Опубликовано в журнале Нева, номер 12, 2015
Светлана
Викторовна Ананьева —
завотделом аналитики и внешних литературных связей Института литературы и
искусства им. М. О. Ауэзова, член Союза писателей Казахстана.
Литературный
процесс Казахстана продолжает на новом уровне диалог культур Востока и Запада,
в основе которого лежит концепция евразийства. Статьей М. Симашко «Время
собирать камни» открывался наш научный сборник «Евразийский талисман» (1996).
Интересен прием, к которому прибегает писатель: «Там, у древнего мудреца, еще
сказано…» Создается эффект продолжающегося диалога: «Бывает нечто, о чем
говорят: └Смотри, вот это новоеУ“; но это было уже в веках,
бывших прежде нас». Идея евразийства в разных формах и проявлениях веками
вызревала «на огромных пространствах самого большого земного материка,
омываемого с четырех сторон всеми четырьмя мировыми океанами… — был глубоко
убежден писатель. — Во все времена от саков и гуннов до Чингисхана и самого
последнего времени мир на Континенте, да и за пределами его, так или иначе
зависел от мира и спокойствия в том Евразийском политическом пространстве, к
единению которого столь настойчиво призывает президент Н. Назарбаев».
Центральноазиатский
регион издревле служит культурным источником ренессанса. Свобода мысли
преобладала в учениях и творчестве Хайяма, Аль-Фараби, Баласагуни. В
менталитете проживающих на этой территории народов остался след великих
караванных путей, кочевий. «Философией жизни, путем через века и цивилизации»
называл Великий шелковый путь М. Симашко, а предтечей евразийства — великого
Абая. Писатель был твердо уверен: «Ни для кого нет какого-то особого пути.
Только соединение народов, никак не теряющих своего национального имени, своей
души, в единую человеческую общность. Евразийская идея — один из
краеугольных камней этого будущего».
Писатель,
сценарист, журналист, драматург, публицист Морис Симашко… По мотивам его
произведений сняты кинофильмы «В Черных песках», «Фраги — разлученный со
счастьем», «Султан Бейбарс», «Гу-Га», «Случай в Даш-Кале» и др.
Острота,
яркость и глубина исследовательского мышления писателя, обширные
литературно-критические, историко-культурные, философские знания художественно
переплавлялись в удивительную прозу и неповторимую публицистику. Пытаясь
определиться со своей основной — исторической — темой, он считал, что назвать
ее любимой — это неверно, он ее «как бы чувствовал изнутри». В «Литературных
сюжетах» М. Симашко создает образы известных советских мастеров художественного
слова Б. Лавренева, Ф. Панферова, А. Твардовского, М. О. Ауэзова, Ю.
Домбровского и размышляет по поводу того, как сложилась его литературная
судьба, чем это можно объяснить: «Каким-то особым везением?.. Твердо убежден
лишь в том, что не бывает в литературе других путей, кроме прямого». В 1958
году в журнале «Новый мир» публикуется повесть М. Симашко «В Черных песках», в
1960-м — «Искушение Фраги».
Запад и
Восток как некая общность с нерасторжимыми взаимосвязью и взаимозависимостью их
очевидных противоречий, история социальных и культурных движений Востока
художественно разрабатывались в романах «Маздак», «Искупление Дабира», «Емшан»,
в повести «Хадж Хайяма» и др.
Тема
Востока, его искусства и науки проходит красной нитью через цикл «Повести
Красных и Черных песков», объединяющий «Искушение Фраги», «Хадж Хайяма»,
«Емшан». Тема «окоема», ограничивающего человеческий разум, так мощно звучащая
у М. Симашко в романе «Колокол» и у Ч. Айтматова в романах «И дольше века
длится день», «Тавро Кассандры», впервые появляется в повести «Хадж Хайяма».
Бабуров, изо дня в день ткавших полотно, сидевших за прилавками, переписывавших
законы, «пугали откровения рванувшегося в бесконечность разума». Герой книг М.
Симашко — всепобеждающая человеческая мысль. Писатель обладал редким умением
«увидеть изнутри любовно и дружески жизнь другого народа».
И сам
Морис Давыдович знакомил народы, страны и континенты с лучшими произведениями
казахской литературы. Великолепный переводчик на русский язык произведений
Ильяса Есенберлина (историческая трилогия «Кочевники»), Габита Мусрепова
(вторая часть дилогии «Пробужденный край»), Утебая Канахина, Такена Алимкулова
и других казахских писателей, пользуясь своим «высоким авторитетом за рубежом,
Морис Симашко рекомендовал к изданию целый ряд книг талантливых казахских
авторов молодого и среднего поколений, широко пропагандируя казахскую историю и
культуру» (Адольф Арцишевский).
Творчество
М. Симашко хорошо знакомо литературоведам, издателям и критикам Франции,
Польши, России, Беларуси, Германии и т. д. Литературовед, литературный критик,
издатель, писатель, переводчик, эссеист, специалист по Маяковскому и Есенину,
большой друг казахской литературы Леонард Кошут пишет из Берлина о том, что
«учреждение └Kasachiche Bibliothek“ в переводах на немецкий язык открыло издания
из ГДР для новых читателей в ФРГ, открыло дорогу для новых переводов. Шарлотта
была редактором целого ряда романов Абдижамила Нурпеисова, и именно его └Долг“
стал первым названием библиотеки. Вышли переиздания └Лихой годины“ М. Ауэзова и
└Абая“ (первый том), └Исповеди степей“ Тахауи Ахтанова, а недавно впервые
трилогии Ильяса Есенберлина └Кочевники“ и └Дом скитальца“ Герольда Бельгера. В
планах — издание М. Симашко и др.». Историческая проза М. Симашко, увидевшая
свет на немецком языке в ХХ веке, будет переиздана для нового поколения
европейских читателей.
Заведующий
отделом литератур народов РФ и СНГ Института мировой литературы им. А. М.
Горького РАН, доктор филологических наук, профессор МГУ, лауреат
Государственной премии Республики Дагестан, заслуженный деятель науки
Республики Дагестан Казбек Камилович Султанов, узнав о том, что в Казахстане
увидела свет книга известного литературоведа и издателя, лауреата
Государственной премии РК Ш.Р. Елеукенова «Казахская литература: новое
прочтение», просит выслать один экземпляр в Москву, потому что заинтересовался
статьями о М. Симашко, «особенно о высоко ценимых мною романах └Маздак“ и
└Емшан“… В интересных разговорах с Морисом Симашко, — пишет далее известный
московский литературовед, — я провел незабываемый месяц в Ялте. М. Симашко
знали, конечно, но до сих пор, мне кажется, в полной мере не оценили то, что он
сделал в литературе».
Директор
— главный редактор Редакционно-издательского учреждения Издательский дом
«Звязда», главный редактор газеты «Звязда», профессор Белорусского
государственного университета Алесь Николаевич Карлюкевич вспоминает,
размышляет, задает вопросы: «Морис Симашко… Имя это, его писательское
наследие не могут не тревожить, не волновать. Издана ли монография о его
творчестве? Где архив писателя? Меня интересует все то, что он говорил о
туркменских своих годах. Что послужило причиной его переезда в Казахстан? С кем
из туркменских литераторов он поддерживал связь в казахстанский свой период? С
кем переписывался? Не возникала ли в разговорах фамилия Курбаннепесова — поэта
Керима Курбаннепесова? Как узнать, переписывался ли Морис Симашко с
туркменскими литераторами, когда жил в Казахстане? …Светлана, и пришлите, если
это не очень обременительно, книгу М. Симашко └Дорога на Святую землю“ и свои
статьи о М. Симашко. …Морис Симашко — моя странная читательская любовь из моей
туркменской жизни. Несколько добрых слов о нем из уст народного поэта
Туркменистана Керима Курбаннепесова, вкусу которого я бесконечно доверял,
сделали свое дело. И если будем живы… думаю, что еще свершим немало для памяти
о Симашко. Потому и прошу Вас: присылайте всевозможные материалы о нем, книги,
статьи и проч. Подсказывайте, с кем есть смысл общаться из тех людей, кто его
хорошо знал…»
А.
Карлюкевич отчетливо понимает, что «если не мы и не сегодня проявим интерес к
вопросам влияния литератур друг на друга, к вопросам сравнительного
литературоведения, то где гарантия, что это будет кем-то осуществлено завтра?
Поэтому и работаете, вероятно, Вы, поэтому и я пытаюсь что-то сделать. Спасибо
Вам за многие добрые слова».
И
встреча в Москве, в Российско-немецком доме 14 декабря 2013 года на презентации
Антологии литературы российских немцев второй половины ХХ — начала XXI веков
«Der misstrauischen sonne entgegen… Навстречу недоверчивому солнцу…» с
замечательным поэтом из Берлина А. Шмидтом. Разговор о Казахстане, о
Г. К. Бельгере, о друзьях и коллегах… Тепло и искренне вспоминает А.
Шмидт встречи с М. Симашко, «малые повести его написаны безупречно». Хранит
книги с автографами: «Александру Шмидту от Мориса Шмидта»…
Ведущие
в творческом наследии М. Симашко — концепты Родины и памяти, мотив пути,
дороги. На древней земле Сасанидов разворачиваются действия в первой, изданной
в Москве повести М. Симашко «В Черных песках». Основные события периода
династии Сасанидов будут воссозданы в романе «Маздак». Это одна из характерных
черт стиля писателя — возвращение к уже звучащим ранее в его творчестве темам и
мотивам, но разработка их на новом уровне. В центре повествования в романе —
реальные исторические личности: Маздак, царь Кавад, царский писарь Авраам. Три
могущественных государства: Византия, Персия и Туран. М. Симашко размышляет о
судьбе народов, языков, религий постоянно.
Диалог
цивилизаций и культур немыслим без опоры на знания. Мировые языки, культуры и
книги — в центре повествования М. Симашко. «Книги лежат рядами, одна на другой,
тяжелые, черные. Запах кожи и воска от них». Есть особые книги, которые не дают
студентам. Даже библиотекарю их довелось читать только урывками: «Все языческие
книги скупают для одного важного перса… Их все меньше, таких книг с розовыми,
красными, сиреневыми переплетами, с золотыми и бронзовыми женщинами на
застежках. Когда за истинную веру изгоняли академию из Эдессы, ромейские
стражники зажгли костер. Все рукописи без знака креста бросили туда: латинские,
греческие и еврейские…»
Работая
со старыми рукописями («Следующую рукопись приходится подклеивать. Между строк
расползлись бурые пятна…»), Авраам сравнивает языки: «Громовым и твердым был
язык ромеев-латинян. Покорности учил Спаситель, и они распяли его…» Язык
пехлеви у персов другой. «Слова кованые и звонкие, как из бронзы. Только
произносят их по-разному». Будто «трогают струны чанга», солдаты из Ктесифона
«проглатывают середину, и слова рвут на струны». Да и самого Авраама диперан
Фаруд зовет с арийским выговором — Абрамом… Язык арамейских греков «как из
мрамора», нельзя ничего ни прибавлять, ни отсекать от фразы, но есть сходные
звучания с пехлеви. На торжище «воркующее арамейское пение вплеталось в четкий
язык пехлеви, слышалась и черная византийская божба». Отрывисто, с арийским
звоном в голосе говорит Светлолицый.
«Языки,
как и книги, пахнут по-разному. Одни — травой, другие — теплым молоком или
морем. И цвет у каждого свой: синий, красный, золотой. Даже привкус от слов
различный остается во рту. Спокойные и неспокойные бывают они…» В романе
«Маздак» — особое отношение к мировым языкам. Несобственно-прямая речь Авраама,
удачно включаемая в ткань повествования, передает и этимологию слов. Это — отличительная
черта стиля М. Симашко. Еще в Нисибине слышал Авраам о знаменитом арийском
священнослужителе — мобеде, носящем странное имя. «Маздак — факел при обрядах у
огнепоклонников. └Источающий свет Мазды“ означает это имя на пехлеви».
Молодой
азат запевает песню тихо, но затем она гремит, наполняя всю степь, пропитывая
каждую травинку. Песня представляла собой «только перечисление в походном
порядке древних кеевых воителей с краткой боевой характеристикой… Но было во
всем что-то необъяснимое, вечное, трагически предопределенное. Бронза древних
страстей плавилась в глухом громе копыт, качании горизонта, буйных вскриках и
свисте. Сердце рвалось куда-то, растворяясь в сладких языческих ритмах».
Об
общности людей, говорящих на разных языках, размышляет автор. Так в ткань
исторического произведения о древней эпохе Сасанидов вплетаются евразийские
мотивы. └Песню Красного Слона“ пел Кабруй-хайям… Хайям или хоам. └Вино жизни“
это значит по-арийски. Напиток самого бога, которым причащаются зороастрийцы
при своем служении огню. Поэтов тоже называют этим именем, если сладки, мудры и
пьянящи их стихи, — размышляет Авраам (и вместе с ним автор романа). — Хайям!!
Лехайм! Хайль! Хай! Хей!.. На всех языках, божьих и варварских, — это
жизнь, здравица. Что-то роднило людей когда-то…»
Символична
на страницах романа картина высохшей растительности. Это же ждет людей, если не
будет мира, чтобы водить караваны. Все взаимосвязано в жизни. В этом мудрость
веков, мудрость восточной и западной философии: «С начала лета дул гармсель —
медленный и горячий ветер. Из слабых предгорных речек, из щелей в скалах, из
самых глубоких колодцев впитывал он в себя воду. Листья оставались как живые:
зеленые, с синими прожилками, но ни капли сока не было в них. Сухо трескались
стволы деревьев, трескалась земля, камни и лица людей».
Жизнь
продолжается… Войны сменяют периоды перемирия. Взамен сгоревших храмов будут
возведены новые. С любовью собирает разбросанные книги Авраам. Теплится в его
сердце надежда, что будут они востребованы. Описание широких евразийских
просторов древней Персии, «покрытых сонмищем безликой саранчи, испытавших
трехдневную осаду полчищ крыс, опустошенных огромными пожарищами», придают
роману эпический размах, который еще больше подчеркивается изображением чудес,
захватывающих воображение. Авраам «все больше и больше убеждался, что даже
невероятные легенды и истории также неотделимы от жизни, как разум от плоти.
Реальные события переплетаются с мифами и в конце концов сами уподобляются
сказкам».
Путешествуя,
Авраам наблюдает за жителями разных стран, изучает легенды и предания, все
отчетливее понимая, что люди хотят мира, как и все, собравшиеся перед дорогой в
прохладном полумраке главного склада на торговом подворье в Ктесифоне.
«Говорили по-арамейски, вежливо передавая друг другу папирусы с бесчисленными
цифрами, и спокойное понимание было между ними. Где-то по ту сторону остались
страсти, сотрясения духа, бронзовый закон. Словно призрачное сказание выглядел
мир из этой реальной полутьмы… Мир нужен был им, чтобы водить караваны, а если
вконец ослабеет Эраншахр, то быть войне…» В путь по древним цивилизациям
отправляется Авраам, потому что представляет себе героев эпических преданий,
где и в какой стране они появлялись. Все меньше городов и селений становилось
по пути следования.
Из
горячих каменных долин — в узкие ледяные ущелья, «где звезды среди дня
загорались в небе… Да, здесь порожден он, железнотелый Ростам, которого не
минует ни одно из сказаний!.. Нет больше людей, только голые скалы, оплавленная
земля и пустое, беспощадное небо над головой…» Следующее высказывание Авраама
звучит как квинтэссенция творчества поэтов всех времен: «Полет коня над землей,
кровь, песня — и есть жизнь. Пусть кружится от стихов голова и взрываются
страсти…»
Обладая
редчайшим даром входить в иные миры, по глубокому убеждению Мурата Ауэзова, М.
Симашко через горький запах полыни просто и убедительно рассказывал нашу
историю. Отсюда — абсолютная достоверность характеров от времен Бейбарса и
персидского средневековья до современности. «Он из истории пришел в наш мир, —
подчеркивает Мурат Ауэзов. — Опыт многих сотен поколений сконцентрирован в его
прозе, которой присущи особый ритм и стиль, особая расстановка слов».
Величайшие мыслители, философы, поэты Востока в историческом контексте времени
воспринимаются как ярчайшие дарования своего времени и яркие таланты. Они
подобны ярким кометам или звездам в созвездии мировых цивилизаций.
Мир
каждого художника строится по особым законам. О многом в нашей литературе М.
Симашко написал впервые…
В
повести «Гу-Га» излюбленный прием автора: ретроспекции, смешение временных
пластов, военное прошлое, переходящее в настоящее, и настоящее как предпосылка
воспоминаний военных лет. Своеобразной литературной биографией художника, в
которой присутствуют исповедальная проза и острая публицистика, стал «Четвертый
Рим». Принцип автобиографизма и автобиографическая память позволяют дополнить
жизненный путь писателя фактами, которые он сам адресует внимательному и
заинтересованному читателю.
Но
сквозной лейтмотив его творчества — движение к родине, проблема ее поиска.
Султан Бейбарс, человек на вершине власти, рвал с нею, ставя превыше всего
родину. Слова в судьбе героев произведений М. Симашко играют особую роль, как и
языки. Они выражают самые сокровенные мысли, раскрывают думы и чувства,
передают важную информацию. Слова — живые, одухотворенные. «Слово опять шевельнулось
в горле. Он чуть не крикнул его, и горький вкус остался на губах. Оно всегда
было с ним, это слово. Не слово, а чей-то неясный плач. Словом оно стало
сегодня утром, когда он открыл глаза, и у него вот так же сдавило горло. Откуда
оно?..» — пытается понять Бейбарс.
Родной
запах емшана словно соединяет незримой нитью повести о Фраги и «Емшан». В пути
находится Омар Хайям. Фраги Махтумкули путешествует по стране… Авраам
отправляется по поручению царя царей в Туран в поисках города Счастья.
Путешествие в пространстве становится путешествием в прошлое. Многолики города,
разнообразна культура их жителей. «Дорогу на Святую землю» завершает публицистическая
новелла с одноименным названием. Повествование философско-насыщенное, богатое
параллелями, сравнениями разных исторических эпох.
В пути
Екатерина Вторая, пятнадцатилетняя Каролинхен («Графиня Рейнбек с дочерью…
Королевская подорожная!») начинает свое путешествие по заснеженной России.
Новый мир — Россия — влечет юную принцессу.
М.
Симашко дает точный портрет царицы, отличный от исторических традиций ХIХ века.
Художественно воссоздан духовный облик Екатерины с того момента, когда она еще
ребенок, маленькая немецкая принцесса, и до углубленного и лиричного образа
Екатерины Великой, умеющей выбирать друзей и союзников и остающейся верной
идеалам века Просвещения, не изменившей своим кумирам — французским интеллектуалам-энциклопедистам:
«Некогда читала она, что общества и народы живут по тем же законам, как звезды
и планеты. У каждого своя орбита, и всякая играет свою роль в мироздании, являя
общую стройность. Так же и люди имеют свою судьбу. И сколь ни причудлива может
быть она, но подвластна некоему высшему порядку. Ее звезда показалась ей как-то
в полуденном небе». Звездный мотив станет лейтмотивом романа. Звучит вопрос,
адресованный самой себе: «Значит, звезда, что увидела как-то в ясном дневном
небе, ее обманула…» И есть ответ на этот вопрос: «Звезда не обманывала ее».
Властная,
умная правительница, Семирамида Севера (Вольтер) целью своей политики
провозгласила единение российских земель. Подлинные исторические документы
удачно встроены в текст романа, их вспоминают действующие лица, читают, сами
пишут письма, цитируя труды известных ученых, упоминая имена Ломоносова и
Сумарокова, Вольтера и многих других. Переписка с Вольтером будет продолжаться
на всем пути Екатерины Великой от Казани до Симбирска. Диалог культур и
цивилизаций получит новое продолжение в романе «Семирамида», действие в котором
разворачивается на пространствах России, бескрайних и бесконечных. Год или два
нужно, чтобы доехать до конца государства, — ответили когда-то на вопрос
Екатерины Великой в Киеве. Излюбленный прием автора — раздвигание мглы,
пространства, смешение временных пластов.
В
«Семирамиде» два рассказчика: жизнь императорского дворца, интриги и нравы даны
в восприятии Екатерины, о степной составляющей Российской империи рассказывает
Ростовцев-Марьин. В романе ярко проявляется умение писателя так конструировать
сюжет и выстраивать композицию, что чтение становится не только интересным и
захватывающим, но и высокоинтеллектуальным. Жизнеописание Михайло Ломоносова
могло бы стать отдельным художественным произведением, новеллой, повестью,
романом. Цитирование од, стихотворений, поэтических посланий Ломоносова,
Тредиаковского, тонкоизящного Сумарокова — русского Софокла — «работает»
на своеобразие поэтики исторического романа. Польские страницы романа,
размышления Ростовцева-Марьина и пана Людвига о музе истории («В львицу превращается,
у которой хотят отнять добычу, когда кто-то становится на ее пути»), о русских
городах Пскове и Новгороде («наравне с венецианами себя в Европе понимали»),
правление Ивана Грозного и Петра Первого — еще один невоплощенный сюжет
самостоятельного произведения. Многое предстояло написать и реализовать из
задуманного Морису Давыдовичу…
Особенности
построения сюжета и архитектоника произведений М. Симашко отражают, как в
оптическом фокусе, прошлое, настоящее и будущее. В новой литературной эпохе
новые поколения любителей изящной словесности в разных странах мира будут
открывать в удивительном мире его прозы особо важное и ценное для себя.
У М.
Симашко — уникальная способность… Он продолжает рассказывать о себе, ведет, не
прекращая, диалог с читателем ХХI века. Наш замечательный друг, интересный
прозаик Виктория Кинг пишет из США:
«Читаю Библию, Коран, Авесту, особенно привлек меня зороастризм.
Конечно, я помню Мориса Симашко, больше всего я любила его роман └Маздак“. Не
правда ли, интересно, сегодня я читала об эпохе Сасанидов и о зороастризме как
официальной религии этой империи, Вы мне написали о Симашко…»
М.
Симашко прекрасно отдавал себе отчет в том, что «литература — это не одни лишь
звучные имена, это сложный процесс, тысячами нитей связанный с состоянием
общества». В последнем произведении «Четвертый Рим» автор переосмысливает свой
творческий путь в контексте истории ХХ столетия, концептов большой и малой
родины. Он выступает и как литературный критик, пытающийся раскрыть замысел и
историю создания своих произведений, и как политический обозреватель, свидетель
трагических событий века ХХ. Остро ощущая связь времен и тонко передавая это
ощущение в своей прозе, писатель убеждает нас в том, что Четвертый Рим выпал из
времени, осталось одно пространство.
Именно
оттепель знаменовала начало конца Четвертого Рима. Выпадением из времени
объясняется начало афганской войны и распад Советского Союза. Это серьезная и в
то же время слегка ироничная проза, созданная рукой Мастера, обладающего
уникальной памятью, хранящей множество деталей, исторических сведений. Он легко
проводил параллели, сравнивая, казалось, несопоставимое и приходя к парадоксальным
выводам. Главная книга писателя — «редкая, исповедальная литература»
(М. М. Ауэзов). По аналогии с известным романом Альфреда де Мюссе,
«Четвертый Рим» М. Симашко литературный критик и литературовед В. Бадиков
предлагал назвать «исповедью сына века», в которой ощущается живое дыхание
человека и истории. Полны огромного смысла заключительные строки «Четвертого
Рима»: «До сих пор я вижу зеленовато-серую ящерицу на сером каракумском песке.
И понимаю, как растет саксаул. Певец-бахши поет в моих ушах песню пустыни…»
Проза М.
Симашко имеет ярко выраженную воспитательную и развивающую направленность. Он
заставляет читателя сопоставлять, думать, анализировать, интеллектуально
мыслить. Диалог культур и цивилизаций — насущное веяние времени. Поэтому так
востребованны и актуальны вечные проблемы духовных и моральных ценностей,
мировой этики, диалога и сотрудничества, солидарности, художественно воплощенные
в его произведениях.
Духовные
нити связывают творчество М. Симашко с современными научными исследованиями. В
новой книге доктора филологических наук, профессора, директора Института
востоковедения им. Р. Б. Сулейменова КН МОН РК А. Дербисали «Хибатулла
ат-Тарази и его духовное наследие», посвященной жизни и творчеству ученого
Хибатуллы ат-Тарази (1272–1333), уроженца средневекового города Тараза, впервые
публикуются его рукописи на русском языке, хранящиеся в библиотеке
Принстонского университета (США). И что очень важно: он был мударрисом в
медресе султана Бейбарса в Каире (Египет), где и похоронен.
«Собственно,
у каждого писателя есть свой город или определенная местность, не обязательно
та, где он родился или рос, которая так или иначе сделалась местом приложения
его творческой мысли и чувства. Это — его подлинная родина. Впрочем, и каждый
город или местность имеют своего писателя», — размышлял М. Симашко.
Именно
Казахстан стал местом приложения творческой мысли и чувств М. Симашко. У
Казахстана был свой писатель, ибо никто другой не писал так мастерски о
восточных культурах и цивилизациях, об истории Центральной Азии, о непреходящих
духовных ценностях, о евразийстве как пути в наше завтра.