Опубликовано в журнале Нева, номер 12, 2015
Валерий Федорович Михайлов родился в 1946 году в Караганде. Окончил
Казахский политехнический институт. Автор книг стихов и прозы: «Хроника
великого джута» (1990, 1996); Весть. Стихи (1994); Немерцающий свет.
Стихи (1996); Ограда. Стихи (1999). Член СП России, СП Казахстана. Главный
редактор журнала «Простор».
* * *
Фонарь качался и скрипел,
Один в пурге неслышной,
А снег летел, летел, летел
Все выше, выше, выше.
И небо мутное впотьмах
Светилось млечным светом.
В глухой ночи на воротах
Стонал фонарь под ветром.
В краю чужом, чужом, чужом,
Заснеженном по крыши,
Слетал с небес родимый дом
Все ближе, ближе, ближе.
В душе моей, в душе моей
Он затерялся где-то.
Ни окон в нем и ни дверей,
Одни провалы света.
* * *
Ото всего свободным быть,
Как облако куда-то плыть,
Блистая снежной белизною
Над вечереющей землею,
И ничего-то не желать…
Лучи зашедшего светила
Ловить, лететь розовокрыло
И свет последний отражать
Кому-то вдаль, где тьма застыла.
ПОЛЕНО
Дремучее угрюмое полено,
Одно в сухом костре ты не горишь,
На золотой огонь шипишь надменно
И как чужое празднику чадишь.
Вокруг тебя трещит и вьется пламень,
Он щедр на искры и живет летя,
А ты в себя ушло, как черствый камень,
И не глядишь на резвое дитя.
Но вот костер веселый догорает,
И стылая его сжимает тьма,
И в серый пепел сучья опадают
Без силы, без надежды, без ума.
И только ты, забытое полено,
Вдруг вырываешь пламень из нутра
И, запоздалый, длишь самозабвенно
Огонь свой синеватый до утра.
Мы все уходим в небо постепенно…
Что наше пламя? — Лишь тоска о нем.
И хворост, и могучее полено —
Гори все синим ласковым огнем!
Лишь небо бесконечное нетленно,
Что в искрах звезд надмирно возлежит.
Оно однажды вспыхнет, как полено,
И все собой опять преобразит.
* * *
Сизые стрекозы
Шьют в тиши лесной
Сизые узоры
Ниткою сквозной.
Летают беспечно…
Сутемь зелена,
Лишь янтарной свечкой
Теплится сосна.
Шепчутся березы
В яве ли, во сне,
Синие их грезы
Не расслышать мне.
Все на свете тайна,
Словно тишина,
Зелена, хрустальна,
Не разглашена…
* * *
— Пети, пети, пети! —
птица за окном.
Мир зеленый зрети под живым крылом,
Воздухом дышати, свежим, как трава,
В синеву взмывати, как весной листва.
Все на этом свете — только для того,
Чтобы жизнь воспети в милости Его,
Все Ему воздати… — а там станет звать:
— Спати, спати, спати! — ласковая Мать.
* * *
За пределами сердца и трепета
Зеленым ли упьешься вином…
Все, что пито — как будто бы не пито.
Птичьи флейты небесного лепета
Льются, тихие, в свете ином.
И чуть плещется, неупиваема,
Чаша сумрачная бытия.
Все, что познано — вовсе не знаемо,
Что порушено — непорушаемо,
И душа твоя — разве твоя?
Созерцая незримые сполохи
Прикровенного зренью огня,
Ворошить ли мне прошлого ворохи,
Драгоценные слушая шорохи?
Нет! И это уж не для меня.
К незабвенному освобождению
В не расслышанной прежде тиши
Поплыву лучше я по течению,
По волнистому по влечению
Уплывающей в небо души.
* * *
Ус крутил да часами молчал.
Колко супясь, газету читал
И придирчиво радио слушал.
На парадную поступь страны
Говорил лишь одно: — Брехуны!
И ворчал про себя: — Мать их в душу…
Внук однажды о прошлом спросил —
Всхлипнул глухо в ответ. Слезы лил.
Да рукою махнул еле-еле.
Нету силы о том вспоминать,
Как загнали в степя помирать.
Молвил только: — Хоть мир посмотрели…
ХЛЕБНИКОВ
Цветы ему степные песни пели,
Лягушки, словно Будды, бронзовели,
Он аист был задумчивый в траве.
Зрачок его пил дальнее пространство,
И ветра кочевое постоянство
Свободное струилось в синеве.
Летели цифры журавлиной стаей,
И смысл времен, как зыбкий клин, растаял,
Но угол зрения счастливо и легко
Пил птичью клинопись веков летучих,
Росу живую спелых звезд падучих
И облака парное молоко.
Земля дышала глиной сотворенья,
Кузнечиков рассыпчатое пенье
Звенело, словно золотистый зной,
Столпом стояло марево певучье,
И тучей насекомые созвучья
Пронзали — синей, знобкой и сквозной.
Камней язык был будто гул глубокий,
Огня подземного змеились токи,
Ворчали и ворочались хребты
Урала сонного и пылкого Кавказа,
И магма проступала, как проказа,
Сквозь рвущиеся древние пласты.
Наивные и дикие народы
Топтали, как слоны, цветы природы,
Хрипели кони бешеных погонь.
И черных солнц цвели протуберанцы,
И девушки летели в брачном танце,
Как бабочки, на ласковый огонь.
Он слушал говор племени родного,
Глубинно отзывались недра слова
В обветренных от времени словах,
И корни родниковые журчали,
И флексии румяно оживали
И таяли на шепчущих губах.
Вздымалось до небес людское море,
Голодное, как зверь, шаталось горе,
И Русь в шальной купалася крови…
Он верил: это муки возрожденья
И всей Земли святое искупленье —
И сеял очи чистые любви.
Земля ладьею в космосе летела.
Весь мир был слово. Это слово пело.
И волны бились чередой в эфир.
Лишь песня не подвластна злу и тленью,
И по ее певучему веленью
Избрал он угол сердца, Велимир, —
Земного Шара нищий Председатель,
И волн хвалынских трепетный вниматель,
Священник пылкий полевых цветов,
Птиц собеседник, облаков избранник,
Небесной воли бескорыстный странник,
Земных не знавший никаких оков.
ЯЗЫК
В автобусе, под Минском, старуха говорила
Другой старухе: «Я ночью кума снила…»
Открылось вмиг: она его — увидела во сне.
Так древний говор улыбнулся мне.
Я помню баритон глубокий, теплый, ясный…
Он золотом закатным по Днипру плыл в небо знов и знов
И то ли вопрошал, то ль тихо заклинал: «Ты скажи, чи не сгасла,
Ты скажи, чи
не сгасла любов?..»
Казак уральский, на дорожку выпив чая,
Как водится у русских испокон,
Прощался с другом и, слов сказочных своих не замечая,
Обыденно промолвил: «А свату моему скажи поклон».
Изустное… коснувшееся слуха…
Родимое… Я с вами исхожу — вернусь иль не вернусь, —
Как воздух Родины, земная грусть уходят ввысь прозрачно, немо, глухо
Туда, где ждет нас всех, любя, небесная Святая Русь.
* * *
Война против нас не кончалась,
Война эта будет всегда.
Одна ты, Россия, осталась,
Как в небе пред Богом звезда.
От края судьбы и до края
Лежит заповеданный путь.
Гореть же тебе не сгорая…
От ада до светлого рая
Недолго, немного, чуть-чуть…