Исторические свидетельства
Опубликовано в журнале Нева, номер 5, 2018
Михаил Николаевич Кураев родился в 1939 году. Окончил театроведческий факультет ЛГТИ им. А. Островского. С 1961-го по 1988 год работал в сценарном отделе киностудии «Ленфильм». Автор 20 книг прозы. Произведения переведены на 12 языков. Лауреат Государственной премии Российской Федерации 1998 года. Живет в Санкт-Петербурге.
Из книги «Отец и другие».
…Народы прощают многое — варварство Петра и разврат Екатерины, прощают насилия и злодейства, если они только чуют силу и бодрость мысли. Но непониманье, но бледную шаткость, но неуменье воспользоваться обстоятельствами, схватить их в свои руки, имея неограниченную власть, ни народ, ни история никогда не прощают, какое там доброе сердце ни имей.
1857 г., «Полярная звезда», № 3. А. И. Герцен. Т. VII. С. 71
…И кто знает? может быть, некогда история сделается художественным произведением и сменит роман так, как роман сменил эпопею.
В. Г. Белинский. О русской повести и повестях г. Гоголя. 1835 г.
ПРЕДИСЛОВИЕ. ЗАЧЕМ ВСПОМИНАТЬ?
Уж и не вспомнить, как давно, ясно сознавая тяжесть ноши, не решался к ней подойти. А теперь оглядываешься и видишь: тех, кто готов был бы взяться, поднять, донести, почти и не осталось. Да и на твоих часах маятник вот-вот начнет затухающее движение. Времени не осталось откладывать эту работу
10 сентября 2017 года, на следующий день после дня рождения Льва Николаевича Толстого, я оказался в числе писателей, участников Международных Яснополянских писательских встреч, приглашенных на дискуссию в Тульский государственный педагогический университет им. Л. Н. Толстого. В столетнюю годовщину двух, как принято считать, русских революций участникам дискуссии была предоставлена возможность сказать о своем понимании событий столетней давности и, естественно, дать оценку последствиям этих событий. При условии необъятности темы, ограниченности времени и большого числа участников предстоящего разговора нужно было в отведенное краткое время сказать что-то самое главное, с моей точки зрения.
Хорошая вещь — стихи, случается и в несколько строк умещается больше, чем в долгие рассуждения:
Мир яблоком зеленым на оконце
Казался нам, позолотив бока,
Где Родина — там красный свет от солнца,
А остальное — зелено пока!
Это стихи поэта Павла Когана, в них его символ веры, защищая и свои убеждения, и краснозвездную Москву. Погиб в сентябре 1942 года на сопке Сахарная Голова под Новороссийском. При жизни не публиковался.
Есть в наших днях такая точность,
Что мальчики иных веков,
Наверно, будут плакать ночью
О времени большевиков
И будут жаловаться милым,
Что не родились в те года…
Это стихи Михаила Кульчицкого, сказал я притихшему многолюдному залу, в них и его символ веры, и он тоже отдал жизнь за свои убеждения. Командир минометного взвода младший лейтенант Кульчицкий погиб под Сталинградом в январе 1943 года.
Похоже, что завтрашние педагоги слышали имена Когана и Кульчицкого едва ли не впервые. А ведь это были молодые поэты, родившиеся уже после революции, как искренние и подлинные художники, они слышали главное в своем времени и были голосом своего времени.
«Петровские» времена, «екатерининские» времена, «николаевские», «сталинские», «хрущевские», «брежневские» — пусть о них судят историки, это их хлеб. Мне же остается лишь попытаться в меру сил восстановить неоспоримую жизненную реальность произошедшего, сказать — так было — и не обременять читающего выводами.
Мы — это наша память.
Во все времена были люди и дела, достойные благодарной памяти. Жить, не помня своего родства, как минимум, свинство. Мы не вольны выбирать время, но вольно или невольно, оглядываясь на времена минувшие, мы видим там родные души, выбираем. Одному по сердцу адмирал Ушаков, другому его однофамилец и современник, глава Тайной канцелярии, упраздненной незадачливым Петром Третьим и восстановленной дальновидной вдовой Петра Третьего, Великой Екатериной…
Порицать, осуждать, прославлять, воспевать или качаться на качелях: «С одной стороны… С другой стороны…» — дело, может быть, и не скучное, если располагать избытком времени…
Я не стал, следуя рекомендации организаторов дискуссии в Педагогическом университете, говорить о своем «понимании» событий Февраля и давать «оценку» Октябрю 1917-го. Решил использовать отведенные пятнадцать-двадцать минут для того, чтобы сказать о людях, живших с 1917-го по 1991 год при советском строе, о людях, давших мне жизнь, сохранивших мне жизнь и страну и позволивших стать тем, кем даже не мечтал стать.
Сегодня, сказал я, вы, наверное, уже привыкли свысока оглядываться на дубоватых «совков», может быть, этакое высокомерие повышает ваше самочувствие. И «коммуняками» вас пугают. Вот ужо придут «коммуняки», и ни «Сникерса» не съедите, ни рэп не попоете, ни «Дом-2» не посмотрите, и всех под конвоем поведут на каторгу. Не бойтесь, говорю, тех, кем вас пугают, их больше нет, некому возвращаться. Советские люди, советский народ — это уникальное историческое образование, это три, может быть, всего лишь два с половиной поколения людей, каких никогда в истории не было и, можете быть спокойны, больше никогда не будет. Те, что именуются сегодня коммунистами, совсем не похожи ни на моего отца, ни на его коллег, ни на коммунистов советской поры. Разумеется, все меняется и должно меняться, не стану судить, кто лучше, кто хуже. «Нас стараются превратить в пугало», — сказал я незаготовленные слова, прежде чем замолчать. — Не надо нас бояться. Мне кажется, если вы узнаете, какими мы были, может быть, даже будете гордиться родством. Может быть, вы нас и полюбите». Вот этого я и сам от себя не ожидал. Потом понял, вырвалось не случайно, те, о ком я рассказывал, достойны любви.
«С некоторых пор развилась у нас страсть, беспримерная и в наших собственных летописях, и в летописях целого мира, — страсть бранить, порицать и отрицать в себе все, предавать в себе все поруганию и осмеянию, все в себе терзать и уничтожать… В нашей литературе страсть эта доходила до последних пределов безобразия: и повести, и разные философские трактаты, и всякого рода критические статьи имели своею главною целью изображать гнусные свойства русского человека на всех общественных средах и русского быта во всех его видах. …Ничего не осталось нетронутым: и старина наша отвратительна, и новизна наша возмутительна, и простой народ наш безнадежен, и наши образованные классы исполнены всякой мерзости… все подлежит беспощадному бичеванию…» Это слова Михаила Каткова, издателя газеты «Московские ведомости», сказанные им в 1863 году. У Каткова репутация консерватора, но вовсе не надо числиться непременно в прогрессистах, чтобы любить свою страну и остро чувствовать все попытки ее унижения.
«Оскорбление народного чувства во всем, что для него есть святого, есть страшное насилие и бесчеловечность». Это уже Федор Михайлович Достоевский.
Разве сегодня большинство соотечественников не думает, не чувствует так же?
Но вернемся в Тулу 2017 года, в Педагогический университет.
Все отведенное мне время я говорил о тех, кого я знал, кто вводил меня в жизнь и был рядом. Разумеется, как и во все времена, были и в наше время шкурники, спекулянты, убийцы, но их так и называли — спекулянтами и убийцами, а не риелторами и киллерами.
Рассказал, как эти люди работали, как относились к барахлу, как в условиях войны, неся страшные потери, сумели не только достичь довоенного уровня в выработке электроэнергии, но и превзойти его.
Чтобы молодые люди сегодня представили себе, что такое для нас июнь сорок первого, напомнил: три столицы союзных республик, Минск, Вильнюс и Рига, были захвачены немцами в первые 12 дней войны.
Напомнил и о том, как в первые же полтора года войны на 80 % была разрушена и захвачена немцами наша химическая промышленность, базировавшаяся у нас, главным образом, на юге. Химия — это взрывчатка, порох, без них не навоюешь. Но уже к концу 1942 года расширенные старые предприятия, эвакуированные и вновь построенные на Урале и в Средней Азии, вывели химическую продукцию СССР на довоенный уровень. И это в 1942 году, когда мы отступали, а немцы вышли к Волге!
«История не знала таких примеров, — напомнил я, — боюсь, вам сегодня об этом не рассказывают».
Я им успел сказать, как после двухнедельных непрерывных бомбежек, проведенных немцами в преддверии битвы на Курской дуге, восстанавливались из руин шинное производство в Ярославле и автомобильное и танковое производство в Горьком (Нижний Новгород). С цифрами и датами. О том, как в Горьком пускали главный конвейер под брезентовой «крышей». О том, как сталинградский завод «Красный Октябрь», на территории которого в январе 1943 года шли бои, в июле! 1943 года дал первую мартеновскую плавку, а в августе первый прокат! О том, что Сталинградский тракторный, так же бывший полем боя, летом 1944-го выпустил трактор новой модели! Успел немножко сказать и о «коммуняках», о начальнике Братскгэсстроя Наймушине Иване Ивановиче, коллеге и друге моего отца. Сказал и моем старшем друге, Галлае Марке Лазаревиче, летчике-испытателе, Герое Советского Союза, наставнике первого, «гагаринского», отряда космонавтов. Сказал и об отце, отдавшем свою жизнь отечественной энергетике… Сказал коротенько и о том, как они относились к вещам, почестям и комфорту.
После того как наша «дискуссия» в ТПГУ им. Л. Н. Толстого закончилась, ко мне подходили преподаватели: «Почему вы оборвали свое выступление? Как-то раз, и вдруг закончили…» — «Мне показалось, что я говорю слишком долго». — «Ну что вы! Вы же видели, как вас слушали…»
На следующий день приехавшие в Ясную Поляну преподаватели, организаторы дискуссии, рассказали, как долго и бурно обсуждалось студентами рассказанное мной уже после нашей встречи в университете.
«Они же ничего этого не знают!»
«Почему?» — спросил я.
Может быть, это Тульский педагогический университет такой особенный, думаю, что нет. В 2012 году я ехал на машине из города нефтяников Муравленко на Ямале в город нефтяников в Западной Сибири — Тюмень. Остановился в Тобольске. Естественно, могилы декабристов, Кремль, тень Менделеева, тень царской семьи…
В Кремле над обрывом, откуда виден Тобольск, распластавшийся вдоль берега Иртыша, рядом оказался молодой человек лет девятнадцати-двадцати с девушкой. Юноша «производил впечатление» своими познаниями не только на девушку, но и на всех, готовых слышать несколько афишированный голос. И я услышал: «В семнадцатом году двенадцать хулиганов захватили в Тобольске власть и учредили Советы…» —
«Именно двенадцать?» — переспросил я, поскольку стоял рядом, а юноша говорил просветительски громко. «Да, двенадцать, это исторический факт!» — «А не нашлось тринадцати нехулиганов, чтобы им помешать?» — спросил я. «Так это же большевики!» Действительно, тут и пятнадцать бы не справились. Сегодня это тип повсеместный: читал немного, слышал неясно, но в новой вере тверд! «Учитесь, работаете?» — спросил я. «Учусь». — «И где же?» — ожидал услышать ПТУ или техникум. «В Педагогическом институте». «И на каком факультете?» — «На историческом». Хотел спросить, читал ли он «Двенадцать» Блока, да времени на разговоры не было. «Сочувствую вашим ученикам», — только и сказал и пошел своей дорогой.
Вот такая, как говорится, история с элементом географии.
Представляю, как удивится будущий преподаватель истории, если вдруг заглянет в «Философию истории» Гегеля и прочитает: «Всемирная история не есть… поле, где господствует случайность».
Бог с ним, с Гегелем, тобольскому интеллектуалу, может быть, ближе Черчилль? Но и он не поощрял невежество. «Если мы будем пытаться поссорить прошлое и настоящее, мы потеряем будущее». У. Черчилль.
И вот уже 2017 год, читаю в газете: педагог на уроке истории сообщает, что «еще три тысячи лет назад на территории нынешней России существовало развитое государство. Называлось оно „СвЕтая Русь“, потому что жители ее были христианами и несли свет христианства другим народам. Жили они нравственно и молились своим богам». Как говорится: мели, Емеля! За тысячу лет до рождения Христа на Руси было христианство. То, что христиане — монотеисты и множеству богов не молятся, до таких глубин познания нынче можно и не донырнуть. Не в одном ли вузе вместе с моим тобольским «историком» их учили?
А вот ответы, звучащие на экзаменах по истории в 2013 году:
«Помещики устраивали облавы на крестьян, потом к ним присоединились большевистские комиссары».
Мне посчастливилось знать Григория Михайловича Козинцева и работать в одно время с ним на «Ленфильме». Вдова издала книгу, составленную из рабочих тетрадей режиссера, назвала ее «Время и совесть», взяв в заглавие слова, чаще всего встречающиеся в тексте. На обложке под фотографией погруженного в раздумья автора его автограф: «Совесть — главная тема века». Так считал основоположник и корифей советского кино2. Помню и его слова, оброненные как-то на худсовете его высоким, почти петушиным голосом: «У искусства только одна цель — не дать человеку оскотиниться».
Может быть, и у истории не должно быть другой цели?
А если спросить, какая главная тема нынешнего, наступившего века? И есть ли цель у нынешнего искусства, с прицелом на человечество?
Почему сегодня так много «эстетического баловства», «эстетического бахвальства», «обывательской пустяковины», приправленной бесстыдными «откровенностями»?
Или только те и умели говорить Векам, Созвездиям и Мирозданью?
На наших глазах историческое знание подменяется «политграмотой». Сегодня из словаря выпало это словечко, именовавшее первую ступень приобщения людей, изначально безграмотных, как говорилось, «людей от сохи и от станка», к ориентации в политическом пространстве. Явившееся сегодня сонмище учебников по истории вполне убедительно свидетельствует о том, как серьезные люди стараются повернуть, а то и вывернуть мозги доверчивым людям, преследуя вполне определенные политические цели. В сущности, так оно всегда и было. В отличие от всех остальных учебников именно учебник истории целенаправленно сужает кругозор.
У меня нет намерения вступать в спор с «изготовителями истории на заказ».
Убедить или переубедить можно только того, кто ищет истину, а вовсе не того, кто преследует определенные цели и готов их достичь любой ценой.
В этой связи мне вспомнились телевизионные дебаты двух претендентов на пост мэра в далеком уже 1991 году. Профессор юридических наук Анатолий Собчак, претендовавший на пост мэра, дискутировал со вторым претендентом, начальником строительства Комплекса сооружений защиты Ленинграда от наводнений, с доктором технических наук Юрием Севенардом. Главным пунктом привлечения горожан на свою сторону в программе Собчака было «спасение города и горожан» от дамбы, как для удобства запугивания доверчивых людей именовался комплекс защитных сооружений.
Вот и в телевизионной дискуссии юрист решил публично «положить на лопатки» инженера, за плечами которого не одна серьезная гидротехническая стройка.
Когда далекий от гидротехники политик предъявил все «страшилки» и предсказал гибель города, помню удивление на лице Севенарда, его неподдельное недоумение.
«Анатолий Александрович, — напомнил начальник строительства, — я возил вас на стройку, показывал сооружение, рассказал о принципах его работы, познакомил с экологическими обоснованиями… Вы же все понимали, соглашались, не спорили, и вдруг сейчас…»
«Я всегда считал и считаю по сей день эту стройку ненужной, дорогой и крайне опасной для города», — с безапелляционностью всезнающего человека объявил профессор гражданского права.
В личном общении, в поездке по стройке, все понимал, и вдруг… Увы, все очевидно. Если «поняв» оппонента, можно проиграть выборы, то нужно «не понимать», и баста!
Если бы было выгодно считать, что шестью шесть — тридцать семь, наверняка нашлось бы немало сторонников такой арифметики.
«Будет дамба — городу амба!» Обыватель не станет разбираться в технических тонкостях, а вот если напугать как следует, победа обеспечена. И Анатолий Собчак на тех выборах победил, правда, в последний раз. Ни на выборах на второй срок, ни на выборах в Госдуму граждане почему-то доверия самоотверженному защитнику от «дамбы» не оказали.
Наглядный пример того, как невозможно даже самому квалифицированному специалисту убедительно разъяснить взрослому неглупому человеку вполне очевидные вещи, если человек не хочет понять, если понимание ему в убыток.
Подобные диспуты сплошь и рядом случаются в политике, и потому касаться этой сферы не хочется.
Надо прожить и десять лет, и двадцать, и пятьдесят, чтобы понять простую истину: жизнь человеческого общества не сводится ни к политике, ни к борьбе за власть. История наша — это не только житие царей, полководцев, политиков, не только заботы об укреплении или изменении государственного строя. Во все времена и при любом строе люди пахали землю, любили, растили детей, строили, добывали руду и плавили металл, открывали законы природы, учили, лечили… Как соотносится эта так называемая повседневность, это движение жизни с войнами, революциями, дворцовыми переворотами, со всем тем, что занимает в учебниках истории почетное место?
Труд людей талантливых, самоотверженных, труд созидательный, созидающий самую жизнь, оказывается в историографии чем-то второстепенным, в то время как именно повседневной работой великого множества людей, людей тысячи профессий как раз и возделывают поле жизни, где резвятся политики, блистают полководцы, властвуют цари и генеральные секретари…
В конечном счете человеческая история — это история труда.
Мне посчастливилось расти в семье инженера, посвятившего свою жизнь отечественной энергетике. Ему и его коллегам выпало жить и работать в советское время. Какими они были? Попытаюсь в меру отпущенных сил рассказать. И, наверное, помнить их надо не только потому, что отечественная энергетика и через тридцать лет после крушения страны, в которой они жили, остается фундаментом, основой жизнеспособности нынешней России, но и потому, что они были во многом не похожи на тех, кто служил русской энергетике до них, и уж совсем не похожи на тех, кто прихватил их наследство.
О том, как быстро меняется жизнь, уходит, унося с собой имена и дела, достойные памяти, узнаешь вдруг, почти случайно.
Недавно в разговоре с капитаном первого ранга, спасателем с Северного флота, назвал имя Галлая. Для офицера, уже вышедшего в запас по возрасту, ровесника моего сына, это имя ничего не сказало. Напрягся, попытался вспомнить: «Что-то такое знакомое…», но так и не вспомнил. На экскурсии в гончарной мастерской, где на наших глазах рождались кувшины, горшки и вазы, я вспомнил стихи Ильи Эренбурга: «Я долго жил, я ничего не понял, и в изумлении гляжу один, как, повинуясь старческой ладони, из темноты рождается кувшин». Я спросил даму-экскурсовода лет сорока пяти: «Помните Эренбурга?» — «Оренбург?» — переспросила интеллигентная женщина с хорошей русской речью и обширными историческими сведениями о гончарном производстве. «Оренбург — город, а это писатель, поэт, публицист, борец за мир, один их корифеев советской литературы. Автор интереснейших воспоминаний — „Годы. Люди. Жизнь“. Не слышали?» — «Честно признаюсь, — сказала обаятельная и правдивая дама, — не слышала».
Неужели я как-то незаметно уже пережил свое время и оказался в чужом?
Наверное, старость для того и дана, чтобы в тебе самом соединился век нынешний и век минувший, чтобы прожитая жизнь отозвалась эхом на необозримых исторических плоскогорьях, авось кто и услышит.
…КОЛЛЕГИ
Начиная рассказ об отце, его коллегах, людях ушедших поколений, не предполагал, что найду помощь в трудах религиозного философа и богослова Сергея Булгакова. Его статью о «Народном хозяйстве…» открывает интереснейшая мысль: «Политическая экономия в настоящее время принадлежит к наукам, не помнящим своего духовного родства». Как-то не в традициях экономических учений Маркса и Энгельса рассматривать духовную составляющую при рассмотрении взаимоотношений политики и экономики, труда и капитала. Человек в современной политэкономии предстал в дробном виде, как некая абстракция, которая не спит, не пьет, не обуреваема эгоистическими и альтруистическими чувствами, он только стремится к наибольшей выгоде с наименьшими издержками; это условная единица в механизме и производства, и распределения. У этой условной единицы, так называемого экономического человека, нет ни чувства ответственности, ни творческой воли, не говоря о совести, ни тем более веры в возможность создания Царства всеобщего братства и справедливости на земле. Деление общества на классы, общность людей, стоящих в одинаковом положении по отношению к производственным отношениям и производительным силам и объединенных на этой почве общими интересами, снова теряет личность, человека.
Чем больше отдаляется от нас минувшая эпоха, тем больше схематизируется ее рисунок.
Живые люди не вмещаются в эти схемы, и вот достижения социализма, а их приходится так или иначе признавать, объясняются политическим насилием и беспримерной эксплуатацией…
Но это — журналистика, не имеющая никакого отношения к попытке понять исторический процесс. Журналистика служит дню сегодняшнему и, как уж повелось, по преимуществу обслуживает победителей.
Однако духовная составляющая в экономике была предметом исследований в течение едва ли не четырех столетий, естественно, главным образом, в европейском миропонимании.
Именно смена экономических укладов, переход, в первую очередь от средневековья, от феодализма к капитализму, сделала актуальной новое осмысление труда. Труд из библейской кары за первородный грех, из проклятия: «в поте лица своего будете добывать хлеб свой» — обретает новый смысл. Замечательно, что уже в средневековом монастыре рождается формула «Laborare est orare» (трудиться — значит молиться). Именно так. а не наоборот. И вот уже пуританский проповедник Бекстер провозглашает: «Не в целях удовольствия или греха, но для Бога должны вы работать, чтобы разбогатеть». И уже никто не вспоминает о том, что богачу так же трудно будет войти в Царствие Небесное, как верблюду пройти сквозь игольное ушко. Отныне бедность приравнивается к болезни. «God blesseth the trade», и вот Бог уже благословляет торговлю! И награда праведника ждет на земле. Эти новшества необходимы для удовлетворения фарисейски спокойной совести человека, живущего ради наживы. А следующим шагом потребовалась эмансипация государства и производственнопредпринимательской деятельности от консервативной Церкви. И протестантское обмирщение христианства как раз и стало решительным шагом на пути этого освобождения. Теперь работа не только на предприятии, в отправлении должности, но и дома, у себя во дворе рассматривается… как духовное занятие! Сегодня пуританский аскетизм признан экономической и политической добродетелью, а дайте время, и аскеза «военного коммунизма» и партмаксимум будут точно так же признаны экономической и политической добродетелью, но уже атеистами. Противоположности сходятся!
Лютер провозгласил достоинство всякого профессионального труда, вернул свободу и ответственность трудящихся. Труд больше не проклятие. Это — призвание (calling), это служение…
Не это ли понимание труда стало основой европейской производственной культуры, ее духовными корнями…
Одухотворение труда — тема настолько же важная, как и сложная в своем историческом движении. Затронута она здесь лишь для того, чтобы сказать, что смысл лозунга «В СССР труд — дело славы, доблести и геройства» не исчерпывается его пропагандистским значением. И строительство социализма, призванного разрешить социальные противоречия и преодолеть социальное зло, неправды, несправедливости, строительство «государства трудящихся», серп и молот на красном флаге, это этап в движении к одухотворению труда. Разумеется, речь идет о труде свободном3.
Возможность построения «государства трудящихся» подвергалась всяческому опровержению, от насмешек до серьезнейших социально-исторических и психологических обоснований. Вот одно из них, высказанное в лекции «О социализме» основательным философом и социологом Николаем Бердяевым: «Положение рабочего класса в капиталистическом обществе бедственное и заслуживающее сочувствия и помощи. Но в душевном типе этого класса нет особенно высоких черт. Он принижен нуждой, он отравлен завистью, злобой и местью, он лишен творческой избыточности. Может ли из этих душевных стихий родиться высший человеческий тип и высший тип общественной жизни? Тип „пролетария“ есть скорее низший человеческий тип, лишенный благородных черт, черт свободных духом».
Как сказано у Пушкина: «Движенья нет, сказал мудрец бродатый, другой смолчал и стал пред ним ходить, сильнее и не мог он возразить, все славили ответ замысловатый…»
Здесь в качестве аргумента, опровергающего приговор Бердяева, можно предъявить стенограммы хотя бы XIV и XV съездов ВКП(б). Обычно эти съезды классифицированы как съезд «коллективизации» один и съезд «индустриализации» другой. Но не политическая полемика — борьба составляет содержание этих объемистых томов. Они убедительно свидетельствуют как раз ту самую социальную творческую избыточность, в которой отказывает рабочему классу уважаемый философ. На съезде решается множество самых насущных вопросов строительства нового государства. Это и есть творчество народа в организации на новых принципах народного хозяйства в заботе о развитии производительных сил. Но разве об этом помнится? Разумеется, и тогда, в середине 20-х годов, борьба за власть была темой чрезвычайно важной, но должна ли она в нашей истории заслонить, заставить забыть рождение, осуществление совершенно новой во всемирной истории модели государства, отменившего частную собственность со всеми вытекающими из этого последствиями.
В заключение этого экскурса на тему одухотворения труда приведу слова философа и богослова, отвечающего на скептицизм Бердяева, на мой взгляд, в высшей степени убедительно: «Народное хозяйство есть результат индивидуальной деятельности личностей, а развитие производительных сил есть творчество народа в хозяйственном отношении, до известной степени есть тоже феномен его духовной жизни» (С. Н. Булгаков. Два града. СПб.: изд. Олега Абышко, 2008, с. 176).
Как же и отец, и его коллеги, были не похожи на героев «производственных» романов и повестей из жизни строителей, прочитанных мной в немалом количестве в пору работы в сценарном отделе «Ленфильма». Так и не довелось встретить в нашей литературе героев, похожих на начальника строительства Наймушина, главного инженера Васильева, начальников участков: Морского канала — Матвея Тэста, Среднего канала — Анатолия Порфирьевича Савченко, Головного узла — Романа Радецкого, Станционного узла — Сафрона Владимирова… Ни на кого не похож и начальник Техотдела Александр Романович Земляков, прямой потомок самой Марфы Посадницы, инициатор зимнего бетонирования с электроподогревом! А начальник механических мастерских Никитин, педант из мужиков, сапер. На войне, надо думать, ни разу не ошибся… А токарь Вася Басков, по общественной линии опекавший нас в пионерском лагере, организованном на едва разминированном Карельском перешейке под Сортавалой? Он играл на гармошке и пел от сердца: «Не был я в Чернигове, не был я в Житомире и в Москве ни разу не бывал, Жил в деревне Каменка, водил комбайны по полю, на Карельском фронте воевал…» Песню про «справа кудри токаря, слева — кузнеца» в сорок седьмом году еще не сочинили, появится позднее… У Баскова, фамилия с ударением на «о», волосы были густые, не кудрявые, но натурально волнистые. И говорил он бархатистым баском, выдававшим человека сильного и доброго. Перед тем как отправиться с нами в пионерский лагерь в местечко Кокаселько на Карельский перешеек, еще с минами и отравленными колодцами на маленьких станциях, он шел в столярку, чтобы заказать настоящие городки: «Эка штука — рюха! Порадуйте ребят», — и отказа ему не было. А через пятнадцать лет его выберут председателем Кандалакшского горисполкома. Отличный выбор!
Отца после ввода «Нивы-I» назначили управляющим трестом «Свирьстрой». Мы покинули Заполярье, когда мне было тринадцать лет. Я не стал инженером, как надеялся мой отец, я не имею никакого отношения ни к гидротехнике, как мой старший брат, ни к энергетике, почему же я помню эти имена: Радецкий, Замятин, Жельский, Зенцов, Черняев, Ломоносов, Дисфантейнис, Скородумов, Покромкин, Кулаков, помню «профсоюзницу» Галину Шестиперову и парторга от ЦК ВКП(б) Кузьмина и его жену, наших соседей по лестничной площадке. Помню крановщика Попова, заживо сварившегося при аварии упавшего от ветра железнодорожного парового крана, помню его синее лицо и синюю кисть руки, торчащую из промасленного ватника… Вижу полыхающий копер 5-й шахты на Среднем канале, пожар был виден от нашего дома, тогда сгорел отец Алика Сорокина… Помню директора хлебозавода Кучука, разбившегося на мотоцикле… Эльзенгера, убитого сыном случайным выстрелом из «мелкашки» во время стрельбы по консервной банке после охоты на привале у подножья Железной горы, самой высокой в гряде, идущей вдоль Нивы по ее левому берегу почти до Имандры. …
Мне-то зачем их всех помнить?
Ответа нет. Но найти его надо.
Отец к моим гуманитарным театрально-кинематографическим делам относился терпимо, в глубине души, конечно, сожалея, что инженерный путь оказался мне не по плечу. К работе в кино был снисходителен, а о моих литературных занятиях, оказавшихся продуктивными, узнать уже не успел. Стало быть, придумывать объяснение вроде того, дескать, отец, умирая, завещал мне… Ничего он мне не завещал, вовсе не собираясь умирать. За семь часов до его смерти, когда я уходил днем из больницы, чтобы вечером прийти на ночь, он вспомнил присловье английских моряков, с которыми был знаком по военному Мурманску: «Бодрей, капитан, худшее впереди!» Это были его последние слова, которые я слышал. «Худшее» и для него, и для меня оказалось рядом, всего в семи часах.
С «завещанием» никак не получается, хотя для «производственного» романа было бы куда как хорошо. Но я не пишу роман.
Дело, надо думать, в другом.
Конечно, отец любил паровозы как явление техническое, эстетическое и даже«одухотворенное», дышащее, о чем свидетельствовали источаемые ими жизненные пары, в отличие от упакованных в холодное непроницаемое железо тепловозов, электровозов и мотовозов. Машинисты паровозов любили попугать девчат эрлистингом. Когда из-под кабины вырывался паровой фонтан, пущенный для очистки водогрейных труб от накипи, паровоз напоминал отдувающегося кита.
Конечно, отец отдавал должное выручавшим его «доджам 3/4 », «студебеккерам», «катерпиллерам», нашим «уральцам». И «Шуховская башня» была для него запечатленным в металле «Болеро» Равеля. Но если бы каждое имя из припомненных мной, а за ними единственный и неповторимый человек, не были для отца так важны в его жизни, разве бы я, мальчишка, смог хотя бы немногих из них запомнить.
Точно так же я знаю, хотя мне это «знание» никогда в жизни не понадобится, что рабочие колеса на турбинах бывают трех видов — Френсиса, Каплана и Пелтона. После успешной борьбы с космополитизмом их стали целомудренно именовать радиально-осевыми, поворотно-лопастными и ударно-ковшевыми… Для отца эти новшества казались необъяснимо нелепыми, словно известные стихи или музыка по чьей-то прихоти вдруг утратили имена авторов.
«Разве радиально-осевые и ударно-ковшевые — плод народного творчества?»
Во мне все эти серийные изделия и в единственном экземпляре созданные природой люди запечатлелись лишь отражением.
Рабочие колеса отец монтировал, мучился с установкой подпятников, испытывал масляные регуляторы, ртутные выпрямители, а с людьми дружил, работал, пил водку…
В средневековых поверьях за зеркалами предполагали способность сохранять свет. У странствующих монахов были «зеркальные ловушки». Они подносили их к особо почитаемому объекту, мощам или исцеляющей иконе, захлопывали крышечку и несли снаряженное благодатью зеркальце в свою обитель или куда Господь поведет. Придя в нужное место, монах крышечку поднимал и облучал сбереженным таким образом благодатным светом паству или местность. Может быть, я как раз и облучен светом отцовской души, вобравшей в себя человеческое многолюдство; души, сообщавшей смысл бездушной материи?
Мое «зеркальце», увы, способно сохранить лишь тени тех, кто был рядом с отцом, кто был с ним одной веры. Кто-то из них запечатлен в справочниках и энциклопедиях, на скрижалях творцов советской энергетики, на мемориальных досках, но едва ли не большинство имен обречено кануть в небытие.
Без преувеличения могу сказать, что отца в коллективах, где он работал, по-настоящему любили. Любили за открытость, за прямоту в общении, за отсутствие «начальственности», за способность понять, войти, как говорится, в положение другого человека.
Помню, как он, уже директор проектного института, с работы приехал чуть не в десять вечера, что бывало в 70-е годы только в дни партийных и профсоюзных собраний. На огорчения жены ответил: «Писал письмо изобретателю „вечного двигателя“. Оказывается, каким-то образом, пройдя множество инстанций и организаций, к нему на стол легло «изобретение», обещавшее, ни много ни мало, увеличение мощности всех гидроэлектростанций ровно в десять раз! Отец полистал сначала кипу отписок из различных институтов, в том числе и Академии наук, и проектных организаций, все до единого отрицательные, краткие и явно неубедительные для «изобретателя», если он продолжал и писать, и настаивать на внедрении своего предложения уже в течение нескольких лет. Отец мог так же, как и его предшественники, отмахнуться, дел и серьезных хватает… Но он понимал, что надо найти ошибку в расчетах «изобретателя», а она, безусловно, где-то есть, и объяснить человеку, успокоить, чтобы не терзал свою душу обидой непонятого гения. Пришлось по окончании рабочего дня взяться за внимательное изучение многостраничного труда. Разумеется, ошибка оказалась, как помню, в совмещении двух физических понятий — вес и масса. И отец написал неизвестному человеку: «Ваше предложение, если бы вы оказались правы, позволило бы увеличить мощность гидростанций не в 10, а в 9,8 раза. Понятие массы включает в себя инерционные и гравитационные свойства материи и выражается единицей ускорения — 9,8». Извинился за тех, кому было недосуг объяснить человеку ошибку.
За любым делом он умел видеть человека, не всегда доброго, не всегда умного, не всегда честного, но живого, страдающего, рассчитывающего на человеческое участие.
Откуда это в «технаре»?
Вот это словечко «технарь», появившееся рядом, а то и вместо понятия «техническая интеллигенция», предполагает носителя технических знаний минус воспитание, а культура, как говорится, «постольку-поскольку».
То поколение, что создавало советскую энергетику, было плоть от плоти своих замечательных предшественников, никогда не живших в узких рамках профессии.
Случайно в семье сохранилась тетрадь ученика десятого класса Николая Кураева. Октябрь 1927 года. Сочинение «Мой любимый писатель и мое любимое произведение».
«Я очень затрудняюсь решить, какого я писателя люблю больше из всех, произведения которых я читал. Я сам не знаю, кто мне больше нравится — Толстой или Тургенев, Некрасов или Горький».
Действительно, выбор сделать непросто, если к десятому классу прочитаны «Война и мир», «Анна Каренина». «Утро помещика», романы и «Записки охотника» Тургенева, Лермонтов, Некрасов, Гончаров, Салтыков-Щедрин, Чехов, Горький, из современных Пантелеймон Романов…
А надо выбрать и назвать любимое.
Мне кажется, что в окончательном выборе как раз и таится ответ в необычайной душевной притягательности отца. Он пишет о том, как по размышлении все-таки склоняется к Некрасову. Но и у Некрасова ему надо сделать выбор между двумя любимыми поэмами «Кому на Руси жить хорошо» и «Мороз, Красный нос». И окончательный выбор — «Мороз…», где человеческое горе встает перед читателем с несравненной обнаженностью. «Мороз, Красный нос» для русского человека, для русского читателя — незабываемый урок сострадания. Конечно, это великое, одно из вершинных созданий русской поэзии, где глубокое знание и высочайшего мастерства воспроизведение народной жизни сочетаются с любовью и протестом… Сострадание и протест, протест не на словах, а в деле. Недаром в паре и электричестве сам Чехов видел и человеколюбие.
В своем школьном сочинении отец признается, что «Демон», поэма романтическая, надмирная, исполненная блистательным лермонтовским пером, была у него в любимых. Не последнюю роль в этом выборе играла и музыка Антона Рубинштейна, которую отец и знал, и высоко чтил. Но сердце было отдано жизни земной, земным людям, живущим реальными страданиями и несбыточными надеждами. Крестьянка Дарья, замерзающая в зимнем лесу, а не беззаветно любящая кавказская княжна оказалась ближе юношескому сострадательному сердцу.
Они были разными!
От твердокаменных коммунистов до «белоподкладочников», выходцев из Путейского института. Был даже совершенно определенный «контрик», как величал отец в домашнем кругу начальника участка Десятниченко, как раз выпускника Петербургского путейского. Помню его подземный голос и неповторимое: «Категория заваривается максимально!»
Однажды, году этак в 1951—1952-м, в нашем первомайском домашнем застолье, попраздничному многолюдном, кто-то объявил тост за здоровье товарища Сталина. «Кто такой?» — поинтересовался Десятниченко. «Гений!» — коротко ответил «тостующий». «Я вам таких „гениев“ из любой тифлисской хинкальной дюжину за усы приведу…» Гений был еще жив. Своей смертью, пережив вождя, в свой час умрет и старик Десятниченко… В хорошем современном романе он не дожил бы и до конца праздника. Но я не пишу роман.
Раз уж помянут гений… 5 марта 1953 года страна погрузилась в траур, а мы с братом и мамой обревелись. Отец пришел домой часов в десять вечера, что в пору работы на стройке было делом почти обычным, но в совершенно необычном виде: кожаное пальто нараспашку, кашне сбито на сторону и зимняя шапка чуть не на затылке. Навеселе, да еще как навеселе, когда скорбит вся страна! С заплаканными лицами мы кинулись к нему: «Как ты мог, в такой день!.. Коммунист!.. Начальник строительства!..» Отец, раздеваясь и выпутываясь из кашне, произносил только одно слово: «Поплачьте». И на все попреки и призывы порыдать вместе мы слышали только одно: «Поплачьте… Поплачьте… Поплачьте…»
В одиночку отец никогда не пил.
Это были люди НиваГЭСстроя. И для них слова «плюс электрификация» были не цитатой в докладе, не лозунгом, не паролем лояльности, а делом жизни, тяжким, первопроходческим, но сообщавшим жизни смысл.
…ИХ ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
Не многие знали тогда, а сегодня едва ли еще кто-нибудь помнит эту дату, 19 декабря 1926 года. Кто сегодня вспомнит, почему Волховская ГЭС была торжественно пущена именно в этот день. И вот какое совпадение: и на Нижне-Свирской ГЭС, носящей сегодня имя Г. О. Графтио, первый гидроагрегат был пущен тоже 19 декабря, но уже в 1933 году.
Все очень просто. Это был день рождения Антонины Адамовны, жены и соратника Генриха Осиповича Графтио. Сам же Генрих Осипович был автором проекта и начальником строительства самой большой в ту пору в Европе гидроэлектрической станции.
На следующий день после пуска Волховской ГЭС газета «Правда» писала… о любви!
«Советский Союз будет еще не раз открывать новые электростанции еще более грандиозные, чем Волховская, более усовершенствованные, более мощные… И все-таки единственным, неповторимым, непревзойденным останется момент открытия Волховской станции. Волховстрой — это подлинная в технике „первая любовь“ социалистической революции…»
И самое, быть может, примечательное, что в этих словах вовсе нет праздничной газетной риторики.
Любовь сродни чуду, как бы человек ни пытался объяснить свое чувство, все равно что-то самое главное останется недоступным для понимания, неуловимым для слов и разъяснений. Любовь — это продление себя, продление своего рода, продление жизни человеческой…
В любви — наше бессмертие.
Именно в любви осуществляется, быть может, высшее предназначение человека. Именно любовь к матери, ребенку, родине, профессии открывает в людях неисчерпаемые запасы энергии. Нет, не случайно суровая «Правда» заговорила о любви, как еще объяснить то, что рационально объяснено быть не может. Впрочем, корреспондент «Правды, может быть, и не знал, почему Генрих Осипович Графтио назначил пуск станции на 19 декабря.
В этом великолепном жесте — поднесении даме сердца действующей электростанции — цельность романтической души рыцаря отечественной энергетики.
Он был эксцентричен, похлеще, чем инженеры в романах Жюля Верна и ученые в сочинениях Конан-Дойля.
Помятая инженерная фуражка зимой и летом, над козырьком вместо инженерных молоточков солдатская красная звезда4, не сдерживающее движений черное грубого сукна полупальто, солдатские ботинки, полугалифе, чуть ли не своей конструкции, тоже из шинельного сукна, заправленные в носки и заколотые французскими булавками, таким его видели на стройке. А в Стокгольме, куда Графтио ездил закупать гидроагрегаты, он прекрасно смотрелся в смокинге.
Кстати. Международное положение Советской России было еще не вполне определенным. Отношения с заграницей лишь формировались, и, естественно, не без труда. Для приобретения гидроагрегатов и оборудования для Волховской ГЭС по согласовании с Лениным Генрих Осипович выехал в Швецию как частное лицо. Ему как частному лицу и были вручены необходимые для расчетов суммы. Когда он вернулся и отчитывался в командировочных расходах (сотни тысяч золотых рублей, уплаченных за оборудование станции), были указаны и зонтик, купленный по случаю дождя, и смокинг, приобретенный для участия в приеме с банкирами и промышленниками. Бухгалтерия Волховстроя потребовала предъявить смокинг и зонтик для принятия их на баланс строительства. «Я их оставил в гостинице в Стокгольме, — заявил Генрих Осипович. — Здесь мне смокинг не нужен. Не к Кирову же в нем идти? Не к Оржоникидзе ехать!» — «А зонтик?» — не унималась бухгалтерия. «У меня есть дома зонтик. Зачем мне второй?» — «Так где же зонтик?!» — «Я вам уже сказал: оставил в гостинице. Второй мне не нужен!». О результатах поездки в Швецию Генрих Осипович лично докладывал Орджоникидзе. Финансовый отчет Графтио был утвержден размашистой подписью наркома без зачисления на баланс стройки зонтика и смокинга.
Такими уж они были…
Волховстрой стал не просто осуществлением грандиозного для своего времени проекта, но и овеществленным, материальным свидетельством смысла социалистической революции.
Весной 1918 года, сразу после переезда в Москву, Совнарком, первое советское правительство, принимает решение: «Волхов — строить!», несмотря ни на что. Строительство ГЭС на Волхове должно было наглядно показать, для чего нужна России социалистическая революция.
Сегодня оплакивается «Россия, которую мы потеряли». Потеряли, но какую и ради чего.
В 1916 году, когда Россия достигла высшей точки своего промышленного и энергетического могущества, самый развитый в промышленном отношении Донецкий район производил и потреблял электроэнергии меньше, чем расходовал в это время Нью-Йорк только на лифты! Вот такое могущество, потерянное и оплаканное. А что касается «успехов» в воровстве и коррупции при военных поставках, при строительстве железных дорог, при спекуляции землей, то они в 1916 году достигали невиданных размеров, которые будут превзойдены лишь через сотню лет!..
Есть люди, способные слышать зов истории, Генрих Осипович Графтио — один из них.
Что значит — слышать зов истории?
Думаю, здесь возможна параллель с художественным творчеством.
Часто приходится вспоминать слова мудрого театрального режиссера Георгия Александровича Товстоногова: успех спектакля лежит в зрительном зале. Режиссер должен угадать ожидание зала, еще самим залом, быть может, и неосознанное.
Способность определить путь, угадать еще не осознанную потребность общества лежит и основе успеха политика, в основе коммерческого успеха, успеха предпринимателя. Одни «угадывают» как требование времени и общества потребность смены власти, другие в жевательной резинке, третьи в сочинении Седьмой симфонии. Генрих Осипович Графтио сознавал, что в ХХ веке роль энергетики становится ведущей, развитие энергетики обеспечивает жизнеспособность общества. Век пара завершает свою историю, дописывает последние страницы; новое время, новый век — это век электроэнергии.
И для того, чтобы стать с веком наравне, он сам прикладывает максимум энергии. За восемь лет им окончены физико-математический факультет Новороссийского университета и Петербургский институт путей сообщения. Если вспомнить, что институтский курс по тем временам каждый студент изучал и сдавал самостоятельно, по мере подготовки предмета, то немудрено, что обучение растягивалось и на 10, и на 15 лет. И то, что Графтио прошел за восемь лет два серьезнейших институтских курса, говорит не только о способностях, но и целеустремленности студента. Чтобы «стать с веком наравне», он «для самосовершенствования» отправляется во Францию, Италию, Швейцарию, Северо-Американские Штаты. Он свободно владеет пятью языками, работает на заводах, у станка, на испытаниях электровозов, гидроэлектростанций, паровых турбин, на строительстве линий электропередачи… Полученные знания по возвращении в Россию становятся фундаментом его исследований и проектов.
И ни один из них не был востребован и реализован! Той России, «которую мы потеряли», Графтио был не нужен.
Чтобы доказать горожанам безопасность электрического трамвая, ему пришлось укладывать рельсы и оборудовать подвеску контактной сети на льду Невы! Бельгийская компания, владевшая в Санкт-Петербурге всеми путями конно-железной дороги, не позволила по ее рельсам хотя бы для пробы, для демонстрации пустить трамвай. Графтио сам встал у контроллера и управлял первым выездом трамвая на лед Невы, опровергая страшилки, пущенные в ход небескорыстными противниками нового вида транспорта и подхваченные всезнающими невеждами и обывателями.
1895. 31 января. Торжественное открытие движения трамвая по льду Невы. И так — пять зим! За каждый сезон около 900 тысяч пассажиров. Не убедил!5
А тут вчерашние революционеры, подпольщики, ринулись строить социалистическое хозяйство. Как не вспомнить Чехова: «Сила и спасение народа в его интеллигенции, в той, которая честно мыслит, чувствует и умеет работать».
В ноябре (!) 1917 года, когда все были заняты только политикой, Ленин, по словам Глеба Максимилиановича Кржижановского, проявил себя как «великий толкач дела электрификации».
Сегодня народ развлекают «угадайкой»: «Был Ленин шпионом или не был Ленин шпионом?»
Не поэтому ли никто и не помнит, как еще в стране, воюющей с Германией, под патронатом Ленина в январе (!) 1918 года была организована и проведена I-я Всероссийская конференция работников электропромышленности. И там не переливали из пустого в порожнее. Прямым результатом этой конференции стало создание уже в мае 1918 года организации Электрострой.
Вот почему не испытывавшие симпатии к большевикам технократы увидели в них людей дела и откликнулись на призыв работать для блага трудового народа.
Многоопытные практики, профессора, будущие академики, цвет отечественной энергетики — Миткевич Владимир Федорович, Поливанов Михаил Константинович, Александров Иван Гаврилович, Винтер Александр Васильевич, Графтио Генрих Осипович, Классон Роберт Эдуардович… назвать бы всех поименно! — откликнулись на призыв большевиков. Конечно, их удивило и привлекло то обстоятельство, что во главе новой власти встал человек, очень грамотно разбирающийся в перспективах национальной электроэнергетики. Нынче о Ленине чего только мы не узнали, нам навалили кучу увлекательнейших подробностей, но зачем же сегодня напоминать о том, что концепцию электрификации страны в апреле (!) 1918 года составил сам Ленин в статье «Набросок плана научно-технических работ». Детализировал эту идею в работе «Задачи электрификации промышленности» Кржижановский, под началом которого и был разработан план, получивший название ГОЭЛРО.
Глеб Максимилианович Кржижановский, первый председатель Госплана, писал стихи, ему принадлежит текст «Варшавянки», русской «Марсельезы», боевого революционного марша. В 1905 году в Санкт-Петербурге он не только стихи писал, но и делал бомбы для боевой организации большевиков. Ему в феврале 1920 года Ленин поручил возглавить работы по составлению плана ГОЭЛРО. И 23 декабря 1920 года VIII съездом Советов план, действительно фантастический в условиях неоконченной Гражданской войны, был утвержден и принят к исполнению.
План ГОЭЛРО — это не «резолюция» на постановлении, это рабочий документ, том в 600 страниц, включающий в себя шесть разделов и восемь «записок по планам электрификации районов», в том числе Туркменского, охватывающего Среднюю Азию.
Он создан за восемь с половиной месяцев! Работали над ним с февраля 1920 года по декабрь 200 ученых, инженеров, экономистов.
Ставилась задача к 1935 году: за пятнадцать лет вдвое увеличить (от уровня 1913 года) суммарную мощность электростанций и в четыре раза больше произвести электроэнергии. Не призыв, не лозунг, а грамотно разработанный план. В нем были учтены базовые параметры экономики: добыча угля и нефти, а также выплавка чугуна и стали. Такая детализация исключила экономические перекосы, когда, например, ввод шахт не успевал за сдачей в эксплуатацию привязанных к ним мощностей. Результат превзошел самые смелые ожидания: к 1935 году выработка электроэнергии в СССР достигла 26,3 млрд кВт/ч, в десять раз превысив довоенный уровень царской России.
В итоге за пятнадцать лет страна стала третьей энергетической державой — после США и Германии. Кстати, ведущие государства, оценив советский опыт, скопировали план ГОЭЛРО с учетом своей специфики. Так появились программы Франка Баума (США), Оскара Миллера (Германия), Вейера (Англия), Велема и Дюваля (Франция).
Памятник бы поставить тем, кто мужественно, с верой в свою страну создал и блистательно воплотил план ГОЭЛРО, подав пример другим державам.
Нет, нынче мода на колчаков и маннергеймов.
Дед Кржижановского умер в ссылке в Тобольске. В биографии Глеба Максимилиановича с отличием оконченный в Санкт-Петербурге Технологический институт, участие в создании вместе с Лениным «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», и тюрьма, и сибирская ссылка, и работа на железной дороге слесарем, помощником машиниста, машинистом… До революции заведовал кабельной сетью. «Общества электрического освещения», участвовал в проектировании и строительстве первой в России электростанции на торфе «Электропередача» …
Петр Гермогенович Смидович. Родственник писателя В. В. Вересаева. Дворянин. Большевик. Образование — Высшая электротехническая школа в Париже. В целях конспирации был то бельгийцем Этьеном Бюссером, то французом Эдуардом Куртуа. Работал на заводах Петербурга, Москвы, Екатеринослава, Керчи.
В январе 1918 года Петр Смидович — начальник электроотдела ВСНХ.
В январе 1918 года Глеб Кржижановский — председатель Комитета государственных сооружений ВСНХ.
Вот для чего этим революционерам нужна была власть.
Год 1918-й. Жизнь неустойчивая, как на вокзале. Поезд ушел из старой России, это видели и понимали все. Все сдвинулось. Но когда, куда и как пойдет новый состав? В Петрограде на Тучковой набережной, в огромном сером здании бывшего Министерства промышленности и торговли разместился ВСНХ. В кабинетах люди в зимней одежде, отопить здание невозможно. «Буржуек» еще не изобрели. Едва светят тусклые лампочки. В ходу и коптилки. В свете коптилок служащие похожи на собственные тени. И сама жизнь кажется призрачной, зыбкой, неясной.
От ВСНХ до квартиры инженера Графтио на другой стороне Малой Невы ходьбы минут пятнадцать, не больше, только перейти деревянный Биржевой мост.
Смидович идет к Графтио.
Первые шаги советской энергетики.
Трудно представить себе состоявшийся разговор, но легче представить себе сумеречный свет короткого январского дня. Промерзший Петроград. Тусклый дрожащий свет электрических лампочек, высвечивающих груды неубранного снега. А кто высветит хотя бы ближайшее будущее города, страны?
Может быть, они?
…Хозяин разглядывает усталое лицо гостя, темные круги под запавшими глазами, узнает по рукопожатию сильную руку мастерового. Гость протирает запотевшие очки. Хозяин приглашает гостя в кабинет. В кабинете холодно. Невозможно не заметить стол из дубовых досок, похожий на верстак, — рабочий стол инженера и ученого, стол собственной конструкции.
Перед начальником электроотдела пятидесятилетний профессор, известный инженер. Автор проектов использования водной энергии Волховских порогов, реки Свирь, кавказских рек, водопадов Финляндии…
Все проекты и замыслы, выполненные в расчетах и чертежах, лежат на полках кабинета в пыльных папках.
— Слушаю вас, — профессор внимателен и корректен. Сосредоточенный взгляд, узкий нос, жесткая щеточка усов. Черный, тонким узлом завязанный галстук стягивает стоячий воротник безупречно белой рубашки.
— Петроград испытывает угольный голод. Запасы кардиффа ничтожны, вы знаете. Вы автор проекта Волховской гидравлической электростанции. Сколько ваша силовая установка могла бы сэкономить угля в год?
— Установку надо сначала построить, прежде чем она даст требуемую вами экономию угля.
—Именно об этом я и уполномочен с вами говорить.
— Надеюсь, вы понимаете, что значит в переживаемое нами время вести такое строительство? Мы в воюющей стране при правительстве… — В разговоре с представителем власти долг гостеприимства диктует щадящие формулировки, — при правительстве, не имеющем опыта в управлении столь обширным государством.
Профессор видит перед собой то ли невежду, то ли фантазера.
— Царское правительство отказалось вести работы даже в мирных условиях. Временное правительство пыталось начать стройку на Волхове, но тоже отказалось от этой попытки…
— Простите, Генрих Осипович, вы не могли бы в ближайшие дни разработать и представить нам хотя бы предварительную смету строительства и основные характеристики работ.
— Прошу уточнить, каким временем я располагаю?
— По поручению председателя Совнаркома Ульянова-Ленина через неделю вопрос о строительстве Волховской установки будет поставлен на заседание Совета Народных Комиссаров.
Этот визит и этот разговор, обращение советской власти, что называется, с первых шагов к созидательной работе и к людям-созидателям — существенная подробность в разговоре о роли Ленина в «разрушении». Самые авторитетные писатели-историки, признавая Ленина «гением революции», уверяют себя и других в том, что первый председатель Советского правительства был разрушителем. Царский строй рухнул до появления советской власти, Временное правительство государственной властью могло только себя заявить, но стать ею не смогло. Если власть не в состоянии вести войну или заключить мир, защищая страну, если власть не в силах управлять, не в силах обеспечить стабильность и развитие, можно ли ее считать «созидательной» силой? А если вспомнить, что и Ленин, и его наследники в течение двадцати лет — всего лишь двадцати! — создали в стране мощную промышленную и энергетическую базу, разве можно согласиться с тем, что «Ленин был разрушительным началом»? Недаром же в партийном гимне коммунистов были слова: «Мы наш, мы новый мир ПОСТРОИМ…» А поскольку строительство шло не на пустом месте, то, как водится, что-то пришлось и разрушить, и даже снести до основания.
— Кто это был? — спросит Антонина Адамовна после ухода визитера.
— Гражданин Ленин хочет строить волховскую установку…
— Он в своем уме? — Антонина Адамовна была и женой, и помощником мужа и реально представляла себе масштаб предстоящей работы.
— Не менее чем я. Помогите мне достать с полки волховские папки…
Генрих Осипович и Антонина Адамовна обращались к друг другу на «вы».
Решением от 15 июля 1918 года Совет Народных Комиссаров утвердил смету и санкционировал начало работ на Волховстрое.
Впереди невероятное напряжение сил, тяжкая Гражданская война. Закроются сотни заводов, погаснут котлы паровозов. Разруха, сыпняк, голод, но огням Волховстроя не дадут погаснуть.
Осенью 1919 года «валютным активом» стройки были несколько сотен пар заготовок солдатских сапог, пять бочонков ржавой селедки да несколько кулей соли. Этой «валютой» стройка рассчитывалась со своими рабочими и подрядчиками. Голодный Петроград шлет на Волхов продовольствие, добровольно собранное по крохам. В пору тяжкого финансового кризиса Пролетарский завод Петрограда пошлет на Волхов 312 535 рублей, четыре сертификата стоимостью двадцать рублей золотом каждый и двенадцать облигаций золотого займа. Сбор средств идет на бирже труда! Безработные отдают свои полтинники и гривенники. Казань проводит «Неделю сухаря», и собранные сухари идут на стройку. Средняя Азия шлет строителям Волхова вагон мороженой верблюжатины. «Разгружать было страшно, — вспоминал бывший прораб И. И. Кандалов. — Огромные кости верблюжьих ног, покрытые синеватым мясом, производили неприятное впечатление. Но из них получались вполне съедобные щи с зелеными капустными листьями».
Неужели Петроград и Москва, Казань и Средняя Азия полагают, что волховской сотней тысяч киловатт-часов можно накормить и осветить голодную, полуразрушенную войной страну? Почему станцию, которая еще невесть когда даст энергию, считают объектом первостепенного значения, снабжают солдатскими пайками?
Ответ, скорее всего, один: люди хотели наконец увидеть огни будущего, ради которого жили.
А может быть, время было такое? Время, когда сближенность личного и исторического была ощутима огромным числом людей.
Сухари, копейки из карманов безработных, синие верблюжьи ноги были до крайности нужны и в Казани, и в Петрограде, и в Средней Азии, но их отправляли туда, где делалась история, приобщаясь хотя бы так к главному событию на земном шаре.
«И коммунизм опять так близко, как в девятнадцатом году!..»
Что ни говори, душа поэта срабатывает, как точнейший исторический барометр. Скорее всего, поэт был бы немало удивлен, если бы ему сказали, что мысль о «близости коммунизма» именно в девятнадцатом году, совпадает с суждением Сёрена Кьеркегора. Но поэт Михаил Кульчицкий погиб в Сталинграде, не дожил до тех времен, когда мог бы, бросив взгляд окрест, с философом согласиться. Датский философ утверждал, что идея достигает своей высоты, когда она ясно сформулирована, названа. Воплощение идеи в жизнь — это уже история ее деградации. Разумеется, я излагаю мысль философа конспективно. Мысль грустная, в сущности, но подтвержденная историей великих социальных и религиозных идей.
Когда рассматриваешь историю Волховстройки, как называл ее Ленин, то материалы, документы, свидетельства о состоянии страны, казалось бы, ведут к единственному выводу: построить такую электростанцию в России в это время просто невозможно.
Что такое Волховская ГЭС? Это самая крупная для своего времени гидростанция в Европе. Это самые мощные тюрбины, как тогда говорили. Самые большие по протяженности линии электропередачи, фантастического по тем временам напряжения в 110 тысяч вольт. Это огромный, не виданный в масштабах России объем скальных и земляных работ, впервые решаемая у нас задача сооружения гидроузла: шлюз — плотина — силовая установка на 80 тысяч лошадиных сил…
И этот дерзкий технический проект должен быть осуществлен в России. В аграрной России, расходующей, по статистике 1916 года, 48 процентов добываемого топлива на приготовление пищи и отапливание жилищ! Россия изумляет посетителей Всемирной выставки в Лондоне лишь плотницким и столярным искусством.
Гидростанция должна быть построена без иностранного капитала и иностранных специалистов. Даже без собственных инженерных кадров, имеющих опыт участия в подобного рода работах.
Кто же возьмется?
Взялись… Полуголодные, ведущие изнурительную Гражданскую войну, уставшие до предела сил и убежденные, как никогда, в том, что наконец-то наступил срок осмысленной, желанной, невиданной созидательной работы. Не гидростанцию люди строили, а делали почин строительства новой жизни.
В самую тяжкую для красных пору, во время наступления Юденича и эсеровского мятежа, деникинского натиска на Москву, в решающие дни боев на Урале с колчаковцами и в Крыму с врангелевцами люди не уходили с берегов Волхова у старинного села Архангельского, из бараков у Петропавловских порогов.
И это не «выставочный проект» для отвода глаз. Созидание как цель социализма подтверждена предвоенными годами. И поэтому упорство, с которым народ строил Волховскую ГЭС в самые трудные годы, как раз и вселило уверенность, что теперь пойдет!
И пошло.
В течение только первых двух пятилеток наш народ построил тысячи одних только крупных предприятий. Создавались не только предприятия, создавались новые отрасли по производству самолетов, тракторов, танков, автомобилей, станков, боеприпасов, химической продукции…
Сегодня мы отчетливо понимаем, что одинаково важно, что строят люди и кем они в результате становятся. Люди строят социализм. И социализм рождает нового человека6. После свержения советской власти в начале 90-х в стране исчезло звание Героя Социалистического Труда, поскольку аналога не придумалось. «Герои Капиталистического Труда» звучит не то чтобы неблагозвучно, но пока еще непривычно. Капиталист еще не стал предметом гордости для миллионов граждан, населяющих нашу страну. А звание Героя Труда в России родилось как раз на Волхове. Еще при жизни Ленина это звание и грамоты ЦК профсоюзов и Петроградского губотдела были присвоены лучшим — экскаваторщику Шпелеву и его коллегам Кокрякову, Невинскому, Всоро.
Те самые умельцы, что изумляли в Лондоне посетителей Всемирной выставки берендеевскими узорами деревянного павильона «Россия», теперь строили из деревянных конструкций козловые краны, для установки «щитов Стонея», деррики, сложнейшей спиральной конфигурации опалубку аппаратов, направляющих воду на тюрбины. Под натиском требований скоростных темпов индустриализации умирали патриархальные способы ведения работ. Начатая по-дедовски, подрядно-артельным способом, стройка с 1923 года перешла на коллективные договоры, избавив рабочих от «покровительства» хозяев артелей и подрядчиков.
Построили столовую для рабочих. Возникла проблема: открывать с молебствием или без него. Народ колебался. Перевес взяли сторонники советского, то бишь светского, подхода — без молебна.
Волховстроевцы знали и видели, как важна стройка для Ленина, и писали ему в дни его тяжкой болезни: «Ты первый нажмешь рычаг станции и пустишь ее в ход на пользу трудящегося человечества…»
В 1928 году автор проекта Волховской ГЭС и главный инженер стройки профессор Г. О. Графтио с присущей ему четкостью заявил: «Своим осуществлением Волховская силовая установка обязана вдохновителю электрификации России Владимиру Ильичу Ленину». Человек прямой, подчас резкий, Генрих Осипович никогда «политеса ради» не мог отступить от своих жестких правил, установленных для себя раз и навсегда, все называл своими именами.
Деревянный двухэтажный дом на возвышенном левом берегу Волхова, прямо напротив строящейся ГЭС. Здесь был штаб строительства, здесь жил начальник, он же и главный инженер стройки, а Антонина Адамовна держала табльдот для инженерного состава. Дом-штаб размером с барскую дачу где-нибудь в Коломягах или Юкках сохранился и по сей день. Работа и быт были здесь нераздельны. К примеру, представление нового сотрудника коллегам происходило, как правило, за общим обеденным столом, а не на совещаниях. Для Графтио его сподвижники были одной семьей. Это уже были не «господа инженеры», а — товарищи инженеры. Приезжая на стройку, начальник и главный инженер строительства поднимал каждый раз на флагштоке личный флаг. Стройка должна знать, что его глава и руководитель не в Москве, не в Петрограде и не в загранкомандировке.
Мне представляется Волховстрой небывалым монастырем. Собственно, почему небывалым? Тот же Соловецкий монастырь, славная цитадель православия, ставил именно труд, созидательный, плодотворный труд наравне с постом и молитвой, способом служения Высшим силам и снискания личной благодати. Поколения монахов, паломников, трудников превратили Соловецкий монастырь в обитель процветающую, во многом похожую на коммуны в предсказании утопистов.
Монастырь для экскурсантов, людей празднолюбопытствующих, чуть ли не узилище. Для глубоко верующего монаха это территория свободы. В монастыре зевака видит лишь внешний покров жизни, отталкивающей своими ограничениями и строгостью предписаний. Жизнь монастыря внешне кажется остановившейся. Глазом едва ли увидишь, а воображения едва ли хватит, чтобы увидеть, почувствовать, понять движение внутренней жизни, в каковой только и смысл монастырского служения. Без этого повседневного внутреннего движения обитателей монастыря к идеалу их жизнь утрачивает свое предназначение.
На память пришел рассказ Немировича-Данченко о Соловецком монастыре как об удивительном примере гармонического сочетания духовного роста и преображения жизни самоотверженным трудом.
В январе 1923 года, на пороге развертывания основных работ на Волхове, на предложение «Петроградской правды»: «Волховстрой — отзовись о своем директоре, товарище Графтио» — Волховстрой отозвался:
«Несокрушимая энергия, стальная воля, ненасытная жажда деятельности, безграничная трудоспособность и страстный, ни на минуту не ослабевающий порыв навстречу новой, трудящейся России при полном забвении личных интересов, — таковы качества этого вдохновенного борца за электрификацию Волхова…»
Что же отличало этих удивительных людей? Бескорыстие? Да, конечно.
И страсть!
«Ничто великое в мире не совершалось без страсти», — это свидетельствует далекий от мирского Гегель в своей «Философии истории».
И названы самые существенные черты лучших представителей отечественной технической интеллигенции. Здесь можно было бы назвать десятки имен и соратников Графтио и тех, кто придет на смену: Наймушин, Бочкин, Логинов, Медведев, Непорожний, Цесарский… Это уже советская техническая интеллигенция.
В словаре Ушакова толкование (в ироническом смысле) понятия «интеллигент» определяется так: «человек, социальное поведение которого характеризуется безволием, колебаниями, сомнениями».
Откуда же они взялись, исполненные несокрушимой энергии, стальной воли, ненасытной жажды деятельности и безграничной трудоспособности?
Нет, недаром все-таки 20 декабря 1926 года газета «Правда» писала о любви…
А. ВИНТЕР
В конце 30-х годов по инициативе Первухина Главэнерго ВСНХ перед лицом задач чрезвычайной важности и сложности был преобразован в Наркомат электростанций и электропромышленности.
Начальником Главгидроэнергостроя, ведавшего энергетическим гидростроительством, был назначен начальник строительства Днепрогэса, удостоенный за эту работу звания академика, Александр Васильевич Винтер. В обличье это был подчеркнуто старомодный инженер, усы, «чеховская» бородка, строгий регламент дня, четко поставленные вопросы, требование конкретных, ясных и полных ответов. Похож, да не похож. Борода и усы были двуцветными! Концы усов седые, серединка — черная. Так же и бородка: по краям седая, в середине — черная.
1938 год. Отец едет в Москву, понимая, что его ожидает экзамен. Об Александре Васильевиче Винтере он, конечно, знал, и кто же не только в Гидрострое, но и в стране не знал героев Шатуры, героев Днепрогэса. Шатура — самая мощная тепловая электростанция на торфе. Да и равной Днепрогэсу гидроэлектростанции в Европе не было. На все лады обыгрывалось название места на Днепре, выбранного для строительства, — Волчье Горло, близ острова Хортица.
Советской энергетике было чем гордиться!
Бородка и усы у Александра Васильевича были «чеховскими», а лоб и взгляд — как у Дзержинского.
Отец знал Винтера по впечатляющим рассказам, фотографиям в газетах и книгах. Теперь предстояла личная встреча с одним из основоположников советской гидроэнергетики, человеком-легендой.
Уже в 1918 году новая власть планировала начать строительство первых районных электростанций. Созданное для этого строительства управление «Электрострой» возглавил Винтер. В начале 1919 года адмирал Колчак Александр Васильевич принял наименование Верховного правителя России и объявил своей главной целью «победу над большевиками». Инженер Винтер, тоже Александр Васильевич, в это же самое время докладывал председателю Совнаркома Ульянову-Ленину о формировании четырех строительных управлений: Свирского, Волховского, Шатурского и Каширского…
Не только именами-отчествами были схожи Винтер и Колчак, но судьбе было угодно, чтобы оба увели чужих жен, что говорит о твердости чувств и решительности характера. Любовная история Колчака с двадцатидвухлетней женой капитана I ранга Тимирева Анной Васильевной широко разрекламирована. Судьба свела Колчака с мужем своей будущей возлюбленной еще в Морском корпусе, где они служили даже в одной роте: Колчак по заслугам фельдфебелем, а Тимирев — унтер-офицером. Вместе побывали и в японском плену в 1905 году. О том, как Александр Васильевич Винтер, сын железнодорожного машиниста из посада Старосельцы Белостокского уезда, увел жену у сына надворного советника Германа Борисовича Красина, известно значительно меньше. Имя Германа Борисовича, крупного специалиста по добыче торфа, названо в постановлении ВСНХ о создании Управления Гидроторфа от 1 ноября 1920 года за подписью Ульянова-Ленина.
Насколько важны эти работы, следует из п. 5 этого постановления: «Все ответственные работники Гидроторфа, от работы которых непосредственно зависит скорый и полный успех дела, снабжаются на себя и семью продовольственным пайком высшей квалификации и получают такое вознаграждение, чтобы они могли вполне и целиком отдаться своему делу».
За руководящим сотрудником Гидроторфа можно было и в 1920 году жить лучше, чем жили другие. Но не молодая уже Екатерина Алексеевна ушла к Александру Васильевичу вместе с дочерью…
В те времена, когда отец, шагая через ступеньку, поднимался на второй этаж Наркомата, частная жизнь не служила еще развлечением для досужей публики. О людях старались узнать главное. И главное о начальнике Главгидроэнерго отец, конечно, знал.
Знал, что Ленин сразу же после революции ввел в практику регулярное проведение встреч с ведущими специалистами энергетической отрасли. Одним из первых, приглашенных в Смольный, был Винтер. На встрече с Лениным он рассказал о трудностях в снабжении топливом, целесообразности использования местных энергоресурсов, и в первую очередь торфа, нехватке энергетических мощностей. Итогом встречи стало постановление СНК о строительстве Шатурской ГРЭС. По предложению главы государства руководителем строительства назначили А. В. Винтера.
Имя начальника строительства Шатурской электростанции на торфе, возводившейся по плану ГОЭЛРО, стало известно всей стране. За Шатурой — Днепрогэс. Знали коллеги и об испорченных отношениях двух корифеев гидростроительства — Винтера и Графтио. В любых обстоятельствах Винтер, распоряжаясь огромными финансовыми ресурсами, был непреклонным врагом любого расточительства. Как раз, помня о трудовой копейке, он счел один из проектов Графтио непозволительно дорогим. Авторитетов не признавал.
Он называл себя «прорабом социализма». И разговаривал и на стройплощадках, и в кабинетах прямолинейно и «по-прорабски» резко, речь его в особых случаях расцвечивалась лексикой, в ту пору не попадавшей в книги. При всем при этом он был неисчерпаемо энергичен, ярко талантлив, был бесхитростен и добросердечен, всегда брал ответственность на себя.
На заседании Политбюро зимой 1927 года политическое руководство страны и ведущие энергетики решали перспективы строительства Днепрогэса, самой большой гидростанции в Европе. Бухарин, Ворошилов, Калинин, Куйбышев, Молотов, Орджоникидзе, Рыков, Веденеев, Винтер, Кржижановский, практики и теоретики энергетики, должны были решить вопрос об участии иностранных фирм и специалистов в сооружении гидростанции на Днепровских порогах. Отдает ли Советский Союз строительство ГЭС, призванной стать флагманом индустриализации, иностранцам или строит своими силами, используя только иностранное оборудование и консультации специалистов.
Практики сооружения такой мощности гидроэлектростанции у нас в стране не было. Обсуждение длилось несколько часов. Вел заседание Сталин. Резонно было выслушать наконец специалистов: «Может быть, послушаем строителей? Какое у вас мнение, товарищи?» Повисла тишина. Нарушил ее Винтер: «Нужно строить своими силами». — «Хорошо, — согласился Сталин, — а вас, товарищ Винтер, мы назначим начальником строительства».
Отец знал, что во время строительства по предложению Винтера дорабатывается и изменяется проект академика Александрова и проект производства работ, предложенный американской консультационной фирмой Х. Купера. Вместо строительства в две очереди и установки турбин мощностью по 30 тысяч кВт Александр Васильевич предложил строить электростанцию в одну очередь, сократив число гидроагрегатов с тринадцати до девяти и применив турбины по 60 тысяч кВт. Соответственно, увеличивалась общая мощность ГЭС до 540 тысяч кВт. Семь Волховских ГЭС!
За сооружение Днепрогэса Винтер был награжден первым из своих трех орденов Ленина.
Отец, конечно, знал о своеобразном характере и манерах Винтера и, поднимаясь к нему в кабинет, не то чтобы робел, этих чувств он перед начальством никогда не испытывал, но был, что называется, напряжен, настороже, готовился к неожиданностям.
А первое, что он увидел, войдя в кабинет, был даже не сидевший за столом и тут же поднявшийся с кресла старомодного обличья хозяин в косоворотке с отстегнутым воротом.
Отец увидел письменный прибор на столе инженера-академика. В кабинетах на рабочих столах таких не держали.
В середине черной мраморной плиты, между двумя тяжелого стекла чернильницами в бронзовом кресле сидел… нет, не Эдисон и не Яблочков, не Ломоносов — Вольтер с его мефистофельской улыбкой. Может быть, от волнения отцу и в проницательном взгляде из-под черных бровей вразлет, бородке и затаенной недоговоренности начальника главка виделось что-то мефистофельское.
Но это «присутствие Вольтера» при их знакомстве своей неожиданностью сбило напряженное ожидание. Ждал в этом кабинете чего угодно, но Вольтер…
Хозяин поздоровался, выйдя из-за стола. Предложил сесть.
«Как доехали?» «Где остановились?» «Вы электромеханический заканчивали? У Шателена? Михаил Андреевич меня в Политех затащил. Я же два раза пытался в Киевский политехнический поступить. Не принимали». — «Это в какие же годы?» —
«В девятьсот пятом—девятьсот шестом. Неблагонадежен!» — «А я в Ленинградский технологический поступал, три года не принимали». — «А это в какие же годы?» —
«Двадцать восьмой—тридцать первый. Отец врач, советовали в „клистирный“ институт идти». Винтер провел по усам пальцем, стирая улыбку. «Да, меня вот Михаил Андреевич в питерский Политехник привел…»
Говоря ни о чем, вспоминая декана факультета профессора Шателена, Винтер разглядывал отца, как ему показалось, решая вопрос, стоит ли с этим молодым человеком говорить о том, для чего приглашен.
В какую-то минуту отцу показалось, что он прочитал в глазах шестидесятилетнего патриарха отечественной энергетики то, что не было произнесено вслух: «Сопляк ты, сопляк… Как же ты потянешь подземные тоннели и каналы, каких еще не строили? Да вот только назначать мне некого. Строек бездна, а грамотных кадров кот наплакал». После чуть затянувшегося разговора ни о чем наконец было вслух сказано: «Мы знаем вашу работу, Николай Николаевич. Видим, вы инженер грамотный… — сделал паузу, чтобы поискать еще какие-нибудь ободряющие слова. Нашел: — Вы человек ответственный, серьезный… Наркомат принял решение назначить вас главным механиком НиваГЭСстроя. Можете рассчитывать на нашу помощь, поддержку… Расскажите, что сейчас на стройке? Меня в первую очередь интересуют скальные работы, проходка тоннелей».
Странный экзамен. Сначала выставили оценку, а потом стали спрашивать, задавать вопросы.
На все про все минут пятнадцать-двадцать. Инженер, проработавший после вуза на стройке всего два с половиной года, в свои двадцать восемь лет получал должность и хозяйство стройки, еще не имевшей у нас в стране аналогов.
Видели? Знали? Доверяли?
Столько слышал о манерах и крутом стиле руководства, был готов и выслушать, и ответить, а тут — разговор с добрым дедушкой.
Стало быть, не лишен был и педагогического чутья академик, знал, с кем и как нужно разговаривать.
А ведь нрав-то у Александра Васильевича Винтера действительно был крутой, как и должно быть у человека железной дисциплины. Спать ложился даже на Днепростройке в десять вечера при любых обстоятельствах. Вставал в четыре утра. До семи занимался наукой. Считал научную работу неотъемлемой составляющей инженерной деятельности. Все остальное время — стройке! Себя не жалел, но и других не щадил. Гонял! Никакие катаклизмы, случавшиеся на строительстве Днепрогэса, не могли поломать установленный Винтером регламент. Все знали, что после десяти вечера Винтера на стройке нет. Того же режима придерживался Александр Васильевич и в наркомате перед войной. Сталинская бессонница заставила и служилый, и партийный народ в верхних эшелонах подстраиваться, тянуть «ночные смены». Могут и позвонить, спросить, а то и вызвать.
Вскоре после утверждения отца в новой должности случилось то, что и должно было случиться с человеком, не умеющим приспосабливать себя к обстоятельствам, с человеком, привыкшим диктовать обстоятельствам свою волю.
Ночью, часов около двенадцати, в квартире Винтера в Москве раздается настойчивый телефонный звонок.
Пришлось встать.
«С вами говорят из приемной Лазаря Моисеевича Кагановича. Александр Васильевич, вам необходимо в два часа (ночи!) прибыть к Лазарю Моисеевичу…»
«А что Лазарь Моисеевич делает ночью?»
«Лазарь Моисеевич работает!»
«А я думал, по ночам только воры работают», — бабахнул спросонья крутой начальник Главгидроэнерго.
На том конце положили трубку.
Академик, чертыхаясь за прерванный сон, пошел досыпать.
На следующий день утром Винтер проводит у себя в кабинете совещание, собрал начальников отстающих строек, устроил головомойку, во весь голос, не стесняясь в терминологии. Обличье старого интеллигента не мешало ему, обходя стройку, или по ходу совещания в кабинетах и «бушевать», и «разносить», требуя качественного и в срок исполнения служебных заданий.
В разгар «разноса» зазвонил телефон с государственным гербом, «кремлевская вертушка». Винтер резко снял трубку, трижды произнес «да», «да», «да». Положил трубку, достал папку, в две минуты, при молчаливом любопытстве присутствующих, сложил в нее какие-то бумаги, встал и объявил: «Я больше не начальник главка. Всего доброго» — и вышел.
Лазарь Моисеевич, в отличие от молодых наркомов, институтов не кончал, просто был самородок. Очень хорошо знал паровозы. Когда ему говорили про электровозы и тепловозы, на которые перешла Америка и начала переходить Европа, Лазарь Моисеевич произнес исторические слова, эхом отозвавшиеся в стране: «Мы на паровозе еще в коммунизм въедем!» Логарифмическую линейку впервые увидел в руках племянника-студента. Заинтересовался. Попробовал освоить. Так что брал твердостью характера.
Тень всемогущего и жесткого наркома путей сообщения коснется и отца, и, к счастью, так же без последствий.
В 1942 году отец будет заведовать отделом промышленности и транспорта в Кандалакшском горкоме. Кандалакшский 310-й завод изготовил партию минометов. Их ждали войска, прикрывавшие Мурманск. Директор завода Павлов звонит Елисееву, секретарю горкома ВКП(б) и председателю Городского комитета обороны: «Надо срочно отправить минометы в Мурманск, а как, не знаю, выручай. Нужны две платформы». Елисеев тут же звонит отцу. Тот немедленно связывается с железнодорожниками. Вопрос решен. Две платформы пошли на заводскую ветку. Ночью в квартире Елисеева раздается телефонный звонок. Позвонивший представился: «С тобой говорит Каганович Лазарь Моисеевич. Еще раз полезешь в дела железной дороги — расстреляю». Объяснений Лазарь Моисеевич слушать не стал, повесил трубку.
А выдворенный из Главгидроэнерго Александр Васильевич Винтер не пропал и умудрился даже на самых высоких постах, к примеру замнаркома тяжелой промышленности, оставаться вне партии.
В профессиональной деятельности можно так или иначе оценить вклад специалиста и среднего, и большого, и самого высокого уровня. Но есть не поддающееся измерению, взвешиванию чрезвычайно значимое для коллег участие в профессии, присутствие в профессии тех, для кого органично служение делу, несмотря ни на что. И это касается людей самых разных профессий.
Художественный совет в Большом театре Союза ССР принимает новую постановку «Евгения Онегина». Идет обсуждение. Композитор Мурадели строго произносит:
«Я следил по партитуре…» И тут же раздается негромкий голос Шостаковича: «„Онегина“ надо наизусть знать». Забудут обсуждение, премьера станет рядовым репертуарным спектаклем, изменится и состав худсовета, но вот эта реплика «„Онегина“ надо наизусть знать» останется мерой профессиональной требовательности музыкантов прежде всего к себе, и услышана она будет далеко за стенами Большого, может быть, эхом гуляет еще и сегодня в стенах консерватории.
Понятие этос шире, чем все разъясняющие его слова: привычки, обычай, манеры, стиль общения и т. д. Древние говорили, что этос человека — это его демон! Демон — сила побуждающая, движущая, земным измерениям не подверженная.
И те, кто несет эту «демоническую» миссию, скорее всего, могут быть признаны в своей профессии жрецами, в подлинном смысле аристократами, не теми, что так именуются по случайности рождения.
Если «аристократия» — власть лучших, то надо с грустью признать, что в государственном управлении это сословие никак не подтвердило своего имени. Где и когда у нас правили лучшие?
А вот в профессиональной среде другое дело. Не случайно бытовало, но не дожило до нынешних времен понятие «рабочая аристократия». А такие люди действительно были, с кем-то и я был близко знаком. В них подкупала естественность и органическое чувство свободы. Фрезеровщик Кировского завода Владимир Якумович Карасев, прототип моего героя в фильме «Хозяин», и у станка, и на пленуме в ЦК, и на худсовете киностудии «Ленфильм» был естественным, уверенным, немногословным, в нем не было даже намека на сознание своей, как-никак, исключительности. Знал я и Евгения Морякова, токаря ленинградского завода «Полиграфмаш». Рядом с ним, как рассказывали его коллеги, нельзя было плохо работать. Нельзя было не знать своего «Онегина» наизусть.
Их не назначали в «аристократы», они не боролись «за власть», но действительно аристократами были и властью располагали реальной, той, что дается мастеру от Бога.
Можно представить, как рассмеялся бы Александр Васильевич Винтер, если бы его
«произвели» в аристократы, сына машиниста с его-то далеко не изысканными манерами выходца из посада Старосельцы.
Посмеялись бы над присвоением им такого звания и те, кого я знал, те, за кем в своем деле признавалась высшая власть: писатель Астафьев, летчик-испытатель Галлай, начальник Братскгэсстроя Наймушин, вице-адмирал Кругляков, генерал армии Грибков, профессор Ленинградской консерватории Гликман, кинорежиссер Козинцев…
Получив от Александра Васильевича Винтера благословение на служение общему делу, отец сумел выработать в себе и человеческие и профессиональные черты русского инженера: разносторонность технических знаний, общая культура и — может быть, самое главное отличие интеллигента — отсутствие чувства превосходства в отношениях с другими.
Наградами за реальный вклад в советскую энергетику отец не обойден. Но он помнил и высоко ценил свою первую награду. До войны, сразу после рождения его первенца, в конце горестного 1937 года он получил письмо от своего старшего коллеги, где тот благодарил отца за спасительную поддержку. Инженер Думлеров, почитаемый отцом за помощь в освоении практической работы на стройке, хотя они и жили рядом, счел необходимым именно письмом поздравить молодого коллегу с рождением сына, пожелать новорожденному быть достойным своего отца. Заключало письмо памятная фраза: «Всегда буду рад встретиться с Вами в деле».
НАКОНЕЦ-ТО ПАПА ЕДЕТ НА ВОЙНУ
В 1942—1945 годах отец, как уже я рассказывал раньше, работал в Кандалакшском горкоме. Летом 1945-го он был вызван в ЦК ВКП(б) в Москву. К немалому его удивлению, на Новой площади он получил погоны подполковника и мобилизационное предписание отправиться на обещанную союзникам войну с Японией. И подполковником отец вышел из ЦК не «политических», а инженерных войск специального назначения в армию генерала Сабурова.
Все произошло удивительно быстро. Ни мама, ни мы с братом, естественно, ничего не знали.
Мы были на Украине, мы отъедались.
Да, после войны, после блокады казалось, что самое главное в жизни «матери и ребенка» — еда! Разумеется, к 1945 году о голоде речи не было, кажется у отца были карточки литера «Б». Про классификацию едоков по литерам бытовала шутка: есть «литерАторы» и есть «литерБэторы», а остальные — «коекакеры». Столовая утварь в доме наполовину состояла из аккуратно оббитых отцом по краям консервных банок, разных по форме и прежнему содержанию. Чайника в доме не было, его заменяла большая консервная банка, освобожденная в счастливый час от двух килограммов американской тушенки. Банки были непохожими, и тушенка в них была в каждой наособицу. И по сей день помнится ее разный вкус, и запах вспомню, если увижу ту самую банку.
В килограммовых круглых банках защитного цвета с американским орлом, под слоем чуть рыхлого, как мартовский снег, жира, пахнущего лавровым листом, перцем и еще чем-то необычайно притягательным, волокнистое мясо с жирком самых тонких свойств обещало райское наслаждение. Но в раю, по всей видимости, подают все-таки тушенку в высоких прямоугольных банках. Там под крышкой в палец толщиной застывший бульон, которому нет названия, потому что слово «холодец» или «студень» опустят эту пищу богов на землю. А дальше там, под полупрозрачным слоем мясного суфле, представьте себе, была колбаса! Ее прямоугольный брус можно было аккуратно вытряхивать из коробки, нарезать не толстыми пластами, растягивая удовольствие, и, погружаясь в вечное блаженство, вкушать и впитывать в пределах вечности этот эликсир жизни, положив пластик колбасы с дрожащими вкраплениями почти прозрачного желе на хлебушко… Но если в раю вам удастся прикрепиться к спецбуфету, вот там небожителям и поступающим к ним бессмертным в праздничные дни, скорее всего, будут выдавать небольшие такие жестяные баночки, розового цвета и размером с четыре пачки «Беломорканала», положенных друг на друга. Металлический ключик сбоку уже прихватил баночное ушко, не больше уха летучей мыши. Вращая ключик, наматывая на него металлическую ленту, жители рая сначала почувствуют, а потом уже увидят… Нет, не стану говорить, и не потому, что нет слов, просто потому, что не хочется предвосхищать счастье тех, кому в раю удастся прикрепиться к спецбуфету и отведать содержимое этой баночки… Счастье от неожиданности по закону Бойля и Мариотта удваивается…
В Кандалакше была мастерица по части изготовления бюстгальтеров. Забыть ее фамилию невозможно — Петухова. Вот эта мамина добрая знакомая предложила в первое же послевоенное лето поехать на отдых и еду (!) на Украину вместе с ней к ее родне под Пирятин, точнее, в деревню под Гребенками. Я неплохо помню это путешествие транзитом через Москву и Киев. Один из дней нашего пребывания в Москве устанавливается с астрономической точностью. Это был понедельник, 9 июля 1945 года. Днем в половине третьего мы были на Красной площади, чтобы наблюдать солнечное затмение с самой близкой к Солнцу точки на планете. Прямо на Красной площади бойко торговали закопченными стеклышками. Керосинки в Москве еще не перевелись. Изготовление «спецоптики» по доступной цене было налажено отменно. Непрозрачное стекло размером со спичечную коробку гарантировало наблюдение редкого астрономического явления. Мама приобрела даже три стеклышка, чтобы, чего доброго, мы с братом не подрались во время солнечного затмения, да еще и на Красной площади.
Затмение было полным!
Пусть и недолгая, но полная темнота посреди дня была тревожной. Сквозь стеклышки все смотрели на небо. В самые темные мгновения, может быть, целую минуту на площади стояла тишина. Было немного страшно. Но рядом же были кремлевские звезды. Зажгут, в крайнем случае если погаснет солнце!
Еще помню «Трофейную выставку» в парке Горького. Подбитые немецкие самолеты с погнутыми лопастями на моторах. Помню чешскую мортиру «шкода», такую огромную, что, как мне казалось, могла бы стрелять обитаемыми снарядами по Луне. «Мама, это по нам в Ленинграде из такой стреляли?» — «Не думаю», — утешительно предположила мама. А вот и великолепное зрелище, прямо на земле, груда, пирамида метра два высотой немецких орденов. Нам с братом хотелось думать, что они сняты с убитых орденоносцев.
А потом была пересадка в Киеве.
Запомнился мост через Днепр, с низкого левого берега на высокий правый. Судя по его виду, мост был наведен еще саперами. Опорой для пути служили шпалы, сложенные в высоченные «колодцы». Наш состав тихонечко, чтобы не расшатать зыбкие опоры, не шел, а переползал с левого берега Днепра на правый. Когда поезд приполз на высокий берег, из окна вагона мост открылся во всей красе. Рельсы были уложены на хлипкие подпорки, уж не помню, высотой, может быть, метров пятнадцать-двадцать, они казались издали конструкцией из спичек. Как они могли выдержать железнодорожный состав, до сих пор не постигаю! И когда поезд тащился по мосту, страшно было смотреть в окно, казалось, что поезд плывет над рекой по воздуху. Рельсов же не видно. А под окном — пропасть. Тем не менее в Киев мы приехали, с моста не свалились, теперь предстояло закомпостировать билеты для пересадки на Пирятин, а оттуда уже двигаться далее в Гребенки. От Гребенок до деревни, куда мы добирались, было километра четыре-пять, не больше. Багажа у нас была уйма, поскольку в доме по совету Петуховой были собраны все вещи, годившиеся в обмен на продукты. Мама вспоминала голодный Петроград 1919—1921 годов, когда «валютой» тоже были вещи. Помнила хорошо, ведь она была старше, чем мы с братом, ей тогда было одиннадцать-тринадцать лет. А нам с братом в 1945 году было только шесть и восемь.
Билеты в Киеве транзитникам выдавали только по предъявлении справки о прохождении санобработки. Помню, как ехали на трамвае на санобработку. Киев — город гористый, так что раза два грамодяне-пассажиры выходили, и в помощь готовым вспыхнуть от натуги электромоторам толкали трамвай вверх вручную.
Столько раз произносилось в дороге слово «Пирятин», что место это казалось необыкновенно привлекательным. Пришел поезд к разбитому вокзалу с изувеченной снарядами кирпичной водонапорной башней. Станцию бомбили не хуже нашей Масельской. На дальних путях еще стояли остовы сгоревших вагонов. Изрешеченные черные цистерны.
До Гребенок осталось километров двадцать.
Добрались и до Гребенок, а до деревни Корнеевка, что на речке Гнилой Оржице, где обитали пожилые родственники мадам Петуховой — строгая бабка и приветливый, покладистый дед, нужно было все пять километров тащиться пешком. По совету мамы мы с братом шли босиком, мягкая пыль на шляхе казалась после наших заполярных камней пухом, поднимавшимся и зависавшим в воздухе, если слегка поддать ногой. Не-е, по такой дороге идти можно!
А тут, на счастье, догнала подвода из Гребенок, сгрузили вещи, посадили нас с братом и ровесницу нашу, Петухову-дочку, а счастливая мама с приятельницей до деревни так и шли рядом пешком.
Возница сидел боком, спустив левую ногу, а правую, деревянную, закинул в подводу, словно вез ее как поклажу. По краям дороги стоял лес из подсолнечника. Это же семечки! Еда! Не удержался. Спросил возницу: можно одну только головку сломать?
— Навища вони тоби потрибни? — сказал возница. И, к своему удивлению, я его почти понял. — Они ще достигли.
Здесь я ничего не понял, понял главное: сломать головку не получится.
На сонячко я схожий,
И сонце я люблю,
До сонця повертаю
Головиньку свою… —
пропел возница и, обернувшись ко мне, спросил: — Зидкулi такий взявся? Здесь было все понятно.
— Из Ленинграда.
— То як вам було у Ленiнграде? Важко чи не дуже?
И спросил так легко, словно речь шла о воскресном походе в лес, ждал, чтоб поделились впечатлением.
Я не знал, что сказать. Он обернулся к маме, увидел, как у нее сжались губы. И «важко чи не дуже?» осталось без ответа.
За тот месяц, что мы прожили в деревне, пару раз мама брала меня с собой на базар в Гребенки. Базар до сих пор стоит у меня перед глазами, подавляя обилием еды. Прямо на земле пирамиды из пунцовых помидоров, яблоки на любой вкус, огурцы навалом, картошка, сало, початки вареной кукурузы, присыпанные солью… Было с чем сравнивать, я же помнил рынок в 1943—1944 годах в Череповце, где мы спасались во время эвакуации. Почти пустые прилавки, и узбек в халате и зимой и летом со своей песней: «Урю-юк — руб штук! Урю-юк — руб штук!»
С базара в Гребенках мама возвращалась, держа за лапы двух-трех забитых кур, в полной перьевой оснастке.
В Кандалакше мама уже в 1944-м принесла с рынка зеленое яблоко и с надлежащей торжественностью мне его вручила. А меня разобрал смех. Конечно, я этого не помнил, но мама вспоминала с грустью. «Что смешного? Почему ты смеешься?» — удивилась мать. «Огурец… огурец… — давился я от смеха, — круглый… круглый…» Тут мама догадалась, что я первый раз в жизни держу в руках живое яблоко, в пять лет… Заплакала.
Зато в благословенной украинской деревне вечером голова, председатель колхоза, выходил на крыльцо правления, а мы, человек двадцать ребятни, его уже ждали.
В гимнастерке без погон, с короткими «ворошиловскими» усами под носом, он с бесстрастным лицом, словно выплескивал помои, выкидывал нам под ноги в дорожную пыль несколько ведер вполне съедобных яблок. Делалось это для того, чтобы мы не «шакалили» по садам, не трясли еще незрелые фрукты. Бесстрастие, с которым исполнял вечерний ритуал голова, надо думать, говорило о том, что он мало верил в действенность его щедрости. Мы бросались в дорожную пыль и подбирали дары доброго сердца только что не в драку.
Иная картина была чуть позже вечером на этом же самом месте.
Пленных немцев водили на восстановление скотного двора далеко за гречишное поле. Утром я их не видел. Видел вечером, видел одну и ту же ежедневно повторявшуюся картину. Минут за двадцать до прохождения колонны, пожалуй, человек в сто в сопровождении трех конвоиров с винтовочками со штыком опять же прямо в дорожную пыль женщины выкладывали домашний хлеб, яйца, помидоры, картошку… Едва ли кто поймет, как смотрел на этот триумф русского духа мальчишка из ленинградской блокады. Во мне не было ничего, кроме ненависти к этим сволочам, истерзавшим наши города, нашу землю, убивавшим нас в Ленинграде… Конечно, я не знал тогда стихов Константина Симонова «Убей его!», но чувства его, продиктовавшие поэту, уверен, были и моими чувствами.
Удивляли женщины, пережившие долгую и тягостную оккупацию, в семье у каждой были или убитые, или изувеченные, или пропавшие без вести…
Удивляли и немцы.
В отличие от нас, кидавшихся на брошенные на дорогу яблоки, эти неторопливо подбирали все, что было выставлено на дорогу, не совали подобранное по своим карманам, а передавали, видимо, назначенным специально доверенным лицам, складывавшим дары в противогазные матерчатые сумки советского образца. Немецкие противогазы были в металлических круглых рифленых коробках, надо думать, не столь удобные для сбора милостыни.
Обратную дорогу домой забыть невозможно. Летом 1945-го победители валили в Россию. Именно так — валили. Через станцию Гребенки шли эшелоны, облепленные людьми в военной форме. Крыши, тормозные площадки, кто как сумел, лепились как-то даже на самом паровозе, солдаты впивались в поезда, надо думать, еще не веря своему счастью. В Россию возвращалась жизнь! Пассажирских поездов не помню.
А дальше — чудо.
Мы с вещами, два чемодана и тюк, перетянутый багажными ремнями с «постельным», рассчитывать на постель в вагоне не приходилось, стояли в полном недоумении, даже не на перроне, а прямо на земле, рядом с остановившимся эшелоном. О том, чтобы сесть в этот поезд, — куда? на крышу? на тормозную площадку? —с пацанами шести и семи с половиной лет и речи быть не могло. Да и на каждой тормозной площадке было уже тесно.
Мадам Петухова с дочкой еще оставались в деревне.
Эшелон стоял. Солдаты кинулись за кипятком и снедью на пристанционный базарчик. И вдруг раздалось: «Мамаша, к нам! К нам давайте!» Из теплушки спрыгнул на землю усатый солдат, только и помню, что усы, подхватил нас с братом, закинул в распахнутую дверь теплушки и нас с братом, и нашу поклажу и помог взобраться в вагон маме. В набитом битком вагоне, среди пахнущих потом и махоркой солдат нашлось место еще для трех пассажиров.
Как нас обихаживали!
У Сергея и у меня почти сразу образовались персональные покровители. Зачем они ехали домой с оружием, понять было трудно, но нам казалось, что военные всегда должны быть с оружием. У «моего» был автомат. ППС. Судаевский. С откидным прикладом. У «дядьки» брата карабин. Я чувствовал свое законное превосходство. Внимание, которым была окружена мама, естественно, переливалось и на нас. Только много позднее уже в разговорах с мамой я понял, что же тогда случилось. Истосковались, соскучились мужики по ребятишкам, женщина, молодая мать интеллигентного вида, куда же ей одной справиться с дорогой. Я спрашивал маму про «ухаживания»… «Ну что ты! Они меня спросили сразу же, как звать. Сама не знаю почему, представилась: Анна Петровна. Так за всю дорогу до Киева, кроме Анны Петровны, ничего и не слышала».
Был у нас и еще один «литер». С земли его не предъявишь, а в вагоне первое дело — откуда?
«Ленинград».
«И в блокаду там?»
«И блокады хватили».
Про то, как воевал и выживал Ленинград во время войны, знали плохо. В эвакуации в вологодских деревнях, куда мама ходила менять последнее на продукты, мы были «выковыренными». Странное дело, но о блокаде в стране узнали побольше, даже в некоторых подробностях, благодаря нашим, ленинградским, праздникам, Дню прорыва блокады и Дню снятия блокады, как мы тогда говорили. Город-фронт, солдатам-фронтовикам, солдатам-окопникам это было понятно без славословий.
«И ребятки с вами в Ленинграде были?»
«Были трое, уцелели двое. Мать погибла. Свекровь погибла. Брат мужа погиб.
Племянница погибла».
Говорит просто. Уже выплакано. После войны о таком говорили просто.
«Обстрел? Бомбежка?»
«Голод».
«У вас, может быть, и награды есть?»
Вагон позванивает медалями на новеньких и затертых ленточках. Поблескивает солдатской Славой и Красной Звездой.
«Вот они, две мои медали», — кивает на нас с братом.
«Какие ж это медали? Считайте, Анна Петровна, это у вас два ордена».
А потом была ночь. Украинская ночь. Теплая. Звездная. Так хорошо было стоять у бруса, перегораживающего открытую дверь теплушки. Солдатская рука придерживает, мало ли, тряхнет, и вообще…
Так не могло быть, но когда я вспоминаю эту ночь, мне кажется, что вдоль всего пути, по которому мы ползли, я слышал одну песню: «Галю, Галю, Галю молодая… пiдминулы Галю, забрали з собою…» И пели ее не в вагоне, она была снаружи, словно пела сама земля…
Днем были в Киеве. Не помню уже, как это получилось, но из Киева мы ехали уже пассажирским поездом транзитом через Москву к себе в Кандалакшу.
В Москве наш поезд прибыл на Курский вокзал и стоял около часа. Мама даже разрешила нам сбегать на привокзальную площадь, чтобы еще раз взглянуть на горящую малиновым цветом букву «М» у входа в метро. Я помню даже вкус этой малиновой буквы, чуть сладковатый, как сироп у продавщиц газированной воды в прозрачных стеклянных узких колбах, высотой в две гильзы от противотанковой «сорокапятки». Помню и терпкий малиновый вкус пурпурных ленинградских трамваев. У каждого цвета свой вкус.
Когда мы с братом, вполне счастливые, успевшие выпить газировки без сиропа, прибежали на перрон, мама радостно разговаривала с каким-то представительным широколицым человеком.
«Не узнаете? — спросила мама. — Это же Быков Владимир Иосифович. Мы же на Ниве до войны в одном доме жили».
«Да где же им помнить», — важно прогудел монументальный Владимир Иосифович. Был он на стройке то ли начальником участка, то ли начальником техотдела. Немалым начальником, это точно.
Мама продолжила свой рассказ о нашем путешествии, но спохватилась:
«Господи, вы Николая Николаевича давно видели, как он?»
«Только что», — прогудел Быков.
«Что значит — только что?» — растерянно спросила мама.
«Так я же провожать его пришел. Только что простились».
«Как простились? Где он?»
«А вот в этом поезде», — и Быков великодушно показал на пассажирский состав, стоявший с другой стороны перрона.
«Где он? Какой вагон?»
«Вагон у него четвертый, это ближе к голове состава», — с важностью всезнающего человека пропел Быков.
Наверное, так бывает только в кино, в хорошо «закрученном» сценарии.
Мама тут же сорвалась с места, помчалась по перрону, огибая провожающих, отъезжающих, чемоданы и тюки… Но пробежала только два вагона.
От противоположного края платформы поезд тронулся. С отцом мы увидимся почти через год.
Мама с растерянным лицом, тяжело дыша, вернулась к нашему вагону. Быков, похоже, никуда не спешил и стоял с нами.
«Владимир Иосифович, как же так, почему вы не сказали?» — У мамы растрепалась прическа.
«Так вы же, Анна Петровна, уважаемая, не спросили. А спросили, я сказал. Я думал, вы знаете…»
«Знаю, что Николай Николаевич в этом поезде? — недоумевала мама, сдерживая досаду и гнев. — Как я могла это знать?»
«Вот это уж, простите, Анна Петровна, совсем не по моей части».
«Куда он поехал?»
«Совсем ничего не знаете? Как же так? — пробасил Быков с укоризной. — В Китай».
«Зачем?»
«Зачем ездят военные, мне знать не полагается, но догадаться можно».
«Какие военные?» — Нас провожал вполне штатский отец, главный механик Нивастроя.
«Подполковник».
«Он что, в форме?»
«А как же. И доложу вам, чудесная Анна Петровна, что военная форма очень идет Николаю Николаевичу».
«Куда он поехал?»
«Я же докладывал вам — в Китай, но это по секрету».
«Почему Китай? Какой Китай?» — Мама не могла прийти в себя и старалась не смотреть на Быкова.
«Сейчас военные эшелоны на Дальний Восток идут один за другим. Все видят, что что-то такое там готовится», — Быков докладывал так, словно если не по его замыслу, то уж с его милостивого разрешения военные эшелоны пошли на восток.
«Какие эшелоны?.. Мы же под Пирятином почти месяц жили. Вернее, под Гребенками, в деревне… Я же вам рассказывала».
«У вас, как в песне, получается: „На Север поехал один из друзей, на Дальний Восток другой…“»
Быков рокочущим смехом оценил свое остроумие и находчивость.
Я смотрел на этого высокой комплекции дядю, так торжественно разговаривающего, и не понимал, почему он не сказал маме, что папа в соседнем поезде. Может быть, и спросил бы, но грянул колокол, предваряя отправление нашего поезда. Проводница стала просить зайти в вагон.
Быков попрощался с самыми сердечными пожеланиями благополучной дороги.
За то время, что нас не было, изменилось наше место жительства в Кандалакше. Папа переехал, оставив избушку у «Свинячье-поросячьего» озерца в Кандалакше. Почему отец так назвал этот водоем, питавшийся, скорее всего, стоками из городской бани, не знаю. И озерцо, и избушка уместились между забором 310-го завода и лесной биржей на берегу залива, куда мама гоняла нас с братом собирать летом щепки для плиты.
Отец перевез наши пожитки в двухкомнатную квартиру в итээровском доме в поселок строителей гидростанции Нивы-III. Квартира! две комнаты с печкой, кухня с плитой… Отхожее местом! холодное, но свое и непродувное! Квартира была меблирована кушеткой с тремя ковровыми подушками и двумя валиками, двумя подростковыми кроватями, обеденным столом, платяным шкафом и пятью стульями, все с овальными, в два ногтя величиной, металлическими бирками «коммунального отдела НиваГЭС-III».
Два одноэтажных четырехквартирных дома, в два крыльца каждый, стояли под прямым углом друг к другу, но не вплотную, как раз между ними были ворота, а обширный двор с сараями и огородами был обнесен дощатым забором. С легкой папиной руки это подворье так и будут звать в поселке — «Кремль»! Благо и место высокое, рядом с недостроенной школой, лишь выведенной к 1941 году в кирпиче наполовину первого этажа.
К 1950 году достроят все четыре этажа, и мы еще три года в ней поучимся!
От отца приходили из Маньчжурии письма, и мы осваивали китайскую географию. Маньчжурия. Ровно сорок лет назад наш дед, полковой врач 3-го Вернеудинского казачьего полка, Николай Никандрович Кураев как раз и воевал в этих краях и слал отсюда письма своей невесте Кароле Васильевне. Теперь из Мукдена, Чаньчуня и города Куаньчендзы, именовавшегося Гирином, получали письма мы.
Мама копила для отца регулярно получаемые по карточкам папиросы «Для охотника», более всего напоминавшие «Беломорканал». Чтобы зелье не соблазнило ее мальчишек, она «прятала» папиросы на крыше древтрестовского платяного двустворчатого шкафа, стоявшего в нашей с братом комнате.
Однажды, пока мама была в каком-то продуктово-хозяйственном походе по поселку, мы с приятелями, Славиком-большим и Славиком-маленьким, устроили «перекур». Накурились до одури. Мама застала нас едва держащихся на ногах, тем не менее каким-то тряпьем пытавшихся выгнать в форточку тучи табачного дыма.
Мама закрыла дверь на ключ изнутри, чтобы «гости» не сбежали, и выдрала кожаной собачьей своркой всех подряд. Помню, как Славик-маленький, сын начальника милиции, нашего соседа по крыльцу, выл и орал, дескать, скажет отцу, тот придет и вас застрелит. Страшная угроза не остановила карающую руку. Отец Славика-маленького отнесся к произведенной над его сыном экзекуции с добрососедским пониманием.
Папиросы со шкафа исчезли и дожидались отца в каком-то надежном, так и неоткрытом нами с братом месте.
…ПАПИРОСОЧКА
В Индустриальном институте, как в ту пору именовался ленинградский Политех, при распределении двадцатишестилетнему выпускнику предложили на выбор — Медеплавильный комбинат на Балхаше или строительство гидростанции в Заполярье.
Диплом выпускника электромеханического факультета давал гарантию работы на заводах и на серьезных стройках. Чем придется заниматься на стройке в Заполярье или на Балхашском медеплавильном, рисовалось весьма неотчетливо, поэтому выбирать приходилось между холодом и зноем.
Выбирал не сам, выбирала жена, в свою очередь избранная отцом в конце пятого курса и на всю жизнь. Будущая наша мать, родившаяся в Санкт-Петербурге, не представляла своей жизни вне Ленинграда, и потому выбор пал на Кольское Заполярье, расположенное всего в тридцати шести часах езды на поезде.
Вот и всех троих сыновей мама родила в Ленинграде… Так уж случилось.
22 июня 1941 года застало отца и мать в Кандалакше.
Мама была в положении. По всем срокам разрешиться должна была где-то в ноябре. Война войной, но дети являются на свет, к счастью, не ведая, что творится на белом свете и что их ждет… Хотелось, чтобы предстоящее разрешение от бремени всетаки случилось в безопасном месте. В Кандалакше еще помнили полыхнувшую над этими краями Финскую войну, затемнения, залитые по команде по радио топившиеся печи…
Более безопасного на земле места, чем Ленинград, мама не представляла. Туда и отправилась с благословения отца в первых числах июля, подхватив нас с братом.
В первые же дни войны приказом наркома электростанций Леткова отец был назначен ответственным за эвакуацию коллектива и оборудования НиваГЭСстроя в Казахстан, на Чирчик. где предстояло спешно достроить для нужд обретающего новое значение промышленного района гидроэлектростанцию, строившуюся чуть ли не с 1935 года.
С поставленной задачей отец справился, эшелоны ушли на восток, его же оставили для ликвидации уже возведенных сооружений и тоннелей в случае угрозы сдачи города.
Разумеется, ему не нужно было сидеть день и ночь у подрывной «машинки». Уже в конце августа отец был призван в Оборонстрой.
Упорное сопротивление 42-го стрелкового корпуса генерала Панина не позволило немцам прорваться к Кандалакше. 122-я дивизия держала оборону в районе Куолаярви, 104-я выдвинулась и закрепилась у озер Кайралы и Апаярви. Наши дивизии по численности уступали немецким в полтора-два раза. А в авиации у немцев было четырехкратное превосходство численное и вдобавок, увы, еще и качественное. Нашим «ишакам» (И-16) с двумя пулеметами драться с «мессершмиттами» с их четырьмя пулеметами и превосходством в скорости было тяжко.
Враг рвался к Алакуртти, откуда в сотне километров и по железной дороге, и по шоссейной была Кандалакша.
В первые месяцы войны как-то было, как говорится, не до наград, тем удивительнее, сколько защитников Кандалакши были удостоены звания Героев Советского Союза в первые два месяца боев. Танкисты, командиры танков Борисов и Грязнов. Пулеметчик Данилов. Начальник штаба 273-го полка майор Кузнецов… Всех ли вспомню. Здесь стояли насмерть.
Сорок дней наши две дивизии держали оборону в районе Кайралы.
А чтобы защитить город, не дать врагу перерезать Кировскую железную дорогу, соединявшую Мурманск со страной, день и ночь шли работы по возведению рубежей обороны на Западном направлении.
Отец участвовал в строительстве наших позиций на рубеже «Верман».
9 сентября гитлеровцы форсировали реку Тумчу и овладели господствующими над окружающей местностью горами Лысая и Войта.
Ценой серьезных потерь противник за три месяца боев продвинулся на 70—75 километров. На юге они уже замкнули блокаду Ленинграда, рвались к Москве. а здесь за каждый километр, за каждые сто метров платили кровью.
Истощенные в боях 122-я и 104-я дивизии 9 сентября отошли на рубеж обороны «Верман».
20 сентября 1941 года именно здесь враг был остановлен, именно этот 87-й километр Алакурттинской дороги станет для захватчиков неодолимым.
Через три года Красная армия отсюда пойдет в наступление.
На подступах к Кандалакше, пока армия сдерживала атакующих немцев, было создано семь рубежей обороны.
В штабе 14-й армии, защищавшей на Алакурттинском направлении город, была составлена карта организации огневых точек и взаимодействия подразделений на случай уличных боев в городе.
«Строптивая» Кандалакша была готова и к боям внутри города. На ближних подступах к городу были оборудованы доты и дзоты, артиллерийские позиции, огневые точки были рассредоточены и в самом городе… Слава богу, а заодно и строителям рубежей обороны, до уличных боев дело не дошло.
По завершении работ на Оборонстрое отец был назначен заместителем главного инженера на 310-м заводе, откуда через полгода был, как тогда говорили, взят на пост заведующего промышленно-транспортным отделом Кандалакшского горкома ВКП(б).
На три года Кандалакша стала прифронтовой.
От ближайшего немецкого аэродрома в Алакуртти было сто километров. Город, железнодорожную станцию, три завода и порт бомбили нещадно.
Мне довелось читать служебную записку отца с предложением не отключать электросети при объявлении воздушной тревоги. Он подсчитал, сколько было ложных тревог, когда «юнкерсы» шли над Кандалакшей бомбить другие цели, — это раз. За полгода подсчитал попадания в электросети во время бомбежек, их было не так уж и много. Третье, урон от отключения предприятий и порта значителен. И, наконец, были отлажены работы по восстановлению нарушенных сетей.
Зимой 1942-го во время ночного налета стокилограммовая бомба угодила точно в магистраль, снабжавшую водой депо и весь железнодорожный узел. Бомба трубу пробила, но не разорвалась. Через пятнадцать минут она уже вмерзла в ударившую фонтаном воду. Магистраль, разумеется, перекрыли. Теперь нужно было вытащить изо льда это неподъемное средство борьбы с «пархатыми большевистскими казаками», как выражался один из персонажей Генриха Бёлля.
Над аварийным местом поставили треногу, завели на нее тали в расчете на полутонный груз, развели костер, грели воду и плавили лед. Остывшую воду отсасывали помпой, чтобы она не успела застыть. Отец руководил работой на месте. Промышленность и транспорт — зона его ответственности. Кипятком отогрели бомбу до половины. Завели тали на стабилизатор. «Голубушку», как она именовалась в рассказе отца, зацепили. Считали, что полдела сделано. Корпус-то тоже теплом окружили, согрели… Трогали рукой — тепленький! Решили тащить. И она пошла! Но когда вырвали «голубушку» изо льда и подняли на полметра, стабилизатор оторвался и она рухнула в свое ледяное гнездо. Вот хвалят немецкую технику, а ведь стабилизатор-то закрепили кое-как, да и взрыватель оказался на поверку ни к черту…
Для работы со взрывателем, для разоружения бомбы был вызван Василий Андреевич Коротких. Надо думать, одно его присутствие действовало на взрывоопасные предметы обезоруживающе. Почти четыре тысячи мин, неразорвавшихся снарядов и бомб он обезвредил со своими товарищами. Уже после войны они подсчитали — пятьдесят тонн взрывчатки. Сколько же бед отвели руки этих умельцев.
Отец остался защищать Заполярье, а мы благополучно приехали в Ленинград. Мама успела сфотографироваться с нами, двумя сыновьями, третий же прибывал еще в самом надежном на земле укрытии, в материнском лоне.
Фотография почтой ушла к отцу… Снова он нас увидит через два года.
А еще через десять лет он подойдет к дому на Восьмой линии…
Где-то в 1951 году, в одну из командировок из своей тундры-мундры в Ленинград, он шел по Восьмой линии, подошел к дому, где мы бедовали в блокадные дни, где и он жил до войны, откуда еще электромонтером ездил на работу на «Электросилу» и в институт, откуда инженером отбыл в Заполярье.
Теперь этот трехэтажный дом, построенный когда-то для старшего причта Благовещенской церкви, занимает милиция. Прямое попадание снаряда в здание у Среднего проспекта, где помещалась милиция до войны и в первый год войны, сделало милиционеров на время бездомными.
Пришлось искать новое место обитания… Облюбовали наш дом, а нам дали комнату в четырехэтажном доме младшего церковного причта по другую сторону церковного садика, на углу Седьмой линии и Малого проспекта.
Отец поднялся на третий этаж.
Тот же сквозной коридор. Те же двери.
На двери нашей комнаты табличка: «Начальник отделения милиции». Сначала отец попал в тамбур, выгороженный для секретарши.
«Приема нет, — стуча на машинке и не поднимая глаз на отца, проговорила, как простучала, секретарша. — Я вам ясно сказала, приема нет!» — простучала уже строго, увидев, что отец берется за ручку двери в кабинет начальника.
«А я не на прием».
«Так куда же вы лезете-то?!»
«Во-о-от в эту комнату», — сказал отец и вошел в кабинет. Следом за ним влетела перепуганная правоохранительница.
«Я же ему говорю, а он нахально…»
Отец окинул взглядом потолок. Лепная розетка над люстрой была та же, а вот лепной бордюр был срезан секретарской пристройкой…
«Товарищ, что у вас? — спросил подполковник в темно-синем кителе со стоячим воротником и узкой планкой невысоких наград над левым нагрудным карманом.
В городе только что произошли большие события, и повсюду обновилось начальство.
«Это наглость такая, я ему говорю, а он…
«Помолчи. Гражданин, что вы хотели?» — спросил новый хозяин нашей старой комнаты.
«Я хочу выкурить здесь папироску…» Начальник откинулся в кресле. Помолчали.
«У меня в этой комнате умерли сын и мать».
«Даша, дай товарищу пепельницу», — сказал начальник и погрузился в бумаги, разложенные у него на столе. Сам он, видимо, не курил.
Отец был не совсем точен, но не тот был случай, чтобы входить в подробности. Здесь умерла Ольга Алексеевна, мать его жены, его мать умерла двумя месяцами раньше, 1 декабря 1941 года, но по другому адресу.
Даша взяла пепельницу со стола для совещаний и, поджав губы, подала. Отец сел на стул у стены, достал свой привычный «Беломор», закурил.
Было лето. Сквозь опущенную фрамугу из церковного садика доносились детские голоса. Детей в Ленинграде после войны было много, школы были переполнены, и сад между Седьмой и Восьмой линиями до позднего времени был полон визгов, беготни и криков.
Наверное, отец прикинул, сколько сейчас могло быть его Борьке. Сереже — четырнадцать… двенадцать Мишке… Боре было бы десять… Похоронить не было сил. Он лежал за окном между рамами… В каком окне? В левом? В правом? Вот в это, правое окно, где стояла их кровать, 5 сентября 1935 года Юрка кидал камешки. Добросить до третьего этажа и не разбить стекло надо уметь. Парадную на ночь дворники закрывали, и проникнуть в дом милый друг, друг еще с биржи труда, для сообщения о рождении дочери никак не мог. Отец проснулся от легких ударов в стекло, выглянул в окно… Всю ночь друзья кочевали по чайным и закусочным, работавшим в ту пору до утра в интересах извозчиков, шоферов такси, трамвайных ремонтников и разной беспутной публики… Юрка в блокаду командовал батареей 152-миллиметровых орудий, позиция была прямо на территории колпинского завода… Занимался контрбатарейной борьбой…
В окно был отчетливо виден разбитый центральный купол пятиглавого Рождественского собора, обращенного перед войной в механические мастерские.
Вспомнил рассказ жены…
Это было в середине декабря 1941-го, она кормила полупустой грудью Борю, когда начался обстрел. Нехватку еды мать, обманывая себя, пыталась компенсировать строгим исполнением режима кормления. Заслышав сообщение по невыключавшемуся радио о начале обстрела, старшие заныли и стали собираться в бомбоубежище. Но мать была непреклонна. Уже и дети успокоились, когда шарахнуло так, что дом вздрогнул и поехал… На стене висели часы с маятником в деревянном футляре. Мама не отрывала от них глаз, боясь перекормить ребенка. Но маятник после оглушительного взрыва за окном припал к стенке футляра, часы медленно поползли по стене, как ползет стрелка кренометра где-нибудь на ходовом мостике при размашистой качке. Дом пошел, готовый вот-вот рухнуть. Скособоченные часы замерли. А стена поползла обратно. Дом выстоял. Ольге Алексеевне и Боре было дано прожить еще два месяца…
Почему-то младший брат отца, Аркадий, называл этот садик — тошниловкой, может быть, знал, что раньше здесь было кладбище?
Сюда Аркадий пришел последний раз в середине августа, принес племяннику синюю пилотку с матерчатой красной звездой, ту, что полагалась летному составу. «Кадик, когда следующий раз тебя ждать?» — спросила мать, Кароля Васильевна. «Ты видела плакат: „Грудью защитим Ленинград!“, похоже, защищать больше нечем, ты же видишь, что творится?» С тем и ушел.
Ни похоронки, ни извещения «пропал без вести», ничего, словно не было эскадрильи, полка, воздушной армии…
Кадик летал на «СБ».
Отец видел, как их «мессершмитты» жгли над тундрой…
Вспомнил воздушный бой, самый первый, что видел над Верманом, где возводили укрепления.
Понять, где кто там наверну, где наши, где не наши, было невозможно. Выли моторы, из поднебесья доносилось «тук-тук-тук». С десяток самолетов, едва различимых с земли, крутились возле друг друга, как осенние мошки, будто им было мало неба… Наконец-то один задымился и, кувыркаясь, стал падать к земле. Ждали, что немец выпрыгнет с парашютом, но машина загорелась, и никто из нее не выпрыгивал… Казалось, что горящий самолет упадет на голову, но он упал метрах в трехстах. Все, кто видел эту воздушную круговерть, тут же бросились к месту падения и взрыва. Отец чуть не споткнулся об оторванное взрывом колесо. Нагнулся, прочитал: «Ярославский шинный завод». Помнил свое недоумение: разве может быть сбит наш?
Догорая, папироса не жжет пальцев, как сигарета, просто гаснет. Докурил. Поставил пепельницу на место.
«Спасибо».
«Пожалуйста, пожалуйста», — не поднимая головы от бумаг, проговорил подполковник, словно к нему чуть ли не каждый день вот так заходят выкурить папиросочку.
ЧЛЕН ПАРТИИ
Как-то мне попалась на глаза коричневая картонная книжечка, на обложке значилось: «Кандидат в члены ВКП(б)». Это была «кандидатская» книжка отца, с записью уплаты членских взносов. Последняя запись: «Переведен в члены ВКП(б)». Меня, естественно, удивил срок пребывания отца в кандидатах — почти десять лет! Спросил, не ошибка ли какая и почему так долго проверяли пригодность отца для членства в партии. Может быть, что-то вызывало в отце подозрение у настоящих партийцев? Нет. 30-е годы ознаменовались бурными событиями внутри партии, борьба с «рабочей оппозицией» после XV съезда, убийство Кирова, процессы над недавними вождями партии, над видными военачальниками, словом, прием новых членов был не самым актуальным вопросом внутрипартийной жизни. Отсюда и такой кандидатский стаж! И не только у отца. Из кандидатов в члены партии отец перешел в 1939 году, в год моего рождения.
У отца была возможность сделать партийную карьеру, но он решительно отказался. Я об этом узнал, лишь просматривая документы, относящиеся к отцу и строительству Нивского каскада в архиве ГБ в Мурманске, и гражданском архиве в Кировске уже в нынешние времена.
Членство в партии…
Разумеется, у меня были с отцом разговоры об этом предмете.
Отец видел, я пять лет, десять лет, пятнадцать лет работаю на «Ленфильме» в должности редактора, члена сценарно-редакционной коллегии, и — ни с места! Чтобы двинуться «с места», нужно вступить в партию. Препятствий к тому было два. Первое. Меня устраивало «место», занимаемое мной в творческом процессе, составляющем суть работы над фильмом. Не занимая «ответственного» поста, я отвечал только за самого себя и мог позволить себе не участвовать в конъектурных изделиях, непременно внедряемых сверху в производственно-творческие планы студии. В результате ни в одном из полусотни фильмов, вышедших с моим именем в тирах, мне сегодня нет нужды менять ни единого слова. Второе. Я не мог представить себя говорящим или делающим что-то несогласное с моими представлениями о должном в порядке «партийной дисциплины».
Отцу казалось, он даже, пожалуй, был убежден в том, что я беспартийностью обрекаю себя на жизнь на обочине.
Конечно, разговоры о роли коммунистической партии, о ее всевластии были тлеющей темой, иногда вспыхивающей обжигающим спором.
Впрочем, отец был убежденным коммунистом, помню его размышления о власти.
«Я же вижу, во что перерождается наш партийный аппарат. Но все не так просто. Как ты думаешь, почему японцы так дорожат своим императором, а англичане королевой? Что, они без этих кукол не прожили бы?
Почему богов почитают? То же самое.
Людям нужно верить, что есть кто-то добрый. мудрый. справедливый, милосердный, бескорыстный, воплощение всех достоинств, кто и поймет, и утешит, и поможет. И еще. Император, королева — воплощение смысла существования державы, не сиюминутный, а, почитай, вечный. Инстинкт самосохранения нации правильно подсказывает необходимость иметь институт, соединяющий и примиряющий все многообразие непредсказуемой жизни.
Единство нации не пустой звук.
У японцев во время войны было две с половиной тысячи камикадзе. А желающих вступить в их ряды вдвое больше. Самолетов не хватало. Умереть за императора, умереть за Страну восходящего солнца почиталось счастьем! Потому этот народ после губительной и проигранной войны вышел в мировые лидеры. Вон они какие символы-то бывают!
Несмотря на все предупреждения, от Льва Толстого до собственных министров, Николай не понял предназначенной ему роли. Решил, что будет править, как его батюшка. А времена-то переменились. Народилась буржуазия, капиталисты. Кукла им бы еще и пригодилась, а вот самодержец, чье слово выше закона, повелитель и указчик ни на дух им был не нужен. Еще и сволочь вокруг трона тоже о себе думала, как выслужиться, как угодить, как отхватить, что поближе лежит. И об этом ему Толстой писал: какой бы он ни был хороший государь, он никак не может управлять сам 130-миллионным народом, а управляют народом приближенные царя, заботящиеся больше всего о своем положении, а не о благе народа.
А еще пугали царя и „спасали“. Прибыльное дело.
Не с топорами и вилами шли на дворец, а с хоругвями. Не комиссар в кожанке с маузером впереди шел, а поп с крестом.
Не давал Николай приказа стрелять в народ, шедший к нему с петицией. Его и в Петербурге тогда не было.
Распорядились царевы угодники, а „Кровавым“-то Николая нарекли.
И ни булыгинская дума, ни виттевский манифест, ни столыпинские виселицы и пулеметы, ни зубатовские успокоительные капли для рабочих — ничто уже помочь не могло.
Самодержавие совершило самоубийство.
Не поверил царь мудрому и совестливому графу, тот был старик прямой. Тот ему без околичностей писал: самодержавие есть форма правления отжившая, могущая соответствовать требованиям народа где-нибудь в Центральной Африке, отделенной от всего мира, но не требованиям русского народа, который все более и более просвещается общим всему миру просвещением.
Горох отлетел от стены и стал пулей в ипатьевском подвале.
Но прежде буржуи и либералы царя прогнали, сами будем править. Свобода! И все такое.
А что началось? Анархия. Полный развал. Бедлам.
В Китае когда Маньчжурская династия была свергнута? В 1911 году. И сколько шла в Китае гражданская война? До конца 1949 года, пока не взяли власть коммунисты. Не ждала ли нас такая же тридцатилетняя война? По сути, сейчас в Китае тот самый нэп, который Ленин считал и для нас долгосрочной перспективой. Конечно, китайцам было в чем-то проще. Советский Союз был для них гарантом от внешнего вмешательства. Могли спокойно искать свой путь. Единовластие для обширнейших, многоразличных во всех отношениях территорий с огромным населением — это условие и существования, и развития. Вот почему я коммунист».
И еще отец объяснял свое членство в партии не только искренней убежденностью в превосходство строя без власти денег, без власти частной собственности, без деления людей на высший сорт и низший.
— Оставаться беспартийным сегодня — значит оставаться недеятельным. На такую безучастную роль я не могу пойти.
Мне, защищая свою беспартийность, оставалось только отыскивать примеры плодотворной жизни, даже успешной карьеры, вне партии.
«Командующий Ленинградским фронтом Говоров вступил в партию только в сорок втором году… Шостакович Дмитрий Дмитриевич вступил в партию на пятьдесят пятом году жизни… Вот и маршал Москаленко стал маршалом, не имея партбилета… Может быть, и я к пятидесяти пяти созрею…»
Я еще не знал в ту пору, что Славский Ефим Павлович, трижды Герой Социалистического Труда, возглавлявший советскую атомную промышленность, вступил в партию в возрасте шестидесяти трех лет, в 1961 году. Но это мало что меняло.
Наверное, отцу моя позиция казалась юродством.
Однако к пятидесяти годам я все-таки «созрел» и в убеждении, что в XXI век мы войдем под красным знаменем, при Горбачеве я уже не видел препятствий для вступления в партию и на очередное предложение ответил согласием. Отца, не дожившего до этого дня, едва ли это событие могло порадовать, поскольку только Поприщин у Гоголя считает, что в сорок три года самое время начать делать карьеру.
Впрочем, отец от карьеры партийного функционера отказался, хотя от предложения достаточно высоких партийных постов на уровне обкома отказываться не принято. Все знали, что предложение партийной должности, равное по сути назначению, прежде чем будет сообщено счастливцу, согласовывается, обсуждается, взвешивается, утрясается на каком-то не видимом никому кадровом решете… Конечно, отец все это знал и тем не менее сумел от высокой чести отказаться.
Как?
Он никогда об этом не рассказывал. Рассказали документы «личного дела» отца, которые я нашел в архиве. В мурманском архиве, где я смотрел материалы, относящиеся к отцу и строительству Нивского каскада, «Личного дела» отца не было. Оказывается, областной партийный архив разделили. Скорее всего, чтобы сохранить кадры, оставшиеся после 1991 года без работы.
В Мурманске мне сказали, что «личное дело» отца в Кировске.
Судьбе было угодно распорядиться так, что четыре фильма по моим сценариям снимались в мурманских краях, на моей действительно второй родине. Съемки фильма «Петя по дороге в Царствие Небесное» велись в Кировске. Режиссеры, как правило, очень ревниво относятся к присутствию сценариста на съемочной площадке. И режиссер Николай Досталь, успешный профессионал, не был исключением. Я объяснил, что меня в Кировске не съемочная площадка интересует, интересует, конечно, но не в первую очередь, в первую очередь — архив! Препятствий к моему появлению в зимней киноэкспедиции не было.
Листаю «дело» отца и без труда нахожу ответ на вопрос, который не сумел задать отцу при жизни.
Когда предлагается партийная должность, кандидату необходимо собственноручно заполнить анкету и написать автобиографию. Ритуал вполне рутинный. И я увидел, что именно в своей автобиографии отец и написал отказ от высокой чести. Сначала шло стандартное перечисление мест учебы, работы, а в конце сказано то, что не могло понравиться «приглашающей» стороне. Отец написал о том, что в 1945— 1946 годах возглавлял в Маньчжурии советскую дирекцию одной из крупнейших гидростанций Китая, Фынманской ГЭС на реке Сунгари…
Сейчас непросто представить себе строгие правила функционирования партаппарата. Там была своя логика. Есть пролетариат, передовой класс, есть коммунистическая партия, передовой отряд этого класса, но есть еще и в передовом отряде лидирующая, ведущая и направляющая когорта. И сильна она не столько глубиной убеждений, но в первую очередь дисциплиной, и на деле даже дисциплина важней, чем всякие там убеждения. Попавшие в обойму партаппарата на любом уровне это ясно понимали. Понимал и отец, призванный во время войны в Кандалакшский горком заведовать отделом промышленности и транспорта. Еще летом сорок третьего года его друг писал сестре отца в Ленинград о том, что отец «параллельно с текущими делами не бросает мысли вновь работать по специальности, правда, это сопряжено с большими трудностями, и необходимо преодолеть целый ряд больших и малых препятствий, но все же дело не безнадежное».
«Приобретенный опыт и накопленные знания предполагаю использовать в работе на строительстве Нивского каскада гидростанций в Заполярье».
Это был последний абзац, четко выделенный в написанной без единой помарки четким отцовским почерком автобиографии. Прочитан высокой инстанцией он был правильно. «Хочу строить…» Ну что ж, не понимает человек, какая честь ему оказана, не понимает, какие перспективы перед ним открываются, ну что ж, два раза туда не зовут.
Уже по должности отец входил и в партком стройки и руководимого им проектного института, а как начальник строительства Нивского каскада был членом, уже не помню точно, то ли бюро Мурманского обкома, то ли членом пленума, во всяком случае, в Мурманск ездил регулярно, благо дорога не дальняя.
Помню несколько его рассказов про эти бюро.
По партийному ритуалу секретаря парткома стройки утверждало бюро обкома, а назначал ЦК, поскольку должность из номенклатуры ЦК. При некоторой абсурдности «утверждения» решения, принятого высшей инстанцией, тем не менее «порядок» должен быть соблюден строго.
Отец и вновь назначенный секретарь парткома Нивастроя Кузьмин Георгий Гаврилович едут в Мурманск на утверждение на бюро обкома… присланного по распоряжению ЦК парторга Кузьмина Георгия Гавриловича.
Утверждение на бюро идет по установленному ритуалу, неукоснительному, как церковная служба.
«Кандидат» обязательно должен рассказать автобиографию и ответить на вопросы, после этого бюро голосует.
Кузьмин биографию рассказал. Теперь вопросы. Без вопросов нельзя, ведется протокол.
Вопрос: «Как у вас с политучебой?»
Четкий ответ: «Работаю над первоисточниками». Вопрос: «Что последнее вами изучено?»
Ответ: «Прошел „Мойдодыр“, приступаю к „Дяде Степе“».
Ответ озадачил. Повисло молчание. Кто улыбался, кто хмурился. Отец разъяснил: «У Георгия Гавриловича сынишка родился…» Посмеялись. Поздравили. Утвердили единогласно. Все же свои.
Помнится эпизод также с утверждением в должности ни много ни мало командующего армией, дислоцированной в Мурманской области, генерала Колпакчи. Не ранг обкома такие должности, но ритуал опять же должен быть исполнен.
Отцу очень понравился ясный, четкий доклад генерала, без лишних слов, без акцента на боевых заслугах, об участии в войне сухо, по-деловому, без упоминания наград, обозначенных четырьмя рядами колодок на генеральском мундире. Еще до начала бюро многих интересовало, какой национальности этот смуглого обличья Колпакчи. Чистейшее любопытство, поскольку не утвердить генерала, уже назначенного на должность Москвой, просто невозможно.
А как спросить? Не спросишь же: «А не еврей ли вы, товарищ генерал?»
Нашелся человек, сумевший удовлетворить вполне лояльным вопросом общее любопытство.
«Ваше вероисповедание?»
Четкий ответ: «Бывшее православное».
Ну и слава богу! Утвердили генерала на посту командующего армией единогласно, генерал боевой, да и Север в ту пору был местом горячим7.
Истории вроде бы и безобидные, даже забавные, может быть, а в сущности, как теперь понимаешь, — свидетельство бюрократизации, «обрядоверия», на пути к омертвению призванного двигать жизнь организма. Да, вполне характерная подробность, как бюрократическая патология превращает организм в механизм.
В чем разница?
Совсем небольшая, организм обладает способностью развития, он живет, он связан с окружающей средой, он способен реагировать на ее изменения. Иное дело — механизм, это приспособление, устройство, предназначенное к исполнению одной или нескольких функций. Он — вещь в себе. И партия, постоянно совершенствуя свой «аппарат», стала даже не «вещью в себе», а «вещью для себя».
Именно события августа 1991 года показали, что партия из организма превратилась в бюрократическую нежизнеспособную структуру. Ни для кого.
ОТЕЦ В РОЛИ ЖИМЕРИНА
В 1991 году я жил в писательском поселке в Пахре под Москвой. Оказалось, что у Дмитрия Георгиевича Жимерина дача как раз в Пахре. Разузнал его дачный телефон. Позвонил. Назвался. Спросил, помнит ли он моего отца.
Сразу почувствовал, что мой звонок явно был ему в досаду. Я попросил о встрече. «У меня нет свободного времени», — сказал бывший нарком, бывший министр, в чью пору советская энергетика обеспечила стране безопасность и развитие8.
Это он стал наркомом в январе 1942 года, когда энергетика страны только по мощности электростанций была отброшена на уровень 1935 года. При том, что из-под наступающих немцев было отправлено в тыл 11 тысяч вагонов с электрооборудованием, наши потери составили около пяти миллионов кВт установленных мощностей. Не все демонтированное и погруженное удалось довезти, удары авиации по эшелонам и коммуникациям делали свое дело.
Мы потеряли 61 электростанцию, 10 тысяч километров линий электропередач высокого напряжения. А сколько немцы вывезли? Освобождали от большевизма? Пропаганда для дурачков. Завоевывали и грабили. Демонтировали и отправили в Германию 1400 паровых и гидравлических турбин, столько же паровых котлов, 11 300 различных генераторов, а электромоторы, трансформаторы, силовые и телефонные кабели, приборы измерения и защиты, все тащили!
Но только Уралэнерго в 1942 году увеличил свои мощности на 40 % процентов, а к 1944 году — удвоил!
А в 1946 году наша энергетика не только достигла, но и превзошла довоенный уровень на один миллион кВт мощности.
Нарком Жимерин Дмитрий Георгиевич оставался на своем посту всю войну и еще восемь лет после.
«…Нет свободного времени». Только теперь я его понимаю, чем старше становишься, тем меньше остается «свободного времени».
И все-таки я думаю, что не в нехватке свободного времени было дело.
В 1991 году он видел, что смысл его жизни и тех миллионов, кто были его единомышленниками и соратниками, публике, рванувшей во власть и к поживе, не то чтоб недоступен или неинтересен, да просто перпендикулярен, враждебен.
Созидатели и расхитители разве могут понять друг друга? О чем им говорить?
Люди из разных эпох. Из разных политических систем.
Но во все времена в любой политической системе, при любых правителях, и могучих, и жалких, деспотах и либералах, при любых войнах, справедливых и разбойничьих, при любвеобильных дамах и мальчиках на троне жизнь продолжалась и двигалась теми, кто пахал, сеял, строил, рожал и растил детей, учил и сам учился…
Никуда эти люди не делись и после того, как там, наверху, в конце 1917 года появились новые имена и лица.
Уже 3 мая 1918 года Совнарком рассмотрел первую смету сооружения трех свирских гидростанций. И осенью начались работы. Шли медленно, наконец практически прекратились. Но работу продолжили проектировщики. И гидрологи вели свои наблюдения в районах предполагаемого строительства. И то, что новая власть сразу же заявила о своих серьезных намерениях, надо думать, обеспечило ей поддержку в инженерной среде.
14 апреля 1919 года, накануне, можно сказать, деникинского наступления на Москву, Ленин подписывает постановление Совета обороны: приравнять работы по строительству Шатурской ГРЭС к работам «по обороне страны и чрезвычайного значения по охране тыла».
В 1920 году «новые лица», еще не окончив войну за удержание власти, обратились к «старым лицам» с предложением начертать и осуществить Государственный план электрификации России, построить 29 тепловых и гидравлических станций, дать России полтора миллиона энергомощностей. Кто-то смеялся, другие вертели пальцем у виска. А «старые люди» не то чтобы полюбили новую власть, да, видно, не разлюбили дело, которому посвятили жизнь. И потому надели черные немаркие тужурки на стеганой подкладке, форменные фуражки со скрещенными молоточками над козырьками, натянули сапоги с высокими голенищами и пошли по еще воюющей стране!
Пошли для начала посмотреть и посчитать, что еще уцелело, что можно пустить в дело.
Они пересчитали все трансформаторы, все распредустройства, все пригодное оборудование для подстанций, все пригодные для строительства тепловых и гидравлических станций динамо-машины и генераторы…
Этот великий труд, инвентаризационная книга, написанная Робинзонами, выкинутыми бурей наконец-то на твердую землю, читается как поэма!
И как не вспомнить «инвентаризацию» народного хозяйства, проведенную с безоглядной алчностью, пальбой и душегубством в «святые 90-е»!9
Когда читаешь про количество фарфоровых изоляторов, видишь, как первопроходцы в инженерных фуражках их нашли, пересчитали до единого и сохранили, чтобы пустить в дело. Не то что сотни метров кабеля, мотки проволоки были взяты на учет!10 Вот хотя бы несколько имен этих Робинзонов, «старых русских», будущих академиков АН СССР.
Графтио Генрих Осипович, 1869 года рождения.
Кржижановский Глеб Максимилианович, 1872 года рождения.
Александров Иван Гаврилович, 1875 года рождения.
Винтер Александр Васильевич, 1878 года рождения.
Веденеев Борис Евгеньевич, 1884 года рождения.
Они и сотни их почти забытых соратников не только составили фантастический план, не только, что называется, руками собрали скудное хозяйство, но этот план и осуществили.
В стране, которую «мы потеряли», и без того скудно электрооснащенной да еще и разоренной Гражданской войной, рассчитанный на 10—15 лет план ГОЭЛРО, казавшийся скептикам и остроумным врагам «элекрофикцией», был к 1940 году, всего за 20 лет, превзойден в семь раз!
Если бы перед войной мы не стали действительно могучей державой, нас бы никто не спас и не защитил. Нас бы с вами просто не было.
Конечно, Жимерин читал, слышал по радио, видел по телевизору гневные обличения советского руководства, которому всецело принадлежал. И зловещий Сталин в первую очередь, и его ближайшее окружение были объявлены людьми бездарными, малообразованными, серыми, тупыми, глупыми и помешанными на жестокости!
«Перед кем вы хотите выслужиться, кому хотите понравиться? — Бывший нарком, уроженец деревни Дубки Вятской губернии, в 1990 году мог спрашивать только себя. — Что вам мешает сделать больше и лучше, чем нам, бездарным, тупым, серым, малообразованным?»
Бывшему наркому, вытащившему энергетику во время войны на довоенный уровень и сделавшему все, чтобы приумножить ее в послевоенные годы, флаг «альтернативного мнения» и «поиска истины» должен был казаться всего лишь пиратским флагом тех, кто взял в конце концов страну на абордаж!
О чем ему было со мной говорить? Он был из времени созидателей, а я, как он, скорее всего, полагал, уже, надо думать, не раз «обжегшись на молоке», был для него из времени расхитителей.
По размышлении я понял, что на самые главные вопросы услышал бы, скорее всего, то, что я слышал от отца, когда вполне «в духе времени» обвинял, предъявлял вопиющие факты, судил безжалостно и, как теперь с горечью понимаю, терял не только чувство меры, но и необходимый в любом разговоре такт.
Отец под грузом обрушившихся в последние два года жизни тяжких болезней говорил не без досады, но спокойно, как человек, уставший после работы. Работа, вполне продуктивная, была смыслом его жизни, а теперь вот изволь объясняться с назойливой мухой, почему ты не был таким же умным, порядочным и дальновидным, как она, расположенная высоко на рогах поверженного «быка», откуда видно дальше и больше, чем быку, отдавшему все силы ниве.
Разве Жимерин сказал бы что-то другое, не то, что я слышал от отца? Слова, разумеется, были бы какими-то иными, примеры, а главная мысль сродни, как это бывает у единомышленников, делающих общее дело.
«Спасибо, наконец-то нам открыли глаза, и мы увидели, что зловещей фигурой был не только Сталин, но и его ближайшее окружение так же было малообразованным, тупым, серым, бездарным… Но скажи на милость, как же при безграмотных, серых и тупых злодеях-руководителях, в том числе высшего звена, народ за считанные годы превратил страну в могущественную державу?»
«Сам говоришь — народ!»
«Ага, у тебя как получается: собрался где-то народ и решил, а не построить ли нам Волховскую ГЭС, а не построить ли нам Магнитку? Эй, мужики, подходи, у кого лопата есть, будем „гэсу“ строить! Тебе самому, вижу, смешно».
«Так по принуждению…»
«Я начальник строительства, я директор проектного института, кого я принуждал? Кто меня принуждал? Кого по принуждению в вузы загоняли? А воюют, по-твоему, только добровольцы? Любое государство — механизм принуждения. А те, мой дорогой, что работают только по принуждению, за первые две пятилетки никогда бы не построили порядка шести тысяч только крупных предприятий. Давай прикинем, посчитаем. — Отец любил считать. Цифра — аргумент убедительный. — Две пятилетки. 3650 дней. Делим 3650 на шесть тысяч. В два дня вводилось три предприятия! Конечно, страна большая, но когда в этой стране было что-то подобное? И это не фабрики детских игрушек и производства леденцов. Авиационные заводы, машиностроительные, станкостроительные, тракторные, шарикоподшипниковые, танковые, по производству боеприпасов, химическое производство… Не будь у нас всего этого, разве мы смогли бы устоять?
Да и силу немецкой армии люди сегодня, наверное, плохо себе представляют».
Отец видел и знал войну из прифронтового тыла, о том, что он рассказывал, я в ту пору нигде не читал.
«Сорок третий год, канун Курской битвы. Наверное, первая за всю войну операция, к которой обе стороны готовились так тщательно, сознавая ее стратегический смысл. Написано и про танки, и про ряды окопов, „опережающую“ артподготовку, Прохоровку, только не вспоминают о двух „бомбежках“.
Начиная с 4 июня 1943 года на протяжении двух недель немцы нещадно бомбили в Ярославле всю группу заводов резиновой и каучуковой промышленности и предприятия Горького, в первую очередь их флагман, Горьковский автозавод, выпускавший не только автомашины, но и танки. Вот такая у них была „артподготовка“. Били под дых.
Ярославль давал сорок процентов резиной продукции в стране, а шинный завод практически один „обувал“ пушки, самолеты, автотранспорт, давал резиновые оболочки танковым каткам…
Около трехсот бомбардировщиков непрерывно шли волна за волной на Ярославль. У кого сегодня хватит воображения представить себе три сотни вражеских самолетов над головой. Жилья сожгли пропасть. Накрыли сажевый завод, синтетического каучука, шинный и ЯАЗ, завод большегрузных автомобилей… Вместо обычных двухкилограммовых зажигалок, какими, к примеру, Ленинград засыпали, применили 50-киллограмовые зажигалки новой конструкции. Они прошивали перекрытие цехов и разливали какую-то тягучую дрянь, от пламени которой металл плавился. Такую щипцами не схватишь, в ящик с песком не сунешь. Такую никаким чертом не потушишь!
В костер заводы превратили. C грехом пополам потушили.
Повсюду обгоревшие остовы несущих колонн, рухнувшие перекрытия с обожженной и исковерканной арматурой, электромоторы, оборудование. И все завалено обрушившимися конструкциями… В технологическом оборудовании и электромоторах, как правило, были расплавлены все бронзовые подшипники, сгорели электрические обмотки в моторах, вышли из строя все наземные коммуникации инженерных и кабельных сетей.
То же самое в Горьком, так ударили по ГАЗу, что завод встал, а большинство цехов легло. 27 тысяч человек поднимали завод. И это не толпа. Для такой работы нужны бетонщики, монтажники, электрики, наладчики, ремонтники высшего разряда… Там же инженерные коммуникации восстанавливать, кабельные сети, приводить цеха в божеский вид, поднимать конвейер, менять и монтировать новое оборудование… Составить план восстановительных работ, обсчитать, сколько и каких строительных материалов необходимо, какое оборудование можно восстановить, какое подлежит замене…
Война идет. К Курской дуге подтягивают все что можно.
Напряжение на железных дорогах предельное.
А тут еще катастрофа в Ярославле и Горьком.
ГКО немедленно приняло постановление, предписывающее доставку в двухнедельный срок всех основных строительных материалов. Составы с грузами прибывали днем и ночью, их еле успевали разгружать. Сорок третий год, война в разгаре, сколько можно, казалось бы, найти объяснений и оправданий задержкам, неполноте поставок, но не в двухнедельный срок, а в течение десяти дней все материалы в полном объеме были переброшены на заводские площадки. А каждый эшелон нужно было не только укомплектовать, но и вписать в график железных дорог, работающих с предельной нагрузкой. Ни страхом, ни многолюдством, ни молитвой такие задачи не решить. Только отлаженной, четко работающей организации это под силу.
И такая организация была — партийно-государственная, делавшая одно дело.
Именно партийно-государственная, нравится это нам или нет.
В первые же дни в Горький прибыл нарком автопрома Акопов с замом по строительству. Сразу же были мобилизованы три тысячи человек из „Стальконструкции“, „Стройгаза“, „Центроэлектромонтажа“. А потом к каждому квалифицированному рабочему прикрепляли несколько человек на обучение.
Представим себе хоть на минуту этот колоссальный объем работы! Какого напряжения человеческих сил все это стоило.
Каждый день. Каждый час. Что это? Не знаю.
Наверное — ВОЛЯ К ЖИЗНИ.
В какие-то отчаянные дни и годы в народе пробуждается эта небудничная, потаенная энергия, способная совершить невозможное. Но энергия эта должна быть организована и направлена.
Без прямой и оперативной помощи располагавшего всей полнотой власти ГКО разве с такой работой можно было бы справиться?
Тупые и бездарные разве могли бы такую работу реально осознать, понять ее масштаб и необходимые для исполнения средства? Значит, государственный механизм был способен решить и непосильные задачи: организовать, но сначала найти все необходимое, укомплектовать их в считаные дни (!) и доставить эшелоны со стройматериалами и оборудованием в Горький и Ярославль. При страшных потерях в жилом фонде обеспечить мобилизованных на восстановление едой, крышей над головой, спецодеждой, инструментами. И люди, если хочешь — народ, работали не за страх, а за совесть.
Сто дней и ночей в Горьком 27 тысяч человек расчищали завалы, покрывали цеха временными навесами, восстанавливали кабельные сети и монтировали оборудование.
Ярославцы на восстановление просили восемь месяцев, ГКО дал только пять, а сделали за три с половиной месяца. За три с половиной!
Курская битва, когда еще отгремела, уже Харьков освободили, а только в конце октября доложили в ГКО, что восстановление Горьковского автомобильного завода закончено. Как закончено? Продукция пошла, а главный конвейер, колесный цех, другие производства под открытым небом, работали под брезентовыми навесами.
Сталинградская битва в книжках, в кино, в песнях. А что было после Сталинградской битвы, кто помнит? Сто раз показывали Сталинград после побоища, снятый с самолета в феврале сорок третьего года. Сплошные руины, живого места нет, здания целого нет. 30 января Гитлер присвоил Паулюсу звание фельдмаршала. 31 января 1943 года фельдмаршал Паулюс сдался в плен. А теперь представь: 31 июля 1943 года восстановленная мартеновская печь завода „Красный Октябрь“, на территории которого шли бои, выдала первую плавку металла. Через месяц! была получена первая тонна проката на восстановленном прокатном стане.
2 ноября 1943 года Сталинградский тракторный завод выпустил первый мощный дизель, а 17 июня 1944 года с большого конвейера сошел первый опытный трактор СТЗ-3. Это в воюющей стране!
Не было такого в истории, чтобы шла такого масштаба война и одновременно шло восстановление металлургии, тяжелой промышленности, машиностроения и энергетики в таких вот масштабах11.
Помнишь, что твой любимый Чехов сказал про народ? Слово в слово не помню, но как-то так: народ — это то лучшее, что каждый из нас делает. Точней не скажешь…»
«Но к войне-то были не готовы! Кто за это ответит?»
«Что значит — к войне не готовы? Страшно ошиблись с началом войны? Безусловно — трагическая ошибка. Помнишь, Бисмарк говорил: „Это не преступление, это хуже, это — ошибка“. Так и с началом войны. Но если бы наша промышленность, индустрия, энергетика, даже понеся страшные потери, не выстояла, разве можно было бы одолеть немцев. А ведь на них работала промышленность Франции, Бельгии, Чехословакии, вся первоклассная европейская индустрия. Чехия — лучшая в Европе кузница оружия. У них даже движения Сопротивления не было до сорок пятого года! Работали на фашистов не покладая рук. Но если победили все-таки мы, значит, хозяйственный, промышленный и политический организм Советского Союза был готов к войне.
Другого объяснения у меня нет.
Разумеется, к войне готовились по множеству направлений. Могу судить только по нашей отрасли, по энергетике. Вот тебе — Мосэнерго.
Кто сегодня помнит, что в 1940 году на всех электростанциях, в районах электрических сетей начали строить убежища и укрытия для сменного персонала. На предприятиях из состава ремонтных бригад создали команды МПВО, оснастили их инструментом, средствами индивидуальной защиты. На занятиях, проводившихся по специальным программам, отрабатывались приемы и последовательность действий каждого работника Мосэнерго.
Сегодня рассекречен документ, отпечатанный в единственном экземпляре с грифом „Совершенно секретно“. Руководство Наркомата энергетики предписывало управляющему Мосэнерго И. М. Клочкову: „Во исполнение Постановления СНК СССР от 05.06.1941 по строительству подземного диспетчерского пункта для Мосэнерго и ввода его в эксплуатацию в январе 1942 года“. Скажешь, за две недели до начала войны как-то поздновато. Но — до начала.
Смотри, немцы в 22 километрах от Москвы, готовится наше первое большое контрнаступление. Из района Дальнего Востока под Москву приходят 317 тысяч вагонов с войсками и военной техникой. Поезда шли со скоростью 1000 километров в сутки. Сегодня, через полвека, средняя скорость пассажирских — пассажирских! — поездов на наших железных дорогах знаешь какая? От силы 700—800 километров в сутки, а грузовых и вовсе 400. И это при том, что паровозов уже нет.
Откуда они взялись, эти войска и техника, если бы не готовились к войне?
А эвакуация предприятий на восток в сорок первом и первой половине сорок второго? Полтора миллиона вагонов, тридцать две тысячи поездов, да еще и под бомбежками. Косыгин, Первухин, Жимерин все занимались эвакуацией».
«Косыгин-Жимерин… народным хребтом войну выиграли».
«Сталин войну выиграл, Гитлер войну проиграл… Народ войну выиграл… Извини, это для разговора в пивной или на завалинке. Война — не игра, не футбол и не фехтование. Война — это уголь, нефть, лес, сталь, прокат, рудники, домны, мартены, железная дорога, продовольствие, медицина, наука… Это и есть военный потенциал страны. Но потенциал надо еще и уметь реализовать. Война — это в первую очередь огромная работа, и во время войны, и, разумеется, до войны. К войне готовились. Фильм „Если завтра война“ забыть не дают, а о том, как всерьез к войне готовились, почему-то не вспоминают. Забыли. А может, не хотят помнить? А то, глядишь, и портрет тупых и бездарных не сложится.
Не готовились, говоришь? 1937 год. Ничего, кроме репрессий, не помнят. А именно в тридцать седьмом принято решение по созданию военно-морского флота «пяти морей и океанов». Начато строительство новых судостроительных заводов и расширение старых — Балтийского в Ленинграде, Николаевского на юге, новый в Архангельске.
У нас был только один завод по производству брони. Именно в 1937 году принято решение строить такой завод на Урале. Проектируется большой завод по производству стали в Челябинске.
Ты знаешь, к примеру, о постановлении, принятом в 1940 году Совнаркомом о создании в Сибири и на Урале заводов-дублеров, авиационных, машиностроительных, металлургических? Знаешь о мобилизационном плане, имевшимся на всех предприятиях? Этот план предусматривал готовность перейти на выпуск военной продукции. Куйбышевскую ГЭС начали строить до войны. А в 1940-м стройку остановили, и кто остановил, известно. Весь стотысячный коллектив направили на строительство авиационных заводов в Куйбышеве. А еще был создан Госрезерв — металл, продовольствие, боеприпасы, горючие…
Эвакуированные из-под наступавших немцев предприятия только в журналистских реляциях выгружались „в чистое поле“ и начинали работать. Танковое производство с ленинградского Кировского было отправлено в Челябинск не с бухты-барахты. И танки стали выпускать не „в чистом поле“, а превратив тракторный в танковый. Это то, что я знаю, а насколько понимаю, знаю-то мало.
Первухин Михаил Георгиевич в 1957 году за причастность к „антипартийной группе“ был отправлен к нам, стал фактически министром энергетики. Вспомнил Хрущев, что Первухин тридцати пяти лет от роду стал в 1939 году наркомом электростанций и электропромышленности. Года через полтора, уже в 1940-м, стал заместителем председателя Совнаркома.
Первухин с началом войны занимался в ранге зампреда топливом и эвакуацией промышленности из-под немцев.
Помню его рассказ о том, как работали и спасали страну.
На рабочих местах сидели и ночью. Конец февраля 1942 года, звонит Поскребышев: „Позвоните товарищу Сталину“. Первухин звонит и слышит: „Политбюро назначило вас, товарищ Первухин, по совместительству наркомом химической промышленности“. Для того, как гром с ясного неба: „Я же инженер-электрик, товарищ Сталин, я слабо химию знаю и, откровенно говоря, не очень-то ее люблю“. Сталин ему на это: „Вы знаете, какое тяжелое положение сложилось в химической промышленности в связи с разрушением и эвакуацией большинства южных химических заводов. Необходимо поставить вас во главе этой отрасли, чтобы поскорее выправить создавшееся положение. Что же касается нелюбви к химии, то настоящий большевик скоро изучит и полюбит порученное ему партией дело“.
В таких случаях остается только поблагодарить за доверие и пообещать его оправдать.
А положение в химической промышленности к этому времени, то есть к концу февраля 1942 года, было кошмарное.
В первый год Отечественной войны мы потеряли до 80 % мощностей по производству серной кислоты, около половины — по производству аммиака, более 83 % — кальцинированной соды, свыше 60 % — красителей. У нас осталось только 30, максимум 40 % мощностей химических заводов, которые вырабатывали необходимое сырье для производства порохов и боеприпасов. То есть производство порохов и боеприпасов было поставлено под удар. И если бы на востоке страны не были за счет перебазированных предприятий быстро расширены действующие заводы, нашей армии было бы просто нечем воевать. А теперь представь, к концу 1942 года, когда еще гремела Сталинградская битва, наша химическая промышленность не только достигла довоенного уровня производства южных химических заводов, но и превзошла его.
Почему об этом никто не помнит сегодня?
Это что, в другой стране было, другие люди спасали, строили, воевали?
А если к этому добавить, что в 1942 году снова пришлось и летом, и осенью заниматься эвакуацией предприятий из-под немцев, валивших к Волге и на Кавказ, можно представить себе объем работы.
А для полноты картины давай припомним, что как раз Первухин и Наркомат химпрома в конце 1942 года (!) включились в реализацию атомного проекта! Кстати, нелишне вспомнить, что созданный на «Электросиле» по просьбе директора Ленинградского физико-технического института АН СССР академика Иоффе Абрама Федоровича циклотрон был смонтирован за несколько дней до начала войны.
Для осуществления в атомном реакторе цепной реакции нужны 100 тонн природного урана в виде чистого металла или солей урана.
Не было у нас ста тонн, был десяток-другой на каком-то заводе по производству светящихся красок в Средней Азии. И в апреле 1944 года правительство принимает постановление о разведке урановых месторождений и организации добычи урана в больших масштабах. Ну, а сразу после Хиросимы, 20 августа 1945 года принимается постановление правительства о создании Спецуправления по строительству атомных предприятий и научно-исследовательских организаций. В августе 1945-го постановление, а 25 декабря 1946-го у нас был успешно пущен первый атомный реактор. 20 августа 1945-го постановление, а 29 августа 1949-го, через четыре года, в пять часов утра первое успешное испытание ядерного заряда.
С этих самых времен много лет работы по атомному оружию возглавляли в образованном впоследствии Министерстве среднего машиностроения Славский Ефим Павлович, трижды Герой Социалистического Труда, и генерал Комаровский Александр Николаевич, первый в стране генерал армии военно-технической службы. До него военным инженерам таких званий не присваивали.
Так что в разгар войны в стране шло параллельно восстановление химической промышленности и создание атомной. И работы эти вела воюющая и обескровленная войной страна.
Америка на войне богатела и двигала атомный проект, собрав лучших физиков мира. Нас война разоряла, да еще как! И кроме решения всех острейших вопросов сегодняшнего выживания в войне, хватило ума и мужества думать и о будущей войне. Надо ли напоминать, что только обладание ядерным оружием обеспечило нам семьдесят лет мирной жизни. Семьдесят лет без большой войны, такого в нашей истории не было. Надо об этом помнить, или так и будем плеваться в наше прошлое?
Но вернемся к войне.
Помнишь стишок? „Не было гвоздя, подкова пропала. Не было подковы, лошадь захромала. Лошадь захромала, командир убит. Армия разбита, конница бежит. Враг вступает в город, пленных не щадя, потому что в кузнеце не было гвоздя“. Так что у нас все „гвозди“ хотя и с величайшим напряжением сил, с величайшими усилиями, но были или заготовлены или уже по ходу войны были выкованы и поставлены туда, где им положено быть. Лошадь еще как хромала, но, стало быть, сумели ее „подковать“ на ходу, в бою.
Реальность войны забывается, а это ежедневное решение самых неожиданных проблем.
Вот, к примеру, такой «гвоздь».
Сорок первый год. Демонтировано и отправлено на Урал оборудование Днепродзержинской ТЭЦ. Только вывезти оборудование чего стоило. Привезли. А котлы-то рассчитаны под донецкий уголь. Нет Донбасса, нет донецкого угля. И вариантов нет, у немцев не купишь. Котлы надо переоборудовать под уголь Кузбасса. Это не пиджак по фигуре подогнать. И рассчитать надо, и сделать проект, дать людям рабочие чертежи, найти материал…
И так на каждом шагу. Но с котлами, разумеется, без Кремля вопрос решался. А то, что уже в июне сорок первого, еще до того, как ГКО сформировали, пришла команда на демонтаж и отправку на Урал, в Челябинск, катавших танковую броню прокатных станов с Мариупольского на юге и с ленинградского Кировского заводов? Это уже из Кремля. Похоже, что обстановку и перспективы в Кремле оценивали довольно трезво.
А у тебя получается, в Кремле сидят серые, тупые злодеи-руководители во главе с „бездарным злодеем № 1“ да еще и, конечно, „параноиком“, а народ где-то собрался и сам по себе ковал победу? Народ на профсоюзном собрании решил вывозить из Ленинграда и с „Запорожстали“ прокатные станы?
Так не бывает.
Бездарные и тупые не могут держать в окружении людей талантливых, умных, смелых да еще и намного моложе себя. И не одного-двух, а целую когорту.
Ты посмотри на наших наркомов военного времени, на наш Совнарком. Это же молодые люди! Кого ни возьми, наш Жимерин — нарком электростанций в 38, а до этого уже два года в первых заместителях. И ранг. И ответственность. Непосредственно на местах руководил эвакуацией электростанций из-под немцев, наступающих на восток. Я эту работу, как ты понимаешь, немножко знаю. Знаю, что такое в перерывах между бомбежками вести демонтаж и комплектовать эшелоны.
Ну, давай оглянемся на других.
Устинов Дмитрий Федорович, нарком вооружения — 33 года, назначен за две недели до начала войны. Может быть, молодой начальник при старом, мудром заместителе? Так и первый его зам Новиков только на год старше. И оба до этого директора огромных оружейных заводов.
Тевосян Иван Федорович, нарком черной металлургии, и Малышев Вячеслав Алексеевич, нарком тяжелого машиностроения, оба 1902 года рождения.
Ломако — цветмет, Первухин — нарком химпрома, заместитель председателя Совнаркома, Косыгин — нарком текстильной промышленности, в тридцать шесть заместитель председателя Совнаркома — все 1904 года рождения… Никому нет сорока лет к началу войны! Школу при советской власти заканчивали.
Дымшиц Вениамин Эммануилович — вовсе 1910 года. В 27 лет директор завода металлоконструкций. С 1939-го по 1946 год управляющий трестом „Магнитстрой“. За войну на Урале под его руководством построено 42 промышленных объекта!
Байбаков — 1911 года рождения. В 27 лет руководил освоением нового нефтедобывающего района между Волгой и Уралом, „Второй Баку“, „Востокнефтедобыча“. Надо ли говорить, какую исключительно важную роль сыграли открытые и освоенные перед войной месторождения во время войны. В 1941 году Байбаков, тридцати лет от роду, был назначен уполномоченным Государственного Комитета Обороны по обеспечению фронта горючим.
Это те, что на виду… Да вот — на виду ли?
Сегодня молодых людей спрашивают: „Кто такой Ленин?“ Отвечают по-разному: „Был такой первый президент в России до революции“. „Полководец, только когда он жил, не помню“, и все в таком духе. Если уж так „Ленина проходят“ в школе и вузе, то кто же вспомнит Устинова, Тевосяна, Ломако, Дымшица, Байбакова? А ведь они-то и были — советская власть, и войну вытянули, и атомную бомбу хоть и не от хорошей жизни, а создали.
„Спросим человека, с кем он знаком, и мы узнаем человека; спросим народ об его истории, и мы узнаем народ“, — писал наш великий историк Сергей Михайлович Соловьев. И что же это за народ, считающий Ленина то ли дореволюционным „президентом“, то ли „полководцем“ неведомых времен? Вырывая из истории народа страницы великого труда и подвига, вырывая страницы, вписанные теми, кем может и должен народ гордиться, нам предлагают другую историю, полную только жестокости, несправедливости, забвения заповедей человеческого общежития и все в таком духе.
На кого рассчитано такое образование, вернее, целенаправленное забвение труда многих поколений, не так уж трудно догадаться. Ты же умный! Это, может быть, нужно только тем, кто плоды труда всего народа хочет получить в личное, безраздельное и вечное пользование.
Берии—Маленковы, как ты понимаешь, мне не сватья и не братья. Конечно, мне хотелось бы, чтобы и этот злосчастный Сталин, и ближний его круг в Политбюро все были розовыми и пушистыми.
Да не было так никогда, да и, скорее всего, никогда и не будет.
Здесь ведь как посмотреть. Тот же Меншиков — вор. Миних, фельдмаршал хренов, сорил людьми в походах безоглядно, десятками тысяч. 1737 год — самые большие потери. 1738 год — сплошные неудачи. Опять же вор, но аккуратный, воровал так, что ему не завидовали. Потому и осыпан званиями и наградами государыней Анной Иоанновной. Гагарин, иркутский губернатор, казнен за лихоимство. Макаров, секретарь самого Петра Великого, пойман на взятках и воровстве. Ягужинский, оберпрокурор, «государево око», и тот не чист на руку. Птенцы гнезда Петрова! Коршуны да ястребы. А Бирон? Или Барятинский, Петра Третьего задушивший? Тот же граф Пален и те, что вместе с ним Павла своими высокоблагородными ручками укокошили, страшненькая, в сущности, публика. Рабовладельцы. Интриганы. Жополизы, но злобные, лижут, лижут, а потом — хвать, и укусят, аж до смерти. Но они далеко. А издали безобразия не так видны. А наши близко. С теми делить нечего. А эти вон какое наследство оставили, и как же его не прибрать к рукам?
У Толстого где-то в „Дневнике“ есть подходящая к разговору запись: „Читаю историю Соловьева. Все, по истории этой, было безобразно в допетровской России: жестокость, грабеж, правеж, грубость, глупость, неумение ничего сделать. Правительство стало исправлять. И правительство это такое же безобразное до нашего времени. Читаешь эту историю и невольно приходишь к заключению, что рядом безобразий совершилась история России. Но как же так ряд безобразий произвели великое единое государство? Уж это одно доказывает, что не правительство производило историю“.
А кто же?
Может быть, те, о ком я пытаюсь тебе рассказать.
Кто-то „делает политику“, а кто-то строит жизнь. Кто-то смотрит на доставшуюся им землю, мужиков, страну как на безраздельную личную собственность, для других своя страна — поле труда, плоды которого вкусят и ныне живущие, и те, что придут им на смену.
Можно кипятиться, гадать, строить планы, давать „научный прогноз“, а получится все равно по Энгельсу. Вот что он писал Вере Засулич 23 апреля 1885 года:
„Люди, хвалившиеся тем, что сделали революцию, всегда убеждались на другой день, что они не знали, что делали, — что сделанная революция совсем не похожа на ту, которую они хотели сделать“.
Великий князь Александр Павлович, еще в звании наследника престола, под влиянием своего друга и воспитателя вольнолюбивого швейцарца Лагарпа разделял идеи Французской революции, но был решительно не согласен с террористическими методами, а на престол взошел в результате террористического акта. И совершен этот теракт был против помазанника Божьего, против его отца, с молчаливого согласия самого Александра Павловича. Вот такой противник террора.
Не такие ли сюжеты имел в виду Георг Вильгельм Фридрих Гегель, говоря об иронии истории?
Впрочем, какая уж тут ирония, если забили помазанника Божьего насмерть, разумеется, самым благородным образом.
Вот и теория социального развития никогда не совпадала с практикой.
Разве Ленин мог предположить, допустить мысль о том, что на четвертом году после победы пролетарской революции придется вводить нэп?..
Погоду предсказать не просто, а уж как жизнь пойдет, и вовсе дело неблагодарное. Говорят теперь, что Россия при батюшке-царе была процветающей. Для кого-то так и было. Только деревни под соломенными крышами. Хлебом Европу кормили, потому что мужики впроголодь жили. Социальный эгоизм всегда приводил и впредь будет приводить к непредсказуемым взрывам в обществе…
Я только одно знаю, при „злодеях“ мы не по номиналу установленных мощностей и не по выработке, так хотя бы по темпам ввода новых мощностей США опережали. Это открывало перспективу. А сейчас? Потерять темп роста в энергетике, это же обречь себя. Получается, что тогда хотя бы „злодеи“ это понимали, а кто сейчас об этом думает?
Кто ж виноват в том, что нам досталась такая история, а не другая. „Блажен тот, который и в уродливом явлении способен увидеть его историческую и серьезную сторону!“. Не помню, чьи слова, чуть ли не Достоевский.
А уж того, кто не хочет видеть, как заставишь?»
НАРКОМ ЖИМЕРИН
Когда речь заходила о министре энергетики Жимерине Дмитрии Георгиевиче, отец напоминал с уважением: «Он из наркомов».
Как тут не вспомнить один армейский анекдот. Чем отличается комиссар от замполита? Ответ: комиссар говорит: «Делай, как я!» А замполит кричит: «Делай, как я сказал!»
Может быть, и наркомы от нынешних министров чем-то отличаются. Предшественник Жимерина нарком Летков, как было сказано в некрологе в январе 1942 года, «погиб при исполнении служебных обязанностей».
Впрочем, Дмитрий Георгиевич Жимерин был и наркомом, а когда поменяли вывески, не вставая с того же самого кресла, стал министром.
В 1940, предвоенном году он был назначен первым заместителем наркома электростанций. Было ему тогда, как уже говорил, неполных тридцать четыре года.
В январе 1942-го, в пору эвакуации «энергопроизводящих мощностей» из-под наступавших немцев и спешного запуска вывезенного оборудования на новых местах нарком Летков Андрей Иванович погиб при аварии на электростанции.
Жимерин был всего на три года моложе Леткова. Оба из деревенских, из зажиточных.
Летков Андрей Иванович из села Озерки Саратовской губернии, сын сельского писаря.
Жимерин из деревни Дубки Вятской губернии, из семьи сельского столяра и плотника, имевшего восемь дочерей и трех сыновей. Дмитрий Георгиевич из сыновей старший. Может быть, и не случайно в ту пору нашу страну называли «государством рабочих и крестьян». «Это же фантастика, — размышлял на склоне лет Дмитрий Георгиевич, — деревенского паренька из глухомани, где не было ничего, кроме сохи, бороны, косы и телеги, через десять лет после окончания института назначили наркомом крупнейшей отрасли промышленности».
Одиннадцать лет, c января 1942 года Дмитрий Георгиевич возглавлял энергетику, ведущую отрасль народного хозяйства…
В 1940 году Советский Союз располагал 11 193 тысячами киловатт установленных мощностей.
К 1942 году мы потеряли почти половину, пять с половиной миллионов.
Потери отечественной энергетики только во время первого года войны отбросили ее на многие годы назад, по мощности электростанций примерно к уровню 1934 года.
В таком состоянии получил нарком Жимерин энергохозяйство воюющей страны.
Одновременно нужно было спасать, увозить на восток из-под наступающего врага то, что еще можно было спасти, и наращивать энергетические мощности в тылу.
Всего с одних крупных районных электростанций энергетики и работники транспорта отправили в тыл около 11 тыс. вагонов в двухосном исчислении. Но тяжелейшая обстановки на фронте не позволило доставить к месту назначения все демонтированное и погруженное оборудование, вражеская авиация наносила ощутимые удары по эшелонам и коммуникациям.
Под артиллерийскими обстрелами советские энергетики демонтировали Брянскую ГРЭС, а Днепродзержинскую ГРЭС разбирали во время боев за город.
За первые два года войны на Урал и в Сибирь было эвакуировано 92 паровые турбины, 14 гидротурбин, 108 паровых котлов, 383 силовых трансформатора.
Для обеспечения усиленного развития электротехнической промышленности в 1941 году было принято решение ГКО, направленное на сохранение укомплектованности рабочими объектов энергетики. Согласно документу, инженерно-технический персонал не подлежал мобилизации. Так же для него была исключена возможность идти на фронт добровольцами.
После принятых указов с сентября 1941 года из действующей армии отозвали более двух тысяч инженеров-энергетиков.
Большая часть эвакуированных энергообъектов была переброшена на электростанции Урала.
Едва ли мы сможем сегодня понять и оценить, что значит во время войны, в тяжелейших условиях 1942—1943 годов вводить в эксплуатацию новые (!) электростанции: Челябинская ТЭЦ, Березниковские ТЭЦ-1 и ТЭЦ-2, Богословская ТЭЦ, Юрюзанская ГРЭС, Пермская ТЭЦ.
По мере освобождения наших территорий от немецко-фашистских захватчиков, как чаще всего именовались в ту пору оккупанты, увеличивался и фронт работ.
Для восстановления разрушенных энергообъектов на первоначальном этапе значительную роль сыграли энергопоезда, выполнявшие функции мобильных электростанций.
Паровоз энергопоезда выступал в роли парогенератора, а на отдельных платформах к турбинам монтировались конденсаторы, турбоагрегаты, распределительные устройства со щитами управления. Общая мощность энергопоездов, созданных в 1943— 1944 годах, составляла 21 тыс. кВт, а выработка энергии за время эксплуатации достигала 15,5 млн кВт/ч. Энергии, которую производили поезда, хватало для освещения восстанавливаемых объектов, откачки воды из затопленных шахт, проведения работ и обеспечения бытовых условий для рабочих. После завершения работ энергопоезд перемещался в другой район.
В 1946 году, всего через год, через ГОД! после окончания войны довоенный показатель по установленным мощностям был превышен на один миллион сто сорок пять тысяч кВт!
Такое под силу только великой стране и небывалым людям, тем самым, кого жители «общества потребления» будут именовать «совками» и «коммуняками».
В 1953 году у Жимерина первый инфаркт. В 1958-м второй. Тянуть министерскую лямку уже не мог. Оставив пост в министерстве электростанций, Жимерин ушел в науку. Защитил в шестьдесят лет докторскую. Работал в Комитете по науке и технике, был такой при Совете Министров СССР.
«Народное хозяйство!» — звучит как музыка…
Увы, гордая и печальная музыка, под такую уходили «наши» в последнем акте
«Трех сестер»…
Кто знает, может быть, к счастью, бывший нарком не стал свидетелем того, как за девять для кого-то счастливых «обвально-перестроечных» лет в кресле министра энергетики побывало восемь человек, один другого лучше, настоящие «наследники» и безоглядные хозяева советской энергетики!
Как-никак, Жимерин дожил до 1995 года, так что успел увидеть, как начали перестраивать и преображать Россию «новые русские» и особенно гибкие из «старых», как взяли в свои трясущиеся, у кого от страха, у кого от пьянки, у кого от жадности, руки власть и экономику.
Прожил Дмитрий Георгиевич восемьдесят восемь лет.
Целые книги пишутся о том, как люди жили в страхе. Надо думать, все-таки не все. Жимерин по нынешним меркам мог бы не один раз умереть от страха, но не умер. Вот ему бы написать книгу «Страх», тем более что «боялся» он не только за свою жизнь и уж никак за свое благополучие, а за вверенное ему огромное энергетическое хозяйство великой страны, построившей фундамент этой независимости и воевавшей за свою независимость.
Трудно, невозможно поставить себя на место наркома, но, может быть, попробовать в меру воображения каждого.
Вечером 18 декабря 1948 года в Москве произошла крупнейшая энергетическая авария. На улицах было уже темно, в окнах горели огни, и вдруг город погрузился во тьму. Полностью отключилось электропитание. Обесточились стратегические объекты, остановился транспорт, замерло метро! Потух свет в Кремле. Был морозный вечер, и столицу освещали только звезды с неба.
Жимерин рассказывал на склоне лет своим близким об этой аварии.
«Около восьми часов вечера я по резкому изменению накала электролампочки у себя в кабинете предположил, что где-то в сети произошла крупная авария. Как только погас свет, я, не одеваясь, стремглав сбежал вниз к дежурной машине и помчался на диспетчерский пункт Московской энергосистемы. Освещения на улицах не было. Окна в домах были тоже темными. Проезжая мимо Кремля, с тревогой заметил, что и он потонул во мраке. Даже звезды на башнях не горели.
Через пять минут был на диспетчерском пункте, это на Раушской набережной, практически напротив министерства, на той стороне Москвы-реки.
Когда я вбежал в диспетчерскую, там было полно народа.
Среди толпившихся находилось несколько человек с Лубянки, невероятным образом оказавшихся в здании Мосэнерго раньше меня. В крикливо-грубой манере они сразу же стали кричать о диверсии.
Побледневшие от страха диспетчеры с трудом и путаясь выполняли необходимые первоочередные действия.
Вдруг резко распахнулась дверь, и в диспетчерскую ворвался в сопровождении нескольких офицеров Берия.
Ситуация еще более обострилась.
Криком и нецензурной бранью он полностью парализовал работу персонала.
Тогда я вмешался в ситуацию и потребовал, чтобы все представители органов немедленно покинули диспетчерский пункт. От такой дерзости Берия лишился дара речи. В следующий миг ситуация еще более накалилась. Берия стал всех собак вешать на меня и угрожать, что „это так тебе не пройдет“.
„А почему Кремль до сих пор в темноте? По правилам должна быть немедленно задействована система резервного автономного электропитания! Она находится в вашем ведении! Для чего мы ее создали?! Кто там у вас сидит?“ — парировал я сыпавшиеся в мой адрес угрозы.
Своим вопросом я попал в „десятку“. Крикливый пыл Берии угас, стрельнув в меня злобным взглядом, он вместе со своей свитой ушел из диспетчерской, крикнув с порога: „Разговор продолжим завтра“.
Диспетчер наконец доложил, что по непонятной причине отключилась линия электропередачи высокого напряжения, по которой в Москву передавалась энергия Рыбинской ГЭС. Повторные включения линии не давали результата, поскольку автоматическая защита вновь и вновь отключала ее. Сталиногорская ТЭС была тогда восстановлена только частично, так что Рыбинская покрывала почти треть необходимой нагрузки. Внезапная потеря такой мощности привела к недопустимой перегрузке других электростанций. Турбогенераторы автоматически стали отключаться.
Московская энергосистема тогда не имела резерва мощностей, и в результате произошел ее „развал“. На нас обрушились тысячи звонков с требованиями „немедленно, экстренно, вне всякой очереди“ и т. п. подать электроэнергию. Непрерывно звонили из Кремля. Позднее, при обсуждении случившегося, некоторые горячие головы все-таки считали это происшествие диверсией. Но после спокойного разбора дела выяснилось, что причина аварии лежала в другом: произошел разрыв одного из трех проводов линии. Разрыв же явился следствием того, что провод выскользнул из соединительной муфты, которая смыкает провода. Возможно, в условиях суровой зимы (декабрь 1941 года), когда спешно сооружалась линия электропередачи „Рыбинская ГЭС— Москва“, монтажники слабо запрессовали провод. После того как причина аварии была установлена, линию удалось исправить, и Москва снова стала получать ток из Рыбинска».
На следующий день для выяснения обстоятельств аварии Жимерин и управляющий Мосэнерго Уфаев были вызваны к Берии.
В приступе гнева Берия выхватил пистолет и направил его на Уфаева.
Жимерин мгновенно заслонил его собой и бросил в лицо Берии: «Стреляйте, он не виноват!»
В этот момент, как бывает, оказывается, не только в умело сочиненных романах, по телефону правительственной связи раздался звонок. Звонил помощник И. В. Сталина Поскребышев: Дмитрия Георгиевича вызывал Сталин.
Жимерин и Уфаев тотчас покинули главный кабинет на Лубянке. Через пять минут нарком был в Кремле. Он подробно проинформировал Сталина об обстоятельствах аварии и принятых мерах, не сказав при этом ни слова о произошедшем у Берии.
О едва не случившейся трагедии стало известно от Уфаева.
Преодоление острого кризиса в электроснабжении Москвы осенью 1941 года Д. Г. Жимерин связывал со скорейшим вводом в строй Рыбинской ГЭС. Строительство станции происходило в тяжелейших условиях и было сопряжено с большими опасностями. Наибольшие трудности представляла переброска через Волгу ЛЭП 220 кВ. В момент установки правобережной опоры, когда конструкция с помощью лебедок и тросов уже была поднята в воздух, налетевшие фашистские «юнкерсы» начали прицельное бомбометание. Многотонная опора, раскачиваемая сильным ветром, вращалась в воздухе, готовая в любую минуту рухнуть на землю. Вой самолетов, взрывы бомб, залпы зениток смешались в один сплошной грохот, но работа продолжалась. К вечеру опора была установлена. С не меньшими сложностями протекал монтаж трехпроводного перехода через Волгу.
Строительно-монтажные работы на Рыбинской ГЭС велись в условиях не только бомбежек. Пронизывающий холодный волжский ветер, грязевое месиво, в котором утопали тяжелые телеги с оборудованием, нехватка рабочей силы, работа по 16 часов в сутки, бытовая необустроенность, плохое питание. В течение всего периода строительства сохранялась готовность к подрыву ГЭС в случае прорыва врага. Для этого в основании плотины были сделаны специальные ниши для закладки приготовленного тола.
Лаврентий Павлович вполне реально мог бы для пользы дела застрелить управляющего Мосэнерго Уфаева. Кстати, как и Жимерин, Уфаев был тоже из крестьян, но не из зажиточных, а из бедных.
Биография?
Самая обыкновенная. Пекарь. Молотобоец на Морском заводе в Кронштадте. Участник февральских и октябрьских событий в Петрограде. Гражданская война. Рабфак при Свердловском университете. Потом МЭИ им. Молотова, и с 1932 года в энергетике. С марта сорок третьего директор Мосэнерго. На десять лет старше Жимерина… Управляющим Мосэнерго Андрей Иванович проработал до октября шестидесятого года и в ноябре того же года умер.
А к брани Дмитрий Георгиевич не то чтобы привык, но, как сам признавался, закалился. И, как он считал, закалил его Николай Алексеевич Вознесенский, яркая, высоко взошедшая молодая звезда в окружении Сталина.
Весной 1942 года сложилась критическая ситуация на Урале, нарушено бесперебойное снабжение предприятий черной и цветной металлургии. 4 мая 1942 года Сталин подписывает постановление ГКО, где говорится о невыполнении Наркоматом электростанций (т. Жимерин) постановления ГКО от 8 марта о первоочередном снабжении системой Уралэнерго предприятий металлургической промышленности. Жимерин срочно вылетел на Урал. Ему звонят, как он вспоминал, фактически все наркомы, позвонил и Вознесенский, председатель Госплана СССР и заместитель главы правительства. В то время председатель Госплана — это царь и бог, министр над министрами.
И о чем же кричал из Москвы на Урал Председатель Госплана наркому электростанций? Делового разговора не было, спросить, чем могу помочь, не догадался. Орал. Обзывал самыми последними словами, самыми мягкими из них были: «безграмотный», «зеленый», «недоносок». Сам Вознесенский был лишь на три года старше «зеленого».
Тем не менее Жимерин отдавал должное Вознесенскому, человеку, как он считал, способному, сложному, умному, систематизированному.
И на заседаниях правительства, и в Политбюро ЦК, и в ГКО Жимерин видел, как Вознесенский, однако, позволял себе терять выдержку и самообладание. Молодому экономисту, в 32 года защитившему докторскую по экономике, Сталин доверял всецело. Доверил Госплан СССР, сделал его своим первым заместителем по вопросам экономики, отодвинув Молотова и Микояна. В Куйбышеве, куда осенью 1941-го было эвакуировано правительство из Москвы, Вознесенский руководил работой Совнаркома, фактически исполнял обязанности главы правительства. За его взлетом ревниво следили Маленков и Берия, претендовавшие на особую близость к Сталину. Им нужно было его не просто убрать со своего пути, «задвинуть», как водится у интриганов, но уничтожить. А Вознесенский был убежден, что позиции его неколебимы, и при Сталине он недосягаем. Возможно, в этом была его роковая ошибка.
Зачем вспоминать забытого сталинского фаворита? Только для того, чтобы напомнить, в каких условиях интриг и борьбы за власть на самом верху приходилось вести практическую работу тем, кто руководил самыми значимыми отраслями народного хозяйства. И доверие, которым, безусловно, Дмитрий Георгиевич Жимерин пользовался у Сталина, решительно ничего не гарантировало.
Жимерин не был похож ни на бойца, ни на военачальника, хотя и до пятидесятых годов ходил в полувоенном кителе с отложным воротником и наградными колодками в два ряда над левым карманом. Его суховатая манера, немногословие, ровный тон в разговоре больше отвечали типу управленца, но когда случалось отбиваться от политических обвинений, шел, как отец говорил, «с поднятым забралом».
Вскоре после войны, когда строились планы восстановления и развития энергетики, Жимерин подал Сталину записку относительно того, что сооружение гидроэлектростанций нужно планировать не по пятилеткам, а на 10—15-летний срок. Доказывал, что гидроэлектростанции — сложные сооружения и их строительство никак не укладывается в пятилетний срок. А раз не укладывалось, раз срока пуска не было, то капиталовложения для этой цели в данной пятилетке отпускались в минимальном, урезанном объеме. А когда наступала следующая пятилетка, то этот малый объем не давал возможности пустить станцию в действие.
Обсуждение предложения Жимерина Сталин вынес на Совмин.
Выступает Вознесенский, председатель Госплана СССР, не только с разгромной, но, по ощущению Жимерина, даже с подлой речью. Ничего не говорит по существу, несколько общих фраз и вдруг заявляет: «Жимерин ставит своей целью разломить, разрушить стройную систему сталинских пятилеток. Предлагая сооружать электростанции в течение 15-летнего срока, он, подрывает сталинские пятилетки… Сознательно подрывает сталинские пятилетки, под благовидным предлогом, подкладывая бомбу…» и все в таком же духе.
Жимерин ожидал, каких угодно возражений, сомнений, вопросов, но удара с этой стороны никак не ждал.
Смолчать? Оправдываться? Обороняться?
Ответить, и ответить резко и громко.
«Товарищ Вознесенский не понимает особенности строительства гидроэлектростанций. Он, видимо, некомпетентный в этом деле человек. И вместо того чтобы разобраться, как ему положено в качестве председателя Госплана, Николай Алексеевич встал на путь чисто формального обвинения. Речь идет не о строительстве мелкого объекта. Ставится вопрос о сооружении мощных гидроэлектростанций. И почему член высшего партийного руководства, председатель Госплана СССР, заместитель главы правительства должен и здесь быть самым знающим, должен обязательно выступить и по морде дать нижестоящему? Непонятно. Во всяком случае, для меня. Мое предложение касается только строительства гидростанций и обосновано экономически. Но председателя Госплана СССР экономика почему-то не интересует. Я слышу оскорбительные обвинения и не слышу аргументов экономических…»
Сталин молча, не перебивая, слушал уже не спор, а перепалку между Жимериным и Вознесенским. Когда оба утихли, заговорил:
«Вот товарищ Жимерин внес предложение 15 лет отвести на сооружение гидроэлектростанций. Я думаю, он увлекается: 15 лет — это очень длительный срок строительства. Но, с другой стороны, товарищ Жимерин прав: за пять лет крупную гидроэлектростанцию соорудить невозможно. Вот 10 лет, это, наверное, наиболее подходящий срок. Откуда родилась пятилетка? Она родилась как среднее. Для тяжелой промышленности, например для металлургии, энергетики, она мала. Там за пять лет строить очень трудно. А для легкой промышленности пятилетка велика. Любое предприятие легкой промышленности мы можем и строим за три года. Поэтому и был выбран такой средний вариант — пять лет. Так что, наверное, все-таки нам нужно принять решение, чтобы строительство гидроэлектростанций планировать на 10 лет».
Такое решение было принято.
Гёте говорил, что «призрак не видят вдвоем».
Сталин, спустя сорок лет после его смерти, стал в значительной мере призраком. К одним он является после рассказов его современников, чтения книг, журналов, газетных статей.
Жимерину он являлся в воспоминаниях таким, каким он его видел, каким запомнил с первой встречи.
До возведения в ранг наркома Жимерин был приглашен к Сталину, то есть вызван, конечно.
О том, что чувствовал Дмитрий Георгиевич Жимерин в кабинете Сталина, он рассказал сам, к сожалению, не мне.
Разговор длился минут тридцать пять-сорок, в регламенте Верховного Главнокомандующего и председателя ГКО срок немалый. На дворе январь 1942 года. Толькотолько отодвинули немцев от Москвы.
Для начала будущий нарком удивился, что у вождя рука мягкая и небольшая. Ему казалось, что у властного человека рука должна быть твердой. Ну что ж, «руководство» — не более чем условный термин.
В первую очередь Сталин хотел знать, что происходит с энергетикой на Урале, взявшем на себя роль станового хребта нашей оборонной промышленности.
«Скажите, товарищ Жимерин, почему столь опасно упала частота электротока на Урале, как ее поднять, в чем причина?»
Разумеется, в наркомате знали о кризисной ситуации, и ответ был готов, но предлагаемые меры лежали за пределами компетенции наркомата.
«Положение можно исправить, лишь снизив нагрузку в утренние и вечерние часы на 10—15 % без ущерба для производства».
И такое решение было принято.
Частоту электротока удалось восстановить.
По вопросам энергетики Сталин высказывался осторожно, но, по мнению Жимерина, вполне грамотно. Больше слушал.
Жимерин видел и понимал, что к новому человеку глава государства относится с настороженностью, разговаривая и слушая, в собеседника всматривается, не скрывая своего желания убедиться в искренности и надежности. Последовал вопрос: «Есть ли у нас крупные люди, способные в условиях войны обеспечить нас электричеством?» Вопрос понравился, понимает человек, что в конечном счете все решают люди. Ответил утвердительно. К счастью, репрессии сферы энергетики коснулись, может быть, меньше других.
Помнил и последнее напутствие: «Если у тебя все так складывается, что ты видишь: выполнить никак не сможешь, — вовремя доложи об этом. А не тогда, когда уже срок выполнения подошел или подходит».
На следующее утро в квартире раздался телефонный звонок, Дмитрий Георгиевич, только что проснувшийся, узнал о своем назначении. И хотя это был всего лишь шаг, из заместителей наркома в наркомы, разволновался. Почему-то вспомнил деревню Дубки, столярничающего отца, шумных сестер, себя в деревне… Был конец января 1942 года.
Наркомат энергетики «опекали», то есть курировали, члены ГКО, сначала Маленков, потом Берия.
При первой после переподчинения беседе и Маленков, и Берия говорили наркому, в общем-то, одно и то же. Но по-разному.
Маленков: «Ты отвечаешь за энергетику, отвечаешь головой. Ни на кого не ссылайся, приучись за все отвечать сам. Тебе нужна помощь, обращайся».
И Берия: «Ты (мать твою и т. д.) думаешь, что ты теперь нарком? Ты сегодня нарком, а завтра тебя ногами вперед на кладбище! Я ничего не понимаю в энергетике, ты несешь полную ответственность, ты принимаешь решения и будешь отвечать за них соответственно. Ты это учти!»
Зато можно было, развязывая самые сложные узлы, сказать: «Выполняю поручение Берии», очень помогало.
В один из январских дней 1949 года на прием к министру пришла группа работников центрального аппарата ведомства, евреев, обеспокоенных нагнетавшейся в обществе атмосферой «охоты на ведьм».
Кампания борьбы с космополитизмом, низкопоклонством перед Западом и его «тлетворным влиянием на умы советских людей» заняла свое достойное место в списке хорошо продуманных провокаций.
Коллеги попросили авторитетного энергетика, приехавшего из Одессы, управляющего Одесским электрокомбинатом Бориса Марковича Лерера высказать Дмитрию Георгиевичу озабоченность возможным возникновением у него как министра трудностей в связи с «национально-кадровой засоренностью» ведомства. Желая знать позицию министра в сложившейся обстановке, пришедшие заявили о готовности уволиться «по собственному желанию». Для Жимерина этот визит и разговор были так неожиданны, что, жесткий, лаконичный по природе, он встал из-за стола и пригласил пришедших разместиться в мягких креслах в углу кабинета.
Тяжко порядочному человеку быть вовлеченным в «кампании» борьбы «за чистоту рядов»…
Поговорили. Разговор шел о том, как много еще предстоит сделать и как он дорожит каждым опытным сотрудником.
По окончании разговора, как вспоминал Лерер: «Дмитрий Георгиевич проводил нас до двери кабинета, каждому пожал крепко руку и напутствовал: „Возвращайтесь на свои места, ни о чем не беспокойтесь и продолжайте работать. За все отвечаю я“».
Ни один работник ведомства не пострадал от памятной борьбы с «безродными космополитами».
Тридцать лет жила страна без войн и потрясений. Строились заводы, осваивались месторождения газа и нефти, вводились новые электростанции, тепловые, гидро, атомные… Потом это время назовут «застоем».
Оставив министерство, Жимерин не ушел от активной жизни, приходилось участвовать и в заседаниях Совета Министров, видеть плоды деятельности высшего руководства. Конечно, он не мог не сравнивать стиль руководства своего времени и нынешнего. Видел, как указы Президента СССР выполняются ни шатко ни валко, тормозятся, по сути, безнаказанно саботируются.
Сохранился рассказ Дмитрия Георгиевича об одном из таких заседаний.
На Совете Министров обсуждается вопрос о вагонах. Плохо с вагонами, не хватает вагонов.
Поступает предложение: давайте в Индии и в Польше закажем эти вагоны и поставим туда для данных целей средства и металл. Итак, завезем туда металл, и там сделают нам вагоны.
Жимерин никогда не позволял себе выступать не по своим вопросам. Но слушать эту чушь молча тоже невозможно!
Берет слово: «Хотя это и не мой вопрос, позволю себе высказать свое мнение. В середине 30-х годов ощущалась острая нехватка вагонов. Перед Наркоматом тяжелой промышленности, перед Серго Орджоникидзе, поставили об этом вопрос. Мы, мол, даем 29 тыс. вагонов в двухосном исчислении. Это был 1934 год, а в 1935 году надо было выпустить 80 тыс. Все понимали, что увеличить производство за год почти в три раза было не так-то просто. Это ведь рост не на какие-то проценты. Проблема металла, проблема кадров и еще десятки таких же сложных проблем… Но тут же создается Главвагонстрой, осуществляется кооперирование сормовского завода с рядом других заводов и т. д.
И оказывается, уже в ноябре 1935 года мы дали 86 тыс. вагонов! Кто нам помог? Может быть, добрые дяди из-за рубежа? Ничего подобного! Это сделали советские люди! Мы когда-то создали на Урале „Вагонстрой“, и в 1935 году, то есть за год, он и дал стране прибавку в 50 тысяч вагонов. А сколько он сегодня дает? Что мешает его возродить? Чего же мы лезем в зарубежные страны? Мы будем металл свой направлять в Индию и Польшу, бросаясь с головой в импорт и не задумываясь, сколько это стоит денег. Потом ведь эти страны будут нам давать вагоны, как якобы товарную продукцию. Понимаете, ведь нашему государству все это обойдется втридорога».
Все стихли, опустили головы.
Наконец заговорили: «А вы знаете, у нас не хватает литья».
«А вы думаете в 1935 году у нас хватало? Ведь наши мощности сейчас в десятки раз больше, чем было в середине 30-х годов».
Молчание.
И невдомек старому наркому, что прошли и не вернутся времена, когда за год можно было увеличить выпуск вагонов в три раза. Прошли времена, когда без экспертиз и смет, совещаний и согласований, переписки между Наркоматом путей сообщения, Наркомстроем, Наркомавтопромом и «субподрядными организациями» можно было в десять дней собрать и отправить на восстановление разгромленного недельной массированной бомбежкой Горьковского автозавода сотню эшелонов стройматериалов и оборудования.
Где это было? В какой стране?
Неужели не понимал старый министр, что той страны уже нет и, в утешение переждавшим советскую непогоду, больше никогда не будет. Еще над Кремлем развивался красный флаг, еще клялись в верности партии, заступая на высокие посты, но в деловых разговорах «Индия» и «Польша» были существительное, а «вагоны» — прилагательное.
Индия — это командировки, поездки туда, где «ни счесть алмазов в каменных пещерах»! Это возможность заработать «другие деньги» — сертификаты! Через Индию лежал путь в магазин «Березка»! На худой конец и Польша сгодится. За Польшу дают сертификаты с синей полосой, «демократические», не то что «капиталистические» индийские, польские победней, но тоже можно прибарахлиться. А то, что двухкассетник «Тошиба» и дубленка жене обойдутся бюджету в миллионы рублей, потраченных за услуги иностранцев, эти люди в этой стране знали, но не говорили вслух. Потому и речь Жимерина Дмитрия Георгиевича, мыслящего по советским меркам, обращенная, как он думал, к коммунистам, утонула в молчании, пока еще стыдливом.
Пройдет совсем немного времени, и наконец-то государство сбросит с себя бремя по имени «вагонный парк».
Это раньше били по рукам, протянутым к двум платформам, нынче погляди в окно: все вагоны и платформы в надежных частных руках.
Миллион двести тысяч вагонного парка честно разделили между двумя тысячами компаний. Большой компании вагонов побольше, поменьше компания и вагонов поменьше. Все справедливо.
Но вот беда. Вагонов полно, а грузить не во что!
С каждым днем все меньше и меньше остается вагонов, пригодных для движения по магистралям. С каждым днем все больше и больше становится вагонов даже опасных для эксплуатации. Проведенная экспертиза, уж как ей не замыливали глаза вагоновладельцы, вынуждена была признать: каждый четвертый вагон разрушает путь.
Пути пока еще государственные.
В чем же дело? Все просто. Кому это интересно деньги тратить на содержание вагонов в должном техническом состоянии? Расходы по этой статье снижаются с каждым годом. А доход вагоновладельцев растет! А то, что вагоны используют на износ, пусть заботит тех, кто не умеет жить по предвыборному слогану, то ли дитя, то ли отца российского разлива демократии, Анатолия Александровича Собчака: «Счастье — это сейчас!» Действительно, не урвешь свое счастье сейчас, урвут другие. Так что прав Собчак: «Счастье — это сейчас!», урвать, завтра вдруг не выберут в мэры или Госдуму, прихлопнут фирмочку, и уже не обломится.
Вот и первый президент свободной наконец-то России возглашает: «Обогащайтесь!» Увы, «новые русские» не придумали ничего нового.
Помните, царский поезд полетел под откос? Дорога была частная. А кому охота деньги тратить на замену сгнивших шпал и сооружать насыпи из песка и щебня? Сыпь шлак! Как докладывал в Гатчине обер-прокурор Сената Анатолий Федорович Кони уцелевшему и последним выползшему из-под крыши разбитого вагона его величеству государю императору Александру Третьему, шпалы можно было выгребать лопатой, а костыли, крепившие рельсы к шпалам, вынимать пальцами! Опять все просто. Задайте только вопрос: кому это выгодно?
Азовского-Харьковское-Курскую дорогу государство собиралось выкупить с выплатой директорату в течение шестидесяти лет их «зарплату» по среднему. Вот и выгоняли господа хорошие свой «средний заработок» за счет экономии на всем. На ремонтной базе, на содержании путей, на предельной эксплуатации техники и людей. Умеют настоящие хозяева делать деньги!
Так что кто-то прежнюю Россию потерял, а кто-то не то чтобы нашел, но почерпнул и унаследовал ее разнообразный и богатый опыт в приобретении богатства, извините за тавтологию.
В смене исторических времен, оказывается в модели, не так уж много оригинального. И суждения Бердяева, высказанные после двух революций, перетряхнувших Россию, звучат вполне уместным комментарием к тому, что мы видим сегодня.
«Старый органический быт разрушался в демократических революциях, и жажда возврата к нему была лишь романтической мечтой. Народы нельзя внешне принудить к старому монархически-аристократическому строю. Народы проходят через раздвоение и расщепление, через смерть старой органичности. Но они не создают новой правды и новой красоты, они впадают в неправду и в уродство. Много испытать должны они, много изжить, много перестрадать, прежде чем придут к новой органичности, прежде чем соберут себя во имя высшей идеи. И остается мучительный вопрос, могут ли народы прийти на этой земле к праведному и прекрасному обществу?» Н. Бердяев. «Философия неравенства».
Ну что ж, было несколько поколений людей, для кого «органическим бытом» был советский социализм и жизнь «во имя высшей цели».
«Для меня, как и для миллионов советских людей, — писал на склоне лет Д. Г. Жимерин, — целью жизни была и остается светлая идея создания коммунизма — нового, справедливого мира, основанного на научно-техническом прогрессе и социальной справедливости».
ДЕТСКИЙ ПРАЗДНИК
Как-то Дмитрия Георгиевича спросили, какой процент составлял в прежние годы так называемый спецконтингент, заключенные, на строительстве электростанций.
«Никакого процента. Мы строили все своими силами, без использования их труда».
«Но как-то, может быть, использовались заключенные?»
«Абсолютно нет».
Собеседник был удивлен, а как же «великие стройки коммунизма» — Куйбышевская ГЭС, Сталинградская ГЭС, и не только.
Но Жимерин, похоже, по-своему был прав.
Там, где использовался труд «спецконтингента», как деликатно выразился собеседник министра, стройки велись не Минэнерго, а Министерством внутренних дел. Готовился проект. Идея, к примеру, гидростанции на Самарской излучине обсуждалась еще в 1914 году, но было не до того, нужно было лезть в войну, глядишь, и Босфор наконец-то станет нашим. Если англичане, конечно, позволят12.
Так что многое из того, что стало «стройками коммунизма», могло бы стать в свое время «великими стройками самодержавия». Если бы…
Итак, Совету Министров предъявлялся проект, он проходил все необходимые экспертизы, Сталин его подписывал. К примеру, 21 августа 1950 года было подписано Постановление ЦК и Совета Министров СССР о строительстве на Волге Куйбышевской ГЭС. Через пять лет и четыре месяца, 29 декабря 1955 года, был запущен 1-й гидроагрегат, и Куйбышевская ГЭС, тогда еще им. В. И. Ленина, дала первый ток. Каждый гидроагрегат мощностью в 105 тысяч кВт монтировался за месяц вместо двух. В октябре 1956 года ГЭС выработала первый миллиард кВт часов электроэнергии. В 1957 году станция работала на полную мощность! Эксплуатация всех двадцати гидроагрегатов показала, что, в отличие от проектной мощности в 105 тысяч кВт каждый, они дают 115 тысяч! Установленная мощность ГЭС возросла с 2,1 млн кВт до 2,3 млн кВт. А что такое «приварок» в 200 тысяч, сопоставимый с суммарной мощностью двух гидростанций — Нижне-Свирской и Волховской ГЭС! Всего за семь лет было возведено уникальное сооружение, не имеющее аналогов в практике мирового гидростроительства, вторая по мощности гидростанция в мире, после американской Грэнд Кули.
Работы вела созданная в системе МВД организация «Куйбышевгидрострой». Всего строителей было больше ста тысяч. На стройке использовался труд заключенных Канеевской ИТЛ, 46 тысяч человек. Много это или мало?
У счастливо женившегося Петра Борисовича Шереметева, сынка знаменитого сподвижника Петра I, Бориса Петровича Шереметева, было 75 тысяч душ только мужского пола. Прилагавшиеся к ним души женского пола и детишки не в счет, это в придачу. Вот эти 75 тысяч душ мужского пола и воздвигли знаменитую подмосковную усадьбу Кусково с небольшими, но очень привлекательными дворцами, кунсткамерой, зверинцем, прудами, садами, прекрасными скульптурами, охотничьими домиками и прочими архитектурно-парковыми радостями и «увеселительными затеями». Разом граф принимал по 30 тысяч гостей. С одной стороны, граф мог позволить себе очень много и позволял, но в то же время был изрядным экономистом. Архитекторы, к примеру, были из крепостных. И портрет его, не хуже Глазунова выполненный, с некоторым косоглазием в левом глазу для достоверности, тоже был кисти крепостного умельца.
С 1918 года усадьба объявлена государственным музеем, народ ходит, любуется отличным собранием картин, изящной архитектурой, натуральными пригорками и насаженными рощами, а вид из главной залы на пруды даже напоминает Версаль, но маленький, Версаль в миниатюре, и все благодаря зеркалам в простенках между окнами, выходящими на каскад прудов. Во время войны, правда, музей закрыли, поскольку во дворце была открыта Центральная школа инструкторов снайперской подготовки.
Сегодня снова шедевр усадебной архитектуры открыт для радости посетителей, почти не омраченной упоминанием тех 75 тысяч рабов мужского пола, что своими руками создали всю эту ненаглядную красоту…
О, есть опасность ступить на тонкий лед, очень еще тонкий, того гляди, и провалишься в преисподнюю, где в кипящих котлах варятся те, кто оправдывает рабство, произвол, террор, насилие.
Но надо признать, что по ходу времени как-то незаметно, но уже затвердел лед, по которому безбоязненно раскатывают историки, оправдывая… да кого угодно. И Наполеона, и Петра Великого, и Ивана Грозного, и Святого Владимира, памятного не только крещением Руси, но и умопомрачительными преступлениями.
Бывший заключенный Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН), академик Дмитрий Сергеевич Лихачев убежден: «Обвинять в чем-либо Петра нельзя. Его следует понимать, как следует понимать его эпоху и нужды, перед которыми очутилась Россия на грани столетий».
Этот решительный и резкий поворот, по свидетельству С. Соловьева, «должен был необходимо вести к страшному перевороту, болезненному перелому в народной жизни, в существе народа…» «Страшный переворот», «болезненный перелом», «перелом» в существе народа…
Стоит вдуматься в эти слова, за ними события, сопутствующие едва ли не каждой революции и «сверху», и «снизу».
Это убедительное определение, а по сути-то, разве не оправдание характера «петровских преобразований», как принято деликатно называть этот «перелом», ломку сложившегося до Петра уклада жизни, склонного к неспешной, эволюционной модернизации.
Были и другие попытки решить насущные задачи развития страны, увы, безуспешные. Неужели жестокая решительность — единственное средство в руках преобразователей? Попытка еще Бориса Годунова, правителя сильного и дальновидного, вывести отношения с Западом на новый уровень и преобразовать внутреннюю жизнь в государстве была похоронена боярами вместе с самим правителем, загадочно вдруг скончавшимся в одночасье непонятно от чего. Потерянные сто лет пришлось наверстывать уже не эволюционным путем, как было еще возможно при Годунове, а болезненными и во многом бесчеловечными революционными приемами «царя-реформатора», остроумно названного «большевиком на троне». Жесткое подавление приверженцев национальных традиций, упразднение патриаршества, превращение русской православной церкви в государственный департамент, полное небрежение к основной массе населения, крестьянству, все эти «издержки» правления Петра Первого лишь заложат почву для следующей революционной ломки. И снова историки будут свидетельствовать: «страшный переворот», «болезненный перелом», рассуждая о преобразованиях, привнесенных в жизнь России Октябрьской революцией. И снова встанет неотвратимый вопрос: старое и новое, как им ужиться?
Ответ Сергея Соловьева не оставляет места для чтения вкривь и вкось: «Здесь возможна только злая борьба между двумя началами, старым и новым, борьба, необходимо раздражающая, ведущая к увлечению, к крайностям».
«Крайности» нам не нравятся, мы против «крайностей», но кто-то подвел к краю… Известно кто. К «краю» подводят политические слепцы, к «краю» подводит социальный эгоизм, родовая болезнь «хозяев жизни».
В известных рассуждениях о Петре Первом Пушкин находит не только слова восхищения царем-реформатором, но слова категорического осуждения: «Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые суть плоды ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости; вторые нередко жестоки, своенравны и кажутся написанными кнутом». Поэт сказал лишь об указах. Да, памятны указы о поимке дезертиров, бежавших тысячами от царя-реформатора, кто в казаки, кто в Польшу. Памятны указы о вырезании ноздрей до кости. А как забыть тех, чьими телами мостили дороги петровских реформ? Опять — замысел и воплощение. Читаем письмо Энгельса к Засулич. Идущие путями исторических штудий нет-нет и останавливаются на распутье: Триумф или трагедия?!
А почему «или»?
Кто знает, может быть, история все-таки редко ходит путями благонравия, и добродетельные правители встречаются не чаще, чем благородные разбойники в лесу на большой дороге.
Оправдывать жестокость и бесчеловечность, как говорится, себе дороже. Да, к сожалению, не все злодеи получают по заслугам при жизни. А часто и за гробом вызывают трепетное благоговение.
Трудно, а может быть, и невозможно избавиться от практики «двойных стандартов» в оценке времен отдаленных и приближенных к нам вплотную. Там как бы естественно «понимать эпоху и ее нужды», там и цареубийство, если оно исполнено достаточно благородно, можно понять как насущную историческую необходимость. Там и рабовладельцы «люди как люди». Пишет в «Дневнике» Петр Валуев: «Государь в Ново-Лисино опять на охоте застрелил человека». Ну, и Бог ему судья! Кто же бросит камень в Александра-Освободителя! И кто же вспомнит, что убийство «по неосторожности» все равно преступление, а если это еще и рецидив, так еще и с «отягчающими обстоятельствами». Но убийство раба разве считалось когда-нибудь преступлением?
Сколько раз, вспоминая судьбоносные страницы нашей истории или вглядываясь в портреты людей, делавших историю, возникает вопрос: «или-или», какой знак ставить — «плюс» или «минус»?
Вот и в рассказе о людях Страны Советов, этот вопрос никак не обойти.
Мы видим, что исторические оценки бывают и пристрастными, и «идеологически правильными», и «единственно верными», и даже «привычными». Вот Бориса Годунова привыкли считать причастным к убийству царственного младенца, даже не имея к тому прочных доказательств. А то, что при Борисе-то Годунове основаны опорные города по Волге, в Центральной России, в Сибири, кто помнит? Кто помнит, что ни Архангельска, ни Саратова, ни Воронежа, ни Орска до Бориса Годунова на карте России не было? И речь ни в коем случае не о том, что зло искупается добром. Да, да, как наставлял своих читателей еще Карамзин, рассказывая об убийстве Бориса и Глеба: есть злодейства, которые не могут быть оправданы даже дикостью своего времени.
Наше сознание так уж устроено, что принцип определенности нам ближе, чем антиномии. И в основополагающем законе диалектики, законе о единстве и борьбе противоположностей, нам понятнее, разумеется, «борьба», нежели «единство». И, тем не менее «единство противоположностей» столь же очевидный факт бытия, что отрицать его все равно что отрицать законы физики.
Но вглядываясь в нашу историю, увы, свидетельствующую подчас «единство вопиющих противоположностей», не хочется брать в руки инструментарий точных наук, чтобы мерить непредсказуемо «неточное» пространство истории.
Здесь, как мне кажется, есть смысл обратиться к другому опыту постижения сложных вещей.
Одна из непростых для понимания и трактовки коллизий в православии возникает в связи со Святой Троицей. Не погружаясь в весьма специфическую проблематику, вспомню лишь одно утверждение, принятое богословами в пояснение двойственной, двухсоставной, то есть человеческой и божественной, природы Спасителя. Оба эти начала существуют в данном случае нераздельно и неслиянно, как и сама Троица. И это объяснение считается достаточным. Разумеется, не мне судить.
В первый день творения, как известно, Бог отделил свет от тьмы, стало быть, до этого свет и тьма были ОДНО! А потом твердь отделил от хляби, стало быть, они тоже были едины! Мы, конечно, различаем свет и тьму, но дано ли нам их отделить и отделить твердь от хляби в метафизическом, разумеется, смысле?
Мне кажется, что вот эта подсказка о неделимом и неслиянном позволяет уйти от необходимости историю, исторический процесс рвать на удобные для тех или иных доказательств куски. С другой стороны этот подход или принцип, не позволяет смешивать добро и зло, по природе своей не слиянные, белое именовать черным или, наоборот, черное выдавать за белое даже с самыми благими намерениями установления всеобщего примирения и согласия.
И, как правило, политическая, идеологическая, классовая заинтересованность не позволяют принять эту двойственность истории как данность13.
Христианину его вера предписывает одновременно два состояния: радости надежды на безграничное милосердие Небес, и в то же время Евангелие призывает к покаянию и плачу о грехах. Интересно, что нарушение некоторого равновесия этих состояний приводит к глубокому разладу в духовной жизни. Преувеличение покаянной скорби ведет к печали и унынию. А печаль и уныние — тяжкий грех. И насколько опасна для духовной жизни безмерная печаль, настолько же чревата опасными последствиями и ничем не ограниченная, невоздержанная радость.
Так что, я полагаю, как призывы к запоздалому покаянию и нагнетание скорбей становятся определенным политическим инструментом, так же и безмерный оптимизм, как правило, тоже преследует свои политические цели.
Может быть, вспомнить Пушкина: «И с отвращением читая жизнь мою, я трепещу и проклинаю, и горько жалуюсь, и горько слезы лью, но строк печальных не смываю».
Отец в начале лета 1953 года сменил в Подпорожье на посту управляющего трестом Свирьстрой Петра Степановича Непорожнего, уходившего на строительство Каховской ГЭС. В ту же пору печально знаменитым Свирьлагом командовал генерал Валентин Алексеевич Поддубко. Генерал любил повторять: «Лаврентий Павлович Берия — мой лучший друг».
Счастливая звезда генерала взошла еще при Николае Ивановиче Ежове, предшествовавшем Лаврентию Павловичу на посту наркома внутренних дел. Считал ли тов. Поддубко Николая Ивановича Ежова своим лучшим другом, неизвестно. Едва окончившего строительный институт Валентина Алексеевича приглашают в Наркомат внутренних дел, где он становится преемником самого Раппопорта. А Раппопорт, набивший руку на строительстве Беломорско-Балтийского канала, был заместителем Ежова. Командовать Свирскими лагерями генерал начал еще до войны. А после войны вернулся. Не знаю, работал ли «спецконтингент» на основных сооружениях, но то, что они строили шлюзовые камеры на Верхне-Свирской, видно на фотографии, да и качестве бетонной кладки на стенах шлюзов царапает глаз.
Ко времени прихода отца на Свирь Свирьлаг доживал последние времена, а Свирский каскад целиком перешел в Минэнерго.
В Подпорожье был детский дом, ребята из него учились в нашей школе им. Горького. Я дружил с девочкой из детдома Ниной М., школьницей классом старше. Встречались и после окончания школы в Ленинграде, когда она училась в Педиатрическом институте. Свой детский дом вспоминала с благодарностью.
На праздник, на 7 ноября, в детдом приглашали почетных гостей, надо думать, не только для украшения праздника.
Помню рассказ отца об этом празднике.
Генерал Поддубко пришел со всеми регалиями, ордена и медали звенели и переливались рубиновыми, золотыми и лазурными красками.
Стоило дорогим гостям в ожидании начала торжества присесть в гостиной на диване, как на генерала накинулась детдомовская мелюзга.
Они бросились ему на колени, стали со всех сторон теребить награды, аккуратно развешанные на кителе, отчаянно споря, какую, за что генерал получил.
«Он в разведку ходил! Вот — Красная Звезда, это за разведку!» «Не ври! Это за самолет!» «Вот за самолет — Красное Знамя! Вот у него за два самолета!» «А вот это за танк!» Проще было с медалями, хватали и читали в голос: «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».
Генерал улыбался, но так и не объяснил бестолковой ребятне, что танков он не подбивал, самолетов не жег, а о своем «доблестном труде» в годы войны под страхом сурового наказания дал подписку не рассказывать.
Можно только посочувствовать тем, кто не может сказать, за что его наградили, или не может сказать, «откуда у него деньги».
Приказ НКВД СССР № 00309
Об устранении извращений в содержании детей репрессированных родителей в детских домах
20.05.1938
г. Москва
Сов. секретно
В детских домах системы Наркомпроса, где размещены дети репрессированных врагов народа, имеют место грубейшие политические извращения в деле содержания и перевоспитания детей репрессированных родителей. Извращения эти являются результатом того, что Наркомпросы не занимаются этими детдомами, а НКВД союзных республик совершенно недопустимым образом выпустил из своего поля зрения эти важнейшие объекты…
Среди детей репрессированных родителей имеют место антисоветские, террористические проявления. Воспитанники Горбатовского детдома Горьковской области Вайнскопф, Келерман и Збиневич арестованы за проявления террористических и диверсионных намерений, как актов мести за репрессированных родителей…
Воспитанники Нижне-Исетского детдома Свердловской области Тухачевская, Гамарник, Уборевич и Штейнбриж высказывают к.-р. пораженческие и террористические настроения. Для прикрытия своей к.-р. деятельности вступили в комсомол. Указанная группа детей проявляет террористические намерения против вождей партии и правительства в виде акта мести за своих родителей.
Воспитанники Черемховского детдома Иркутской области Степанов, Грундэ, Казаков и Осипенко за антисоветские выступления арестованы органами НКВД.
В Федоровском детдоме Кустанайской области Казахской ССР имеют место массовые побеги детей репрессированных родителей. Дети не занимаются, так как их избивают школьники-хулиганы. Наблюдаются массовые дебоши. Дети репрессированных Кучина и Степанова были изнасилованы взрослыми воспитанниками. В столовой детдома на 212 детей имеется всего 12 ложек и 20 тарелок. В спальне — один матрац на три человека. Дети спят в одежде и обуви…
Во многих детдомах детей репрессированных называют троцкистами, преследуют, рассматривая их как врагов.
ПРИКАЗЫВАЮ: Первое — немедленно обеспечить оперативное агентурное обслуживание детских домов, в которых содержатся дети репрессированных родителей.
Второе — своевременно вскрывать и пресекать… в соответствии с приказом НКВД № 00486.
Третье — одновременно обеспечить правильный режим воспитания детей репрессированных…
Устранить привилегированное положение, созданное в некоторых домах для детей репрессированных родителей в сравнении с остальными детьми.
Четвертое — проверить руководящий состав и кадры воспитателей детдомов, очистив их от непригодных работников.
Предупреждаю о Вашей личной ответственности за состояние обслуживания детей репрессированных родителей.
О всех принятых Вами мерах донесите лично.
Заместитель Народного комиссара
внутренних дел СССР комкор
М. ФРИНОВСКИЙ
20 мая 1938.
А уже 8 сентября 1938 года Фриновский назначен наркомом Военно-Морского флота СССР.
6 апреля 1939 года снят со всех постов, лишен званий, арестован по обвинению в «организации троцкистско-фашистского заговора в НКВД», что подтвердил, как раньше подтверждали его подследственные и подозреваемые, чистосердечно и собственноручно:
НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ
СОЮЗА СОВЕТСКИХ СОЦ. РЕСПУБЛИК — КОМИССАРУ
ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ 1 РАНГА:
БЕРИЯ Л. П.
От арестованного ФРИНОВСКОГО М. П.
ЗАЯВЛЕНИЕ
…………………………………………………………………
Настоящее заявление далеко не исчерпывает всей суммы фактов моей преступной работы.
В последующих моих показаниях я с исчерпывающей полнотой расскажу следствию все, что мне известно, и не скрою ни одного известного мне врага коммунистической партии и советской власти, и назову всех лиц, причастных к антисоветской заговорщической работе независимо от того, арестованы они на сегодня или нет.
М. ФРИНОВСКИЙ
11 апреля 1939 г.
4 февраля 1940 года Военной коллегией Верховного суда СССР приговорен к смертной казни и в тот же день расстрелян.
Не реабилитирован.
НОМЕНКЛАТУРНЫЙ ДВОРНИК
Отцу, заслуженному строителю РСФСР, лауреату Государственной премии, возглавлявшему стройки, а последние 27 лет руководившему Ленинградским отделением Всесоюзного проектного института Оргэнергострой, была назначена пенсия «республиканского значения» 135 рублей в месяц. Как «республиканскому пенсионеру» ему еще полагалась «тринадцатая» пенсия раз в год «на лечение» и какие-то грошовые транспортные и коммунальные скидки.
Я хорошо знал вышедшего на пенсию первого заместителя Председателя Совета Министров и председателя Госплана Казахской ССР. Он был удостоен пенсии «союзного значения» — 200 рублей плюс тринадцатая «на лечение» и транспортно-коммунальные скидки. «Заместитель» и «председатель» — это предпоследняя запись в его трудовой книжке, а последняя — «дворник».
Казус, но весьма примечательный.
Пенсионер «союзного значения», живя в Ленинграде, в Старой Деревне, увидел, как мужик-неумеха машет косой над газоном, топча и приминая траву больше ногами, чем секирой. Дурная работа всегда вызвала у ответственного работника возмущение.
«Кто же так косит?» — «Если ты, дед, умеешь, возьми косу и коси!» — «Давай косу, — сказал бывший председатель Госплана из касимовских мужиков. — Да какая же это коса? Она ж у тебя не отбита». — «Зачем?» — поинтересовался работник ЖКХ. «Чтобы косила!» — «Ну, и отбей, если знаешь». — «И отобью!» Номенклатурный работник высокого разбора, представитель «правящего класса» собственноручно косу отбил. После того как коса была отбита, бывший номенклатурный работник показал простому трудящемуся (за чей счет он наслаждался жизнью!), как надо косить. Наблюдавший этот мастер-класс начальник ЖЭКа тут же предложил: «Дед, ловко у тебя получается, может, поработаешь? Заплатим». У деда был еще месяц до отъезда в деревню с женой и поступавшим в институт внуком. Дед согласился. Сейчас бы заплатили «из кармана в карман», тогда пришлось оформлять через трудовую книжку.
Опять же привычка с любого заработка платить партвзносы.
В ЖЭКе ахнули, когда увидели последние должности, внесенные в трудовую книжку. Стали извиняться. Но дед сказал: «Оформляйте!» Видеть невыкошенные, бурьяном зарастающие газоны рядом со своим домом ответственному работнику, обеспечивавшему по линии Совмина даже ядерные испытания в Казахстане, было неприятно. Мог и министр Средмаша Славский в гости зайти, благо его атомный институт неподалеку. Надо, чтобы газоны у дома выглядели пристойно.
«Мы же вам трудовую книжку испортим», — сказал начальник ЖЭКа.
«Пишите — „косарь“. Есть и такая должность на земле».
«Нет, вы не понимаете, — начальник ЖЭКа аж вспотел. — По штатному расписанию нет у нас такой должности „косарь“, мы можем оформить только „дворник“».
«Ну и пишите — „дворник“», — сказал всего лишь полгода назад покинувший пост первого заместителя Председателя Совета Министров Казахской ССР шестидесятичетырехлетний пенсионер.
Вот и вписали — после «директор Усть-Каменогорского свинцово-цинкового комбината», после «Председатель Восточно-Казахстанского совнархоза», после «заместитель», «первый заместитель Председателя Совмина КазССР», «председатель Госплана КазССР» — «дворник».
Так выглядит вблизи трудовая книжка (здесь эти слова надо написать с большой буквы) вышедшего на пенсию работника, занимавшего номенклатурные должности тридцать лет. Разумеется, в соответствии с установленным порядком, отправляя высокие должности, он пользовался и «закрытым» магазином при Хозяйственном управлении Совмина, и дачей в районе Медео над Алма-Атой, и льготными путевками для себя и жены в отличные санатории. Выйдя на пенсию, практически своими руками начал строить домик-дачу в родной деревне под Касимовом, две комнаты, веранда и небольшая мансардочка. Денег на домишко побольше и получше не накопили. Пришлось продать часть библиотеки, охотничьи ружья и так, по мелочам. Старшая дочь, специалист по редкоземельным металлам, работавшая в ленинградском институте «Механобр», оставалась после работы мыть химическую посуду для приработка… Всякая «лишняя» копейка шла на строительство домишки в деревне.
Во время войны Казахстан давал стране 90 % свинца, Усть-Каменогорский свинцово-цинковый комбинат давал около 80 % свинца в Казахстане. Такой вот вклад в победу. Директору комбината в пору назначения было тридцать восемь лет. Биография самая обыкновенная для выходца из крестьянской семьи: рабфак, институт, практика на рудниках, помощник мастера, мастер, начальник участка, начальник цеха, директор. Основной продукцией комбината были, естественно, свинец и цинк, но полиметаллические руды содержат в небольших количествах золото и серебро и совсем в малых дозах целый букет, с дюжину редкоземельных металлов: литий, индий, иридий, галлий и т. д.
Мне довелось слышать рассказ директора комбината о работе с золотом.
По уверению рассказчика, зрелище плавки золота ни на что в мире не похоже. Живое, льющееся золото завораживает, и цвет его не идет ни в какое сравнение с золотом остывшим, твердым. Как правило, золото плавили ночью, и литейка озарялась сказочным заревом. Если была к тому возможность, директор, металлург не только по образованию и должности, но еще и в душе, ходил просто полюбоваться волшебным зрелищем.
Золото разливали по формам размером с хорошую буханку хлеба, остужали и хранили в открытую на деревянных стеллажах, на полках с невысокими бортиками. Форма усеченной пирамиды и чуть ли не двухпудовый вес каждой «буханки» не позволял руками взять и снять «изделие» с полки, а сдвинуть не позволял бортик. Потом слитки взвешивали, клеймили, заворачивали в промасленную бумагу, рогожу и… грузили на сани, запряженные, надо думать, сознавшей всю меру ответственности савраской. В санях, естественно, возница и облаченный в тулуп охранник с трехлинейной винтовкой. Сани поспешали на городской вокзал. Без всяких промежуточных инстанций воин сдавал свой груз непосредственно в почтовый вагон скорого поезда, шедшего в Москву. И вся недолга.
Это сколько же захватывающих сюжетов породила охота за золотом. Едва ли не главная, действительно неистощимая золотая жила американского кино!
Кинорежиссер Желакявичус рассказывал, как его пригласили с фильмом «Никто не хотел умирать» в американское посольство в Москве, в Спас-хаус. Отличная картина о братоубийственной войне в Литве произвела сильное впечатление на посла и его гостей. К режиссеру подошла взволнованная жена посла, поздравила, поблагодарила, и, чуть смутившись, призналась: «Я только не поняла, где золото?» Разве можно еще из-за чего-то враждовать, умирать, убивать?
Из истории, рассказанной директором Усть-Камногорского свинцово-цинкового комбината, «кина» не соорудить.
Ранним утром рабочий комбината шел на работу. Увидел на дороге в снегу какойто сверток. С трудом поднял что-то завернутое в рогожу. Принес на комбинат. Рабочему выписали премию, и директор объявил благодарность в приказе. А нерадивому охранному воину в том же приказе — выговор, чтобы впредь по дороге на станцию не спал, укутавшись в тулуп, а следил за доверенными ему пудами золота.
Скучно жили эти «совки»! Банальная добропорядочность для них была заменой религии.
«Да и не все ли великие чувства банальны для тех, кто их не испытывает?» — спрашивал Дмитрий Мережковский, подсказывая ответ.
Побывавший в высшем эшелоне руководства Союза коммунистов Югославии и низвергнутый на тюремную койку Милован Джилас, надо думать, в тюремном досуге счастливо прозрел и увидел классовую структуру в обществе, объявленном бесклассовым. Более того, как глубокий теоретик он объявил открытые им классы в бесклассовом обществе — антагонистическими!
Джилас открыл «новый правящий класс» — номенклатуру!
Да, система отбора «руководящих кадров» была ему известна не из книг.
Назначение на руководящие должности в народном хозяйстве и в армии — это и есть реальная власть партийного аппарата. Список номенклатурных должностей и список лиц, пригодных для занятия этих должностей, и составили принцип новой власти. Тома исписаны обличителями номенклатуры, явления действительно патогенного.
Уткнулись в крохоборческое высчитывание «спецпайков», денег в «конвертах», бесплатных путевок в санатории и бесплатных дач, в которые сокрушители «командно-административной» системы согласились бы поселить разве что свою дворню.
На наших глазах «создавался» с подсказки гарвардских мудрецов посредством ваучерной аферы «класс собственников». А куда же подевался открытый Джиласом класс номенклатуры? А как же классовая борьба? Где борьба угнетенных трудящихся с эксплуататорами-номенклатурщиками? Даже бывший коммунист все равно должен верить во единый двигатель истории — классовую борьбу.
А был ли мальчик?
Номенклатура была, да класса такого не было.
Мы же помним «классовые бои» с помещиками и капиталистами, помним, как долго и нехотя сходило с исторической сцены дворянство, проедавшее наследственную собственность и неспособное встроиться в новые капиталистические отношения.
За многоголосьем шумных обличителей невозможно было задать вопрос: покажите миллионные и миллиардные счета в банках этих «номенклатурщиков»? Покажите угодья и виллы в Швейцарии, на Кипре и в Испании, построенные «номенклатурщиками»? Где стометровые яхты-лайнеры, личные самолеты и элитные футбольные клубы, приобретенные «номенклатурщиками» за рубежом? Предъявите счет, в какую сумму обошлись стране, бюджету, налогоплательщику привилегии «номенклатурщиков»? И скажите, наконец, чем они были заняты «номенклатурщики»? Делили между собой нефть, газ, лес, цветной металл и черный?.. «Пилили» бюджетные деньги?
Сегодня, когда с административно-командной системой покончено, а номенклатура осталась лишь историческим призраком, на сцену вышел «настоящий хозяин». Те, что стали собственниками не своими руками созданного, тут же заклеймили социализм как «административно-командную» систему, созданную для защиты привилегий номенклатуры.
Те немногие, кому посчастливилось или помогли стать частными собственниками бывшей общественной собственности, призваны вернуть Россию в стан «цивилизованных стран», даровать, говоря словами рыбаков, «во-о-о-т такую свободу», создать правое государство.
Чем «настоящий хозяин» отличается от номенклатурного работника?
«Настоящие хозяева» — еще не класс? А вот «номенклатура», как нас уверяют, класс. Но взглянем на нашу номенклатуру. Чем они владели? А ничем. Как назначали на должность, так могли и погнать. У дворян, к примеру, были неотъемлемые права: покупать, владеть, продавать живой товар, рабов. А какие неотъемлемые права у номенклатурного работника? Все права отъемлемые вместе с должностью.
Должность не делала номенклатурного работника «хозяином» вверенного ему предприятия.
Иная картина после сокрушения ненавистной командно-административной системы, сковывавшей инициативу деловых людей, ловких, умеющих жить!
Мог ли командующий военно-морским флотом, назначенный на эту номенклатурную должность ЦК КПСС, продать военный корабль? Не мог. Впрочем, мог, но только как государственный служащий, от лица государства и с передачей выручки от продажи исключительно в казну.
А сегодня тяжелый ракетный авианесущий крейсер «Киев», 40 тысяч тонн водоизмещения, длиной 279 метров, проект 1143, в январе 1993 года продан НЕУСТАНОВЛЕННОМУ ЛИЦУ за 1 миллион 500 тысяч долларов! Спешили отчаянно, надо думать, боялись, что НЕУСТАНОВЛЕННОЕ ЛИЦО вдруг передумает, поэтому продали корабль, еще числящийся в военно-морских силах России. Хватит, наконец, глупыми формальностями связывать ручонки инициативных, по-современному мыслящих и творящих «новую Россию» людей, действующих и в масках, и без масок! Кто-то в горячке свободного предпринимательства, из пришедших в армию и на флот, все-таки вспомнил, что «Киев» еще числится в составе несущего небоевые потери Военно-морского флота свободной России. Задним числом, аж через полгода, 30 июня 1993 года, уже проданный НЕУСТАНОВЛЕННОМУ ЛИЦУ тяжелый ракетный авианесущий крейсер «Киев» заодно вместе с «Минском» и «Новороссийском», того же 1143-го проекта, был выведен из состава военно-морского флота. А всего через пару месяцев НЕУСТАНОВЛЕННОЕ ЛИЦО продает этот военный корабль КНР за 8 миллионов 500 тысяч долларов.
Кому-то продали за 1 миллион 500 тысяч долларов США, а тот уже перепродали за 8 миллионов долларов США. От восьми отнять полтора — шесть с половиной миллионов долларов США по карманам «неустановленных лиц» — и никакого мошенничества!
Я был на «Киеве», и на «Минске», и на «Новороссийске».
«Киев» пробыл в строю с декабря 1975-го по 30 июня 1993 года. «Минск» — с сентября 1978-го по 30 июня 1993 года. «Новороссийск» и одиннадцати лет не отслужил, с 1982-го по 30 июня 1993 года. Для кораблей этого класса 15 лет не срок службы. Мой «Александр Невский», проекта 68-«буки», больше тридцати лет был в строю. И, может быть, не случайно именно с ходового мостика «Александра Невского» пришли на авианосец «Адмирал флота СССР Николай Кузнецов» его первые командиры Ярыгин и Санько. При командире капитане второго ранга Викторе Степановиче Ярыгине я пришел на «Александра Невского», а старший помощник капитан третьего ранга Иван Федорович Санько, приняв командование кораблем после Виктора Степановича, меня провожал.
Ярыгин и Санько были из тех, кто в пору развала страны и армии флот спасали.
Именно Виктор Степанович, первый командир «Адмирала Кузнецова», спас его для нашей страны. Подаривший Крым Украине первый президент свободной России, охмелевший от бесконтрольной власти, готов был и Черноморский флот «делить» с присущей ему щедростью. Трезво оценивая руководство страны, Ярыгин взял инициативу на себя и держал авианосец «под парами». Формально корабль, построенный в Николаеве, был приписан к Северному флоту. Вот и скомандовал капитан первого ранга Ярыгин: «Корабль к бою и походу!.. Бак, ют — связью вооружить!.. По местам стоять!.. Отдать швартовы!..» Авианосец хоть и большой корабль, а в умелых руках на закладку руля реагирует отлично. И ушли, что называется, из-под носа…
А если бы не ушли? Того же проекта «Варяг», на две трети достроенный, незалежная власть достраивать не стала. Продали за 20 миллионов долларов китайцам по цене металлолома. А китайцы достроили и ввели в состав флота народной республики.
Уже на севере командование «Адмиралом Кузнецовым» перейдет от Ярыгина к его бывшему старпому Санько. А после авианосца, уже в звании контр-адмирала, Иван Федорович Санько будет стоять уже не на ходовом мостике корабля, а у истоков зарождения и развития современной военно-морской базы в Новороссийске, поскольку с Крымом и Украиной было все не ясно и ничего хорошего ждать не приходилось. Там, в Новороссийске в 2005 году пятидесяти четырех лет от роду, отдав, вот уж воистину всего себя флоту, десятиборец, мастер спорта по шахматам, сын глухонемых родителей, контр-адмирал Санько скончался.
Это блестящий офицер.
Помню, как он мне разъяснил свое понимание его места на корабле. «Любой военный корабль, тот же наш крейсер, — это оружие. Воюет командир. А я должен дать ему в руки это оружие, чтобы был ход, был отработан личный состав, чтобы все вертелось, крутилось и стреляло».
Людям умным и глубоким не чужды сомнения. Однажды в минуту откровенности Иван Федорович признался: «Стою на мостике и думаю, что ты здесь, Ваня, делаешь? Ты бы у себя на Кубани к тридцати-то пяти годам сколько бы земли перевернул, сколько хлеба бы вырастил…»
Адмиралы Ярыгин и Санько, разумеется, номенклатура, и те неустановленные адмиралы, что распродавали флот и «пилили» выручку, тоже номенклатура. По Джиласу, и те, и другие представители «правящего класса». О чем это говорит? Разве только о том, что слова эти про «правящий класс» — пустой звук.
На спардеке каждого из торопливо проданных и задним числом списанных наших первых авианосцев была сияющая золотом бронзовая доска: «Построен советским народом в таком-то году для защиты интересов Советского Союза в мировом океане». Советского Союза не стало, и корабли пошли служить НЕУСТАНОВЛЕННОМУ ЛИЦУ. Не нужно быть ни судьей, ни прокурором, чтобы знать лукавую формулировку про «неустановленное лицо», как правило прикрывающую легко устанавливаемый СПИСОК должностных лиц высокого ранга14.
Да, тут речь уже не о спецбуфетах и путевках в санаторий, не о дефицитной колбасе и пыжиковых шапках, вызывавших классовую ненависть к номенклатурщикам.
Но порадуемся: наконец-то законность и право торжествуют! Все, что не запрещено законом, разрешено!
А в законе не сказано, что военные корабли водоизмещением в 40 тысяч тонн нельзя продавать НЕУСТАНОВЛЕННЫМ ЛИЦАМ.
Как не порадоваться за деловых людей, купивших корабль за полтора миллиона и продавших его тут же за восемь с половиной! На этакие денежки, тяжким трудом заработанные, можно не то что домишко в две комнаты с верандой, а целый коттеджный поселок построить!
Может быть, пенсионер «союзного значения» с двухсотрублевой пенсией или пенсионер «республиканского значения» с пенсией в сто тридцать пять рублей — не типичные номенклатурные работники?
Я знал журналиста, работавшего в аппарате первого секретаря Ленинградского обкома партии и члена Политбюро ЦК КПСС тов. Романова Григория Васильевича. Я не стану давать оценку его деятельности, скажу только, что журналист, навещая в Москве уже бывшего члена Политбюро, всегда брал с собой бутылку водки, зная, как живется его бывшему шефу на пенсию «союзного значения».
Нет сомнения, что только аферы с перепродажей кораблей военно-морского флота России, только с благословения верховной власти разворовывание имущество уходившей из Европы Западной группы войск лишили бюджет многих миллионов, а может быть, и миллиардов долларов, с лихвой покрывающих все многолетние расходы на номенклатурные привилегии.
Россия вновь погружена в глубокий кризис. Как от веку заведено, причины его ищут в «предшествующем царстве». Раньше очень убедительно звучала присказка о «пережитках прошлого». Все несовершенства советского человека именно так и объяснялись. Украл — пережиток прошлого. Убил, ну конечно, пережиток. Пьет? Так это же тяжкое наследие! И т. д. Но каким наследием можно объяснить нынешнюю разворовку заводов и пароходов? Разве в советское время хоть что-нибудь подобное было возможно? Даже лютые антисоветчики будут вынуждены сказать — нет, такого быть не могло. Стало быть, опять можно ваучерную аферу, продажу авианосцев по бросовым ценам и много другое можно понять, если признать, что в Росси началась и идет без согласия граждан, без оглядки на последствия реставрация капитализма.
Нам вновь предлагают подняться на высшую ступень человеческой цивилизации, начертавшей едва не забытые нами заповеди: «Человек человеку — волк», «Сильный пожирает слабого», «Не пойманный — не вор!», добавив от наших времен: «У вас спрашивают, откуда деньги? Ударьте его по лицу!»
Была власть «номенклатуры», какой она была, мы видели. Пришла власть денег.
Телевизионное «ток-шоу». Ведет опытный мастер своего дела Александр Гордон.
Его собеседник — молодой человек лет этак тридцати с небольшим.
Ведущий спрашивает гостя, приглашенного для публичной, стало быть, имеющей предположительно общественный интерес беседы, есть ли у него мечта. Ответ звучит мгновенно. Ясно, что человек живет мечтой! «Есть мечта». — «Можете нам о ней сказать?» — «Конечно. Хочу попасть в список журнала „Forbs“». Аудитория разражается аплодисментами. Приветствуют молодого человека и его мечту встать в первый ряд среди самых богатых людей на Земле. Следующий вопрос ведущего повергает гостя в недоумение. Гордон спрашивает: «Зачем вам это нужно?» — «Я же сказал, чтобы попасть в список…» — «А для чего? Зачем это вам?» — ведущий надеется услышать что-то в традициях той культуры, где богатство не «смысл», а «средство». Но перед ним человек, проживший всю сознательную жизнь в свободной России. На все попытки услышать что-нибудь вразумительное ведущий слышит только одно: «Я сказал, чтобы попасть в список журнала „Forbs“». Услышав эти слова в четвертый раз, Гордон с не присущей ему растерянностью произносит: «Понятно…» — хотя видно, что ему как раз не понятно, как и о чем с этим человеком разговаривать. А ведь он родился как личность в ту самую пору, когда Россия уничтожила номенклатуру «как класс» и пробует уже почти тридцать лет вернуться на путь «цивилизованных» стран.
«Надо, чтобы не для меня одного шла моя жизнь», — скажет Лев Толстой устами князя Болконского. Эту же мысль, но своими словами скажет Николай Островский, и слова эти будут учить в школе. А потом эту же мысль подхватит одна из самых популярных молодежных песен своего времени: «Жила бы страна родная…»
Этой перекличкой соединялись времена и поколения бедной «нецивилизованной» России…
НАСЛЕДНИК
Головной институт по организации энергетического строительства (Оргэнергострой) располагался в Куйбышеве. Редкая организация, где многие предпочитали бы работать в филиалах: в Москве, Ленинграде или Одессе. Отец с 1954 года был назначен директором как раз Ленинградского отделения института. Коллектив сравнительно небольшой, где-то от восьмисот человек до тысячи. По признанию отца, управлять этим небольшим коллективом временами было даже трудней, чем пятитысячным на стройке. Разместился институт в знаменитом россиевском здании, заключающем в свои объятия Дворцовую площадь. В левом крыле, выходящем на Невский, располагался Главный штаб, а в правом, с выходом на Мойку, в свое время Министерство иностранных дел Российской империи. С предвоенных лет это крыло занимала Ленинградская милиция. Году в 1960-м милицию переселили в Большой дом на Литейном, а освободившиеся помещения на Дворцовой и Мойке заняли проектные институты. В кабинете отца я еще помню решетки на окнах, вскоре, разумеется, убранные. Вполне символично в 60-е годы страна освобождалась от решеток, мода на решетки и замки в подъездах, подсказанная новой реальностью, придет в 90-е годы и сохранится поныне. Отец этого уже не увидит.
Выработанные за годы управления строительными коллективами правила были для отца неукоснительны и в роли директора проектного института. Я знаю лишь несколько. Например, он не подписал ни одной бумаги, не прочитав ее от начала до конца. При этом, будучи человеком безупречной грамотности, правил и орфографию, и пунктуацию, пока не приучил сотрудников подавать документы в соответствии с правилами русской грамматики.
Было еще одно правило. Все сотрудники, приходившие работать в институт, не только инженеры и техники, но и копировщицы, дворники, сотрудники бухгалтерии, шоферы, рабочие небольших мастерских, все проходили через кабинет директора. А еще у него была удивительная память на имена и отчества, его рассказы из 20— 30-х годов непременно изобиловали полным поименованием людей, с которыми общался, о ком рассказывал.
Однажды по заведенному правилу перед отцом предстал молодой человек в военной форме со споротыми погонами.
«Давно демобилизовались?»
«Месяц».
«Отдохнули?»
«Какой отдых, работу искал».
«Почему к нам?»
«Стоял на Желябова перед доской объявлений Ленгорсправки: „Требуются на работу“, закрыл глаза и ткнул. Посмотрел, где оказался палец, какой-то Оргэнергострой, „требуется техник“, оказалось, что и идти недалеко. От Желябова до вас — пять минут».
«Образование?»
«Техникум».
«Ну, вот и отлично. Прописка ленинградская?»
«Так точно», — видно, еще по привычке буркнул «новобранец».
«Вот и прекрасно. Давайте делать вашу биографию».
Человек пришел, наконец «куда-нибудь» устроится, и вдруг — такой разговор.
«Раз уж судьба так распорядилась, не будем сопротивляться. — Отцу не мог не понравиться парень, не ставший его уверять, что с детства мечтал работать в Оргэнергострое. — Сейчас я вам хороший отдел подберу. Оглядитесь, поймете нашу работу. Мы институт многопрофильный, у нас и тепловые станции, и атомные, и гидростанции, конечно, агрегатное оснащение станций, сетевое строительство, стройиндустрия… Посмотрим, к чему у вас душа повернется. Выберем направление, тут уже нужен будет институт. С институтом поможем. А потом — стройка. Наше дело живое, не бумажное, у нас еще волховстроевцы работают…15 А потом, как говорят в Одессе, „будем посмотреть“. Что у вас с жильем?»
«Живу с мамой в коммуналке. Комната семнадцать метров».
«Ясно. Если иметь в перспективе стройку, найдем что-нибудь на Севере, чтобы на кооператив заработать. Пока в общих чертах так».
Строй жизни не давал оснований для сомнений в возможности осуществить вот так, экспромтом, возникший план жизни на пару десятков лет. Директору было пятьдесят, «крестнику» двадцать три.
До конца советской власти еще была уйма времени, целых тридцать лет.
За ужином отец рассказывал маме о самых примечательных событиях минувшего дня. Она была в курсе его многообразных проблем, могла дать, как правило, точную характеристику сотрудникам, чьи имена чаще всего мелькали в рассказах отца. Она умела не только накапливать такую, казалось бы, все-таки отрывочную информацию, но и осмысливать ее. Ведь речь всегда шла о человеческих поступках, позициях, силе и слабости. Реплики мамы, сопутствовавшие рассказам отца, бывали, как правило, точны и лаконичны. «А что я тебе говорила? Арап и есть арап». «На Авенирова всегда можешь положиться. Он моя симпатия». «Твой этот Щука обходительный, да вот ума-то небольшого». «Позвони Нейману, Евгений Александрович тебя любит… С кем еще говорить?» И все в таком духе.
«Странный парень сегодня к нам пришел…»
Вот так первый раз прозвучала в нашем доме фамилия Павлов. И мама ее не забыла.
Нет-нет, и вдруг вспомнит, как там «твой Павлов». Вот Павлов поступил в Политехник на вечерний. А вот Павлов и вышел на дипломный проект.
«Давно о твоем Павлове ничего не слышала».
«Отправил его на Серебрянские ГЭС».
Приехал Павлов на стройку в Заполярье молодым инженером, а уехал уже в ранге начальника строительства Серебрянского каскада, чем-то повторив путь своего наставника. За успешное завершение строительства Серебрянских ГЭС был награжден орденом Трудового Красного Знамени.
Вернулся на Мойку, в Оргэнергострой набравшимся опыта, уверенным в себе гидроэнергетиком. Но институт многопрофильный, для освоения его многосторонней программы Павлов назначен заместителем главного инженера. Отцу уже шестьдесят пять, он готовит себе преемника. Павлов — кандидат номер один.
Легко представить себе, какому веселому разносу был бы подвергнут роман с подобным сюжетом.
Да это же советская рождественская сказка на производственную тему! Но я не пишу роман.
В январе 1980 года по дороге с работы домой отца настиг инфаркт. Он не понимал, что с ним происходит. Не мог дышать, казалось, что поперхнулся. Закружилась голова, подумал, что споткнулся. Пришел домой возбужденный… Тут же вызвали «скорую». Отец всю жизнь был уверен, что грозные хвори не про него. Курил. Пил умеренно, но регулярно. Уверял, что его желудок «не переваривает только гнутые барочные гвозди, если они плохо прожарены».
Сто дней мы все не отходили от его постели в больнице «старых большевиков» на набережной Малой Невки. Передавали, что называется, с рук на руки. Помню, как понял, что пришла весна. Я развернул кровать так, чтобы отец мог видеть, как на тополе за окном ворона отрывала кору, укладывала длинные куски поперек клюва и, набрав куска три-четыре, чтобы лишний раз не летать, отправлялась то ли строить, то ли поправлять свое гнездо. Я знал, что отец всегда радовался, а то и восхищался щедростью природы, заложившей во всякую живую тварь множество самых неожиданных способностей.
Он понимал, что с институтом придется расстаться, и, может быть, поэтому с особой горечью говорил о положении в энергетике, которой уже не мог ничем помочь.
За институт он был спокоен, сорокатрехлетний Павлов потянет, но что творится с энергетикой в стране… Мы потеряли темп ввода новых мощностей. Кого, когда и как мы сможем в таком случае догнать?
1980 год. Потом это время назовут «стагнацией». Но при этом страна все еще строила и тепловые, и гидро, и атомные станции. Его институт участвовал в проекте новинки гидроэнергетики, аккумулирующих ГЭС, необходимых для снятия пика нагрузки в энергосистеме.
Его огорчала практика использования коллективов гидростроителей для решения не свойственных им задач. Он знал, как трудно складывается такой организм, как важно беречь его костяк.
«Мудрый Наймушин тащил за собой нивцев и на Каму, и в Братск, и на Усть-Илим. Бочкин красноярцев за собой на Саяно-Шушенскую. Коллектив — это же великое дело, основа основ, его вырастить, сплотить не одна пятилетка нужна. А потом взять и бросить такой коллектив на строительство Оренбургского нефтеперерабатывающего или какого-то комбината в Средней Азии…»
«Я вижу, Минэнерго для Совмина — пожарная команда. Ага, где-то надо начинать что-то с нуля, а вот к концу идет строительство большой ГЭС, давайте-ка кинем их… Вот и прокидались. Кем строить Зею? Кем строить Баксай? Как это не по-хозяйски…»
Больной отец продолжал держать руку на затухающем и теряющем ритм пульсе нашей энергетики.
Летом отцу исполнилось семьдесят. От чествования он отказался, не было ни сил, ни настроения. Надо было осваивать свое новое положение. Жить без нагрузки. Странное, бессмысленное существование. Дачей он не обзавелся, привык снимать. Охотырыбалки были ему совершенно не по нраву. Была «победа», тоже изрядно изношенная, но еще способная вносить какое-то разнообразие в обмелевшую жизнь.
19 июля директор Ленинградского отделения института Оргэнергострой Павлов прислал за отцом машину.
Чествование состоялось в том самом кабинете, где двадцать лет назад демобилизованный сержант признался отцу, что ткнул наугад в доску объявлений Ленгорсправки. В кабинете было тесно, руководители всех крупнейших проектных организаций, связанных с энергетикой, Котлотурбинный институт, Институт гидротехники, Гидропроект, Спецгидромонтаж, всех не вспомнить, пришли засвидетельствовать уже члену совета старейших энергетиков свою любовь и поддержку.
Дома долго хранилось письмо главного механика Нивагэсстроя Думлерова, под чьим крылом отец начинал свою жизнь на стройке в далеком тридцать шестом. В письме было поздравление в связи с рождением первенца и пожеланием сыну быть достойным своего отца-большевика. Помню последние слова в этом письме: «Всегда буду рад встретиться с Вами в деле». Да, у них, у русской инженерии, это было выражение признания самых высоких профессиональных и человеческих достоинств.
Поздравить и ободрить отца пришли те, кто с благодарностью вспоминал встречи с отцом «в деле».
С горькой усмешкой отец смотрел вперед: «Ну, что там осталось, десять лет, из них пять фальшивых».
Увы, осталось и того меньше, два года с небольшим хвостиком. Да и из этих двух лет полтора года оказались фальшивыми.
Скончался отец 10 октября 1982 года.
У всякого ритуала, в том числе и печального, есть свой регламент.
Институт прощался со своим директором, отдавшим ему двадцать семь лет жизни. Рассчитанное на час прощание затянулось на два с половиной. К гробу шли и шли люди. Прощался уже не институт, а город энергетиков.
К людям, как говорится, «вышедшим в тираж», к пенсионерам, отношение вежливо-почтительное, им отдают долг, вздыхают и предаются заботам быстротекущих дней…
Я видел лица пришедших проститься, я хотел бы запомнить каждое, у каждого было свое горе, это было их личным горем…
Слез не стеснялись ни те, что помоложе, ни старики.
На огромной фотографии в траурной рамке отец улыбался.
Сказки со счастливым концом не получилось.
Через три месяца, в январе 1983 года, в приемной секретаря Дзержинского райкома КПСС от разрыва сердца умер Павлов.
Хоронили на Южном кладбище, вознесенном над городом на глинистом Пулковском плато, где никто не селился, леса не росло, воды не было, а были только спайки чахлых кустов, вместе державшихся против гуляющих здесь ветров.
Гулял ветер со снегом и в день похорон, и мороз стоял градусов пятнадцать. Когда приехали на место, оказалось, что могила еще не готова.
«Беларусь» с навесным ковшом еще ковыряла мерзлую глину, здесь же переминались и уворачивались от ветра могильщики.
Неподалеку, метрах в тридцати, происходило… Не знаю, как назвать то, что происходило. Мы пришли на место и услышали разорванные ветром клочья траурной музыки. Как трубы не примерзли к губам музыкантов. Еще могильщики подправляли могильный холм и укрепляли венки с раздуваемыми ветром черными лентами, как откуда-то появились два раскладных стола. Предав земле покойника, люди без спешки готовились к тризне. Два сдвинутых вместе стола были покрыты одной скатертью. Двое держали эту скатерть, может быть, простыню за углы, чтобы ветер не снес ее вместе с сервировкой. Стол заполнился неразличимой издали едой и вполне различимыми бутылками. На морозе, под колющим ветром люди никуда не спешили. Кто-то говорил, его слушали и прекращали на это время есть и пить…
Пока переминался в ожидании погребения, ветер и мороз подсказали слова, вроде бы подходящие к случаю. Дескать, Заполярье стало школой для отца, провел он через эту школу и своего преемника, и вот теперь полярные ветры прилетели прощаться… Может быть, что-то в этом духе и произнес, если бы не похоронная медь от соседней могилы да эти двое, что уворачивались от бьющего в лицо снега и держали за углы готовую улететь скатерть.
Внизу едва проглядывался, а скорее, угадывался за снежной заметью призрачный город.
ГЛАЗАМИ ОТЦА
Отца не стало тридцать пять лет назад. Целая жизнь целого поколения.
Тем, кто в 1982 году вошел в сознательную жизнь, скажем, пятнадцатилетними, сегодня — пятьдесят.
Если смотреть от 1917 года, когда поколение отца начало строить свою жизнь — семнадцать да тридцать пять, получается 1952 год.
Итак, 1952 год.
К этому времени преуспевшие, обогатившиеся во время войны, преумножившие свое население Соединенные Штаты16, по словам Черчилля, произнесенным в Вестминстерском колледже штата Миссури, «взошли на вершину могущества». Там же «частное лицо», как представился премьер-министр Великобритании в отставке, 5 марта 1946 года, он разъяснил, как надлежит с этой вершины управлять миром, как наводить в нем англосаксонский порядок и обеспечить «для человечества счастье на многие века вперед». Только располагая атомной бомбой и уверенностью в своем монопольном праве на владение этим оружием, можно было провозгласить: «Мы должны отказаться от изжившей себя доктрины равновесия сил, или, как ее еще называют, доктрины политического равновесия между государствами».
Это было объявление курса на силовое противостояние с СССР, расширившим после войны зону своего влияния. Это было объявление войны, пока — «холодной».
Через год президент США Трумэн, представлявший аудитории Черчилля, сформулирует доктрину подготовки ядерной войны против СССР. Пока не накоплено необходимое количество зарядов, страна все-таки большая, были созданы военные базы и военно-политические блоки, направленные против нас.
Вот так: доктрина равновесия сил себя изжила, а курс на новую войну объявлен! Человечеству указан путь к всемирному англосаксонскому счастью.
В это время еще «по инерции» выходила на русском языке газета военного времени «Британский союзник». Помню ее первую полосу, где рядом с заголовком стояли в обнимку советский солдат и британский в каске, напоминавшей мисочку на голове Дон Кихота, стояли рядом, осененные знаменами своих стран. Газету можно было и купить, и даже на нее подписаться. Мамин брат, дотащивший свою катушку связи до Берлина, был ее подписчиком.
Вот и Нюрнбергский процесс закончится еще только 1 октября 1946 года
Речь Черчилля в Фултоне у нас не печаталась, разве что в специзданиях, но руководством страны она была прочитана и понята правильно.
И вот всего через семь лет после окончания войны разоренный войной, понесший страшные людские и материальные потери Советский Союз был признан новой сверхдержавой. Запомним — за семь лет! Этот нелегкий и обязывающий титул страна несла вплоть до 1990 года…
В марте 1946 года первая послевоенная сессия Верховного Совета СССР приняла четвертый пятилетний план восстановления и развития народного хозяйства.
За пять лет было пущено 6200 восстановленных и вновь построенных предприятий. Уже в 1947 году промышленность была восстановлена и вышла на уровень 1940 года. К концу четвертой пятилетки уровень промышленного производства превысил довоенный на 74 % вместо плановых 48 %.
Советский Союз, наш народ, переживший неисчислимые беды, сумел невероятным напряжением сил не только восстановить народное хозяйство, но и превзойти довоенные показатели по основным параметрам.
По сельскому хозяйству и легкой промышленности пятилетний план выполнен не был.
Ресурсы обескровленной войной страны были крайне ограниченны. Необходимость ликвидировать угрожающую монополию США на атомное оружие потребовала огромных материальных средств в ущерб и сельскому хозяйству, производству товаров, как тогда говорили, «народного потребления», и социокультурной сфере.
По существу, крестьянство снова было принесено в жертву ради спасения страны. В 1949 году, 29 августа, около пяти часов утра, на Семипалатинском полигоне была испытана первая советская атомная бомба.
Испытания, естественно, проводились в строжайшей тайне.
По пробам воздуха на Дальнем Востоке американцы заподозрили возможность ядерного взрыва в СССР, о чем объявили во всеуслышание. ТАСС, ни слова не говоря о проведенных испытаниях, туманно сообщило о каких-то взрывах промышленно-строительного характера. Далее следовало: «Что же касается производства атомной энергии, то ТАСС считает необходимым напомнить о том, что еще 6 ноября 1947 года министр иностранных дел СССР В. М. Молотов сделал заявление относительно секрета атомной бомбы, сказав, что «этого секрета давно уже не существует».
И только 8 марта 1950 года Климент Ворошилов как заместитель Председателя Совета Министров официально заявил о наличии в СССР атомной бомбы.
Заявление Молотова в 1947 году, уклончивое заявление ТАСС после первого испытания атомной бомбы — все делалось для того, чтобы, с одной стороны, предупредить: «секретом владеем», с другой — выиграть время, накопить силы. Политический и информационный маневры, похоже, сделали свое дело.
1 ноября 1952 года США взорвали термоядерное устройство величиной с дом. Бомбой это устройство назвать было нельзя по причине своей неподъемности.
12 августа 1953 года в Советском Союзе была испытана водородная бомба, именно бомба.
Эффект был впечатляющим, после этого наступило устойчивое мирное время. Даже сошла на нет длившаяся три года война в Корее.
Напряженный, критический момент противостояния СССР и США возник после размещения Соединенными Штатами в 1961 году своего ядерного оружия в Турции. Вспомним провокационные слова Черчилля, провозглашенные в марте сорок шестого: «Доктрина равновесия сил себя изжила». Но в ответ Советский Союз принял решение об установке своих ракет с ядерными боезарядами на Кубе (1962). Надо думать, что в мирном разрешении Карибского кризиса наличие у Советского Союза ядерных сил сыграло едва ли не решающую роль. А дальше — больше, заговорили даже о ядерном паритете. А «паритет» на латыни означает — «равенство».
На глазах Черчилля, хоронившего «доктрину равновесия сил», противу всех правил движения «к счастью» по-английски она взяла и ожила, и пережила своего могильщика, и худо-бедно живет уже полвека.
С 1945 года страна в большой войне не участвовала семьдесят с лишним лет.
В истории России такого срока мирной жизни еще не было.
Была оправдана или нет жесткая послевоенная экономическая политика, не мне судить.
В пору первого инфаркта в 1980 году в больнице «старых большевиков» на набережной Малой Невки отец, прикованный почти на три месяца к постели, горько сетовал о потере нашей энергетикой темпов роста.
И еще.
Отец частенько с горечью вспоминал ленинские слова: «В конечном счете победит та система, которая сможет обеспечить наивысшую производительность труда». Он видел и знал, какими манипуляциями достигается «рост» производительности труда, и видел в этом путь в тупик.
Но допустить мысль о поражении не мог ни на минуту.
Он сам работал, сколько требовало дело, видел, как умеют работать его коллеги, видел войну, видел послевоенное возрождение…
Отец не строил иллюзий относительно возможности самому увидеть, как же будет преодолен явный кризис, недопустимая для основополагающей отрасли ситуация.
«Я все понимаю… Ни в какое загробье я не верю… Думаю только об одном, дали бы мне всего-то на десять-пятнадцать минуточек, больше не надо, взглянуть хоть одним глазком, хоть в щелочку, как же мы поймем наконец, что без поступательного развития энергетики у нас нет будущего. Должны же мы вырваться, убежден, что вырвемся… Пусть через десять лет, хоть через двадцать… Вот и хотелось бы взглянуть, и — до свиданья! больше вопросов нет…»
Скончался отец в октябре 1982 года.
Исполнись его желание, и через десять лет отец бы увидел наш 1992-й ельцинско-чубайсовский год.
«Эпоха гласности и демократии» при талонах на мыло, постное масло и водку едва ли пришлась бы ему по душе.
Это через сорок лет после отмены карточек!
Тупик. Полная беспомощность руководства страны
КПСС долго и, в общем-то, тихо, без эксцессов умирает «в своей постели», то есть без помощи извне.
Умные люди «издалека» предлагают забыть о социализме, забыть об административно-командной системе управления народным хозяйством и «вернуться» на путь цивилизованных стран в лоно рыночной экономики. «Рынок все расставит по своим местам!»
Отдадим «народное хозяйство» в частные руки, создадим класс собственников, дадим свободу предпринимательской инициативе и… заживем счастливо и богато, как шведы, как немцы, как датчане! Или хотя бы как чилийцы…
«Создали» класс собственников. Отдали в частные руки самые успешные предприятия народного хозяйства. И «собственники» действительно зажили счастливо, на зависть капиталистам из-за рубежа, десятилетиями надрывным трудом сколачивавшим свой капитал.
На смену призыва к строительству общества гражданского равенства и социальной справедливости грянул призыв: «Обогащайтесь любой ценой!»
Советский Союз превратился в «ничейный» Клондайк, куда ринулись с деньгами и оружием «инициативные» и «предприимчивые» люди.
Что бы мог увидеть отец в те недолгие минуты, что просил у судьбы для посмертного утешения?
Доля промышленности в валовом продукте страны, начиная с 1990-го и по 2015 год, за 25 (!) лет уменьшилась практически в три раза.
А если убрать из ВВП России газ и нефть, то можно будет только удивиться, как можно было потерять за 25 лет достигнутые результаты и темпы развития того же народа, тех же людей, что до этого жили и работали, преумножая индустриальную, энергетическую, научную и военную мощь страны.
Еще бы он увидел, вернее, не увидел ни одного крупного промышленного предприятия, построенного с 1990-го по 2000 год17.
Он привык отсчитывать «планов громадье», как писал поэт, и размах шагов «саженями Пятилеток». По итогам пятилетки он представлял своих сотрудников к правительственным наградам.
А тут узнал бы, что две пятилетки ушли на то, чтобы возродить класс капиталистов, совершенно не озабоченных преумножением национального богатства, укрепления промышленности, сельского хозяйства, энергетики, науки и образования… Впрочем, об образовании своих детей за границей они озаботились.
Щедрая нива огромной страны вдруг оказалась добычей сорняков…
Сорняк — это такой организм, этакое создание природы, живущее исключительно для самого себя.
Жизнь несет в себе художественный способ обнаружения важных смыслов.
Может быть, совсем не случайно именно в 90-е и 2000-е годы земля по всей стране пошла зарастать борщевиком.
Вполне символическое сопровождение торжества победителей.
Как он у нас появился? В 40-е еще годы был завезен, кстати, из США в качестве кормового растения. Неприхотлив, быстро растет, изрядная зеленая масса.
Пока землей владели ответственные хозяйства, этого потенциального зверя держали в узде, даже с пользой.
Но грянула наконец-то перестройка. Свобода для всех и ото всего, прежде всего от всяческой ответственности.
Вот тут-то борщевик и вырвался на свободу. Здесь-то мы с ним и познакомились вплотную.
Его способность к размножению фантастична. Размножается самосевом. В свою компанию не допускает чужаков. Деревьев в его зарослях не встретишь.
Залетные семена других растений быстро погибают от его яда. Из скромного культурного растения превратился в опасного агрессора, способного захватывать обширнейшие территории. Его пыльца и сок вызывают тяжелейшую аллергию. Сок, попавший в глаза, может вызвать слепоту…
Почему вдруг так подробно о злосчастном борщевике, с которым уже не знают, как бороться?
Символ тем и хорош, что избавляет от необходимости подробно рассказывать о том, как боролся и побеждал новый класс как раз одновременно с вырвавшимся на свободу борщевиком.
У отца как руководителя больших строек были по советским правилам подшефные деревни и села. Он не один раз ездил в Колчаново, где трест «Свирьстрой» строил МТС. Выезжал в колхоз Шеменичи на покосы и сам косил, это в пору работы на Свири. В подшефном колхозе Лувеньга на Севере строил на реке Колвица колхозную ГЭС. И даже в Ленинграде вместе с сотрудниками своего института выезжал на прополку и уборку в подшефный совхоз, кажется в «Шушары». Что такое борщевик и чем чревата его агрессия, ему можно было не объяснять, стоило бы ему только увидеть эти необъятные заросли.
Еще бы он увидел, вернее, тоже не увидел райкомов, парткомов, крайкомов…
Я вспоминаю, как после очередного визита в Смольный отец вдруг сказал: «Вот если бы сегодня ночью какой-нибудь волшебник подцепил райкомы и обком и унес куда подальше. Ведь наутро никто бы не спохватился. Жизнь бы шла своим чередом. Кто работает, знает, что он должен делать…»
Но это — под горячую руку.
Когда отец объяснял мне необходимость вступления в партию, здесь уже разговор был другой.
«Ты можешь себе представить все многообразие и многосложность жизни в стране, все наше огромное хозяйство?! А национальные республики?
Что-то должно быть скрепляющим армию, детские сады, науку, все разнообразие производства…
Худо-бедно, но сложился уникальный механизмом управления на такой большой территории. Партийное самодержавие, говоришь. Не спорю. Но что вместо него? Американцы — практичные люди, они как говорят: пока работает — не надо чинить. А нас зовут ломать старое, не имея представления о том, как строить новое. Это же безграмотность, безответственность или авантюризм. Ах, как на Западе? Попробовали мы в феврале семнадцатого, как на Западе. Ну и что? Учредилка? Да это второй вариант той же думской говорильни. Вспомни, как Столыпин с Первой думой, действительно всенародно избранной, обошелся. Привел к Таврическому войск немножко и повесил на дверь замок: „Пошли вон!“ И Вторую думу разогнал. Значит, не в матросе Железняке дело. Чего-то наш организм не принимает. Отторгает. Почему? Свободу нельзя подарить, нельзя подарить демократию. Кричали на Сенатской площади в 1825 году:
«Да здравствует Конституция!», народ думал, что речь идет о жене великого князя Константина. Твой любимый Чехов и тот „по капле выдавливал из себя раба“. А тех, кто даже не понимает, что это такое, „выдавливать из себя раба“, несметное большинство, может быть, и по сей день. Почувствовавшие себя свободными пугачевцы едва ли могли устроить Россию, по справедливости. Пугачевщина — это месть. А месть не созидательна. Без организации, владеющей реальной властью, все пойдут, кто в лес, кто по дрова. Я вижу, партия перерождается. На „Электросиле“ в двадцать девятом я после партсобрания домой не мог идти, надо было идти в цех, менять, улучшать, выправлять. А сейчас после партсобрания главное — протокол вовремя в райком доставить… „Слушали и обсудили…“ Но другой-то силы пока нет, может быть, я не вижу…»
А когда отец слышал или читал о безобразиях в планировании и на производстве, когда читал нет-нет и прорывавшиеся в печать материалы о разного рода хозяйственных (бесхозяйственных!) безобразиях, о зарвавшихся начальниках, и вовсе вспоминал Петра: «Нам нужен капрал с палкой!»
Так что какого-то стабильного взгляда на партию у отца не было. Менялась партия, менялся на нее и взгляд отца.
Едва ли его порадовало бы исчезновение райкомов-горкомов без ответа на вопрос, а что будет скреплять не только райпищеторг, гортоп и райздрав, но и Союз нерушимый, и социалистический лагерь, отодвинувший от наших границ потенциальную опасность, как никогда, далеко.
Легко представить себе впечатление, какое мог вызвать у отца миссионерский лепет с амвона последнего Генерального секретаря ЦК КПСС, он же первый и последний Президент Советского Союза: «Начинайте перестройку с себя…»
Я помню и буду помнить до последнего часа последнюю мечту отца — взглянуть хоть одним глазком…
Теперь смотрю я, стараясь не думать, как бы все, пришедшее через десять, двадцать, тридцать лет, увидел бы он.
Он увидел бы, что меня печатают в солидных журналах, издают книги, перевели на полтора десятка иностранных языков. Узнал бы, что меня приглашают пятнадцать стран в связи с выходом моих книг, а еще с лекциями в университеты Дании, Италии, Испании, Великобритании, США… Не думаю, чтобы это его порадовало больше, чем завершенное его старшим сыном, главным инженером проекта, тридцатилетнее строительство Комплекса защиты Ленинграда (Санкт-Петербурга) от наводнений. Порадовала бы и стойкость сына, отстоявшего свое детище, не давшего ошельмовать стройку и растащить по карманам карьеры, оборудование, транспорт.
Порадовали бы и разнообразные авто на улице, а главное, отсутствие очереди! на их приобретение…
Но с 1990-го по 2000 год в стране не построено ни одного крупного предприятия.
Он помнил и знал, какой ценой только за первую пятилетку их построили тысячи…
«Чем же вы, товарищи, были заняты?»
«Мы теперь не товарищи. Мы — господа!»
«А рабочие и крестьяне у вас тоже „господа“»?
«Не совсем пока что…»
«Вроде бы что-то проясняется. Вернулись господа? Откуда?»
«Да наши же, местные, но при поддержке, конечно, мирового сообщества».
«Развитие энергетики тоже мировое сообщество поддерживает? Что у вас с энергетикой?»
«Свободная Россия располагает 243 Гвт установленных мощностей!»
«А как у американцев, немцев, китайцев?»
«В Китае — 1359 Гвт, в США — 1108 Гвт. У японцев 293 Гвт».
«Но у японцев территория 372 тысячи квадратных километров, да и населения несравненно меньше, а у нас-то 22 миллиона квадратных километров, в шестьдесят раз больше, и населения под 200 миллионов».
«Видите ли, Николай Николаевич… Сейчас у нас только 17 миллионов квадратных километров, да и населения поубавилось… В 90-е даже вымирали… Убыль шла на миллион в год…»
«Нигде в мире после Второй мировой войны такого не было…. Опять война? Чума?»
«Видите ли, Николай Николаевич, в каком-то смысле, конечно, чума… Момент зачумленности нельзя отрицать… Но когда начинается передел собственности, это больше похоже на войну… И потери были, да и сейчас нет-нет да постреливают…
«Но мы и во время войны и строили, и восстанавливали, наращивали мощности.
Это при страшных людских потерях…»
«Как бы вам объяснить. Это революция, но только наоборот. Была поставлена задача создать класс собственников».
«Прекрасно! Что построил — то твое. Так можно даже конкуренцию создать. Всегда говорил, что государственный монополизм на все на свете, зло. И в сельском хозяйстве надо дать людям землю и свободу, хочешь, в артели работай, хочешь, держи свое хозяйство».
«Вы не поняли, новый класс собственников ничего не строил… Ну, ларьки, магазины, рынки, гостиницы, супермаркеты, такие о-очень большие магазины…»
«Торгаши, что ли? Народ, конечно, своеобразный, но куда же без купцов?»
«Не совсем купцы… Скорее, приобретатели».
«По-моему, Чичиков величал себя приобретателем. Понятно, кто же скажет сам — я мошенник?».
«Видите ли, Николай Николаевич, это ведь как посмотреть… Больше государство не указывает, кому чем заниматься. Кто чем хочет, тем и занимается».
«А если я захочу разбоем заняться?»
«Пожалуйста. Но — в разумных пределах. Здесь конкуренция большая. Поймите, с 1991 года мы живем в новой стране. Празднуем День независимости».
«От кого?»
«От Украины, Грузии, Армении, Казахстана, Киргизии, Туркменистана…»
«Они нам войну объявили? Ничего не понимаю».
«Свобода. Вы даже представить себе не можете, как это хорошо».
«Скажите, что за эти 25 лет создано, и я пойму, как вы распорядились свободой!»
«Вы цифры любите. Вот вам цифры. В рублях мы уже давно ничего не меряем.
Так что я скажу цифры в долларах США».
«Из расчета 60 копеек за доллар?»
«Тут кое-какие изменения произошли, так что пока 60 рублей за доллар. В общем, я что хочу сказать, Россия за 25 лет (в сравнении с РСФСР) смогла увеличить внутренний валовый продукт с 1102 млрд долларов в 1990 году до 1200 млрд долларов в 2015 году».
«За 25 лет?! Всего на 10 %? Ну, а если сравнить экономику нынешней России с экономикой СССР? Чтобы мне понятней было».
«Вы же помните, СССР занимал по ВВП второе место в мире после США. СССР по многим отраслям и технологиям обгонял США. Сейчас ВВП России в реальном количественном исчислении пока что отстает даже от ВВП РСФСР».
«А у других, у наших соседей, как дела?»
«Ну, для сравнения Китай. Вы же там были, с экономикой знакомы. В провинции Гуандун бывали?»
«Бывал. Бедность неимоверная».
«Так вот, китайская провинция Гуандун, начав практически из ничего, по объему ВВП сравнялась с ВВП всей России за 25 лет ее развития. По ВВП на душу населения Россия за 25 лет развития занимает по итогам 2015 года почетное 66-е место в мире, уступив более почетное 64-е Казахстану»,
«Вы все время говорите „развитие“, „развитие“. „25 лет развития“, слова-то сохранили свой смысл или… Хаос и развал, оцепенение экономики теперь называется „развитие“?»
«Ну почему же оцепенение. Есть движение не только назад, но и вперед. Вот смотрите. В 1978 году в Советском Союзе был рекордный урожай зерна — 124 миллиона тонн, так мы его в 2017-м превзойдем на 3 миллиона тонн!»
«За сорок лет? Увеличение меньше чем на 3 %?»
«Вы не учитываете, что отпала Украина, отпали Казахстан, Молдавия… У нас спад был до 60 миллионов…»
«Вот чему радуемся?»
«И не только. Развивается частное предпринимательство. Очень развивается банковский сектор. Развивается экспорт газа, нефти, леса… Правда, надо помнить, конечно, что доля промышленности в валовом продукте страны за 25 лет уменьшилась в 2015 году по сравнению с 1990 годом практически в три раза. Мы отдаем себе отчет, понимаем, сознаем, видим… Но смотрите сами, в каком положении промышленность. В Китае налоговая нагрузка на экономику страны 20 % от ВВП. А у нас 35 %».
«Почему?»
«Сказано — создаем класс собственников. Стране нужны богатые люди!»
«Но как может при таких условиях развиваться экономика страны в целом? Чем вы заняты, в конце-то концов?»
«Реформами. Коммунальная реформа. Пенсионная реформа. Реформа армии. Реформа образования. Здравоохранения… У нас много реформ».
«Кажется, Герцен называл эти занятия — „хронический прогресс“. Похоже на паралич, но прогрессивный. Ну, а как у вас складывается стоимость производимого ВВП?»
«Складывается так. На первом месте стоят сырьевые ресурсы…»
«Это наше богатство!»
«Видите ли, Николай Николаевич, не совсем „наше“, если вы имеете в виду население. Доля сырьевого ресурса в ВВП составляет 75 %, а налоговых поступлений дают только 13 %…»
«А чем же бюджет полнится?»
«Налогом на труд. Труд создает 5 % национального богатства, но дает почти две трети налоговых поступлений в казну».
«Но разве это не эксплуататорская политика по отношению к трудящимся?»
«Господа так не считают, так считают коммуняки».
«Вот вы успешный Китай поминали не раз. Там-то кто нынче у власти?»
«Да все они же, эти, ну, как их… Китайские коммунисты».
«Студенты китайские едут к нам? Они были самые многочисленные иностранцы в вузах».
«Едут, но… В цифрах это выглядит так: к нам 5 тысяч, в США 50 тысяч».
«Бог с ними, с китайцами. Про энергетику… Я не понял, мы от США отстали в пять раз, а от Китая в шесть? Сколько „миллионников“ за 25 лет построено?»
«Гидростанции имеете в виду?»
«Не совхозы-миллионеры, с ними, как я понял, у вас покончено».
«Ну, Зею в 1985 году ввели, она миллион триста мегаватт…»
«Ее что ж, двадцать один год строили? За это время три Куйбышевских ГЭС могли в Советском Союзе построить!»
«И в том же 1985-м Саяно-Шушенскую на шесть миллионов четыреста тысяч мегаватт ввели…»
«Семнадцать лет мучили?»
«Муки, Николай Николаевич, были впереди… В 2009-м страшная авария…»
«Плотина?! Там же напор 200 метров!..»
«Плотина устояла. Проморгали вибрацию крышки второго агрегата. Крышку сорвало. Вода под этим двухсотметровым напором хлынула в машинный зал. Девять из десяти агрегатов были в работе…»
«Но есть же автоматика…»
«Видите ли, сразу отключилось электропитание. Автоматика не сработала. Затворы на гребне плотины пришлось закрывать вручную… Целый час в машинном зале бушевала вода. Обрушились конструкции. Большая часть крыши…»
«М-м-да… Понятно, смена власти чаще всего открывает дорогу своеволию и беспорядку, пренебрежение дисциплиной и честным трудом… Это же не с сохой страна, а с атомной бомбой… У вас есть сознание того, какое огромное, сложное хозяйство вам досталось?.. Что с людьми?»
«Семьдесят пять человек погибло… Раненых больше двухсот… Ни один агрегат не работал. А это убытки. Саяно-Шушенская давала 100 миллионов киловатт в сутки…»
«Жемчужина энергетики! Она же покрывала все пиковые нагрузки и в Сибири, и в центральных районах».
«Пришлось и сокращать производство, и останавливать заводы. Четыре алюминиевых завода, потери полмиллиона тонн алюминия. Кузнецкий ферросплавов, да много чего. Даже трудно сказать, сколько миллиардов рублей сожрало восстановление станции. Но — могу вас порадовать, к 2014 году все десять гидроагрегатов заменены на новые».
«Семнадцать лет строили, пять лет восстанавливали? Но как такое могло случиться?»
«Рвануло-то не сразу. В мае 2000-го электроподстанция „Чагино“ сгорела, очень тяжелая авария. В 2007-м взорвался энергоблок на Среднеуральской ГРЭС. В Москве трансформаторы на подстанциях горели. К требованиям промышленной безопасности почему-то стали относиться, спустя рукава. Неисполнение нормативных документов, извините за каламбур, норма. Техникой безопасности деньгу не зашибешь, а всех на обогащение, на деньги нацеливают. Должно было такое случиться, вот и случилось. Общие экономические потери страны пока подсчитать трудно, но очевидно, что они будут огромны — по предварительным оценкам экспертов, экономический ущерб от аварии, может быть, сопоставим с тремя чернобыльскими авариями».
«А что в Чернобыле? Боюсь спрашивать…»
«Это уже после вас… через четыре года…»
«Взрыв?»
«Ну что вы! Бог миловал, Пожар. Проводили какие-то рутинные испытания энергоблока и почему-то отключили автоматическую защиту… Реакция пошла неуправляемая, вразнос… Тяжелая история, с жертвами, с многолетними последствиями. Это же не вода. Смыло людей и смыло. А здесь история долгая. Радиация. Эвакуация. Переселение. Облучение».
«Станцию восстановили?»
«Нет. Над аварийным реактором построили саркофаг. Что там в этом саркофаге происходит, сказать трудно. Три энергоблока еще поработали, но в конце концов станцию полностью остановили».
«При этом ущерб на Саяно-Шушенской в три раза больше?»
«Конечно, больше, не только все оснащение станции пришлось менять на новое, только „РусГидро“ несло убытки порядка 1,5 миллиарда рублей в месяц».
«Какое еще „РусГидро“?»
«Я же говорил — энергетический рынок. Вот это один из субъектов этого рынка. Теперь электростанции разобрали разные компании… У всех электростанций появился наконец настоящий хозяин».
«И у Братской ГЭС тоже есть хозяин?»
Братская ГЭС была отцу особенно близка, там работало множество «нивцев», а главное, его Оргэнергострой принимал самое деятельное участие в строительстве, отец даже орден получил.
«А как же! У Братской, Усть-Илимской, Красноярской, Иркутской хозяин Дерипаска…»
«Дерипаска? Это прозвище? Кличка?»
«Нет, Олег Владимирович, предприниматель, миллиардер. У него, кроме этого, еще „Русал“, „En+Group“, „Русские машины“, „Ингосстрах“, „Агробизнес“, „Аэропортовый бизнес“, „Строительный бизнес“. В начале 2000-х был в России самый богатый, сейчас, кажется, на 23-м месте».
«Электростанции он строит?»
«Вроде нет».
«А кто строит? Что ввели за 25 лет? Мы на Саяно-Шушенской застряли. Представляю этот ужас. Но и Саяно-Шушенская, и Зея, и Бурея, и Богучанская — это все еще при мне начиналось. Что новое построили? Дерипаски, „РусГидро“, „Рус-Хитро“?»
«Видите ли, Николай Николаевич, положа руку на сердце, честно скажу, ничего не построили».
«А что же вам, в конце-то концов, не дает строить?»
«По мнению Чубайса Анатолия, он главный и по реформам, по энергетике, по экономике, по политике, по нанотехнологиям, так вот он считает, что развиваться не дают низкие тарифы, низкая стоимость энергии. Смотрите, В России цена газа по сравнению с Европой ниже в 2,5 раза, цена электроэнергии для промышленных потребителей — ниже в 2 раза с небольшим, цена электроэнергии для населения — ниже в 4 раза».
«А почему у нас цена газа должна быть такой же, как в Голландии или Португалии? Бананы в Сингапуре дешевле, чем в Мурманске. Этот ваш Чубайс не предлагал и эти цены подравнять? Чем его цена в 4 копейки за киловатт не устраивает?»
«Он подсчитал экономически, что цена 3 рубля 88 копеек за киловатт очень мала, надо не меньше 5 рублей для промышленности и рублей 15 для населения, чтобы как в Европе».
«Бедный ваш Чубайс!»
«Ну, не совсем. Он сейчас как раз судится, у него на миллиард украли имущества…»
«Электростанцию украли?»
«Нет, просто личное имущество под Москвой, в Одинцовском районе, поселок Переделки… Дом там, постройки разные, гаражи и все такое…»
«За миллиард мы строили не гаражи, а электростанции, а кто он, этот ваш миллиардер?»
«Анатолий Борисович? Очень крупный деятель, он и зампредом был в правительстве, и отрасли возглавлял, ту же энергетику…»
«Когда строить начнете?»
«Первоочередные задачи у нас другие. С 2003 года начат процесс реформирования
„Единой энергетической системы России“».
«Чего ради? Зачем?»
«Главное — это завершение формирования новых субъектов рынка. Надо наконец создать правила, по которым должны жить оптовые и розничные рынки электроэнергии. Погодите, погодите… Самое главное, принято решение об ускорении темпов либерализации и размещения на фондовом рынке акций генерирующих компаний… Вот хорошая новость. Крупными игроками российской электроэнергетики с конца 2007 года стали германская компания E.ON, теперь контролирующая один из крупнейших энергоактивов — ОГК-4, итальянская ENEL теперь ключевой акционер ОГК-5. С 2008 года финский концерн Fortum контролирует бывшую ТГК-10…»
«Эти ваши игроки мощности наращивать будут, наконец?»
«Нет, на то они и „крупные игроки“, чтобы контролировать…»
«Не доиграетесь? Игры — дело не верное, а тут на кону, как я понимаю, страна. Строить-то собираетесь?»
«Вот на этот вопрос, Николай Николаевич, я, положа руку на сердце, ответить не могу. Думаю, что и министр энергетики не ответит. Вы у Непорожнего Петра Степановича „Свирьстрой“ приняли? Он на Каховскую пошел, потом стал министром энергетики на Украине, а после двадцать лет был министром энергетики СССР. Вот Петр Степанович мог сказать, что и когда будет построено. А если с 1990-го по 2000 год сменилось чуть не семь министров энергетики, что вы хотите? Он вам и ответить не успеет, как на его место уже другой сядет. И тоже молодой, успешный… Если б вы только видели, какие молодые руководители подросли!»
«С энергетикой мне все более-менее ясно. А почему у вас все окна в решетках?»
«У нас и парадные на замках, или цифровые, или через домофон открываются… У богатых людей теперь в парадных консьержки… Охрана».
«Молодежь, помню, Окуджаву пела: «Когда метель кричит, как зверь — / Протяжно и сердито, / Не запирайте вашу дверь, / Пусть будет дверь открыта…» И в конце, кажется, так: «Дверям закрытым — грош цена, / Замку цена — копейка!» А теперь снова, как у Блока: «Запирайте этажи, нынче будут грабежи!»
«Решетки в свободной стране! Остроумно. Это вы хорошо подметили. Но согласитесь, что и во время революции, и во время контрреволюции бывает очень много свободы, вот элемент и вырывается наружу. Общество переживает криминальное облучение, если хотите…»
«И сколько вы за решетками живете?»
«А как раз с перестройки, лет тридцать. И ничего. Привыкли. Двери железные ставим. Сигнализация».
«Это что ж, жизнь спасаете, или деньги? Чем же вы душу-то греете?»
«В церковь ходим. Церковь у нас переживает большой расцвет. Сам президент, сам председатель Совета Министров даже с женами в платочках, не говоря о верующих поменьше, на Светлую Пасху и на Святое Рождество со свечками в телевизоре… И лбы осеняют, и к иконам прикладываются… Хоть и бывшие коммунисты, а и на них благодать Небесная сошла…»
«Если они у вас такие сильно верующие, попросили бы Господа ниспослать им одну-две ГЭС по паре-тройке мегаватт… Неужели не понимают, рынок они устроят, а страну потеряют…»
Если бы была возможность отдать отцу хоть несколько лет из отведенных мне… Да за счастье бы почел! Принял бы такой обмен за выгоднейший.
Тогда бы отец узнал, что всего через месяц, 10 ноября, покинул свой пост и этот мир Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев под анекдот о пятой звезде Героя (посмертно). То, что здоровье Леонида Ильича иссякает, скрыть было трудно, и потому предположения относительно преемника были в полном ходу. Для отца было очевидно и непреложно — кроме Андропова, кандидата на первый пост нет.
Краткое пребывание Андропова на первом посту в государстве на многих произвело впечатление признание Генерального секретаря в том, что мы не знаем государства, которое построили и в котором живем. Думается, что актуальность этого признания не утрачена и поныне.
Есть у Данте в 10-й песне «Ада» замечательное свидетельство. Грешники в аду обладают даром предвидения. Им ведомо, естественно, прошедшее и грядущее. «Но всякий раз / То разглядеть, что нынче наступило, / Прозрение не в силах нам помочь». Эти провидцы не знают, что происходит на земле в настоящее время. А ведь в таком же положении, минус способность предвидения, пребываем и мы. А мы знаем, «что ныне наступило»? Трудней всего назвать, понять смысл и с уверенностью сказать o направлении движения жизни, происходящей на наших глазах. «Мы не знаем общества, в котором живем», — удивительное признание Генерального секретаря ЦК КПСС, пятнадцать лет возглавлявшего всеведущую службу государственной безопасности. Оказывается, мы не знаем, что мы построили, что охраняли и защищали.
Это что же, и про нас?
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нем обретши навсегда,
Скажу про все, что видел в этой чаще.
Данте. «Божественная комедия».
Перевод М. Лозинского
Дальше отец увидел бы «в этой чаще» восшествие Константина Устиновича Черненко на первый пост. После Андропова, фигуры, по крайней мере, значительной, он мог вызвать лишь удручающее впечатление. Ограниченный функционер, партийный аппаратчик, достигший высшего образования в Пензенском пединституте на вечернем отделении. Учился без отрыва от производства, занимая пост секретаря Пензенского обкома партии…
Проживи отец еще и два, и три года, и даже десять лет, он не получил бы ответа на вопрос, кто и как будет вытягивать нашу энергетику. А видеть, как малокультурные, косноязычные, не обладающие прочной мировоззренческой базой партаппаратчики и манипулирующие ими проходимцы разваливают страну, было бы тяжко…
А уж каково ему было бы смотреть, хотя бы и по телевизору, на «парад в честь парада» на Красной площади в Москве в сотую годовщину Октябрьской революции?
Все, как в том присловье: нельзя сознаться, но нельзя и признаться…
Вовсе не заметить 100-летие Октября было бы странно. Но власть, похоронившая «завоевания революции», устраивать праздник, ясное дело, не могла.
Пришлось как-то выеживаться.
К счастью, не упомянутый в этот день Сталин приказал 7 ноября 1941 года провести военный парад на Красной площади в Москве. Это был мужественный акт, вселивший в советских людей уверенность в том, что враг будет разбит, победа будет за нами. Верховный Главнокомандующий так с трибуны Мавзолея и сказал: «Еще полгода, годик, и германский фашизм рухнет под тяжестью преступлений, им совершенных». Не пророк. «Годик» растянулся на три.
И вот через 76 лет на том же месте устраивается ретропарад в память о том параде. Мавзолей не стали укрывать праздничными декорациями, как вошло в правило на праздниках последних лет, но и слово «Ленин» целиком в кадр ни разу не попало. Опытные телережиссеры так ловко монтировали изображение, идущее на экраны телевизоров, что никто бы не посмел упрекнуть их в коммунистической рекламе.
А в честь чего был «тот парад», что шли защищать бойцы и командиры, какую страну, какую власть? Молчок, застенчивое «ни гу-гу». Так, «городской праздник» в честь защитников столицы. Первым лицом на празднике был градоначальник. Первым, вторым и третьим лицам из руководства государством прибыть на праздник помешала, надо думать, их новая вера, благодать, на них сошедшая. Действительно — не Пасха и не Рождество, а главное, не День же народного единства. Так, парад в честь парада.
Чем дольше 7 ноября 2017 года в Москве на Красной площади во время ретродейства не поминалась Октябрьская революция, тем больше стыда за криводушие власти чувствовал, наверное, не один я.
Единственным утешением была мысль о том, что они, те, что шли по Красной площади в сорок первом под красными знаменами с серпом и молотом, и те, кто готов был встать с ними рядом, ничего этого уже не слышат и не видят…
РАЗВЕДКА БОЕМ
Нынче летом меня пригласили в Суйду в сельскую библиотеку на встречу с читателями. От таких встреч грех отказываться. Приехал и был вознагражден. На встречу пришла немолодая женщина, работавшая в проектно-строительном институте Оргэнергострой. Отец был во главе института двадцать пять лет. Сотрудница помнила его, говорила с теплом.
Конечно, поинтересовался, жив ли Оргэнергострой?
Вопрос актуальный в городе, где мертвыми глазами глядят цеха промышленных гигантов.
Сказала, что жив.
Теперь не надо звонить в справочное, набрал в Интернете вопрос и получай ответ. Набрал. Получил ответ.
Все по тому же адресу, что и при отце, набережная реки Мойки, дом 47, пребывает Оргэнергострой. Правда, название чуть изменилось, теперь пишется «Леноргэнергострой». Понятно. Всесоюзный институт, надо думать, приказал долго жить, пока еще город не переименовали. А Ленинградский филиал оказался способен к самостоятельному существованию. Хорошая весть. И даже имя директора названо: Давыдов Алексей Андреевич. Счел такое сообщение подарком. А дальше…
Позвонил по единственному указанному в Интернете телефону и попал… в Музей истории религии и атеизма. Переспросил, правильно ли набрал номер. Да, сказали, все верно. «Давно ли у вас этот номер телефона?» Говорят, давно.
Бывает. Надо просто поехать на Мойку, 47 и повидаться с Давыдовым Алексеем Андреевичем.
Поехал.
Эмблемное для города здание Карла Росси держит в своих объятиях главную сценическую площадку Октябрьской революции — Дворцовую площадь. Одним крылом полукруг ансамбля выходит на Невский проспект, а другим на Мойку, где значится как раз под 47-м номером.
От фундамента до крыши стены золотятся свежим ремонтом.
Но странное дело, ни на одной из дверей, выходящих на набережную, ни единой вывески.
Мертвые стены.
Смотрят, как покойник, только что вышедший из-под рук мастеровитого гримера.
Отличная работа! Но жизни нет.
У дверей нетронутый легкий снежок.
Вот бывший вход в Оргэнергострой. Вывески нет. Слева от входа ворота во двор, где стояла «победа» отца.
И ворота свежевыкрашены. И тоже без признаков жизни. Полдень, а здесь, на набережной Мойки, никого.
На противоположной стороне за Певческим мостом капелла, и чуть дальше, вверх по реке, последняя квартира Пушкина…
Разве туда пойти, спросить… Нет, не шутки ради.
Там знают, что сотруднику как раз Оргэнергостроя Черейскому Лазарю Абрамовичу принадлежит уникальный вклад в пушкиниану. Его книга «Пушкин и его окружение» содержит документальные данные о 2500 современников Пушкина, с которыми он общался в жизни. Первый тираж — 10 000, второе издание — 50 000 экземпляров. Книга была подарена в 1975 году отцу с трогательной надписью.
Да, такая в советские времена была инженерия!
Куда идти? Кого спрашивать? Опоздал я со своими вопросами.
И что же это за ироническая гримаса — передать телефон обращенной в призрак организации Музею именно истории, именно религии?
Организация, скорее всего, отошла в историю. Там люди тоже служили своему богу, несли верой и правдой свое послушание.
Делали все, что умели и могли, чтобы одолеть тьму…
Из всех наших великих историков отец отдавал предпочтение Василию Осиповичу Ключевскому. С одной стороны, ему импонировала лекционная систематизация материала. И не только потому, что обстоятельность Сергея Соловьева и несколько беллетризованное изложение истории Костомаровым требовали большого досуга. Но главное, сам русский язык Ключевского и его иронические интонации доставляли отцу неизъяснимое удовольствие. Он мог по памяти цитировать вступление к лекции о Павле Первом или вдруг вспомнить о «печально-счастливом» ударе железным батогом в висок, каковым Иван Грозный «уложил сына на месте». Факт прискорбный, но как сказано! В последние годы он не раз припоминал слова историка о «гольштино-броуншвейгском таборе, собравшимся на берегах Невы дотрепывать великое наследие Петра». Конечно, он, сознавая свою причастность к созданию великого наследия отечественной энергетики, болел душой за ее судьбу.
В 1982 году, когда отца не стало, надежда еще была жива …
«Дотрепывать», вместо того чтобы преумножать и строить, начнут через десять лет. Известно, что политика есть концентрированное выражение экономики. Мы видели, как развал экономики привел коммунистическую власть в конечном счете к поражению.
Так чем же были эти семьдесят лет в нашей истории?
Что бы ни говорили, но большинство людей, живших в нашей стране, в силу множества обстоятельств были убеждены в том, что строят новое, еще никогда нигде не опробованное общество без частной собственности, без власти денег, без сословных амбиций и национального эгоизма.
Все?
Эксперимент окончен? Результат отрицательный?
Отец знал множество стихов. И не случайно. Еще до встречи с мамой у него была, как тогда говорили, симпатия, приятельница. Отец ей пожаловался на то, что чувствует, как отстает в чтении литературы. Днем работа. Вечером институт, какое уж чтение. Да и дома — дрова, печки… Вот она и подсказала: «для поддержки тонуса» читай стихи. «Едешь в трамвае, и читай». Читал без разбору и потому знал и Апухтина, и Сашу Черного, и Блока, и Бальмонта, и Северянина, бывших тогда на слуху…
А вот мне памятью на стихи никак не похвастаться. Тем удивительней, почему какие-то строки, даже стихотворения целиком застревают в памяти. Именно застревают, поскольку «учить» наизусть не самого значительного и яркого поэта Илью Григорьевича Эренбурга, как-то не приходило в голову. Но почему его «Разведка боем», услышанная в его же исполнении на пластинке, именно засела в памяти? И было это так давно, в те времена, когда усомниться в преходящей ценности завоеваний Октября не было никаких оснований. Для меня, по крайней мере, да и для моего окружения.
А сейчас, когда я ищу ответ, чем же была жизнь нескольких поколений именно советских людей, живших, строивших, воевавших, двигавших науку, рожавших детей в уверенности на лучшее будущее…
Будущего не стало. Их будущего. Так что ж это было?
Судя по объявленной «исчерпанности лимита на революции», власть денег уже навсегда?
Но вот на этот счет мнение Ульянова-Ленина:
«Революция и контрреволюция — одно целое общественное движение, развивающиеся по своей внутренней логике… Революция без контрреволюции не бывает и не может быть».
«…Представить себе всемирную историю идущей гладко и аккуратно вперед, без гигантских иногда скачков назад, недиалектично, ненаучно, теоретически неверно». (ПСС, т. 30, с. 6).
Конечно, можно было бы порассуждать, помудрствовать, но почему-то не идут из памяти эти строки, написанные почти забытым Эренбургом то ли в 1938-м, то ли в 1939 году, и даже вовсе в Испании, как бы и не про нас.
«Разведка боем» — два коротких слова.
Роптали орудийные басы,
И командир поглядывал сурово
На крохотные дамские часы.
Сквозь заградительный огонь прорвались,
Кричали и кололи на лету.
А в полдень подчеркнул штабного палец
Захваченную утром высоту.
Штыком вскрывали пресные консервы.
Убитых хоронили как во сне. Молчали.
Командир очнулся первый:
В холодной предрассветной тишине,
Когда дышали мертвые покоем,
Очистить высоту пришел приказ.
И, повторив слова: «Разведка боем»,
Угрюмый командир не поднял глаз.
А час спустя заря позолотила
Чужой горы чернильные края.
Дай оглянуться — там мои могилы,
Разведка боем, молодость моя!
Вот и я оглянулся, там и мои могилы, там и моя молодость.
2017—2018
ПОДВОДЯ ИТОГИ.
ДВАДЦАТЬ СЕМЬ МГНОВЕНИЙ ВЕСНЫ 2013 года18
1. 5 февраля 2013 г. Суд отказался отпустить экс-главу ВАК под залог в 3 миллиона
Феликс Шамхалов, теперь уже бывший глава Высшей аттестационной комиссии министерства образования, арестован. Такое решение вынес Тверской суд Москвы, удовлетворив ходатайство следствия. Шамхалова задержали 5 февраля 2013 года. Его подозревают в хищении банковского кредита на сумму 350 миллионов рублей.
Феликса Шамхалова подозревают в мошенничестве, сумма — 350 миллионов рублей. Именно этот человек — глава Высшей аттестационной комиссии Минобрнауки — подписывал все приказы о присвоении кандидатских и докторских степеней. Но, как выяснилось, у чиновника был еще и строительных бизнес.
Когда Феликса Шамхалова ведут по коридорам Тверского районного суда в сопровождении судебных приставов, журналисты выкрикивают: согласен ли он с обвинениями? Никакого ответа.
Уже известно, что бывший глава Высшей аттестационной комиссии вины не признает. Защита просит отпустить его под залог в 3 миллиона рублей. Шамхалов добавляет: шестеро детей, бежать некуда. А возбуждение уголовного дела — это, по мнению бывшего чиновника, желание Внешэкономбанка его опозорить.
Однако следствие настаивает, что Шамхалов может скрыться — у него открытая Шенгенская виза, может давить на свидетелей. И такие факты якобы уже есть. Итог — бывший топ-чиновник арестован.
2. 6 февраля 2013 г. В московском офисе «Русала» идут обыски
МОСКВА, РИА Новости. Следователи проводят обыски в московском офисе компании «Русал» по делу об уклонении от уплаты налогов на 200 миллионов рублей, сообщил официальный представитель ГСУСК РФ по Москве Сергей Стукалов РИА Новости во вторник.
Ранее сообщалось, что следователи возбудили дело об уклонении от уплаты налогов в отношении руководителя ООО «Русал Фольга» Игоря Касьянова. По версии следствия, «Русал Фольга» не исчислило и не уплатило в полном объеме налог на прибыль и налог на добавленную стоимость в сумме более 200 миллионов рублей.
«Обыски проводятся по ранее возбужденному делу об уклонении уплаты налогов на 200 миллионов рублей», — сказал Стукалов.
Он уточнил, что обыски проводятся именно в помещении «Русал Фольги», расположенном на Николоямской улице. Согласно данным сайта «Русала», там же расположен и головной офис алюминиевого гиганта.
3. 8 февраля 2013 г. Выемки документов по «трубному делу» прошли в правительстве Петербурга. Свидетели «сдают» экс-главу Комитета по энергетике.
МОСКВА, РИА Новости. Обыски и выемки документов прошли в Петербурге, в том числе в правительстве города, в рамках расследования так называемого «трубного дела» — о хищении денег из городского бюджета, сообщает пресс-центр МВД РФ.
«Проведено 8 обысков в жилищах действующих и бывших чиновников ГКУ „Управление заказчика по строительству и капитальному ремонту объектов инженерно-энергетического комплекса“ в рамках расследования уголовного дела о хищении денежных средств из бюджета Санкт-Петербурга. Изъяты предметы и документы, имеющие значение для уголовного дела. Кроме того, полицейские произвели в правительстве Санкт-Петербурга выемки документов, касающихся реализации инвестиционной программы по отрасли „Коммунальное хозяйство“», — сообщает ведомство.
Сотрудники предприятия, подведомственного комитету по энергетике и инженер-
ному обеспечению Петербурга, дали показания против своего бывшего руководства. Накануне в ГКУ «Управление заказчика по строительству и капитальному ремонту объектов инженерно-энергетического комплекса» проходили обыски и допросы в рамках расследования уголовного дела о хищении денежных средств из бюджета Санкт-Петербурга. Об этом сообщает пресс-служба МВД РФ.
По данным ведомства, работники управления рассказали о фактах, подтверждающих незаконную деятельность руководства комитета, и о случаях лоббирования интересов аффилированных фирм при проведении конкурсов и аукционов на право получения государственного заказа. Кроме того, была подтверждена причастность бывшего председателя комитета Александра Боброва к хищению бюджетных средств. Напомним, что экс-чиновник уже был объявлен в федеральный розыск.
Оперативники провели восемь обысков в домах действующих и бывших чиновников госпредприятия, в ходе которых «изъяты предметы и документы, имеющие значение для уголовного дела».
Внимание следователей также привлекла инвестпрограмма, связанная с коммунальным хозяйством Петербурга. В правительстве города была произведена выемка документов по ее реализации.
Громкое дело о масштабных хищениях бюджетных средств, выделенных на строительство и капремонт системы теплоснабжения города, инициировал еще осенью прошлого года сам губернатор Петербурга Георгий Полтавченко.
По версии следствия, должностные лица комитета по энергетике и инженерному обеспечению правительства Петербурга, ГКУ «Управление заказчика по строительству и капремонту объектов инженерно-энергетического комплекса», а также руководители и учредители нескольких коммерческих фирм причастны к крупным хищениям из регионального бюджета. Чиновники устанавливали вместо новых труб тепломагистралей бракованные или уже бывшие в употреблении, в результате чего в городе проложили около 600 км некондиционных труб. Ущерб, по предварительным оценкам, составил около 3 млрд руб.
На текущий момент по делу, кроме А. Боброва, проходит Олег Тришкин, занявший пост председателя комитета по энергетике и инженерному обеспечению правительства Петербурга после Боброва.
В деле также фигурируют гендиректор ООО «Петроком» Алексей Муравьев, его заместитель Сергей Жуковский, учредитель компании Андрей Кадкин и директор ГКУ «Управление заказчика по строительству и капитальному ремонту объектов инженерно-энергетического комплекса» Константин Мосин. Еще один фигурант — руководитель департамента обеспечения государственного заказа Санкт-Петербургского ГКУ
«Управление заказчика по строительству и капитальному ремонту объектов инженерно-энергетического комплекса» Леонид Шишов.
4. 8 февраля 2013 г. На предприятии Минобороны вскрыли хищение на 129 млн рублей.
Оборонное предприятие «163 бронетанковый ремонтный завод» оказалось в поле зрения следствия: военные прокуроры выявили хищение бюджетных средств на сумму 129 млн рублей. Возбуждено уголовное дело, по которому проходят руководители завода.
Нецелевое использование бюджетных средств обнаружено военной прокуратурой на оборонном предприятии «163 бронетанковый ремонтный завод» (ОАО «163 БТРЗ») Минобороны России. В мошенничестве в особо крупном размере участвовали, по мнению следствия, руководители завода, а также представители одной из коммерческих организаций.
Как выяснилось в ходе следствия, руководство предприятия заключало фиктивные сделки с поставщиками контрафактных комплектующих к военной технике: «Установлено, что в 2010—2011 годах генеральный директор завода Сергей Кусов, его заместители Виктор Самулевич и Василий Луговец, а также генеральный директор ООО „Химкомплектдеталь“ Евгений Королев заключали с созданными ими же „фирмами-однодневками“ договоры на поставки запасных частей к танкам и боевым машинам пехоты. На счета компаний они перечисляли по завышенным ценам денежные средства, выделяемые в рамках государственного оборонного заказа, которые затем присваивали». В итоге при ремонте использовались детали неизвестного происхождения, без сертификатов. Ущерб государству оценивается в 129 млн руб. Как утверждают в Генпрокуратуре, 103 млн руб. ОАО «163 БТРЗ» уже возместило.
5. 13 февраля 2013 г. Путин поручил МВД разобраться с хищением денег «Русгидро». Президент недоволен тем фактом, что компания сама ничего не предпринимает для возвращения украденных средств.
Президент России Владимир Путин поручил министру внутренних дел Владимиру Колокольцеву разобраться в ситуации с «Русгидро», которая ничего не предпринимает для возвращения похищенных у нее денег, сообщает пресс-служба Кремля.
«Уже неоднократно поднимался вопрос о платежной дисциплине в отрасли, но… хотелось сказать: воз и поныне там», — отметил глава государства на заседании комиссии по вопросам развития топливно-энергетического комплекса и экологической безопасности. В качестве одного из примеров такой ситуации Путин привел строительство Загорской ГАЭС-2, на которое были направлены более 12 млрд рублей, в том числе полученных в рамках допэмиссии. 6 млрд рублей из этих средств пришлись на «Гидрострой» как генерального подрядчика, который заключил субподрядный договор с организацией штатной численностью не более двух человек, а также не располагающей транспортным оборудованием.
Президент полагает, что 12 млрд рублей были направлены на цели, явно не соответствующие заявленным. «Нужно вообще посмотреть, как тратятся деньги в этих компаниях, как менеджмент себя ведет», — заявил Путин. Негодование главы государства вызвал тот факт, что МВД неоднократно предлагало «Русгидро» выступить по этому делу в качестве потерпевшей стороны, однако никакой реакции на это так и не последовало. «Один миллиард у вас утащили, миллиард, таким образом, ушел на подставные конторы, миллиард растворился. Вы разбираетесь до сих пор и не считаете нужным защищать интересы компании», — отчитал Путин главу «Русгидро» Евгения Дода. Президент пообещал передать бумаги по делу в правоохранительные органы, «пусть посмотрят повнимательнее».
Глава государства констатировал, что по итогам 2012 года сумма задолженности потребителей электроэнергии выросла более чем на 60 %. «Есть и просто вопиющие примеры. Известная компания „Энергострим“, там уже, по-моему, семь уголовных дел возбуждено, менеджмент где-то бегает, никак его поймать не могут», — поделился Путин. По словам президента, много проблем есть и в других компаниях — в частности, ОГК-2 включала в состав тарифов завышенные физические объемы работ и их стоимости. Кроме того, продолжил перечислять президент, продолжаются проблемы в МРСК Северного Кавказа, есть и нарушения при строительстве генерирующих мощностей. Вопросы у главы государства также возникли к так называемым неотключаемым потребителям, которые злоупотребляют своим особым положением и накапливают долги за электроэнергию.
6. 15 февраля 2013 г. Бывший советник мурманского губернатора украл миллиарды.
Экс-советник губернатора Мурманской области Геннадий Шубин задержан по подозрению в причастности к многомиллиардным хищениям, связанным с мошенничеством в сфере энергетики и ЖКХ в регионе. Об этом сообщили в МВД России.
По имеющейся информации, Шубин выстроил вертикально интегрированную структуру, состоящую из более чем 100 организаций, часть из которых зарегистрирована в зарубежных оффшорных зонах. Структура контролировала практически 70 % рынка сбыта электроэнергии и не менее 60 % рынка ЖКХ в Мурманской области, отмечает ИТАР-ТАСС.
«С целью проверки данной информации в течение года сотрудники ГУЭБиПК МВД России совершили более 13 выездов в регион. По факту преступной деятельности возбуждено 10 уголовных дел, которые в настоящее время находятся в производстве органов следствия МВД и СК России. Суммы ущерба превышают несколько миллиардов рублей», — сообщили ведомстве.
Как добавили в МВД, правоохранительные органы располагают сведениями, что Шубин имеет намерения покинуть пределы РФ, поскольку имеет гражданство Швеции, поэтому следствие вышло с ходатайством об избрании ему меры пресечения в виде заключения под стражу.
7. 16 февраля 2013 г. СК советует Крайнему на допросе чистосердечно рассказать обо всем
МОСКВА, 16 фев — РИА Новости. СК советует главе Росрыболовства Андрею Крайнему, в отношении которого возбуждено уголовное дело о служебном подлоге, на ближайшем допросе чистосердечно рассказать о событиях, интересующих следствие, сообщил РИА Новости в субботу официальный представитель СКР Владимир Маркин.
По данным следствия, Крайний, зная, что руководитель северо-западного территориального управления Росрыболовства Сергей Муравьев был задержан при покушении на получение взятки в 5 миллионов рублей, дал указание своим подчиненным подготовить приказ об увольнении Муравьева задним числом.
«Преступление было выявлено в ходе длительной оперативной разработки и сегодняшнее возбуждение уголовного дела в отношении Крайнего также является логическим завершением проведенной оперативной работы и собранных материалов. Поэтому хотелось бы посоветовать г-ну Крайнему не вступать в публичную дискуссию, а на ближайшем допросе чистосердечно рассказать о событиях тех дней. Уверен, что следователи оценят такой шаг подозреваемого», — сказал Маркин.
8. 15 февраля 2013 г. Хищения на 1 млрд руб. выявлены в «РусГидро»
МОСКВА, РИА Новости. Полиция выявила хищения в «РусГидро» на 1 миллиард рублей при строительстве Загорской ГАЭС-2, сообщает в воскресенье МВД РФ отмечает ведомство, в результате оперативно-розыскных мероприятий выявлена схема хищения денежных средств, выделенных на финансирование строительства Загорской ГАЭС-2, с использованием реквизитов организаций, имеющих признаки фирм — «однодневок»19.
«В частности <…> установлено, что при строительстве объектов гидроаккумулирующей электростанции генеральным подрядчиком ОАО „Гидрострой“ для выполнения строительных работ заключались фиктивные субподрядные договора с подконтрольными организациями, после чего денежные средства, поступавшие на их расчетные счета, обналичивались и похищались. Предварительная сумма ущерба около 1 миллиарда рублей», — говорится в сообщении.
9. 15 февраля 2013 г. В Россельхозбанке нашли хищения
Бывший директор регионального филиала Россельхозбанка подозревается в махинациях на сумму 350 млн рублей. Эти деньги, по версии следствия, глава филиала выдал в качестве кредита подконтрольным фирмам-однодневкам.
В крупном хищении подозревается бывший директор Ярославского регионального филиала, депутат Ярославской областной думы. По версии следствия, в 2010— 2011 годах «экс-директор выдал несколько заведомо невозвратных кредитов подконтрольным „фирмам-однодневкам“ на общую сумму свыше 350 млн рублей». При этом по указанию подозреваемого проверки залогового имущества заемщиков, а также анализ их финансового состояния не проводились. Выданные в качестве кредита деньги, по данным следствия, потом легализовывались через аффилированные организации.
ОАО «Российский Сельскохозяйственный банк» — один из крупнейших банков в России. Создан в 2000 году. 100 % акций банка находится в собственности государства. Занимает четвертое место в банковской системе России по объему активов. Кредитный портфель банка на 1 июля 2012 года превышает 1 трлн рублей.
Кредитные хищения в Россельхозбанке
Это уже не первый случай хищения кредитов в Россельзохбанке. В сентябре 2012 года было возбуждено уголовное дело по факту выданных ОАО «Россельхозбанк» кредитов крупному краснодарскому агропредприятию «Маяк». В легализации 1,49 млрд руб. подозреваются бывшие гендиректор компании Ирина Окопная и председатель совета директоров Андрей Богданов. В 2011 году они, а также экс-директор краснодарского филиала РСХБ Николай Дьяченко получили сроки по другим эпизодам хищения кредитных средств. Общая сумма задолженности агрохолдинга банку составляет 26 млрд руб.
10. 28 февраля 2013 г. Руководство «Сколково» проверят на нецелевое расходование 3,5 млрд руб
МОСКВА, РИА Новости. СК проверяет данные ФСБ о размещении выделенных фонду «Сколково» 3,5 миллиарда рублей на депозитах «Меткомбанка», аффилированного президенту фонда Виктору Вексельбергу, сообщил в четверг официальный представитель СК РФ Владимир Маркин.
«В частности, следствие проверяет полученную из ФСБ России оперативную информацию о допущенных фондом „Сколково“ фактах нецелевого расходования 3 миллиардов 500 миллионов рублей, выделенных на развитие наукограда, которые были размещены на депозитах „Меткомбанка“, аффилированного президенту фонда „Сколково“ Виктору Вексельбергу», — сказал он.
11. 4 марта 2013 г. Многомиллионное хищение выявлено на предприятии «Ростеха»
МОСКВА, РИА Новости. Гендиректор одного из оборонно-промышленных предприятий госкорпорации «Ростех» — ОАО «НПП „Темп“ им. Ф. Короткова» — подозревается в хищении более 21 миллиона рублей, сообщает в понедельник МВД РФ20.
В офисных помещениях предприятия, в том числе в кабинете фигуранта, проведены обыски, изъяты документация, бухгалтерия, электронные носители информации и другие предметы, имеющие значение для уголовного дела», — говорится в сообщении. Возбуждено уголовное дело по статье «мошенничество», которая предполагает до 10 лет лишения свободы.
Как уточняется на сайте предприятия, НПП «„Темп“ имени Короткова» — ведущий разработчик и производитель систем автоматического управления авиационными газотурбинными двигателями. Большинство типов отечественной боевой и значительная часть гражданской авиации оснащены двигателями с системами управления, разработанными на этом предприятии
По информации полиции, в 2012 году руководитель предприятия заключил с двумя фирмами договоры на проведение ремонтно-строительных работ и, несмотря на то, что подрядчики не исполнили своих обязательств, глава компании подписал акты приемки выполненных работ и дал указание о переводе им денег.
12. 8 марта 2013 г. В отношении ректора ГУУ возбуждено дело о взяточничестве
МОСКВА. РИА Новости. Уголовное дело о взяточничестве возбуждено в отношении ректора ГУУ, доктора юридических наук Виктора Козбаненко, сообщается на сайте Следственного комитета РФ.
«Следственными органами Следственного комитета Российской Федерации по городу Москве возбуждено уголовное дело в отношении трех лиц, среди которых ректор Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования „Государственный университет управления“, подозреваемых в получении взятки, посредничестве во взяточничестве», — говорится на сайте.
По версии следствия, руководитель учебного заведения требовал денежное вознаграждение от представителя коммерческой организации за заключение государственного контракта.
13. 13 марта 2013 г. Генерал-майор похитил у «Ростеха» 350 миллионов
Вести. Ru. Отставной генерал-майор полиции Александр Калинин арестован по обвинению в хищении 350 миллионов рублей у государственной корпорации «Ростех». Такое постановление вынес Люберецкий горсуд.
В отношении подозреваемого возбуждено уголовное дело по статьям «Преднамеренное банкротство» и «Злоупотребление полномочиями». Ранее Александр Калинин руководил ФГУП «Государственный научно-исследовательский институт горно-химического сырья», отмечает ИТАР-ТАСС.
По версии следствия, в 2008-2010 годах, действуя вопреки экономическим интересам «Ростеха» генерал-майор в отставке заключил несколько сделок на оказание консультационных услуг и выполнение ремонтных работ на сумму более 19 миллионов рублей с фирмами-однодневками. С учетом пеней задолженность перед подрядчиками составила 24 миллиона рублей, после чего гендиректор предприятия инициировал процедуру банкротства.
«Он использовал коррупционные связи в органах исполнительной власти и содействовал назначению одного из своих сообщников конкурсным управляющим предприятия, — рассказали в МВД РФ. — При проведении оперативно-розыскных мероприятий получены сведения о том, что эта схема направлена на незаконное завладение имуществом ФГУП “ГИГХС” — 18 объектами недвижимости общей стоимостью более 350 миллионов рублей».
14. 17 марта 2013 г. Московский прокурор попался на взятке в четыре миллиона рублей
Вести.Ru. Замначальника Управления по контролю за исполнением законов на транспорте Московской межрегиональной транспортной прокуратуры Денис Евдокимов подозревается в получении взятки в размере четырех миллионов 250 тысяч рублей.
По данному факту возбуждено уголовное дело по ч. 6 ст. 290 УК РФ «Получение должностным лицом взятки в особо крупном размере».
Согласно информации агентства «Интерфакс», он был задержан на своем рабочем месте сотрудниками ФСБ РФ. Операция прошла в пятницу, 15 марта, в этот же день Денис Евдокимов был уволен.
По версии следствия, деньги чиновник взял за прекращение проверок в отношении двух юрлиц и предоставление им возможности беспрепятственно заниматься коммерцией.
15. 21 марта 2013 г. Задержаны похитители 150 квартир для военных в столичном регионе. Стоимость жилья оценивается в миллиард рублей
События BFM.ru. МВД и ФСБ России ликвидировали организованную преступную группу, участники которой подозреваются в хищении более 150 муниципальных квартир в Московском регионе. Операцию провели сотрудники Главного управления экономической безопасности и противодействия коррупции (ГУЭБиПК) МВД России и работники Департамента военной контрразведки ФСБ России. Об этом говорится в сообщении пресс-службы ГУЭБиПК МВД РФ21.
ОПГ действовала на протяжении трех лет, выяснили силовики. По их данным, в группу входили работники юридических и риэлтерских контор. «Организацию и руководство осуществлял бывший военнослужащий Министерства обороны Российской Федерации», — подчеркивают в полиции, не называя имен и должностей.
Организатором ОПГ считается адъютант бывшего главкома сухопутных войск Александра Постникова-Стрельцова — старший прапорщик Валерий Даниелян, пишет сегодня газета «Коммерсантъ». Издание оценило общую стоимость 150 похищенных квартир в миллиард рублей. Подставные лица, на которых оформлялись квартиры, проживают Брянской, Кировской, Орловской и других областях РФ.
16. 23 марта 2013 г. На главном предприятии страны по производству авиабомб похищено 82 миллиона рублей
«Вести. Ru». Мошенники похитили 82 миллиона рублей на оборонном предприятии «ГНПП “Базальт”». Как сообщили в Главном управлении МВД РФ по Москве, по факту выявленных махинаций возбуждено уголовное дело.
К настоящему моменту полиция установила, что 82 миллиона рублей были перечислены на счет коммерческой компании якобы в качестве оплаты за юридические и бухгалтерские услуги, которые по факту оказаны не были. Затем деньги были похищены, рассказали в ведомстве.
ФГУП «Базальт» входит в состав госкорпорации «Ростехнологии» и производит все виды неуправляемых авиабомб, минометных выстрелов с минами различного назначения всех типов и калибров, противотанковых и противодиверсионных гранатометных комплексов, ручных наступательных и оборонительных гранат, боеприпасов нелетального действия.
Главнейшими задачами предприятия, согласно официальному сайту, являются «существенное улучшение финансово-экономических показателей при безусловном выполнении обязательств по государственному оборонному заказу и экспортным контрактам».
17. 4 апреля 2013 г. Миллиард взят с поличным
МОСКВА, РИА Новости. Сотрудники Главного управления экономической безопасности и противодействия коррупции (ГУЭБиПК) МВД России раскрыли действующую в Москве и Дагестане группировку, которая за несколько лет обналичила около 100 млрд руб. На завершающем этапе операции в аэропорту Внуково задержали два десятка сотрудников частного охранного объединения «Карат-1», у которых только с боем удалось изъять 645 млн руб. Еще 600 млн в рублях и валюте нашли в частном коттедже под Химками, который использовался как рассчетно-кассовый центр22.
28 марта пассажиры аэропорта Внуково стали очевидцами полицейской операции, которая больше походила на съемки боевика. Четыре десятка бойцов полицейского спецназа «Рысь» блокировали возле грузового терминала три инкассаторских броневика. А когда одна из бронемашин попыталась вырваться из окружения, едва не сбив спецназовцев, те открыли огонь из пистолетов по ее колесам. Впрочем, двери броневиков их пассажиры открыли только после того, как спецназовцы начали рубить топорами пуленепробиваемые стекла.
Задержанных, а ими оказались два десятка вооруженных сотрудников «Карат-1», уложили в ряд прямо на асфальте. Из броневиков изъяли несколько тюков, обмотанных скотчем. Обозначенная в них по документам полиграфическая продукция оказалась упаковками, содержащими 600 млн руб. Еще 45 млн руб. изъяли из сумок охранников. Крупную партию денег в столицу сопровождал владелец и гендиректор «Карат-1» Магомед Каратов, человек весьма влиятельный не только в родном для него Дагестане, но и в столице. Поэтому, чтобы исключить вмешательство его не менее влиятельных друзей и партнеров, на реализацию вызвали сотрудников ФСБ и даже ФСО.
Операция, как сообщили «Ъ» в МВД, проводилась в рамках спецпрограммы по декриминализации кредитно-финансовой сферы страны. Полицейским удалось выйти на межрегиональную преступную группировку, которая на протяжении семи лет занималась незаконной банковской деятельностью. Члены группировки предлагали в Москве и Подмосковье обналичить любые суммы денег в рублях и валюте, а наличность для этого доставляли из Дагестана.
Как правило, ею являлась выручка с рынков Махачкалы и Хасавюрта, а также теневого рынка на границы Дагестана и Чечни, где основными объектами купли-продажи являются угнанные в Центральной России машины. Наличные деньги, как полагают в МВД, использовались и для коррупционных выплат, в том числе в качестве «откатов» за различные проекты, реализуемые в Дагестане.
Сотрудники ГУЭБиПК в течение нескольких месяцев документировали деятельность участников группировки. Они были вынуждены пропустить по уже контролируемому каналу из Махачкалы в Москву несколько партий денег. Решение о захвате участников «обнала» и перевозчиков денег было принято после того как участники операции получили данные о переправке 400 млн руб., но партия денег оказалась куда весомее.
Это стало понятно уже в аэропорту Махачкалы, когда сотрудники «Карата», минуя досмотр, привезли свой груз прямо к трапу самолета «Газпромавиа». Сопровождать ценный груз они отправились с табельным оружием, которое, впрочем, все-таки сдали на время перелета экипажу воздушного судна.
После того как спецназ задержал сопровождающих деньги охранников в Москве, дагестанские полицейские провели обыск в махачкалинском офисе «Карат-1». Там, по сообщению МВД России, были изъяты с десяток незарегистрированных пистолетов и даже автоматическое оружие. А уже это дало МВД повод оперативно отозвать у частного охранного объединения соответствующую лицензию.
Обыски прошли не только в столице Дагестана, но и в подмосковных Химках, где в частном коттедже действовал настоящий расчетно-кассовый центр (РКЦ) группировки «обнальщиков». В оборудованных всем необходимым залах сотрудники ГУЭБиПК помимо документации, печатей и штампов изъяли 230 млн. руб., $10,4 млн, а также
€1,5 млн. Отметим, что средства в подпольный РКЦ поступали и со счетов Махачкалинского городского банка. Всего, по самым скромным подсчетам участников расследования, за время своей работы через «обнальные» площадки были выведены в теневой оборот не менее 100 млрд руб.
18. 9 апреля 2013 г. Сотрудники таможни подозреваются в хищении 20 миллионов рублей.
МОСКВА, РИА Новости. Сотрудники Центральной базовой таможни ФТС России подозреваются в хищении более 20 миллионов рублей, выделенных ФТС России на закупку специального технического оборудования, сообщает пресс-центр МВД РФ.
К тендеру допустили три организации, подконтрольные участникам преступной группы, с одной из которых был заключен госконтракт стоимостью более 52 миллионов рублей. При этом максимальная рыночная цена оборудования с учетом поставки, монтажа, настройки и ввода в эксплуатацию по состоянию на дату заключения контракта не превышала 26 миллионов рублей.
19. 10 апреля 2013 г. Васильевой грозит еще одно дело за аферу с землей на 1 млрд руб.
МОСКВА, РИА Новости. Экс-глава департамента имущественных отношений Минобороны Евгения Васильева, возможно, причастна к незаконной передаче в аренду земли в Ленобласти с ущербом государству на 1 миллиард рублей, сообщила Главная военная прокуратура РФ в четверг.
По заказу Минобороны России были завершены землеустроительные работы по Левашовскому военному полигону, расположенному в городе Сертолово в Ленобласти.
«Площадь этого земельного участка составляла свыше 3,7 тысячи гектаров. Однако в апреле 2010 года эти документы по решению назначенной на должность руководителя Департамента имущественных отношений Минобороны России Евгении Васильевой были отозваны, после чего в сентябре 2010 года составлен и ею утвержден новый межевой план земельного участка полигона, размеры которого намеренно уменьшены на 613 гектаров», — говорится в сообщении.
Подчиненная Васильевой «и по совместительству ее близкая подруга», глава Северо-Западного территориального управления имущественных отношений Лариса Егорина по фиктивным документам зарегистрировала этот участок на условиях Васильевой. Противоправными действиями Васильевой и Егориной государству причинен ущерб на сумму более 1 миллиарда рублей. Решается вопрос о возбуждении дела.
20. 14 апреля 2013 г. ФСИН закупила недействующих электронных браслетов на 1,3 млрд рублей.
По данным Следственного комитета ущерб, причиненный ФСИН от приобретения недействующих электронных браслетов, может превышать 1,3 млрд рублей. Цены на них, заявляют в СК, утверждал экс-глава ФСИН Александр Реймер и его бывший заместитель Николай Криволапов.
«Цены на приобретаемые для системы электронного мониторинга изделия утверждались протоколами за подписями бывшего директора ФСИН Реймера, его заместителя Криволапова и директора федерального государственного унитарного предприятия ЦИТОС Виктора Определенова», — рассказал представитель Следственного комитета (СК) РФ Владимир Маркин журналистам.
Цены, по которым ФСИНу предоставлялась готовая продукция, были завышены более чем два раза. Таким образом, «ущерб может превышать 1,3 млрд рублей», отметил господин Маркин.
21. 18 апреля 2013 г. 30 депутатов развелись с женами перед сдачей деклараций о доходах
Около 30 депутатов Госдумы развелись с женами перед сдачей деклараций о доходах. Об этом сообщает «ИТАР-ТАСС», ссылаясь на источник в нижней палате парламента23.
«За два месяца до подачи деклараций развелись порядка 30 депутатов», — сказал источник. Однако пока информация о разводах официально не подтверждена.
«Мы не располагаем данными об изменениях в гражданском состоянии депутатов по сравнению с прошлым годом. Каждая ситуация индивидуальна, мы не можем разбираться в каждом случае», — заявляет зампред думской комиссии по вопросам этики Андрей Андреев.
Таким образом, Андреев не исключает случаев фиктивных разводов с целью сокрытия информации о своих доходах.
22. 20 апреля 2013 г. Заместитель прокурора Кировской области задержан за взятку в 100 тысяч рублей
МОСКВА. ИТАР-ТАСС. Заместитель прокурора Кировской области задержан за взятку в 100 тыс рублей, сообщили в пресс-службе Следственного комитета РФ.
В отношении заместителя прокурора Кировской области 56-летнего Владимира Быкова возбуждено уголовное дело. Он подозревается в совершении преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 290 УК РФ (получение взятки)», — сообщили в СК.
«По версии следствия, 19 апреля Быков за прекращение уголовного преследования в отношении гражданина, подозреваемого в совершении преступлений против жизни и здоровья, получил от своего знакомого в качестве взятки денежные средства в размере 100 тыс рублей. Задержание Быкова проводилось сотрудниками УФСБ России по Кировской области», — добавили в СК.
В настоящее время проводятся следственные действия и оперативно-розыскные мероприятия, направленные на установление всех обстоятельств совершенного преступления.
23. 22 апреля 2013 г. Полиция раскрыла крупную сеть «серых» платежных терминалов
В Центральном федеральном округе обнаружена сеть незаконных платежных терминалов, ежемесячный оборот которой составлял 10—15 млрд руб. 2,5 тыс. машин были установлены на территории нескольких областей.
За время работы преступники установили «серые» аппараты в Москве, Подмосковье, Смоленской, Владимирской, Тверской и Калужской областях. Электронные переводы с них попадали на счет плательщика, однако деньги использовались для обналичивания нелегально добытых средств. При этом преступники получали прибыль несколько раз: с получения комиссии за перевод и с передачи наличных своим клиентам за процент от перечисленных на счета фирм-однодневок.
По данным МВД, в состав преступной группы, контролировавшей терминалы, входили 150 человек. У каждого из них были определенные обязанности в четырех структурных подразделениях сети. Полицейские задержали организатора и четырех лидеров группировки, которые уже дали признательные показания. По оценке МВД, их деятельность подрывала экономическую безопасность государства.
24. 25 апреля 2013 г. За устранение конкурентов на аукционе чиновник просил 4,4 миллиона
В субботу, 20 апреля, калининградский суд арестовал замглавы областного Конкурсного агентства по подозрению в покушении на получение взятки в особо крупном размере.
По версии следствия, преступник пообещал руководству строительной организации помочь заполучить муниципальный контракта на строительство детского сада в Балтийске. За отклонение остальных заявок он попросил 4,4 миллиона рублей, передает агентство «Интерфакс».
После получения права на заключение контракта на 223 миллиона рублей представители организации под видом оплаты фиктивных договоров перевели деньги на счет гражданского супруга матери подозреваемого. Он был задержан в момент получения денег от сожителя матери. В рамках расследования были проведены обыски.
25. 30 апреля 2013 г. Похищено более 31 млн рублей, выделенных на трассу Москва-Астрахань.
МОСКВА, РИА Новости. Полицейские выявили хищение более 31 миллиона рублей, выделенных из федерального бюджета на ремонт и содержание автомагистрали М-6 «Каспий», сообщает МВД РФ.
Пресечена противоправная деятельность организованной группы, участники которой подозреваются в хищении бюджетных средств, выделенных на ремонт и содержание автотрассы федерального значения Москва-Астрахань. По имеющейся информации, в состав группы входили должностные лица федерального казенного учреждения «Управление автомобильной магистрали Москва-Волгоград („Каспий“) Федерального дорожного агентства», дорожно-строительной компании ООО «Дорожно-строительная компания „Волга“», а также руководители коммерческих организаций, задействованных в противоправной схеме, — говорится в сообщении.
По местам жительства и работы подозреваемых, в том числе в рабочих кабинетах должностных лиц федерального казенного учреждения, а также в офисах подрядных и субподрядных организаций в Москве, Тамбове и Волгограде, проведено более 20 обысков. «Изъяты предметы и документы, имеющие значение для данного уголовного дела. Кроме того, у начальника производственно-технического отдела ФКУ У прдор „Каспий“ обнаружены два поддельных служебных удостоверения сотрудника СК России по ЦФО и работника Южной транспортной прокуратуры», — отмечается в пресс-релизе.
В настоящее время четверо фигурантов задержаны, решается вопрос об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу.
26. 15 мая 2013 г. Деньги председателя Росбанка Голубкова обнаружены на счете брата.
Деньги главы Росбанка Владимира Голубкова, обвиняемого в коммерческом подкупе, обнаружены на счетах его брата Сергея, часть средств уже снята со счета. Об этом «Интерфаксу» сообщил источник в правоохранительных органах.
«Средства обнаружены на счетах брата Голубкова Сергея, однако порядка $3 млн в субботу были сняты помощником банкира, по оперативной информации для организации защиты обвиняемого», — сказал источник.
15 мая были задержаны председатель правления Росбанка Голубков и старший вице-президент учреждения Тамара Поляницына.
По версии следствия, к Голубкову обратился представитель коммерческой структуры, кредитовавшейся банком, с просьбой увеличить срок погашения займа и уменьшить проценты по многомиллионному валютному кредиту. За это Голубков потребовал от предпринимателя деньги.
В отношении Голубкова и его подчиненной была проведена доследственная проверка, по результатам которой 16 мая возбуждено уголовное дело. Голубков был задержан при передаче ему 5 млн рублей — части крупного вознаграждения.
Пресненский суд Москвы заключил Голубкова и Поляницыну под домашний арест.
27. 20 мая 2013 г. Украл миллиард — получил три года колонии
«Маслопродукт» разливают в суде. Вынесен приговор первому фигуранту дела бывшего замглавы Минсельхоза.
Как стало известно «Ъ», суд вынес первый приговор в рамках разбирательства с многомиллиардными хищениями в созданной экс-заместителем главы Минсельхоза РФ Алексеем Бажановым группе «Маслопродукт». Его бывший подчиненный Сергей Цветков получил три года колонии за пособничество в хищении оборудования, закупленного на 1,125 млрд руб., выделенных «Росагролизингом» для маслозавода в Воронежской области.
Дело Сергея Цветкова рассматривалось в Новоусманском суде Воронежской области в особом порядке. Господин Цветков признан пособником в особо крупном мошенничестве (ст. 33; ч. 4 ст. 159 УК РФ). Гособвинение требовало для Сергея Цветкова три года колонии общего режима. Сам обвиняемый и его адвокаты просили судью Алексея Жукавина не назначать наказание, связанное с лишением свободы, обещая «продолжать сотрудничество со следствием». «В обвинительном заключении подчеркивается, что Сергей был номинальным руководителем. У него не было реальных полномочий. По сути, его предлагается посадить на три года за то, что он не подписывал», — объяснял судье адвокат Алексей Хорольский. Представители «Росагролизинга», признанного потерпевшим, сообщили суду, что тоже не видят причин для назначения обвиняемому реального срока.
МИНЭНЕРГО 2015—2017 гг.
Госорганы в РФ за 2,5 года закупили услуги по выполнению их же полномочий на 14 млрд рублей.
Госорганы различных уровней в 2015—2016 гг. и первой половине 2017 года вместо выполнения своих полномочий закупили работы, услуги, выполнение которых относится к полномочиям органов власти. Объем этих закупок составил около 14 млрд рублей, говорится в сообщении Счетной палаты 29.01.2018
По данным Счетной палаты, за 2,5 года госорганы федерального уровня закупили товары, услуги по выполнению их же полномочий на 8 млрд рублей. Региональные и муниципальные органы власти потратили на эти цели около 600 млн рублей.
Помимо этого, органы власти передали подведомственным или сторонним организациям выполнение госзаданий, по которым объем субсидий составил 5,7 млрд рублей. По оценке СП РФ, наибольшее число случаев как передачи полномочий, так и госзаданий встретилось в практике Минэнерго (около 2 млрд рублей) и Минпромторга (2,9 млрд рублей). На эти же ведомства приходится наибольший объем «полномочных» закупок.
При этом Счетная палата подчеркивает, что в ряде случаев ведомства поручали сторонним организациям, в том числе иностранным, подготовку отдельных проектов приказов и актов правительства, в частности, затрагивающих деятельность топливноэнергетического комплекса, промышленных кластеров, технопарков и т. п.
Участие иностранных организаций в нормативно-правовом регулировании и разработке стратегических документов в ТЭК не может рассматриваться как соответствующее национальным интересам Российской Федерации.
ПО ИТОГАМ ПЯТИЛЕТКИ 2013—2018 гг.
МОСКВА, ТАСС 6 марта 2018 г.
Владимир Лисин стал богатейшим россиянином по версии Forbes
Глава «Новатэка» Леонид Михельсон, дважды занимавший первую строчку списка, в этом году оказался на третьем месте.
6 марта (ТАСС). Основной владелец НЛМК Владимир Лисин оказался на 57-м месте в списке богатейших людей планеты по версии журнала Forbes, при этом заняв первое место в списке самых состоятельных людей России. Рейтинг опубликован на сайте издания.
По данным Forbes, за прошлый год состояние Лисина увеличилось на $3 млрд и превысило $19 млрд.
Второе место среди российских участников рейтинга занял председатель совета директоров «Северстали» Алексей Мордашов ($18,7 млрд). Замыкает тройку лидеров глава «Новатэка» Леонид Михельсон, который до этого дважды подряд становился богатейшим бизнесменом России ($18 млрд).
В этому году в глобальный рейтинг Forbes попали 102 российских бизнесмена с состоянием более $1 млрд. Совокупное состояние российских миллиардеров оценивается в $410,8 млрд.
Список пополнили 11 новых имен из России, в том числе основной собственник фармацевтической компании «Р-фарм» Алексей Репик ($2,1 млрд), основатель мессенджера Telegram и сети «ВКонтакте» Павел Дуров ($1,7 млрд) и президент группы компаний «Южуралзолото» Константин Струков ($1,7 млрд).
Выбыли из рейтинга восемь российских бизнесменов, среди них — экс-совладелец Бинбанка Микаил Шишханов, бывший собственник страховой компании «Росгосстрах» Данил Хачатуров и бизнесмен Саит-Салам Гуцериев, брат главы «Русснефти» Михаила Гуцериева.
Всего Forbes насчитал 2208 долларовых миллиардеров, суммарное состояние которых составляет $9,1 трлн. Самым богатейшим человеком планеты стал основатель Amazon Джефф Безос с состоянием в $112 млрд.
ТОП-10 БОГАТЕЙШИХ РОССИЯН
В МИРОВОМ СПИСКЕ FORBES — 2018
- Владимир Лисин. Основной владелец НЛМК. Состояние $19,1 млрд.
- Алексей Мордашов. Председатель совета директоров «Северстали». Состояние $18,7 млрд.
- Леонид Михельсон. Глава «Новатэка». Состояние $18 млрд.
- Вагит Алекперов. Глава «Лукойла». Состояние $16,4 млрд.
- Геннадий Тимченко. Основатель и основной акционер группы компаний «Волга групп». Состояние $16 млн.
- Владимир Потанин. Президент «Интеррос». Состояние $15,9 млрд.
- Андрей Мельниченко. Председатель совета директоров ОАО «СУЭК». Состояние $15,5 млрд.
- Михаил Фридман. Совладелец «Альфа-групп». Состояние $15,1 млрд.
- Виктор Вексельберг. Председатель совета директоров группы компаний «Ренова». Состояние $14,4 млрд.
- Алишер Усманов. Основатель USM Holdings. Состояние $12,5 млрд.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
После трагедии в Беслане
Со всех концов света ринулась помощь, но списки с именами жертвователей и суммами пожертвований утрачены. Погибли в затопленном подвале районной администрации, где хранились. По отчетам, каждый пострадавший получил 53 тысячи долларов. По отчетам, но пострадавшие этого не подтверждают. А чиновники говорят, что эти люди с жиру бесятся, накупили квартиры и «мерседесы», а еще и на лечение денег требуют. Но пережившие ужас и смерть близких заложники живут в старых халупах, или несколько поколений в одной квартире.
Не будем говорить о соразмерности выплат и расходов на баснословно дорогие операции. Речь о другом.
Местный банкир и парламентарий: «Если бывшим заложникам отдать все деньги, которые для них собраны, у них голова закружится».
Но голова закружилась у воров. Начальник отдела по борьбе с оргпреступностью Правобережного района, требовавший проверки распределения материальной помощи — уволен.
Чиновники взяли на себя ответственную и почетную роль распределять деньги, не им, а пострадавшим адресованные. Сами же не озаботились. чтобы предоставить пострадавшим социальные гарантии и льготы.
Замминистра республиканского министерства труда г-жа Туганова обессмертила себя заявлением: «Мы вам деньги дали, что вы еще хотите?»
Чьи деньги они дали? Свои? Чиновничьи?
Едут отдыхать в санатории, в том числе и за границу под видом детей Беслана кто угодно, только не бывшие заложники.
Полно самозванцев, которым помогают манипулирующие путевками чиновники. Набирается группа в Иорданию. 90 человек. На Беслан выделено 20 мест, это для «терактников», так на канцелярском жаргоне именуют пострадавших.
Чиновное жулье, мародеры, придумали целую теорию: «терактников» надо разбавлять «нормальными» детьми. Пропорция 1:5.
Елабужский автозавод прислал несколько десятков машин «Ока» для инвалидов. Инвалидам машины не дали, сказали, что это для семей пострадавших Семьям пострадавших сказали, что это для инвалидов.
Подаренная школьникам Беслана колонна автобусов до Беслана просто не доехала.
Гражданам России, угнанным во время войны на работу в Германию, германский фонд «Память ответственность и будущее» выплачивает денежные компенсации. А распределяет их наш «Фонд взаимопонимания и примирения».
Сравните, сколько получили бывшие рабы и сколько из немецких денег потратили на себя те, кто эти деньги распределял. Узнать можно у Людмилы Нарусовой, взявшей на себя этот нелегкий труд.
Открытое письмо простолюдинки жене Ельцина Наине Иосифовне
Наина Иосифовна, решила написать Вам именно сейчас, потому что Вы стали выходить из тени Вашего мужа и делать заявления.
При жизни Бориса Николаевича Вы мне нравились. Мне представлялась верная жена, скромная, умеющая с достоинством и скромностью себя держать. Вы именно такой и были, поэтому о Вас народ анекдотов не сочинял и не рассказывал. Вы были противоположностью жены Горбачева, это в ее адрес было постоянно направлено острое словцо.
Вы были правильной женой, поддерживавшей мужа. Сейчас Вы пытаетесь поддержать Ельцин-центр. А это не одно и то же, это уже политика, значит Вы готовы принимать на себя критику по поводу этого центра.
Ну так слушайте, моя хорошая.
Ваш муж был пьяница. Ладно бы он пил дома под Вашим контролем, он позорил страну и в этом виде подписывал государственные документы. Вредные для отечества. Ваш муж умудрился собрать в руководство русскоговорящих деятелей, ненавидящих русскую страну. Они так присосались, что до сих пор не отодрать. При Вашем муже разрушены армия и производство. Уничтожено огромное количество деревень. Ваш муж совершил государственный антиконституционный переворот. Людей тогда погибло много, просто мы не все знаем.
Ваш муж развязал внутри страны войну, в которой погибло минимум двадцать тысяч русских мужчин. Это двадцать тысяч разломанных или несостоявшихся семей. Без учета погибших с другой стороны. Сейчас мы расплачиваемся за мир и деньгами в том числе. Опять недополучают наши дети.
При Вашем муже смертность превысила рождаемость, люди голодали и теряли работу. Бастовали. Он — организатор и соучастник развала СССР. Он об этом сразу доложил американскому президенту по телефону. Если Вы не знаете, то знайте, русский народ считает его преступником, которого следовало бы судить.
Если он не ведал, что творил, то он сумасшедший. Если знал, что делает — он Иуда. В любом случае Ваш муж на сегодня — самый плохой президент России. И Ельцин-центр — это ППППР — памятник плохому первому президенту России.
Центр построили дорогой и красивый. Вот и пусть он будет местом, где молодежь будет узнавать, каким нельзя быть главе государства. И каким быть надо. Два слова про Вас, Наина Иосифовна. Если Вы — патриотка страны, а не просто хорошая жена, Вам стоит отказаться от всех получаемых из бюджета средств от растерзанного вашим мужем государства. Можно, конечно, ради справедливости оставить пенсию, например, как у меня — двенадцать тысяч рублей.
Е. И. Войтехова. 24 января 2017 г.
2 Это были люди удивительно цельные. Свой «творческий путь» Козинцев начал, расписывая чуть ли не малярной кистью вагоны агитпоездов Красной армии. Вот и фильм «Гамлет», признанный лучшей в мире экранизацией шекспировской трагедии, он называл: «Агитка за человечность!»
3 Быть может, не случайно в «Одном дне Ивана Денисовича» герой, жертва беззакония, заключенный, именно в работе ощущает возвращение себе человеческого достоинства. Вот и Андрей Синявский в своих записках о годах, проведенных в лагере, «Голос из хора» пишет о почти счастливом чувстве, испытанном после строительства своими руками всего-то табуретки!
4 На фуражке Верховного правителя России Колчака по регламенту формы еще одного, на этот раз всероссийского Временного правительства над венком из листьев тоже красовалась пятиконечная звезда. А у знаменитых песен «По долинам и по взгорьям» и «Там, вдали за рекой догорали огни…» был и белогвардейский текст, так что обе армии, и красных, и белых, и маршировали и грустили на привалах под одну музыку. Такие вот иронические рифмы сочиняет наша история.
5 Увы, просвещенный Петербург немало сил потратил в николаевские времена на спасение столицы от первой железной дороги из Петербурга в Павловск, разумеется, «дорогой и бессмысленной». Вот и Ленинград спасали от «дорогого и бессмысленного» строительства сооружений защиты города от наводнений, поименованных «дамбой», для удобства запугивания домохозяек и падких на испуг обывателей. Про этих защитников и спасателей, «шумливых и невежественных либералов, этой язвы нашего зеленого общества, убивающей в нем всякое правильное движение к свободе», писал еще Сергей Соловьев, кн. XVIII, с. 637.
6 Если существует «историческое творчество», то надо признать, что революция тоже форма исторического творчества. И надо тут же заметить, что не всякая революция — творчество. Февральская революция 1917 года — чем не революция. А где ее творческое начало? Что она создала? Переход власти из одних рук в другие еще не революция. Для парламентских заводил царь был совершенно ненужным элементом в конструкции, предусматривавшей безраздельную власть крупной буржуазии и землевладельцев, если называть, как говорится, вещи своими именами.
7 Только здесь, на Севере, в ту пору была сухопутная граница с НАТО, километров пятьдесят границы с Норвегией, больше нигде НАТО по суше с Советским Союзом не соприкасался. Именно поэтому как раз на Севере много чаще, чем на Балтике, американские самолеты-разведчики после встречи с нашими истребителями безвозвратно «удалялись в сторону моря».
8 Несостоявшаяся встреча не отбила охоту что-то узнать о человеке, к которому отец относился с уважением. Приходится пользоваться стенографическими записями разговоров с ним проф. Г. А. Куманева, воспоминаниями людей, знавших Д. Г. Жимерина.
9 Именно «святыми» предложила считать эти годы вдова Бориса Николаевича Ельцина Наина Иосифовна.
10 Примечательно, что передвигаться приходилось между воюющими, по территориям, занятым в одном случае «красными», в другом «белыми». Стало быть, и те и другие понимали: люди дело делают, на Россию работают, так хоть не мешать. Кстати, такой же своеобразной «экстерриториальностью», как мне рассказывал участник Гражданской войны, народный артист СССР Александр Гаврилович Иванов, пользовалась в то же время почта. Это совершенно невозможно при войнах между разными странами.
11 «Невозможное возможно только человеку». Гёте.
12 В ходе русско-турецкой войны 1877—1878 годов наши войска готовы были выйти к Босфору и взять Константинополь. Англия предупредила, что в этом случае высадит десант и откроет боевые действия против русских войск. При том, что сами англичане нас в эту войну, по сути дела, втравили. Да вот урок не впрок.
13 Художники остро чувствуют диалогическое «единство противоположностей». Что такое Дон Кихот и Санчо Панса, Фауст и Мефистофель, король Лир и шут, Рогожин и Мышкин… ряд может быть продолжен. Это не только диалог идей, это двухголосие самой жизни.
14 Как утверждают специалисты, Россия потеряла около 1200 тысяч тонн водоизмещения современных кораблей, 85 % из которых пришлись на эпоху правления Ельцина. Одновременно было в 5— 8 раз сокращено строительство. В результате флот потерял существенную долю боеспособности и перестал обновляться. Принудительному уничтожению подверглись 254 корабля и подводные лодки в возрасте моложе 25 лет, имевшие еще значительный потенциал. Большинство на флоте считают потерю наиболее ценных единиц фактически преступлением против обороноспособности страны. Меньшинство так не считает, считает выручку.
15 Начальником отдела наладки строймеханизмов Елиазар Евсеевич Шлом, 1890 года рождения, работал с Графтио и на Волхове, и на Свири. Свое 80-летие он встретил, как говорится, на рабочем месте. А тут Смольный развернул кампанию за омоложение кадров. Отца за старца в начальниках отдела полоскали из доклада в доклад. Как он ни пытался объяснить, что Елиазар Евсеевич не только крупнейший специалист в своей области, но и человек, за последние десять лет ни дня не пробывший на бюллетене, райком потребовал увольнения.
16 Потери США во Второй мировой войне — 450 тысяч человек.
17 В годы Великой Отечественной войны (с 1 июля 1941 года до 1 января 1946 года) были построены Челябинский металлургический и Челябинский трубопрокатный заводы, металлургический завод
«Амурсталь», Актюбинский завод ферросплавов, Богословский алюминиевый завод, Норильский горнометаллургический комбинат, Куйбышевский нефтеперерабатывающий завод, Сызранский завод тяжелого машиностроения, Южно-Уральский машиностроительный завод, Орский завод строительных машин, Уральский и Ульяновский автомобильные заводы, Алтайский и Владимирский тракторные заводы, Красноярский и Кузнецкий цементные заводы, не прекращалось строительство метрополитена в Москве, третья очередь которого была сдана в эксплуатацию в 1943 году, восстановлены и введены в действие угольная шахта Подмосковного бассейна, электростанции и предприятия тяжелой промышленности в освобожденных районах. Всего за 1943—1945 годы в освобожденных от оккупации районах были введены в действие мощности на электростанциях на 1,3 млн кВт, угольные шахты мощностью около 60 млн т угля в год, 18 доменных печей общей мощностью 3,6 млн т чугуна в год, 92 сталеплавильных агрегата мощностью 3,7 млн т стали в год, 40 прокатных станов мощностью 23 млн т готового проката в год (Симчера В. М., Федоренко Н. П. Строительство в России в XX веке).
18 Журнальный вариант.
19 http://news.mail.ru/incident/12020820.
20 http://news.mail.ru/incident/122035854.
21 http://news.mail.ru/inregions/moscow/90/incident/12422716.
22 http://news.mail.ru/incident/12540680.
23 http://news.mail.ru/politics/12798618.