Опубликовано в журнале Нева, номер 2, 2016
Александр Моисеевич Городницкий родился в 1933 году в
Ленинграде. Советский и российский ученый-геофизик, доктор
геолого-минералогических наук, профессор, член Российской академии естественных
наук. Широко известен как поэт, бард, считается одним из основоположников
авторской песни. Лауреат Государственной литературной премии имени Булата
Окуджавы. Заслуженный деятель науки РФ, главный научный сотрудник Института
океанологии им. П. П. Ширшова РАН.
* * *
Не ждите от истории ответа, —
Она для нас не этим дорога.
Течет неспешно медленная Лета,
Крутые отражая берега.
Ее глубин невидимые рифы
Нам никогда увидеть не дано.
Ее первооснова — это мифы,
В которые поверили давно.
Ее устои вечно преходящи, —
И храмы, что стояли на крови,
И этот бесконечно лгущий ящик,
Который называется ТВ.
Здесь фактам непреложным нету места,
Не отыскать источников иных.
Неверно все: и летописец Нестор,
И повесть лет далеких временных.
Ей дела нет всегда до фактов косных,
Событий, что случались наяву,
Что сразу после битвы Куликовской
Пришли татары и сожгли Москву.
Мы все безоговорочно ей верим.
Ей признаваться вроде не к лицу,
Что Моцарта не убивал Сальери,
«Аврора» не стреляла по дворцу.
Не связана научною структурой,
Во все века, в любые времена,
Она была всегда литературой
И, значит, быть правдивой не должна.
КОНЕЦ ЛИЦЕЯ
Юлию Киму
Позабывшиеся даты,
Словно шрамы на лице.
Здесь расстрелян в двадцать пятом
Александровский лицей.
Всех недавних лицеистов
Как заведомых врагов
Утром, пасмурным и мглистым,
Возле невских берегов,
Расстреляли на опушке,
Где от солнышка светло.
Был бы вместе с ними Пушкин,
И ему б не повезло.
В оголтелом этом веке
Не щадили никого, —
Был бы с ними Кюхельбекер,
Застрелили б и его.
План расстрела сверху спущен,
Он и должен быть таков.
Уничтожен был бы Пущин
И, конечно, Горчаков.
Снисхожденья им не будет, —
Хоть и нет на них вины:
Образованные люди
Новой власти не нужны.
Будет вечно кровью харкать
Эта доблестная рать,
Там, где может и кухарка
Государством управлять.
И не будут лицеисты
Собираться у огня
«В октябре багрянолистом,
Девятнадцатого дня».
САРАНЧА
На Кубани, где в поле кружит саранча
В середине палящего лета,
Почему-то мне спать не дают по ночам
Допотопные главы Завета.
Почему, справедливости вечный оплот,
Бог во время библейское оно
Подвергал наказанию целый народ,
А не только семью фараона?
Почему под его беспощадным мечом,
Через казни жестокие эти,
Пострадали и те, кто совсем ни при чем —
Старики или малые дети?
Но увяз ноготок, и всей птичке пропасть,
И какой бы ни век на планете,
Почему-то всегда за преступную власть
Весь народ постоянно в ответе.
И везде, от полярных до южных широт,
Недород и другие напасти
Что ни день, что ни год переносит народ,
Став заложником собственной власти.
И опять, словно школьник, уроки уча,
Я листаю страницы Завета
На Кубани, где в поле гудит саранча,
От которой спасения нету.
* * *
Нету от старости панацеи.
Стал я с годами и лыс, и грузен.
Мальчик играет меня на сцене,
В новом спектакле в самарском ТЮЗе.
Мальчик, курчавый, как я когда-то,
Смотрит моими на мир глазами,
Пересекает, плывя, экватор,
Песни поет и любовью занят.
Он на меня не похож, и все же
На режиссера я не в обиде.
Не ощутить не могу я дрожи,
Жизнь свою со стороны увидев.
Пусть моя пьеса подходит к краю,
Счастья назавтра не жду, как прежде.
Мальчик, который меня играет,
Вновь возвращает меня к надежде.
Веря в несбыточные легенды,
В жизни реальной крутом замесе,
Я не добрался до «Хеппи-энда», —
Может быть, будет иначе в пьесе.
МОИ ПРАВНУКИ
Такое прежде никогда,
Наверное, не снилось.
Какою меркою ни мерь,
А жизнь идет на лад.
Бог десять правнуков мне дал,
Явив Господню милость.
Я этой милостью теперь
Пожизненно богат.
Он оказал мне эту честь,
Являя лик свой узкий,
И стал теперь необходим,
Как хлеб, что мы едим
Неважно мне, какой он есть,—
Еврейский или русский,
Поскольку он всегда един
И на Земле один.
Пускай не звал меня пророк
В сияющие двери,
Не разверзался потолок
Под парой белых крыл.
Бог сделал все, что только мог,
Чтоб я в него поверил,
Он сделал все, что только мог,
Чтоб я его открыл.
Пусть мой недолговечен стих,
И сам я жил затем ли,
Чтобы не сделать ничего
За долгие года?
Десяток правнуков моих
Поднимут эту землю
И для народа своего
Построят города.
Взрастет мой маленький народ
Разноименной масти
В недостижимой полосе
Грядущего утра,
И кто-то будет садовод,
А кто-то будет мастер,
И станут воинами все,
Когда придет пора.
Пусть будет в доме их всегда
Веселье и достаток,
Пускай не рвется эта нить,
Что прежде началась.
И я грядущие года,
Их небольшой остаток,
Смогу с улыбкою прожить
И в гроб сойти, смеясь.
СТИХИ О
ПОЗВОНОЧНИКЕ
Боль в спине, и поутру, и ночью.
Нету спасу — хоть на крик кричи.
«Полностью изношен позвоночник», —
Говорят сочувственно врачи.
Да и как ему не износиться
На холодных вьюжных северах,
Где пришлось мне двадцать лет трудиться
В партиях, за совесть и за страх!
Там, себя считая молодцами,
Мы лицом не ударяли в грязь,
Рюкзаки таская с образцами,
На уступы мерзлые садясь.
Да и как ему не износиться
На судах за три десятка лет,
Где не раз за время экспедиций
Мы здоровью причиняли вред.
Где к проблемам подходя по-русски,
И в дневное время, и в ночах,
Судовые частые погрузки
На своих мы вынесли плечах.
Не щадя свой позвоночник ломкий,
Я трудился, не жалея сил.
Если б знал заране, то соломки
Где-нибудь, возможно, постелил.
И хотя мы все, увы, не вечны
И уже пора гасить свечу,
Все же позвоночник мой увечный
На другой менять я не хочу.
Потому что, завершая бал сей,
Я скажу: в минувшие года
Он болел, стирался и ломался,
Но не прогибался никогда.