Опубликовано в журнале Нева, номер 3, 2016
Екатерина Николаевна Боярская родилась в Ленинграде,
Окончила театроведческий факультет ЛГИТМиКа. Работала
лектором в Ленконцерте. Занималась литературными
переводами. В 90е годы хобби (гидпереводчик)
превратилось в основную работу, а профессия (театр) трансформировалась в
хобби. Основные публикации: сборник
рассказов «Амулеты любви» (изд. «БорейАрт», 1999
год), «Боярские. Театральная династия» («ОЛМА», 2007, 1е
издание; 2012, 2е издание; 2013, 3е издание. Специальный
диплом лауреата Всероссийской историколитературной
премии «Александр Невский» в номинации
«Родословная»). Живет в СанктПетербурге.
Анекдот:
умер гид. Лежит в морге, а его все не хоронят и не хоронят. Почему, спрашивается?
Умер-то умер, но говорить еще не перестал.
Питер —
туристическая мекка. А какой
же туризм без гида? Вспоминается фильм «Английский пациент», когда
грустный-грустный Рэйф Файнс
рассказывает: решил осмотреть древний город Файя,
нанял машину и гида. С машиной все ясно, едет себе и едет по пустыне. Гид
молчит всю дорогу. Девять часов. Доехали. Гид вышел из машины, выпростал руку и
произнес одно слово: «Файя». Потом в обратный путь.
Тоже молча.
Не
таковы питерские гиды. Сама дружу с этой профессией со школы. В нашей 213‑й «с изучением ряда предметов на английском
языке» был удивительный предмет — гидовская практика. Вела его Наталья
Константиновна, гид-переводчик Интуриста. По тем временам — практически
пришелец из космоса. Нет, учителя английского у нас были прекрасные: Нина
Ивановна, Людмила Прокофьевна. Мы их обожали, и в
школе они считались элитой. Но с теми, кто именуется таинственным термином
«носители языка», эти женщины общались считанные разы. А вот Наталья
Константиновна — та с этими носителями была вась-вась,
приходила на урок, только-только стряхнув с себя иностранный флер. Молодая,
одетая неформально: кофточка «лапша» с короткими рукавами, юбка чуть короче,
чем положено, через плечо — синяя сумочка с надписью «Intourist»
— мечта всех иностранноговорящих девчонок.
Целый
год мы долбим с ней простейшие варианты экскурсий по Эрмитажу и по городу. И
вот наступает час Х. С середины мая пару-тройку раз в наш порт заходят два
громадных круизных лайнера: «Nevassa» и «Uganda». Нас, о радость, отпускают с половины уроков, нам
завистливо смотрят вслед — не только из-за уроков, но и потому, что мы сейчас
соприкоснемся с «потусторонним миром». Мы — в наших коричневых и серых школьных
формах, пропотевших от страха, — едем в порт. И
из последних
сил талдычим по дороге: «My name is Katya (Vasya, Masha, Petya), I am a student of
Мы
стоим на причале, пытаясь приветственно улыбаться, как нас и учили, — и вот
потенциальные клиенты выходят на сушу… Это надо было
видеть. Загнивающий развратный манящий недоступный капитализм во всей красе.
Появляются, как в кино, девчонки — может, всего на год или на два старше нас:
короткие-короткие яркие юбочки, яркие блузочки, расстегнутые донельзя, — и
каждая вторая курит на ходу (да!). Туфли на платформе (до нас эта мода дошла,
но, как водится, позже). Многие в обнимку с парнями, — а парни в
умопомрачительных джинсах «Levis». Одна девчонка —
помню до сих пор — засунула руку в задний карман джинсов своего парня, так и
идут! Эротический шок.
А мы
тут жмемся друг к другу, но совсем не эротично — такие серо-бурые мышки. Другой
мир, другая планета. Их, видимо, тоже инструктировали — они милы и приветливы,
стараются ничему не удивляться. Набиваются в автобусы, хохочут, многие кладут
ноги на спинки передних кресел — капитализм, именно такой, как рисуют в
карикатурах журнала «Крокодил». Тут же начинают обниматься с удвоенной силой и
даже целоваться… И вот как тут вести экскурсию —
выдавить из себя даже то, что выучил наизусть (а это почти все)?
Но
главный шок наступает, когда на первой же foto stop они обращаются к нам,
робко кучкующимся у автобуса, с какими-то вопросами…
Мы их не понимаем! То есть мы слышим, что говорят они явно на английском,
который мы штудировали со второго класса, — Шекспира в оригинале! Слушали на
пластинках, как Лоуренс Оливье читает монологи, — там
был непростой, но английский язык. А в речах наших клиентов проскакивают разве
что отдельные знакомые слова — но не складываются в предложения. Мало того, мы
слышим что-то неприличное, типа «O, еее…». Мама
дорогая, это что ж такое, это как же так? А причина — та самая: отсутствие
контактов с носителями. И даже Наталья Константиновна не могла тут помочь, хотя
учила нас отдельным идиомам и ходовым словечкам. Наши дорогие
учителя английского учили нас классическому языку, а эти детки — из Австралии,
Новой Зеландии, Уэльса, из разных штатов Америки, не говоря уж о Шотландии, —
изъяснялись на каком угодно, только не на классическом английском.
И позднее, став профессиональными гидами, мы поначалу
сталкивались с той же проблемой. В первый день шпаришь свои монологи, стараясь
не дать клиенту возможности заговорить, на их вопросы только кивая и мило
улыбаясь. На второй день вроде прорезывается какое-то понимание. На третий уже
можешь общаться, но они уезжают, и ты выходишь на другую группу, где все
повторяется снова. Годы — не преувеличиваю — годы (у меня, во всяком случае)
ушли на то, чтобы понимать с ползвука даже пришельца с Марса. А тогда для нас
эти парни и девчонки и были пришельцами. Надо сказать, что в то время начали
выпускать на ПМЖ в Израиль, и чуть не половина нашей школы оказались в итоге в
Америке. (Звучит абсурдно, но все поняли.) Думаю, гидовские уроки сыграли в
этом не последнюю роль. Нашу директрису, милейшую Людмилу Владимировну,
говорят, выгнали из партии за отсутствие патриотического воспитания.
Как-то
пережили мы эти стрессы, справились худо-бедно с экскурсиями, вскоре
разбежались по вузам. Далеко не все по языковым, но никто не хотел терять свой
«инглиш», и, закончив уже профессиональные «взрослые» курсы гидов-переводчиков,
некоторые из нас пришли в Интурист на временную работу. После второго года
обучения в любом вузе, пройдя собеседование по языку, можно было идти на
интуристовские курсы.
Учили
нас всерьез. Два полноценных семестра — были дневные курсы, были вечерние. По
три-четыре раза в неделю, несколько часов занятий с гидами Интуриста, а по
выходным — походы в Эрмитаж, обкатка экскурсии по городу, выезды в пригородные
дворцы. Масса информации, масса новой терминологии, работа с документами —
ваучерами и так называемыми книжками подтверждения — как бы виртуальными
деньгами. Совмещать с учебой в институте было непросто. Но зато месяцок в каникулы можно поработать гидом-переводчиком.
Сейчас
удивляюсь: как в нашей идеологизированной стране, за
«железным занавесом», меня, 18-летнюю девчонку, оставляли один на один с целым
автобусом американцев? Видимо, все решал экономический стимул. Мы получали
рублей 70–80 в месяц, при работе без выходных — чуть больше. Примерно столько
платил иностранец за один день работы гида. Причем в валюте, которая так была
нужна стране. Работы было полно! Нынешние туристы часто думают, что прежде въезд в СССР для них вообще был запрещен. Не был — но только
если гость мирился с монополией и сервисом Интуриста. Еще как ехали: кто-то в
Эрмитаж, а кто-то — просто поглазеть на Совдепию.
Иногда мы теряли чувство реальности: входишь в автобус к новой группе — о боже,
ведь они у меня были на прошлой неделе? Я же им уже шутила все эти шутки! А
как-то утром, не выспавшись, я вошла в обычный рейсовый автобус, идущий в порт,
и, окинув взором сонных пассажиров, громко поздоровалась с ними на английском. Говорят,
такое или подобное бывало не только со мной.
Для нас месяц такой работы означал и еще кое-что: получить
запас колготок на весь год (стоили они семь рублей — громадные деньги,
практически десятая часть минимальной зарплаты. И рвались они катастрофически!),
накуриться «Marlboro» от души, завладеть книгами на
английском в мягких обложках — в основном трэш, о чем
мы догадывались, но окончательно убедились позднее. Тем не менее это были настоящие англопишущие
авторы, с ценными обиходными выражениями и идиомами в тексте, а также порой с
описаниями очень интригующих сцен, в советской (да и русской) литературе
недопустимых. Главное было — не дать впихнуть тебе в руку доллары. Клиентов
опять же инструктировали: это запрещено, у гида будут проблемы, поэтому вместо настоящих типсов (tips — чаевые) они и запасались вышеозначенными сувенирами.
Мы спрашивали у наших педагогов на курсах: «А если они доллары в книгу вложат,
и мы не заметим?» — «Ваши проблемы, — отвечали педагоги, — пролистывайте
книгу!»
Надо
сказать, клиенты, приезжавшие в Совдепию, были очень
милы. Они почти не задавали провокационных вопросов и делали очень много
подарков — даже самым робким и закомплексованным
гидессам. Старались говорить отчетливо и не уставали повторять вопросы, если мы
с первого раза не понимали. Уже позднее, когда я сама начала ездить за границу,
осознала, что наш детский лепет был для них настоящей энциклопедией. Казалось
бы, можно молчать — город так красив, что говорит сам за себя. Но чтобы оживить
эту красоту, нужны привязки к людям и событиям, нужны истории и факты. А знания
у нас на самом деле имелись. Думаю, все сталкивались с заграничными «гидами» —
чаще всего это пенсионеры, или студенты, слегка говорящие на русском, или
русские жены без образования, которые могут объяснить, да и то не всегда верно,
как куда пройти и когда в музее выходной. Выяснилось, что профессия гида именно
как профессия — у нас на высочайшем уровне. Есть методология, есть концепция,
есть даже миссия! Есть четкие правила ведения экскурсий в таких сложнейших
музеях, как Эрмитаж, где потоки групп регулируются — и если, к примеру, пойдешь
против «течения», лишишься лицензии.
Лицензии
— особая статья. Раньше их не было. Корочка об окончании курсов давала право
вести экскурсии во всех музеях. Курсы были бесплатные. Сейчас нужна лицензия на
каждый музей. Некоторые музеи дают ее на год, затем надо продлевать (будто
экспозиция так уж катастрофически меняется). Некоторые — на пару-тройку лет. За
лицензии приходится платить, и немало. Окончив курсы, за лицензии платит только
тот, кто уверен, что найдет работу и отобьет потраченные деньги. Для получения
лицензии нужно прослушать лекции. Их читают на русском языке кураторы музея.
Потом надо сдать экзамен или пройти собеседование с куратором. Запомнился
пожилой дядечка в Исаакиевском соборе, очень образованный, с сухой рукой,
немного скособоченный — этакий местный Сталин, который как-то особо люто
ненавидел симпатичных, ярко одетых гидесс.
Вообще
музейные работники нас не любят, подозревают в рвачестве
и невежестве. Главное их удовольствие — поймать гида на ошибке. Все музейщики —
невероятные патриоты своих музеев. Вплоть до какого-нибудь маленького
провинциального музейчика. Его сотрудники тоже
уверены, что их экспозиция — эпоха в истории и культуре. (И правильно, так оно
и есть на самом деле.) Они трудятся в своих музеях годами и, конечно,
досконально изучили каждый сантиметр. Но ведь гид должен знать, как минимум,
десяток музеев. Смотрите сами: Эрмитаж (один чего стоит),
Русский музей, Музей этнографии, Исаакий, Петропавловка,
Спас на Крови, Юсуповский дворец, Екатерининский
дворец, Александровский дворец, Павловск, Петергоф (а там, помимо Большого
дворца, несколько маленьких дворцов и павильонов). Раньше был популярный
музей «Шалаш Ленина» в Разливе. Теперь добавились Музей Фаберже, Музей
политической истории в особняке Кшесинской. Достаточно? Достаточно. И гид в
нужный момент вынимает из своей «коробочки» нужную карту и банкует в лучшем виде. Уважаю. Горжусь. Последние
годы я этим не занимаюсь, сижу в офисе, но не перестаю удивляться.
Так
вот, сухорукий дядечка (умер не так давно, царство ему небесное, в принципе
хороший был человек) особенно любил спрашивать что-нибудь типа: а вот что за
библейский персонаж слева в нижнем углу на правой мозаике в центральном нефе
сверху? Ответить надо было, сидя в кабинете и не видя самой мозаики. Если
гидесса запнулась, дядечка удовлетворенно говорил: «Ничего-то вы не знаете!» И
тут же, вопреки логике, ставил зачет. Его воспринимали с иронией, но некоторые
возмущались: «Я двадцать лет веду экскурсии, зачем меня опять экзаменовать?»
Это как инвалиды должны проходить ежегодно медицинские комиссии — видимо,
предполагается, что у безногого вдруг вырастет нога?
Иностранцы до сих пор уверены, что все гиды в советское
время были агентами КГБ. Это как посмотреть. Я, например, не считаю, что
служила агентом КГБ. Однако же после каждого заказа, будь то группа или индивидуалы, мы
должны были писать отчет «в семерку». Это комнатушка № 7 на последнем этаже
здания Интуриста. Там сидела парочка очень вежливых и обычно сероглазых молодых
людей. С внешностью, стертой, как бельевая пуговица. Они давали пространную
анкету, которую требовалось заполнить. Это была чистая формальность. Вопросы
такие: говорил ли кто-то из ваших клиентов на русском языке? Просил ли кто-то
позвонить по телефону, и если да — по какому номеру и что просил сказать? Какие
задавали вопросы? Гиды автоматом писали: вопросы задавали об архитектуре,
звонить не просили, по-русски не говорили. Но это не всегда было правдой. И
по-русски говорили, и звонить просили. Разве что вопросов не задавали. А смысл
их задавать? Но об этом мы не писали, потому как хотелось быстрее отделаться от
сероглазых, а любое отступление от привычных ответов влекло за собой новые
вопросы. Иногда, впрочем, «семерочка» могла служить
орудием мести противному фирмачу или фирмачке.
Фирмачи — руководители групп с иностранной стороны, представители фирм. В
основном эти люди были вполне лояльны и милы и не требовали от нас больше, чем
мы могли дать. Но некоторые начинали вдруг выделываться, выслуживаться перед
клиентом, требовать больше времени в Эрмитаже или меньше времени в Эрмитаже,
делать замечания, предъявлять претензии на ровном месте. Короче, усложнять нашу
и без того нелегкую жизнь. Вот про таких можно было
написать нечто нелицеприятное в «семерочке» — что,
мол, высказывалась в антисоветском духе. После такого фирмачи могли и потерять
эту работу… (Теперь-то мы понимаем, что значит потерять
работу. Тогда же действовали, просто поддавшись
эмоциям.)
А вот
на маршрутах сероглазики доставали нас изрядно. Был
популярный автобусный тур Выборг—Лениград—Калинин—Москва—Минск—Брест.
Встречаешь группу в Выборге, на границе, и везешь ее до другой границы. Это
была молодежь, обычно из Австралии или Англии, совершающая кругосветку. А передвигаться по территории СССР без сопровождения иностранцам было
запрещено. Вот мы и гоняли по этому маршруту по десять раз за лето.
Клиенты накупали шампанского, которое у них дома стоило немерено,
а у нас — копейки, по их понятиям, и, не доезжая до Бологого, как раз там, где поребрик превращается в бордюр, в автобусе уже не было ни
одного трезвого парня или девчонки. Водители страшно злились, поскольку
остановить автобус и быстро выскочить из него, если кому-то плохо, не всегда
получалось. А плохо было всем. Да еще дорога тряская.
В этих
молодежных турах поражала их проклятая капиталистическая раскованность. То есть
девчонка, выходя из автобуса в кустики (а иного рода туалетов просто не было,
или были такие, что в них лучше не заходить), могла запросто крикнуть: у кого
есть туалетная бумага? Я лично, воспитанная в строгой коммунистической морали,
не могла признаться в столь низменных потребностях и терпела от города до
города. Так вот, не успевал гид заселиться в отель в Москве, как раздавался звоночек
по телефону: зайдите в такой-то номер. Сероглазик!
Идешь, заполняешь все ту же анкету. Только в Минск прибудешь — опять анкета. Ну
и в Бресте тоже. А потом по возвращении в Питер —
снова. Вот и решайте сами, была я агентом КГБ или нет?
Случались
на этих молодежных маршрутах и романы с клиентами, что уж сейчас греха таить. У
наших гидесс, конечно, собственная гордость, но не у всех. Не люди, что ли?
Риск был огромный. Можно было загубить на корню всю свою карьеру, и не только
гидовскую. Сероглазики позванивали иногда гидессам
вечерами — то ли проверить, на месте ли, то ли предложить свои услуги для
проведения вечера. Не всегда можно было разобрать.
А еще
одну интересную анкету я заполнила, когда впервые после второго курса института
пришла наниматься в Интурист на работу. Там было семь или восемь страниц: про
бабушек, дедушек, про девичью фамилию матери. Один пункт меня, 18-летнего
ребенка, поверг в недоумение: «Были ли вы или ваши родственники во время войны
на оккупированных территориях, а также в плену или интернированы?» Помню вопрос
дословно. Мой отец воевал, и я знала, что он был в плену. Смутно догадывалась,
что это не очень хорошо. И если я напишу — меня не возьмут работать? Пошла в
телефон-автомат, позвонила папе. Он был ошарашен. «Где это тебя об этом
спрашивают? А не пошлешь ли ты их?..» Нет, я не могла послать — где же еще мне
потренировать мой инглиш? Да и подработать в каникулы… Он сказал: «Напиши, был
взят в плен, бежал из-под конвоя». Вот черт, все равно я волновалась — возьмут
ли. Взяли. Это, конечно, была какая-то анкета старого образца, но ее заполняли
вплоть до 80-х.
В
текстах наших экскурсий было, кончено, много идеологии. Роль партии надо было
осветить у Смольного, роль Советов — у Мариинского
дворца. Не страшно теперь признаться — этого не делали никогда. Только если в
автобус садилась проверка — кто-то из опытных интуристовских гидов. Меня Бог
миловал, но вообще такое случалось. И вот представьте: на Исаакиевской площади
гид отпускает людей погулять, пофотографировать. Потом собирает всех в автобус, пересчитывает ничего не
подозревающих клиентов по головам, все как обычно, водитель закрывает двери — и
вдруг в стоящем на жаре автобусе (само собой без кондиционера) гид заводит
песню о том, как в 1905‑м незапамятном году возникли первые, будь они
неладны, Советы и как они дальше преобразовались в основу нашей власти и т. д.
и т. п. Кратенько, минут эдак
на сорок. Надо было видеть полное недоумение на покрытых потом лицах наших
клиентов! Они просто не знали, как реагировать и что делать, и молча терпели
пытку… То же и у Смольного, только про партию.
Интересно
с Петропавловской крепостью. В советское время в тюрьме Трубецкого бастиона
рассказывали о жутких условиях содержания политических узников. Когда в
перестройку стали открываться факты о ГУЛАГе,
методический отдел переписал текст (а именно этот отдел диктовал основу
экскурсий): было велено не распространяться, как ужасно в царской тюрьме,
поскольку ясно, что это был санаторий по сравнению с ГУЛАГом.
Потом туда вообще рекомендовали не ходить, чтоб не провоцировать ненужные
вопросы и ассоциации. В какой-то момент методисты махнули на все рукой —
говорите что хотите, делайте что хотите! А вскоре этот отдел и вообще был
упразднен вместе с монополией Интуриста.
Интурист
в те времена располагался на Исаакиевской площади и занимал все роскошное
здание бывшего Дрезден-банка. Куда банк в итоге
вернулся в перестроечные годы, поскольку Интурист, подобно всему советскому
государству, в одночасье развалился, как карточный домик, и из монстра
международного туризма превратился в небольшую рядовую
тур-компанию.
Интурист делился на языковые группы: английская занимала
самую большую комнату с видом на «Асторию».
Итало-испанская, французская, группа соцстран, группа восточных языков.
Удивительное дело: гидессы итало-испанской группы были почти все брюнетки,
яркие, темпераментные, с выразительной жестикуляцией и громкими голосами. В
интуристовской столовой и в курилке — месте встреч гидов разных стран — их было
видно и слышно издалека. Гиды французские отличались шармом, журчали что-то
между собой — точно как непрерывным потоком и почти без эмоций журчит речь
актеров во французском кино. Женщины немецкой группы отличались неброской, но
особо качественной одеждой и дисциплиной — вперед них в служебной столовой к прилавку
не подберешься. Но как же от них натерпелись и терпят
до сих пор все другие гиды! Если вдруг немецкая гидесса оказывается перед твоей
группой в узкой галерее Екатерининского дворца или Большого дворца в Петергофе,
то — стоп, жди беды. Пока она не расскажет подробно все о самой последней
паркетине, с места не сдвинется. И пусть впереди пять пустых залов, пусть
позади группы теснятся и лезут друг на друга. Материал будет выдан весь, в
соответствии с методичкой. Как так получается, что нация, с которой общаются
гиды, накладывала на них неизгладимый отпечаток? Удивительно. Или это люди
подсознательно выбирают иностранный язык в соответствии со своим характером и
внешностью?
У
английских гидов, пожалуй, не было ярко выраженных внешних особенностей — просто
потому, что они общались с огромным количеством национальностей, с
представителями всех континентов. Но они негласно считались элитой. Позднее,
когда к нам стало ездить все больше японцев, элитой стали японские гиды.
Вообще, все гиды Интуриста были советской элитой.
Каждому
штатному гиду Интуриста полагались сапоги фирменные раз в два года, костюм раз
в три года и даже верхняя одежда. За свои деньги, но по госцене,
откуда-то из особых запасов. Это было шикарно и помогало гидессам всегда
выглядеть элегантными и держать марку.
Дамы,
распределявшие работу, тоже пользовались этими складскими сокровищами и
одевались изысканно. И вообще были прекрасными дамами во всех отношениях. Они
восседали вдоль огромных окон, выходящих на площадь, в помещении английской группы,
принимали звонки от гостиниц с заказами и распределяли по этим заказам дежурных
гидов. Десяток гидов всегда сидело в зале за столами, читали или делали вид,
что читают какие-то методички и материалы по экскурсиям. В это время, как
минимум, пара десятков работали с заранее
запланированными группами. Дамы, принимавшие звонки, сами когда-то трудились
гидами, но со временем перешли в контору. Они все были красотки
— так нам казалось. Малость престарелые (опять же
казалось), но красотки. Не вспомню сейчас имен.
Часов в
11 утра, распределив заказы, они наливали себе по чашечке кофе и закуривали «Marlboro». Да-да, прямо не сходя с рабочего места. Им было
это разрешено. Откуда же у них импортные сигареты, если гидами они уже не
работали? А вот откуда: по негласной договоренности после прощания с группой
гид тащил мешок подношений в Интурист и прилично одаривал каждую из дам,
остатки забирал себе. Можно было этого и не делать, но тогда тебе бы
доставались самые невыгодные группы. Нам хватало — и на себя, и на дам, и на
подарки подружкам на весь год. А порой колготки удавалось продать (мне не
удавалось), и это были живые деньги. Я тогда курила, как и все (как и сейчас,
собственно говоря). Вот, помню, стою у «Березки» рядом с «Прибалтийской».
Группа зашла внутрь, а мне не рекомендуется. Фирмач, видимо, поймал мой
тоскливый взгляд и — милый человек — спросил, что мне купить. Я попросила пачку
все того же «Marlboro». Так он, век не забуду, целый
блок мне вынес! Вот уж накурились мы с подружками в ближайшую неделю…
Короче,
когда началась перестройка, Интуриста не стало, а иностранец попер в Россию, как бешеный, и брать доллары уже было
можно, прекрасные дамы и дамы прекрасные во всех отношениях все как одна вновь
пошли в гиды. Стою я в порту в ожидании своей круизной группы и вижу, что самая
прекрасная из дам, заядлая курильщица, идет с табличкой «BUS 1», а вокруг нее турики (профессиональная терминология). Турики
пожилые, но и те обгоняют прекрасную даму. У нее, бедняги, явно проблемы с
ногами — ковыляет в растоптанных валенках, которые сейчас назвали бы уггами. А тогда — валенки и валенки, обрезанные по
щиколотку (дама при этом не выпускает сигареты изо рта, курит на ходу). А что
ей оставалось делать? Пенсии никакой, Интуриста нет, а тут наличка,
валюта, типсы! И ковыляет она до последнего. Тогда я
подумала, что если на старости лет тоже придется ковылять по причалу вслед за обгоняющими туриками — жизнь моя
прошла зря…
Гидовскими
историями, смешными и не очень, можно заполнить много томов.
В
школьные годы самые комические ситуации случались
из-за неверно произнесенных слов. Этакая игра звуков. Ведь в английском чуть
шире открыл рот на гласном звуке — и слово уже другое (не говоря уже о том, что
пишется «Ливерпуль», а читается «Манчестер»). Например, американцам сообщалось,
что на вершине Александровской колонны находится статуя Энгельса (Angel’s statue — звучит почти как
Engels statue). Они
удивлялись, но не так, чтоб очень сильно — все же они
в коммунистической стране. Или, например, им сообщают, что на Дворцовой в здании Штаба гвардейского (guard’s)
корпуса (corps) хранится труп (corpse)
гида (guide): вместо «Guard’s
corps» слышится «Guide’s corpse» — разница всего-то в пару звуков. Это уже звучало
более странно, но переспрашивали далеко не всегда — мало ли что эти русские
выдумают! Зато будет что соседям рассказать.
Иногда клиенты пытались похвалить советскую власть. Один
сообщил, что вообще-то если бы не советская власть,
Наполеон мог бы завоевать Россию. Неужели это мы так путано рассказываем? Или в
головах у них все так путается? Скорее второе. Американцы, к примеру, в массе
своей не имеют никакого представления об истории Европы, это факт.
Идеологическое
наполнение экскурсий отрабатывал методический отдел. Но до сих пор не знаю, кто
переводил эти тексты, передававшиеся из поколения в поколение. Например, на
английском описывали Стрелку Васильевского острова как «Spit
of Vassilievsky Island». Все верно, spit и
означает «стрелка», но можно же было найти и другое
слово, английский славится синонимами. Нет, все упорно повторяли spit, spit, spit.
А ведь еще одно значение слова spit — «плевок». Вот
наш клиент и ломал голову: кто тут плюет на таинственного Василия и зачем? Stock exchange (биржа) звучало
как Stomach change —
какая-то, что ли, перемена в желудке? Любимое у нас в школьные годы слово must (должен) вызывало недоумение
на лицах туристов. Как-то забывали мы о более мягких выражениях, о десятках
синонимов. Должны, и все тут. «Вы должны выйти из автобуса и идти
фотографировать!» «Вы должны идти обедать!» Слушались, выходили строем.
Зашоренность на
идеологии подчас играла с нами злые шутки. У картины «Святой Себастьян» одна
гидесса рассказывала (оговорилась, конечно), как в те давние времена язычники
преследовали коммунистов. И такое наши интуристы могли проглотить.
Images of guides вместо Images of Gods
— запросто. Чем образы гидов хуже образов богов?
Моя
личная оговорка при описании герба СССР: вместо sickle
and hammer (серп и молот) —
cycle and hammer (велосипед и молот). Разница — всего лишь в один
звук. Коварный английский.
Наш
школьный выпуск сделал пародию — капустник, весь построенный на языковых ляпах.
Уже после окончания школы мы его играли в Доме дружбы на Фонтанке несколько
раз. Зал всегда валялся от хохота. Я, помнится, изображала курящую девицу,
которая приставала к юной гидессе с вопросом, есть ли у нее бойфренд.
Гидесса вопроса не понимала и начинала рассказывать, что у них в классе 15
девочек и 15 мальчиков, и все мальчики — ее друзья, ее «бойфрендз».
Моя героиня просто ахала от советской раскованности — 15 бойфрендов!
Мы были
детьми, но что греха таить — и опытные гиды, когда рассказывают про незнакомый
объект, и надо быстро перевести то, что может и знают, но забыли — начинают,
как говорится, лепить горбатого. Иногда просто произносится нечто созвучное
русскому названию. Например, как перевести слово «самшит»? Задача. «Some shit», конечно. Или хоры в
храме переводятся как whores — проститутки, если не
сказать хуже. Такие же дамы легкого поведения вместо лошадей частенько стоят на
Аничковом мосту — тоже из-за созвучности: horses — whores. Текст, который
слышали гости, звучал примерно так: «На этом мосту четверо
людей укрощают четверых…» Даже первую букву, хоть и с многоточием,
страшно поставить.
Очень
трудный греческий язык. Во все эти «охи» и «ахи», в окончания не всегда
попадают даже опытные гиды. Легко также перепутать слова «зимний» (химерино) и «свинячий» (хирино).
Догадайтесь, какие тут могут быть оговорки. Но японский — труднее. Обычное
дело, когда начинающий гид сообщает японцам: «Медный всадник, памятник Петру Первому. Конь Петра топчет креветку, олицетворяющую
противников петровских реформ». Или: «Сейчас мы едем в лучший ресторан, где будем есть борщ и всякое дерьмо» (хэби и эби, синко
и сикко перепутаны).
Но и гости наши хороши! Простота, что хуже воровства — это
частенько про них. (Не только русские позорятся за границей!) Для смеха могут
надеть на голову бахилы. Для селфи распластаться в
позе морской звезды на полу эрмитажного зала (китайцы). Во дворцах просят
рассказать подробнее, что за стиль такой — «вампир». Вообще дворцы поражают
клиентов, особенно американцев. Культурный шок. Особенно размеры спален и
кровати. Вспоминается классика: «Простым людям нечего делать на таких
кроватях». Кстати, о кроватях. Один американец, видимо, желая поразить группу,
сказал: «Вот вы сообщили, что Павел Первый имел десять
детей, но он был на престоле всего четыре года!» Пришлось объяснять взрослому
дяде, что детородная способность не зависит от пребывания на престоле. В интуристовские
времена было запрещено распространяться про личную жизнь царей. Ведь дворцы — это
не их мемориальные квартиры, а памятники архитектуры, созданные трудовыми руками
простого народа. Так-то.
Клиенты, прибывающие на круизных судах, где у них что ни день,
то другая страна, и что ни вечер, то море алкоголя, могут сказать после экскурсии
по городу: «Спасибо, не знал, что Польша такая красивая…» Вот и думай после этого:
а может, это ты профнепригоден? В двадцать лет я плакала
после такого случая, но меня утешили — мол, обычное дело.
Утром в
автобусе клиентка вытащила из сумки объемные, извините, трусы, которые по ошибке
попали к ней в пакет, принесенный из стирки в отеле. Подняла над головой и требовала
признать, чья это вещь? Никто не признался. Трусы были изрядно ношеные (хорошо,
хоть уже чистые).
Наш клиент
в основном очень пожилой. Во всяком случае, американцы. В молодые годы у них нет
возможности путешествовать, они задавлены кредитами, и отпуск две недели в год.
А сейчас они уже плохо ходят, очень часто с палками, многие на инвалидных креслах.
Или с двумя палками: их можно собирать-разбирать и делать из них небольшой стульчик,
на который они периодически присаживаются. Молодцы, конечно, в любом состоянии не
боятся лететь через океан. Нашим бы бабушкам так. Но выполнить насыщенную программу,
успеть везде (во многих музеях вход строго по времени), не опоздать вечером в театр,
дать им спокойно пообедать — проблемы гида. Люди деньги заплатили — все, дальше,
как говорится, сами. Из-за палок гиды называют пожилых туристов «хоккейная команда».
В силу возраста да и капризов американские клиенты обрастают
массой пищевых предпочтений. Наш бухгалтер Лена, слушая списки
диет, диктуемые ресторанам, не устает поражаться, как мы с ними возимся: этот ест
рыбу, но не ест другие морепродукты, этот не есть ничего с плавниками, а этот ест
с плавниками, но ест моллюсков, а тот вегетарианец, но ест яйца, а этот вегетарианец,
яйца не ест, но молочку есть будет. И т. д.
А какие
удивительные вопросы задают наши гости! Не сразу и сообразишь, как ответить. Вот
небольшой перечень:
Почему машины
такие грязные?
Почему все
девушки красивые и на каблуках, а тетеньки все толстые?
Почему окна
такие грязные?
Почему мало
детей?
Почему мало
собак?
Что за веревки
натянуты между домами?
Почему русские
мало улыбаются?
Почему мало
инвалидов?
Почему,
если сидишь за одним столом со знакомыми, официант стремится принести общий счет?
Зачем сдавать
сумки и верхнюю одежду в музеях?
Почему в
помещениях так жарко?
Почему по
Невскому так быстро гоняют машины и мотоциклы?
Почему мало
полицейских?
Почему вы
не хотите перейти на латинский алфавит, ведь он намного проще?
Где вы были
во время блокады?
Ответьте-ка
быстро и без запинки!
А классическая
перестроечная ситуация: во время ланча, на который тебя
любезно пригласили клиенты, ты подносишь вилку ко рту, и тут поступает вопрос: «Так
что, жить стало лучше или хуже?» Аппетит пропадает — ведь чтобы ответить, надо рассказать
практически всю свою жизнь и жизнь всей страны за последние сто лет. Правда, с опытом
научились отделываться парой-тройкой фраз. Американские туристы любят ясность и
ценят четкость ответов — чтоб легко было дома пересказать.
Поначалу
очень напрягает вопрос, трудно ли было выучить иностранный алфавит и умеет ли гид
читать на иностранном языке так же хорошо, как говорить. Ладно бы только японцы
об этом спрашивали — но спрашивают и европейцы. Особенно убивает
такой вопрос переводчиц, которые защитили докторскую на тему, скажем, «Синкретические
формы существительных и глаголов в кельтских языках» или «Лингвистика текстов психологической
прозы», а теперь просто подрабатывают гидами.
Вопрос туриста
в Белой столовой Зимнего дворца, после рассказа о том, что здесь в ночь с такого-то
на такое-то были арестованы министры Временного правительства: «А почему они так
поздно обедали?»
Вопрос типичной
американской домохозяюшки после нескольких дней знакомства
с Питером, после многих рассказов о революции, войне, перестройке и о многом другом : «Очень интересно все это про революцию, но вот одного не могу
понять: почему в 1917 году ваши цари перестали быть царями (stopped
being tsars)?» — «Так революция
же произошла, я же объясняла». — «И что? Они расхотели? Почему они решили больше
ими не быть (decided not to be)?» — «Так поубивали их всех».
— «А-а-а-а-а…»
Это ладно,
пусть спрашивают. Но простота поведения иных подчас сильнее их вопросов. В 90-е
туристы считали нормальным принести в подарок гиду маленькое мыльце из отеля или
одноразовые тапки. Некоторые наши девушки демонстративно, на глазах опешившего туриста,
отправляли все это в урну. Впрочем, гидам, работающим с американцами, грех роптать.
Чаевые у американцев в крови. За мной бежали старички по километровому причалу,
зажав в руках по мятому доллару, — когда, вскоре после развала Интуриста, уже можно
было брать валюту, но некоторые (я, к примеру) стеснялись.
А если турист
под кодовым названием «нищеброд» не хочет тебя отблагодарить,
ты хоть ужом извивайся перед ним — не даст. Ладно, пусть
не благодарят, пусть дарят обмылки, пусть спрашивают что угодно — гид всегда выкрутится.
Расскажет про самую маленькую брошечку или рюшечку в самой
последней витрине в самом дальнем зале Эрмитажа, причем с подробностями —
главное отвечать уверенно и не задумываясь. Лишь бы
туристы не справляли нужду прямо в музейных залах. Лично слышала такую историю
из уст японской переводчицы, случилась она с туристом из ее группы: в одной из
эрмитажных галерей японец сделал это, укрывшись за вазой. Прихватило. Бывает.
Смена воды, смена еды. До туалета в Эрмитаже бежать километр, не меньше. Крик
смотрительницы сотряс стены сильнее, чем залп «Авроры» — но было поздно.
Поэтому, вероятно, чувствительные к пище индусы едят здесь только в индийских
ресторанах, а если таковых нет, приносят свои острые дезинфицирующие приправы —
когда приходит круизный лайнер с индусскими группами, запах карри
распространяется на весь город.
Подчас
наши клиенты проявляют недюжинную смекалку. Как-то американец пошел в туалет на
«ракете», и дверь заклинило. В туалете было окно. И когда он увидел группу,
удаляющуюся по причалу к Большому каскаду Петергофа, — снял футболку, нацепил
ее на стоявшую в туалете швабру и стал махать. Белый флаг заметили с берега и
вызволили бедолагу из плена.
Вообще,
самое трудное для гида — перевозить туристов. Как-то в
дикие 90-е я ехала с группой дам элегантного, мягко
говоря, возраста, в обычном поезде Москва—Владивосток. У нас были двухместные,
конечно, купе, но поезд есть поезд, комфорта, мягко говоря, маловато. (Сибирь страшно интересует иностранцев. Теперь-то есть
комфортабельные поезда, с душем и туалетом в купе, мчащиеся через Сибирь под
вечный вальс из «Доктора Живаго», и они закуплены туристами разных стран на
годы вперед.) Я заказывала обеды и ужины в вагоне-ресторане. Обеды приносили в
купе, а на ужин дамам хотелось куда-то выйти. Я договаривалась с официантами о
чистых скатертях и прочих мелочах заранее, и ужины под рюмку водки проходили
неплохо, даже романтично. Но вот вопрос: как дойти до вагона-ресторана? Между
нами семь плацкартных вагонов… Думаю, не надо
объяснять, что это такое, особенно в поезде дальнего следования. Дети,
требующие жвачки, цепляющиеся за туристок в ярких спортивных костюмах, — это
самая малая из бед. Гораздо печальнее — мужики с традиционным русским вопросом,
уважают ли их мои престарелые американки. Короче, я пошла к начальнику поезда и
уточнила все стоянки. Потом подогнала время ужинов к стоянкам поезда, и пару
раз мы благополучно прошли вдоль вагонов по платформе. Однажды стоянка была на
запасных путях, вдали от станции. Проводник угодливо подставил ящики под
ступеньку, чтоб мы спустились. Вечерело. И мы пошли. Прошли полпути, и тут
поезд дернулся и поехал. Как говорится, вся моя жизнь прошла перед мысленным
взором. Я уже представила, как с десятью американками оказываюсь на полустанке
посреди Сибири (in the middle of nowhere).
Тетки мои застыли, как соляные столпы. Но все оказалось не так страшно. Поезд
подергался, подвигался и успокоился в отдалении. Прошли мы по рельсам с
километр, нам уже махал рукой официант из вагона-ресторана, и выпили мы в тот
вечер за удачу.
Однажды
я была с группой американских подростков в Монголии. Одно из развлечений для
туристов — ночевка в юртах (на деревянных нарах) и катание на монгольских
лошадках. Посадили нас на этих лошадок, толком не объяснив, как с ними
управляться, поскольку монгольские «гиды» хоть и учили русский в школе, но
помнили не более двух слов. Ехали мы долго-долго, неспешно, но в какой-то
момент половина группы, включая двух преподавателей, заявили, что они
возвращаются в лагерь. Спина и так отваливается после ночевки на нарах. А среди
подростков было много ребят из богатых семей, у кого не просто дома — фермы,
где есть лошади, и они умеют ездить верхом. Я не могла бросить детей и
продолжала поездку с ними. Преподаватели уехали в лагерь с одним из гидов.
Сопровождать нас остался другой. И вот наконец эти
дети тоже взмолились, но тут оказалось, что до лагеря нам километров двадцать.
Мы с гидом с трудом объяснились на языке жестов и решили, что мы спешиваемся,
ждем тут под единственным на всю степь деревом, а он берет наших лошадей и едет
в лагерь за джипами. Вернется с машинами через пару часов. Уехал. Прошло часов
пять. Вечерело. Небольшой нюанс: в моей группе были одни мальчишки. Они
периодически прятались за дерево по малой нужде. А вокруг — совершенно плоское
пространство, даже без единого холмика. Еще нюанс: у меня через плечо сумка,
набитая долларами. Это было время, когда за все платили наличкой.
Я понимаю, что еще час, и солнце зайдет за горизонт, наступят темнота и холод.
Кто-то из парней предлагает идти, якобы он знает направление. Я отметаю это
предложение. Нас найдут. Сидим на месте. Тут на горизонте показалась группа
всадников. Человек пять или шесть мужчин в национальной одежде. Увидев нас, они
замедлили движение. Потом остановились. Видимо, совещались. Бандиты? Степные головорезы? Шаманы? Что будет? Они, видимо, тоже испугались
нашей группы в ярких куртках, приняв за шайтанов. На всякий случай объехали нас
по большой-большой дуге. Но когда уже начали исчезать из виду, один вдруг
припустил своего коня прямо к нам. Костюм у его прапрапрадедов выглядел точно так же, как у него.
Живописно. Халат, тюрбан и короткая сабля на боку… Я не то что испугалась, а
просто впала в ступор. Мы посреди степи и совершенно беззащитны. Но он,
подъехав, дал понять, что готов помочь, если нужно. Трогательно. Но как он мог
помочь?! Я сказала что-то типа: нет, нет, все ОК, Америка, джип, цигель-цигель, ай-лю-лю. Он
предложил воды, но вода у нас была. Он ускакал. Вот ведь — везде хорошие люди!
Минут за пять до того, как скрылось солнце, появились наши джипы (это,
собственно говоря, «газели», а «русскими джипами» их называли туристы) с
полумертвыми от страха за детей преподавателями. Оказалось, наш гид заблудился
на пути к лагерю, потом джипов не оказалось на месте, потом искали бензин,
потом заблудились на пути к нам… Adventure!
Ну, и еще несколько историй, рассказанных
разными гидами в разные времена. Интурист не отказывал в заявках никому. Будут
места в отелях, не будут — там разберемся. Ночевка в холлах интуристовских
отелей была не редкостью. Но однажды в пик сезона ситуация дошла до такой
крайности, что в «Прибалтийской» на ночь гостей расположили на матрасах в
пустующем бассейне. Думаю, читатель уже смеется и ужасается. Да, вы правы,
именно так: сотрудник отеля пришел рано утром и, ничтоже сумняшеся,
пустил в бассейн воду. Говорят, гости побили то ли его, то ли своего гида.
Стоит
гид в коридоре одного из дворцов перед гардеробом. Напротив туалет. Группа
французов не может найти выход. У гида, хоть он и не говорит на французском, рефлекс: хочет помочь. «Que
est le sortir?»
— спрашивают французы. Гид показывает на туалет. Заходят. Через мгновение
выходят, недоумевая. Французы никогда не могут найти выход, вечно попадая в
туалет. Это у них национальное.
Правду
говорят, что за границей без знания языка человек теряет 80 процентов своего
интеллекта.
Внезапно
свалившейся японской группе достался последний из дежурных гидов — с английским
языком. Девушка-гидесса не растерялась, посмотрела несколько выражений в
словаре: Ленинград — Ренинградо, Невский проспект — Нева
Одоори, Дворцовая площадь — Винтер хироба, император — микадо. Вооруженная
этими знаниями, спокойно спустилась к автобусу. К тому же ее уверили, что
японцы немного понимают по-английски. Ну и здравствуйте, меня зовут Наташа. «Намайе ва Наташа дес». Все улыбнулись, слегка наклонили голову и ответили: «Коничева», сложив ладони перед грудью. Наташе понравилось.
Повторила еще раз. Ответили.
Ободренная
радушным приемом, спросила по-английски: «Кто из вас понимает английский?» Все
опять улыбнулись и ответили «Хай-хай», что означает
что-то типа «хорошо». Ну значит, все прекрасно —
перемешивая английские фразы с «параццо хироба», «Ренинградо» («р» вместо «л»!) и «Сморный»,
провела половину экскурсии. Японцы молчали, улыбались, послушно выходили
фотографировать. В середине экскурсии Наташа должна была узнать у руководителя,
где закончить экскурсию, и спросила: «А кто у вас руководитель группы?» Реакция
была предсказуема: все опять закивали, запричитали «хай,
хай». Слух о знании английского оказался сильно преувеличен. Страшно вежливый
народ. Вторую половину экскурсии Наташа изъяснялась жестами и междометиями.
Около Спаса на Крови: «Микадо Арександро пиф-паф!» И
нажимает воображаемый курок в сторону Спаса. На Дворцовой, обведя рукой
полукруг в сторону площади: «Хироба revolution — пиф-паф». На площади Декабристов: «Хироба Декабристо, микадо Никорай пиф-паф!» У «Авроры»: «Цушима
пиф-паф!» У Инженерного замка: «Микадо Павер» — и
жест вокруг шеи. У Петропавловки, указывая на место повешения декабристов, —
еще несколько жестов вокруг шеи! Жалобу японцы не написали. Хотя могли.
Испугались, видать. А вот водитель еле доехал, от смеха не мог на газ жать, на
руль падал.
Японцам
вообще плохо дается английский. Рассказывают, что японский дипломат сказал
нашему президенту: «Congratulation on your erection».
Вместо election (выборы). Ох уж этот звук «л», чуждый
японцам…
Эта
«эрекция» мучила изрядно начинающих английских гидов: все здания у них были erected — возведены. На экзамене, во время объезда по
городу, преподавательница не выдержала, вырвала у юной гидессы микрофон и
выдала списком 15 или 20 синонимов, которые можно употребить по поводу
строительства и возведения зданий, не вспоминая об эрекции.
Японская
переводчица встретила в старом «Пулково» группу, сообщила, что сейчас они
садятся в автобус, потом едут в отель, где их ждет ужин. Дошли до автобуса —
одного туриста не хватает. Обежала весь аэропорт, вплоть до мужского туалета —
нет одного японца. Уехали, оставив в аэропорту фирмачку.
Через час японец появляется. Выходит как ни в чем не
бывало из автобуса номер 39. Оказывается, чуть поотстал
от группы, что-то там слышал про автобус, увидел, как люди садятся в 39-й, и
тоже сел. Контролер заподозрил неладное. Душевные у
нас люди — водитель позвонил коллеге, который вез по 39-му маршруту пассажиров
в аэропорт. Когда они поравнялись, японца перевели на другую сторону
Московского проспекта, посадили в 39-й, и он благополучно попал в объятия фирмачки.
Японцы
— душки. Отстояв час на плацу на входе в Екатерининский дворец (это позади
дворца), потом час внутри у контроля, они, наконец, попали в так называемую тапочную. Там настежь
огромные окна и прекрасный вид в парк: пруд, клумбы, Эрмитажный павильон вдали.
Они замирают в восхищении и, надев тапки, спрашивают гида: «Теперь мы выйдем и
прогуляемся в тапочках по этому прекрасному саду?»
Пожилой
японец подходит к гиду, гид по привычке наклоняется к нему ближе, чтобы лучше
расслышать вопрос, а тот как гаркнет прямо в ухо
хорошо поставленным голосом: «Вдоооооорь по
Питерской!» И через паузу: «Эх, ред
трещит да не комар пищит!» Выучил на слух, уж больно понравилось.
Шведы
после экскурсии по Эрмитажу сообщают гиду, что они в восторге от Лувра. «Почему
от Лувра!? Это Эрмитаж!» — «Мы знаем, — говорят гости, — но это очень трудно
произносить, можно мы будем называть его Лувр?»
Любопытно
посмотреть, как входят в музей иностранные группы. Японцы всегда в полупоклоне,
плотной группкой, строго за гидом, частенько одинаково одеты (вообще хуже
японцев не одевается никто). Немцы ровным строем, чуть ли не маршем. Итальянцы
и испанцы растягиваются на километр, идут неспешно, отвлекаются на все,
перекрикиваются — полный релакс! Однажды услышала,
как испанская переводчица отчитывала за что-то клиента на сильно повышенных
тонах. Я пришла в ужас: как ты можешь, это же клиент! И получила резонный
ответ: если их не строить, они на шею сядут, группа никуда не успеет, программа
будет сорвана. Итальянские гиды рассказывают, что, придя к автобусу, итальянцы
частенько просят остановиться где-то в ближайшее время и выпить по чашечке
кофе. Это всем-то автобусом, всей группой! И просят об этом как раз опоздавшие. Удивляются, что это невозможно.
Восточные
люди сами не свои до питания. У меня была тайваньская группа каких-то
супервипов, прилетевших на один день в Питер из
Москвы после важной встречи. Самолет опоздал, их привезли в «Пулковскую»
гостиницу обедать. Предложили два варианта: или после обеда они едут в Эрмитаж,
но потом сразу обратно в аэропорт, тогда поужинать не успеют. Или посмотрят
ближайший музей, военный, тут же, на площади, но успеют поужинать до отлета.
Был единогласно выбран второй вариант. Вот и увидели они в Питере площадь
Победы и аэропорт. Хозяин — барин!
Американцы
удивляют своим пониманием демократии (даже в мелочах). Я сбилась с ног,
разыскивая туриста, потерявшегося на Дворцовой. Потом
оказалась, что его жена преспокойно сидела в автобусе и наблюдала за моими
метаниями. Действительно, почему она должна напрягаться? Она — тоже клиент.
Представьте, ваш муж/жена потерялись где-нибудь в Ватикане — да вы с ума
сойдете!
Торопиться они не любят. Американка может целый час
преспокойно выбирать матрешку за пять долларов, и вся группа будет тихо сидеть и ждать, никто не пикнет. Представьте, русская тетка
за границей задержалась со шопингом — как ее встретит
группа?
Но у
представителей всех наций сдают нервы, если на вход в загородный дворец
километровая очередь, идет дождь, и тут какой-то гид пытается протолкнуть свою
группу вперед. Я видела, как итальянцы дрались с французами, а поляки поминали
немцам, как однажды уже немецкие «группы» внедрились на их территорию. Без
очереди.
Японцы
никогда к вам не подойдут ближе, чем на метр, а то и на два. Скандинавы тоже.
Китайцы напрыгивают на вас, буквально заглядывают в
рот, будто пломбы хотят пересчитать. Американцы, если что не так, начинают
скандалить сразу. Англичане не скажут ни слова, но потом такую «телегу»
напишут, что хоть увольняйся. И как можно говорить о всеобщем равенстве? Равны
нации разве что перед Богом. А впрочем, и боги у всех разные.
В 90-х
годах маленькая группа японцев заехала поздно вечером в захолустный
отельчик где-то на Военно-Грузинской дороге. Японская
переводчица с трудом добилась размещения, потом хоть какого-то ужина в душном
ресторанчике, больше похожем на столовку. Один японец, выйдя из туалета,
спросил ее, какова система действия водопроводного крана. Он, видите ли, ручку
покрутил — не крутится. Решил, что там стоит фотоэлемент — помахал руками перед
краном. Без толку. Потом догадался! Кран реагирует на звук! Похлопал крану в
ладоши, покричал на него. Вода не льется. Переводчица объяснила: кран
безнадежно сломан, вот и вся система. Когда же после этого турист спросил, нет ли в ресторанчике холодного пива, —
переводчица порадовалась, что японцам совсем недоступен русский язык со всей
его непереводимой игрой слов.
В
глазах иностранца гид всеведущ. Он знает разницу между Путиным и Распутиным,
раскроет туристу глаза на то, что Петр Первый вовсе не
был мужем Екатерины Второй, обьяснит, что
Сталинградская битва была не здесь и речушка наша вовсе не Волга. Гид скажет
точно, сколько кусочков мозаики ушло на украшение Спаса на Крови. В глазах
иностранца гид всемогущ. Ему можно не только поставить на голову, как на
штатив, фотоаппарат (китайцы!), но можно попросить подсократить балет, ведь
гости за день устали…
Несмотря
на все издержки, большинство гидов обожают свою работу, делают ее артистично в
прямом и переносном смысле, преданы ей и заставляют самых скептически
настроенных гостей менять мнение о стране, ее культуре, истории и людях.
Общаясь
с новыми сотрудниками нашей туристической компании, я всегда искренне уверяю,
что скучно точно не будет.
Всякая
работа, если ею заниматься серьезно, вызывает профессиональную деформацию. Гиды
в быту любят повторять одно и то же: будто все вокруг дебилы
и не понимают с первого раза. Громкий поставленный голос, желание идти впереди
всех, даже если «все» — это твой муж и ребенок (у нас на 90 процентов это
женская профессия), ярко выраженная жестикуляция, четкая артикуляция (актеры
позавидуют) — все это гиды. А также гиды Петербурга — это кладезь знаний в
самых разных областях истории и культуры, непредсказуемые информационные
всплески, умение сориентироваться и найти выход из любой ситуации, терпение и
дипломатия, способность оказать первую медицинскую и психологическую помощь.
Мне кажется, если человек научился быть хорошим гидом в таком большом городе,
как наш, — он сможет работать кем угодно, вплоть до космонавта или президента.
Гид — это не только профессия, но и творчество, призвание, миссия.
Спасибо тем, кто поделился своими историями.