Опубликовано в журнале Нева, номер 3, 2016
Крым, я
люблю тебя. 42 рассказа о Крыме: Сборник рассказов /
А. Битов, М. Елизаров, Р. Сенчин, В. Левенталь и др. Сост. Ирина Горюнова. — М.: Эксмо, 2015. — 544 с. (Мастера прозы).
42 рассказа, 36 писателей разных по возрасту, по убеждениям,
по взглядам, по стилистике — от мэтров нашей литературы до начинающих. И у
каждого — своя крымская история, действие которой может происходить на
побережье, в горах, в степях Крыма. Преобладает всетаки
побережье, знакомые и знаковые места: Ялта, Евпатория, Гурзуф. И, конечно же, артистическибогемный Коктебель, окутанный аурой культуры
Серебряного века, с особым волошинским миром (В.
Харченко «Коктебельские истории; И. Горюнова «Фаина»; Л. Поникаровская «Десять
и один день в Коктебеле»; Т. Успенская (Ошанина) «Мой
Коктебель»). В эти места обетованные герои рассказов съезжаются со всей России,
с Украины, из Белоруссии. Ктото провел там всю
жизнь, ктото только мечтает о поездке, как
учительница из таежного поселка (Р. Сенчин «Морская
соль»). А вот В. Гуга обнаружил свой Крым в Москве
(рассказ «Субтропики»), где из названий улиц, бульваров складывается
Черноморское побережье Москвы, и взглянул на него глазами ребенка 80х годов. И
всетаки место действия — Крым. Временные рамки
неограниченны: исторические экскурсы соседствуют с днем текущим, как, например,
у В. Левенталя («Император в изгнании»). Впрочем,
«день текущий» — понятие растяжимое, ведь начинается он с рассказа А. Битова о Ялте 1946 и 1967 годов и Коктебеле 1996го. Если
брать сборник в целом, то можно выделить «возрастные» срезы, относящиеся к
героям рассказов. Трогательные детские рассказы (А. Ульянов «Побег для двоих» —
запретное приключение двух шестилетних мальчишек, отправившихся в
самостоятельный поход на море, где один из них назначил свидание с девочкой; С.
Шавалиева «Игры с рыбой»; Е. Степанов «Школьники из
Евпатории»). Бесшабашная юность с ее тягой к «приключениям»: А. Комарова
«Дикари»; А. Коровин «Крымские сновидения» — молодость, вино, любовь. Хотя… М. Шмыреву («Дороги с птицами на проводах») 90е годы
запомнилось как время, когда перегородка между жизнью и смертью истончилась,
что чувствуют задиристые юные археологи. Для героев зрелого возраста пребывание
в Крыму дает возможность вернуться в места своего детства (М. Ануфриева «Стерва»), юности (Р. Волков «Крымская колыбельная»), заново
переосмыслить всю свою жизнь (Я. Амис «Крымский
пейзаж на счастье»; М. Йоргонсен «Икрымырим»).
Крым — это полуостров любви, встреч и разлук, историй, способных перевернуть
жизнь (Л. Поникаровская «Десять и один день в Коктебеле»), и случайных интрижек
(рассказы М. Елизарова и Ф. Нагима). Место, где
происходят тривиальные мелодрамы и нешуточные трагедии (И. Говоруха
«Танго»; О. Яворская «Мидии, устрицы и шайтан»; А. Явный «Крым»). Место, где
рождаются странные, мистические фантазии (А. Грановский «Анжелюс»;
А. Романов «Глубина»). Место, где случаются экстремальные ситуации
(впечатляющий рассказ М. Елизарова «Зной» — переход человека через выгоревшую
травяную пустыню, когда в солнечном великом огне рассыхается степь; рассказ А.
Грановского «Линза» о группе искателей приключений, запертых трупом товарища в
горной трещине; «Последняя крепость» П. Беседина о мужчине и мальчике,
скрывающихся от бандитов). Составитель сборника
Ава
Назаров. Исповедь перед… Автобиографическая повесть.
Симферополь:
Издательство «ООО „Доля”», 2015. — 168 с.; ил.
Ава Назаров сумел преодолеть тяжелое онкологическое
заболевание, сохранить светлое мировосприятие и в семьдесят лет жить в глубоком
смысле этого слова. Секрет своей жизнестойкости он поясняет так: «Самое главное
— научиться верить в себя, в свои силы и всегда надеяться в первую очередь на
себя». Преодолевать физические и психологические трудности он учился в детстве,
в родной для него Ялте: «Морское детство и боксерский ринг сделали из меня сильного
человека». Уже давно нет той старой, провинциальной курортной Ялты с
одноэтажными и двухэтажными утопающими в зелени домами, с узкими татарскими
улочками, уходящими от моря вверх в горы. Цивилизация почти поглотила этот
запечатлевшийся в памяти райский уголок детства, изменив провинциальный городок
до неузнаваемости. Но свежи детские впечатления: автор зримо, красочно, со
знанием деталей воссоздает привычное для «детейамфибий»
черноморского побережья бытие, точно и выразительно передает их ощущения. Как
худенькие, с посиневшими губами от длительного купания в любую погоду — и в
штиль, и в шторм — они ныряли, доставая со дна моря рапаны.
Как, царапая до крови пальцы, срывали с подводных камней мидии, как ловили
крабов на табачные иглы. Как стремились оживить выброшенных штормом на берег
умирающих дельфинов. Рассказывает, как готовить «дары моря» на костре, как
бороться с волной, возвышающейся над тобой на полтора метра. Острые ощущения и
возрастающий азарт мальчишки испытывали не только во время единоборства с
морской стихией, но и при восхождении на отвесную скалу, откуда низвергался
водопад. Он хорошо помнит развлечения ребят послевоенных лет: игры в войну,
«партизанские штабы», игры в «жестянку». Помнит, как в послевоенном городке
дети зарабатывали деньги на мороженое и на билет в кинотеатр под открытым
небом, проникали на территорию санатория в спортивный городок, осваивали дикие
— ныне окультуренные — парковые зоны. «Самое прекрасное, яркое ощущение дает
только детство. Опыт преодоления первых препятствий маленьким человеком
впоследствии делает его мужчиной». А. Назаров рассказывает и
о негативном влиянии на юных ялтинцев житейской курортной «бреди»,
праздношатающихся по набережной толп людей, разгоряченных крымскими винами.
Подлинный Крым, познанный изнутри, предстает перед читателем. Второй страстью,
после любви к морю, являлась страсть к чтению. То, что автор читал хорошие
книги, видно и по тексту: прекрасный язык, богатый лексикон, умение красиво и
точно выразить мысль, эрудированность. Поэтично живописует он многогранную
красоту Крыма; любовно пересказывает легенды Крыма о знакомых с детства местах,
скалах, камнях; с высоты собственного опыта переосмысливает судьбы любимого
писателя А. Грина и его жены, давая зрелые оценки их отношениям. «Мне кажется,
окунаясь в воспоминания детства, я черпаю оттуда силы, продлевая тем самым свою
жизнь», — пишет А. Назаров и надеется, что нечто подобное ощутит и читатель. И
это — одна из целей создания книги. Есть и вторая: рассказать о своем роде,
своей семье, чтобы потомки не были Иванами, не помнящими родства. И тут,
конечно, удивительная вязь судеб. Отец — Рафаил Разилович
Назаров, личность колоритная, неординарная. Сын горского еврея и татки (таты —
народность иранского племени), он родился в горном ауле Дагестана, был среди
первых комсомольцев Дагестана. Потомственный стеклодув, приобрел
профессиональную болезнь — хронический туберкулез, направлен в Ялту. Там
занимал ответственные должности. Руководил подготовкой к Ялтинской конференции
1945 года разрушенного и разграбленного фашистами Ливадийского
дворца, восстановлением дорог, расчисткой территории. Стал первым директором
санатория, образованного в Ливадийском дворце после
конференции. На замечание соседа, что, будучи другом первого секретаря
Дагестанского обкома партии, он живет слишком скромно, отреагировал гневно: «Я ныкогда нэ брал взятка! Я жил и
всегда был честным чэловеком! Я не хотэл сидэть турма.
Меня уважают хорошие люди. Я — счастливый человек. А ты — глупый сын!» А.
Назаров рассказывает и о кавказской родне отца, и о матери, уральской казачке в
десятом поколении из Челябинска Надежде Петровне Болотовой,
о своих братьях и сестре. Пишет о том, что думали, как работали, как жили его
родители, как воспитывали своих детей, закладывая в них представление об истинных
ценностях и культуру поведения. «Любили окружающую природу, музыку, ценили и
уважали кусок хлеба, заработанный собственным трудом, не ворованный. И были понастоящему счастливыми людьми». Есть у этой книге у
автора и третья цель: запечатлеть опыт собственной жизни. Он родился в 1943
году в эвакуации в Челябинске, детство и юность провел в Ялте, служил в рядах
Советской армии под Курском, окончил Московскую ветеринарную академию, где
серьезно увлекся генетикой. Он вспоминает о студенческой жизни, о друзьяхтоварищах по армии, по академии, о работе в
подмосковном совхозе Рузского района зоотехникомселекционером
и — с 26 лет — главным зоотехником большого колхозамиллионера
в Крыму. Конкретно, детально повествует о мощной сельскохозяйственной индустрии
Крыма советских лет, где культура производства была много выше подмосковной, об
огромной ответственности и нагрузке, возложенной на него лично. «Была такая
борьба за производительность труда и успехи в животноводстве, которую можно
было сравнить только с битвой за выживаемость во время эпидемии ящура и других
заболеваний. …Я пишу об этом так подробно для того, чтобы стал понятен наш
образ жизни тем, кто не застал то время, не знал его. Существовали суровая
дисциплина, ответственность за порученное дело, и спрос был очень жесткий».
Преступлением считает он, что за двадцать лет после развала СССР без войны
уничтожили практически всю производственную базу огромной страны.
Восстанавливать утраченное придется не одному
поколению. Он счастливый человек: у него любящая и любимая жена, трое сыновей,
внуки. Размышляя о своей судьбе, А. Назаров делает немало поучительных выводов,
вот один из них: «Две не исчезающие, постоянные ценности на земле — это природа
и музыка. Остальное все (вещи, деньги и прочее) — мимолетное, проходящее». Это
очень светлая, умная книга.
Андрей
Осташко. Путь в Святогорье. — Севастополь: Дельта,
2015. — 340 с.: ил.
Из авторского предуведомления к книге: «Святогорье
— в былинах и эпосе, легендах и преданиях это Сакральная Страна Священных Горных
Вершин. У разных народов и в разных Сторонах Света — своё Святогорье,
побывав в котором, буквально причащаешься Божественными Энергиями, Сакральными
Знаниями, Священными Рощами и Святыми Водами. Когото
в Святые Горы заносит Судьба, а ктото туда совершает
Паломничество целенаправленно…» Андрей Осташко свои паломничества совершает
целенаправленно, приобщая к Божественным энергиям и к Сакральным знаниям тех,
кто идет за ним. Он, профессиональный экскурсовод и гидпереводчик,
живет и работает в Севастополе, разрабатывает концептуальноисторические
туристические маршруты, много путешествует, снимает кинофильмы, устраивает
фотовыставки, является организатором и руководителем туристического клуба
«Одиссей» и соучредителем этнического шоу кавказских танцев в Крыму —
«Черкесское застолье». Печатается в журналах, пишет книги. В этой книге он
обобщил статьи и очерки, написанные в разное время и в разных местах. Гдето это описание событий, происходивших в глубине веков
и не так давно, а гдето его собственный опыт,
пережитый в странствиях, но чаще всего древняя история и собственные
впечатления объединяются в единое целое. Так было во время исследовательской
поездки в Анатолию, в турецкий город Изник, более
известный всему христианскому миру как Никея, — там
был возведен первый на планете храм Святой Софии и прошли Первый
(325 год) и Седьмой (787 год) Вселенские соборы, там сохранились римские,
христианские и мусульманские святыни. Так было и во время путешествия на Лунный
полуостров, Синай, с такими притягательными местами,
как гора Завета и монастырь Святой Екатерины. И при посещении Святогорской лавры, что стоит на правом берегу Донца, в
высоких меловых горах. Но центральной, стержневой темой книги являются всетаки древние и загадочные земли Кавказа и Тавриды, территория
вокруг Понта Эвксинского
(нынешнего Черного моря), циркумпонтийская зона, что
издавна была неким этническим «котлом». Этот «котел» кипел на протяжении
тысячелетий, здесь смешивались автохтонное население и многочисленные
миграционные потоки, результатом чего стало рождение новых многих народов, одни
канули в бездне веков, как киммерийцы, скифы, тавры, русырусколаны, другие, унаследовавшие их гены, существуют
и поныне. Крыму, «Полуденному краю», посвящено немало страниц — это и
исторические народы и племена, контакты цивилизаций, и
средневековое христианское княжество Феодо2ро на югозападе
Крыма со столицей в городе Мангупе, существовавшее в
XII–XV веках, и Крымское ханство. Это и древние горные святилища Крыма, где
пересекаются силовые линии планетарного масштаба; пещеры и урочища; сакральные
окрестности Черной речки, что катит свои воды вдоль Мокрой Луговины к Ахтиарской гавани Севастополя, и самой полноводной в Крыму
реки Бельбек; еврейская крепость Чуфуткале
и дворец и мавзолеи Бахчисарая; руины крепостейгородов, погибшие и действующие храмы и монастыри… Не все увидит, не все поймет непосвященный… Как потомка козаковчеркасов А. Осташко особо интересует уникальная
черкесская цивилизация, развивавшаяся в течение тысячелетий на Кавказе. Черкесы
(адыги) и близкородственные им убыхи,
абхазы и абазины являются древнейшими жителями Кавказа и хранителями уникальной
духовной традиции черкесов — Хабзэ. А. Осташко
исследует, как, из каких этнических групп складывалась
единая адыгейская народность с единым языком и самосознанием. В сфере его
внимания история, быт, традиции и верования черкесов, их древние ритуалы и
кодексы чести, общественное устройство и сословная иерархия. Черкесия, утверждает автор, создала совершенную
материальную и воинскую культуру со своим Кодексом Воина, по своему уровню
превосходившую многие европейские и азиатские страны. На мировую арену
воинственный и благородный кавказский народ — черкесы — вышел в эпоху
средневековья. С XIII века черкесские воинымамелюки
появляются в Египте, а к XIV веку создают мощное процветающее государство — Мамлюкский султанат, протянувшийся по Северной Африке — от
Гибралтара и до Сирии с Ираком. Шли века. Черкесы верой и правдой служили
османским султанам, польским королям, московским царям, а также стали, по сути,
организаторами днепровского и донского казачества. Война являлась неотъемлемой
частью культуры черкесов, и А. Осташко подробно рассказывает о воинских
традициях черкесов, в том числе и о «набегах». Кавказская война, длившаяся
почти 101 год, полностью уничтожила быт черкесов и саму Черкесию,
от общего адыгского этикета осталась только половина, но традиция «уорк хабзэ» преимущественно
сохранились. И это, по мнению автора, проявилось во время грузиноабхазской
войны 1992–1993 годов, когда потомки черкесских князей и уорков
возглавили абхазское сопротивление: рыцарский кодекс «Адыгэ
Хабзэ» («Черкесский обычай») не позволил развиться
военному беспределу. А. Осташко предлагает правильно
задействовать генетическую предрасположенность черкесов к воинскому ремеслу и
возложить на них миссию — образовать «пояс безопасности» на Кавказе. Он так же
уверен, что в нашем обществе мало известно о народе
черкесов, а имеющаяся информация достаточно искажённа. Так, белым пятном,
обойденным учеными и краеведами в своих работах, оказалась почти тысячелетняя
история пребывания черкесов в Крыму — с VII века вплоть до падения Крымского
ханства в 1783 году. А ведь даже само название
полуострова — «Крым» — адыгское и переводится как «скалистый берег». В своих
разысканиях А. Осташко использовал черкесские предания и византийские хроники,
труды арабских, персидских и византийских географов, «Книгу Ярилы»
и «Книгу Велеса», повествующие о дохристианской истории Руси. А также сообщения
европейских разведчиков минувших столетий, информацию экспертов, наработки
современных археологов. В свою книгу он включает и статьи единомышленников,
позволяющие в необычном ракурсе увидеть знакомое и неизвестное. Как потомок
героев Великой Отечественной войны он не мог не включить в свою книгу рассказ о
битве за Кавказ 1942–1943 годов: хроника военных операций, состав войск Третьего рейха и СССР, командующие с обеих сторон,
деятельность засекреченной оккультной организации «Аненэрбе»
Третьего рейха на Кавказе. Обращаясь к прошлому, А. Осташко реанимирует нашу
генетическую память, без которой народ, нация существовать не может.
Кирилл
Фролов. Сакральные смыслы Новороссии: церковные и цивилизационные расколы в Новороссии,
на Подкарпатской Руси и Украине. — СПб.: Алетейя, 2015. — 402 с.
Происходящее в Украине и Новороссии
Кирилл Фролов, глава Ассоциации православных экспертов, заведующий отделом по
связям с Русской церковью и православным сообществом Института стран СНГ,
рассматривает в первую очередь как конфликт религиозный и цивилизационный,
в котором Новороссия встала на защиту русского
православного самосознания. Этот конфликт между униатской Галичиной
и православной Малороссией (Центральной Украиной), Новороссией,
Таврией и Подкарпатской
Русью имеет глубокие исторические корни. И от исхода противостояния между западно и восточнохристианской
цивилизациями, линия которого пролегла через Украину, во многом зависит как
геополитическая ориентация Украины, так и судьба восточнославянского единства,
одной из главных опор которого является Русская православная церковь. Автор
совершает экскурс в историю и, опровергая масштабные исторические
фальсификации, подробно пишет о том, кем и когда обустраивалась Новороссия, кто заселял земли Дикого поля, где и кем
возводились города, строились дороги, заводы, верфи. Но еще более чем
«светская» составляющая истории, для него важна история духовная, религиозная:
феномен униатства, легший в основу украинской идеи; не прекращающиеся с начала
XVII века попытки отделить Украинскую церковь от Русской; разрушительная деятельность
псевдоцерковных раскольнических группировок. И
история православного Сопротивления, борьба православных за право исповедовать
свою веру, как, например, карпаторусское возрождение
и его разгром в начале XX века. М. Грушевский, которого невозможно заподозрить
в симпатиях к «русскому миру», констатировал, что «москвофильское
движение охватило практически всю тогдашнюю интеллигенцию Галичины,
Закарпатья и Буковины». В конце XIX — начале XX века
именно в галицийских селах стали в массовом порядке
появляться памятники Пушкину. Что мы знаем о Галичине?
А ведь именно коренной галичанин святитель Петр был идеологом объединения
русских земель вокруг Москвы, Галицкая Русь — это родина знаменитых
православных братств, сыгравших особую роль в национальноосвободительной
борьбе русского народа, оплот православия и общерусской культуры в условиях латинопольской оккупации. Книга изобилует фактами,
свидетельствующими о неразрывном единстве Западной, Восточной, Южной Руси. Так,
преобладающую роль в создании общерусского литературного, «книжного» языка
сыграла ЮгоЗападная Русь: грамматика, лексика,
орфография, первые церковнославянские и русские словари созданы в Львове, Киеве
и Вильне. Так, одной из целей никоновских
богослужебных преобразований были не «реформы ради реформы» и не «нелюбовь к
старому обряду», а унификация богослужения в Великороссии и Малороссии как
элемент воссоединения исторической Руси. Чтобы проследить, как Галиция стала
униатской и антирусской, автор обращается к истории русскопольских
отношений XVII века. Много в книге выдержек из трудов отцов церкви, историков,
филологов, ученых, порой несправедливо забытых. Среди них
галичанин иеродиакон Захария Копыстенский,
автор антиуниатского богословского трактата «Палинодия» (
Николай
Доненко, протоиерей. Новомученники
Феодосии: Священномученик Андрей Косовский, Преподобномученник Варфоломей (Ратных),
Священномученник Иоанн Блюмович;
Феодосия, Судак, Старый Крым в годы воинствующего атеизма, 1920–1938. 2е изд.
— Симферополь: Н. Орiанда,
2015. — 320 с., ил.
Протоиерей Николай Доненко — автор
ряда исследований о новомучениках и исповедниках
Русской православной церкви, пострадавших за свои убеждения в 20–30‑е
годы прошлого века. Многие из них были прославлены в лике святых на Юбилейном
соборе РПЦ. В этой книге Н. Доненко реконструирует
церковную жизнь города Феодосии, начиная с террора 1920 года по 1938й, когда
практически все православные храмы были закрыты, а многие уничтожены. И если до
революции в Судаке действовало не менее ста церквей, то к середине 20х годов
осталась однаединственная — Покрова Божьей Матери.
Только с 1 по 25 мая 1930 года в епархии Крыма власти закрыли 11 православных
церквей. Священников и церковных активистов преследовали: заключали в тюрьмы,
отправляли на поселение в северные края, казнили. О трагических судьбах этих
ярких, незаурядных людей и повествуется в этой книге. Ктото
из них открыто выступал против новой власти, ктото
пытался сохранить лояльность, но уже по факту своей «непрогрессивной» и
«контрреволюционной» сути все они оказывались врагами. А несдавшихся
врагов, как правило, уничтожают. Наиболее страшным временем для города
оказались 20е годы, когда в целях «восстановления полного революционного
порядка» развернулся массовый террор: тысячи арестованных, тысячи
расстрелянных, утопленных в море. Тотальный грабеж — люди опасались выходить на
улицу в приличной одежде. Массово расстреливали и духовенство, так, просто за
принадлежность к духовному сословию был казнен и феодосийский священник Андрей
Косовский (1878–1920). В апреле 1921 года расстрелы пошли на спад. По некоторым
подсчетам, за полгода в Феодосии было расстреляно от 6 до 8 тысяч человек. В
декабре 1920 года в Феодосии началась продразверстка, а с ней и разрушение
традиционного крестьянского уклада, на Крым обрушился голод, людоедство
являлось обычным делом. В 1922 году самой значительной фигурой в церковной
жизни Феодосии стал протоиерей Владимир Поляков, настоятель АлександроНевского
собора. Он, выражая общее недовольство установившимися порядками, открыто
выступал против новой власти, «дьявольской» и «разбойничьей»: «В настоящее
время правят православными христианами антихристы, которые продали православную
веру антихристу». На его проповедях верующие впадали в истерику, падали в
обмороки, рыдали. Кроме того, он выступил против начавшегося изъятия церковных
ценностей и против обновленческой церкви, последователи которой отказались
признавать над собой власть патриарха Тихона и пользовались поддержкой
официальной власти и различными привилегиями. Обновленческий раскол
инициировала советская власть: он подрывал церковное единство и разбивал
верующих на противоборствующие фракции. Н. Доненко
подробно освещает влияние этого раскола на жизнь религиозных общин, по его
словам, это были годы для церкви особенные, полные великих испытаний и
всевозможных противоречий. В. Полякова в 1923 году арестовали и выслали из
Феодосии. На смену сосланным и расстрелянным священнослужителям приходили
другие, и они, зная, что могут лишиться дома, семьи, друзей, выступали за патриарха
Тихона и против обновленческой церкви. Карательный аппарат совершенствовался в
своей работе: священников обвиняли в участии в несуществующих преступных
организациях, в связях с заграницей, в шпионаже. И снова аресты, ссылки,
расстрелы. Суровая действительность не предполагала долгой жизни
священнослужителей, посмевших, вопреки духу времени, засвидетельствовать свою
веру. Книга строится на архивных материалах: протоколы допросов, обвинительные
заключения, воспоминания, дневники, свидетельства очевидцев, переписка
православных священников, которую отслеживали чекисты. Обилие этих материалов
позволяет сквозь десятилетия услышать живые голоса участников драматических
событий, понять их характеры, ход мыслей, почувствовать ауру времени.
Трогательны, пронзительны воспоминания жены священника Анатолия Воронина
(1903–1950), рассказывающей о мытарствах своих и мужа. Трагична
судьба греческой православной общины Введенской церкви, закрытой в
апреле 1937 года. Церковная двадцатка во главе со священником обратилась с
жалобой на имя председателя ВЦИК и прокурора Феодосии, к греческому консулу в
Москве и — через моряков, нередко посещающих Феодосию, — к греческому королю.
«Активистов» арестовали, обвинив в принадлежности к «контрреволюционной
организации, поддерживающей связь с консульством одного иностранного
фашистского государства». Нелепы вопросы следователя, обращенные к священнику
Греческой церкви Федору Феодори, уроженцу Крыма: «Из
каких источников вы узнали о наличии греческих церквей и греческих священников?».
Нелепы, но всю двадцатку объявили шпионской
организацией. Подданных СССР расстреляли, являвшихся подданными Греции и Турции
выслали в Северный край. Поразителен в своих ответах кроткий
и незлобивый преподобномученик Варфоломей (Ратных).
Его арестовали по доносу сексота за слова: «Да, все
плачет, плачет мир и будет еще плакать». Следователь поинтересовался: «Отчего
же плачет мир?» Священник прямо ответил: «От скорби, приключенной ему от
советской власти». Но не признал это контрреволюционной агитацией: «Ведь это же
сущая правда, говорю, что есть, что вижу». 10 февраля 1938 года его расстреляли
по приговору тройки НКВД Крымской АССР. Неутомимых сексотов, как трудолюбивые пчелы, несших в ГПУ всю
доступную им информацию, лжесвидетелей было множество. Но в книге рассеивается
и миф о легкости, с которой православные отказались от своей веры и церкви.
Паства собирала подписи в защиту священников, уже точно зная, что за эти
официально не разрешенные действия придется отвечать, ходатайствовала перед
властью, выступала против закрытия церквей, собирала деньги для уплаты
непомерных налогов, поддерживала служителей церкви материально, особенно когда
с потерей приходов священники и их семьи обрекались на голодную смерть.
Значительное число фактов и обстоятельства исповеднической жизни и мученической
кончины святых освещаются автором впервые и помогают осознать грандиозный
масштаб исторической драмы, постигшей наше Отечество. Уникальны фотографии:
старинные храмы, большинство из которых не дожило до наших дней, красивые,
значительные лица священнослужителей.
Валентина
Ходос. В загадочной дымке Тамани. — Севастополь:
ИПТС, 2015. — 148 с.; ил.
Эти многолетние литературные заметки, посвященные 200летней
годовщине со дня рождения Михаила Юрьевича Лермонтова, по словам писателя
Валентины Ходос, не претендуют ни на академическое
изыскание, ни на открытие какихто новых «горячих»
аспектов в освящении творческого и жизненного пути поэта. Центральная тема —
Тамань, где в сентябре 1837 года Лермонтов, посетив «маленький приморский
городок по казенной надобности», провел три дня. Его наблюдения за это короткое
время — пейзаж, лица и характеры местных жителей, события — легли в основу
повести «Тамань», которую В. Белинский назвал «жемчужиной русской прозы». В. Ходос интересует все: что представлял собой городок, где в
ожидании почтового судна Лермонтов задержался на несколько дней, дом, где он
жил, реальные обитатели дома — прообразы героев повести Лермонтова. Среди этих
героев и такое историческое лицо, как контрабандист Янко,
есаул Азовской казачьей флотилии Яков Барахович и
даже та самая ундина. Каким же увидел Лермонтов
основанный в древности греками город Гермонасс,
русскую Тмутаракань, где в X веке княжил сын Владимира Святого храбрейший
Мстислав, что победил в единоборстве касожского князя
Радедею? Увы, в 30е годы XIX века основанная при
Екатерине крепость на месте разрушенной турецкой утратила всякое значение и
находилась в запустении, и только очертание валов и подобие рвов
свидетельствовали о том, что здесь когдато стояла крепость.
Расследование фактов, которым занималось не одно поколение исследователей,
превращается в увлекательнейшее повествование. В. Ходос
совершила две поездки в Тамань, в августе 1971 года и осенью 1984го, и сумела
почувствовать ауру этого места, где запах йода от выброшенных на берег
водорослей считают ароматом морских фиалок со дна морского, которые
расшалившийся Нептун целыми охапками выбрасывает на берег влюбленным. Сумела и
красочно преподнести информацию о том, как создавался лермонтовский
музейный комплекс в Тамани, какие научноизыскательские
работы проводятся там, какие памятники открыты в городе, что такое уникальный
Музей лермонтовской книги. За пределы темы,
вынесенной в название, автор выходит: прослеживается последующий творческий и
жизненный путь поэта: второе пребывание в Тамани (1840 год), служба на Кавказе,
военные подвиги сначала корнета, а затем и поручика Михаила Лермонтова, встречи
с декабристами, поездки в Петербург и Москву. Лермонтов на театре военных действий,
в светском обществе, в литературных кругах. Публикации произведений поэта, прием
их читающей публикой, отклики критиков, литераторов, пришедшая к поэту слава. Значительное
место отводится откликам писателейсовременников и потомков
о «Тамани». И неизбежны стремления автора ухватить особенности эпохи, в которую
жил Лермонтов, проникнуть в загадочный лермонтовский мир.
В. Ходос сумела избежать сухости в изложении материала.
Она использует выдержки из мемуаров современников поэта, выдержки из дневников,
писем, критических отзывов, работ исследователей, начавших собирать материалы о
поэте еще в XIX веке, когда еще жили знавшие его. Цитирует строки из произведений
и записей самого поэта. Острота лермонтовской мысли животрепещуща
и сегодня. «…Жалкий человек. // Чего он хочет!.. небо ясно, // Под небом места много
всем, // Но беспрестанно и напрасно // Один враждует он
— зачем?» («Валерик»). «У России нет прошедшего: она вся
в настоящем и в будущем. Сказывается и сказка: Еруслан
Лазаревич сидел сиднем 20 лет и спал крепко, но на 21ом
году проснулся от тяжелого сна и пошел… и встретил тридцать семь королей и семьдесят
богатырей и побил их и сел над ними царствовать… Такова
Россия!» (Из записной книжки поэта). Пожалуй, не всегда уместен публицистический
пафос: немногочисленные эскапады, связанные с современными событиями, и гневные
энциклики в адрес Николая I как гонителя поэта, требующие логических обоснований.
Зато очень своевременно автором поднята проблема воспитания человека, личности.
Умение размышлять, постигать основы человеческого бытия, любовь к классической литературе
В. Ходос получила от школьной учительницы. «Усвоенное в детстве, как высечено из камня». Среди высказываний
о поэте помещено в книге и такое: «Я не знаю языка лучше, чем у Лермонтова. Я бы
так сделал: взял его рассказ („Тамань”) и разбирал бы, как разбирают в школах, —
по предложениям, по частям предложения… Так бы и учился
писать» (А. Чехов). «Не правда ли, — задает вопрос В. Ходос,
— дельное предложение и для нашей современной школы, несколько подрастерявшей за
два с половиной десятилетия изза упорного насаждения
инородной культуры и литературы значение для нас русской классической литературы?!»
И своим «ненаучным» исследованием, написанным страстно, проникновенно, расчищает
ступеньку к постижению творчества поэта, которого считает вторым по значимости русским
поэтом.
Редакция благодарит за предоставленные
книги
СанктПетербургский Дом книги (Дом Зингера)
(СанктПетербург, Невский пр., 28,
т. 4482355, www.spbdk.ru)