Опубликовано в журнале Нева, номер 4, 2015
Андрей Владиславович Шацков родился в 1952 году в Москве. Автор
одиннадцати поэтических книг. Член Союза писателей России и Международной
ассоциации журналистов. Кавалер ордена Преподобного Сергия Радонежского РПЦ и
многих литературных премий. Главный редактор альманаха «День поэзии — ХХI век». Лауреат премии Правительства Российской Федерации
2013 года в области культуры, лауреат премии журнала «Нева». Проживает в Москве
и в Рузе.
* * *
Бродит волчицею серою
Оттепель —
в ночь, за окном…
В чем твоя вера? —
Не верую
В матерь, уснувшую сном
Вечным,
средь мая цветения,
После недели Страстной.
Ждать ли твое воскресение?
Будешь ли снова со мной?
Звезд слюдяное сияние
Тает на снежной меже…
Как обрести покаяние,
Если смятенье в душе?!
Кажется сонной химерою
В небе затерянный рай…
Верую! Верую!! Верую!!!
Мама, не умирай!
За ледяною излучиной,
В сполохах млечной пурги,
Ночью бессонной измученный,
Слышу родные шаги.
Там, где часы беззаботные
Мы проводили, любя,
Мамины пальцы бесплотные
Крестят, прощаясь, дитя
Взрослое,
с жесткою проседью,
Горя познавшее край.
Губ шелестящее просинью:
«Мама, не умирай!»
ДРОВА
Пора Новогодья, метели
Хлопочут под сводом небес.
Воздушные зимние змеи
Взлетают и падают в лес.
И кто-то поодаль, в сторонке
В тулупе стоит у плетня,
Пытаясь упрятать в постромки
Гривастую шею коня.
Береза, сосна и осины
Под звонкой пилою поют.
Забытые детства картины
Во снах в караулы встают.
И вот уже тянутся дровы
На дровнях —
в родное село.
Где сне́га под самые
кровы
Бревенчатых изб намело…
И снова смыкаются годы,
Как створки ворот за спиной…
Выходишь — иные погоды,
И ветер, и воздух иной.
Тому миновало полвека…
Но только опять и опять
В озябшей душе человека
С поленьями сани скрипят.
И бабушка крестится снова,
Встречая под вечер обоз —
Предтечу Спасенья печного
В рождественский лютый мороз!
* * *
В тугую воронку пространство заверчено.
Опять колобродят февральские снеги.
Ты спишь до весны, улыбаясь доверчиво.
Так спят подо льдом величавые реки.
Наверное, ты не была недотрогою,
Но смотришь в глаза горделиво и прямо…
В окне семенит тишина над дорогою.
И холод сочится в скрипучую раму.
С небесною тайной случайно повенчаны,
Не веря, что встреча — начало разлуки.
Поэты приходят на Сретенье — к женщине —
И тянут к теплу онемевшие руки.
А то, что пребудет за позднею встречею,
Библейские притчи укроют туманом…
И каждый судьбы своей станет Предтечею,
В душе оставаясь обычным Иваном!
И вешней истомы сумятица нервная
Срывается первой капелью со стре́хи…
Поэты вернутся к любимым на Вербное,
Когда ото сна просыпаются реки!
ПРЕОБРАЖЕНИЕ
Над древним храмом кажется синее
Проем небес в окладе черных туч.
Остановись и сделайся сильнее,
Поймав в окне апсиды солнца луч.
Фавора свет… Нежданное движенье
К земле засохшей вымоленных струй…
Подставь лицо. Познай Преображенье.
Прими его как горний поцелуй.
Не ведая ни времени, ни часа,
Который заповедал нам Господь,
В заветный праздник яблочного Спаса
Превозмоги душою вечной — плоть.
Под райский шепот яблочной услады,
Среди по пояс вымахавших трав
Смирись душой, не требуя награды,
Смирись душой, и будешь трижды прав!
* * *
Осенний день, как поздний лист, упал,
Прощается со стаями полесье.
Благословен, кто в пору не проспал
Ночное и дневное равновесье!
Еще вчера удерживал заплот
Течение реки преградой прочной.
Но грянул дождь — и завершился год
Не календарной датой, а урочной.
И грустно опускалось на поля
Воздвиженье — предтечею Введенья.
И ожидала стылая земля
На Покрова́ строку стихотворенья,
Которое таилось целый год
В исписанной тетради у поэта.
И процвело, пробивши тонкий лед
И первый снег, как абрис первоцвета.
Который жив, в душе благодаря,
Что лес стоит волшбою за дверями,
Где я тушил пожары сентября
Холодными октябрьскими дождями.
ВРЕМЯ ВЫШЛО
Время — вышло. Хлопнув дверью, вышло,
На пороге пальцем поманя.
Грустью глаз нижегородских — вишня,
Проводи в далекий путь меня.
Ты прости, прощай — грядут морозы.
Вороньем на Русь слетелась мгла…
Далеки июньские стрекозы.
Яуза от стужи замерла.
Все в былом, и ничего не надо?
Память половицей не скрипит?
Низкая железная ограда.
В ожиданье сына мама спит.
А в стране, что залегла по пояс
В зимние, холодные снега,
Ты живи, ничем не беспокоясь.
Лишь живи — и вся тут недолга2!
* * *
Где коршуны размером с журавля,
А журавли — крылатей серафимов:
Гранит и хвоя, севера земля.
Да три столба подпоркой небу — дымов.
А до Чудского будет сорок верст.
До заповедной Луги — двадцать с гаком.
И на юру кладбищенский погост
Трехперстьем храма, запечатан знаком…
Пока гудит Россия, как вокзал,
И брань на шее виснет, как верига,
Я эту землю в узелок связал
И крест не бросил в реку, как расстрига.
Чтоб не разбилась лодка бытия,
Чтоб не прервалась связь отца и сына,
Родной стезей, по грани острия,
Вернусь в края, где мира сердцевина.
Где по минутам слажен день да век
И нет конца утиному угодью…
И поплывет деревня, как ковчег,
По хлынувшему ливнем половодью!
МАРТ
Брызжет даль белизною и паром.
Свежий воздух пьянит, как первач.
По поляне блестящим гусаром
Проскакал одуревший косач.
Громким писком шальные синицы
Нас приветствуют в чащах сосны.
Мы на лыжах стоим — у границы.
У границы зимы и весны!
И в капельном, разбуженном шуме
В синеве высоко-высоко
Облаков боевые ушкуи
Мчат под звонкие гусли Садко…
Незабвенные детские были.
Заповедного счастья миры…
Что ж вы голову так забелили,
Сорок зазимков, с этой поры?
Где вы, тонкие пальчики — спички,
Растопившие лед без следа?..
Но несутся, звеня, электрички
В те родные места и года:
Где жилось с ощущеньем азарта,
Где дышалось легко на бегу
В первых днях долгожданного марта,
По последней лыжне на снегу!