Пьеса в двух действиях
Опубликовано в журнале Нева, номер 9, 2014
Памяти жертв политических технологий посвящается
Это пьеса написана как для большой сцены, так и для абсолютно малой, не изувеченной роскошью площадки. Обилие героев виртуальное. Один актер может исполнять несколько ролей.
Желательно использование экрана и видеоматериалов. Их много в Сети. Не станет лишней прямая трансляция во время спектакля. Два часа общего плана утомляют.
Декорации отсутствуют. Вместо них каркас обычной концертной сцены для осветительной аппаратуры. На самой сцене желательны три уровня или площадки. Один уровень расположен намного выше других. Многие эпизоды происходят на разных уровнях «встык». Без привычных «входят» и «выходят». Герои проявляются при помощи света. Место действия определяется наличием минимальной мебели: стол, стул, кровать. В остальном — полная свобода действий.
Действующие лица:
Евген — 22 года, худой молодой человек.
Славко, его брат — 18 лет, почти подросток.
Режиссер — до 30 лет.
Оператор — 25 лет.
Журналистка — ванильная дура.
Панас Петрович Дупко — беспокойный киевский мещанин за 50 лет.
Микола Мисченко — спокойный киевский мещанин за 50 лет.
Елена Владимировна — спокойная киевская мещанка 50 лет.
Татьяна Филипповна — беспокойная киевская мещанка 50 лет.
Ангел смерти — красивый самовлюбленный юноша.
Проститутка — разбитная барышня.
Командир.
Политическая массовка:
Арценюк.
Баксер.
Майданенфюрер.
Парбумбий — лысый потомственный погромщик, за 40 лет.
Тень.
Гапон.
Служители культа:
Униат.
Поп.
Семинарист-униат.
Абстрактные фигуры:
Бомж.
Бизнесюк.
Пресс-секретарь вельможи.
Смертник.
1-й снайпер.
2-й снайпер.
Аукционист.
Паренек.
Аукционист.
Харон.
Портье.
Грыцко.
Мужик.
Старик.
Старуха.
Люди с майдана.
Боевики в масках.
Родновер.
Действие первое
В тишине и темноте сцены раздается стук молотка. С каждым ударом могут зажигаться огни. В центре на самом верхнем уровне: за трибуной стоит Аукционист.
Ауционист. Уважаемые господа, почтеннейшая публика… Я аукционист, не шоумен, не конферансье, а изысканный торгаш… с изюминкой: я торгаш-извращенец. Ибо я честен. Я открыто и откровенно представляю товары, то бишь лоты. На нашем торгивэльном майданчике. Торговой площадке — перевожу для тех, кому не повезло. Предлагаю самое дорогое: ЖИЗНЬ, ЛЮБОВЬ. Отдельными лотами идут СМЫСЛ ЖИЗНИ и ЛЮБОВЬ ВЗАИМНАЯ. Мы предложим вам эксклюзивнейшие товары: ЕВРОПЕЙСКИЕ ЦЕННОСТИ по цене… ниже рыночной, хотя это не в правилах аукциона. Вам будут представлены ПРАВА ЧЕЛОВЕКА, ПРАВА ЗВЕРЕЙ, ПРАВА БИЗНЕСА, ПРАВА ПОТЕРПЕВШИХ ОТ БИЗНЕСА и иной замшелый антикварный хлам. В широком ассортименте будет предложена СВОБОДА, во всех ее проявлениях… И даже в самом животрепещущем интимном понимании. Привычные кандалы и ошейники раба, хлысты и иные кожаные изделия — это тоже свобода. Да еще какая (прокашлялся и отпил воды).
Свободы у нас через край. Оптом и в розницу. В красивой упаковке и на развес. У нас есть что посмотреть, пощупать, помацать, нежно потрогать и поцеловать.
Первый лот, для истеричных мечтателей и пенсионеров-романтиков: СВОБОДА СЛОВА на нашей еще не полностью оборудованной торговой площадке. Сейчас ночью здесь может выступить кто угодно. Даже этот молодой человек. В качестве разогревочки, пожалуйста.
Входят Паренек, Режиссер и Оператор.
Паренек. Привет из пламенной Шарапоновки… Крыжопольского района. Мы Европа. Еще какая. Так постановило наше собрание, вчера у клуба, после драки с хлопцами из соседней деревни. Они кричали, что тоже Европа. Но мы первее их. Как первыми были казаки. Они провозгласили знаменитые слоганы: СВОБОДА, РАВЕНСТВО И БРАТСТВО. Они, а не эти французы. Мы больше Европа, чем все эти немцы, испанцы. Мы настоящие европейцы, а не они.
Режиссер (который крутился рядом). В камеру скажи, вот в эту… дырочку. Крикни: СВОБОДА, РАВЕНСТВО… БРАТСТВО. Повтори, с надрывом.
Паренек. Свобода, равенство, братство.
Режиссер (оператору). Ну как?
Оператор. Ну, такое…
Режиссер. Не «ну такое». Должно быть классно. Пацан, давай еще…
Оператор. Не кино ж снимаем…
Режиссер. Ладно. (Парню) Иди.
Входят политики Парбумбий, Баксер и Майданенфюрер.
Майданенфюрер. Здравствуйте, шановные…
Баксер. В столь поздний час…
Майданенфюрер. Работа у нас… Где толпа — там и мы.
Баксер. Что-то выйдет из этого?
Майданенфюрер. Будем думать… и делать.
Парбумбий (шепотом). Что прикажут: то и сделаешь. (Обычным голосом.) На все воля народа.
Все политики не в состоянии скрыть легкого смеха.
Майданенфюрер. Ладно, пошли удовлетворять запросы трудящихся масс.
Парбумбий. На зеленые деньги.
Майданенфюрер. Куда ж без них?! Зря мы пацанов по лагерям семь лет гоняли?
Затемнение. ТВ-студия, сидят Режиссер и Оператор.
Режиссер. Его сольют.
Оператор. Кого?
Режиссер. Нашего Президента. Его сольют свои.
Оператор. С помощью этих хуторян? Не смеши… И как быстро?
Режиссер. Неделя. Дней десять. Но его сольют.
Оператор. Это же столько бабла! Сцена, массовка…
Режиссер. Боевики. Все это есть. И скоро станет стойбищем на Майдане.
На каркасе появляется монтажники.
Режиссер. Мужики, что делаете?
Мужик. Сцену монтируем.
Режиссер. И мы монтируем… сцену.
Мужик. Чего монтируете?
Режиссер. Разгон Евромайдана 30 ноября. (Оператору.) Без энтузиазма мусора демонстрантов мутузят.
Оператор. Что ты хочешь: четыре утра.
Режиссер. Имеем: невнятные кадры разгона, несколько пинков и капли крови.
Оператор. Девка визжит.
Режиссер. Девка хорошо, но мало. В каждом синхроне должны быть дети. Детей бьют. Дети! Дети! Только дети. Никого, кроме детей!..
Оператор. Где ж дети? Мужики с разбитыми рожами и ни одного студента.
Режиссер. Баб нет. Беда! БАБЫ ОБЯЗАТЕЛЬНО БЫЛИ! Беременные бабы.
Оператор. Где ж ты ночью беременных найдешь?
Режиссер. В башке поройся: не такое увидишь. УБИЛИ БУДУЩУЮ МАТЬ! УБИЛИ РЕБЕНКА НЕРОЖДЕнНОГО! ВСЕХ УБИЛИ! Вспомни Эйзенштейна. Коляска во время расстрела на потемкинской лестнице. Бедная мама! Бедный ребенок!.. Расстрела никакого не было и быть не могло. Фантазия гения. Но без силы таланта любая система мертва…
Оператор. Мы живы… и без талантов.
Режиссер. Все должно орать и беситься. МАМО! ДИТЫ!
Оператор. ГДЕ ДЕТИ?! Парню поджопник дали. Отец сильнее бьет. Вот морду мужику разбили. Но ему лет сорок.
Режиссер. Если мужика назовешь сорок раз ребенком, он станет младенцем… Ну все: покричим, повизжим, истерики добавим. Народу от негодования набьется на площадь как сельдей в бочке. Главное — бить, бить, бить. И даже не бить — дубасить без пощады большой дубинкой, а лучше бейсбольной битой. Бить по башке и бить на жалость. Это наше, родное, побирушечное.
Оператор. А совесть?
Режиссер. Или совесть, или работа. Бабло или проголодь. ГЛАВНЫЕ ГЕРОИ — ДЕТИ!
На нижний уровень сцены входят Евген и Славко. мальчишки ослепли от вспышек фотоаппаратов, вслед за ними входят Командир и боевики.
Евген. Вот это жизнь!
К ним подходит Командир, он в маске.
Командир. Зарегистрируйтесь.
Евген. Уже. А где наша сотня?
Командир (порывшись в карманах). Вот ваша сотня. (Дает купюру.)
Евген. СТО ДОЛЛАРОВ?! В Европе целый день надо корячиться на клубнике за сотку зелени, а тут со старта. Командир. Клубники и тут через край, но и без Европы никуда.
Славко (показывает на красиво экипированных боевиков в натовских доспехах). Нас также оденут?
Командир. Это наша преторианская гвардия…
Славко. Пре… какая?
Командир. Отборные войска — двести баксов в сутки.
Евген. Это как вдвоем на клубнике пахать. Повезло им. А кто на митинг — им по сколько?
Командир. Нисколько. Голый энтузиазм. МОЛЧАТЬ! Быстро одели эпикировку, эпипи… Шмотки в зубы, и вперед. (Уходят.)
Затемнение. ТВ-студия. Стоит длинный монтажный стол, на нем два монитора и клавиатура. Входят Режиссер, Журналистка и Оператор.
Режиссер (Журналистке). Забудь обычный голос. Истерикуй. Бейся. Нагнетай!.. Колотись, словно на ежа села. Вот как надо: гав-гав-гав-гав-гав и оргазм. И все потекли. Дерьмо, слезы и слюни. И народ уписался. От страха и лютой ненависти. Вот оно, счастье. Ты поводырь этого быдла. Ты их трахаешь, ты сверху!
Оператор. Ты че, курил?!
Режиссер (не обращая внимания). А раз поводырь, и ведешь это стадо — ты…
Оператор. Главный баран!
Режиссер (снова не обращая внимание). Ты Бог. И люди овцы, а ты пастырь. ТЫ ВСЁ! Вот оно, счастье! Не раб какой-то! Не холоп, не холуй! (Монолог прерывает повелительный звонок начальника.) Слушаю пане Петре. Так точно, пане Петре, обовъязково усе зробымо. Как всегда на высоком пропагандистском уровне. Готов усегда следовать вашим мудрым указаниям. (Закончив звонок.) Бесит одна его улыбочка. Убил бы тварь. (Журналистке.) А ты как хотела: чтоб все стерильно в резиновых перчатках и презервативах? Это СИСТЕМА! ОНА БЕЗЖАЛОСТНА.
Затемнение. Квартира Панаса Дупко. Стоят зеркало, стол и стулья. Панас Петрович любуется собою перед зеркалом. На нем непонятно какой халат и папаха.
Панас Петрович. Ох, хорош! Ну, казак. На весь Майдан казак. Просто Тарас Бульба: «Ну что, сынку, помогли тебе твои ляхи?!» Сынку!.. Сбежал… Год как в бегах.
Входит сосед Пан Мисченко.
Пан Мисченко. Кумэ, а шо вы вырядились, как черт на колядки?!
Панас Петрович. Да где ж видели, сосед, на чертях такое гарное обмундирование? Типун вам на язык. А вошли вы как, кумэ?
Пан Мисченко. Так у вас дверь нараспашку. Зашел полюбопытствовать, живы ли, в добром ли здравии?
Панас Петрович. Вот щенок, убег и дверь не закрыл. Прибежал, все бутылки на кухне сгреб. Что у них там, денег нема, раз они бутылки сдают? «Ну сынку, ну ляхи!»… Выходит, ежели мы пойдем на митинг, то безо всякого интересу?
Пан Мисченко. Выходит.
Панас Петрович. Как это патрыотызьм, и без интэрэсу? Что ж это за любовь… на голодное пузо? За шо патрыотызьм? На колядках бесплатно не поют! Так то колядки, а то… в масштабе. А раз масштаб, значит, гроши. Без грошей масштабу нема. Так, самодеятельность. Кто-то ж за размах отвечает? Вот к ним надо поближе подобраться и кричать погромче… СЛАВА УКРАИНЕ! — и в ответ швидэнько: ГЕРОЯМ СЛАВА! А если будем кричать гарно, разве не заплатят?
Пан Мисченко. Боюсь, что нет.
Панас Петрович. Боитесь? Пугливый вы какой-то, сосед.
Затемнение. Среди силуэтов толпы стоят две дамы позднего бальзаковского возраста.
Татьяна Филипповна. Поздравляю вас, ОЛЭНА ВОЛОДЫМИРИВНА, именно Олэна Володымиривна, а не простецкая Елена Владимировна. И надо «не простецкая», а ПРОСТЭЦЬКА. Олэна Володымиривна. Вэличь и пыхатость.
Елена Владимировна. Пы… что?
Татьяна Филипповна. Пыхатость. Гордость по-вашему, по-ихнему. Сравните «ПРОСТЭЦЬКА» и «простецкая». Это как ситчик дешевенький и шелк. Это как наш борщ и ихние щи. Брандахлыст. Тьху! Олэна Володымиривна — это звучит горд… пыхато и гонорато.
Елена Владимировна. Чего?.. Шо, шо?! Вельми… шанов-ная Татья… Тетяна Филиппо…
Татьяна Филипповна. Не Фи, а Пы…
Елена Владимировна. Да, да. Тетяна Пылыпыповна. БАНДУ ГЕТЬ!
Татьяна Филипповна. Пылыповна… Так просто.
Елена Владимировна. Пыпылыповна… БАНДУ ГЕТЬ!
Татьяна Филипповна. Пылыповна. Москалька вы моя ненаглядная. Банду геть, банду геть!
Елена Владимировна. Банду геть! Как это революционно, как дышится. А как правильно: Олэна Володымиривна или Олэна Володымыривна?
Татьяна Филипповна. Шо?
Елена Владимировна. ВолодымИривна или ВолодымЫривна?
Татьяна Филипповна. Не поняла.
Елена Владимировна. ВолодымИр или ВолодымЫр.
Татьяна Филипповна. Издеваетесь?!
Елена Владимировна. Ы или И?!
Татьяна Филипповна. БАНДУ ГЕТЬ! БАНДУ ГЕТЬ! БАНДУ ГЕТЬ! Ну просто якысь-то шармант неповторный…
Елена Владимировна. Именно шарманТ, скажу вам тетЕ-а-тетЕ… ГАНЬБА, ГАНЬБА!
Татьяна Филипповна. БАНДУ ГЕТЬ! Как это правильно. Как это правильно. Геть эту банду. Просто пошла геть банда…
Елена Владимировна. Ганьба! Ганьба! Давайте соревноваться, кто громче: Ганьба! — у вас изумительно получается… ГАНЬБА!ГАНЬБА!
Входит Мисченко. Одет по-домашнему с чайником в руках.
Мисченко. Чего орете?! Дома уже… Пальто бы сняли.
Татьяна Филипповна. Не пальто, а пальта… Ганьба, Олэна Володымиривна.
Елена Владимировна. Банду геть! Теттяна Фи — Пы — Пыпылыповна. Тете-а тете?
Мисченко. Какой «тете»? Тет-а-тет, дура! Что делали на вашем Майдане? Наорались до хрипа?..
Елена Владимировна. Семь раз спели «Щё не вмерла у краины».
Татьяна Филипповна. Восемь раз, восемь… висымь, висымь разив.
Елена Владимировна. Раз тридцать «Слава Украине!» — «Героям слава!». «Банду геть!» даже не считали!
Мисченко. День прошел не зря… Патриотки… есть будем?
Елена Владимировна. Борщ!
Мисченко. Так сыпь своего борща! И сала нарежь… герою… Украины!
Елена Владимировна. Ты-то с чего герой?
Мисченко. С чего и все. Сала наверну и пехом в герои… Украины! На сытый желудок.
Затемнение. Спальня супругов Мисченко, из мебели — большая кровать.
Мисченко. Что ты видишь на своем Майдане?
Елена Владимировна. Там столько исключительно порядочных людей.
Мисченко. Кошелек в давке не сперли — значит вокруг исключительно порядочные?.. Радость великая — деньги не пропали.
Елена Владимировна. И не пропадут — сами отнесем. Отдадим на Майдан двести гривень. Там же дети.
Мисченко. Куда?! Это НАШИ ДЕНЬГИ!
Елена Владимировна. Отнесем двести гривень и соленья из деревни.
Мисченко. Либо деньги, либо консервацию. Что я жрать буду?!
Елена Владимировна. И деньги, и соленья.
Мисченко. Вот баба, черт в юбке! Огуры мои! ВСЕ!
Елена Владимировна. Тогда пятьсот гривень и томаты.
Мисченко. Помадоры не трожь! Пятьсот гривень — с ума сойти! (Сворачивает жене кукиш.). Вот тебе пять сотен (снова сворачивает фигу). Вот тебе наши разносолы.
Включает ТВ. Слышна только речь. Сладкоголосый диктор: «В многосотметровые очереди выстраиваются киевляне, чтобы внести посильный вклад на поддержку Евромайдана. Один предприниматель принес двенадцать тысяч гривень. Но,
правда, потребовал расписку».
Пойди, выделись в очереди, яркая индивидуальность. Обожрись хуторским патриотизмом.
Сладкоголосый диктор: «Грузовиками и фурами завозят консервацию и, особенно, сало окрестные села и городские бизнесмены. Продуктов столько, что их
уже отправляют на склады».
Мисченко. Шиш тебе, а не мою закусь.
Елена Владимировна. Хоть сто гривень отнесем?
Мисченко. Подавись.
Затемнение. Стоит строй боевиков в масках. В строю Братья, Командир, входят
Режиссер, Оператор и Журналистка.
Командир (в маске). Никаких масок, пусть видят: город в руках националистов. Обыватели пускай привыкают к лицам новых хозяев. Мы раса господ; они бессловесное быдло.
Славко. Мы активисты, они пассивисты.
Строй боевиков снимают маски. В строю стоят Евген и Славко.
Режиссер. Давай работай.
Оператор. Факела еще не зажгли.
Режиссер. Зажгут — поздно будет. Они ж сразу заорут. СЛАВА НАЦИИ! СМЕРТЬ ВОРОГАМ! Неонацистский шабаш в центре столицы. Оно нам надо?
Оператор. Не надо. Не заплатят.
Режиссер. Пока молчат — работаем. Ира, возьми интервью у этих подростков. Только помягче. Они же дети.
Журналистка. Хлопцы, убрали дубинки… Спрятали. Кто ж так прячет? За спину… Молодцы.
Командир. Сегодня мы проводим традиционный марш в честь дня рождения великого украинца Степана Бандеры. Вот.
Евген. И не только в честь одного Бандеры, а еще в честь погибших патриотов дивизии СС «Галичина».
Командир. Дивизии сечевых стрелков «Галичина».
Славко. Мы очень любим русский язык и толерантно относимся к коммуняк… коммунистам.
Кто-то, услышав слово «коммунист», живенько реагирует: раздается речевка «КОММУНЯКУ НА ГИЛЯКУ».
Командир. Малой, ты даешь. Писарем будешь.
Славко. Я писать не умею
Командир. Значит, не будешь.
Журналистка (режиссеру). Их еще тянуть за хвост?
Режиссер. Нет: сейчас начнут ляпать. Два синхрона есть, и хватит. Все, началась истерика.
Слышны хрипящие крики: «УКРАИНА — ПОНАД УСЕ!» «СЛАВА НАЦИИ — СМЕРТЬ ВОРОГАМ!» и «СЛАВА УКРАИНЕ! — ГЕРОЯМ СЛАВА!». Уходят
Режиссер, Оператор и Журналистка.
Славко. Хочу зигу кинуть.
Евген. Спалимся.
Командир. Ты не один хочешь зигануть. У самого руки чешутся.
Славко. Мы в середине строя. Камер нет.
Евген. Кидай.
Братья и Командир вскидывают руки в нацистском приветствии. Появляются
Панас Петрович, Татьяна Филипповна и Елена Владимировна.
Панас Петрович. Скажу вам по большому секрету, что вэлычезный наш патриотический лозунг: «Слава Украине — Героям слава!» на самом деле отдавался в сочетании вот с этим…
Елена Владимировна. С чем?
Панас Петрович. С этим: рукой вот так. «Слава Украине!» — ручку вверх. «Героям слава!» — то же самое ручку вверх. Так написано… у интернете.
Елена Владимировна. Это же противозаконно.
Татьяна Филипповна. С голой задницей по квартире тоже бродить противозаконно. А вы ходите.
Елена Владимировна. Моя жилплощадь, что хочу, то и делаю. Откуда вы знаете про голую?..
Панас Петрович. Понимаю, что нельзя, но рука сама тянется.
Татьяна Филипповна. А к кому у вас тянется рука, пан…
Панас Петрович. К солнцу. От сердца к солнцу. А еще к грошам. К деньгам всегда руки тянутся и чешутся. А еще порядка хочется. Но и деньжат налевачить. Шо б порядок и левачка трошечки. Как без этого жить порядочному человеку?
Сзади проявляется строй штурмовиков.
Татьяна Филипповна (визжа от страха, постепенно вытягивает руку). И что?!
Панас Петрович. Слава Украине!
Татьяна Филипповна. Героям слава! Получилось.
Панас Петрович. А когда гимн играет, руку грудочкой сложить и на грудочку положить. Грудочку на грудочку…
Панас Петрович берет руку женщины и кладет на ее грудь. Видимо, не только кладет.
Татьяна Филипповна (не очень гневно). Однако, Панас Петрович.
Братья (резким окриком, шуточно). Слава Украине!
Панас и женщины. ГЕРОЯМ СЛАВА!
Братья (шутливо-угрожающе). БАНДЕРА ПРИЙДЕ!
Трио. ПОРЯДОООК НАВЕДЕЭЭЭ!
Братья. Слава нации!
Панас Петрович. И шо? (Обращается к женщинам.) Бабоньки?!
Татьяна Филипповна (махнув рукой). СМЭРТЬ ВОРОГАМ! Олэна Володымиривна, СМЭРТЬ ВОРОГАААМ!
Братья. Украина!
Все. ПОНАД УСЕ!
Затемнение. На верхний уровень входят Политики.
Арценюк. Стоим, как три тополя…
Майданенфюрер. Как Трус, Балбес и Бывалый.
Баксер. И кто у нас Бывалый?
Майданенфюрер. Ты точно не трус. Но в политике новичок.
Арценюк. Именно новичок. Вырядился! Одно слово — Европа! Куфаечку надо, шапку-обдергайку, да не подбитую соболем.
Майданенфюрер. Из кролика?
Арценюк (истерика). Я не кролик, я не кролик, я не кролик. Майданенфюрер (шепотом). Ты не кролик, ты крыса.
Арценюк (хватает Баксера). Куда ж ты прешь, такой гладкий! Не в Милане на показе мод. Грязьки надо, грязьки. Вроде как с баррикад… Дерьмеца бы, чтоб запах дорогих духов перебить.
Майданенфюрер. Дерьма итак через край.
Арценюк. Шо за намеки?
Майданенфюрер. Какие намеки. Бабки нужны: биотуалеты чистить, дезинфекцию проводить. В мэрии и в Октябрьском смрад глаза режет.
Арценюк. А ты там был?
Майданенфюрер. Говорят. Парбумбия спроси: он там иногда появляется.
Входит Парбумбий.
Арценюк. Господи! Глаза б тебя не видели. Европа, сплошная Европа… Тридцатых годов двадцатого века. В каком концлагере комендантом?.. (Майданенфюреру.) У нас все такие?!
Майданенфюрер. А ты хотел барышню в белых варежках? У нас публика — деревня безработная.
Затемнение. Телестудия, сидят Оператор и Режиссер.
Оператор. Показать бы их настоящими: с матюгами, еле подбирающими слова…
Оператор. Да, на сцене еще та петушатня.
Оператор. Гей-парад… Европа.
Режиссер. Покажешь ты правду, рванешь кольцо… И куда гранату? Себе под брюхо? Камикадзе! Жить хочешь — работай. Против силы не попрешь. Мало били в школе?
Оператор. Пальцем никто не тронул.
Оператор. Результат налицо. За битых двух небитых… а недобитых вообще штабеля.
Затемнение. На баррикадах вечером Евген и Славко.
Евген. Денег дали. И на тебя тоже.
Оператор. Много?
Евген. Пока немного.
Славко. Отдай мою долю.
Евген. Не отдам. Еще за учебу твою платить.
Славко. Чего за нее платить?
Евген. Не возьмут тебя на бюджет, Малой.
Славко. Какай бюджет? Ты про институт?
Евген. Университет.
Славко. Вечно ты за меня все решаешь? Баррикады — наши университеты.
Евген. На юриста выучу.
Славко. Упертый дурак. Какой из меня юрист?
Евген. Пока никакой. На то и университет.
Славко. Ты мне уши сделай. Торчат противно. Жизни нет.
Евген. Я живу, и ничего.
Славко. Вот именно — ничего. Ни бабок, ни баб. У тебя только я. Ну и мамка… нужны мы ей.
Евген. Бросала она нас.
Славко. Молодая еще. Что ей без мужика умирать?
Евген. А что нам умирать?
Славко. С тобой помрешь. Деньги давай.
Евген (сворачивает фигу прямо под нос брату). В смертники запишусь. Они втрое нашего получают. А бои начнутся от пятисот до штуки баксов на руки в сутки.
Славко. Бои начнутся?
Евген. Куда ж без них? Нам, что зря платят? (Внезапно обнимает брата.) Спи.
Славко. Дурной ты… В смертники. Убьют тебя: и куда я?
Евген. Не убьют — спи.
Затемнение. Перед статуей Ангела Смерти стоит полноватый холеный мужчина — это Тарас Бизнесюк. Он смотрит на молодого человека — статую с крыльями.
Недалеко примостился Бомж.
Бомж. Что уставился? Денег дай человеку.
Бизнесюк. Даю… КЕМ КОМАНДУЕШЬ, РЫЛО?!
Бомж. Тобой, Тарас, тобой.
Бизнесюк. Кто такой? Бомж!
Бомж. Твоя лучшая половина. Второе «я». Забыл как со Светкой тебя целовать учил? Кто тебя с голой задницей по крапиве таскал?
Бизнесюк. Забудешь тебя… Все ж с тобой.
Бомж. И первый онанизм, и первая телка.
Бизнесюк. И первая елка. И нажрался я с тобой первый раз.
Бомж. Выходит: я дефлоратор твоей души.
Бизнесюк. Но как это ты? Ты ж во всем был первый. На «бентли» ездить должен.
Бомж. В нашей-то волшебной стране? Не смеши.
Бизнесюк. Чумазый, неухоженный. НА ТЕБЯ Ж СМОТРЕТЬ БОЛЬНО! Или маскарад. Подколоть решил!
Бомж. Любовь к жизни и приключениям доводят до ручки.
Бизнесюк. Тебе же все с рук сходило?
Бомж. Не всегда пруха рядом бежит.
Бизнесюк. Не до такой же степени!
Статуе надоело мерзнуть, и Ангел Смерти прыгает к друзьям.
Бомж. Ты кто?
Ангел Смерти. Ангел Смерти.
Бомж. Конкурент?
Ангел Смерти. Та нет: конкурентам всем ноги приделали. Я тут один такой. Статуем подрабатываю.
Бомж. Давно на Майдане?
Ангел Смерти. Сколько себя помню. Тут и деньжата, и лохи табунами бродят. И пожрать всегда. Пацаны в соседнем театре гримерку дают. Ночью на баррикадах — охраняю. Пока платят.
Бомж. А дом?
Ангел Смерти. Нема дома.
Бомж. Морда славная.
Ангел Смерти. Не то слово. Я божество.
Бомж. И я божество.
Ангел Смерти (на Бизнесюка). И он божество?
Бомж. Он убожество.
Бизнесюк (он обрел дар речи). ПОЛЕГЧЕ!
Бомж. Самец! Голос прорезался.
Ангел Смерти. Рогоносец. Сразу видно. Нахватают моделек безмозглых. И что с ними делать? Хорошо, если только рога, а то и наградят. Хламидии, триппер. Сплошь и рядом. Неинтересно. (Бизнесюку.) Сигарету дай… Не жлобись!
Бизнесюк. С вами как в бане. Голый…
Ангел Смерти. И с пузом… волосатым. Лопату спрячь. Видим, что крутой. Тут грохнуть могут запросто.
Бизнесюк (вытаскивая из бумажника визитку, протягивает Бомжу). Звони, если прижмет. Обгадили с ног до головы. УРКИ!
Бомж. Мы такие.
Затемнение. Студия. Сидят за столом Режиссер и Оператор.
Оператор. Как народ собирать будут на следующие посиделки или постоялки?
Режиссер. Мордобой. Что тут думать? Детей били. Теперь бабу найдут.
Оператор. Желательно журналистку.
Режиссер. Точно.
Оператор. Может, грохнут кого-то?
Режиссер. Убивать рано.
Оператор. Рано не рано, тянут козу за хвост.
Режиссер. Плохо платят? Сиди не крякай. На повестке один мордобой. Желательно баба, по возможности журналюга.
Оператор. И как ее измордуют?
Режиссер. Проще простого. Подрежет крутую тачку. Вылезут оттуда «сироты» вот такие. Наваляют люлей. Тут тебе полный фарш: и сотрясение, и сломанный нос. Все по прейскуранту. И истерика перед воскресеньем. Звони Таньке. Нехай на подвиг идет.
Оператор. Нехай идет.
Режиссер. Звони… и нехай на подвиг.
Затемнение. Палатка-часовня на Майдане, сидят Поп, Униат. На заднем плане
Семинарист-униат, дешевые кресты и иконы.
Поп. Что вы за люди такие — униаты? Ни Богу свечка, ни черту кочерга. Не католики, не православные. Вы в какого Бога верите?
Униат. В Господа нашего Иисуса Христа.
Поп. С вашими рожами сатанинскими, самовлюбленными… и в Христа?
Униат. Обидеть человека легко.
Поп. Бога еще легче.
Униат. Это кто ж к Богу в обидчики записался?
Поп. Да вы, сердечные. С простотой своею.
Униат. Когда же?
Поп. Да каждый день ущемляете своими песнопениями. По-русски как «Отче наш» звучит? «Да святится имя Твое, да придет царствие Твое». Восторг и трепет. ДА СВЯТИТСЯ! А по-вашему, нехристи? «Нехай святится имя Твое, Нехай прийде…» Словно на пьянку. «Нехай Микола прийде?! — Нехай прийде. — Нехай пляшку горилки возьмет. — Нехай визьме». Нехай святится. Нехай не святится. Нельзя к Богу с «нехаем». Из «нехая» и выйдет… Еще на порядок надеетесь. Лучше б на латыни молились. Погано у вас. (Плюет и уходит.)
Униат. Черт косматый. Было хорошее утро — приперся. А с «нехаем» действительно лажа. «Нехай святится, нехай не святится». Однозначно лажа (семинаристу). Чего уставился?
Семинарист-униат. Ничего, отче.
Униат. Где лазил утром?! Облачаться — тебя нет.
Семинарист-униат. В туалет ходил… в био.
Униат. Я тебя благословлял на посрать?
Семинарист-униат. Так по нужде.
Затемнение. На краю сцены сидят Бизнесюк и Бомж.
Бизнесюк. Господи! Что ты носишь?!
Бомж. Не дрейфь. Сейчас новую партию шмотья на Майдан доставят. Лучше тебя прибарахлюсь.
Бизнесюк. У меня носки сто пятьдесят долларов.
Бомж. Греют?
Бизнесюк. Нет. Но первые два часа приятно.
Бомж. Ценник не срезай с продукции… Визитку дал. Там фамилия тупая — Бизнесюк. Что за хрень? Ты ж Сергеенко.
Бизнесюк. Первый босс приказал — рекламный трюк. Ходил с бэйджиком «Тарас Бизнесюк» Думал, сдохну со стыда. Привык через пару месяцев. На дочке босса женился. Потом через три года разорил его к черту. Дочку бросил. Дуру набитую. Жаба — вспомнить страшно. По-новой женился. Модель юная. Прав тот хлопчик. Триппер с рогами. Со всеми друзьями переспала. До партнеров добралась. Бесплатное приложение к контракту. Сейчас поостыла. С водителем шашни водит. Любовь у них.
Бомж. Пристройся третьим. И вдуй обоих.
Бизнесюк. Думаешь?
Бомж. Посмеешься… Не страдать же.
Бизнесюк. Любить людей опасно для жизни.
Бомж. Что ты понимаешь в любви? На тебя набрасывались желанная женщина, как голодная собака на мозговую кость, облизывая, обсасывая, в жажде зацеловать до смерти. Плевать, что в машине, прямо в центре. Стекла не затонированы. Кругом толпы. И только двое. Руки, губы, адреналин, сердце, как пулемет, стучит. Пот, косметика. НА ВСЕ НАЧХАТЬ! Или у тебя унылый протокол: ванна, койка, секс, баиньки?
Бизнесюк. Где-то так. Сплошной протокол.
Бомж. Да, либо живешь с размахом, без денег, без твоей штампованной роскоши. Либо крохоборишь, рассчитываешь, откладываешь, боишься собственного пердежа, вздрагиваешь от шорохов на лестнице — не за тобой ли. КОРОЧЕ! Либо ты пьешь хмельной кубок жизни, как хомяк, причмокивая мелкими глоточками. Либо по-гусарски: опрокидываешь залпом.
Бизнесюк. Любовь противоестественна. Только драть. Драть всех. Круглосуточно. Перекур, сон и перерыв на обед.
Бомж. Пес с тобой. Не получается других: люби только себя.
Бизнесюк. Пытаюсь. Стою перед зеркалом, любуюсь: какой я крутой. Баба с водителем спит. Лучший друг — бомж. И мне стыдно пригласить его домой. И даже в дешевый кабак.
Бомж. Я еще и не пойду.
Затемнение. На баррикадах Ангел Смерти и Проститутка.
Ангел Смерти. Любишь меня, продажная женщина?
Проститутка. Кто меня первым продал?
Ангел Смерти. Тебе ж понравилось.
Проститутка. Денежки всем нравятся.
Ангел Смерти. Универсальный предмет любви. Сколько сегодня заработала?
Проститутка. Нисколько.
Ангел Смерти. Пошурши этим «нисколько».
Проститутка. Ничего нет.
Ангел Смерти (шутливо обыскивая девушку). И тут нет?
Проститутка. Не-а.
Ангел Смерти. И даже тут?
Проститутка. Пустая.
Ангел Смерти. Тунеядка… и тут нет? Что это?! (достает сто евро.)
Проститутка. Отдай!
Проститутка и Ангел Смерти устраивают бега на баррикаде. Входят
Братья.
Ангел Смерти. Лови ее.
Евген. Твоя баба, ты и лови.
Ангел Смерти. Не моя — общая.
Евген. Честная давалка?
Ангел Смерти. Где сейчас честные?
Евген. Лихо устроился. Грелка под боком. Зовут тебя как?
Ангел Смерти. Ангел Смерти.
Евген. Что за погоняло? Живешь где, Ангел?
Ангел Смерти. Здесь, на баррикадах.
Евген. Иногородний?
Ангел Смерти. Нет, киевский.
Евген. Чего ж здесь прописался?
Ангел Смерти. Дома уже год не живу. С отцом проблемы.
Евген. С отцами у всех проблемы. Телка красивая.
Ангел Смерти. Знаю. Дома бы с ней кувыркаться. Что там творится в этом отчем доме? Однако холодно. (Проститутке.) Холодно, говорю. Обнимай.
Затемнение. Квартира пана Дупко. Панас Петрович, Татьяна Филипповна и Елена Владимировна смотрят ТВ, сидя за столом. Голос диктора: «Нелюди в погонах взяли в плен казака, активиста Евромайдана. Раздели его догола, обливали водой на морозе, пытали и издевались, утратив человеческий облик». Все
присутствующие орут: «Ганьба! Ганьба! Ганьба!»
Татьяна Филипповна. Переключите канал. Может, еще покажут.
Панас Петрович переключает канал. Голос истеричного диктора: «Изверги и фашисты, цепные псы кровавого режима захватили активиста Евромайдана,
сорвав с него одежду, зверски пытали героя…»
Татьяна Филипповна. Какой мужчина!
Панас Петрович. Больше чем мужчина! Казак. Казачище!
Елена Владимировна. Не сильно он и казак.
Панас Петрович. Холодно. Скукожилось все. Герой! Слава Украине!
Женщины. Героям слава!
Панас Петрович. Мороз пробирает от такого подвига. Предлагаю чекалдыкнуть в честь нашего казака. (Встает, подходит к тумбе, где стоит подносик с графинчиком и рюмками. Наливает и подносит дамам. Все пьют. Панас Петрович, выпив первым, начинает скандировать: «Банду геть!» Дамы пьют и стараются кричать одновременно.) Дорогие дамы! Открываю вам великую тайну. Мы уси герои! Яки ж мы герои! ПРОСТО НЕМЫСЛИМО КАКИЕ ГЕРОИ!..
Татьяна Филипповна. А уж какой вы у нас герой. Такой страстный патриот. Любовь к отчизне и ненависть к врагам у вас на первом месте.
Панас Петрович. Не говорите. Меня просто колотит от лютой ненависти до клятых москалив. И их клятой бандитской власти. Просто в жар кидает. До неможливости. И не вытерпеть мне этого жару.
Татьяна Филипповна. Это революция, ее энергетика.
Панас Петрович. Я уже просто изнемогаю. Сэкундочку.
Панас Петрович выходит и возвращается в халате нараспашку. До полного стриптиза не дошло. Дупко в семейных.
Панас Петрович. Ну чем я не казак, чем я не герой? Готов к пыткам и всяческому садизму.
Татьяна Филипповна. Вы предлагаете улучшить наше состояние?
Панас Петрович. Именно так — накатить.
Татьяна Филипповна. А приятные ли мы дамы, Панас Петрович?
Панас Петрович. Ой гарны! Сочные, смачные, грудастые. Как та советская грудинка, где ее сейчас найдешь. Крахмал один продают, сволочи.
Елена Владимировна. Скоро придет Европа. Все будет вкусненько и чистенько.
Татьяна Филипповна. А как придет Европа?
Панас Петрович. Грозной поступью, сметая все на пути, как бронзовый всадник. (Оседлал стул.). Вот так!
Под гимн Европейского союза на стульях скачут участники употребления. Трио исступленно орет: «КТО НЕ СКАЧЕ — ТОЙ МОСКАЛЬ!» Входит Мисченко.
Мисченко. Это что за ЕПРСТ?! Шо за шабаш нацистский? Недобитки, выползли, как черви из схронов…
Елена Владимировна молнией наливает рюмочку водочки и с невыносимой
любовью и уважением подносит мужу.
Кстати, червячка можно было бы и заморить. ЖРАТЬ ЧТО БУДЕМ?
Затемнение.
Бизнесюк. Ты ел черную икорку, свежую малосолочку? Во рту растекается, а ты ее с лучечком молоденьким, с маслицем настоящим сливочным. С хлебом особой выпечки, деревенским, душистым? И этого черного зернистого счастья не как кот наплакал в сраной ресторации, а в палец толщиной… А молодую ягнятинку, а карпаччо. А телятину?
Бомж. Беда этого мира: БОЛЬШИЕ РЫБЫ ПОЕДАЮТ МАЛЫХ. Но мальки дрожат в надежде, что проплывающие великаны уже насытились или не видят замаскированную мелюзгу. ИЛИ СЛУЧИЛОСЬ ЧУДО: ИХ ПОЖАЛЕЛИ! Ты же не жалеешь телятинку, которую окунаешь в изысканный соус. Тебе начхать, что эта ушастая рожица со звездочкой во лбу и глазенками на полмира, тыкалась в мамкину титьку влажным розовым носом?
Бизнесюк. В «Мулен Руж» ты был?!
Бомж. Вспомни: курицу мы ели пацанами. В деревне. Сперли, общипали и пожарили.
Бизнесюк. И корочка хрустящая — куда той пекинской утке. Сок по рукам жирный, теплый. Прекрати пытку!.. Я забыл, как выглядит счастье. Не помню себя мальчишкой. Совсем не помню.
Бомж достает обшарпанный футбольный мяч, и они играют в футбол под отчаянную музыку фортепиано.
Затемнение. ТВ-студия, привычный монтажный стол, перед столом большой экран, на котором проецируются различные интервью, снятые заранее. Герои опроса могут выходить на сцену и выступать непосредственно перед камерой с
проекцией на экран. Появляется пара стариков.
Старик. Хочется по-человечески пожить…
Старуха. Хотя бы на старости. Покушать купить.
Старик. Очень хочется солений. Огурчиков, помидорчиков. А на пенсию не разбежишься.
Старуха. Посолонцевать охота. А оно все дорогое… и невкусное. Жмых один.
Старик. Вот пришли в надежде на лучшую жизнь.
Затемнение. Появляется Ангел Смерти, с ним выходят Режиссер и Оператор с камерой на штативе.
Ангел Смерти. Задолбало… Все задолбало. Ложь, бандиты одноклеточные, чинуши — слизняки. Смотреть противно. Б…, коррупция. Рыла свинские. Сходить на парашу в центре Киева две гривны. ЗА ЧТО?!
Режиссер. Чего скулишь?! Фотокарточка рекламная. Что еще надо?
Ангел Смерти. Раскрутки хочу.
Режиссер. Что умеем?
Ангел Смерти. Любить себя.
Режиссер. Изумительное занятие. Массовое. Бабу тебе надо. Крутую. Паровозом — тебя тащить. Шурши ля фам… Ищи бабу.
Оператор. Снято!
Затемнение. Выходят Татьяна Филипповна, Режиссер и Оператор.
Татьяна Филипповна. Власть должна буты исключительно украиньською.
Режиссер. Сейчас какая?
Татьяна Филипповна. Никакая. Полукровки. Ничего национального. И общаться мы должны державною мовою.
Режиссер. Значит, если мы будем разговаривать — порядка не будет. А почнем размовляты — то привалит нам счастье?
Татьяна Филипповна. А вы как думали? Сначала была Украина, Москва уже потом. И кто эти москали? Ордынцы. Шваль подзаборная. А мы, а мы, а мы… арыйци. МЫ АРЫЙЦИ! МЫ САМЫЕ НАСТОЯЩИЕ АРЫЙЦИ!
Изображение исчезло. Режиссер и Оператор чешут головы.
Режиссер. Что скажешь?
Оператор. Телевизор — это зло. НАСМОТРЕЛАСЬ.
Появляется Дед.
Дед. Когда немцы пришли, мне семь лет было. Как сейчас помню. Большой экран натянули и показывали фильмы прямо на улице. Бесплатно «Большой вальс» крутили. Вот если бы не немцы, где б я такую красоту бы увидел?.. Де б я таку красу побачив?! А немцы показали. И шоколадку дали… один раз… Маленькую.
Затемнение. За столиком сидят Режиссер и Пресс-секретарь вельможи.
Режиссер. Вы живете, словно ничего не случилось. Они меньше чем за неделю организовали четыре интернет-канала. Четыре?! Что сделали вы?!
Пресс-секретарь. Команды не было…
Режиссер. Они девять лет готовили боевиков. Промывали мозги молодежи. Школа, церковь, ТВ. Вы как студенты все в последнюю ночь. Штурмовщина. Только подумайте…
Пресс-секретарь. Зачем думать? Команды не было… Но вы сами работаете на враждебном власти канале, и не без энтузиазма.
Режиссер. Деньги платят.
Пресс-секретарь. Деньги — все обьясняющий мотиватор. Но ваше рвение…
Режиссер. Юношеский азарт. Бездумие. Не знаю. Кажусь себе значимой фигурой. Маразм, одним словом.
Пресс-секретарь. Что ж вы от нас хотите? Не раскачивайте лодку… Хотя бы.
Режиссер. Мы катимся в бездну. Начхать на вашу власть. Но сорок шесть миллионов… и это только начало.
Пресс-секретарь. Вам интересна судьба сорока шести миллионов? Не смешите.
Режиссер встает навстречу вошедшему Боевику, разговор проходит на фоне тренировки парней в камуфляжах.
Боевик. Гарны хлопци? Кровь с молоком. А тренировка? А дисциплина? У нас все по команде. Как папа скажет, так и будет. Нема команды — сидим смирно. Есть команда — всем ховайся, порвем.
Режиссер. И скоро будете рвать?
Боевик. Ждем… команды.
Затемнение. Появляется пан Панас Петрович Дупко с золотым унитазом,
навстречу выходит пан Мисченко.
Панас Петрович. Во! Золотой?!
Пан Мисченко. Нет… Под золото. (Панас Петрович садится на унитаз.) Ты б пальто снял.
Панас Петрович. Так я ж… не по-большому… Сидишь и… всей своей сущностью ощущаешь это БОГАТСТВО.
Мисченко. Оно же не настоящее.
Панас Петрович. Ну нехай богатого цвета. Изюлия, фокус такой.
Мисченко. Изюли у тебя в носу. ИЛЛЮЗИЯ!
Панас Петрович. Уж больно вы грамотны, сосед. Слово не скажи. Помечтать не даете!
Затемнение. ТВ-студия, в студии Режиссер и Оператор.
Режиссер. В воскресение вече…
Оператор. Господи!
Режиссер. Не «Господи», а «Слава Украине!»
Оператор. Перерывчик бы сделали. Снова ж морду бить.
Режиссер. Хряка сопрут. Лотошника за рулем. Автомойка или Автомайдан. Деньги у своих скрысил.
Оператор. Хоть что-то новое.
Режиссер. Пытать будут. Отборным пойлом и закусью.
Оператор. Как бы не умер.
Затемнение. На баррикаде Проститутка и Ангел Смерти. Они бегают друг за другом.
Ангел Смерти. Раскрутим парней?
Проститутка. Они западенцы. За сотку удавятся. Их удел — спасительный онанизм.
Ангел Смерти. Они прикольные. Как близнецы: мир вокруг умер — только эти двое.
Проститутка. Хочешь разрушить их счастье?
Ангел Смерти. Немного. Бесит примитивная идиллия.
Проститутка. Не скучно любить только себя? От тяжести не изнемог?
Ангел Смерти. Нет.
Проститутка. Носишься с собой, как с младенцем.
Ангел Смерти. Не тебя ж на руках таскать… Они же понимают, что никудышные. Колючие, ощетинившиеся ежики. Но в злобе не живут.
Проститутка. Зато ты живешь в любви.
Ангел Смерти. Плескаюсь в ней… Эти волчата выживут только в стае. На нижнем уровне. Третий сорт — шансов ноль.
Проститутка. У тебя шансов до фига.
Ангел Смерти. Конечно, посмотри (красуется). Мне повезло. У меня все будет. Уже многое есть. Почему ты рядом? Я самое яркое твое воспоминание.
Проститутка. Сволочь ты самая яркая.
Проститутка и Ангел Смерти убегают. Освещается подножие баррикады. Там сидят Братья.
Евген. Ты не третий сорт.
Славко. И ты не третий…
Евген. У нас нормальная кровь.
Славко. Отца помнишь?
Евген. Помню… Улетел от его кулака через всю комнату.
Славко. Я не помню.
Евген. Он ушел, когда ты в животе у мамки был. (Обнимает брата.) Спи, малой. СПИ.
Славко. Иногда он мне мерещится.
Евген. Кури меньше… Спи.
Входит фотограф.
Фотограф. Парни, вы голубые?!
Братья даже не встрепенулись.
Славко. Не, мы братья.
Фотограф. Жаль. Круто б вышло. Фотосессия: геи на баррикадах.
Евген. Геи на Майдане, на сцене.
Фотограф. Там не геи, там хуже… Нет желания попозировать на фоне огня?
Евген. Триста долларов.
Фотограф. Бескорыстная революция. А из любви к искусству?
Славко. Из любви к твоему искусству и жопой не шевельну.
Фотограф. Ох ты и наглый.
Евген (быстро поднялся и подбежал к Фотографу, на ходу вытаскивая травмат). Кто наглый?! Фуфло со стекляшками, кто наглый?!
Евген набрасывается на Фотографа с кулаками, вбегает Ангел Смерти.
Ангел Смерти. Прессу не трожь. Не инструктировали?!
Евген. Иди дальше, трахайся.
Ангел Смерти. Тебе это не грозит. (Фотографу.) Что хотел?
Фотограф. Хорошо б с голым торсом, с рожами черными вокруг огня попрыгали.
Евген. Мы не черти.
Ангел Смерти. Что ты в них нашел? Вот кого надо снимать… (Быстро скидывает с себя верхнюю одежду, свитер и футболку.) Любуйся, доходяги!
Славко. Стриптизер-самоучка.
Ангел Смерти. Есть что показать,. А вы кожа да кости.
Фотограф. Хотелось бы вместе с ними… Для контраста.
Ангел Смерти (Братьям). Скидывай шмотки.
Евген. Разбежались.
Ангел Смерти. К сотнику пойду: нападение на прессу.
Славко. Ленкой поделишься?
Ангел Смерти. Поделюсь… за деньги. По минималке. Скинули куртки, торгаши!
Как ни странно, Братья оголяют торс, видимо, им тоже понравилось внимание прессы.
Славко. Холодно!
Фотограф. Двигайтесь… быстрее!
Фотограф в разных позах снимает молодежь, танцующую возле бочки с дровами. Пацаны визжат от холода и радости. «Ему и больно, и смешно».
Ангел Смерти. Иду на подвиг. (Подбегает на верхнюю кромку баррикады и позирует там.) БЕРКУТНЯ! Смотри на свою смерть!
Братья тоже осмелели от такого хамства и понеслись за Ангелом Смерти, Фотограф за ними.
Евген. Беркута, резать вас будем шматками! Уроды!
Все орут от счастья: «Революция! Революция!» Наоравшись, Братья и Ангел Смерти спускаются и тут же быстренько натягивают одежду. Ангел Смерти
подходит к Фотографу.
Ангел Смерти (негромко Фотографу). С тебя сотка зелени. Кадры хорошие: вижу, доволен.
Фотограф. Без денег никак?
Ангел Смерти. Ты ж не бесплатно фото в сеть сольешь?
Фотограф. Сотка — дорого. Пятьдесят.
Ангел Смерти. Сотка евро. Не дашь — уйдешь инвалидом.
Фотограф. Порядки у вас.
Ангел Смерти. Рынок.
Фотограф расплатился и ушел, чертыхаясь.
Славко. А нам?
Ангел Смерти. Перетопчитесь.
Славко. Ленкой делись.
Ангел Смерти. Ленка безотказная, как «калашников». Но отстегнуть придется. Даже с учетом дружеских скидок: по соточке с носа или с… х-х-х-х-хобота заплатить придется.
Евген. Знаешь, как у нас относятся к деньгам?
Ангел Смерти. Есть же бабки.
Евген. Деньги святое… На бабу… нельзя.
Ангел Смерти. Бабы что, не святое? Первый же раз для малого.
Евген. Я, думаешь, много помню?
Ангел Смерти. Чё так?
Славко. У него один раз было, и то по пьянке.
Евген. Балабол.
Ангел Смерти. Приводитесь в порядок. (Роется в кармане.) Вот два талона на душ.
Славко. А сам?
Ангел Смерти. Домой нагряну. Обрадую папашу… Глаза б его не видели.
Затемнение. Освещен только небольшой пятачок, на котором стоит поддон для
воды. Братья раздеваются.
Славко. Как перед проституткой раздеваться?
Евген. Как сейчас.
Славко. Стыдно: худой, ноги кривые, уши эти. Куда их спрячешь? Не хватит соточки.
Евген. Гребаная жизнь: на каждом шагу плати…
Славко. Стыдно. Она крутая… а у меня стручок в трусах. И чем ей спинку пошоркать?
Евген. Не скули…
Славко. Отец водил нас в баню?
Евген. Не, он раньше смотался. Морду мыль нормально. ЧЕРНАЯ ВСЯ.
Славко. Сам, Белоснежка. Мне в башку лезет, как мы втроем в баню ходили.
Евген. Только вдвоем. Мойся быстрее. Сейчас начнут ломиться.
Славко. Подыми меня к самому душику… Как маленького.
Евген. К какому душику? Раскабанел давно.
Славко. Подыми меня.
Евген. Звезданемся.
Славко. Подымай… Заору.
Евген пытается приподнять Славко. Получается. Братья смеются.
Затемнение. Братья одеваются, входит Ангел Смерти.
Ангел Смерти. Шмотки смените прокопченные. Ладно б шашлыком, а то резина… паленая.
Славко. Куртку хочу крутую. Чтоб кожа тонкая. Такая просто… слов нет, какая крутая.
Ангел Смерти. Такая крутая в бутике штук семь зелени тянет, если не больше.
Славко. Семь?!! Не хочу куртку.
Евген. Тряпки новые зачем? Мы ж с баррикад: она знает.
Ангел Смерти. Хочешь как свинтус?.. Я с вами как отец уже… Пошли, кавалеры, ептыть! Первый раз: в первый класс. Пошли.
Затемнение. В гостинице. Явно присутствует стойка ресепшена и Портье, перед которым стоят Братья, Ангел Смерти и Проститутка.
Ангел Смерти. Нужен номер.
Портье. Одноместный, двухместный, апартаменты?
Ангел Смерти. Двухместный.
Портье. Две тысячи триста гривень.
Ангел Смерти (вытаскивает травмат). Вот тебе две и триста. (Несильно ударил Портье рукояткой.) Тебе, тварь, всю хату спалить коктейлями?!
Портье. НЕ НАДО!
Ангел Смерти. Или три сотни наших хлопцев на постой привести?!
Портье. Не надо три сотни.
Ангел Смерти. Ключи?! И СДАЧУ. Я тебе шесть тысяч дал одной купюрой… (Спутникам.) Пошли.
Портье (через паузу набирает номер и звонит). Тут ваши безобразят. Мы вызовем милицию… Вы нам вызовете… еще как… Хорошо, пришлите старшего унять эту шелупонь.
Затемнение. В комнате с большой кроватью Славко и Проститутка. Они в одном белье. Девушка поправляет славкины трусы. Проститутка недовольно хмыкнула.
Славко. Отстой?
Проститутка. Придется доплатить…
Славко. Деньги у брата.
Проститутка. Деньги у тебя в правом кармане куртки… Не психуй… Улыбнись, воробушек, не потрахаемся, так поржем. Всем будет хорошо. Давай деньги. Не жмись.
Славко. Тебе не по фиг, какой я?! Тариф… определили…
Проститутка. Ты хочешь счастья или так… удовлетвориться?
Славко. Двадцать евриков. Больше никак. Брат убьет.
Проститутка. Брат ТЕБЯ не убьет. Брат тебя любит. Давай свои еврики.
Славко. Ыыыых (достает из бумажника купюру).
Проститутка. Целуй меня, воробушек.
Славко неумело целует девушку.
Проститутка. Да не кусай. Целуй нежно.
Славко. Я откуда знаю. Учи давай!
Затемнение. Во второй комнате сидят Ангел Смерти и Евген, курят.
Ангел Смерти. Тяжело любить другого человека?
Евген. Не тяжело. Очень даже приятно… Знаешь, ради кого живешь.
Ангел Смерти. Ты не знаешь, чего живешь?
Евген. Почему не знаю? Знаю. Малого на ноги поставлю, определю его и за себя возьмусь. Вдвоем оно радостнее.
Ангел Смерти. Я так понимаю: у тебя только брат и мамка?
Евген. Гуляет мамка, гастролирует по мужикам. Одни мы с ним.
Ангел Смерти. Наверное, классно иметь брата. Идти обнимаясь. Дурачиться в людных местах. Прыгать на шею. Что-то в этом есть.
Евген. Не, мы спокойные.
Врывается Славко.
Евген. Получилось?
Славко. Ага!
Евген. Сколько?!
Славко. Два раза!
Братья кричат «Ура!» и обнимаются. Из спальни появляется Проститутка, завернутая в простынь. Молодежь гоняется друг за другом.
Славко. Давай еще, женщина!
Проститутка. Оплатите проезд, мужчина.
Славко. Деньги у брата.
Проститутка. Брат, с вас пятьдесят евро.
Славко. Двадцатка — не ври.
Евген. Где я возьму двадцать евро? Одни сотки зеленые.
Ангел Смерти. Что за халява?! Здесь не благотворительный фонд.
Проститутка садится на колени Ангела Смерти.
Проститутка. Ревнуешь?!
Ангел Смерти. Нет… Даже… какая-то радость. Думал, не выйдет… у Малого. Перепугается… Обмыть надо это дело. Понеслись. Предстоит тяжелый коллективный труд.
Затемнение. Спальня в номере. Стоит большая постель. Братья, Ангел смерти и Проститутка прыгают и дерутся подушками. Входит Командир. Впереди толкает перед собой Портье с подносом и рюмками. Снимает маску — совсем
мальчишка.
Командир (обращаясь к Портье). Зубами шампанское открывай. Грызи, бобер, и присмоктывай. Милицию он вызовет. НАШ ГОРОД! Опустим наглого раба?
Славко. Как?
Командир. Трахнем.
Евген. Грех содомский.
Командир. Ясно. Ксендзы мозги промыли… (Портье.) Живи. (Портье дернулся уходить.) Куда?!! А обслужить? Наливай… За жизнь… за европейскую, мать ее!
Затемнение. Тот же номер. Молодежь в одном нижнем сигает и прыгает на огромном сексодроме. Все орут, и даже Портье: «РЕВОЛЮЦИЯ! РЕВОЛЮЦИЯ!
РЕВОЛЮЦИЯ!» В воздухе летают перья от подушек.
Затемнение. Перья превратились в снег, покрывающий баррикады. На переднем плане любая искореженная советская развалюха (авто), желательно обгорелая. Братья продолжают прыгать, но уже одетые и в свете большого прожектора.
Напрыгавшись, присаживаются у кромки баррикады.
Евген. Хату в Киеве посулили.
Славко. Всем?
Евген. Лучшим. Кто старается, как мы, на баррикадах, а не по кабакам.
Славко. Микрорайон целый построят для нас.
Евген. Микрорайон долго. Выкинем прежних хозяев. Хоть бы двухкомнатная досталась… В Европу поедем. В Польше классный спорткар за пять штук взять можно. И тогда на спорткаре — все бабы наши.
Славко. С моими ушами?
Евген. Купируем тебе ушки, как этому хряку. Косметически. Не больно и красиво… Без шуток, сделаем уши… Сделаем, говорю, сделаем. Веришь?
Славко. Только тебе и верю.
Евген. Купим крутую тачку…
Славко. Только в Польше. Здесь на нее полжизни горбатить.
Евген. Будешь рассекать (спрыгивает с баррикады и садится в авто. Если авто нет, никто никуда не спрыгивает, достается с баррикадного хлама либо крышка от мусорного бака, заменяющая руль, либо можно просто прыгать на покрышках у подножия баррикады). Бизнес какой-никакой отожмем. Небольшой, на жизнь. И все будет нормально. Не могут они нас кинуть. Им удачи не будет. Померзнем, перекантуемся, деньжат подкопим. И начнется светлая жизнь всем нашим хлопцам.
Входит Ангел Смерти.
Ангел Смерти. Привет, уроды! Мечтатели, метатели коктейлей дьявола. Грезите или обкурились? Революция — это классно. Можно мечтать вслух. Даже бредить… Можно оторваться по полной.
Славко. А что потом? Намечтали, навыдумывали себе сладкую жизнь, а дальше?
Ангел Смерти. И хватит. Погуляли, и по хатам. Сделаете свое дело, и выкинут вас к чертовой матери. Кому вы тут нужны?!
Затемнение. ТВ-студия, Режиссер и Оператор.
Оператор. Когда по-настоящему убивать начнут? СКУЧНО!
Режиссер. НАДОЕЛ. Иди коктейли пожбурляй.
Оператор. По… чего?
Режиссер. ПОЖБУРЛЯЙ. Побросай. Пошвыряй.
Оператор. Это по-каковски?
Режиссер. Державною…
Оператор. О, Господи!
Режиссер (увидев картинку на мониторе). Хватай камеру — перемирие кончилось.
Затемнение. Перед баррикадой Смертник и Братья.
Смертник. Прикройте щитами, мясо… К кому обращаюсь. Не учили?!
Евген. Кто такой нами командовать?
Смертник. Смертник.
Евген. То Ангел Смерти, то Смертник. Сатанисты кругом. Креста на вас нет.
Смертник. Не бубни.
Евген. А смертник — это много?
Смертник. Пока двести баксов. Начнется заваруха — пятьсот.
Славко. Везет же людям.
Затемнение. Входят Бомж и Бизнесюк, растрепанные оба, пьяные и счастливые. Поют, широко расставив руки, как крылья самолета.
Бизнесюк. «Под крылом самолета о чем-то поет…» Сбрасываю зажигательные. Напалм — это запах победы! Ура-а-а-а-а! Я смешиваю с пеплом целые кварталы…
Бомж. Внизу же люди!
Бизнесюк. Начхать на людей. Главное — азарт игры. Как в компьютерной войнушке. Ты главный, ты доминируешь. ТЫ УНИЖАЕШЬ!
Бомж. Потом похороны. Горе, слезы…
Бизнесюк. Начхать! Потом поминки с выпивкой и угощением. А ночью захмелевшие самцы, кряхтя и пукая, будут карабкаться на своих разжиревших самок и штамповать новую поросль для пулеметов.
Бомж. Людей не жаль?!
Бизнесюк. Меня кто жалеет?! Друзья лезут в мой карман, а моей бабе под юбку: из жалости?! ТЫ КТО ТАКОЙ МЕНЯ УЧИТЬ?!
Бомж. Я твоя бездомная совесть.
Бизнесюк (он налетался, присел, достал из кармана плоскую бутылку и отпил). Хуже чем совесть. На совесть насрать. Ты моя свобода… счастье мое.
Бомж. Что есть счастье?
Бизнесюк. А для тебя что? Лично для тебя что значат радость, успех, величие?
Бомж. Бетховен — великий композитор?
Бизнесюк. Еще как! Па-ба-ба-бам!
Бомж. Он не слышал свою музыку. Глухой. Умер в нищете, всеми забытый. И сколько их — не перечесть.
Бизнесюк. И что тогда счастье? Любовь? (орет.) ЛЮДИ, ЛЮБИТЕ МЕНЯ! Сволочи! Почему ж вы меня не любите?! Как я люблю себя.
Бомж. Счастье в бесстрашии. Важно не испугаться своей судьбы.
Бизнесюк. Ни хрена не понял. Любите меня. Я такой классный, такой крутой…
Бомж. С античных времен ничего не изменилось. Ты должен выполнить свой долг и уйти с гордо поднятой головой.
Бизнесюк. Кудой уйти?
Бомж. Тудой… вперед ногами.
Бизнесюк. И в чем же мой долг?
Бомж. Не знаю. Жениться еще раз. Ребенка завести.
Бизнесюк. Дети пусть гниют в детдомах.
Входят Командир и патруль боевиков.
Командир. Стоять! Пьяным нельзя на Майдан.
Бизнесюк. Что глазенки выпучили, щенки?! Не допороли ляхи взбесившихся хлопов на фольварках? А нам расхлебывать. Что за страна?! Ленин Новороссию швырнул с барского плеча — владей, Украина. На хрен Ленина. Вали памятники. Сталин галицаям жизнь спас, а то прижучили б вас поляки за волынскую резню. Сталин — диктатор. А кто в героях? Сраный Бандера. От него только кровь и позор. Пользы ноль, одни убытки.
Командир (с угрозой). Какой Бандера?!
Бизнесюк. Сраный твой Штефан Бандера. Садист и подонок. Котят душил одной рукой. Вон отсюда. Парбумбию позвоню. Он вас и в хвост и гриву. И бабла лишит. В стойло!.. Деточки.
Командир. Точно позвонишь?!
Бизнесюк (угрожающе). Шучу. (Вытаскивает телефон.)
Командир. Хлопцы, уходим… Деньги — это святое.
Боевики уходят.
Бомж. А ты смел.
Бизнесюк. Выпили ж сколько.
Бомж. И Парбумбия знаешь?
Бизнесюк. Знаю, почти всю эту шушеру. Киев тесен.
Затемнение. Перед баррикадой Панас Петрович и Татьяна Филипповна разбирают брусчатку. Панас Петрович запустил камень и не попал. Парочка
сразу отвернулась и прикинулась простыми зрителями.
Панас Петрович. Это не мы.
Татьяна Филипповна. Конечно, не мы. Потому что все на голодный желудок. Сейчас я покушать принесу. (Уходит.)
Группа боевиков окружила бойца «Беркута» и тащит его, осыпая ударами.
Панас Петрович. Кого поймали?
Голос Боевика: «Беркута. На Майдан ведем».
Панас Петрович (тянет руки ударить человека). Погоди ж на Майдан. Дай мне. ДАЙ МНЕ!
Боевики уходят, остается Смертник. С досады Панас Петрович схватил
камень и швырнул — снова не попал.
Смертник. Ты что делаешь, урод?!
Панас Петрович. Жбурляю.
Смертник. Хайло разинь — куда кидаешь, сволочь.
Панас Петрович. Это я хайло?! Сам хайло.
Смертник. Понаберут быдло тупорылое.
Панас Петрович. Я коренной киевлянин. Хайло галицайское. Село! Говно с копыт не смыл. Лезет учить, тварь полуграмотная… Больно-то как. Господи! Как сердце щемит. Любой щенок тебя облает. К возрасту никакого уважения. БОЛЬНО! Шо ж эта за революция распаскудная? Каждый сопляк тебя, солидного человека, в дерьме елозит. Больно!
Входит Татьяна Филипповна, в руках большой пивной пластиковый стаканс борщом.
Татьяна Филипповна. Панас Петрович, вот борщец с Майдана. Приличный. До моего далеко, но есть можно. Панас Петрович, борщец. Панас… Кто мужику плохо сделал? Я этот борщ вам в глотку по локоть закатаю вместе с тарой.
Затемнение и истошный крик Татьяны Филипповны: «Панас Петрович!» Стоят Смертник, Татьяна Филипповна, входят Евген и Славко, лежит Дупко.
Смертник. Хлопцы, помогите донести!
Евген. Сколько денег?
Смертник. Побратимы?!
Евген. Да, поможем.
Смертник. Дома надо сидеть в таком возрасте, а не по баррикадам скакать.
Татьяна Филипповна. Чем вам наш возраст не по нраву?! Щенки сопливые!
Смертник. Ладно, понесли.
Евген. Куда?
Смертник. На Майдан.
Затемнение. Стоят Евген и Славко, вбегает Ангел Смерти.
Ангел Смерти. Правда у нас на позиции мужик дуба врезал?
Евген. Да, у него еще фамилия смешная: Дупко.
Ангел Смерти. Точно?
Евген. Сотник сказал.
Ангел Смерти. А зовут его не Панасом?
Евген. Зовут не знаю, может, и Панасом.
Ангел Смерти. УРАААААА!
Евген. Человек умер, а ты «ура»?
Ангел Смерти. Не человек. папаша мой сдох! Ой, упьемся, ура-а-а!!!
Ангел Смерти убегает, танцуя от радости.
Славко. Понятно, почему он Ангел Смерти… Панасович Дупко. Ужас!
Затемнение. Квартира Дупко, стол, на столе хозяин квартиры, рядом Мисченко и Ангел Смерти.
Мисченко. Господи! Господи! Горе-то какое!.. Это ж сколько расходов. Ой, мама! Его если с копытами, со всем дерьмом продать, деньги на похороны не отобьешь.
Ангел Смерти. Отобьешь! Мне на Майдане сразу десятку вручили.
Мисченко. Десятку чего?
Ангел Смерти. Зелени… Поплакался, конечно. Сирота! Потеря кормильца.
Мисченко. Гарно! Но у нас место на кладбище — целое состояние.
Ангел Смерти. Жирно ему в городе. В деревне не запылится.
Мисченко. Для деревни десятка зелени на такого прохвоста. ЭТО ПРОСТО ОСКОРБИТЕЛЬНАЯ РОСКОШЬ. Это как харю по периметру обхаркали сморчками зелеными!
Ангел Смерти. Двадцать первый век, сосед. Сейчас минимизируем расходы. Заходим (открывает ноутбук). Похоронить человека…
Мисченко. Если б человека…
Ангел Смерти. В Киеве… Дешево и сердито. Гроб — три тысячи гривень.
Мисченко. Это сколько в зелени?
Ангел Смерти. Четыреста долларов.
Мисченко. Дешевле нема?
Ангел Смерти. Триста пятьдесят гривень — нижний предел.
Мисченко. Все равно в землю. Триста пятьдесят гривень — хорошая цена. У нас не Поле Чудес: золотые закапывать.
Ангел Смерти. Венки: Две с половиной тысячи гривень…
Мисченко. Шо-о-о-о-о?!
Ангел Смерти. Нижний предел — шестьдесят гривень.
Мисченко. Для твоего и шестидсяти много.
Ангел Смерти. Еще та псина. Матери доставалось. Меня гонял. Тварь!
Мисченко. Ладно, черт с ним, в смысле, царствие ему…
Ангел Смерти. Кому он там нужен?
Мисченко. Так нельзя.
Ангел Смерти. А бродягой при живом отце можно?! Мать в гроб загнал. Пытаюсь из себя слезу выдавить. Не лезет. Ржать хочу.
Мисченко. Что мешает?
Ангел Смерти. Ты мешаешь. Стыдно. Орать хочется от счастья. Сдох этот урод. Хата моя.
Мисченко. Накатим, и ори. Соседи подумают: с горя.
Ангел Смерти. Ой, на кого ж ты нас покинул! Наливай! За все хорошее! Ой! Мамо! Ой! Тату! В рот тебе, с…, три оглобли. Давай ! Не собакам же выливать?!
Мисченко. Ой, не собакам. Ой, соседушка. Ой, герой ты наш. Чтоб тебя черти, выродка, как домашнюю колбасу, на медленном таком огонечечке жарили. Ни бабу свою не жалел, не детишку. В смысле — тебя. Что еще мужику надо? Сын кровь с молоком. Гарна ж дытына?
Ангел Смерти. Еще як гарна. Наливай. Слушай, ты на пузе мертвого врага в карты играл?
Мисченко. Не.
Ангел Смерти. В дурака.
Мисченко. В подкидного. Банкуй.
Ангел Смерти. Теперь осталось ему в гроб нас…, и полный комплект… Нажраться бы вусмерть… от счастья.
Мисченко. Здоровье не позволяет. Оно тебе надо меня из салата выковыривать?
Затемнение. Татьяна Филипповна и Елена Владимировна стоят
у подсвечника, слышен хор певчих.
Татьяна Филипповна. Какой человек, какой человек ушел!
Елена Владимировна. Горе, горе-то какое. И хор изумительно красивый. Ему, наверное, хорошо и спокойно.
Затемнение. Снова освещается квартира Дупко.
Мисченко (поет). «Ты казала у субботу пийдем разом на работу. Я прийшов: тэбэ нэма. Пидманула, пидвэла».
Ангел Смерти половиной колоды карт лупасит по носу безвременно ушедшего родителя. Раздается пение хора с женским визгом и топаньем разгулявшихся сапог.
Мисченко. Двинь еще разок. Всех баб перелапал в подъезде, неугомонный.
Ангел Смерти. Получи, наглая морда.
Мисченко. Сдох Максим… Сдох Панас — только радость для нас.
Ангел Смерти. Положили в гроб, ну и… смеха взахлеб.
Мисченко. Здравствуйте, девочки.
Входят Татьяна Филипповна и Елена Владимировна с погребальным венком. Увидев пикантную сцену, обе дамы падают. Но не одновременно, а дуплетом. Звук удара сливается с ударом молотка Аукциониста.
Аукционист. Предлагается тело Панаса Петровича Дупко. Стартовая цена: 1300 условных единиц. 1300 — раз, 1300 — два! 1300 — три! Продано индивидуальному частному предприятию «Счастливая долина» при сельском совете деревни Верхние Петушки.
Танцует Бомж.
Бомж. Свобода! Свобода! СВОБОДА!
Конец первого действия
Действие второе
Баннеры на баррикадах: «ВСЕХ ПЕРЕВЕШАЕМ!», чуть поодаль: «Кто не был на Грушевского — тот не мужчина», «ДАМ защитнику отечества в маске и камуфляже!». На самом верху большой баннер: «ЗДЕСЬ ЖИВУТ ЛЮДИ!». Вокруг небольшого костра, воздев руки, стоят люди среднего возраста. Старший из собравшихся молится. У нижней кромки баррикады притаились Ангел Смерти и Братья.
Родновер. Роде Всевышний, Ты держишь в себе все сущее и несущее, все видимое и невидимое, Ты — Правда и Добро, Любовь и Справедливость. Велика милость твоя, ты праведников вознаграждаешь, Ты заблудших милуешь и спасаешь, жизнью нашей опекаясь через Богов Родных!
Славко. Ой, мама, страшно.
Врывается Униат.
Униат. Гоните эту нечисть! Что рты разинули? (Родноверам.) Вон отсюда.
Униат, размахивая кадилом, как нунчаками, разгоняет конкурентов. Ангел Смерти от увиденного катается от смеха.
Униат. Что ржешь, как конь?!
Ангел Смерти (шутливо повторяя движения боевого кадила). Не могу. Браво! Бис!
Униат. Який бис? В тебе бис?! Изгоним биса.
Ангел Смерти. Бис в театре: типа круто, клево. Повторить!
Униат. Бисы и бисыки и в тебе, и в чертях этих.
Ангел Смерти. Они прикольные. Глючит их ярко. Да и ты куролесишь: носишься, как рекламный агент. (Повторяет движения с кадилом.) Ржу до слез. Чего не сделаешь для освоения рынка.
Входит Поп.
Поп. Хуже чем рекламный агент, как блоха, скачет по баррикадам.
Униат. Куда тебе с твоим брюхом.
Поп. Я особа духовного звания.
Униат. Жрать надо меньше. По восемнадцать перемен только холодных блюд перед первым и вторым.
Поп. Брешешь! Больше семи не подают.
Затемнение. ТВ-студия, Режиссер, Оператор и Грыцько. Стоит камера на штативе.
Режиссер. Не делай умное лицо: ты офицер. (Грыцько скорчил рожу.) Офицер, а не проворовавшийся контрактник. Тупое, но решительное. Ни проблеска мысли — сплошная жажда действия.
Грыцко. А хитрая морда не лишняя в стране, живущей исключительно воровством. Сразу скажут: свой… Коллега…
Режиссер. ОТСТАВИТЬ! Страна кипит: все жуют сопли. Один ты не жуешь, ты ястреб, настоящий мужик. Давай, Грыць. Металл в голосе, и призываешь всех с оружием на Майдан. Давай! Я, Грыцько, разтакой-разэтакий. Все, у кого хоть пневмат, хоть травмат или дробовик, ВСЕ С ПУШКАМИ НА МАЙДАН!
Затемнение. Опустевшая студия. Стоят Режиссер и Оператор.
Режиссер. Теперь это в сеть и в СМИ. Если что, гнить в тюрьме будет этот козел с мозгами проворовавшегося мичмана.
Оператор. А у наших мальчиков алиби.
Режиссер. Понимаешь.
Затемнение. Стоят боевики со щитами, как римские гладиаторы, перед ними Парбумбий. Среди боевиков все участники: Братья, Ангел Смерти, разве что Проститутки нет.
Парбумбий. Побратимы! Вы лучшие. Вы супэ2р! Все кино герои перед вами фуфло! Эта власть сгнила, и этот город тоже. Мы чистильщики, мы Геракаклы, чтоб смыть нечистоты с прилегающей территории. Поэтому никакой пощады! Помните, что говорили классики нашего движения: «Город порождает трусов. Деревня — героев!». На героизм идем! СЛАВА НАЦИИ! ВСЕ. СМЕРТЬ ВОРОГАМ!
Затемнение. Слышен шум боя, появляются Режиссер и Оператор.
Оператор. Никуда не пойду. Греб я твою революцию. Жить хочу.
Режиссер. Ты ж мечтал стать фронтовым оператором. Бесстрашным со стальными яйцами. Вот тебе: Сирия и Ирак. И вокруг твое геройство. Штабелями. Крупняки нужны, глаза безумные… Какого хрена я с тобой тут бегаю?! Мы не только репортажи гнилые, мы кино снимаем.
Оператор. Про че кино? Герои наши где?
Режиссер. Вот наши герои… Здорово, пацаны.
Евген тащит за куртку Славко.
Евген (бьет не больно Славко). Где ты лазил?!
Режиссер. Не бей малого.
Евген. Брат… малой этот. Где черти носили?! Я чуть не сдох… Крышу снесло от страха. Дыхалка еле-еле… все оббегал. Где Славко? Не видели пацана в зеленой куртке?! Куда тебя смыло?
Режиссер. Этим не до съемок (Оператору.) Пошли. (Уходят.)
Славко. В плен… куда! По башке дали… Все плывет… Глаза открыл: беркутня вокруг… Один пендаля двинул. «Убегай, сопля». Я не сопля…
Евген. Сопля… еще какая.
Славко. Ну, я и сдрыснул.
Евген. Я тут с ума схожу. Думал: грохнули чудо мое… Все, нема моего Славко. А его пинком — беги.
Славко. И побег. По сторонам не смотрел. Страхи там… Предали нас.
Евген (обнимает брата). И нас всех предают, продают… (Трясет Славко.) Еще раз убежишь: морду разобью. За рукав будешь держать. ПОНЯЛ! Что я мамке скажу? Дебил малой. Я его ищу, а он в плену. У МЕНЯ ТОЛЬКО ТЫ ДА МАМКА… Дурко!.. Тебя не поломали? Нигде не болит?
Славко. Вроде нет.
Евген. Ребра прощупай?
Славко. Да не, вроде неполоматый.
Евген. Господи! Счастье-то какое: жив брат мой! Чучело любимое!
Евген танцует от радости, Славко сначала с иронией смотрит на брата, но позже присоединяется к нему. Потом Братья садятся на камеры или покрышки и прыгают от радости. Напрыгавшись, Братья укладываются спать. Но фоне этой
сцены происходит телефонный разговор.
Телефонный разговор: «Сколько сегодня?» — «Официально: двадцать восемь трупов». — «Это несерьезно. За такие деньги один взвод! Кладбище нужно намолотить… Взвод погоду не делает. Как ХОЗЯИНУ докладывать?! За ваши миллиарды хрен, да ни хрена потерь. Видите ли: наши мертвецы дороже золота. Их не в могилы — в Центробанк везти, в золотохранилище… УБЕЙТЕ РОТУ. УТОПИТЕ ЕГО В КРОВИ. Без сотни трупов нет кровавого диктатора. Сотня — психологический барьер. Наступайте и валите всех. Своих, чужих. На том свете разберетесь». — «Вроде перемирие заключили». — «К черту перемирие! Давить до конца. Кого
жалеть?! Быдло бессловесное?! Биомассу?!»
Затемнение. Входит Тень.
Тень. Где этот гребаный Парбумбий?! (Входит Парбумбий.) Что такое демократия? (Парбумбий, видимо, не очень понимает вопрос.) Пока не убьешь своих, народ не подымешь. Как в деревне: «Наших бьют!» Не стреляют силовики? Убей силовиков. И в отместку они порвут наших уродов, как тузик тряпку. ЗАПОМНИ, МЫ ЖЕРТВА. Чтоб завтра сто рыл нажертвил. Хоть сам убивай, хоть дустом трави. Но трупы вынь да положь. Не положишь сотню — ляжешь сам. Молоти всех: баб, медиков…
Парбумбий. Журналюг?
Тень. Этих не тронь. Нехай сымают. Картинку наверху требуют. Шоб крупным планом. Маслом и кровью. И тут же в эфир и в сеть. В сеть и в эфир. Крови не жалеть. Чтоб все дристали от страха… Наших не гнать. Приблуду бесхозную, что на пограбить понаехало, ну и идейных идиотов. Этих как грязи… под ногами шастают…
Парбумбий. Живые люди… Молодежь… совсем.
Тень. Какие живые?! Их зачинают в пьяном бреду или по сопливой нетерпячки. Живут, корчатся в иллюзиях… неповторимые герои. А они червивое мясо. ГНИЛЬ! СБОЙ ТРЕТЬЕЙ КАТЕГОРИИ! ТРЕБУХА. Жизнь без цели бессмысленна. Только цель… и власть. И осознание — ТЫ ИЗБРАН! Сотню на небо. НЕ МЕНЬШЕ.
Парбумбий. Как в аптеке: сто мертвяков, и ни копейки больше?
Тень. Плюс-минус. Но чтоб сотня в раю…
Парбумбий. Кому они там нужны?
Тень. НАМ, НАМ! Народу, людям (ударение на последний слог.) Орут: «Героям слава!» Где герои?! Иди штампуй!
Парбумбий. Иду… на жмура… Траур забодяжим?!
Тень. На всю страну! Она так хочет…
Парбумбий. Страна?
Тень. И страна тоже… Вопрос: чего ты вчера с Майдана утек, когда беркута пошли?!
Парбумбий. Приступ астмы.
Тень. Понятно: понос с золотухой. Потёк от страха. Иди, герой!
Парбумбий уходит. Тень протягивает руку для воображаемых поцелуев.
Затемнение. ТВ-студия. Оператор и Режиссер.
Оператор. Всего двадцать восемь трупов.
Режиссер. И кто виноват?
Оператор. Наши, кто ж еще? Первыми ж поперлись. И стрельбу открыли.
Режиссер. Нужно наоборот. Чтоб весь мир увидел, как бандитская власть… как озверевшая бандитская власть, стреляет в безоружных людей.
Оператор. Где ты там безоружных найдешь?..
Режиссер. Двадцать восемь рыл накрылось — и все собаке под хвост. Шоу нема. Зрелища нема. А нема зрелища: нема хлеба… для нас… все по новой. Вернее, шоу есть — да еще какое…
Оператор. Как беркутов в клочья рвут, как камнями мальчишек вэвэшников забивают до смерти… Европа увидит, ВЗДРОГНЕТ ОТ УЖАСА. Нам век безвизового не видать. Зверье рвется к власти.
Режиссер. ЕВРОПА НЕ ВЗДРОГНЕТ. Там и так уже глаза кулачищами зажали, чтоб наших красно-черных знамен да свастик не видать. Да криков, да речевок. Уши бетоном залили намертво. Ничего не слышу, ничего не вижу. Кидайте зиги, но не на камеру. И тут на тебе: Мариинский парк. Развлечения на любой кошелек.
Оператор. Да, Мариинский стал Местом Отдыха Рабочих Граждан. Цветущий морг.
Режиссер. Если молчать: ничего не было. Парк как парк. Приберут, деревья покрасят. Птички петь будут, заразы. Благодать!
Оператор. Вот так бежишь корячишься, торопишься. Успеть, успеть. Куда успеть? В трупарку? В потрошильню? Как белка в колесе. И никуда из этого чертова колеса не выскочить.
Режиссер. Белка — тупая животина. Она орехи прячет, а потом не помнит куда. Дура!
Оператор. Мы лучше? Швыряем людей, как друзей в соцсетях. И не помним кто, куда, откуда. Иллюзия выбора.
Затемнение. Братья спят у какой-то абстрактной стенки.
Славко (орет). Маринский Мариинский, мама, Мариинский… страшно! У мужика из башки мозги лезут, как повидло клюквенное, красное с комочками. Ма-ма. Ма-мочка, Маринский! Маринский. Люди хуже зверья в клочья друг дружку рвут. Как псы цепные. МАМА! Злобы-то сколько. Глазища горят страшнее наших покрышек… Что мы наделали?! ГОСПОДИ! ЧТО МЫ НАТВОРИЛИ?!
Евген. А ты как думал? Революция. Богатую жизнь тебе в номер не принесут. Заработать надо.
Славко. Лучше клубнику на карачках, чем такой заработок… Я сегодня по-настоящему с жизнью попрощался. Думал, все. И как-то само в голову влезло, а что я видел? Девчонки нет любимой… Родителей ласковых нет… Из всех радостей у меня только ушастый мой бибизян. Он и одеялку ночью поправит. Прижмешься к нему и тепло.
Евген. Я перебздел: думал, поломается малой внутри от этих страхов. А он… двигайся. Ближе, одеялку натягивай. Сейчас надышим.
Славко. И не надышим.
Евген. Зараза малая, спать давай.
Входит Ангел Смерти.
Ангел Смерти. И шо це такэ?
Славко (с некоторым вызовом). Энцест.
Ангел Смерти. Инцест, дебил (плюхается посередине). Грейте меня.
Славко. Здрасьте. Проституток нашел?
Евген. Вали отсюда.
Ангел Смерти. Смотрю на вас… Баб у меня хватает, а прижаться не к кому. По-настоящему.
Евген. Славко прижмешь: от него тепло, а тебя прижми: кроме вони и мыслей поганых, ничего не вылезет. Давай двигай, разлегся.
Затемнение. Строй боевиков марширует на сцене. Командир. «Москаляку!» Хор Боевиков: «На гиляку!» Командир: «Коммуняку!» Хор: «На Гиляку!» Командир: «Слава нации!» Хор: «Смерть ворогам!» Командир: «Украина!» Хор: «По
над усе!.. Бандера прийде: Порядок наведе!»
Братья и Ангел смерти встали и смотрят на строй. Строй разворачивается и
уходит со сцены.
Евген. Побратимы, вы куда?
Хор. У нас камуфляж дюже дорогой: вашей кровью говнять. Мы сзади станем, чтоб вы не утекли.
В музыкальном оформлении эпизода могут быть использованы волынка и труба. Они реально присутствовали 20 февраля на Институтской.
Слышен хор голосов: «Держать строй! ДЕРЖАТЬ СТРОЙ!» — «Эти уроды боевыми стреляют…» — «Какие боевые?! Пластик!» — «Пули железные. Слышь, как по столбам чиркают». — «А пластик не чиркает? Еще как!» — «Смотри, насквозь столб зафигачило!» — «Где?! ДЕРЖАТЬ СТРОЙ!» — «КАКОЙ СТРОЙ. Слышишь: снайпер, как хлыстом, лупасит. Людей в шеренгу не строй, дятел… Как в тире подровнялись. Слепой попадет…» — «НАС ТАК УЧИЛИ!» — «Насри на учебу! Мужики гибнут!» — «Але, я звоню с Институтской, с самого переда. Выстрелы чуешь? С Институтской звоню. С САМОГО ПЕРЕДА… Слышишь. Какие петарды?! Боевыми колбасят. Ох, ни хрена себе, мужика завалили, долбанутся мозгами…
Хлопци, потрибна допомога. Ой мама. Мужик… ранка маленькая, ты жив?»
Затемнение. Входят Оператор и Режиссер.
Оператор. Дальше не пойду. Во все дыры твою революцию и работу. Камеру в зубы: сам иди.
Режиссер. В стране подъем национального оптимизма.
Оператор. Драл я и страну, и оптимизм с подъемом. СТРАНА СОШЛА С УМА. А ты об оптимизме бормочешь. ИДИ СЫМАЙ!
Режиссер. Сколько?!
Оператор. Нисколько. На кладбище цветочки принесешь? Всрались они мне.
Режиссер. Пятьсот баксов.
Оператор. В час?
Режиссер. В смену. Совсем охренел с этой революцией.
Оператор. Сейчас платишь три штуки. И я работаю. Деньги у тебя с собой: утром пятерку зелени огреб. Я видел.
Режиссер. Глазастый! Пацаны с камерами на передовой бесплатно бегают.
Оператор. Пацаны «Рёйтерс» потом каждый снимок по две штуки евро продают. Знаем мы этих пацанов.
Режиссер. Три мне — две тебе.
Оператор. Ни хрена.
Режиссер. Поровну. По две с половиной на брата. Ладно?
Оператор. Деньги давай, «ладно».
Режиссер. Не здесь же.
Оператор. Давай!
Режиссер. С…
Подходит Поп.
Поп. Вы б с купюрами поосторожнее. Не ровен час, свои замочат и отберут.
Режиссер. Батя, ты, за десятиной приперся? Опять пересчитывать…
Поп. Не приперся, а подошел. Пятьсот баксов не лишнее в столь тревожный час на церковь пожертвовать.
Режиссер. ЧИВООО?!
Поп. Десять процентов. У тебя пять штук на руках.
Режиссер. Вот она, твоя жадность. Весь Майдан уже мое бабло посчитал.
Подходит Униат.
Униат. Положим, не весь. А по соточке надо уважить.
Режиссер. Да пошли вы!
Униат. Мы пойдем, жадный человек, но наши хлопцы жадных не любят.
Режиссер. С… униатская. С казаков шкуру драли, на кол сажали, живьем жгли. А теперь лапу на вымя и голосите, что вы тоже казацкого роду.
Униат. А казаки зашивали в кожаные мешки наших первосвященников и швыряли в Днепр.
Режиссер. Редкий униат долетит до середины Днепра.
Униат. Сто долларов.
Режиссер. СОСИ!.. Снайперы шары залили?! Не видят, в кого стрелять.
Затемнение. Евген тащит раненого с Ангелом Смерти, сзади Славко.
Евген. Малой! Сдрысни.
Славко. Сам говорил — за рукав держать.
Евген. Черт упертый… За спину спрячься и морду не высовывай.
Затемнение. Появляется Аукционист.
Аукционист. Предлагается коктейль Молотова. Привычной фамилией здесь не злоупотребляют. Комуняка все-таки. Здесь это просто КОКТЕЙЛЬ. Вам вдогонку: «Б-52», «Самбуку», «Кровавую Мэри» с тобаско наотмашь, чтоб глаза вспучило, или по-божески? Желаете упиться или впасть в легкий хмель? На Институтской все: неведение, незнание, упрямство и отчаяние. Мужики прикрываются деревянными щитами. ОНИ ПРИВЫКЛИ к резиновым пулям. Девятнадцатилетнюю пацанву прямо с поезда на Институтскую. В восемь на Майдане. Через полчаса на передовой… Есть упоение в бою. Еще как есть. И юный ветер, и огонь в сердце… И ты уже не мойщик сортиров, не официант, не массовка, а молодой орел, встающий на крыло. Ты бежишь, отрываясь от земли. И сливаешься с ветром… Ни страха, ни дрожи. Ты супер… Вы думали: я бармен. Я все тот же Аукционист с изюминкой: честный торгаш. Я честно говорю (внезапно орет): ТРИ СОТНИ НА ОКТЯБРЬСКИЙ ДВОРЕЦ! На убой. Пусть прут на силовиков, а те от страха мочат атакующих вволюшку. НЕ СТРЕЛЯЙТЕ В СПИНУ СВОИМ! Или стреляйте: пес с ними. Тут не поймешь, кто свой. Статистика важнее. (Тарахтит молотком, звуки переходят в выстрелы. Ангелу Смерти.) Молодой человек, вы куда?
Ангел Смерти. Нах хаус. У меня теперь свой хаус, а не эта свалка. Я не массовка. У меня будет сольняк. Я вырвусь и не досрочно на кладбище — как эти уроды. Я симпатичный и сексуальный шматочек мраморного мяска! А не засохший суп набор: кожа да кости. Адьёс! Третья категория! Геройской и приятной смерти.
Славко. Убить с… за такие шутки.
Евген. Черт с ним.
Затемнение. Мужик: «Хлопцы, пули железные». Хор: «Только сейчас понял».
Слышен взрыв. Появляются Евген и Боевик.
Боевик. Ты жив?!
Евген. Башка целая?
Боевик. Вроде. И руки-ноги на месте.
Евген. Что?!
Боевик. Не порвало тебя. Это светошумовая. Тоже не сахар, если близко рванет. Целый ты.
Евген. Что?!
Боевик. Контузило тебя. Не оторвало ничего: уже хорошо.
Евген. Брат где?! Славко?! Где брат?!
Затемнение. Входят два Снайпера в камуфляже, в руках кофры с винтовками. Присаживаются перекурить.
2-й Снайпер. Люди шли на смерть… О чем они думали?
1-й Снайпер. Не думали — мечтали. Глючило их… Аппарата нема думать.
2-й Снайпер. Жаль их?
1-й Снайпер (коротко, подсекая гласные). Нет… некого жалеть… Все иллюзия… только деньги реальность… Шуршат и пахнут. Аромат вечности и покоя… Без них этих уродов даже не закопают…
2-й Снайпер. Без денег их даже не грохнешь… Маслята почем?
1-й Снайпер. Два бакса.
2-й Снайпер. Не мелочишься.
1-й Снайпер. Зато наверняка.
2-й Снайпер. Два бакса дороговато… (Мимо боевики тащат труп.) Ранен?!
Боевик. Готов.
1-й Снайпер. Слава Украине
Боевик. Героям слава!..
2-й Снайпер. Герои не умирают!
1-й Снайпер. Посмотрим на работку?
2-й Снайпер. Не люблю жмурей…
1-й Снайпер. Слабо почувствовать себя творцом истории?
2-й Снайпер. Я профессионал, а не шизофреник.
1-й Снайпер. Смотри, какую кашу мы заварили. Три месяца они сопли жевали, лаялись как собаки, мерзли. А мы за час с небольшим. Всего делов.
Снайперы встают. Вбегает Евген, чуть не сталкиваясь с 1-м снайпером.
Евген. Извини, побратим… Мальца в зеленой куртке, уши у него вот такие. (Кричит в зрительный зал.) Славко! Славко! Куртка зеленая, уши торчком. Где ж мой хлопьятко?!
Затемнение. Входит Славко.
Славко. Носится дурило мой, ищет меня. А я его. (Выстрел.) Ой!.. Больно!.. БОЛЬНО! (Медленно опускается на землю.) Больно, тато. В глазах темнеет. Прошло… ТАТО! Какой ты тато?.. В баню… Пацаны с отцами, те их мылят, к самому душу подносят, морду прополоскать. (Медленно поднимается.) А у меня только Женька. Как спичка худой. Два доходяги. Стыдно… Сходили в душик помыть писюшик. Брат меня поднять захотел, как мужики своих мальчишек. Ноги тонкие. Скользко… Грохнулись мы. (Снова опускается на сцену.) Все смеются, и мы смеемся. А у самих слезы. Был бы ты рядом. Поднял бы меня к самой водичке, и теплые капли щекотали бы глазки… Какой ты тато? Добрый, или тебе по фиг, как всем кобелям?.. Болит! Тато, зачем я родился? На улице подстрелили, как воробушка, ради хохмы… пацаны из воздушки. Я никчемный птенчик: машина раздавила — никто и не заметил. (Славко находит силы и поднимается вновь.) Зачем тогда мысли, желания всякие? Зачем эти уши? Позорище?! ЗАЧЕМ Я?! Ну не модель. Значит, не жить? Корячиться на клубнике посезонно: так еще устройся на эту клубнику… Вокруг витрины, цацки, побрякушки. Девки — глаз не отвести. Вот такие титьки! Только в башке у них шмотки и жажда на спорткаре рассекать. И плевать на всех… Смешные люди… Смешнее меня. Все есть: и бабки, и бабы. Живи радуйся! Что ж ты гниешь, урод?! Что ж не успокоишься никак. С двадцатого этажа глянь: кто ты? Муравей. А понтов?.. А я счастливый: у меня Женька. Ищет меня, с ума сходит. А я тут. Немеет тело, тельце… Воробушек. Рожа, наверное, хуже некуда. Маску надену, и ушей не видно. И сразу взрослый. (Славко надевает маску.)
Затемнение. Появляются Поп, читающий молитву у трупов, накрытых простынями и грязными флагами. Тут же сидят раненые в масках и без. Входит Евген.
Задирает флаги и простыни, смотрит на лица покойников.
Евген. Славко, Славко! Господи, только не здесь! Хоть бы плен… Хоть бы плен… (Попу.) Не мешал бы ты…
Поп. Мертвых не трожь.
Евген. Чем испугаешь? Адом?! Вот Ад! Славко… Слав…
Проходят боевики.
Боевики. Героям слава!
Входят Режиссер и Оператор.
Режиссер. Трупы и слезы. ТРУПЫ И СЛЕЗЫ. То, что доктор прописал. Сплошной поток эмоций. Поголосил бы кто еще для пользы дела.
Затемнение. Евген сидит среди трупов и просто уставших бойцов в масках и легкораненых. Он крикнул безнадежно пару раз: «Славко!» — и заплакал.
Славко (он в маске сидит среди боевиков). Что ж ты скулишь, как псинка бездомная? Скулит и скулит. Песешка жалостная. Скулит и скулит.
Евген не столько услышал, сколько почувствовал брата.
Евген. Славко, Славко, Славко (кидается и начинает срывать маски).
Славко. Вот он я.
Евген. Где?!. Где?! Где?
Славко. Совсем плохой у меня брат.
Евген. Контузило.
Славко. Как это?
Евген. Башка пропадает.
Славко. Глючит? Типа по обкурке? Меня тоже того… зацепило… правая рука немеет. Словно укол, когда зубы рвут… Неси-ка ты меня, брат, к лекарю.
Евген. Где ранен?
Славко. Не ори. Просто помоги идти. Ноги целы.
Входит Поп.
Славко. Поп! Настоящий поп…
Евген. Их тут как грязи…
Славко. Причасти меня… Как маленького в церкви. Ты меня носил в церковь…
Евген. Носил.
Славко. Причасти. С детьми без очереди… детей первыми…
Евген. Ты визжал, поросенок непослушный. Я тебе рот губами закрывал. А ты вырывался.
Славко. Причасти. Страшно… ЖИТЬ ХОЧЕТСЯ!
Евген. Нам ни поп — нам ликарь…
Славко. ПРИЧАСТИ… Мамкой молю!
Евген. Батюшка, Причастие! Батюшка, пожалуйста. Причастите малого. Плохо ему.
Поп. Отпеть, исповедать, молитву прочесть — могу. Как я его причащу?! У меня бадья с причастием за пазухой?!
Евген. Я почем знаю? Плохо ему. Малой совсем.
Поп. Согласен — малой. Помочь не могу.
Евген. Батюшка, мужик ты здоровый, но если битой по хребту: очнешься на кладбище…
Поп. Не пугай — пуганый.
Евген. Дядечка, будь ласка. Малому больно. Вот приспичило ему.
Поп. Где я тебе возьму чашу, просфоры. ГДЕ?! РОЖУ?!
Евген. Ты без чаши — видишь, дела какие.
Поп. Вижу. Господи, что творим. Отверни свои очи Спаситель!
Евген. Зачем?
Поп. Не узри нашего беззакония… Господи. Технологию нарушаем дальше некуда… (Роется в рюкзаке.) Кружка, ложка, просфора. О, и чарка с вином. Куда ж без нее.
Евген. Не сработает?
Поп. Молчи. (Читает молитву.) Есть надежда — причастие кровью.
Евген. Батюшка, брат помрет, не дождавшись. Да и я тоже.
Поп молится молча и только отрицательно качает головой.
Евген. Бать, Славко… плохо ему.
Поп. Это же таинство.
Евген. Ну по бырому. Видишь: пуляют кругом.
Поп. Причащается раб Божий… имя?
Евген. Славко… Ярослав.
Поп. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
Евген (Славко). Полегчало?
Славко. Вкусно, еще можно?
Поп. ЭТО ПРИЧАСТИЕ, а не десерт!
Евген. Поп, не крохоборь! Дай человеку хлеба и вина.
Поп. Господи! Что делать?
Евген. Пожалуйста.
Поп. Причащается раб Божий… Имя?
Евген. Славко… Ярослав.
Поп (протягивает причастие и Евгену). Причащается раб Божий… Имя?
Евген. Славко… Евген… Вкусно.
Поп. Опять крохобор?
Евген. Ага.
Поп. Причащается раб Божий Евген…
Голоса: «Священник! Лекарю! Священник. Медики!»
Поп. Побег я! Ну денек.
Поп убегает, Евген взваливает брата на плечи.
Славко. Вкусно.
Евген. Молчи, «вкусно» мое. Ликарю! ЛИКАРЮ!
Евген нарвался на небольшую группу боевиков, тут же вбегают
Оператор и Режиссер.
Режиссер. Снимай, снимай, снимай. Вот они эмоции, вот правда. Ой, ЖИР! Крупный план. Глаза крупно. Пацан, кричи. «Ликаря! Люкаря».
Евген. Ты б помог: ноги не бегут.
Режиссер. Мое дело снимать, а не… (Оператору.) Сымай. Рот разинул?! Где мы еще такого найдем?! Давай! (Евгену.) Молодец хороший мальчик. (Оператору.) И плавненько отьедь на общачок (Евгену.) Ой, мой хороший. Голову не отворачивай. Давай, давай, давай… поголоси, будь ласка.
Евген. Пошел ты.
Режиссер. Еще раз.
Евген. УЙДИ-И-И-И!!
Режиссер. ДЕНЬ ПРОЖИТ НЕ ЗРЯ! Пес с этими тремя штуками. Оно того стоило.
Оператор. Как тремя?! На двух с половиной сошлись.
Режиссер. Буду я спонсору обьяснять: две с половиной, три с половиной? Может, вся пятера на тебя ушла. Еще и в долг взял.
Оператор. Себя не обидишь.
Режиссер. Эх, кран бы сюда и улететь на верхнюю точку. Такая локация. Массовочка! ЖИР! (Трясет Оператора от радости.)
Затемнение. Евген с братом на плечах, вокруг бегают боевики, слышны
выстрелы и крики.
Евген. Мужики, помогите!
1-й снайпер. Сами еле ходим.
Евген. Хоть присмотрите за ним. Я за лекарем слетаю.
Евген убегает.
1-й Снайпер. Смешные люди… суетятся. Думают, повезло. Судьба. А судьба — это мы. Хладнокровие и покой.
2-й Снайпер. Хладнокровие безмолвно… Зрителей захотелось?! (Славко хрипит.) Вот и зритель. Он же свидетель.
1-й Снайпер. Что, пацан?
Славко (хрипит). Ты гад! Я чую! Гад!
1-й Снайпер. Кто гад? Кто свидетель? Нет свидетелей. Тихо. Спатки. Спатки. (Наносит Славко удар ножом.) Всем спать. Валим.
2-й Снайпер. Тебе тяжелее высморкаться, чем человека завалить.
1-й Снайпер. Кого валить? Не человек, сморчок сопливый. Решимость и скорость черты профессионала. БЛАЖЕН, КТО ДЕЛАЕТ БЫСТРО… И с тобой все будет быстро и решительно. (Говоря эти слова, 1-й Снайпер обнимает 2-го Снайпера и наносит ему удар ножом.) Не стоишь ты обещанного. Тише-тише. Не хрипи. Не больно… (Вытаскивает у него из нагрудного кармана пачки купюр.) А говорил, бесполезный ты человек. Вон сколько пользы. Зачем они тебе? Ты у нас бесплатно поработаешь. Вот тебе паспорточек нужный и шеврончик к нему. Работай, хлопец. Только тихо.
1-й снайпер уходит, вбегает Евген с двумя медиками в белых накидках с красными крестами.
Евген. Вот он. Брат мой. Ранили его.
Медики склоняются над Славко.
Медик. Хлопец, умер брат твой.
Евген. Умер?.. Как умер?
Медик. Ты прав: герои не умирают.
Медик. Кто умер?.. Славко?! Это ты умер. Славко не может «умер». Ему нельзя «умер»… Вставай, малой, вставай. Вот так. Медленно. И меня ноги не держат (падает вместе с братом). Говори, шепотом говори. Хоть слово… Смотри (достает бумажник). От тебя прятал. Я же в смертники записался. Специально второй лопатник завел. Смотри, сколько денежек. На все хватит. На Европу хватит. На машину хватит. На красоту хватит. Уши тебе прилепим, какие хочешь. Видишь, сколько: новенькие, зелененькие. Хрустят. Только глазками шевельни, ресничками. Нет! НЕТ! НЕЕЕЕЭЭТ!! Славко! МАМЦЮ! Гроши! МАМЦЮ! Славко! СЛАААВКОООО!!!!
Евген кричит: «Славко», но его заглушает привычные крики: «Слава Украине! —
Славко! — Героям слава!» Появляются Режиссер и Оператор.
Режиссер (сухо Оператору). Смена крупности. Самый крупный. Лицо и глаза.
Евген ревет, как раненый зверь, чтоб заглушить свой крик, он зажимает зубами пачку долларов. Слышен только хрип. На заднем плане все священники, занятые в спектакле, стоят с кадилами; активно и синхронно машут ими, благословляя
паству.
Затемнение. Евген обнимает Славко, к ним подходит Поп.
Евген. Панотэць, шо робыть?
Поп. По-хорошему: отпеть бы надо новопреставленного раба Божьего.
Евген. У мэнэ гроши е.
Поп. Оставь свои гроши…
Евген. Как оставь?! Куда ж без них?
Поп. Спрячь.
Евген. Чудно… Бог его пожалеет?
Поп. Бог только и пожалеет. Он всех жалеет.
Евген. Плевать на всех. Бог ЕГО пожалеет?
Поп. Почему нет?
Евген. Славко на руках зябнет… из чьей жалости?
Поп. Может, даже и из милосердия… С нами что будет?
Евген. Не знаю… Пусто! Тихо… Наверное, можно отпеть…
Поп. Вставай, раб Божий.
Евген. Я так… Ему удобней… Да и ноги никудышные…
Поп. Чудно крестишься. Католик?
Евген. Ну да: у нас все.
Поп. Выходит, я для тебя московский поп. Или, как там по-вашему, «пип».
Евген. Ему все равно… (Оживленно.) Он теплый… (прижимает к себе.) Совсем теплый… Теплый хлопчик. Может, ликаря?
Поп (печально и почти шепотом). Како не имам плакатися, егда помышляю смерть, видех бо во гробе лежаща брата моего. Бесславна и безобразна…
Евген. Не безобразна. Зачумазился Славко. Попрыгай по баррикадам — за черта сойдешь. И не бесславна. Он с пеленок Слава.
Евген целует Славко и бережно накрывает его лежащим рядом одеялом.
Поп. Ты куда?
Евген. На Институтскую. Может, стреляют еще…
Поп. А брат?
Евген (твердо). Пусть ждет.
Поп. Кого?
Евген. Он знает кого.
Поп. Каску возьми…
Евген. Каску?
Евген уходит, входят Режиссер и Оператор.
Режиссер. Трупы, трупы, трупики. Нижняя точка. С попом вместе. Потом отдельно… (Оператору.) Нагни задницу ради хорошего кадра. ДЕНЬГИ Ж УПЛОЧЕНЫ!
Оператор. Ты, ради хорошего кадра, людей бы из пулемета поливал.
Режиссер. Работай! Отдельно руку с кровью, ручонку. Мальчишка совсем. Крупно. Давай лицо. Совсем дите.
Поп. Бога побойся.
Режиссер. Только этим и занимаюсь. Батя, у тебя свой бизнес, у меня свой.
Затемнение. Входит группа боевиков в масках, тащат полного мужчину.
Боевики (хор голосов). Снайпер, с…, нашим в спины стрелял.
Мужчина. Я не снайпер, я постоялец гостиницы.
Боевики. Бабушке расскажешь.
Входит 1-й снайпер, за ним, почти отталкивая его, вбегает Евген.
Евген. Где снайпер?!
Боевики. Поймали с… В спину стрелял.
Евген наносит Мужчине удар ножом. Боевики тоже наносят несколько ударов ножами.
1-й снайпер. Пацаны, не беспредельничай. На Майдан его.
Боевики. Пошел сам… на Майдан…
Евген. Голос. ГОЛОС! Я слышал этот голос!
Затемнение. 1-й снайпер в маске по бумажке зачитывает безразличным голосом Декларацию прав человека. На сцене на железных столах или помостах приютились трупы погибших, желательно одетые в длинные, белые ночные рубахи.
Трупы таскают санитары в бело-серых халатах на голое тело.
1-й снайпер. «Принимая во внимание, что признание достоинства, присущего всем членам человеческой семьи, и равных и неотъемлемых прав их является основой свободы, справедливости и всеобщего мира; и принимая во внимание, что пренебрежение и презрение к правам человека привели к варварским актам, которые возмущают совесть человечества, и что создание такого мира, в котором люди будут иметь свободу слова и убеждений и будут свободны от страха и нужды, провозглашено как высокое стремление людей; и…» Ох, и загнули!! Как жить… Как управлять без страха?! «Статья 1. Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и совестью и должны поступать в отношении друг друга в духе братства. Каждый человек должен обладать всеми правами и всеми свободами, провозглашенными настоящей Декларацией, без какого бы то ни было различия, как то: в отношении расы, цвета кожи, пола, языка, религии…» Понапишут всякую хрень! «Статья 3. Каждый человек имеет право на жизнь, на свободу и на личную неприкосновенность…» Сейчас… Разбежались!
Пока 1-й Снайпер зачитывает Декларацию прав и свобод человека, входят два патологоанатома и начинают рассматривать поступающие, как на конвейер,
трупы.
1-й Патологоанатом. Все просроченные?
2-й Патологоанатом. Материал не пригоден… Как всегда.
1-й Патологоанатом. Смотри: этому просто башку проломили.
2-й Патологоанатом. Сзади камнем. Таких уже три тела.
1-й Патологоанатом. Сколько добра пропадает. Печень, почки. Все сгниет. Целый «Хаммер» — мечта жизни.
2-й Патологоанатом. Тут на два «Хаммера». Все коту под хвост.
1-й Патологоанатом. Может, они еще пару дней повоюют?
2-й Патологоанатом. Это ж на Майдане стоять надо. Караулить. Только жмур: сразу в оборот. Чтоб ничего не пропало. А не здесь просиживать и мечтать…
1-й Патологоанатом. Не трави душу. Итак тошно.
Входит Евген с узлом одежды, садится к столу, на котором лежит Славко.
Евген. Привет, брат. Я тебе шмотки подогнал. Вроде классные. (Сидит и смотрит на Славко, накрытого простыней.) Пожелтел ты, чудо малое. Только руки черные. Не отмыли, уроды. Отмой, когда сажа. Людей понять можно. Вон сколько народу… Мужики, губку руки оттереть брату? (Санитар приносит необходимое, руки долго не оттираются.) Все… Давай одеваться. Помнишь, как маленького одевал? Штаны натягиваю. А ты орешь: «Больно!» А я: «Не больно, пузо втяни» А ты: «Не пузо, а животик». Когда у малого пузо набито и сам не голодный…
Подходят суворовцы в белых кителях и начинают одевать Славко.
Евген. Вы санитары?
Суворовец. Мы ангелы.
Евген. В супермаркете мужики стоят охранники. Бэйджики у них, вот такими буквами написано: «Ангелы». Ох, и рыла у тех ангелов.
Суворовец. Тебе не угодишь: рыла как рыла. Ангелы как ангелы.
Евген. Слав (снимает с себя). Куртка. Как ты хотел. Кожа тоненькая. Крутая куртка.
Входит Бомж.
Бомж. Там не холодно. Поднялись, парни, и вперед.
Трупы, в том числе и Славко, поднимаются и покидают сцену.
Евген. Мужик… ты Христос?
Бомж. Христа здесь нет. Я Харон.
Евген. Кто?
Харон. Перевозчик, лодочник.
Евген. Куда перевозчик?!
Харон. В мир теней.
Евген. А как же рай?
Харон. Как Дед Мороз и Микки-Маус.
Евген. В твоем мире плохо?
Харон. Там спокойно.
Евген. А мне?..
Харон. Еще не срок.
Евген. Куртку. Куртку, Славко…
Проход Бомжа и парней. Звук шагов сливается с ударами молотка Аукциониста.
Аукционист. Предлагается кресло председателя Верховного Совета начальная цена — 15 трупов. Кто больше?! Предлагается кресло председателя Верховного Совета и одновременно исполняющего обязанности Президента. 20 трупов. Кто больше?! 25! 30! 35! 40! 45! 50! 55! Кто больше?! 55 трупов! Тела в широком ассортименте. Здоровые, всех возрастов: от никчемных стариков до подростков. Много крепких деревенских мужиков. Брынза и мамалыга! Предлагаются хуторские романтики, не отягощенные грамотой, и аварийная шпана из пригородов… КТО БОЛЬШЕ?! 55 трупов — раз! 55 трупов — два! 55 трупов –три! Продано (шепотом и с гримасой отвращения). Лысому губошлепу! Предлагается кресло Премьер-министра! Начальная цена 10 трупов! Кто больше?! Предлагается кресло Премьер-министра с полномочиями по Конституции 2004 года. 15 трупов! 20! 25! 30! 35! 40! 45! Кто больше?! КТО БОЛЬШЕ?! Там много мальчиков и настоящих грубых водителей грузовиков: на все вкусы. Есть женщины… КТО БОЛЬШЕ?! 45 трупов — РАЗ! 45 трупов — ДВА! 45 трупов — ТРИ! ПРОДАНО (шепотом). Лысому очкарику. Сегодня лысые в фаворе.
Затемнение. Арценюк и Гапон. Политики сидят в простынях с пивом
в шапках для сауны, одна может напоминать наполеоновскую.
Гапон. Рад? Великий начальник…
Арценюк. Ты начальник еще больше…
Гапон. Оно того стоило?! На троне кровь не чавкает?! Ж… не скользко?!
Арценюк. Целку сломать и простынь не засвинячить. ПО-ДРУГОМУ НЕ БЫВАЕТ!
Гапон. Знаю. Но страшно… такой пронизывающий ветер… Озноб.
Арценюк. Ломка?
Гапон. Исполнение желаний… Застыл перед гигантской мясорубкой… Им же все равно кого мочить!
Арценюк. Им нужны: хаос, война и Сибирь.
Гапон. А мы легкий аперитив?
Арценюк. Без истерики. Будем нормально работать. Делать деньжата. Сначала скромненько. Потом как всегда.
Гапон. Ты ж первый не дашь нормально работать, кукарача ушастая. Ты первый, ангелоподобный, кровь пить будешь… Убил бы тебя, саламандра скользкая, пучеглазая! Насквозь тебя вижу (отхлебывает пива). Разведут нас.
Арценюк. Ну разведут. Первый раз? Тебя вздернут.
Гапон. Тебя тоже…
Арценюк. Меня? Не-е-т. Ты не реальность, а я человек.
Гапон. И харкнуть некуда: очки да уши. Тьфу! Таких до семнадцатого года «рупь двадцать» называли. Изыди…
Арценюк. Я вас умоляю… (Не глядя на Гапона.) Причепуриться, и к Боссу… Мистер, сэр, милорд, ваша светлость, экселенц, эмененца… Тварюга плюшевая!.. Подорвать бы тебя, с… полосатую.
Гапон. Он тебя еще и трахнет…
Арценюк. Молчи!
Гапон. Потренировался бы, не ровен час, оплошаешь. До дела дойдет, а ноги и не раздвинешь.
Арценюк. С… с…! У меня жена и двое детей. Я НОРМАЛЬНЫЙ.
Гапон. У них все нормально. Ты б на самом деле потренировался… хотя бы кланяться. Учует он намек на непочтительность — другого поставит. Опять к новому говну привыкать.
Арценюк. Снять меня ему слабо, а настучать может… Ты — это он… Многоуважаемый… Ясновельможный, черт. Как?!
Гапон. Не боись: на камеру не снимут. Согнись, как япошка на входе в ресторацию. Ася-масяй. Сю-сю масю. Они это любят. Садизм в их есть. Подкожный.
Арценюк. У кого ж его нет?
Гапон. Согнись, ниже… еще ниже, НИЖЕ!.. Тут он тебя и вдует… И ты стерпишь… для пользы. Закрой глаза и думай об Украине!
Арценюк. Шо-о-о?! Я всегда сверху. Я АЛЬФА-САМЕЦ.
Гапон. КТО?! (Произносится с невыносимым презрением, как «хыто».) Альфа, хрень ты…
Арценюк. Гапон!
Гапон. КРОЛИК ОБСМОКТАННЫЙ! Вошь лобковая! Залез под Юлькины рейтузы…
Арценюк. Я не вошь! Я кролик. Тьху!..
Гапон. Шакаленок очкастый.
Арценюк. Гапон, баптист…
Гапон. Нас же выпользуют.
Арценюк. А кого не… Где сейчас целку найдешь?
Гапон. Временные мы.
Арценюк. Все временные. Ничего вечного.
Оставив после себя кой-какое бельецо, окутавшись простынями, как патриции, Политики торжественно вышагивают с голыми ногами. По возможности почетный коридор для марша им выстраивают суворовцы в белых кителях (санитары,
боевики), входит Аукционист. Он рассматривает белье и начинает торги.
Аукционист. Предлагается нижнее белье временно исполняющего обязанности Президента. Простыни и подгузники временно исполняющего обязанности. Чоботы временно исполняющего… Машина временно исполняющего обязанности Президента. Машина временно исполняющего обязанности человеко-министра.
Затемнение. ТВ-студия, два монитора, за столом Режиссер лицом к залу, и Оператор за столом уронил голову на руки. Перед ним кружка и бутылка пива.
Режиссер. Пиво — моча. Ни хрена настоящего: консерванты и красители. Минимизаторы расходов. Жратва резиновая. Дожились. В деревне здоровую корову не найдешь — химией кормят. Скоро молоко на дизтопливо гнать будут. ВСЕ ФАЛЬШЬ! Революция. Не революция — ЭРЗАЦ! ВЕЗДЕ СПЛОШНОЙ ЭРЗАЦ!
Оператор. Пожалей ты меня: затрахал плакаться.
Режиссер. Кого жалеть?! Эти тела можно только желать. И то пока молоды, свежи и приятны. Они взбесившаяся биомасса. Одноклеточные. Безграмотные, самовлюбленные. Эти идиоты так и не поняли, что их отодрали во все дыры, как в тридцатые годы в Германии… Даже пластинки не поменяли. Они не просто по новой наступили на грабли. Им этим инвентарем всю харю в кровь разодрали. Только ошметки шкуры свисают. Живого места нет. Посмотри на это рыло. (На мониторе или экране лицо Евгена.) Трагизм?! Нет, хохот. Его не жаль. НИКОГО НЕ ЖАЛЬ! Они не настоящие. ОНИ ЭРЗАЦ! Везде эрзац: эрзац-люди, эрзац-кожа, эрзац-хлеб, эрзац-кофе. ЭРЗАЦ-ЖИЗНЬ! Только деньги настоящие. А они: «СЛАВА ГЕРОЯМ!» Денег дай этим героям хотя бы на похороны. На гроб приличный, на место негнилое на кладбище. Чтоб семьи в нищете не корячились… Не верю! Готов орать, как хор Станиславских. НЕ ВЕРЮ! Никому не верю! Взгляни на него. Могло быть трагично… но смешно. По-настоящему улыбается. Он горюет, но… как бы. Именно как бы. Он настолько примитивен, что ему нечем страдать. Но даже если он страдает по-настоящему. Кому до этого дело? Он не интересен. Внутри пустота, агрессивная, злобная ПУСТОТА. И все мы ее создаем. Мы высасываем их соки. Их мозги! И творим вакуум, настоящий КОСМОС! Искорки желаний, звездочки рок, поп, хренопоп.
Оператор (поднимает голову и наливает себе пиво). Эк, тебя развезло (с наслаждением выпив до дна), а ты, тварь блудливая, хоть раз сказал им слово правды? Ты, падаль, внушаешь всем: будьте динамичными, мобильными, конкурентными, бессердечными…
Режиссер. Проще: крутыми.
Оператор. Хрен с тобой, «крутыми». Ты хоть раз сказал кому-то: будь человеком?! ХОТЬ РАЗ, ТУПОРЫЛАЯ МРАЗЬ, ТЫ СКАЗАЛ КОМУ-НИБУДЬ: БУДЬ ЧЕЛОВЕКОМ?!
Режиссер (неожиданно спокойным и рассудительным голосом). Не сказал и никогда не скажу… Это очень трудно и очень больно БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ!
Оператор. Выпьем… за это… счастье.
Чокаются и пьют.
Режиссер (говорит и отбивает такт стаканом по столу). Мы зависли над пропастью. Предупреждать бесполезно. Никто ничего не хочет знать. Знают только избранные. Не в деталях, НО В МАСШТАБЕ! А масштаб — это деньги. А деньги у них. Руководят финансовыми потоками. Они наше гребаное сердце. Качает насос зеленую кровушку. На клавиатуре настучали циферку и десять нулей: все, ожила Африка — дали двадцать миллиардов. Не подошли к клавиатуре — сдохла Африка.
Оператор. Нам сколько дадут?!
Режиссер (сворачивает фигу). Вот сколько… Помечтать о красивой жизни. И то три четверти сопрут.
Оператор. Что делать?
Режиссер. Что делать?! ЧТО ДЕЛАТЬ?! Падать! Падать дальше в бездну. Один прыгает и парит, наслаждаясь полетом. Другие, как козлы, спускаются на карачках, с дрожащими коленками. Но шмякнемся все! Кричи не кричи от радости, от страха. Хрен кто услышит. Все жрут, срут и дрожат за свою шкуру. Что делать?! Только одно: начхать на ураганы, цунами, торнадо, шмарнадо, чтоб не сдохнуть от преждевременного страха. И внушать себе: НИЧЕГО НЕ БОИМСЯ! ХРЯПНЕМ И НЕ БОИМСЯ! (наливает, пьет и поет, Оператор подхватывает: «Трактор в поле дыр-дыр-дыр, ты за мир, и мы за мир!» (дважды). «Купыла мама коныка, а конык без ноги. Яка чудова играшка: гы-гы-гы-гы-гы-гы»).
Затемнение. Евген выходит с большим, не первой чистоты, игрушечным
медведем.
Евген. Сироп дали… люди добрые… чудное пойло… от головы. Трещит, зараза… Вот сироп: боль снять… Микстура… сладкая… от головы… (Садится и прижимает медведя.) Славко… Вот что я тебе расскажу. Я тебе сказку расскажу. Тяжко без сказки… Сейчас вспомню… и расскажу… Нельзя без сказки. СТРАШНО… НЕ ПОМНЮ только. НЕ ПОМНЮ СКАЗКУ!.. В голове не складывается. Ничего не складывается… Нет головы… Ты спи… спи, спи, спи… И я сплю… все спят… нет смерти, только сон… «Ще не вмерла…» вмерли, вмерли: Славко, хлопци… Хлопци, ДОПОМОГА! ХЛОПЦИ, ДОПОМОГА!
Слышны выстрелы снайперов, как резкий удар кнута, которые сливаются со стуком молотка Аукциониста. При каждом ударе молотка поэтапно гаснет свет.
Аукционист. Продолжаем наши торги. Предлагаются вечные европейские ценности. Я б даже сказал: ЭУРОПЭЙСКИЕ ЦЕННОСТИ. Любые удовольствия на любой вкус. Под грохочущий хохот осоловевших бюргеров. Надрывный до отрыжки. Предлагаются пучеглазая сытость и комфорт. Любые капризы для состоятельных господ. Инцест, педофилия. Клиенты очень довольны. Что ни говори, ребятишки — это тренд. Шустрая детвора пошла. Своего не упустит. Щедрые заказчики визжат от счастья… Совершенно по-иному понимаешь, что такое свобода. Да, у нас еще осталась эта… иллюзия, как ее, вылетело из головы. О! СВОБОДА СЛОВА. Выставляется вместе с оратором… Интим предлагать. ВСЕ ВКЛЮЧЕНО! Хлопец засиделся в столице и задолжал организаторам торгов.
Паренек (уставшим голосом). Привет… из пламенной Шарапоновки… (Усмехается.) Я УСТАЛ! Мы все устали… Мы поумнели и готовы к употреблению. Нас помяли и побили. Мы не скажем «нет». Мы забыли, как писать «нет»… Мы, наверное, не очень люди. НЕ СИЛЬНО ЧЕЛОВЕКИ. Людей не давят, как вшей. А нас давят… Выходит… другие мы. Для сытых… мы панская потеха, барская забава. Мы мясо… БРОЙЛЕРЫ. И я мясо. Мне двадцать лет. Пригоден для всего. Для полевых и половых работ. Любое занятие. Любая свадьба, любой брак: фиктивный, настоящий. С кем угодно. Старуха, инвалид, лишь бы с деньгами. Неважно: немец, француз. На все согласен. НА ВСЕ… Я МЯСО. Мне двадцать лет. Я свежее мясо… Я… УСТАЛ… Я… СДАЮСЬ… в аренду, внаем, батрачить поденно, почасово. Как угодно. Я… МЯСО… ПРЕДМЕТ НЕОДУШЕВЛЕННЫЙ.
Евген (встает с замурзанным медведем. Он держит его, как мертвого ребенка, протягивая зрителям). Хлопци… ХЛОПЦИ, ДОПОМОГА!!!
Голос увядает и сливается с тишиной.
Занавес.