраимов, облегающие кругом. Только злые духи пустыни могут жить в его пропастях, на его недоступных утесах. Недаром в евангельском предании сатана встречает здесь постящегося Христа. Это настоящий престол сатаны, настоящие ступени в бездны ада. Несомненно, что этот «Джебель-Карантель» издревле считался горой бесов, как считается до сих пор арабами.
Она называется, в память евангельских событий, не только «сорокадневной» горой, но и «горой искушения». Нельзя выбрать более подходящего места для покаяния и молитвы, для сокрушения своей плоти. Эти дьявольские пропасти действительно закалят волю, сделают дух человека непричастным никакому соблазну, способным на всякий подвиг. Тут почувствуешь ничтожность свою, ничтожность всего земного. Тут нет другого хлеба, кроме камня, который сатана предлагал Христу. Тут каждый шаг достается кровавым потом»(11).
Сходное описание Сорокадневной горы содержится в записках М. П. Соловьева (1891 г.): «Чем ближе подъезжаешь к отвесным обрывам, которыми оканчивается Горная Иудея у низменной и глубокой Иорданской долины, тем дичее и безотраднее становится окрестность. Налево поднимается темной массой неприступная Сорокадневная гора. В ее дебрях постился в глубоком уединении Господь наш перед вступлением на общественное служение. Здесь же бродил праведный Иоаким, оплакивая свою бездетность, пока не получил от ангела радостной вести, что его горю вскоре наступит конец. Впоследствии пещеры мрачной горы наполнились — «как улей пчелами»— христианскими аскетами; некоторые заняты отшельниками и доныне. Суровый, дикий камень, изборожденный морщинами, трещинами, изрытый темными устьями пещер, лишенный всякой растительности, накаляется нестерпимо яркими лучами солнца. Трудно найти что-нибудь неприветливее этой огромной скалы под изумительно прекрасным синим небом Палестины»(12).
Вот еще одно описание Сорокадневной горы, принадлежащее перу протоиерея Павла Боброва (начало 1890-х гг.): «Гора искушений перед нами, но не одна: к ней с юга почти в упор примкнула другая, с такой же отвесной стеной, как и первая. Обе высятся к облакам, мрачно бурые, как бы из цельного камня, и обе вместе наводят ужас — или от того, что здесь — на месте искушения живо чудится присутствие искусителя и борьба с ним воплощенного Добра. Много природных пещер видно в скалах; в них иноки находили убежище, когда на время Великого поста удалялись из монастырей в пустыню для духовных подвигов»(13).
Французский писатель Пьер Лоти, побывавший здесь в 1896 году, также посвятил несколько строк горе Искушения: «Лежащая ниже уровня моря долина, по которой мы идем, со всех сторон окружена горами. На расстоянии почти тысячи метров oт нас, поднимая свою красноватую вершину над лесом, виднеется, так называемая, Сорокадневная гора (джебель Каранталь): на ней, по преданию, Иисус Христос провел сорок дней в посте и молитве; она и теперь, вот уже скоро девятнадцать столетий, остается Фиваидой, в пещерах которой постоянно обитают монахи-пустынники или длинноволосые скитники. На западе длинная цепь Иудейских гор уже покрыта тенью, тогда как на востоке и юге Coдoмcкой возвышенности сосредоточивают на себе последние солнечные лучи и бросают таинственный свет на темную поверхность Мертвого моря»(14).
А вот что сообщалось о горе Искушения в дореволюционной паломнической литературе: «Дикая пустынная местность, полное безмолвие и тишина, изредка нарушаемые клекотанием горных орлов и завыванием шакалов, издавна привлекали сюда отшельников для сокрушения плоти, для подвигов уединенной молитвы, поста и покаяния. Здесь подвизались отшельники первых веков христианства в пещерах, ископанных их трудолюбивыми руками. Обитель Сорокадневной горы, с ее суровым образом жизни, производит на паломников отрадное впечатление и надолго оставляет в их сердцах память о ее посещении»(15).
Монастырь Искушения. Страницы истории
Гора, освященная пребыванием Иисуса Христа, Его постом и молитвой, издавна стала местом монашеского подвижничества. Обитель была основана здесь еще преподобным Харитоном Исповедником (IV в.). В пещере была устроена церковь во имя Спасителя, а кельи, помимо пещер, лепились к отвесной скале, вися над бездной. После Харитона в иерихонских пещерах подвизался Елпидий Каппадокиянин. К нему собралось такое множество монахов, что Сорокадневная гора сделалась городом отшельников. Там он жил 25 лет как величайший подвижник, не вкушавший снедей в течение пяти дней в неделе. Преемником его был авва Анисий. В V—VI веках спасались и скончались святые пещерники(16).
«На склоне горы, полном крутых спусков, валов и скатов, в разных природных пещерах, по временам удалялись отшельники, предпочитавшие иноческую отшельническую жизнь, движимые в особенности воспоминанием об образе жизни Господа нашего Ииcyca Христа на этих местах, — писал иеромонах Серафим в 1908 году. — Но свирепый фанатизм персидских шаек во время царствования Хозроя (614 г.) не пощадил и этих пустынных и скромных подвижников: многиe из них зверски были замучены и убиты, а пещеры их разграблены»(17).
Разрушенный при персидском нашествии в 614 году, монастырь восстанавливался и вновь разорялся. Та эпоха словно оживает под пером писателя Евгения Маркова (1891 г.): «В средние века иноки окрестных скитов каждый Великий пост искали для себя особенно тяжелых подвигов покаяния, особенно мучительных трудов и лишений. Они находили их в мрачных пещерах Сарандаря, населенных львами и барсами, кишевших змеями. Там в безмолвном мужестве боролись они, подобно своему Спасителю, против искушавших их внутренних демонов, обливая, как Он, своим кровавым потом камни утесов, оглашая стонами своих покаянных молитв безмолвные бездны»(18).
«После того, как арабы взяли Иepycaлим в 637 году и разорили Иерихон, сонм сарандарских подвижников, вероятно, уменьшился, если не перестал существовать, — пишет о. Порфирий. — А междоусобные войны палестинских мусульман, бывшие в годы 796 и 801, от которых монастыри в Иерусалиме и построенные обители: Харитона, Кириака, Саввы Освященного, Евфимия, Феодосия, — одни были разрушены, другие повреждены и разорены. Эти войны окончательно воспрепятствовали монахам селиться в пещерах горы Искушения Христова. С той поры и помину о них ни у кого не было, ни у греков, ни у латинян, до восстановления Иерихона крестоносцами. Но и во время крестоносцев, с 1099 г. по 1187 г., не было пещерников, а существовал лишь один латинский монастырь, беднейший, у подошвы Сорокадневной горы, из которого монахи ходили в пещерную церковь, построенную Еленой, и тут совершали богослужение»(19).
В 1112 году Феотоний, пресвитер и настоятель монастыря Св. Креста в испанской Лузитании, путешествуя по Святой Земле, не миновал этой горы, «в которой Спаситель миpa, искушаемый сатаной, подтвердил сорокадневным постом своим наше воинствование во все время нашей жизни». О «пещерниках» ни слова. В 1116 году житель Иepиxoнa Евстахий Гранер и жена его Емма по просьбе диакона Сорокадневной горы Константия подарили собратиям его, монахам, малый участок земли и дозволили им молоть пшеницу на их мельнице в пятнадцатый день каждого месяца в течение 24 часов. По смерти Евcтaxия, в 1124 году, Емма, вышедшая замуж за яффского князя Гугона, снова дозволила Кварантанскому монастырю молоть хлеб на мельнице ее в каждое воскресенье. В 1134 году латинский патриарх Иepycaлима Вильгельм монахам Святого Гроба Господня, которым принадлежала «Священная Кварантана» со всеми имениями ее, предоставил право избирать из среды их приора, то есть настоятеля, и тогда они избрали некоего Райнульда. Кварантанские монахи жили в бедных кельях и в 1136 году получали десятину от Иерихона на свое содержание(20).
У Иоанна Фоки (1185 г.) нет ни слова о Сорокадневной горе. После изгнания крестоносцев со Святой Земли (1187 г.) Иерихон опустел. А в пещерах Сорокадневной горы проживали весьма немногие монахи. Немного ранее 1336 года, по сообщению тогдашнего паломника Людольфа Сухема (Ludolfus de Sudheim), арабский шейх Газара попортил тропу на эту гору; но египетский султан исправил на свой счет и тамошним монахам (вероятно, коптским и абиссинским) дал большие льготы. Во второй половине XIV века там спасались грузинские монахи. В 1384 году на вершине Сорокадневной горы жил какой-то греческий монах, у которого от поста впали глаза, а лицо было мертвенное. В 1448 году некто Гарф (Harff) видел там «часовню, высеченную в пещере, в которой наш Господь Иисус провел сорок дней и ночей… Потом мы пошли далее с большой боязнью по острым скалам на самую вершину горы, на которую диавол повел нашего Господа Иисуса и искушал его»(21), — продолжает тот же пешеходец.
Трифон Коробейников, посланец Ивана Грозного, в конце XVI века посетил Сарандарь, эту «гору каменную, высокую и крутую, так что едва можно на нее взойти», и в той горе видел «пещеру и камень в виде стола, на котором сидел Христос, когда постился 40 дней, а за 2 сажени от того места пропасть, где исчез приходивший искуситель», но церкви и монастыря там уже не было»(22). Менее века спустя другой паломник, Арсений Суханов, видел в Сарандаре церковь католических монахов, которые служили там мессу (римскую литургию): «Римские чернцы (монахи. — Авт.), прежде всех заплатя паше, идут до Сарандаря, еже есть до четыредесятницы, идеже Христос Бог наш постился 40 дней в горе; и тамо они в церкви литургию служат»(23). «Место это немногими посещаемо», — сообщает Арсений Суханов.
Католическое присутствие в этой обители было отмечено и в середине ХVIII столетия; так инок Матронинского монастыря Серапион (1749 г.) пишет: «Видели место то, где прежде, когда и монастырь был и церковь изрядная, в котором и доднесь на стенах иконное изображение имеется, только же церковь оная местами развалилась. Тамо при нас франки (католики. — Авт.) мшу (мессу. — Авт.) свою отправляли, тамо и мы, поклонившись, идеже Христовы стоясте нозе, возвратихомся восвояси, где наше было стоялище»(24).
А отечественному писателю А. Н. Муравьеву в 1830 году не могли указать при его паломничестве на Иордан даже самой горы Сорокадневной, — до такой степени место это было тогда забыто(25). Русский паломник был «по соседству горы Искушения, где сорок дней постился Спаситель и где доселе есть еще на скалах остатки неприступной церкви, — пишет А. Н. Муравьев, — но арабы не могли мне указать священной горы сей, хотя я близко от нее проехал. Она отстоит не более двух часов от Иерихона»(26). Французский паломник Мишо, побывавший в Палестине в том же 1830 году, не обнаружил на Сорокадневной горе каких-либо насельников. «Гора, на которой Иисус Христос постился сорок дней, кажется как бы цельной мраморной массой треугольной формы; на ней не видишь ни кусточка, ни травки; не встречаешь никаких следов жизни, — пишет французский автор. — Эта священная гора возвышается более всех соседственных гор. Иссеченные в ней кельи, пещеры, в коих сохраняются еще остатки жертвенников, напоминают путешественнику, что некогда обитали тут святые отшельники»(27).
В 1855 году Сорокадневную гору посетил афонский инок Парфений. Вот что пишет он про ее обитателей: «В горе же множество пещер и монашеских келий, с малыми церквами, и доныне видно стенное иконное писание; но ныне до конца место запустело: в некоторых кельях живут полудикие арабы. Двое русских вошли на верх горы; но когда стали спускаться с горы, то на одного арабы напали, и убили бы, ежели другой скоро не увидал, и не закричал. Арабы подумали, что много русских, бросили его и сами убежали»(28).
В те годы Сорокадневную гору посещали лишь небольшие группы русских паломников; основной же их «поток». направлявшийся из Иерусалима к Иордану, обходил Сарандарь стороной. Об этом писал в 1857 году бывший член Русской духовной миссии в Иерусалиме иеромонах Феофан (Говоров) (впоследствии – святитель Феофан Затворник):
Кроме неудобств в отношении самого порядка, установленного греками для общего иорданского каравана, нельзя не обратить внимания на то обстоятельство, что все православные поклонники, по этому порядку, оставляют в стороне и Сарандарскую гору (место искушения Христа от сатаны), где Спаситель постился 40 дней, — и Елисейский источник (ныне Айн-ес-Султан), где пророк Елисей извел из камней воду, до сих пор замечательную своей чистотой, — и Мертвое море, привлекающее всех путешественников своей таинственностью. Для наших поклонников обойдение столь замечательных и священных местностей всегда составляет большое горе потому, что они желают совершить странствование по возможности полное. Если бы для русских устраивали отдельный караван, то можно было бы в немногом изменить маршрут оного и продолжить поход только одной лишней ночью в Иорданской долине. Расходы на снаряжение каравана вообще небольшие, так что сбор с поклонников не увеличился бы в сравнении с тем, который берется с них греками. Во всяком случае, устроенный греками для иорданского пути порядок не удовлетворяет ни чувствам наших поклонников, ни тому, чего нашей Церкви должно желать для русских богомольцев.
Прежде путешествие на Иордан совершалось в первые три дня Страстной недели. Теперь — и к лучшему — оно перенесено на пятую неделю. Патриархия провожает поклонников на Иордан со всей заботливостью; лучшего порядка сему путешествию она не в состоянии дать. Некоторую нестройность при сем можно бы предотвратить, посылая поклонников не вдруг, а по частям, но это будет очень обременительно для Патриархии. Потому, не укоряя ее, — так как она делает все, что может, — нельзя не желать, чтобы путешествие русских совершено было отдельно. Но и тогда восход на Сорокадневную гору надобно ограничивать, потому что он очень небезопасен»(29).
В 1859 году тогдашний начальник Русской духовной миссии в Иерусалиме архимандрит Леонид (Кавелин) побывал у Сорокадневной горы; в своих записках он излагает краткую историю этой обители.
Гора Сорокадневная или гора Искушения, на которой, по преданию, провел в сорокадневном посте и молитве Сам Началовождь нашего спасения и был искушаем от диавола, — эта гора вся покрыта пещерами, иссеченными в ней еще аморреями (во время войны с израильтянами); она с самых первых времен пустынножительства, во время процветания пустыни Св. Града в V и VI веках, и долго еще после ее упадка, по свидетельству очевидцев, представляла подобие большого улья, в котором любители безмолвия не переставали с опасностью собственной жизни вырабатывать духовный мед, упражняясь в священном трезвении и непрестанной молитве. Некоторые из них, подобно блаженному Елпидию, поселясь в пещере, не сходили с горы до самой кончины. Об этом столпе терпения писатель «Лавсаика» поведает, что он жил среди собравшейся к нему братии, как матка пчелиная, и населил эту св. гору как город, еще в конце IV века по P. X.(30).
Архимандрит Леонид описывал традицию коптских и абиссинских (эфиопских) монахов проводить в пещерах монастыря Четыредесятницу (православный монастырь был в то время разорен): «Ныне же только коптские и абиссинские иноки сохраняют древний обычай проводить в опустелых пещерах этой горы и на берегах Иордана св. Четыредесятницу, для чего они удаляются сюда из Иерусалима через неделю после праздника Богоявления и возвращаются в Св. Град в неделю Baий, питаясь в это время травами или сухоядением, и упражняясь в молитве и чтении, для чего берут с собой и книги. Одежда их состоит из рубахи и ватного одеяла, в которое кутаются как в плащ от ночного холода, напоминая того евангельского юношу, который был закутан в плащаницу понагу»(31).
В 1872 году во время своего путешествия по Востоку и Святой Земле окрестности монастыря посетил великий князь Николай Николаевич со свитой. Один из участников паломничества вспоминал: «На ночлег отправились к Горе Искушений, где Спаситель постился 40 дней. У подножия ее и близ развалин Иерихона был разбит наш лагерь»(32). Другой член эскорта продолжает: «…мы сели на коней и пошли в лагерь, раскинутый в оазисе Иерихона у Айн-Султане. За ним высилась цепь Кварантана, с горой сорокадневного поста, на которой Спаситель готовился к своему земному служению постом и молитвой. На ее восточном склоне, обращенном в долину Иордана, видны пещеры. В этих пещерах, до сего времени, копты перед принятием священства обязательно должны провести в посте и молитве сорок дней»(33).
Когда Сорокадневную гору посетил отечественный палестиновед В. Н. Хитрово (1880 г.), в ее пещерах по-прежнему подвизались африканские иноки. «Посреди горы, в обрывах, ряд пещер, в которых жили в старые годы пустынники и теперь здесь проводят великий пост абиссинские монахи, молясь и питаясь травами, собираемыми ими на горе, — пишет Василий Николаевич. — В одну из пещер мы входили, она большая и должно быть служила церковью, так как внутри ее сохранились некоторые священные изображения(34). Из этой пещеры два выхода, у одного из них мы видели абиссинского монаха. Он был почти нагой, так как на нем была только ветхая синяя рубашка, весь изможденный постом, читал он какую-то свою священную книгу»(35). В книгах В. Н. Хитрово есть еще одно упоминание о тамошних подвижниках: «С древнейшего времени многочисленные природные и искуственные пещеры в горе служили пребыванием отшельников; даже и доселе, особенно во дни св. Четыредесятницы, как православные, так и абиссинские неправославные монахи любят удаляться на нее»(36)
«Ближайшие к Иерихонской долине пещеры Сорокадневной горы и другие, в сущности, никогда не подвергались полному запустению, — отмечал М. П. Соловьев (1891 г.). — Одиночные отшельники в них не переводились, хотя имена их и оставались по большей части неведомыми миру, но известными Богу Они отходили в мир лучший и гибли от бедуинов. До сих пор копты и эфиопы проводят, по древнему обычаю, Великий пост в этих ущельях и пещерах, терпя всякие напасти»(37).
В 1874 году здесь поселился русский инок Аркадий (Конюхов), свободно владевший арабским, греческим и турецким языками и рассылавший повсюду письма с призывом к пожертвованиям «на Пещеру Христову». Постепенно, с риском для жизни (и по горным условиям, и по нападениям бедуинов), «отшельник Сарандарский», как его называли, начал обустройство древних развалин и служил время от времени молебны для русских паломников. А риск был действительно велик. Так, по сообщению М. П. Соловьева, «Бедуины безнаказанно нападают, грабят, и нередко убивают беззащитных бедняков. В 1884 году один русский был зарезан в пещерах Сорокадневной горы»(38).
К началу 1880-х годов в св. пещере была восстановлена малая церковь, потом оформился длинный ряд келий с внутренним коридором, неведомо каким образом лепящийся вдоль скалы… При новом Иерусалимском патриархе Никодиме (1883—1890) за гору Искушения серьезно взялись греки. Русский монах становится больше не нужен, и в феврале 1885 года Аркадий вынужден был оставить Святую Землю. Это не значит, что материальную помощь монастырю перестали оказывать известные русские благотворители (баронесса А. А. Фитингоф, посетившая Святую Землю в 1886 году, и московский купец, паломник и благотворитель П. Д. Каверин)(39).
Выразительную зарисовку относительно этой обители оставил художник В. В. Верещагин, посетивший Палестину в 1884 году, — как раз в период патриаршества Никодима. «Я рисовал, помню, на Сорокадневной горе, когда монах-настоятель, бросившийся рассматривать в бинокль пыль, поднявшуюся на дороге, объявил, что «гонят русских» и стал приготовлять водку, закуску, ставить самовар. Через час времени поднялись <в монастырь, на гору> наши запыленные, измученные богомольцы.
— Где здесь записываются? — спрашивают они впопыхах и направляются по указанию в пещеру, из которой сейчас же спускаются назад, так как им дан всего час времени и на всход на гору, и на поклонение»(40).
Здесь нужны некоторые пояснения. Слово известному отечественном палестиноведу Н. Н. Лисовому: «Греческий монастырь Сарантарион («Сорокадневный»), именуемый по-другому монастырем Первого искушения, и в наши дни, до самого недавнего времени, до устройства фуникулера, был труден для посещения. То, что настоятель стал готовить «водку и самовар» не должно удивлять: рюмка водки (араки) входит в обязательный ритуал гостеприимства во всех монастырях греческого Востока. Наиболее показательно отношение к русским паломникам, которых «гонят», как овец на стрижку. Верещагин лишь представил наиболее художественно емкую картину, но о характере отношения греческого духовенства к русским богомольцам как постоянным жертвам поборов и вымогательств говорят все имеющиеся источники — от Мансурова и архимандрита Леонида (1850-е гг.) до Дмитриевского и Ряжского (1910-е гг.). Естественно, сельские приходы, существующие для местной православной паствы, не представляли для Патриархии столь же важного предмета заботы, как монастыри, расположенные на самых «бойких» святых местах»(41).
Но несмотря на все эти «побочные обстоятельства», русских пешеходцев по-прежнему влекло к этой обители, и некоторые из них повествовали о ней в своих записках. Одним из таких писателей-паломников был Сухумский епископ Арсений, побывавший здесь в середине 1890-х годов.
«Впереди открывается долина Иорданская, зеленеющая, покрытая купами деревьев и как бы в котловине, по причине очень низкого положения ее, а в левой стороне дороги, идущей по крутому спуску в долину, возвышается утесистая гора, известная под названием Сорокадневной, — пишет владыка. — Она носит это название потому, что на ней Господь наш Иисус Христос провел сорок дней и ночей, приготовляясь в пустыне постом и молитвой к совершению искупления рода человеческого. Эта гора примыкает к прочим горам Иудейским и ограничивает долину с западной стороны; она представляется утесом и поражает своим диким величием, а бока ее изрыты пещерами, среди которых находится небольшой бедный монастырь, в который заходят поклонники, потому что дорога к нему не так трудна, как подъем на гору Искушения. Видимые теперь пустые пещеры в первые века христианства населены были отшельниками, которые бежали из мира в место подвигов Самого Спасителя; но во время нашествия Хозроя (614 г.) они все скончали жизнь свою под мечом неверных. Многие из пещер натуральны, а другие вырублены в скале; одну из их, именно к западному углу горы, которую можно отличить по овальному входу в нее, согласно преданию, считают пещерой, в которой пребывал Господь. Св. царицей Еленой она была обращена в церковь, альфрески на внутренних стенах ее видны доселе»(42).
О дальнейшей истории обители сообщает иеромонах Серафим, посетивший Святую Землю в 1908 году. «Святогробское братство назначало настоятелей и заботилось о процветании сего монастыря, — пишет русский инок. — В 1893 году назначен настоятелем архимандрит Авраамий, человек энергичный и ревностный, который своими неусыпными трудами при помощи Божией устроил на зияющей бездне над крутыми скалами этого чудовищного великана-горы св. обитель, отличающуюся чудным великолепием и грандиозностью, так, что она представляет из себя вид висячего городка. Он же, о. Авраамий, расширил церковь святыни, т. е. св. пещеру и украсил ее прекрасным иконостасом и дорогой утварью. Дорога, ведущая на вершину горы, ранее была очень опасна, a ныне устроена хорошо, так что поклонники безопасно свободно пробираются до обители. На вершине горы сделана ограда и воздвигнута часовня над древними развалинами церкви, устроенной было прежде на месте, на котором Иисус Христос был искушаем диаволом. Страшная по виду Сорокадневная гора преобразилась ныне в чудное жилище иноков, живущих как птицы небесные»(43).
На вершине был воздвигнут когда-то, в юстиниановские времена, православный монастырь, от которого остались теперь лишь фундаменты маленького храма и разбросанные вокруг капители и обломки колонн. В начале XX века здесь начинали (как обычно, не без русской помощи) строить монастырь «Третьего Искушения». Построили лишь стены, похожие на средневековую крепость, и первый этаж настоятельского корпуса(44).
Восхождение к обители
Паломники, притекавшие в подножию Сорокадневной горы, начинали подъем по крутой, едва доступной для пешеходов тропинке. Каждый воспринимал это испытание по-своему, в зависимости от возраста, от состояния здоровья. Поэтому представляют интерес отрывки из воспоминаний пешеходцев разных времен, сведенные воедино.
Мартин Баумгартен (1500-е гг.): «Привязали скотов своих к древам, и пошли на Кварентанскую гору. Тогда было самое жаркое время и сильный зной, которой при трудном на оную восходе весьма нас беспокоил и приводил в крайнее изнеможение и бессилие. Случалось же иногда, что ползая по мелким каменьям, повсюду без всякого порядка и во множестве разбросанным, и упираясь об оные ногами отрывались с ними вместе и опять на низ упадали. И в таких случаях весьма больно некоторые из нас уязвляли себя, катясь по шероховатым, твердым и колким камням. Но (так) как нам стыдно казалось возвратиться назад и оставить без успеха предприятие свое, наипаче когда уже на Хорив и Синай, гораздо высочайшие и труднейшие горы восходили; то ободрясь сим самым в скором времени достигли вершины и сея горы. Поелику же восход на остальную часть горы и труднее прежнего и опаснее казался; то 16 монахов из спутников наших, оставили нас в сем месте, и, возвратясь к мулам, дожидались там возвращения нашего. Трое же из них, которые были покрепче и посильнее, остались с нами, и наконец с великим трудом (при помощи Божией) взошли на самый верх горы, на коем весьма приятный, прохладный и здоровый воздух расслабленные силы наши укрепил, и нас воскресил»(45).
Князь Радзивилл Сиротка (1583 г.): «У источника св. Елисея отдохнув, а потом поприще отъехав, приехали ко отложинам горы, юже зовут Квадрантена, где Господа нашего диавол искушал. И оставя лошадей и пеши полтретья поприща (polmili) шедши стешкой тесной и узкой и колской (sliska), под которой пропасть есть велика зело: яко многие не хотеша идтл обморока ради, и пришли в половину горы (понеже дале уже идта невозможно), где есть ровное место в длину на шесть лакот, в ширину зело yзкo»(46).
Арсений Суханов (1652 г.): «До самого Сарандаря идти гораздо трудно и страшно, а небывалому человеку от страха и невозможно, понеже круто, и кто оскользнется ногой, то упадет; а на низ глядя страшно: идучи глядит человек все пред собой, а на низ не смотрит, чтоб не устрашился, и тако идет приимаясь за камень руками»(47).
Иеромонах Арсений Каллуда (1670-е гг.): «Обращаясь на путь к западом, увидиши гору зовемую Сарандар, сиречь, coроковницу, идеже Христос 40 дни и 40 нощи постися; cия гора вышшая всех холмов во обстрании Иудеи и Палестины, на юже подобает хотящему взыти, да ходит руками и ногами необувенными за неудобность и жестокость всхода, путь есть вельми тесен и стропотен, им же никто же может удобно ходити; вшед в боки пути обрящеши вертепы ветхие святых скитников, и един источник, иже именуется дождевая вода»(48).
Инок Серапион (1749 г.): «Та гора сама над ровным стоит полем, острая и многочастная; на ту гору весьма идти страшно, а туда, где прежде монастырь был, туда путь весьма страшен и узок; тамо бо на ином месте едва един человек (ка)рачки пролезти может; оттуду як посмотришь вниз, в преглубокую дебрь и пропасть, то великий страх человека обыймет, и един другому запрещает на низ смотреть; до того места многие идти не могли, боялись, и ворочались назад, иные среди пути, другие при самом пути, верху горы (где и монастырь был) дойти мало не могли; я же, с прочими смелейшими, уповая на Бога, лез то руками, то ногами, со страхом, и долез туда помалу»(49).
Уманец А. А. (1843 г.): «Бросив поводья лошади бедуину, я пошел по пробитой дорожке вверх, все прочие последовали за мной. Сперва нужно подниматься по крутой плоскости, продолжению вверх боков пропасти; для облегчения этого всхода дорожка идет прежде вправо, вдоль по крутизне, а потом под острым углом поворачивает влево. Вся эта круто-покатая плоскость состоит из осколков от скалы мелкого камня, который сыплется под ногами и летит на самое дно пропасти. Когда мы достигли самой скалы, то подъем пошел по ней, по выдававшимся кое-где карнизам отвесной стены, узкими, крутыми переходами вперед и потом назад, через висящие над пропастью камни и мимо пещер, из которых во многих видны были признаки еще недавнего жилья, а в некоторых — остатки соломы и прочие следы, показывавшие недавнее присутствие здесь овец, лошадей и даже рогатого скота. Почти непонятно, как затащили сюда этих животных. Жители Иерихона, во время притеснений от правителей Палестины и в особенности во время египетского владычества, скрывались со своими небольшими стадами здесь, как в неприступной крепости, и открытой силой защищали права свои; взять же приступом подобное место нет возможности. Чем выше мы поднимались, тем переходы были труднее, круче, опаснее, неприступнее; в иных местах нужно было перебираться через выдавшиеся камни на четвереньках, а в других были приделаны узкие, уже полуобрушившиеся лесенки, по которым мы перебирались, держась руками за скалу или за передние ступеньки. Подверженным головокружению не советую сюда подниматься.
В некоторых местах были площадки у пещер, и мы, присев на них для отдыха, бросали вниз камни, которые с ужасной быстротой и гулом скатывались рикошетом на самое дно открытой перед нами пропасти, и эхо повторяло гул их падения. Иногда мы уклонялись по карнизам скалы в одну и другую сторону, чтобы взглянуть на боковые пещеры, служившие в свое время кельями бесчисленным отшельникам. В одном или в двух местах, величиной в одну квадратную сажень, занесенные сюда ветрами, а, может быть, давно минувшими жильцами этой пустыни тонкие слои земли, освеженные влагой камня, зеленели мелким дерном, и мы, для полного отдыха всем членам, измученным тягостным всходом, растягивались здесь всем своим телом. Отсюда видны были протоптанные дорожки на крутизне другой стороны пропасти, которые беспрестанно разветвлялись и примыкали к пещерам противоположной скалы. По мере нашего восхождения, картина долины более и более развертывалась перед нашими глазами, и когда мы достигли, не без упорного труда и не без пота ручьями на лице, до одной из трех самых верхних пещер, которую предания приписывают Спасителю, то поняли всю силу выражения Священного Писания: «и поставил Его диавол на высокой горе, и показал Ему все царства земные, и сказал Ему: все могущество сих царств и всю славу их я отдам Тебе, поклонись только мне»(50).
Схимонах Селевкий (1844 г.): «Отправились на Сардарскую гору т. е. на гору Искушения (где диавол искушал Спасителя); но только выбралось человек десять, взойти на высоту»(51).
Виктор Каминский (1851 г.): «Проехав немного по равнине, мы увидели исполинскую Сорокадневную гору и направились к ней; но к подошве ее не приближались, а рассматривали эту возвышенность издали, в зрительные трубки. На горе видно было много отшельнических вертепов, но мои мысли занимал более сорокадневный на ней подвиг Христа Спасителя»(52).
Тот же паломник (1857 г.): «Я взял с собой двух солдат и отправился к Сорокадневной Горе, до которой от пилигримского стана было один час ходу. У подошвы этой горы, когда мы к ней приближались, видны были какие-то развалины, в сердце ее — вертепы, а на вершине белело небольшое здание. Пройдя развалины, мы начали взбираться на гору, разными извивами, и, достигнув ее середины, вошли в большую, высокую пещеру, имеющую два выхода. Здесь мне внятно сказало сердце, — какое это место, а признаки бывшего храма с куполом, и следы стенного изображения Богоматери над престольным местом, тотчас подтвердили предчувствие. «Итак, я в том св. вертепе, где сорок дней, в уединении, в посте и молитве, проводил Великий Первосвященник, готовившийся искупить мир»(53).
Игумен Антоний (Бочков) (начало 1850-х гг.): «Только трое из нашей небольшой общины пошли на Гору искушения. Путь сначала возвышается безтрудно, но когда нижний хребет начинает сгибаться и показывать свои пропасти, тогда стезя теряется между плотных камней. Чем выше, тем неудобнее ход от покатостей и мелких камней, бегущих из-под ног. Нечаянно мы поворотили налево к пропасти, и нечаянно взошли в пещеру, где, по преданиям, уединялся Спаситель, и за это в Иерусалиме поблагодарили Бога, что без проводника сами привелись к этим святым местам. Араб-проводник шел к нам навстречу, и напрасно помогал взбираться к верхним малым пещерам. Сделав несколько тщетных усилий, мы уже не отважились идти выше, хотя впоследствии узнали, что некоторые из иерусалимских поклонников и женщины другой тропинкой взбирались на самый верх. Пещера почернела от костров католических богомольцев: в наше время один поляк решился пробыть в ней один две недели Великого поста; и в одном плаще, с фонарем, в сопровождении известного ему араба, отправился из Иерусалима. Слух пронесся, что он пропал, но эта участь постигла его несчастного проводника. Доставляя нужное для тепла и пищи, бедный иерихонец оборвался с высоты в пропасть, и остался в ней без дыхания. Дно ее сухо и спуск в нее нетруден, потому родственники взяли его тело, нисколько не упрекали поклонника, и не потребовали удовлетворения за кровь убитого»(54).
Русская паломница (начало 1860-х гг.): «Мы шли пустыней и по пути собирали себе акриды; потом взбирались по крутым каменистым горам, потом опять пустыней, несколько раз переходили источник, который пробивался там через кусты, во многих местах. И вот, наконец, перед нами уже раскрылась святая гора! Мы удвоили шаги, но, увы, мы не удостоились быть на ней: солнце уже стало заходить, мы опоздали. Провожатый советовал вернуться домой, говоря: «Харцы нападут», и действительно, мы увидели у подошвы горы и на горе, прохаживались несколько вооруженных бедуинов: но мои спутницы были неустрашимы, тверды, и настойчиво шли вперед. Их храбрость, непоколебимая вера и сильное благоговение к святыне меня удивляли, с сокрушенным сердцем сравнивала я себя с ними, и во всем находила себя хуже их. Они стремились достигнуть хотя до половины горы, где были прежде основаны монастыри, но глубокий источник пересек нам дорогу и перекладин не было; из-за кустов показались бедуины с предлинными шестами, но увидев провожатого, остались неподвижны. С грустным сердцем посмотрели мы на святую гору, которая была уже от нас близка и принуждены были вернуться назад. Еще прискорбней нам стало, когда мы увидели другую партию наших русских, уже возвращающихся со святой горы, с полными руками разных святостей. Мы помолились издали на священную гору и возвратились к своим палаткам»(55).
Смышляев Д. Д. (1865 г.): «Спустившись по чрезвычайно крутой и небезопасной дороге в Иорданскую долину, мы взяли влево, к Сорокадневной горе. Доступ на вершину ее чрезвычайно труден и опасен. Гора вся состоит из ярко-красного песчаника, имеет форму весьма отлогого конуса, совершенно лишена растительности, вся в слоях, уступах и обрывах; изрыта множеством пещер, частью натуральных, частью обделанных для жилья, в которых спасались в древние времена подвижники»(56),
Елисеев А. В. (1884 г.): «Караван идет прямо к Сорокадневной горе — одной из крайних горных масс, замыкающих долину, поражающей издали своим диким величием, изрытыми в боках пещерами, в которых притаился бедный монастырь Сорокадневной горы — Джебель Карантель. У источника пророка Елисея, лежащего перед подъемом на гору, путешественники обыкновенно слезают с животных, и, испив водицы, идут пешком к подъему на гору Искушения. Как ни труден подъем на Сорокадевную гору, но до монастыря добраться может всякий, даже старый и немощный»(57).
Евгений Марков (конец 1885 г.): «Тропинка поднимающаяся к этому в воздухе висящему и вместе под землей скрытому монастырю, карабкается сначала зигзагами по сыпучей осыпи, завалившей в течение долгих столетий подножие титанического Сарандарского утеса каменным сором его собственных вершин; потом она резко поворачивает налево и с безумной смелостью забирается на чуть приметную ленточку карниза, по которой плетется целые полверсты вдоль отвесной сплошной стены Сарандаря, грозно надвинутой над ней до самых облаков, все круче и круче вверх над зяющей внизу адской пропастью, от которой не заслоняет ее ничто… Самые крепкие нервы, самые привычные люди с жутким чувством отваживаются подниматься по этой мушиной тропинке. Даже у проводников-арабов, даже у местных иноков не всегда выдерживает голова в этой прогулке по каменному канату своего рода.
Якуб нам рассказал по этому поводу разные трагические случаи; недавно тут погибли, по его словам, две богомольные русские дамы, непривычные головы которых будто бы закружились на одуряющих кручах, и они будто бы свалились в пропасть со своих ослов; погиб будто бы еще один молодой монах, только что поступивший в монастырь и еще не успевший закалить себя созерцанием горных бездн. Оставляю эти сведения всецело на ответственности Якуба, охотника до апокрифических сказаний. В сущности, дорожка по карнизу не представляет реальных опасностей, по крайней мере, теперь, когда миновало время весенних ливней, и размытая тропа хорошо исправлена и даже огорожена низенькой закраинкой из щебня. Вся опасность только в нервах, в воображении, в неописанном ужасе глаз. Стоит только отвернуться от бездны к отвесной стен Сарандаря, предоставить умной арабской лошадке идти, как знает, своей дорожкой, — и она безопасно доставит вас вверх, в пещерный монастырь»(58).
Коптев А. (1887 г.): «Иеромонах Антоний был на этой горе во время первого своего путешествия и сообщил некоторые интересные о ней сведения. Чтобы достигнуть монастыря, устроенного на половине этой горы, поклонники должны в продолжение часа пробираться ползком по отвесному уступу и узкой тропе, аршина в полтора шириной. Достигнуть самой вершины горы может только тот, кто не боится потерять ногти на пальцах или переломать свои члены»(59).
Картавцов Е. Э. (1889 г.): «Подъем на Сорокадневную гору. Три четверти подъема мы сделали верхом, пешком же пошли с того места, где прекращается дорожка и начинается высеченная в скалах узкая лестница, расширяющаяся только на поворотах; справа от нее скала, слева пропасть, дно которой так глубоко, что даже и не видно. На полу-пути мы встретили караван ослов; на них нагружают тяжести, чтобы взвести их к часовне; умные животные идут по крутой и тесной лестнице словно по ровной дороге, только шаг их медленнее и осторожнее; мы прижимаемся к cтeне; весь караван проходит мимо так, что один из вьюков висит над бездной, а другой чуть не касается нас»(60).
Прот. Павел Бобров (начало 1890-х гг.): «Подъем на гору совершили мы пешком. Тропа сначала отлогая, потом крутая, высечена вдоль отвесной стены, но столь удобна, что можно подниматься и на осле. Добрались мы наконец до обители св. горы, помолились и приняты были по обычаю очень любезно»(61).
Прот. Владимир Гуляев (начало 1890-х гг.): «Я, боясь головокружения, не поднимался на гору, а остался внизу и выкупался в небольшом быстром ручье, не более аршина ширины и пол аршина глубины. Вода чистая, прохладная, приятная. Ручеек этот называется источником Елисея. Четверо же из нас восходили на гору; посреди ее в отвесе скалы устроен маленький монастыре к с церковью. Путь к монастырю — узкая тропинка (двоим рядом идти нельзя), зигзагами, частью по склону, а частью по отвесу горы»(62).
Архимандрит Мефодий, настоятель Никандровой пустыни Порховского уезда Псковской губернии) (1892 г.): «Мы стали подниматься на «Сорокадневную гору». Подъем на эту гору довольно труден, так как среди Иудейских гор нет ни одной, которая была бы круче и богаче пропастями и мрачными обрывами»(63).
Петр А-истов (начало 1890-х гг.): «Вид на монастырь снизу очень красив и оригинален: это точно гнездышко, прилепившееся к боку горы и приветливо смотрящее вниз. Сначала отлогая дорога дальше превратилась в крутую, и нам пришлось подниматься почти вертикально. Местами дорогу затруднял, а в то же время отчасти и облегчал, набросанный здесь щебень. Для предупреждения падения с крутизны построены заборы из сложенных друг на друга без всякого скрепления камней. Но трудность дороги облегчало и делало, так сказать, менее ощутительной наше непреодолимое желание увидеть те места, где Господь Иисус Христос провел в глубоком посте и молитве 40 дней»(64).
Арсений, епископ Сухумский (середина 1890-х гг.): «Что же касается дороги, ведущей в обитель, то часть ее представляет скользкую, как бы полированную поверхность скалы на самом краю пропасти. Чтобы безопаснее пройти здесь, рекомендуется лучше разуть свои ноги, и, во всяком случае, не должно предпринимать этого восхождения без проводника, хорошо знакомого с местностью. Да без помощи другого человека и подняться здесь нельзя, потому что лестница разрушена, а надобно сначала войти в пещеру отшельническую, находящуюся внизу пещеры Спасителя, и оттуда, став на плечи проводника, проникают через малое круглое отверстие в святую пещеру. Помолившись в этом священном месте, стоит взглянуть на окрестности; отселе великолепный вид на долину Иорданскую, на Мертвое море и отдаленные за Иорданом синеющие горы Моавитские»(65).
Ювачев И. П.(начало ХХ в.): «Крутыми спусками мы быстро съехали в равнину и повернули налево к Сорокадневной горе, или Джебель-Каранталь, как ее здесь называют. У подошвы ее мы заметили маленькое селение, а, может быть, временное бедуинское становище, из которого вышел нам навстречу мальчик. Извозчик попросил его покараулить лошадей, пока мы сходим на гору. Крутая дорожка, пробитая в каменистом грунте, вела к удивительному по устройству греческому монастырю. Он состоял из ряда пещер, высеченных в отвесных скалах, с примыкающими к ним висячими балконами, подпертыми снизу. Монахи и сам настоятель, архимандрит Авраам, любезно показывали нам все, что могло нас интересовать, и угощали шербетом и кофе. Обстановка обители не богатая»(66).
Иеромонах Серафим (1908 г.): «Оставив лошадей, мы пешком направились на величественную «Гору Искушения», где диавол с нахальством дерзнул искушать Богочеловека, и где Он сорок дней постился и молился. Обливаясь потом, мы с трудом поднялись на гору до монастыря, который устроен на горных скалах, как орлиное гнездо»(67).
Монах Маркиан (1911 г.): «Заехали на Сороковую гору, где Господь 40 дней постился. Стали подниматься на гору; на пол-горе стоит монастырь; я на самую вершину не взбирался, так как очень уж высоко, а походил по монастырю, любовался с балконов монастырских на чудный вид окрестностей: виден Иерихон и окружающие его местности»(68).
Прот. Александр Глаголев (1911 г.): «Mы, оставив лошадей у подошвы горы, решили подняться на гору Искушения. Крутая тропинка вела на гору. Мы стали взбираться на нее, чтобы посетить расположенный на склоне ее греческий монастырь. Было утро, но жара стояла невыносимая, при абсолютной тишине в воздухе. С большим трудом добрались мы до ряда вырытых в скале пещер с террасами, которые и составляют все помещения монастыря»(69).
Епископ Рязанский и Егорьевский (старообрядческий) Александр (1914 г.): «Поднявшись на полгоры по неудобной каменистой дороге, мы порядочно вспотели, и предстояло подниматься на очень крутую гору — к монастырю, прилепившемуся к отвесной скале и висящему над пропастью — как ласточкино гнездо. Проводник наш тоже напугал нас трудностью восхождения, и мы, с епископом Мелетием и Иваном Николаевичем, отказались от посещения монастыря и вершины 40-дневной горы, а вошли в монастырский сад, обнесенный каменной стеной. Наши же спутники пошли выше; не отстал от них и старик Михаил Михайлович»(70).
Быстров С. И. (до 1914 г.): «Едва заметная тропинка, зигзагами извивавшаяся между скалами, вела к монастырю. Утомившиеся восхождением к подошве горы, преосвященные путники не решились предпринять весьма трудный подъем к монастырю, а тем более на самую вершину горы; охотниками заявили себя только четверо: помещик Заварицкий, сестра Мария, жена помещика с юга России и я. Владыки и другие члены нашего каравана остались в монастырском саду, приютившемся тут же у подошвы горы, где, под сенью винограда, бананов и маслин, гостеприимный сторож сада, греческий монах, предложил им скромное угощение. Подъем в гору действительно оказался труден; трудность эта увеличивалась еще от страшной жары, которая по мере подъема казалась едва выносимой. Прошло добрых полчаса, пока мы добрались до железной калитки монастыря, просеченной прямо в каменной скале и с облегчением вошли внутрь горной обители»(71).
Ступенкова Л. (1953 г.): «От подножья мы шли, как по веревочной дорожке, кружилась голова и бездна манила вниз. Здесь мы встретили бедных детей бедуинов с протянутыми ручками, но осторожная мать В. запретила мне раздать им мелочь из опасения, что из-за скал появятся их десятки и может произойти несчастье на узкой каменной тропинке вьющейся кверху»(72).
Игумен Никон (Смирнов) (1994 г.): «Увидели монастырь, который, словно ласточкино гнездо, прилепился к горе на средине ее высоты. Матушка Мария перед началом восхождения предупредила всех нас, чтобы поднимались молча, творя Иисусову молитву, ради важности и святости этого места, где Господь постился сорок дней.
«Кто не умеет молиться, — говорила матушка, — то пусть хоть не разговаривает в пути». А в нашей группе были люди малоцерковные. Они спрашивают матушку: «А какова Иисусова молитва?». Матушка ее произнесла: „Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного“.
Солнце печет все сильней, пот каплями выступает на лице. Суровая природа гор. Монахи-паломники перебирают четки с молитвой Иисусовой. Здесь тоже решалась судьба человечества. Диавол хотел и второго Адама — Христа искусить и ввергнуть в грех. Трижды приступал сатана ко Христу с искушениями, но потерпел полное поражение. Вот эти камни, они смотрят на нас, на них, вероятно, когда-то диавол показывал, соблазняя Спасителя утолить голод через чудо превращения их в хлеб»(73).
1 Лисовой Николай. Святая Земля: история и наследие. М.; СПб., 2015. С. 261.
2 Житие и хожение Даниила, игумена Русской земли // Путешествия в Святую Землю. Записки русских паломников и путешественников ХII—ХХ вв. М., 1994. С. 24.
3 Путешествие в Иерусалим, Египет и к Синайской горе в 1583 году Трифона Коробейникова. М., 1854. С. 63—64.
4 Лисовой Николай. Указ. соч. С. 262.
5 По смерти Ирода Великого вся Палестина была разделена на четыре участка или области и состояла под управлением трех его сыновей. Старший из них, Архелай, получил в свое обладание две части Палестины, или половину всего, чем владел его отец, и имел титул народоправителя (этнархис); но братья его Ирод Антиппа и Филипп получили по одному только участку, или по четвертой части всего царства своего отца, и назывались четвертовластниками (тетрархе). Поелику же сами они называются в Евангелии и у светских писателей царствующими (Матф. 2. 22) и царями (Матф. 14, 9), то и бывшие во власти их участки или области именуются царствами (Софония, епископ. Указ. соч., примеч. С. 166).
6 Софония, епископ Туркестанский и Ташкентский. Из дневника по службе на Востоке и Западе. СПб., 1874. С. 166.
7 Порфирий (Успенский), епископ. Книга бытия моего. Т. 5. СПб., 1899. С. 60.
8 Проскинитарий. Хождение старца Арсения Суханова во Иерусалим и в прочия святыя места для описания святых мест и греческих церковных чинов // Православный Палестинский сборник. Т. VII. Ввып. 3. СПб., 1889. С. 77—78.
9 Уманец А. А. Поездка на Синай с приобщением отрывков о Египте и Святой Земле. Ч. 2. СПб., 1850. С. 355.
10 Коптев А. Воспоминание о поездке в Константинополь, Каир и Иерусалим в 1887 году. СПб., 1888. С. 191.
11 Марков Евгений. Путешествие по Святой Земле. СПб., 1891. С. 258.
12 Соловьев М. П. По Святой Земле (1891 г.). СПб., 1897. С. 262—263.
13 Бобров Павел, прот. Письма паломника о святой горе Афонской, о граде Иерусалиме и других местах Востока. М., 1894. С. 77.
14 Иерусалим. Из путевых очерков Пьера Лоти. СПб., 1898. С. 47.
15 Юшманов В. Д. Святая Земля по следам русских паломников. СПб., 1902, С. 19—20.
16 Порфирий (Успенский), епископ. Книга бытия моего.Т. 5. СПб., 1899. С. 61.
17 Серафим, иеромонах. Путевые впечатления. СПб., 1910. С. 72.
18 Марков Евгений. Указ. соч. С. 260.
19 Порфирий (Успенский), епископ. Книга бытия моего. Т. 5. СПб., 1899. С. 61.
20 Там же. С. 62—63.
21 Там же. С. 63.
22 Марков Евгений. Указ. соч. С. 260.
23 Проскинитарий. Хождение старца Арсения Суханова во Иерусалим и в прочия святыя места для описания святых мест и греческих церковных чинов // Православный Палестинский сборник. Т. VII. Вып. 3. СПб., 1889. С. 77.
24 Путник или путешествие во Святую Землю Матронинского монастыря инока Серапиона 1749 года // Чтения в Обществе истории древностей Российских (ЧОИДР), 1873, июль—сентябрь. Кн. 3, отд. V. С. 120.
25 Марков Евгений. Указ. соч. С. 260.
26 Муравьев А. Н. Путешествие ко Святым местам в 1830 году // Святые места вблизи и издали. Путевые заметки русских писателей 1-й половины ХIХ века. М., 1995. С. 138.
27 А. Т. Очерки Иерусалима и святых окрестностей. Из переписки о Востоке Мишо и Пужула. СПб., 1837. С. 197.
28 Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле постриженика святые горы Афонския инока Парфения. М., 1999. С. 70.
29 Цит. по: Святая Земля. Историко-культурный иллюстрированный альманах. Издание Русской Духовной миссии в Иерусалиме. № 1, часть 1. 2012. С. 78.
30 Архимандрит Леонид (Кавелин). Старый Иерусалим и его окрестности. Из записок инока-паломника а. Л-а. М., 1873. С. 399.
31 Там же. С. 399.
32 Сипягин В. Путешествие его императорского высочества государя великого князя Николая Николаевича Старшего по Турции, Сирии, Палестине и Египту в 1872 году. СПб., 1873. С. 73.
33 Скалон Д. А. Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите великого князя Николая Николаевича в 1872 году. СПб., 1881. С. 86.
34 Ныне это храм восстановленного греческого Сорокадневного монастыря (монастырь Первого Искушения).
35 Хитрово В. Н. К животворящему Гробу Господню. М., 2003. С. 149—150.
36 Хитрово В. Н. Русские паломники Святой Земли. СПб., 1905. С. 180.
37 Соловьев М. П. По Святой Земле (1891 г.). СПб., 1897. С. 261.
38 Там же. С. 261.
39 Лисовой Николай. Указ. соч. С. 261—262.
40 Верещагин В. В. О зарубежном Востоке. М., 2001. С. 11.
41 Лисовой Н. Н. Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле и на Ближнем Востоке в ХIХ — начале ХХ в. М., 2006. С. 323—324.
42 Арсений, епископ Сухумский. Святой град Иерусалим и другие святые места Палестины. СПб., 1896. С. 190—191.
43 Серафим, иеромонах. Путевые впечатления. СПб., 1910. С. 72.
44 Лисовой Николай. Святая Земля: история и наследие. М.; СПб., 2015. С. 263.
45 Баумгартен Мартин. Посетитель и описатель святых мест или путешествие в Египет, Аравию, Палестину и Сирию. СПб., 1794. С. 144—145.
46 Похождение в Землю Святую князя Радивила Сиротки. 1582—1584. СПб., 1879. С. 79—80.
47 Проскинитарий. Хождение старца Арсения Суханова во Иерусалим и в прочия святыя места для описания святых мест и греческих церковных чинов // Православный Палестинский сборник. Т. VII. Вып. 3. СПб., 1889. С. 78.
48 Арсений Каллуда, иером. Проскинитарий святых мест святого града Иерусалима (1679 г.). СПб., 1883. С. 52—53.
49 Путник или путешествие во Святую Землю Матронинского монастыря инока Серапиона 1749 года // Чтения в Обществе истории древностей Российских (ЧОИДР), 1873, июль—сентябрь. Кн. 3, отд. V. С. 120.
50 Уманец А. А. Поездка на Синай с приобщением отрывков о Египте и Святой Земле. Ч. 2. СПб., 1850. С. 356—358.
51 Рассказ святогорца, схимонаха Селевкия о странствовании по святым местам. СПб., 1860. С. 126.
52 Каминский Виктор. Воспоминания поклонника Святой Земли. СПб., 1856, С. 266—267.
53 Каминский Виктор. Воспоминания поклонника Святого Гроба. СПб., 1859. С. 504.
54 Антоний (Бочков), игумен. Русские поклонники в Иерусалиме // ЧОИДР, октябрь—декабрь 1874. Кн. 4. Ч. II. С. 71.
55 Путешествие в Иерусалим на поклонение святым местам. (Путевые записки странницы). СПб., 1866. С. 148—149.
56 Смышляев Д. Д. Синай и Палестина. Из путевых заметок 1865 года. М., 2008. С. 163.
57 Елисеев А. В. С русскими паломниками на Святой Земле весной 1884 года. СПб., 1885. С. 242.
58 Марков Евгений. Путешествие по Святой Земле. СПб., 1891. С. 261—262.
59 Коптев А. Воспоминание о поездке в Константинополь, Каир и Иерусалим в 1887 году. СПб., 1888. С. 191.
60 Картавцов Е. Э. По Египту и Палестине. СПб., 1892. С. 207.
61 Бобров Павел, прот. Письма паломника о святой горе Афонской, о граде Иерусалиме и других местах Востока. М., 1894. С. 77.
62 Гуляев Владимир, прот. В Иерусалим и на Афон. СПб., 1892. С. 45.
63 Мефодий, архим. Дневник палестинского паломника. СПб., 1893. С. 23.
64 А-истов Петр. Путешествие в Палестину. СПб., 1894. С. 123.
65 Арсений, епископ Сухумский. Святой град Иерусалим и другие святые места Палестины. СПб., 1896. С. 191.
66 Ювачев И. П. Паломничество в Палестину к Гробу Господню. СПб., 1904. С. 236.
67 Серафим, иеромонах. Путевые впечатления. СПб., 1910. С. 71.
68 Цит. по: Святая Земля. Историко-культурный иллюстрированный альманах. Издание Русской Духовной миссии в Иерусалиме. № 1, часть 1. 2012. С. 224.
69 Глаголев Александр, прот. По святым местам: от Киева до Иерусалима. Киев, 2005. С. 72.
70 Кир Александра, епископа Рязанского и Егорьевского (старообрядческого), Дневник путешествия в Палестину. М., 1916. С. 67.
71 Быстров С. И. По Востоку. (Путешествие старообрядческих епископов). М., 1916. С. 167—169.
72 Ступенкова Л. Пасха в Святой Земле. Мюнхен, 1955. С. 30.
73 Никон (Смирнов), игумен. От Галилеи до Фиваиды. Изд-во «Паломник», 1995. С. 47—48.