Повесть
Опубликовано в журнале Нева, номер 6, 2015
Максим
Станиславович Епифановский
родился в Ленинграде в 1975 году. Окончил СПбГМУ им. академика И. П. Павлова.
Работает в фармацевтической компании. Живет в Санкт-Петербурге.
Глава 1
В
воскресенье Сергей с Алексеем сидели на центральной трибуне стадиона «Лужники».
Открывался чемпионат России по футболу. Друзья не считали себя фанатами, но
всегда выезжали на дебютный матч любимой команды. Столбик термометра в
Первопрестольной застыл чуть ниже нуля, изо рта шел теплый белый пар. Для
начала весны тепло, но не для футбола. Фанатские сектора по-своему встречали
очередной сезон: ревели, взрывая петарды, с мясом выдирали пластиковые кресла.
Сергей с ностальгией вспоминал свой первый поход на футбол. С отцом, еще в
Ленинграде, сидел под крышей спортивно-концертного комплекса и, открыв рот,
следил за игрой, толком не вникая в тонкости. В школе все мальчишки гоняют в
футбол. Один пухлый Леша не проклинал кривоногого Серого, когда тот в матче
против соседнего класса не попал в пустые ворота. Тогда они и подружились.
Сегодняшний
матч выдался нервным и закончился боевой ничьей.
— С
такой командой мы станем чемпионами, — предсказал Алексей по дороге со
стадиона. — Хватит с «Рубина».
—
Вполне возможно.
— Не
слышу в голосе былой уверенности.
—
Станем… Тенденции мне не нравятся, — Сергей замолчал, в уме подбирая нужные
слова. Он хотел, чтобы старый друг правильно его понял. — Сейчас у «Зенита»
тысячи болельщиков. По Питеру едешь — ощущение, что весь город болеет за
«Зенит». Теперь все болеют… Особенно после «Манчестера». Помнишь, как мы на
«Турбостроитель» ходили, когда клуб играл в первой лиге? Или на «Кирова» через
забор перелезали? Что-то я не видел их всех там…
— В
тебе говорит банальная ревность. Радоваться надо, что у твоего клуба столько
болельщиков. Один город — одна команда.
— Я
радуюсь, — грустно заметил Сергей. — Только раньше честнее все было. Сейчас из
любой команды чемпиона сделать можно. Купил игроков, тренера — вот тебе уже и
приличная команда. Дальше — больше. Сыгрались, договорились, и ты уже в
призерах. А там и до первого места недалеко. Своих воспитанников — шиш с
маслом.
— У нас
в «Зените» с этим полный порядок! Малафеев, Денисов, Ионов. Аршавина продали не
куда-нибудь, а в «Арсенал»!
— В
«Зените» — да. Слава богу, точнее, Морозову. Молодых-то не видно… Полкоманды
должно быть своих воспитанников!
—
Вырастут…
—
Вырастут, — согласился Сергей. — Попадут ли в основу? Шанса не будет… Сейчас
результат нужен. Ждать нет времени. Деньги все решают. Мнение болельщика уже
никого не волнует. Чем прекрасен футбол? Перед матчем не знаешь, что тебя ждет:
комедия или трагедия… Теперь все скатилось в фарс! Я не против, если в
отечественный футбол придут иностранные деньги, как в том же «Манчестер-Сити». Но
когда на горе-миллионеров тратятся народные…
— Ладно
тебе, Серый… Ничья на тебя так подействовала! Давай поторапливаться, а то на
поезд опоздаем.
Друзья
прибавили шагу и, поработав на входе локтями, исчезли в метро.
* * *
Питер
встретил Сергея Руднева опустевшей квартирой. На кухонном столе лежало письмо —
издевательская записка в стихах. Наташа ушла, попросив больше не попадаться на
ее жизненном пути. Предпочла ли она другого, возненавидела ли Сергея — об этом
ни слова. Дозвониться до Наташи оказалось невозможно — очевидно, телефон Сергея
значился в «черном списке». Попытки поговорить с другого телефона терпели
фиаско. Как только Наташа слышала знакомый голос, бросала трубку, и очередной
номер игнорировался. Сергею остались лишь воспоминания и пачка сигарет на
балконе. Он разглядывал сверкающий шпиль телевизионной башни и вспоминал их
поездки в Париж. Наташа бредила Францией, два раза в год, летом и на Рождество,
обязательно таскала Руднева на родину Лафонтена и Бодлера. Как-то после очередной
поездки Сергей осторожно намекнул о смене страны паломничества. Мол, зимой
неплохо бы съездить в Баварию, навестить Костю, друга со студенческой скамьи.
Летом можно для разнообразия слетать в Тунис, как-никак бывшая французская
колония. Наташа зашипела: к немцам «француженка» ни ногой, а в Тунисе — одни
арабы. «Можно подумать, на юге Франции их меньше», — чуть не вырвалось у
Руднева. Он не спорил с Наташей, давно осознав бессмысленность этого занятия.
Потакал слабостям и причудам любимой, счастливый от того, что утром, открывая
глаза, видит ее, спокойную и беззащитную. Сергей прокручивал в памяти их
случайное знакомство на Васильевском острове, в разгар белых ночей. На
пересечении Большого проспекта и Первой линии у него заглохла машина. Пока
Сергей дозванивался до центрального офиса, объяснялся с лизинговой компанией и
вызывал эвакуатор, развели мосты. Руднев оказался в водном плену. Слушая радио,
безучастно рассматривал неторопливую ночную жизнь островка суши. Неожиданно
гармонию летней безмятежности нарушил красный горбатенький автомобильчик. Он
неловко пошел на разворот, подставив правый бок несущемуся «Жигулю». Пронзительный скрип тормозов — и
потом типичный глухой удар, так знакомый бывалым автомобилистам. Из
автомобильчика выпорхнула огненно-рыжая хрупкая девушка, а из «Жигулей» — три узбека. Они с криками
окружили виновницу происшествия. Руднев не мог остаться безучастным и поспешил
на помощь. Никто не пострадал, Наташа же смотрела на него как на спасителя. Они
разговорились. Виновница аварии преподавала русский язык иностранцам, сочиняла
стихи и просила называть себя на французский манер. Они встречались полгода,
после чего решили жить вместе. В их отношениях всякое случалось, но речь о
разрыве никогда не шла.
Сергей
оставил тщетные попытки поговорить с бывшей возлюбленной. В нем взыграла
гордость — на смену любви пришла ненависть. Он стал каждый день ходить на
работу, а вечерами — чаще встречаться с Алексеем. Они пили пиво в баре, Руднев
делился своими мыслями.
— Мне
было очень больно, Леха. Сейчас отпустило. Ненависть придала энергии. На работу
начал ходить, — похвастался Сергей.
—
Герой! — оценил Алексей. — Сильно тебя накрыло.
Сдавая
вступительные экзамены в медицинский вуз, Сергей осознавал, что врачом не
станет: нужно было обезопасить себя от визита военкома. Вариант со службой
отечеству не рассматривался, ибо Руднев ничего в долг у отечества не брал.
Мама, учитель биологии, строго следила за оценками по родному предмету. Всех
представителей крестоцветных, строение жаберных дуг и особенности
кровоснабжения человеческого сердца старшеклассник Сережа Руднев знал в
совершенстве, что и предопределило выбор высшего учебного заведения. После окончания
медицинского университета Руднев устроился в представительство западной
компании, поставляющей в Россию аппаратуру и расходные материалы для больниц.
Начальство в Москве, приличная зарплата, корпоративный автомобиль — лучшей доли
вчерашний интерн и желать не мог. Выбранная работа не занимала много времени.
Предоставленный сам себе, Руднев быстро научился сочинять отчеты для центрального
офиса и большую часть времени проводил в праздном наблюдении за ходом жизни.
— И
все-таки один вопрос меня мучает. Почему же она ушла?
— Не
знаю, что тебе сказать, — Алексей пожал плечами. — Кто же знает, что у другого
человека на уме? Даже я, нейрохирург, не знаю! Но в твоем, коллега, случае все
просто… Наташа хотела замуж.
—
Замуж? — воскликнул Сергей так громко, что посетители бара обернулись.
— Что
тебя так удивило? Разве вы были женаты? Или хотя бы помолвлены?
— Нет,
но Наташка об этом никогда не заикалась…
—
Серый, как ты себе это представляешь? Она никогда не скажет тебе напрямую.
Женщина ждет, может мягко подводить тебя к этому шагу. Если мужчина не
понимает, чего от него хотят, то тогда она из нежного котенка превращается в
разъяренную пантеру. Тебе еще повезло: тебя не растерзали, оставили в живых!
* * *
Ненависть
сменилась хандрой. Квартира насквозь пропахла сигаретным дымом. Вокруг
мусорного ведра валялись пустые бутылки. Экран монитора слепил глаза. Сергей
бродил по Интернету. Все казалось бессмысленным. В городе, незаметно для
Сергея, окончательно сошел снег, зазеленели трава и деревья. Из центрального
офиса стали приходить гневные письма: квартальный отчет написан из рук вон
плохо, планирование же отсутствует вовсе. Спасали ситуацию дистрибьюторы,
вытянувшие полугодовой план продаж. Менеджер Руднев кормил себя обещаниями
завтрашней новой жизни, но все оставалось неизменным.
Возвращение
Быстрова из «Спартака» в «Зенит» окончательно похоронило любовь друзей к
футболу. К судейской слепоте и влиянию административного ресурса на народную
игру добавилась ужасающая меркантильность футболистов, за жалкие тридцать
сребреников готовых менять убеждения. Сергей перестал интересоваться спортивной
жизнью страны, Алексей переключился на гандбол. В одном доме с ним жил игрок
питерской «Невы». При встрече они здоровались, но не более. Теперь же пустоту,
образовавшуюся после окончательной коммерциализации футбола, пришло время
заполнить гандболом — своего рода изгоем в глазах власти и народа. Алексей
сколотил из разочарованных футбольных болельщиков команду поддержки. Вместо
огромной, переполненной чаши стадиона — ободранный пустынный зал районной спортшколы.
На трибуне — единичные родственники гандболистов. Новая команда поддержки
удвоила посещаемость «Невы».
Руднев
скептически отнесся к новому увлечению друга, но на гандбол за компанию иногда
ходил.
— Как
тебе мое новое увлечение? — поинтересовался Алексей. — Я тогда долго думал над
твоими словами. О честности футбола, деньгах, миллионерах на поле. Должен
признаться, Серый, ты тогда был абсолютно прав… Гандбол — совсем другое…
—
Спасибо твоему соседу!
— Да я
бы и так гандбол полюбил, — неожиданно признался Алексей. — Я в начале к
баскетбольному «Спартаку» присматривался… Хорошая команда, с историей… Но это
«Спартак»! Красно-белая форма вызывает у меня омерзение! А у «Невы» — наши
цвета, правильные…
— Ты
фильм «Кин-дза-дза» смотрел? — Сергей не поверил своим ушам, услышав слова
друга. — Ясное дело, смотрел! Ты мне сейчас пацака напоминаешь… Или чатланина…
Выбирай. У них такая же цветовая дифференциация одежды была… Вот это фильм!
Даже в спорте актуален… Прости, конечно, но откуда у тебя такое
дегенеративное восприятие спорта?
—
Значит, я дегенерат, — насупился Алексей.
— Прости,
дружище, — Сергей извинился. — Не хотел тебя обидеть. Я стал невыносимо
вспыльчивым… Видимо, пора что-то менять.
Глава 2
Руднев
скептически относился к долгосрочному планированию. В современном мире
хаотичность событий разогнана до предела. Человек может с высокой степенью
вероятности утверждать, где окажется сегодня, в крайнем случае завтра. Какой
локомотив выскочит на него из мрака неизвестности через полгода — абсолютно
непредсказуемо. Но к этому событию Сергей шел долго, практически не веря в реализацию
задуманного. Однако то, о чем так долго мечтал, свершилось. В августе он
посетит Германию и встретится со старинным другом Костей. Билеты на самолет
выкуплены, отдел кадров о грядущем летнем отпуске предупрежден, финский Шенген
регулярно обновляется и ждет на секретере. Никакая революция, кризис или
тренинг не помешают долгожданной встрече университетских друзей. На костылях, с
пустым кошельком, но Сергей сядет на рейс до Мюнхена.
Руднев
открыл почтовый ящик и зарегистрировался на сайте знакомств. Менеджер низшего
звена никому не интересен. Сергей вышел на охоту и взял себе вымышленное имя
«Михаил». Возраст и место работы выдумал. Он стал моложе и загадочнее. Теперь
он «работал» ассистентом режиссера на «Ленфильме». Покончив с нехитрой анкетой,
загрузил фотографии разных лет и начал изучать виртуальный мир.
Толпы
юных красавиц ищут спонсора. Кто-то на час-два, а некоторые обещают верность на
длительный срок за ежемесячную поддержку. Мужчины же хотят видеть рядом
ухоженную, элегантно одетую спутницу, а косметика, чулки и бижутерия стоят
денег. В ответ на безобидные посещения страниц мужского пола с нетрадиционной
ориентацией Руднев получал неистовые подмигивания. Из чистого любопытства посмотрел
страницы женщин бальзаковского возраста. Дамы за сорок встретили
двадцатичетырехлетнего юнца прохладно. Однако две путаны предпенсионного
возраста предложили встречу, демпингуя предложения молодых соперниц. Сайт
знакомств сквозил пошлостью и ожидаемой банальностью. Лишь одна страница
привлекла Руднева необъяснимым магнетизмом и первозданной искренностью.
«Михаил» отправил лестный комплимент. Света ответила, завязалась приятная
переписка. Обмен телефонными номерами облегчил выбор места для первого
свидания. В парке.
Света
села на скамейку, скрестив ноги.
— Можно
я закурю?
Сергей
кивнул и принялся рассматривать миниатюрную, склонную к полноте девушку с
круглым лицом и длинными роскошными волосами.
—
Спасибо.
—
Обожаю, когда при мне курят. Нет, правда. Когда-то я покуривал, но потом
бросил. Не из-за рака легких или инфаркта. В юности сигарета делает тебя старше
и круче. Но я видел, как сигарета превращает взрослого мужика в беспомощного
ребенка. Соседа инсульт разбил — он сам рубашку надеть не мог. Сигареты
затуманивают мозг. Гипоксия поглощает разум. Становишься вялым, инертным.
Света
покачала головой.
— Я ни
разу не пыталась бросить. Как начала в тринадцать. У нас на работе все курят.
— А ты
работаешь…
— В
столовой. Поваром на раздаче.
— Это я
помню, — Сергей наморщил лоб. — Только я не понял, как это, поваром и на раздаче?
— У нас
так называется. Сегодня такое произошло! Хотя тебе, наверное, не интересно
будет…
— Ну
что ты! — успокоил Сергей. — Очень интересно! Расскажи. Повара сварили
чудодейственный компот или разгадали рецепт солянки?
Света
засмеялась. Все оказалось прозаичнее. Заведующая Тамара поставила в продажу
салаты с истекшим сроком. Света не могла смолчать и пошла к директору.
—
Представляешь?! — глаза Светы горели огнем гордости. — Вызвал ее и влепил
выговор. Меня директор похвалил.
—
Молодец! Тамара теперь имеет на тебя зуб.
— В
смысле? — Света удивленно посмотрела на Руднева. В ее глазах царили смущение и
истинное непонимание.
—
Захочет тебе отомстить.
— Она
мне ничего не сделает! Что ж теперь, травить людей? — Света затушила сигарету и
бросила в урну. — Пойдем?
Сергей
хотел взять Свету за руку, но та отстранилась.
— Я
стесняюсь. Вдруг кто с работы увидит. Ты на «Ленфильме» работаешь?
— Да, —
Руднев для серьезности наморщил лоб. — Ассистент режиссера. Самому пока не дают
снимать. Подбираю актеров, сценарии просматриваю.
—
Известных актеров видел? — Света посмотрела на Сергея как на небожителя.
—
Фрейндлих, Басилашвили, Ургант… Многих очень хорошо знаю.
Света
лишь поджала губу. Эти фамилии ей были не знакомы.
Руднев чувствовал
себя котом, забавляющимся с птенчиком. Света вела себя застенчиво, если Сергей
умничал. Смеялась, когда отпускал шутки. Он упивался игрой. Рассказывал о себе,
мешая вымысел и правду. Так проще сочинять. Немного истины из далекого
прошлого, а потом толстый слой безобидной лжи, искусно приправленной анекдотом.
В ней
было что-то настоящее. Редкий сплав правдивости мышления и очаровательной
естественности поведения. Словно только что вылупившийся цыпленок, Света
воспринимала жизнь просто, без подвоха. Обман и воровство неприемлемы, подлежат
презрению. Цель, если она аморальна, не может быть оправдана. Человеческие
пороки в сфере общественного питания подлежат истреблению. Провинциальная прямолинейность,
чуждая столичному городу, восхищала. Света готова биться до конца. Она жила
сегодняшним днем на всю катушку. Ипохондрия, столь характерная для жителей
Северной столицы, не коснулась ее молодого разума. Ранний подъем гарантировал
крепкий сон, беседа по скайпу с подружкой Розой исключала даже временное одиночество.
Света
приехала в Питер из Снежинска — маленького городка, спрятанного от постороннего
взгляда за Уральскими горами. Два ряда бетонных заборов с колючей проволокой
ежесекундно стерегут ядерную мощь России.
— Как
вы там живете?
— Кто
на ядерке — хорошо получают. У директора самая лучшая машина в городе, —
похвасталась Света, словно это она была директором. — Молодежь мечтает уехать.
Хотя бы в Екатеринбург. Это для начала. В идеале — Питер или Москва.
— Я так
понимаю, ты выбрала Питер?
— У
меня сестра здесь. Приехала и осталась. На следующей неделе выходит замуж.
Работает администратором в ресторане.
— Да
ну! — Руднев изобразил неподдельное удивление.
Сидели
ли они на лавочке перед ее домом, гуляли ли по парку или набережной, любуясь
разведенными мостами, Руднев нутром чувствовал, как незаметно, по капле входит
в его размеренную жизнь эта недоступная белоснежная улыбка и простота,
граничащая с вульгарностью. Малозначительные события заставляли ее сердце
трепетать от переполняющих эмоций. На днях Света видела в магазине какого-то
модельера, организовавшего в клубе соседки показ мод, — Маринка хвасталась ей
фотками с показа. Теперь же Света увидела его собственными глазами и
рассказывала все это Рудневу в таком возбуждении, будто встретила Лагерфельда.
Сергей
никак не мог подстроиться к ширине ее шага. Руднев делал несколько шагов в
привычном темпе, и Света оставалась далеко позади. Она стояла, растерянно
пожимая плечами.
Чем
больше Руднев изучал Свету, тем сильнее привыкал к ней. Теперь он ждал вечера,
с раздражением бросая взгляд на часы. Черепашья нерасторопность часовой стрелки
приводила его в бешенство.
Старая
рана еще не затянулась. Руднев вспоминал клетчатую рубашку Наташи, ее
подвернутые джинсы, небрежную копну рыжих волос. Он не был готов к новым отношениям.
Мечтал развлечься, забыть прошлое, а не нырнуть в бурлящий омут любви.
Они не
виделись несколько дней: в город, на свадьбу старшей дочери, приехали родители
Светы. Руднев заинтриговал ее, пообещав в пятницу сообщить нечто особенное. В
этот день ее соседка Марина уезжала домой. Родители отправлялись обратно за
колючую проволоку. Света оставалась одна в комнате.
— О чем
будет разговор? — интересовалась Света по телефону.
—
Хочешь знать?
—
Очень.
— Бойся
желаний своих, — загадочно отвечал Сергей.
Он сам
боялся пятницы. С этого дня все пойдет не так. Будет больно. Ему — говорить, а
ей — слушать. Он придумал, как вырваться из омута любви. Гениальная задумка
воплотится в жизнь. Они разойдутся по разным сторонам улицы. Она будет
проклинать Руднева, но так всем будет лучше. Пусть и не сразу…
* * *
Сергей
сидел на продавленном диване в просторной комнате с высоким потолком.
— Вот
здесь я и живу, — Света села рядом с Рудневым. — Рядом еще комната. Там сосед
живет. Очень веселый, как ты. А тут мы с Маринкой.
Руднев
изучал обстановку съемной квартиры. Пожелтевшая лепнина сталинского дома
обросла паутиной. Обшарпанный шкаф с покосившимися дверцами, широкая кровать,
покрытая стеганым одеялом, маленький деревянный столик с ноутбуком и две
бутылки пива. Чего-то явно не хватало. Что-то смущало… И дело не в серых
занавесках, не в потускневших обоях, не в разъехавшемся паркете.
— У
тебя нет телевизора? — удивился Сергей.
— Зачем
он мне? Если есть свободное время, то сижу в Интернете. Ты не против джаза?
— Я
нечасто слушаю джаз, но некоторые композиции вполне… Читал тут Фитцджеральда… —
Руднев отвлеченно помахал руками, не в силах подобрать нужные слова, и осекся.
Он не ожидал, что эта девочка, целыми днями шинкующая салаты и разливающая
борщи, вечерами, после работы, вместе с подружкой, официанткой из ночного
клуба, слушает джаз.
Чарующая
беседа саксофона с фортепьяно заполнила комнату.
—
Смотри, — Света выудила из кармана джинсов аккуратно сложенную бумажку.
— Что
это? — Руднев подумал о письме для него. Видимо, с заготовленным признанием
придется повременить.
Света
развернула сюрприз. Неизвестный карандашом оставил на бумаге скачущий ряд цифр.
—
Парнишка в ресторане на свадьбе всучил мне. Просил обязательно позвонить!
Представляешь?! — она спрятала бумажку обратно в карман. Света стала
рассказывать о свадьбе сестры, знакомстве родителей новобрачных, интерьере
ресторана в Лисьем Носу. Сергей кивал, делал вид, что слушает. Он знал: Света
не станет звонить этому наглецу. Она сияла, словно первокурсница, которой
преподнесли роскошный букет цветов. Ей льстило мужское внимание, пусть и такое
вульгарное.
—
Супчик будешь? Мама, правда, сказала, что пустоват…
— С
удовольствием попробую, — Сергей представил, что вечером будет есть суп, слушая
джазовые мелодии, и рассмеялся.
— Не
хочешь? — Света мгновенно насупилась.
— Очень
хочу. Но в супах не разбираюсь. Мое мнение — любительское.
— Ну и
ладно. Сама съем, — Света отвернулась, давая понять, что разговор на кулинарную
тему окончен. — Так уж и быть, — она вскочила с дивана. — Угощу тебя. Скажешь
свое мнение. Пойдем на кухню.
От
мимолетной обиды не осталось и следа. Перед Рудневым на прожженной клетчатой
скатерти стояла тарелка супа. В ржавой мойке гулко капала вода. Стены, выкрашенные
зеленой краской, покрыты слоем жира и пыли. Иллюминатор стиральной машины забит
грязным бельем. В окне иглой торчит здание телебашни.
— Очень
вкусно, — объявил свой вердикт Руднев, покончив с бульоном, в котором плавали
картошка и вермишель.
— Правда?
— Света с надеждой посмотрела на Руднева. — Он без мяса.
— Мясо
на ночь вредно, — парировал Руднев. — Да и необязательно. Мама мне в детстве
готовила вкуснейший борщ. Потом уже я с удивлением узнал, что борщ бывает с
мясом. И очень даже часто.
— Я приготовила
из того, что было, — извинялась Света.
—
Шикарный суп. Я правду говорю. С чего мне врать? Ложь всегда чувствуется.
Сергей
подумал, что скоро ему придется искусно врать, выдавая ложь за правду.
Заманчивое желание отложить казнь щекотала нервы. Вероятно, он останется в этой
убогой квартирке до утра. Руднев смотрел на Свету, всеми силами борясь с
искушением.
Света,
словно читая его мысли, предложила кофе и напомнила про обещанный разговор.
— Мне
уже не хочется говорить об этом. Пойдем в комнату, лучше пива…
— Ну, —
Света, сев на диван, вытянула губы трубочкой, — я так ждала.
—
Уверена?
— Ты
меня пугаешь. Это что-то страшное?
Как
ответить на этот вопрос, Сергей не знал. Не стоит отрезать хвост кошке по
частям. Он собрался с духом и, откинувшись на спинку дивана, сложил пальцы в
замок.
—
Видишь ли, Света, — голос зазвучал натужно, каждое слово давалось с трудом. — Я
обманул тебя. Я не работаю на «Ленфильме». Мне не двадцать четыре, а тридцать
два. И зовут меня не Михаил, а Сергей. Ну и наконец, я женат, — последняя фраза
Рудневу далась удивительно легко. То ли оттого, что она была последней в потоке
саморазоблачений, то ли оттого, что именно она являлась абсолютной ложью.
Света
закрыла лицо руками и выбежала из комнаты.
Руднев
остался один. Дальнейшую цепь событий он не планировал. Броситься успокаивать
Свету или покинуть квартиру, не прощаясь? Он решил дождаться ее возвращения.
Света
медленно вошла в комнату. Руднев посмотрел на ее зареванное лицо и все понял.
— Мне
лучше уйти?
Света
ничего не ответила. Только кивнула. Сергей вышел на улицу. Желтые шары фонарей
освещали ночной проспект. Пролетавшие мимо автомобили разгоняли июльскую
духоту. Жестокий план блестяще претворен в жизнь. Сергей свободен. Можно ехать
домой и спокойно лечь спать.
Всю
ночь Руднев слушал джаз, пил кофе, перебирая в памяти последние дни.
Облегчение, к которому он так стремился, не наступило. Странно, Руднев все
сделал правильно, но в чем-то просчитался. Ночная тишина усиливала чувство
одиночества. Несправедливость не давала уснуть. Маленькая девочка с наивными
глазами. Руднев причинил ей боль. Пошел на поводу у эгоизма и собственных
страхов. Не в силах держать это в себе, Руднев включил компьютер и написал ей
письмо — несколько строк о катарсисе и чувстве вины, не дающей покоя. Просьба
не понять, но простить. Неожиданно быстро пришел ответ: Света писала о потере
веры и грязном обмане. Руднев, потеряв контроль над разумом, попросил о
встрече. И получил согласие.
* * *
Он
опять сидел на старом продавленном диване и не верил своим глазам. Разум
отказывался воспринимать происходящее. Блестяще осуществленный план рухнул под
напором эмоций. Поведать правду о своей семейной жизни теперь представлялось
сущей нелепицей. Истина после чудовищной лжи бессмысленна. Света воспримет ее
как очередное издевательство. Руднев не сказал Свете правду, и ему предстояло играть
роль семьянина. Порядочного, любящего жену и детей, или гулящего, уставшего от
обязанностей, обремененного детьми… В любом случае играть стоило достоверно.
Руднев попал в зависимость от собственной лжи. Будущее их отношений
непредсказуемо. Не исключено даже, что он здесь лишь для унизительного
расспроса и окончательного разрыва.
Света
отчужденно села напротив. Взгляд ее был полон досады.
—
Прости, — Сергей заговорил первым. — Я не мог дальше врать. Чувствовал, что
поступаю неправильно. Начал привыкать к тебе. Не знал, что наше мимолетное
знакомство зайдет так далеко. Наши отношения стали для меня очень важными. Вот
я тебе все и рассказал…
— Да
уж. Ты очень умело врал. Столько времени проводил со мной, — Света
разочарованно вскинула руки. — Где же твоя жена? Ты сидишь у меня. Уже вечер.
Она тебя не ищет? Не позвонит?
Отныне
для дачи правдоподобных ответов на коварные вопросы Рудневу предстояло создать
новую реальность. Всю выдуманную семейную жизнь придется цепко держать в
памяти. Дважды лжецу не будет прощения. Любое противоречие превратит его в
глазах Светы в патологического обманщика, достойного лишь презрения.
— Она
уехала на дачу. Лето старается проводить на воздухе.
— У вас
дети?
— Да, —
брякнул Сергей. — С дочкой…
— И ты
решил развлечься…
— Ну… Я
же не знал, что так получится, — взмолился Руднев. — Думал о легком флирте на
стороне. Встретил тебя, и все изменилось… Я уже и сам не рад. А с другой
стороны — рад… Вот такой идиотизм.
Постепенно
Руднев перевел разговор о своей семейной жизни на более безопасные темы. Мозг
не мог постоянно генерировать реалистичные ответы. Света словно забыла о
чудовищном обмане и с прежним энтузиазмом рассказывала о работе. Сегодня их
смена выполнила дневную норму выручки. Все получат пусть и мизерную, но все же
премию. Обложенный штрафами, получающий зарплату с задержкой, персонал столовой
искренне радовался любой скромной доплате.
Она
мечтала об отпуске, работая без отдыха уже два года. Света, как и большинство
персонала, трудилась без официального оформления. Снимала жилье без
регистрации. Прописаться у сестры было невозможно: муж Карины, владелец
квартиры, категорически против. Света не настаивала. В столовой и коренные
петербуржцы работали без оформления, и их могли выгнать в любой момент.
Неожиданно
Света вскочила с дивана и с визгом замахала руками, словно в нее вселился
дьявол.
— Что
случилось? — опешил Руднев.
—
Мотылек.
— Ну и
что?
— Я их
ужасно боюсь…
Руднев
вскинул руку и зажал мотылька в кулаке. Света облегченно выдохнула.
—
Только не убивай, — взмолилась она.
Руднев
подошел к распахнутому окну и разжал кулак.
— Я
ужасно боюсь насекомых, — призналась Света.
— Всех?
— Да.
Но бабочек, стрекоз особенно.
— А как
же комары да мухи?
— Их
меньше. Но если сядет на меня, то не убиваю, а сгоняю…
— С
такой фобией тяжко, — Сергей посмотрел на часы. Время перевалило за полночь.
Предстояло разрешить возникшую дилемму: пойти домой пешком или поехать, после
выпитой бутылки пива, на машине.
— Что
залип?
— А?..
Да, рассуждаю… Стоит ли нарушить закон или поступить как добропорядочный
самаритянин.
— Кто
это? Житель Самары?
Руднев
громко рассмеялся.
— Что
опять не так? — Света нахмурилась.
— Все в
порядке! — успокоил ее Руднев. — Просто самопроизвольный выброс серотонина.
Такой гормон, отвечает за радость в головном мозге.
Света
улыбнулась.
— Ты
останешься?
Вопрос
был абсолютно неожиданным, но ответ — очевидным.
Джаз
отзвучал, оставив пространство для автомобильного шума. Окна комнаты сияли,
словно витрины модного магазина. Света выключила свет, разделась и спокойно
легла под одеяло. Руднев почувствовал ее жар, прямо в мозг ударили дурманящие
флюиды женского тела. Животный инстинкт притянул их друг к другу, но Света не
позволила Рудневу познать себя. Она контролировала его движения, ограничивая ласки.
Рано
утром он подвез Свету на работу. Восходящее солнце затерялось в царстве
облаков. Город только просыпался. Пустынные серые проспекты ожидали горожан и
еще не избавились от ночной прохлады.
* * *
Теперь
каждый вечер они проводили вместе. С каждой минутой становились ближе друг
другу. Света все меньше стеснялась Руднева, укоризненно, но с улыбкой
демонстрируя ему синяки на бедрах. Руднев смущенно извинялся, обещая загладить
вину и впредь быть нежнее.
Долгожданная
поездка в Германию не давала покоя. Предстояла огорчительная недельная разлука.
Руднев обещал писать ежедневные отчеты.
—
Мюнхен? Где это? — живо заинтересовалась Света.
—
Прикалываешься? — Руднев почувствовал подвох.
— Нет.
Правда…
Руднев
не поверил собственным ушам. Света не владела даже базовыми географическими
знаниями. Большинство европейских городов в ее сознании были окутаны плотным
туманом. Даже название столицы соседней Финляндии Света впервые услышала от
Руднева.
— Что
ты хочешь? — Света смущенно взглянула на Сергея. — Я училась в классе, где
учиться хорошо было западло. Все откровенно издевались над зубрилами.
—
Теперь ты сидишь у «окна в Европу», — успокоил Руднев. — Сможешь подтянуться по
географии.
— Это
был сарказм?
—
Скорее ирония. Сарказм подразумевает скрытую агрессию.
Света
принялась умолять Сергея остаться еще на одну ночь. Руднев ответил отказом.
Рейс утром, а он еще абсолютно не собран. Соблазнительные па тоже не возымели
действия.
— Ты
улетаешь на неделю, — заныла Света. — Потом приедет твоя жена. У нас совсем не
останется времени. Она уставилась на Руднева не мигая, словно сова. Осознав,
что Руднев уходит, расплакалась. Слезы взбесили Руднева. Легкая игра зашла
слишком далеко. Неужели непонятно, что ему надо уходить.
— Не плачь,
— Руднев обнял Свету, невероятным усилием воли сохраняя спокойствие. — Неделя
пролетит мгновенно.
Глава 3
Рудневу
предстояло быстренько обежать Мюнхен. На забег — меньше дня. Вечером он сядет в
поезд и уедет в Бад-Фюссинг. Бездумная беготня с фотоаппаратом и попытка
увековечить себя рядом с каждой статуей низводит грандиозную возможность
саморазвития в поверхностную культуру потребления. Для неспешного осмотра
Сергей выбрал основные достопримечательности. Город не заметит мимолетной экскурсии
очередного русского, но шедевры архитектуры насытят разум и придадут
вдохновения.
Из
аэропорта поезд домчал Руднева до центра Мюнхена. Крохотная плиточная
Мариенплац дремала в ожидании толпы зевак. Стены Новой ратуши слились с серым
небом. Лишь разноцветные фигурки, застывшие в танце на глокеншпиле, да
позолоченная Дева Мария радовали глаз.
Раскрыв
путеводитель, Сергей направился к Карлплац. После Второй мировой половина
города лежала в руинах. Горожане не поддались авангардному искушению и
восстановили прежнюю красоту. Однако Сергею было не суждено оценить труд
немецких патриотов. Этим летом в Мюнхене объявлен тотальный ремонт: одна из
башен Фрауэнкирхе, символа Мюнхена, укутана рифленой простыней, церкви Михаэльскирхе
и Бюргерзалькирхе выглядят карликами на фоне строительных кранов. Многие
творения стеснительно прячутся за имитационными полотнищами, ставящими туристов
в тупик: то ли оригинал скрыт за искусно прорисованным изображением, то ли
висит полупрозрачная вуаль. Оставалось лишь потереть клыки кровожадному
кабанчику да заглянуть в пасть огромному бронзовому сому у дверей немецкого
музея охоты и рыболовства. Сергей ополоснул лицо чистыми водами Брунненбуберля
и через ладьевидные городские ворота Карлстор направился к зданию Главного
вокзала.
Купив
баварский билет, Сергей скинул Костику эсэмэс и продолжал бродить по улицам
чужого города.
Начал
накрапывать дождь. Сергей читал о переменчивости мюнхенской погоды. Он выудил
из ранца специально приготовленный на такой случай дождевик. Пусть знакомство
со столицей Баварии оказалось смазанным, но ничто не помешает Рудневу
продолжить осмотр города.
Мюнхен,
пивная столица Германии, встретил Руднева промозглым утром и строительными
работами. Но родина Октоберфеста не была бы пивной столицей, если бы не вывела
притомившегося путника к стенам Хофбройхауса. В огромном зале на первом этаже
сидело всего несколько человек. Вечером сюда будет не пробиться, а сейчас за
окном моросит полдень. Не время для пива, но у Руднева не было выбора: вечером
поезд увезет его далеко от Мюнхена. Руднев сел на скамью и заказал литровую
кружку светлого. Пожилой официант принес литровый масс. Сергей расплатился и
сделал четыре больших глотка. Жажда мгновенно отступила, чувство усталости
притупилось. Расписной потолок, синяя эмблема заведения и длиннющие деревянные
поверхности радовали глаз.
Кружка
опустела. Время двигаться дальше. На небосклоне сияло солнце, от туч не
осталось и следа. Руднев подхватил ранец и покинул знаменитую пивнушку.
Знакомый
Мариенплац оккупировали туристы. Пепельные стены Новой ратуши на фоне чистого
неба выглядели вполне достойно. Ярко-желтые стены католической Театенкирхе,
словно подсолнух, заманивали туристов с разных сторон города. Строительство
церкви тянулось больше ста лет. Менялись архитекторы, менялись мировоззрения, и
теперь роскошный барочный интерьер соседствует с фасадом рококо. Руднев
запечатлел себя на фоне творений Мо фон Кленце, автора проекта зданий
Национального театра, Глипнотеки и Пинакотеки. В родном Петербурге немецкий
архитектор спроектировал родной Новый Эрмитаж.
Времени
оставалось не так уж много, но еще одну достопримечательность Руднев обязан был
увидеть. Не памятник древней архитектуры и расположена не в исторической части
города, но покинуть Мюнхен и не поглазеть на олимпийский стадион Руднев не мог.
Олимпикштадион принимал финалы чемпионатов мира, Европы, Лиги чемпионов и
Олимпийские игры. Руднев долго любовался невесомой, паутинной крышей стадиона,
рапирой телебашни и четырехцилиндровым зданием штаб-квартиры немецкого
автомобильного концерна.
Вот и
все. Пора в гости к другу. Собрав последние силы, Руднев заполз на перрон за
полчаса до отправления поезда. На память сфотографировал вокзал и, предвкушая
отдых, вошел в вагон. Неожиданно за Рудневым закрылись двери, поезд тронулся.
На двадцать минут раньше, чем указано в расписании, что по определению
невозможно, тем более в Германии! Выяснилось, что поезд двинулся не в сторону
Пассау, а в Прагу! Недосып и изнурительный обход достопримечательностей сыграли
злую шутку. Непостижимым образом Руднев перепутал поезда и теперь ошарашенно
осматривал вагон, в ужасе понимая, что нужно искать стоп-кран. Хладнокровные
немцы успокоили русского туриста. Можно выйти на следующей остановке и там
дождаться поезда до Пассау.
Во
Фрайзинге, ровно через двадцать минут, подкатил столь долгожданный поезд.
Пассау — конечная, Руднев облегченно занял место. Рядом уселись молодые
англичане и принялись ржать на весь вагон. Руднев безразлично посмотрел на них,
предъявил контролеру билет и уснул.
* * *
Руднев
сразу узнал в возмужавшем, одетом с иголочки улыбающемся мужике студенческого
друга. Округлившееся лицо и рыжая борода добавляли солидности вчерашнему
интерну.
—
Доехал-таки! Молодец!
— Не
говори. Чуть в Праге не оказался…
— Тут
пиво лучше. Ну, привет!
Друзья
обнялись и пошли по перрону.
—
Сержант, ты все такой же молодой!
— Про
тебя могу «константировать» то же самое. Отлично выглядишь! Держишься в форме.
Идеальный пробор.
— В
Лондоне один итальянец стриг. Волосы мыла, возможно, ирландка. Стриг мужик. Это
логично. Один моет, другой стрижет. Как с пианино. Пианист не должен ничего
таскать.
—
Сколько же мы не виделись?
—
Достаточно, чтобы забыть о существовании друг друга. Ну, как ты здесь?
—
Долгая история. Помыкаться пришлось. Кёльн, Гамбург, Франкфурт-на-Одере. Осел
на юге Баварии. Работаю в клинике.
— С
нашим дипломом тут стал врачом? — изумился Сергей. — Как тебе удалось?
— В
Баварии диплом Первого меда принимается. Я же врачом общей практики устроился.
Работаю на отделении терапии боли. Стандартные назначения и процедуры. Тут все
запротоколировано и прописано. Сутками не вылезал из больниц. Очень важно,
какую характеристику тебе напишет твой куратор, шеф!
— Шеф?
Это кто?
—
Заведующий отделением… Многое пишется между строк.
— Не
преувеличиваешь?
Костик
кинул ранец Руднева в багажник серебристой «ауди».
—
Садись… Я собаку на этом съел. Шеф после очередной практики составляет
рекомендацию на десяти страницах. Улыбается, поздравляет. Прочтешь — вроде все
хорошо написал. А на новом месте нос воротят. Оказывается, есть специальный
бюрократический словарь. Толстенный, как два тома «Войны и мира», — Костик
повернул ключ. Машина завелась и тихонько поползла по парковке. — Все
шифруется. Обычному смертному и невдомек, что в тексте скрыто!
— Ты
каким образом вник в дебри немецкого?
—
Долгий и упорный труд. Сидя в Литве, понимал: надо уезжать. Ездил сюда на курсы
погружения бесконечно. Два языка в голове удержать не смог. Школьный английский
испарился, но немецкий сел прочно. На философские темы рассуждать не возьмусь,
но назначить пациенту гидротерапию, купить еды и сходить в бордель — это
пожалуйста. Хочешь, завалимся. Одна мне тут особенно нравится. Только держать
ухо востро. Пяти минут не прошло, а уже золотой цепочки на шее нет. Ой-ой-ой…
Вот она, лежит под одеялом! — на Костика нахлынули неприятные воспоминания. Он
раскраснелся и мало обращал внимания на дорогу. — Сама расстегнулась! Эти
украинки и полячки очень прыткие…
— К
черту бордель! Смотри на дорогу, — Сергей решил вернуться к языковой теме. —
Ухо быстро привыкло к немецкому?
— Тут в
каждой земле свое наречие. Друг друга не всегда понимают. Более того, в самой
Баварии живут швабы со своим диалектом. Так их вообще никто понять не может!
— Как
такое может быть? — изумился Сергей. — Я всегда пойму говорящего из Ростова или
Вологды…
— Такое
произношение… На слух очень трудно воспринимается. Особая фонетика. Петя Первый
многое привез в Россию из Германии. «Картофель», «котлета», «шницель»,
«бутерброд» — коренные немецкие словечки.
— И в
пределах России обитают очень интересные словечки. Никогда не догадаешься!
Например: «зобнуть», «допинать», «хабон»… Как тебе?
Костик
нахмурил лоб.
— Не
догадаешься! Они обозначают «прикурить», «докурить», «окурок».
— Мне
не пригодятся. Я не курю, — хмыкнул Костик.
«Ауди»
резво рассекала по автобану, за окном пролетали размазанные скоростью березки.
Руднев поймал себя на мысли, что как таковой Германии пока не ощущает. Разве
что дорога идеально ровная да домики картинно аккуратные.
* * *
Костик
обитал в маленькой, но уютной, светлой квартире-студии — через панорамные окна
свет проникал в самые укромные уголки комнаты. За занавеской прятались раковина
с буфетом, ольховый шкаф тянулся во всю стену. Журнальный столик, стоявший
напротив аскетичного диванчика, да телевизор с тумбой, а на пустом балконе
скучающий гриль — вот и вся обстановка.
— Здесь
я и живу. Располагайся, — Костик гостеприимно подтолкнул Сергея. — Спать будешь
здесь, — он указал на диванчик. — А я в шкафу. Не волнуйся, в него встроена
кровать! На гриле чего-нибудь сварганим. Представляешь, тут за неделю нужно
предупреждать соседей, что будешь жарить мясо или рыбу.
Костик
достал из буфета бутылку вина и два бокала.
—
Сухое?
— Вино
должно быть сухим. Оставим компоты для других!
Друзья
пропустили по стаканчику красного за встречу.
—
Сейчас мы поедем к грекам! — скомандовал Костик, надевая туфли.
— Куда
это?
— Милое
местечко! Увидишь!
— Ты же
выпил…
— Тут
недалеко.
Костик
лихо промчался по темнеющим аллеям вальяжного курорта, подгоняя зазевавшихся пешеходов
пронзительным гудком клаксона.
— Люблю
баварцев потормошить. Этот городишко требует встряски, — Костик широко
улыбнулся. — Хотя бибикать не принято. Только в крайнем случае. Видел бы ты их
раскрытые рты, когда я паркуюсь в неположенном месте! Приехали!
У
греков царило оживление. Седые, но все еще бодрые немцы вкушали яства южной
страны. Время массажа и водолечения позади. Пришла пора терпкого вина и
бронзовых оливок.
Костик поздоровался
с усатыми греками. Высоченный официант с черными густыми бровями провел друзей
к свободному столику и едва уловимым движением зажег свечу.
—
Выбирай. Здесь все очень вкусно! Я здесь частенько ужинаю. Рекомендую мусаку, а
на десерт йогурт с медом и орехами… Хотя бери что захочешь… Выпьем
«Мавродафни».
— Я
всеяден, — ответил Руднев, изучая меню. — Могу поесть и в ресторане, и в
«Макдональдсе».
Костик
скривился.
—
Американцы завоевали вас своим фастфудом и колой. Сплошные консерванты. Лучше
переплатить, но купить качественный товар. Дешевое не может быть достойным.
—
Отчасти ты прав, — Сергей перелистнул страницу. — Но я видел у тебя на столике
баночку с витаминами. Это же типичная химия!
— Это
дорогая химия! И я от нее не чешусь. — парировал Костик, выложив на стол
простенький телефон. — В отличие от бекона или колбасы из дешевого
супермаркета.
Костик
был кулинарным эстетом. Он предпочитал изысканные блюда, дорогие вина. Но
перфекционизм распространялся лишь на определенную часть его жизни. Костик проявлял
абсолютное эстетическое равнодушие к техническим новинкам. Ручные часы, сотовый
телефон выбирал с немецкой рациональностью. Точность и предельное удобство —
вот что требовалось от гаджетов.
Друзья
определились с заказом.
—
Удивительно. Белый и пушистый, я никому не был нужен. Наташка бросила. Стоило
перевоплотиться в сволочь — сразу стал востребован, — подытожил Сергей историю
знакомства со Светой.
— Чему
ты удивляешься? Женщина — обитель зла с райскими местами. Им нравятся сволочи.
При этом мужчина несет в себе мораль, а женщина нет.
—
Знаешь, я нахожу Свету глупой и похотливой одновременно.
—
Прекрасное сочетание, мой друг! Ты очутился в сказке. Где ты ее нашел?
— В
Интернете.
— Я
думал, там можно только одежду покупать.
—
Всегда есть исключения… Мы очень разные, но нас тянет друг к другу. Не найду
этому объяснения.
— И не
надо. Наслаждайся! Я был женат. Даже самая верная и красивая женщина похожа на
собаку. Кидаешь палку — она приносит ее. Первые десять раз это забавляет. Перед
окружающими похвастаешься. Но потом ты хочешь избавиться от этой палки, а
собака тебе ее все приносит и приносит. И ты понимаешь: надо избавляться от
собаки.
— Ее
глаза на звезды не похожи. В них бьется мотыльком живой огонь.
—
Шекспир? — Костик решил блеснуть эрудицией.
— Би-2…
В
распахнутое окно влетела муха. Черной точкой облетела зал и выбрала их столик.
В ожидании заказа терла лапки то на скатерти, то на плечах друзей.
Неосмотрительно пролетев над горевшей свечой, опалила крылья и упала на стол.
Теперь она почти не двигалась, лишь иногда предпринимая неимоверные усилия,
чтобы сделать несколько шажков.
Сергей
взял подсвечник и раздавил насекомое.
— Что
ты натворил? — Костик недовольно посмотрел на друга.
— Убил
муху, — спокойно ответил Руднев.
—
Нельзя животное лишать жизни просто так, без надобности!
— Нет
надобности бояться смерти. В данном случае я избавил бедную муху от страданий.
С некоторых пор я объявил войну насекомым.
Официант
принес заказ.
— К
черту муху! Сейчас ты отведаешь настоящего вина, — Костик улыбнулся бутылке,
словно старой знакомой.
Глава 4
Когда
Костик, уставший и невыспавшийся, вернулся с работы, Руднев успел освоиться не
только в квартире, но и в Бад-Фюссинге. Приняв душ и взбодрившись большой кружкой
кофе, Сергей отправился обозревать заграничный курорт. Проще выпить все пиво
Баварии и остаться трезвым, чем, гуляя по Бад-Фюссингу, не выйти за его
пределы. Руднев делал несколько шагов и утыкался в табличку с названием
соседнего поселения.
Райское
местечко, между ботаническими лесами и полями кукурузы, заполненное пожилыми
людьми. Сочный зеленый ковер с фейерверками из бесчисленного множества цветков
малиновой камнеломки, брызгами розовой астильбы. Реки фиолетового базилика
омывали острова ярко-желтой примулы. Сергей мял руками листья чабреца, мелиссы,
тимьяна и втягивал носом божественные ароматы, будившие в одурманенном мозгу
невероятные ассоциации.
В
пруду, подставляя летнему солнцу коричневые спины, плавали карпы. Они вальяжно
открывали огромные рты и заглатывали воду с плавающим кормом. Компанию им
составляла стайка уток, чистившая перышки на камнях в дальнем углу. Пожилые
немцы кидали рыбкам купленные в автомате горошины песочного цвета, умиляясь
царящей гармонии и безмятежности. Но вот к пруду подошла старушка с надкусанным
батоном, и куски белой булки, полетевшие в воду, разрушили идиллию. Воды
забурлили. Утки ринулись за едой. Проворные карпы заняли оборону у моста,
стараясь на лету поймать кусок нежданного лакомства. Одна из уток рискнула прорваться
к кормушке, как тут же получила хвостом по голове…
* * *
— Ну,
как тебе здесь? — Костик стянул туфли и облегченно вздохнул.
—
Обалденно. Микроскопично. Много пенсионеров.
— Я их
ненавижу, — Костик резко остановился перед Сергеем. — Они везде. Боюсь
смотреться в зеркало. Вдруг на меня уставится седой старик? И если его
резануть, на пол посыплется труха… Сейчас отдохну, и поедем в Пассау.
—
Костик, иллюзия и реальность плотно переплелись в твоей голове. Я рад, что мы
придерживаемся разных точек зрения. В споре рождается истина.
—
Смотря кто спорит, — ответил Костик. — В России в споре рождается мордобой и
поножовщина.
— Слава
богу, мы в Германии! — отшутился Сергей. — Ты любишь изрекать истины.
— Бойся
людей, постоянно изрекающих истины… Ладно… Давай что-нибудь выпьем, — Костик
достал из шкафа початую бутылку вина. — Я, как видишь, одинок. Почему? — Костик
словно спрашивал окружающий мир. — Ведь я любил каждую женщину, с которой был.
Я понял: у женщин два центра, отвечающих за поведение. Первый — мозг, второй —
матка. Баланс между ними крайне редок. Если превалирует мозг, получаем
отличницу, старую деву. Это если страшненькая. Ну а если центр в трусиках,
прошу знакомиться — потаскушка. Пара комплиментов, букет цветов — и приступай к
делу!
—
Жениться тебе надо.
— Жену
надо искать в России. Тут товарищи по партии. Родилась у вас Лиза толстой и
некрасивой. Ей подружки скажут: нужно шевелиться, заниматься собой, иначе
мужика не найдешь. А здесь Луиза так и будет ходить до старости, — Костик
развел руки, надул щеки и превратился в пивной бочонок.
—
Видимо, ты не смог их разгадать. Дать им то, что нужно.
—
Женщины всегда меня вдохновляли. Я писал стихи, рисовал. Получалось хорошо, но
не гениально. И я бросал… Любовь для меня уже не есть благородное чувство. Это
— ужасное душевное расстройство! Вот с кухней другое дело. Когда готовлю, то
словно танцую на балу в Юсуповском дворце, — Костик пригубил вина.
— Ты
даже в общежитии шикарно готовил. В этом не боишься прогрессировать?
—
Рисунок, стих можно выкинуть. Ужин приходится есть, даже если он просто хорош,
не более. У каждого стиха найдутся оппоненты — сносным угощением будут довольны
все голодные.
—
Боишься критики?
— Да. Я
трус, — признался Костик. — Гению всегда трудно. Истинные творцы — на свалке,
копошатся в мусоре. Если хочешь найти истинного гения — отправляйся к бомжам. Я
не могу быть попрошайкой. Непризнанных гениев миллионы. Ничего страшного, если
умру в изгнании.
— Тебе
бы понравились идеи Эдди Мерфи. Что касается женщин, их помыслов и желаний.
Посмотри! В Интернете есть.
—
Мерфи? Ни в коем случае. Он американец!
—
Прости, — Руднев добродушно улыбнулся. — Я забыл, что ты ненавидишь Америку.
* * *
Костик
быстро нашел место для «ауди» на одной из улочек Пассау и начал персональную
экскурсию по Старому городу. Крепкие, невысокие здания семнадцатого века, после
пожаров вновь отстроенные итальянскими архитекторами в стиле барокко и
ренессанса, теснились вдоль рек. Стены домов украшали памятные таблички с
указанием рекордного уровня воды, выходившей по весне из устья рек. Многочисленные
улочки вывели друзей к собору Святого Стефана с его салатными куполами,
белоснежными стенами и самым большим в мире органом, к старой ратуше с
расписным фасадом. Осилив две сотни ступенек лестницы Людвига, вырубленных в
скале, Костик и Сергей забрались в Оберхаус — элегантный замок епископов. Со
смотровой площадки открывался завораживающий вид: изумрудный Инн и черный Ильц
впадали в голубой Дунай, а весь город лежал как на ладони. Когда-то давно
Пассау поднялся на торговле солью, вином и зерном. В восемнадцатом веке епископы
благодаря Священной Римской империи сделали город столицей самой большой
епархии, включавшей Зальцбург и даже Вену. Запрет Габсбургеров на торговлю
солью и конфискация церковного имущества превратили богатейший и влиятельный
город в обычный провинциальный городишко. На память о тех славных временах
жителям остались роскошные архитектурные ансамбли и «Песнь о Нибелунгах», написанная
епископом Вольгером в двенадцатом веке.
—
Пришло время для старика «Гиннесса», — Костик улыбнулся в предвкушении. —
Внизу, вон там, отличный ирландский паб. Спустимся и отметим твое знакомство с
Пассау.
Паб
оказался действительно хорош. Уютная атмосфера, молодой щетинистый бармен и настоящее
ирландское пиво. С каждым глотком беседа набирала обороты, обнажая разницу
мировоззрений. Бармен понимающе кивал и согласился увековечить встречу друзей
на фотоаппарат Руднева. После парочки охлажденных бокалов «Гиннесса» Костик
предложил отведать мистического «Хобгоблина». Насыщенный рубиновый цвет бутылок
с затаившимся гоблином притягивал затуманивающийся взгляд.
Расплатившись
в складчину за путешествие в мир кельтского благодушия, перед возращением на
немецкую землю друзья заглянули в туалет. Ввалившийся бармен подмочил радость
облегчения, но зато вернул оставленный на стойке фотоаппарат. Позже, на
следующий день, когда Руднев будет покадрово восстанавливать в засвеченной
памяти поездку в «город трех рек», он поймет, что именно в тот момент ему бы
остановиться, сказать себе: СТОП! Он перестал контролировать себя и окружающую
реальность. Выпитый злобный карлик в красном чепчике ожил и уже гулял по жилам.
Понеслось…
Город
плавно вкатывался в ночную жизнь. Конец рабочей недели — городок шумел в предвкушении
удовольствий. Многочисленные кнайпе, пабы, пивницы залились музыкой и светом.
Людские потоки выплеснулись из домов на улицы.
В одном
из переулков Сергей и Костик наткнулись на четырех студентов, перетаскивающих
огромный шкаф. Два парня натужно пыхтели, девчонки помогали, как могли, больше
морально, нежели физически. Выпитый алкоголь преобразовался в энергию, а
кельтский гоблин толкал на приключения — не сговариваясь, друзья бросились на
помощь. Костик что-то лепетал по-немецки местным бурлакам, Сергей тащил шкаф
молча, пьяными глазами пытаясь рассмотреть молоденьких студенток. Попетляв с
деревянной ношей по переулкам, процессия вошла в подъезд трехэтажного дома и с
трудом затащила неожиданно потяжелевший шкаф по винтовой лестнице на последний
этаж. В ответ на фразу Костика ребята недоуменно округлили глаза и виновато
замахали руками, девчонки загадочно улыбались.
— Все,
пойдем дальше, — обреченно бросил Костик.
— О чем
ты с ними говорил? — поинтересовался Руднев на улице.
— Они
переезжают. Можно зайти через пару часиков, но вряд ли выгорит, — пространно
ответил Костик и предложил самим отметить перенос шкафа.
Руднев
никак не мог вспомнить, что он заказал чернобровому официанту в ресторанчике с
белоснежными хрустящими скатертями. В памяти остался только бокал красного
вина. Потом была еще пара богемных мест с кирпичными стенами и
хорошенькими немками. Отчаянно хотелось пить. Сергей умолял Костика заказать
воды или минералки, с жадностью накидывался на принесенный стакан, но каждый
раз это оказывался прозрачный алкогольный коктейль. Руднев плевался, громко
ругался, но тщетно. Костик, словно воздушный шарик, носился по городу, всеми
силами стараясь окунуть окончательно опьяневшего друга в царящее веселье. Они
даже вломились на закрытую вечеринку полуобнаженных неформалов в черной коже.
Их беспардонно выставили. Костик начал возмущаться. Запахло дракой, но
обошлось…
Пиво,
вино, неопознанные коктейли смешались в теле Руднева. Реки вышли из берегов.
Сергей метался по закоулкам, опорожняя желудок, но наступало лишь временное
облегчение. Пару раз Руднева вытошнило прямо посреди улицы.
Костик
отыскал «ауди» в веренице припаркованных автомобилей и спокойно сел за руль.
«Ауди» слишком резво сдала назад, поцеловав бампер соседней машины. Костик
невозмутимо вылез из машины, Руднев выскочил следом.
— Ты
как маленький! — закричал недовольно Костик. — Вечно они любят вылезти и
посмотреть, что случилось. Все в порядке! Все живы, никто не пострадал.
Поехали!
Сергей
увидел в этом маленьком происшествии дурной знак, хотел было предложить Костику
отложить возвращение домой, но мысль ушла, и он сел рядом с другом.
— Не
волнуйся, — Костик прочитал опасения Руднева. — Я каждую неделю здесь отдыхаю.
Доедем и ляжем спать.
На
черном полотне ночи мелькали огни фонарей и стоп-сигналов. Костик уверенно вел
машину. Руднев радовался, что его больше не тошнит, и, только принялся
рассуждать о причинах чрезмерного возлияния, как на повороте где-то снизу
раздался сильный удар. Машина подскочила. Руднев испуганно бросил взгляд на
друга, но тот и виду не подал. На вопрос, что это было, спокойно ответил:
— На
поребрик налетели.
Все бы
ничего, но неожиданно сзади заиграли проблесковые маячки. Костик сбросил
скорость, припарковался и вышел из машины. Сергей остался один. Он не понимал,
что происходит, надеялся на лучшее. Вернулся Костик не один, а в окружении
полицейских. Один из них, любезный очкарик, спросил по-английски, сможет ли
Руднев управлять автомобилем. Сергей открестился. Полицейские и Костик растворились
во мраке ночи. Надежда на лучшее ушла вместе с ними.
Костик
вернулся один.
— Мне
нужно ехать в полицию — сдавать тест на алкоголь. Они предложили вызвать тебе
такси или поехать с нами за компанию.
— Лучше
с вами, — решил Руднев. Он был слишком пьян, чтобы оставаться один на один с
чужой страной.
— Я им
так и сказал.
Место
водителя занял улыбающийся полицейский.
— У
моего друга большие проблемы?
—
Очень, — кивнул полицейский, не переставая улыбаться. Руднев посмотрел в его
глаза. Улыбка полицейского излучала позитив, а не злорадство: мол, поймали
алкашей. Они профессионально выполняли свой долг. Возможно, даже спасли при
этом чьи-то жизни.
Ехали
молча. В участке Костика увели, а Сергея опять оставили одного. Теперь уже в
вестибюле. Вполне безобидная ситуация превратилась в кошмар. Руднева стало
мутить. В ужасе Сергей заметался в поисках туалета или выхода на улицу, но все
двери оказались заперты. Гасить рвотные позывы больше не было сил — Сергея
вытошнило на пол посреди полицейского участка. Злобный кельтский карлик сделал
свое мерзкое дело и улетучился. На Сергея снизошло просветление. В лучшем
случае он отсидит всю неделю в местной тюрьме. В газете появится крепкая статья
о русском опозорившемся туристе. Не исключен вариант аннулирования визы с
последующим запретом на въезд в страны Шенгена. Сейчас его ожидают брань и
насмешки полицейских.
Одна из
дверей открылась, и к горящему от стыда Рудневу медленно подошел полицейский.
Не сказав ни слова, поставил на пол мусорное ведро, на скамейку положил толстую
пачку салфеток. И молча удалился. Руднев золушкой вычистил пол, изничтожив
следы конфуза.
Вскоре
появился раздосадованный Костик. На такси друзья доехали до дома и безмолвно
рухнули спать.
Глава 5
Головы
не болели, но в них царило опустошение. Дров вчера наломали с избытком. Сергей
тихо радовался полицейской благосклонности и пониманию. Его отпустили восвояси,
даже не спросив документов, — следовательно, ни о каких санкциях речи быть не
могло. Костик попал конкретно. Адская концентрация алкоголя в крови
гарантировала крупный штраф и лишение прав чуть ли не пожизненно. Костик храбрился,
отшучивался, но было видно, что он раздавлен.
…Сергей
узнал полицейский участок. Возле этого куста они садились в такси, а вот и
вестибюль. Полицейские изучили документы Костика, водительские права Руднева и
дали добро: «ауди» можно забирать со штрафстоянки. Костик печально осмотрел
смятый порог, оценивая стоимость собственного легкомыслия.
Сергей
быстро оседлал ингольштадтскую лошадку. Костик возмущался манерой друга дергать
рычаг скоростей, но потом смирился: другого шофера не сыскать, а ехать надо.
Спустя полчаса Сергей резво рассекал по автобану.
— Ну
вот что, — резюмировал Костик. — Ты приехал на неделю. Мы не виделись сто лет и
еще двести лет не увидимся. Шоу должно продолжаться. Поехали в китайский
ресторан.
— Я
после вчерашнего зарекся, — отрезал Сергей. — Меня полоскало весь вечер. И в
участке тоже.
— Ты
столько всего не пробовал, — урезонил Костик. — Вчера зря намешал. Будет наука!
Сейчас не будем портить праздник. Поехали…
Костик
рассуждал вполне трезво, но Сергей не принял его позицию.
— Ну уж
пить за рулем ты меня не заставишь! Мне права нужны, а ты рискуешь с пьяным
водилой вообще без машины остаться. Она мне не родная, да и на дороге нужен
глаз да глаз. Я тут впервые езжу.
— Ты
прав, — грустно заулыбался Костик. — Паркуйся у дома.
* * *
Костик
представил друга. Китайская бабушка, словно болванчик, широко улыбалась и
неистово кланялась.
— Ты
сказал ей, что я из Санкт-Петербурга? Она это поняла?
— Эта
бедная бабуля сбежала из глухого Китая. До сих пор не отошла от счастья, —
Костик широко улыбнулся. — Она понятия не имеет, где Питер. И что вообще
существует такой город. Возьми вина. «Великая Китайская стена». Здесь отличная
кухня.
Руднев
заказал вина и курицу, вымоченную в вине, с морковью и имбирем.
— Не
жалеешь, что уехал сюда? — спросил Руднев, рассматривая красные шары,
подвешенные к деревянному потолку с золотистыми иероглифами.
— Нет,
— Костик скривил рот. — Специально поселился подальше от русских. Какой смысл
устраивать здесь маленькую Россию? А ты надеешься, дома что-то изменится?
— Я
верю в это.
— Пока
не поменяете психологию — ничего не произойдет. Надо заменить прокладку, а вы
ставите ведро. С этим и живете…
—
Россия теперь совсем другая. Страна молодая. После развала СССР прошло двадцать
лет. Все впереди…
—
Развал так и остался. Вместо того чтобы думать, как свергнуть Путина, надо
начинать с себя. Правители приходят и уходят, а сознание нации, если над ним не
работать, остается неизменным. Обвиняете чиновников в коррупции и
казнокрадстве? Но любой, окажись на их месте, стал бы воровать точно так же.
Пока не воспитаете нравственных людей — ничего не получится! Меня бы, наверное,
убили, будь я губернатором. Власть к людям как к быдлу относится. Чернь
завидует чиновникам. Выбивается человек в чиновники и все хорошее забывает:
ведь он уже не быдло! Вот что страшно!
— Люди
не будут читать Салтыкова-Щедрина или Чехова в зрелом возрасте. Для большинства
это писатели школьной программы, не более того.
— А
зря! Чехов гениален. Это же он призывает россиян работать? И что толку?.. Его
можно читать даже после обеда, когда мозг мучается от бескровья. Все просто. Он
не пытается буравить мозг сложностью фраз, не поучает, вставая на табуретку.
Чехов показывает жизнь в самой ее сути. Дилетантам построили Эрмитаж, Лувр, а
они ходят в Тейт Модерн. Столько всего нарисовано, слеплено, а современники все
свое гнут. Общество их не понимает. Передовики, неоцененные… Кончат, как
Треплев в «Чайке».
Руднев
сделал глоток вина.
—
Странный вкус.
—
Обычное каберне, на первый взгляд. Но у китайцев не все так просто. «Великая
Китайская стена» пахнет лекарственными травами. Целебный настой… Знаешь, пару
лет назад у меня обнаружили опухоль печени. Я не поддался панике. Оформил все
бумаги, уладил формальности. Гистология показала, что опухоль —
доброкачественная. Так что я поживу еще. Я не боюсь смерти — потаенная дверь
скоро откроется.
—
Скоро? Опухоль же доброкачественная…
— Не в
этом дело. Время быстро летит. За нами уже очередь. Все хотят на наши места.
Лекарство от смерти изобретут еще очень не скоро. Какая разница, как и когда
подохнуть? Важно, что успеешь сделать! Жизнь — сложная штука. Все эти черные,
белые полосы частенько накладываются друг на друга, и становится непонятно, то
ли плакать, то ли смеяться. Но надо жить дальше!
* * *
Сергей
поддался влиянию Костика. Ему не стоило пытаться что-то предугадывать или знать
наперед. Невозможно утверждать, являлись ли ужин и поездка запланированными, или
случились из-за спонтанно возникшего очага возбуждения в коре головного мозга.
Первую половину дня Сергей, оставленный в одиночестве, посвящал заварному кофе
и пешим прогулкам по парку. Вечерами Костик таскал Сергея по окрестностям.
—
Представляешь, Петя еще Питер не поставил, а эта таверна уже была, — восхищался
Костик в старинной таверне Регенсбурга и вдруг неожиданно предложил: — Давай
поборемся на руках.
Сергей
отнекивался, но Костик не унимался. Пришлось уступить. В армрестлинге Костик
оказался сильнее на обеих руках.
— Я не
настроился, — виновато оправдывался Руднев.
— Ты же
интеллигентный человек! Мир так устроен, что ты должен работать не только
головой, но и кулаками!
— Ты
знаешь, как устроен мир? — Руднев сделал вид, будто ему сейчас будет открыт
секрет мироздания.
— Я
знаю, что весь мир представляет собой определенный код. Все закодировано!
Музыка, живопись, литература. Музыка идет напрямую от Бога. Моцарт тому
подтверждение. Картины и книги — преломление божественного через человека. Чем
ты ближе к разгадке кода, тем ты ближе к Богу. Именно поэтому Бог есть во всем,
что нас окружает.
—
Разгадка кода возможна?
—
Думаю, нет… Это же Абсолют. При жизни его невозможно достичь. Разве только
после смерти. Жизнь напоминает судоку: на первый взгляд цифры разбросаны
хаотично, но образуют невидимую систему. Каждая цифра на своем месте.
—
Видимо, ты знаешь, как все создано…
— Знаю,
что материя выдумана. Это основа основ для понимания жизни. На ней все
строится. Однако это выдумка!
— Что
же есть?
— Нет
времени и пространства. Есть некая волна, энергия, в которой мы существуем.
— Кто
же создал эту энергию? Откуда она взялась?
— Ты
слишком много от меня хочешь! Хемингуэй, однако, неплохо боксировал…
* * *
По
дороге к остановке Костик заскочил в сувенирный магазинчик и вернулся с
огромным постером Регенсбурга. На фоне зеленого покрывала гор аккуратненькие
домики с черепичными крышами столпились у излучины реки.
— Это
тебе. Дома повесишь — будешь вспоминать.
—
Спасибо, — Руднев недоуменно взглянул на плакат. — Не помнем?
Костик
скрутил подарок и достал из кармана пластиковую карту.
—
Пойдем. Положим до востребования, — Костик схватил друга за плечо и потащил в
банк.
Электронный
замок распознал родную карту. Друзья зашли в крошечное помещение, усеянное
банкоматами. Костик лихо кинул плакат на подоконник, за жалюзи.
—
Пойдем, — абсолютно спокойно скомандовал Костик, будто положил шедевр в ячейку
швейцарского банка.
— Никто
не возьмет? — усомнился Руднев.
— Если
только мы не забудем на обратном пути, — фыркнул Костик.
Гуляя
по городу, друзья набрели на фестиваль джаза. На площади около кафедрального
собора была сколочена сцена, на скамьях люди попивали спиртное и слушали живое
выступление разноцветных джазменов. Костик заказал вина, Руднев — колу. Он не
старался понять джаз, но получал большое удовольствие от живого исполнения:
всегда с неподдельным интересом наблюдал за теми, кто умеет делать что-то неподвластное
ему, с благоговением относился к людям, умудряющимся непостижимым образом
извлекать из дудок и роялей приятные уху мелодии. Он давно мечтал играть на
гитаре, но так и не выучил ни одного аккорда. Мечта осталась мечтой. Теперь же
с радостью наблюдал за музыкантами, которые не только наслаждались собственной
игрой, но и доставляли удовольствие собравшимся. Мысленно перенесся в Питер, в
огромную Светину комнату, и поймал себя на мысли, что безумно скучает по ее
раскрасневшемуся, искаженному любовной истомой лицу, жарким ласкам и
аккуратненьким пальчикам на миниатюрной стопе.
* * *
Возвращаясь
по темнеющему автобану из имперского Регенсбурга, оплота средневекового
благочестия, друзья очутились на сверкающей ярмарке. Небо горело огнем
фейерверков, сквозь ряды аттракционов просачивалась живая музыка. Место больше
походило на вульгарный Лас-Вегас, нежели на уютный баварский городишко с
обязательной кирхой.
— Что
это? — Руднев удивленно посмотрел на друга. — У вас в каждом городе веселье?
—
Штраубинг. Паркуйся. Прогуляемся, — Костик после двух бокалов вина, пропущенных
в Регенсбурге, оставался невозмутимым.
Все
городское пространство заполнили шатры с деревянными столами и скамьями,
гирлянды, смех, толпы людей в национальных костюмах.
— Здесь
здорово. Может, скажешь, куда мы приехали? — Сергей был уверен, что это
очередной пункт туристической программы, составленной заботливым другом.
—
Понятия не имею, — огорошил Костик, но похоже, говорил правду. — Мы ехали по
грустной дороге и вдруг очутились на празднике. Чем ты не доволен? Смотри.
Против
течения толпы, крепко держа за руки двоих малышей, ловко маневрировала молодая
женщина, одетая в пышную юбку и жилетку со шнуровкой.
—
Русская! — воскликнул Костик.
— Не
может быть! С ума сошел? — Сергей поднял друга на смех. Он отказывался верить,
что в таком захолустье может оказаться русский человек. Тем более в
национальном костюме.
—
Проверим! — Костик кинулся наперерез, да так ловко, что Руднев чуть не потерял
его из виду в пьяной толпе.
Догадка
Костика подтвердилась: Катарина оказалась русской. Пять лет назад Катя вместе с
мужем Марком, превратившимся после своеобразной реинкарнации в Маркуса, сменила
русскую тмутаракань на немецкую. Увидев незнакомых русских, она расплылась в
улыбке и потащила их с собой. Маркус, крепкий сибирский парень в кожаных штанах
и клетчатой рубашке, гостеприимно обнял незваных гостей. Представитель местного
пивного завода, он выдал специальные купоны на бесплатную дегустацию. Принесли
литровые кружки. Руднев не устоял и под ликующие возгласы Костика принялся
познавать продукцию местных пивоварен. Побывать на пивном фестивале и отказаться
от угощения представителя завода, по сути близкого по роду деятельности ему
самому, Руднев не мог.
— Не
волнуйся. Все выветрится! — успокаивал Костик.
— Если
захотите, то можно у нас остановиться, — предложила Катарина.
—
Такого пива в России не попьешь, — вторил Маркус. — Мы вели переговоры, но цена
оказалась неконкурентоспособной. Потом можешь не волноваться — вокруг города
полицейские не сидят в засаде. Все здесь.
Многие
жители маленьких городов в поиске новых ощущений и сомнительного комфорта
стремятся переехать в большие. Те же, что остаются, мечтают громко прославить
свою уютную родину. Так и жители затерянного Штраубинга двести лет назад
замахнулись на мюнхенский Октоберфест. Успеха они определенно достигли.
—
Когда-то о фестивале никто не знал, — гордо поведала Катарина. — А теперь мы на
втором месте! И когда-нибудь перегоним Мюнхен!
— Кто
это? — спросил Костик, пока Маркус рассказывал Рудневу об особенностях местного
бизнеса: скидку в двадцать евро на огромную партию пива он дал только после
пятичасовых переговоров. — Сразу нельзя, — пояснил он. — Обвинят в
расточительстве!
— Это?
— Катарина грустно посмотрела на девушку и двух облепивших ее парней. — Моя
подруга Хелен. Тоже из России. Замужем.
— За
кем-то из них? — усмехнулся Костик, глядя на ухажеров, распускающих руки.
— Ее
муж в командировке. Беда с Ленкой. Хорошая, а как выпьет… Не контролирует себя.
У нее и ребенок есть. Это вот мой, — Катарина указала на малыша, сидящего у нее
на коленях. — А вот этот — ее, — к Катарине прижимался белокурый крепыш лет
пяти.
—
Слышал? — Костик наклонился к Рудневу.
— Краем
уха, — ответил Сергей, соревнуясь в громкости с игравшим рядом оркестром.
Очередная литровая кружка оглушила его, но оставила в сознании. Он выслушивал
историю второй жизни Маркуса, ловко смешивая английский и немецкий при общении
с периодически подходившими компаньонами торговца пивом.
— Ты их
знаешь? Вон тех, что лапают вашу Лену? — Руднев попытался навести справки, но
Маркус лишь отмахнулся. — Не очень. Недавно приехали… Русские…
— Надо
еще прогуляться пару часиков — карусели оценить, — Костик встал со скамьи. — Не
знаю, как у вас тут принято, но эта омерзительная ситуация не по мне: ее надо
увести отсюда.
— Да,
да, — закивала Катарина.
—
Пойдем, — Костик кивнул Рудневу. — Ты, Марк, сиди. Мы скоро уедем, а тебе с
ними жить. Если что, то я вон того, носатого, беру на себя. Ну а тебе —
«Челентан»!
Брачные
игры двух возбужденных самцов и разомлевшей девушки набирали обороты. Руки
Челентано исчезли под Лениной юбкой, слюни текли рекой. С другой стороны
Носатый ласкал шею девушки и жадно сопел.
—
Леночка, — уверенно сказал Костик с неким осуждением в голосе. — Тебя Катя
зовет. Пора домой, сына укладывать.
Мама
Лена неспешно подняла голову, сохраняя полную безмятежность. Зато два самца
вскочили, быстро осознав приближающуюся катастрофу. Челентано вытер кулаком
слюни, Носатый продолжал сопеть, но теперь уже глядя на Костика. Вдруг из-за
спины Руднева выскочила Катарина и принялась оттаскивать подругу.
Разочарованные самцы оказались не готовы накинуться на беззащитную девушку в
национальном баварском костюме и остались ни с чем. Добыча уплыла, а незваные
гости вроде и ни при чем. Носатый поник и насупился, но Челентано решил, что
кто-то должен ответить за сорванный пир. Он сделал широкий шаг по направлению к
Костику и почти замахнулся, как на него налетел Руднев. Повалив противника на
землю, Руднев удержался на ногах. Он не стал бить лежачего, но громко и внятно
обозначил направление, куда следует незамедлительно отправиться недавним
эмигрантам, умело ввернув в объяснения якобы личное знакомство с шефом местной
полиции. Самцы исчезли в мгновение ока.
—
Можешь, если захочешь! — издевался Костик, пока друзья возвращались к машине. —
Тебя разбудить надо!
* * *
— Ты
смог бы переехать сюда жить? — Костик стоял на балконе. Солнце пряталось за
высотным зданием клиники. — Из шумного мегаполиса в тихое уютное местечко?
Сергей
задумался. Оставить за спиной магию большого города ради баварской
стабильности? Сменить выхлопные газы на аромат мелиссы и тимьяна, болотную
сырость на бриз фонтанов? Очевидность выбора настораживала.
—
Почему бы нет. Не знаю, чем тут заниматься…
— Дело
не в этом. Я знал, что ты согласишься! Ты никогда не думал, отчего люди
стремятся перебраться в большой город?
— Они
ищут достойную работу и возможность полноценно отдыхать.
—
Большой город — это толпа. В толпе легче затеряться, твою серость никто не
заметит. Индивидуальность не нужна. Ты — один из миллиона.
— А
здесь все на виду. И только сильные духом могут жить в маленьком городе. —
Сергей продолжил мысль друга.
— Вот
именно!
Сергей
любовался засыпающим курортом. Переехать сюда? На выходных посещать Мюнхен или
Зальцбург. В отпуск отправляться на Капри или в Ниццу. Вспомнить профессию,
выучить язык, перевезти сюда Свету… Потратить столько усилий, чтобы, как
Костик, маяться от скуки, — безумие!
Утром
Сергея разбудил Костик. Мокрый по пояс, он вытащил из полиэтиленового пакета
огромного коричневого карпа.
—
Сейчас будем делать барбекю. Перед дорогой надо хорошенько подкрепиться. Как
там у Чехова про ружье? — закричал Костик, кивая на гриль. — К черту соседей!
Глава 6
Света
встретила Сергея роскошным ужином и бутылкой хорошего вина. Руднев вручил
жестяную коробку бельгийского шоколада, купленную в аэропорту, и постер с
изображением Регенсбурга. Он не смог признаться, что решил отказаться от
алкоголя. Пил вино, целовал Свету и увлекательно, в подробностях рассказывал о
поездке за границу. Света купила атлас и теперь хвасталась безупречным знанием
европейских столиц.
— Ты не
представляешь, как я хочу съездить в Европу. Хотя бы в Финляндию… А что? Съезжу
домой, подам заявление на загранпаспорт. У нас очень долго делают, много
проверок… Ну и что? Поедешь со мной?
— Куда?
— не понял Сергей. — В Снежинск?
— Дурень!
— засмеялась Света. — В Снежинск тебя не пустят. Подружка замуж выходила — за
полгода документы подавала на родственников. Так и то не всех пустили!
Представляю тебя у нас дома. Гопанули тебя бы наши местные. Вид у тебя больно
интеллигентный… В Хельсинки, конечно!
—
Можно, — одобряюще кивнул Сергей. — Только одного паспорта недостаточно. Нужна
еще виза. Это очень непросто. Могут завернуть. Все усилия пойдут прахом. Это
для жителей Питера облегченный вариант.
—
Теперь еще напомни, что твоя жена приезжает, — Света отсела от Руднева, и тот
поспешил исправить ситуацию.
— Она
еще не скоро приедет. Задерживается. Если хочешь, можем вместе съездить в
Карелию. Мне давно нужно в Петрозаводск по работе.
— Там
корейцы живут? — абсолютно серьезно поинтересовалась Света.
—
Корейцы — в Корее. Южной и Северной. А в Карелии — карелы. Хотя сейчас там
почти все русские. Не Финляндия, но бывшая финская территория. Самобытный край,
своего рода отечественная Финляндия.
— Хочу!
— воскликнула Света и накинулась на Руднева.
Они
почти не спали, курили на кухне. Сизый дым горящих под Питером торфяников скрыл
от взгляда силуэт телебашни, ставшей родной. Сергей отвез Свету к семи утра на
работу и направился домой в предвкушении крепкого сна. Только он юркнул под
одеяло, как позвонил Беляков.
Антон
Беляков был начальником Руднева. Вежливый, толковый, воплощение питерского
интеллигента в Москве, мечта любого подчиненного. Беляков, пойдя на повышение,
давно перебрался из Санкт-Петербурга в Москву. Статный красавец, он быстро
очаровал весь московский серпентарий своей импозантностью и начитанностью. Вел
дела по принципу: «Главное — не мешать бизнесу своими обдуманными бизнес-планами».
Естественно, начальству свой девиз не озвучивал. Всеобщему любимцу прощали
мелкие ошибки и просчеты, а провалов Беляков не допускал. К Рудневу Беляков
относился по-отечески, требуя проявлений корпоративного фетишизма лишь на
официальных мероприятиях, периодической активности в работе и отсутствия
претензий со стороны бухгалтерии.
Беляков
со свойственным ему сарказмом поздравил Сергея с выходом на работу и
посоветовал внимательно прочитать письма. Голос шефа звучал бодро, но с нотками
озабоченности. Открыв корпоративный ящик, доверху забитый непрочитанными
сообщениями, Руднев сразу обратил внимание на одно — о реструктуризации
компании. Не стал читать вводную часть о необходимости выполнения амбициозных
планов и важности координированной деятельности всех отделов. Пролистал вниз и
наткнулся на шокирующую новость: новым руководителем отдела продаж назначался профессионал
с большой буквы Наличный Андрей Никифорович.
Андрея
Наличного с главой компании связывали давние приятельские отношения: в свое
время они вместе работали в другой фирме. В результате изменений возглавлявший до
сего дня уральский филиал Наличный получал повышение и перебирался в Москву.
Офисные сиделки всегда относились к Наличному с настороженным почтением, в
ответ получая плоские шутки. Подчиненных директор филиала считал бездельниками
и дармоедами; в тех случаях, когда другие руководители сглаживали углы, он
прилюдно обсуждал деятельность каждого, не стесняясь в выражениях. Наличный
обожал давать подчиненным абсурдные задания. Если сотрудник сразу заявлял о
невыполнимости — обвинял в отсутствии креатива и лишал премии, в противном
случае — язвительно хихикал и опять же лишал премии за отсутствие результата.
До этого письма зловещая фигура Наличного мало заботила Руднева. Виделись они
редко, только на корпоративных мероприятиях. Каждый раз Руднев по совету Белякова
не поддавался на провокационные высказывания руководителя другого региона.
Теперь же произошла катастрофа. Реструктуризация привела к тому, что Наличный
стал начальником Белякова. Вся компания знала об их антипатии. Наличный
ненавидел Белякова за обходительность, чувство вкуса, совершенное знание
английского языка. Прежняя структура компании и географическая удаленность сохраняли
статус-кво, в новых реалиях судьба Белякова была предрешена. А значит, и
Руднева.
Удрученный
Сергей написал заявление на командировку и съездил к важному клиенту на
переговоры — проявление подобной активности в нынешних условиях весьма кстати.
Вернувшись домой, отменил вечернее рандеву со Светой и мгновенно уснул.
Утром
же получил письмо.
«Я
очень скучаю по тебе, — писала Света. — Хочется тебя увидеть. Я благодарна тебе
за все, что ты для меня сделал. Сегодня вечером включила радио, набрала ванну,
легла, закрыла глаза. Трогала себя, как трогал ты. Представляла тебя. Хотела
тебя. Смотрела на себя обнаженную и нравилась себе. Как же я благодарна судьбе,
что встретила тебя. Пусть это все ненадолго. Ты меняешь меня, делаешь лучше. С
тобой хочется быть лучше, нравиться тебе. Я так боюсь показаться смешной, но не
смогла удержаться, чтобы не написать».
* * *
Дорога
в столицу Карелии заняла больше обычного времени: Свету укачивало, приходилось
останавливаться на перекуры. Ремень безопасности сдавливал удавом, приводя ее в
бешенство. Она требовала воды, обвиняя Руднева в непредусмотрительности,
бесцеремонно шарила в бардачке, закидывала ноги на торпеду.
Руднев
много раз останавливался в этой гостинице и мог ходить по номеру с закрытыми
глазами. Он оценил много общественных мест для ночевки, в большинстве случаев
ощущалось, что в кровати уже кто-то спал, а в ванной принимал душ. Здесь же царила
атмосфера новизны. Каждый раз Руднев впадал в иллюзию первого постояльца после
открытия: номер дышал свежестью.
— Здесь
можно курить? — Света достала сигареты.
— Все
номера для некурящих, но есть балкон. Когда ты рядом, не могу удержаться.
Угостишь?
Слившееся
с мрачным небом Онежское озеро хранило безмолвие. В бухте над горой черного
угля, словно голодные птицы над семечками, копошились длинношеие желтые краны.
Перманентный шум создавала река Лососинка, узкой лентой несущая свои воды меж
заботливо уложенных валунов. В еще нетронутом осенью зеленом парке в загоне
прогуливались лошади.
— Как
тебе? — поинтересовался Сергей, выдыхая струйку сигаретного дыма.
—
Потрясающе! Даже чересчур!
Руднев
облегченно вздохнул — кошмар долгой дороги остался позади.
Света
наотрез отказалась остаться одна в номере и увязалась за Сергеем, не
собиравшимся разводить бурную трудовую деятельность. Отпечатав командировочное
удостоверение у секретаря главного врача республиканской больницы,
проголодавшиеся решили закупить пиво, фастфуд и перекусить в номере.
В
местном театре давали «Пигмалион» Бернарда Шоу. Руднев об этом знал и еще из
Питера позвонил в кассу, попросил отложить два билета. Света, никогда не
бывавшая в театре, была шокирована наличием культурной программы.
В джинсах
и кроссовках, вечерних платьях, дорогих и пропахших нафталином костюмах,
карельские театралы осаждали здание Национального театра. У кассы, как обычно,
выясняли отношения, а гардеробщицы скучали: вечер выдался сухим и теплым, на
вешалках висела парочка плащей перестраховавшихся зрителей.
—
Похоже на кино, — оценила Света внутреннее убранство.
—
Садись, вот твое место, — Руднев сел рядом. — Надеюсь, тебе понравится. Станешь
заядлой театралкой.
Звонки
отзвенели, жаждущие культурного просвещения расселись, свет погас, и действо
началось. Хиггинс был убедительно высокомерен, цветочница поразительно точна, а
мусорщик Дулитл комичен до умопомрачения — весь зал лежал на полу. Света
смеялась, по потом застыла, ушла в себя. Руднев взглянул на ее лицо и увидел
глаза, полные слез. Дождавшись антракта, Света выскочила из зала. Сконфуженный
Руднев засеменил следом. Он нагнал ее на улице. Плечи тряслись, Света рыдала в
голос. Сергей беспомощно стоял рядом, озираясь по сторонам.
— Это
же я, — выдохнула Света, немного успокоившись. — Никчемная дура, достойная
торговать цветочками в переходе.
— У
этой истории счастливый конец. Она выбьется в люди.
— Это в
театре, а я навсегда останусь необразованной дурой, — Света горестно вздохнула.
— Ты
можешь пойти учиться…
— Какое
там учиться!? Я ничего не могу запомнить. Если б ты знал, каких усилий мне
стоило столицы выучить. Половину уже не помню…
— Да я
тоже много чего не помню, — Руднев успокаивал, как мог. — Почти все, чему учили
в университете, — коту под хвост…
— Что
ты сравниваешь! — закричала Света. — Я элементарных вещей не знаю… Неуч… Про
Шоу первый раз слышу… Думаешь, мне джаз нравится? Я его насильно в себя пихаю…
Ладно, — Света махнула рукой. — Прости… Связался с дурой… Не хочу портить
вечер…
* * *
Утром Сергей
сходил в бассейн и с нетерпением ждал завтрака. Света, стесняющаяся выставлять
тело на всеобщее обозрение, осталась спать в номере. Командировочному человеку,
часто остающемуся без обеда, не так важен сам номер — была бы мягкая подушка, и
ладно, как утреннее угощение. Плотный завтрак и пара чашек крепкого кофе
сослужат добрую службу в течение рабочего дня.
Шведский
стол больше походил на роскошный прием, нежели на завтрак в гостинице.
Освещенный проснувшимся солнцем зал с белоснежными скатертями и безукоризненно
одетыми официантками дышал торжественностью. Всевозможные салаты, солянка или
щи на выбор, печеный картофель, колбасная нарезка, изысканные сыры и помидоры,
тушеный шпинат, яичница, баварские сосиски, фрукты, соки, заварной кофе и
шампанское…
Руднев
привычным движением навалил еды в тарелку и принялся есть. Света скромно
положила маринованный огурчик и дольку помидора.
— Поешь
хорошенько, — посоветовал Сергей. — Хочешь шампанского? Я-то за рулем…
Света
помотала головой.
— Ты
что, не голодна? — удивился Руднев, отправляя в рот огромный кусок колбасы.
— Я не
могу здесь есть, — у Светы на глазах опять выступили слезы. — Это слишком для
меня. Как во дворце. Ешь — и пойдем отсюда.
Аппетит
сразу пропал. Руднев прополоскал рот любимым томатным соком, аккуратно вытер
салфеткой. Вчера он не досмотрел спектакль, сегодня не позавтракал.
—
Пойдем, — Руднев стоически поднялся из-за стола.
В
номере Света повеселела.
—
Прости, понимаю, что достала тебя, но ничего не могу с собой поделать. Я хочу
есть. Поехали в место попроще…
Руднев
посмотрел в окно. Сияющее синими водами Онежское озеро продолжало хранить
безмолвие.
Глава 7
Новый
год Сергей, на радость папе с мамой, встречал с ними. Шумные компании друзей
побоку — Рудневу требовалось уединение. Он часто смотрел в окно из своей бывшей
комнаты в родительской квартире. Новогодней ели Руднев предпочел сверкающий
силуэт телебашни. Света улетела домой в Снежинск, оставив Руднева на праздники
веселиться с семьей. В последнее время их отношения несколько раз давали серьезную
трещину. Света решила изменить свою жизнь. Она ушла из столовой и устроилась
работать в дорогой ресторан. Денег, несмотря на внешний лоск, ресторан платил
меньше, но график работы был удобнее.
— Мы с
тобой будем чаще видеться. В столовке я до пяти, а вечерами тебе нужно в семью.
Здесь у меня три через три, — объяснила Света свое решение. — Ты сможешь днем
ко мне приезжать. И потом, мы с Мариной разъезжаемся… Хозяин продает квартиру.
Я нашла себе комнату. Соседка тихая, а комната рядом с моей вообще пустует.
— Это
тоже ради меня? — изумился Руднев.
—
Почти… Съехать все равно бы пришлось… Сама буду снимать — ради нас…
Комната
с разбитыми рамами оказалась холодной и вчетверо меньше прежней, но теперь они
спокойно оставались наедине. Кроме того, Света решила поступать в университет
на технолога. Обрывков школьных знаний катастрофически не хватало, пришлось
нанять репетиторов. Света, словно ребенок, радовалась каждому решенному
уравнению, правильно составленной химической формуле, но частные уроки обходились
недешево.
— Разве
ты не видишь, как мне тяжело, — ныла Света, раскрывая пустой кошелек. — Ты
спишь со мной, я не лезу в твою семейную жизнь, неужели тебе трудно мне
помогать?
Света
вела себя абсолютно корректно — это правда. Каждый раз проверяла одежду Руднева
на губную помаду, стряхивала блестки с его лица. В социальной сети для
правдоподобности Руднев создал анкету своей вымышленной жены. Света настаивала
именно на этом определении. «Супруга» вызывала у нее бурю негодования.
— Не
нравится мне это слово! — кричала она.
— По
мне, так официально звучит, — защищался Руднев, но Света улавливала какой-то
возвышенно-любовный оттенок. Она могла оставить ей сообщение на странице,
позвонить Сергею среди ночи, но не опускалась до этого. Руднев платил ей той же
монетой: умолкал, если звонили ее родители.
— Мама
от меня отречется, если узнает, что я встречаюсь с женатым, — говорила Света,
поджимая губу. — А папа тебя бы убил! — добавляла весело. Ее сестра, худющая
блондинка, была не в восторге от отношений сестры и Руднева, но родителям
ничего не сообщала.
Света
была идеальной любовницей, но Сергей, подкованный корпоративными
психологическими тренингами, рассматривал ситуацию исключительно как банальную
манипуляцию. Любовница, конечно же, нуждалась в деньгах, и Руднев, скрипя
зубами, выделял небольшие суммы, но каждая очередная просьба его сильно
нервировала. Он ощущал себя персонажем классической литературы. Денег Свете
катастрофически не хватало, но на все предложения поработать в сетевых бистро с
большей зарплатой и социальными гарантиями она отвечала категорическим отказом.
— Ты
что! — кривилась она. — Если в Снежинске узнают, где я работаю, — засмеют.
Предпочитала
жить впроголодь, работая поваром в шикарном ресторане, нежели обжаривать курицу
в панировочных сухарях и окунать картофельную соломку в бак с кипящим маслом.
Впрочем, Света всегда нуждалась в деньгах. Как-то, еще летом, часа в два ночи,
они зашли в «Макдональдс», взяли пару кофе и бургеры. Их внимание привлекла
девушка с распущенными смолянистыми волосами. Белое полупрозрачное платье едва
прикрывало длинные загорелые ноги. Она взяла шоколадный коктейль, непринужденно
продефилировала к дальнему столику. Вскоре к ней подошел парень, завел
разговор. Беседа продлилась недолго — она отправилась с ним к машине, где ее
поджидал еще один клиент.
—
Быстро сняли, — восхитился Руднев.
—
Иногда я думаю, почему бы не заняться проституцией, — раздраженно отреагировала
Света.
— Ты бы
смогла?
— Она
сейчас за два часа заработает больше, чем я за неделю, — грустно позавидовала
повар.
Света
впервые летела самолетом. Раньше, из экономии, она ездила исключительно
поездом. Но ее сестра, Сергей и даже подруга Роза, оставшаяся в Снежинске,
добавили денег на самолет. Света была на седьмом небе от счастья: она успевала
к родительскому новогоднему столу, да и потом проводила с родными пару
дополнительных дней, которые после изнурительных смен нельзя назвать лишними.
Руднев отвез Свету в Пулково и буквально затолкал в зону досмотра. Она готова
была разрыдаться в любое мгновение. Аэрофобия и расставание с Рудневым абсолютно
ни при чем: Света не знала, куда дальше идти, боялась потеряться, тогда самолет
улетит без нее. Руднев привык к ее слезам. Они появлялись при отказе от
запланированной поездки, временной невозможности достичь вершины ласк; даже
плохо сваренный кофе, принесенный нерасторопным официантом, мог повергнуть
Свету в уныние. Кроме слез, Света часто пускала в ход недовольство. Купленное
Рудневым постельное белье — тряпка, подаренный на Новый год обогреватель шумит
и не дает спать. Каждый раз, когда Руднев возвращался из однодневной поездки в
Финляндию, интересовалась, не купил ли он ей в подарок новенький смартфон.
— Мой
совсем старый, кнопки отлетают! Останусь без телефона — как ты мне позвонишь?
Сергей
молчал. Он никогда не покупал телефон даже себе — привык пользоваться
корпоративным.
Они
расставались, но ненадолго; недовольство, обиды улетучивались, оставляя место
животному инстинкту. Невозможность долго находиться вдалеке друг от друга,
отсутствие противоядия от плотских ласк примиряли их после самых тяжких сор.
* * *
Упырь
Наличный мертвой хваткой вцепился в горло Белякова и не успокоился, пока жертва
не сдалась. Нужно отдать должное Наличному: противостояние оказалось
скоротечным. Очарование и шарм интеллектуала быстро развеялись под мощной
струей хамства и завышенным планом на четвертый квартал, а соответственно, и на
год. Беляков пал, настала очередь Руднева. Его замордовали тотальным контролем
и двойными визитами. Наличный приезжал каждую неделю на два-три дня и по
крупицам собирал компромат на нерадивого сотрудника: заблуждения в истинных
мотивациях клиентов, невыполненные обещания, неверно поданная информация о
перспективах сотрудничества… Фигура уже уволенного Белякова не давала покоя
Наличному: «Они его помнят! — шипел он, садясь в автомобиль после встречи. —
Конечно… Красавец, интеллигент… Разгильдяй!»
После
очередной телефонной беседы с уволенным Беляковым Руднев воспрял духом. Бывший
начальник нашел работу в крупной компании, и в новом году открывает вакансию в
Северной столице. Руднев не стал дожидаться ушата грязи от руководства и
написал заявление об уходе. После этого шага он почувствовал облегчение и даже
некое удовольствие, читая желчные корпоративные письма. Печалило лишь одно: фамилия
«Руднев» не была последней в черном списке кривляющегося Наличного.
* * *
Света
вернулась из родных мест в глубокой меланхолии. Обстановка съемной комнаты и
вино только усугубили ситуацию. Ее родители подали на развод. Птенцы окрепли,
вылетели из гнезда, и двух человек уже ничто не связывало.
— Папа
ушел жить в сад. На дачу, — пояснила Света. — У него есть женщина.
— Ты ее
знаешь?
— У нас
в городе все друг друга знают. Она с мамой вместе работает.
— Так
спокойно об этом говоришь, — Сергей поразился спокойствию Светы. — Все горе
оставила в Снежинске?
— Для
мамы шок. А чего она хотела? — Света принялась рассуждать. — Последние лет
десять они спят в разных постелях! Папа уже хотел уйти от нас. Мне ужасно
стыдно… Я тогда сказала, что уйду с ним. Почему я решилась на такое? Не знаю…
До сих пор понять не могу… Мы жили бедно, мама постоянно пропадала на работе, а
папа редко что-то приносил домой. Иногда ему подкидывали работу, по мелочи… Именно
мама нас вырастила. Она нас так любила. Денег не хватало, я все донашивала за
сестрой, но это нормально… Папа нас с сестрой бил! За то, что курили, шлялись
по улице с гопниками… А я все равно хотела с ним уйти.
Руднев
не верил своим ушам. Он много слышал о насилии в семье по телевизору, в
ток-шоу, но не думал, что столкнется с подобным в жизни.
— Маму
теперь больше интересует моя личная жизнь. Сестра пристроена, а я — нет!
— Что
же ты ей сказала?
— Почти
правду: все время на работе, на романы нет времени. Вот только бабушку трудно
обмануть. Она уже очень старая. У нее диабет — ногу отрезали.
Света
поведала мистическую историю о семейной реликвии — гаечке, болтающейся на
нитке.
—
Бабушка задает ей вопрос. При утвердительном ответе гаечка начинает
раскачиваться. Бабушка говорит, что у меня есть мужчина, который коварно меня
обманывает! Мне нужно держаться от него подальше. Он — эгоист!
— Я
обманывал тебя, но в самом начале, — пробормотал уязвленный Сергей. Мастера
перевоплощения, лихо играющего с возрастом, профессией, семьей, вывела на
чистую воду ржавая гайка.
— Да
ладно, забыли! — Света махнула рукой. — Страшно другое: я стала чужой в
собственном городе. Любимый «Подвал» теперь заполнен малолетками, я была такой
пять лет назад. Для Розы и ее Ромы, для школьных подруг я теперь недобитая
петербурженка! Они считают, что мы зажрались, что Россия — это они, а нас давно
пора поставить к стенке. Когда сказала, что мечтаю съездить за границу, —
ржали… Они все боготворят президента… Военные получают хорошие зарплаты — мне
такие деньги и не снились, хотя тупо сидят на КПП, а я целый день на ногах. Это
несправедливо!
— Не
принимай близко к сердцу, — успокаивал Руднев. — Они живут за колючей
проволокой, нельзя их судить строго.
— Мне и
здесь тяжело, и вернуться никак. Я там не смогу жить… Лучше бы я вообще никогда
не приезжала и тебя не знала… Все мои подружки уже успели родить детей и
развестись… Один мой бывший позвал замуж… Раньше бы, не будь дура, пошла…
Господи, как же я хотела бы родить мальчика. И воспитать его как следует. Чтоб
не шлялся по двору бог знает с кем. Ведь у нас в городе для детей столько бесплатных
секций, бассейн, а мне было все равно. Никуда не ходила. Дура!
* * *
Пока
футбольный «Зенит», пользуясь финансовой помощью государства, в зимнее
трансферное окно приобретал новых игроков, гандбольная «Нева» скребла по
сусекам. Денег осталось на пару домашних матчей да на выезд в Чехов, к местным
медведям. О поездке в Загреб, на заключительный матч Лиги чемпионов, и речи не
шло, а ведь для клуба это был последний шанс продолжить выступление на
международной арене. «Нева» дебютировала в главном европейском гандбольном
турнире и выступала с переменным успехом. В начале букмекеры смотрели на
питерский клуб весьма скептически, но перед последним матчем шансы на выход из
группы оставались. Хоть и весьма призрачные. Одолеть крепкий европейский клуб на
его домашней арене — утопия, но не явиться на поле боя — позор!
Город
выделял клубу мизерные суммы, частные инвесторы не спешили вкладывать деньги в
заведомо убыточный проект. Алексей предложил пикетировать Смольный. Гандбольные
болельщики скептически отнеслись к этой затее, но Сергей поддержал старого
друга. В воскресенье они вдвоем, вооружившись плакатами в поддержку
петербургского гандбола, отправились в гости к власти. Утром в выходной день не
собрать вокруг себя толпу зевак, да и власть отдыхает от трудов праведных, но
все остальные дни Алексей работал, и выбора не было. Мороз и солнце — день
чудесный, если встречаешь его в теплой постели. Февральский бессердечный холод
с ловкостью анестезиолога набросился на несчастных защитников отечественного
гандбола: щеки и нос быстро перестали реагировать на растирание, пальцы ног
онемели. Но разворачивающиеся перед Смольным события отвлекли друзей от забот о
собственном здоровье. Первым на пикет отреагировал полицейский, выскочивший
неизвестно откуда. Он задиристо махал руками, требовал разойтись и обещал
вызвать подкрепление. Друзья не проронили ни слова. Стали подъезжать
полицейские чины. Чем выше ранг, тем роскошнее машина. Убедившись, что два
интеллигентно выглядящих молодых человека не выдвигают политических требований,
а скромно радеют за малоизвестный гандбольный клуб, чины успокаивались,
недовольно потирая сонные глаза. Сознание начальников в этот солнечный день
пряталось в тумане. Они не знали, как реагировать на нестандартную ситуацию.
Одни просили отойти от Смольного, другие — разойтись друг от друга подальше.
Пикетчики спокойно выполняли просьбы охранников народного спокойствия. В конце
концов Руднев и Алексей оказались на разных улицах. Так вроде бы соблюдался
закон об одиночном пикетировании и сохранялись конституционные права граждан на
волеизъявление.
Привело
ли в движение скрытые механизмы бюрократической машины героическое замерзание
двух болельщиков, хождение по инстанциям директора «Невы» Зизы или что-то еще —
доподлинно неизвестно, но гандбольному клубу Санкт-Петербурга была оказана финансовая
помощь. Алексей зашел к Рудневу с бутылкой «Зубровки» отметить сей приятный
факт и не узнал холостяцкую квартиру старого друга: в прихожей наткнулся на
женский пуховик, комната завалена куклами, детскими раскрасками и бижутерией.
— Это
что за маскарад? — обалдевший Алексей сел на игрушку, издавшую неприятный писк.
— Когда ты «в контакте» поменял статус и стал женатым, я, не приглашенный на
твою свадьбу, поверил объяснениям и посмеялся… Но это уже слишком… Я, как
нейрохирург, советую тебе прийти ко мне на прием! Ты явно отморозил мозги! —
загоготал Алексей.
Руднев
все объяснил. У Светы появилась соседка с ребенком. Древняя кровать
предательски скрипела, и Света, пристыженная косыми взглядами молодой
мамы-одиночки, перестала приглашать Руднева. Хождение по казенным постелям
гостиниц им быстро наскучило. Рудневу радость встречи омрачали необязательные
траты, и он, с искусством декоратора, превратил свою квартиру в уютное семейное
гнездышко. Что-то привез из квартиры родителей, что-то купил. В целом бутафория
оказалась убедительной. Света по шкафам не лазила, а если удивленно подмечала
промахи внешнего антуража, Руднев отбивался заготовленными фразами. Так,
скудность столовых приборов произошла из-за рухнувшей полки, швейная машинка
одолжена подруге жены, детские вещи отвезены к теще для стирки. Если крыть было
совсем нечем, то либо «закончилось», либо хранится на антресоли.
—
Самому эта игра не надоела? — Алексей, разливая «Зубровку», пристыдил Руднева.
— Ты не хочешь ей все рассказать? Это же все шизофренией попахивает…
— Сам
не знаю, — Руднев тяжело вздохнул. — Думал об этом много раз. Если все расскажу
— Света вскипит, но потом простит — она меня как раз за ум и полюбила… Но для
чего? Мы будем жить вместе, получается?.. Признание повлечет совместную жизнь…
Не уверен, что хочу этого. Нам здорово встречаться, но жить вместе — это совсем
другое. Не наскучим ли мы друг другу?
— Но ты
же жил с Наташей…
— Жил…
Но со Светой все по-другому… Ярче как-то, жизненней… Пока не буду признаваться…
Секс у нас и так есть, как видишь… Я ей говорю, что жена на работе, а дочка в
садике. Беспокоиться не о чем.
— Не
оставляла после себя следов? — хитро прищурился Алексей. — Помаду, трусики?
—
Никогда! — воскликнул Руднев. — Все проверяет…
—
Уникально… — изумился Алексей. — Но я к тебе не с этим пришел. У меня,
собственно говоря, родилась идея. Мы уже иконы гандбольного движения. Не пора
пойти дальше? Предлагаю устроить первый «выезд» с «Невой» и поддержать ее в
Загребе! Матч-то какой! За выход из группы!
Рудневу
идея понравилась: загранпаспорт в порядке, виза в Хорватию не нужна, суббота
свободна. Друзья, предвкушая поездку, допили бутылку и легли спать.
* * *
До
Москвы друзья добрались ночным поездом, а в Шереметьеве влились в «Неву» и одним
рейсом полетели в Загреб. Вся команда, включая главного тренера Торгованова,
пожала руки Рудневу и Алексею:
—
Герои! Если бы не вы, может, сейчас дома сидели.
Друзья
смущенно отнекивались. Игроки «Невы» на борту самолета шутили, смеялись, словно
летели в отпуск, а не на важнейшую игру. Торгованов, огромный, лысый великан, в
личной беседе признался, что сам факт сохранения интриги до последнего матча —
уже успех:
—
Ребята молодые, перспективные, но международного опыта — с теннисный мячик.
Стабильности не хватает… Обстреляются…
— Нам
бы финансирование стабильное, — сетовал модно стриженный Зиза. — Легионеров
покупать не планируем. Своих бы удержать. Зарплаты у всех скромные, как на
заводе. Ребята играть хотят…
—
Шальные деньги только развращают, — согласился Руднев.
Он в
последнее время пребывал в приподнятом состоянии духа. На работе Сергей, как
протеже Белякова, легко влился в новый коллектив, познакомившись со всеми
сотрудниками на новогоднем московском роскошном корпоративе. Беспечная жизнь, к
которой он так привык, вернулась.
После
Питера, заваленного снегом, Загреб, город-побратим, предстал перед гандбольным
десантом абсолютно бесснежным, покрытым прошлогодней жухлой травой. Окна
«Дубровника», стоявшего в сердце почти миллионной столицы, выходили на площадь
бана Йосипа Епачича с многострадальной статуей австрийского полководца
хорватского происхождения. Туристический путеводитель гласил, что память о венгерской
революции середины девятнадцатого века, в зависимости от оценок приходящих к
власти людей, то демонтировали, то возвращали на место. Под ногами, оживляя
матовый пейзаж, разноцветными лентами ползали трамваи. Над черными фигурками
спешащих людей возвышался загребский католический собор. Одна из башен обросла
строительными лесами и больше походила на туалетный ершик.
Молочно-серое
небо, нависшее над многочисленными музеями, театрами, галереями, напоминало
родной Питер. Во время прогулок по городу Алексей везде наклеивал голубые
стикеры гандбольного фан-движения. Так помеченными оказались центральный банк,
современная галерея, здание центрального Колодвора, памятник Николе Тесле и
королю Томиславу. Больше похожая на позвоночник древнего ископаемого, нежели на
спортивное сооружение, «Загреб арена» тоже не осталась в стороне. Не помогла
острая сабля и самому бану Епачичу… С особой радостью Алексей клеил стикеры на
рекламные стенды, с которых смотрели игроки загребского гандбольного клуба.
Рука не поднялась только на величественное здание Национального театра и не
дотянулась до российского консульства: забор помешал…
В
субботу у подножия загребского собора открылся рынок. Жители окрестных деревень
привезли в столицу урожай со своих огородов. Наспех сколоченные лотки
прогибались под горами розового картофеля, хвостатого редиса, сетками лука.
Морковь крепкими оранжевыми пальцами подпирала белоснежные кочаны капусты,
бережно уложенные листья салата соседствовали с важными помидорами и наливными
яблоками. Ушлые торговцы предлагали заморские апельсины и бананы. Под красным
зонтом седовласый мастер громко, на весь рынок, зазывал хозяек прикупить
веники, резные комоды, разделочные доски, скалки для нерадивых мужей, плетеные
корзины; на потеху детишкам на длинных шнурах парили фигурки безобидных пчелок,
зеленых кузнечиков, ушастых мышей. Напротив разложил товар цветочник: целеустремленные
крокусы, дурманяще сладкие нарциссы, нежные ирисы. На самой площади рядом со
статуей бана красовались голубенькие двухдверные милицейские малолитражки из
прошлого века, а под навесом, развлекая толпу, бренчали разудалые сельские музыканты.
Загребская
арена заполнилась наполовину. Местные болельщики не спешили на стадион — клуб
гарантировал себе плей-офф. Руднев с Алексеем растянули баннер, тщательно
проверенный дотошной охраной, и принялись рьяно поддерживать «Неву».
Перекричать вдвоем шесть тысяч болельщиков, к тому же вооруженных шумными
надувными палками, — задача непростая, тем более что организаторы стоять питерским
болельщикам не разрешили. Пришлось скандировать кричалки сидя. «Нева» билась
отчаянно. Вратарь метался от штанги к штанге, полевые прыгали до потолка.
Торгованов играл составом, апеллировал к судьям, но чуда не произошло. Пара
детских ошибок, несколько загубленных атак похоронили надежду — «Нева»
разбилась о хорватский гранит хладнокровия. Перевес в десять мячей закономерен.
—
Ничего страшного! — успокаивал Алексей Руднева, когда они из сверкающего зала
окунулись в загребскую ночь. — Сыграли, как могли. Бились до конца. Ну, не
получилось… Эти — молодцы. Хоть уже ничего и не надо, а перед болельщиками в
грязь не ударили. Боевой матч получился! Серый, я по дороге сюда видел пивнушку
— отметим окончание европейских гастролей!
Глава 8
Санкт-Петербург
встретил Руднева новостью: Беляков пошел на конфронтацию с генеральным директором,
человеком прямолинейным и жестким, и был уволен. Всю набранную команду, в том
числе и Руднева, выставляли на улицу. Беляков звонил, извинялся, но от
разговоров денег на банковской карточке не прибавляется. Кроме того, Сергей
остался без корпоративного автомобиля. Покупать собственный он не спешил:
деньги понадобятся на жизнь, но на телефон пришлось потратиться. Руднев не
унывал и надеялся быстро подыскать нового работодателя. Однако рекрутинговые
агентства только морщились: Руднев — сотрудник, безусловно, опытный, с выслугой
лет, но увольнение на испытательном сроке сильно подмочило его репутацию.
— Ты
такой умница, — успокаивала Света Руднева. — Найдешь работу. Жена твоя
работает, не голодаете… Вот если я останусь без работы — помру через месяц… Не
на кого рассчитывать…
Света
рассказывала о работниках ресторана, живущих на территории в бытовках и не
выходящих в город; о недоверчивых ортодоксальных евреях, лично моющих зелень и
фрукты с «Фейри»; о зажигательных танцах на армянских свадьбах; о прижимистых
скандинавах, заказывающих строго по одной банке пива на сотрудника компании, а
Сергей пребывал в раздумьях. Светина тяжелая, грошовая жизнь теперь оказалась
интереснее и насыщеннее той, что когда-то выбрал себе Руднев. Пока он безвольно
барахтался в волнах комфорта и нарциссизма, Света жила полной жизнью. Ее
преследовали неудачи, болезненные разочарования, но Сергей вынужден был
признать наличие характера у молодой девушки. Света выбрала цель, и никакие
Беляковы или Наличные не в силах ее остановить или сбить с пути, поманив
сладкими обещаниями. Руднев поначалу обвинял бывшего начальника в мягкотелости
и глупейшей недальновидности, но потом признался самому себе: во всех бедах
стоит винить только самого себя.
* * *
Света
уже несколько дней была вне зоны действия сети. Вначале Сергей не придал этому
особого значения. Но после того, как целую неделю она не появилась в сети, не
ответила на письма и сообщения «в контакте», Руднев решил, что они в очередной
раз расстались. Наступило облегчение: никаких капризов, истерик,
вымогательства… Можно сосредоточиться на поиске работы. Они, конечно же, опять
сойдутся. Разлуки и расставания для их отношений давно стали нормой.
Походы
на собеседования не приносили результата. Сергей подумывал даже вернуться в
медицину. Каждый день проверял почту — от Светы ни единого письма. В сети так и
не объявилась. Более того, вычеркнула из «друзей». Сергей не стал ждать
потепления и пошел к ней. Дверь открыла соседка и огорошила: Света уехала
домой. Судя по тому, что хозяин сдает комнату, — навсегда.
Руднев
крепко пил три дня, пока не пришел Алексей.
—
Докатился, — пристыдил он Сергея, осмотрев квартиру. — Женские шмотки сменил на
пустые бутылки.
— Она
уехала, — грустно, заплетающимся языком объявил Руднев. — Все я потерял…
Докатился…
— Твоя
Света? — не поверил Алексей. — Так не в первый раз расходитесь… Помиритесь.
— Она
домой уехала. Навсегда…
— Ну
так радуйся… Новую найдешь… Она же достала тебя своей эмоциональной
лабильностью!
— Дурак
ты, Леха, хоть и умный. В любви ни черта не смыслишь!
— Если
она тебе так нужна, поезжай сам за ней… Бухать-то чего?
—
Куда?! Она в Снежинск уехала. Выйдет замуж за бывшего и родит мальчика.
— В
Снежинск? — пораженный новостью, Алексей сел рядом с другом на диван.
Он
хорошо знал этот закрытый город. Гандбольный клуб «Сунгуль» приезжал на матч с
«Невой» из Снежинска. Питерские болельщики могли съездить для поддержки любимой
команды в подмосковный Чехов, Саратов или Волгоград, но ядерный Снежинск был
надежно закрыт для случайных посетителей.
— Ты
бросай пить! Приду послезавтра. Попробуем помочь твоему горю, — обнадежил
Алексей.
Алексей,
как и обещал, появился в квартире Руднева в субботу. Хозяин побрился, выкинул
мусор и выглядел вполне благопристойно.
—
Хорошо выглядишь, Серый, — похвалил Алексей, улыбаясь. — Чтоб ты без меня
делал? Я тебе и работу нашел, и судьбу твою устрою. Седьмого мая «Нева» играет
в полуфинале, на выезде, с «Сунгулью».
— И
что? — не понял Руднев.
— То!
Надо чаще на гандбол ходить, алкаш… Я с Сергеем Зизой поговорил, он согласился помочь
тезке. «Сунгуль» из Снежинска, а ты теперь второй спортивный врач в «Неве».
Полетишь за своей Светой…
* * *
Сергей
опять сидел вместе с командой в самолете. Но на этот раз рейс не в Загреб, а в
Екатеринбург, и он не болельщик, а спортивный врач. У него было чуть больше
суток в Снежинске на поиск любимой. В ранце подарок — смартфон последней
модели.
—
Серый, объясни мне, дураку, зачем ты за ней едешь? — поинтересовался
непонимающий Алексей.
— Знаешь,
Костик оказался неправ. Он ошибся. Женщина является носителем нравственности! И
еще какой! В отличие от нас, мужиков, они способны на жертву… Мы все живем в
имитации. Абсолютно все притворяются. Одни имитируют руководство, другие делают
вид, что умеют играть в футбол. Третьи — что умеют продавать… Сплошная
показуха, игра на публику. Тащим рояль… Зачем? Сами не знаем… А она —
настоящая! Не китайская бабуля, счастливая лишь оттого, что сбежала от
окружающей духоты, спертости воздуха маленького города. Старалась, страдала и
покончила со всем этим. Но я найду ее…
Руднев
поднял на уши весь Интернет. Он не знал, где искать Свету. Карина, сестра
Светы, даже не стала выслушивать объяснения Руднева. Марина, бывшая соседка,
сжалилась и согласилась на встречу у метро по дороге на работу. Она смотрела на
Руднева с нескрываемым омерзением, словно эпидемиолог на микроб.
— Мне
нечего тебе сказать, — огорошила Марина. — Я спешу на работу…
—
Как?..
—
Светка, ясное дело, не хочет, чтоб ты знал. Но я скажу, — бросила Марина на
ходу. — Светка не просто так уехала. Не хотела тебе мешать… Она забеременела…
Уехала рожать домой. А ты здесь живи…
Из
аэропорта команду автобусом привезли в Снежинск, город за серым бетонным
забором с колючей проволокой. После проверки документов на КПП «Нева»
отправилась в гостиницу «Снежинка» (после отдыха — тренировка), Руднев — на
розыски Светы. Два дня искал, несколько раз обошел весь город. Увидел натертый
до блеска памятник Ленину, посидел в заплеванной семечками беседке на городском
пляже, полюбовался закатом на озере Синара, но Светы не нашел. Он сбился с ног,
вглядываясь в лица проходящих мимо девушек. Один раз обознался, благодаря чему
пообщался с местными гопниками. Не стал признаваться, что из Питера. Соврал:
приехал из Челябинска к девушке, да рассорились. Теперь ищет по всему городу.
Гопники посочувствовали, предложили пива и посоветовали пошарить по кафешкам.
Руднев вежливо отказался от угощения, напряг память. Света говорила о любимом
месте отдыха. Сегодня как раз суббота… «Подвал»! — промелькнуло в голове.
Беззубый мужчина в кепке подсказал дорогу.
У входа
в спорт-бар курили подростки, в душном зале грохотала музыка. Светы не было.
Руднев встал в уголок, не зная, что предпринять. Идея приехать казалась
идиотской. Чтобы найти Свету, нужно подвести всех, остаться в Снежинске,
перейдя на нелегальное положение. Прочесывать город в поиске врача «Невы» будут
все уральские фээсбэшники.
И тут
произошло чудо: в кафе вошла Света. Сергей сразу ее узнал. Обезумев от радости,
подскочил, взял за руку, посмотрел в глаза. Света упала в обморок. Сергей
подхватил ее, перенес на диван. Кто-то принес воды. Она пришла в себя.
— Как
ты себя чувствуешь? — спросил Сергей. — Все-таки я тебя нашел! Мне многое нужно
тебе рассказать…
— Ты
здесь? Как?
— До
вас не дозвониться! — улыбнулся Сергей. — «Абонент находится вне зоны действия
сети». Так что пришлось самому ехать. Держи, — Сергей достал из ранца
долгожданный подарок.