Опубликовано в журнале Нева, номер 2, 2016
Ольга Игоревна Глазунова — лингвист, литературовед, специалист по русскому языку как иностранному.
Работает в Институте русского языка и культуры филологического факультета СПбГУ,
старший научный сотрудник.
Сергей Урсуляк — режиссер телевизионных фильмов. И хотя в наши дни из-за огромного количества посредственных сериалов эта профессия отошла на второй план, за Урсуляком сохранилось особое место. Сделанное им не только не уступает фильмам художественным, но часто даже превосходит их. Неизменным остается и интерес зрителей к его творчеству.
Многие еще помнят, как во время показа советских телевизионных фильмов пустели улицы. Но в 90-е годы в России все изменилось, и с этим печальным наследием нам приходится иметь дело и сегодня. От обсуждения глобальных проблем и глубины постановки вопросов, которыми всегда отличалось русское классическое искусство, мы развернулись на сто восемьдесят градусов — к нехитрым житейским радостям и неспешному повествованию в рамках намеченных новыми «классиками» точек зрения. То, что не было востребовано в Советском Союзе, расцвело пышным цветом и дало многочисленные побеги.
Время шло, и постепенно среди буйства новых тем и запретных ранее смыслов возникла ностальгия по тому, что осталось в прошлом. Чем больше в произведениях постперестроечного искусства попирались традиции советской литературы, театра и кинематографа, тем тоскливее становилось читателю и зрителю. Потому что местечковость, в какой бы художественной форме она ни была подана и как бы ни рекламировалась, никогда не сможет овладеть умами и душами тех, кто привык к бескрайним просторам и иным масштабам оценки событий; для кого частное, личное, национальное всегда рассматривалась в контексте общего, а своя собственная судьба и даже жизнь никогда не ставились выше судьбы отечества.
Я бы не стала причислять Сергея Урсуляка к так называемым державникам или носителям имперского сознания, но его фильмы удивительным образом передают ту уже почти забытую атмосферу прошлого. Не случайно у Давида Гоцмана, роль которого в «Ликвидации» великолепно сыграл Владимир Машков, много общего с другим, не менее любимым зрителями героем — Глебом Жегловым. Их позиция проста и понятна каждому: вор должен сидеть в тюрьме, в городе должен быть порядок, бандиты должны знать свое место и уважать закон.
Но для того, чтобы зритель поверил, что такое возможно, герои должны этой непреклонной позиции соответствовать. Не только мужество привлекает нас в Гоцмане и Жеглове, но и их бескомпромиссность, внутренняя правда, уверенность в том, что дело, которым они занимаются, имеет жизненно важное значение, потому что помогает стране подняться, а обществу стать лучше и безопаснее.
Нет ничего удивительного в том, что эта позиция востребована сегодня. Если в фильмах о Гоцмане и Жеглове бандиты после войны грабили отдельных зажиточных граждан, то в лихие 90-е они присваивали и делили уже собственность всего государства, включая заводы и фабрики, банки и предприятия, недра и сельскохозяйственные угодья. Причем делали это совершенно открыто, с полной уверенностью в своей правоте и безнаказанности, оставляя остальным в качестве компенсации лишь лозунги о свободе и демократии. Однако далеко не всех это устроило.
Нам еще только предстоит разобраться в том, как это произошло, с чем было связано и почему, например, в Китае ничего подобного не случилось. До гражданской войны в России дело, слава богу, не дошло, но развал экономики, слом устоев, унизительное положение, в котором оказалось подавляющее большинство населения страны, оставили не менее глубокую рану, чем в начале прошлого века. Поэтому обращение к событиям, описанным в романе Шолохова, более чем актуально.
«Тихий Дон» Сергея Урсуляка только что вышел на телеэкраны. Но и до этого о нем много говорили. Больше всего зрителей волновал вопрос, имел ли право режиссер браться за решение задач такого уровня. Видимо, ремейки, эпидемией охватившие наш кинематограф в последнее время, вызывали опасения по поводу того, сможет ли Урсуляк оказаться достойным не только произведения Шолохова, но и экранизации «Тихого Дона» Сергеем Герасимовым. Ведь эпос требует особого подхода и иных масштабов личности художника.
Позиция Урсуляка по отношению к критикам была сдержанной. Перед показом фильма режиссер сказал, что у каждого поколения должен быть свой «Тихий Дон», и именно этим объясняется его решение взяться за экранизацию романа Шолохова. Исходя из этого, попробуем разобраться, насколько новый фильм вписывается в контекст современной жизни, соответствует ли он нашим представлениям о времени и о себе, позволяет ли увидеть в прошлом причины тех событий, которые происходят с нами сегодня и могут случиться в будущем.
Думаю, фильм оправдал ожидания зрителей. Герои «Тихого Дона» Урсуляка, которых сыграли Евгений Ткачук и Полина Чернышова, совсем не похожи на статных красавцев из фильма Герасимова — Петра Глебова и Эллину Быстрицкую. Они другие — более приземленные, что ли. Но в этой обыденности есть свои преимущества. Их образы не довлеют над чувствами зрителей, давая возможность сосредоточиться на внутреннем — на том, что творилось в их душах, определяло поступки и в итоге привело к развалу не только семьи, но и страны в целом. Ведь тот конфликт, который в романе начался с бытовой, крайне незначительной истории любви Григория Мелехова к замужней соседке Аксинье Астаховой, в конечном счете выливается в трагедию эпического масштаба.
Герои фильма Урсуляка молоды и охвачены сильным чувством. Их готовность отстаивать свое право на счастье достойна уважения, вот только в этом вполне понятном порыве молодости инстинктивное, эгоистичное, своевольное берет верх над устоями, которые веками складывались в казачьей среде. А в результате разрушается не только жизнь Мелеховых, Коршуновых, Астаховых, разрушается вековой уклад, который направлял, сдерживал, мирил, предотвращая напасти и беды.
Отец Григория, Пантелей Прокофьевич Мелехов (его в фильме сыграл Сергей Маковецкий), пытался образумить сына. Возможно, методы, которые он использовал, кому-то покажутся недемократичными. Деспот, тиран, диктатор — именно так он ведет себя в кругу семьи. Но ему свойственно и сострадание. Единственный среди односельчан, он с теплотой и заботой относился к Наталье — брошенной жене Григория, которую в фильме сыграла Дарья Урсуляк.
Побои, которыми Пантелей Прокофьевич щедро осыпал непутевых своих сыновей, были вызваны его переживаниями за них и чувством ответственности за семью. Мелехов-старший знал то, что было недоступно пониманию молодых, и старался защитить их, да и окружающих, от необдуманных действий. И если бы Григорий послушался отца, то, возможно, предотвратил бы трагедию — раздоры, обиды, смерть и разрушения, которые, как снежный ком, обрушились на его близких.
Но этого не произошло. В своей одержимости любовной страстью герои романа утратили способность думать о тех, кто был рядом, они разучились сопереживать их горю. В погоне за личным, частным они забыли главное — то, что поддерживало и хранило не только их самих, но и жизнь их близких.
Выстраивая сюжет и расставляя акценты, Сергей Урсуляк доводит до нас, зрителей, главную мысль: мы, и только мы несем ответственность за то, что происходит в нашей жизни и в жизни окружающих. Аксинья любит Григория, несмотря на его довольно пренебрежительные высказывания о побоях мужа; Григорий разрушает семью Астаховых и свою собственную ради желания быть вместе с Аксиньей; Наталья, зная о крайне легкомысленном поведении Григория, выходит за него замуж. Герои фильма Урсуляка сами выбирают путь, который многих из них приводит к гибели. Правда, в отличие от «героев нашего времени», им и в голову не приходит винить кого бы то ни было в своих бедах.
Отдельные серии фильма Урсуляка как составные части мозаики, в которых многие могут узнать себя. Сто лет прошло со времени событий, описанных Шолоховым, а как будто ничего и не изменилось.
1914 год с его окопной правдой, делением на своих и чужих, случайными жертвами и крайней степенью ожесточения. Правда, листовки, порочащие царя и царицу, которые в окопах распространяли среди русских солдат в Первую мировую, в наше время заменил Интернет, но технологии остались прежними. Или взять хотя бы представление сослуживца Григория Мелехова о будущей справедливости: «чтобы в каждом государстве границ не было и злобы», — чисто либеральная идея со всеми вытекающими последствиями.
«Хреновый царек», из-за которого, по словам солдат, все может пойти прахом, тоже заслуживает внимания. Чего греха таить, не всем в России нравится сильный лидер, вот только о том, что может случиться с огромной страной при слабой и зависимой власти, мало кто думает.
За документальной хроникой февраля 1917 года, когда народ, затаив дыхание, внимал прекраснодушным воззваниям, идут кадры со станичниками и агитатором-баламутом с охрипшим голосом и петушиной шеей. И вопрос старого казака: «Как же без царя? Какая же власть заступит?» Тогда этого никто не знал. Не знают и сегодня, хотя именно ответ на вопрос — «Какая же власть заступит?» — должен предварять, а не следовать за призывами к свержению власти и государственному перевороту.
Но государство и власть — это еще не вся родина. Заметив, что по дороге с фронта домой Григорий засмотрелся на церковь, Пантелей Мелехов спрашивает его: «Не щипет глаза?» И слышит в ответ: «Щипет… да ишо как!..» «„Что значит — родина!“ — удовлетворенно вздохнул Пантелей Прокофьевич». А вслед за этим, после ожесточенной перепалки Мелехова-старшего с Анюткой по поводу раздавленного поросенка, уже Григорий с иронией спрашивает отца: «Родина, бать?..» Последней фразы в тексте Шолохова не было, но мы понимаем, что заставило режиссера вставить ее в свой фильм.
Страх перед тем, что Россия установит на Дону свои порядки, и возгласы казаков: «Выбьем мужиков с нашей земли — и по домам. …Нехай Россия — сама по себе, мы — сами по себе». Вернувшийся из плена в Германии совершенно «онемечившийся» Степан Астахов и заплывший жиром, похожий на обозника красноармеец из ревкома, которому поручили остановить Григория. Мишка Кошевой, неожиданно для себя получивший должность товарища председателя и лютующий, чтобы доказать себе и другим свою значимость… Ничего не изменилось и сегодня: чем ничтожнее человек, тем больше он опасается за свою собственную жизнь и благополучие и тем более беспощадно ведет себя по отношению к окружающим.
Конечно, фильм не безупречен, далеко не все удалось режиссеру выполнить в этой работе. В развитии сюжета присутствует фрагментарность, которая мешает воспринимать происходящее на экране как самостоятельное целое, вне связи с романом Шолохова; ретроспективы о безвозвратно ушедшей мирной жизни станичников несколько неуклюже вплетены в повествование о военном времени; некоторые сцены (например прощание умирающей Натальи с детьми) не имеют завершения. Какие-то вопросы могут возникнуть и в отношении игры актеров.
Достоинство этой экранизации в другом — в возможности нам, зрителям, задуматься о сегодняшнем времени. Работа над фильмом началась в 2012 году. Вряд ли тогда кто-то мог предположить, что описанные Шолоховым трагические события повторятся на Украине. «С черкесами воевали, с турком воевали, и то замирение вышло, а вы все свои люди и никак промежду собой не столкуетесь… Мыслимое ли дело русских, православных. Сцепились друг с другом, и удержу нет», — пеняет Григорию кривой старик Чумаков. И добавляет от себя то, чего не было у Шолохова: «Изничтожат вас всех, и нас тоже».
А кровь повсюду льется рекой, и конца и края не видно раздорам. Нет числа мертвым и надежды живым. «Надо замириться, — говорит Григорий. — А как? …Как нашим обчим обидам счет произвесть?» Ответа на этот вопрос как не было, так и нет, но любая война рано или поздно заканчивается. И вот уже в фильме только один флаг — красный — несется вдали по полю…
Через 70 лет красный флаг в России сменился на бело-сине-красное полотнище перестройки. Флаг сменился, а обиды остались, и эти обиды до сих пор не дают нам покоя, потому что для процветания страны одного стремления разрушить до основания государство мало. Кроме отрицания, нужен план созидания, и хорошо продуманный план, который с призывами в очередной раз потоптаться на развалинах не имеет ничего общего. Хотя надо признать, что за четверть века в России количество желающих топтаться на своей стране, на ее истории, победах и достижениях значительно поубавилось, а значит, и конец противостоянию близок.
Символично, что музыку, наполняющую фильм особым, торжественно трагическим и пронзительно щемящим ощущением того времени, написал советский и российский композитор Юрий Красавин, родом из Харькова. Мне показалось, что задействованные в фильме музыкальные темы могли бы быть более разнообразными, но это мое личное мнение.
К несомненным достоинствам фильма можно отнести и последнюю сцену, когда Григорий после долгих скитаний, с трудом добравшись до своего двора, падает лицом вниз и лежит, распластанный и обессиленный, — словно ищет у земли защиты и поддержки. У Шолохова в романе и у Сергея Герасимова в фильме 1957 года конец другой: после возвращения домой Григорий обнимает сына, и эта встреча воспринимается и читателями, и зрителями довольно оптимистично.
В финальной сцене фильма Сергея Урсуляка оптимизма нет. Есть ощущение перепутья, на котором в очередной раз оказался герой. Что будет с ним дальше, не ведомо никому, и в этом состоит драматизм сложившейся ситуации. Последнее прибежище и опора — это родная земля: где бы человек ни был, он всегда возвращается к ней — живым или мертвым, наяву или в своих воспоминаниях, потому что с ней связано все самое главное в его жизни.
Безусловно, об этой экранизации еще много будут говорить и спорить. Ведь «Тихий Дон» Сергея Урсуляка — это фильм о нас с вами, отпечаток трагических событий прошлого на нашем неспокойном времени. И нам еще только предстоит разобраться в том, что хотел сказать режиссер, от чего предостерегал нас и о чем заставил задуматься.