Опубликовано в журнале Нева, номер 10, 2015
Сергей Викторович Слепухин родился в 1961 году в городе Асбесте Свердловской области. Закончил Свердловский медицинский институт. Стихи и эссе публиковались в журналах «Арион», «Волга», «Звезда», «Знамя», «Иностранная литература», «Белый ворон», «День и ночь», «Интерпоэзия», «Крещатик», «Новый берег», «Новый журнал", «Новая камера хранения», «Новая реальность», «Дети Ра», «Зинзивер», «Урал», «Уральская новь», во II и III томах «Антологии современной уральской поэзии». Живет в Екатеринбурге.
* * *
Памяти Е. Шварц
Смотри: проступают давно позабытые лица,
И прошлое вновь просияло в твоем настоящем,
И вздрогнуло сердце и звоном зашлось, колоколясь,
Надеждой неясной напрасно опять обманулось.
Суставами пальцев глаза протираешь, как прежде,
И ждешь не дождешься, когда животворное солнце
Вернет — о, дразнящее! — тех, кого страстно любили,
Но не удержали и небу и ветру отдали.
Боюсь, в этой тьме, этом свете, пылающем, черном,
Мы не опознаем, родные, чужие, друг друга,
Ты мимо пройдешь, только шепотом, шорохом скорбным
Твой шаг обозначит смущением сотканный воздух.
Я плачу, я стражду, душа истомилась в разлуке!..
* * *
Там, в небесах, не молкнут разговоры
о море, лодках… Белой простынею,
как обещание запретного блаженства,
заоблачье окутывает вал.
Там птицы глупые поют не умолкая,
хрипеть стараются и чайкам подражают,
и кажется, в их голосах тревога —
предвестница сближения с тобой.
Плывет, скользит воздушный шарик в синем,
И креп узорчат водорослей липких,
Редеет мрак, светлеет понемногу,
И выступает комната из тьмы.
Паденье волн — прощальный жест утраты.
В тебе мое присутствие, я знаю,
не утонувшая в небесные пучины
русалка с целлофановым хвостом.
Глаза твои темны, ладони алы,
А губы стелют по лицу барашки,
По моему лицу — пух тополиный,
И так легко безмолвие во мне…
КАФКА
К Фелице Бауэр стократная поездка.
Так обручаются с невнятною судьбой.
Трагикомичность нудного гротеска:
Экстаз и пас, горячность и отбой.
Фальшивая улыбка на перроне,
Четыре дня обещанной грозы.
Никто при целованье не уронит
Ни капельки искусственной слезы.
Утраченное так же достоверно,
Как смерть под абажуром, мошкара.
Ты — поскользнулась, я — ошибся скверно
Пять лет назад, а может быть, вчера…
Не проступая из застывшей массы,
Кондуктор времени попятится назад.
Вокзал, свисток, смущение, гримасы…
Auf Wiedersehen! Прощай, Мариенбад!
* * *
И с каждым шагом смерть длинней,
но я не ведаю, дурак,
подземное змеенье дней,
ночей, отпущенных во мрак.
Беспечные — и ты, и я —
безумье держим взаперти
на тонкой кромке бытия,
на еле видимом пути.
И я кричу: «Открой! Открой!»,
так что меня туда влечет —
в библейский беспощадный зной,
где все круги наперечет,
деревья голы, воздух сжат,
морозный ветер сеет свет,
где наши двойники лежат,
а наших душ в помине нет?
НА ПЕРЕПУТЬЕ
Громкозвучные трубы густой пустоты
На краю неподвижной земли,
Под насмешливым небом чернеют цветы,
Что однажды в душе расцвели.
В голом воздухе запах пустыни, песок,
Горних ангелов дивный полет,
Вновь пророческий стих убивает в висок
И сжигает, как пламенный лед.
Разверни свои крылья… С нейлоновых губ
Соскользнет багровеющий змей,
Рдяный уголь в груди, безмятежен и груб,
Полыхнет маскарадом камей.
Но потухнет, как шум высыхающих рек,
Отзвук ноты твоей, Серафим,
Легкий замысел чей-то — смешной человек —
Ускользнет, как предутренний дым…
* * *
механическая птица сиротливой щуплой точкой
крыльев сетка сухожилий грифель аспидной доски
расчлененное пространство разреженной морзе строчкой
зыбки призрачного тельца лукоморья и мыски
а внизу огни в долине и твердеют сталью воды
там лежат на жирных верфях китобойные суда
обнаженными винтами жадно требуя свободы
от рабочих лилипутов что снуют туда-сюда
призывая к всепрощенью из астрального оконца
вниз летит пунктир несмелый наведением мостов
за кильватерной волною мошкарой слепого солнца
в магнитуде состраданья души пойманных китов