Хождение за пять морей.
Продолжение.
Опубликовано в журнале Нева, номер 8, 2014
* Продолжение. Начало см.: Нева. 2014. № 7.
Архимандрит Августин (в миру — Никитин Дмитрий Евгениевич)
родился в 1946 году в Ленинграде. Окончил физический факультет Ленинградского
государственного университета. В 1973 году принял монашеский постриг с
именем Августин. Пострижен в монашество митрополитом Никодимом
в Благовещенской церкви его резиденции в Серебряном Бору в Москве. В
1974 году рукоположен во иеродиакона и
иеромонаха. Окончил Санкт-Петербургскую духовную академию, преподаватель,
доцент Санкт-Петербургской духовной академии.
Монастырь Дафни
…Сердечно
напутствуемые членами экипажа «Антареса», паломники возвратились на свои лодьи, которые показались им совсем
крошечными после пребывания на большом судне. Наша стоянка в Пирее подходила к концу, и мы спешили посетить еще одну
святыню, дорогую для православного паломника. В девяти километрах от Афин, у
шоссе, ведущего в Коринф (там, где проповедовал апостол Павел), близ большого
парка расположен древний монастырь Дафни, основанный
в V или в VI веке. Издавна обитель окружали лавры, которые и дали название
этому месту (греч. «дафни» — лавр). Впрочем, согласно византийскому
преданию, монастырь основала некая царица Дафна, по обету, в ознаменование
своего чудесного спасения во время морской бури.
Уже
во времена императора Юстиниана (527–565) на месте монастыря Дафни существовал архитектурный комплекс монастырского
типа, который в течение VII–IX веков постепенно разрушался и прекратил свое
существование. В XI веке на этом месте был воздвигнут дошедший до нашего
времени крестовокупольный храм, характерный для
византийской архитектуры той эпохи. В 1207 году монастырь Дафни
был захвачен французскими крестоносцами, а четыре года спустя перешел во
владение монахов-цистерцианцев, которые вытеснили отсюда православных
насельников. В период франкского владычества монастырь стал местом погребения
герцогов Афинских, о чем свидетельствует ряд официальных документов. Так например, согласно сообщению от 30 октября 1308 года,
«было совершено погребение герцога Афинского Гвидона
II 6 числа сего месяца в усыпальнице его предков, находящейся в монастыре Дафни». В этот период своей истории монастырь потерял
экономическую самостоятельность, так как при герцоге Афинском Оттоне де ля-Рош принадлежащие
ему земельные угодья были приписаны к цистерцианскому
аббатству Бельво в Бургундии.
После
того как в 1458 году Афины были заняты султаном Магометом II, монастырь Дафни снова перешел к православным грекам. Однако в период
османского владычества жизнь в монастыре почти замирает. Иностранные
путешественники Шпон и Велер, посетившие Дафни в 1676 году, отмечали, что в монастыре они застали
одного-двух монахов, так как все остальные переселились в другую обитель, oпacaясь пиратских набегов со
стороны моря. Подобную картину запустения рисует и путешественник Чандлер, побывавший в Дафни
столетие спустя, в 1765 году.
В
1820-е годы, во время греческого национально-освободительного восстания, монастырь
был захвачен турками и подвергся значительным разрушениям. С этого
исторического момента Дафни фактически перестает
существовать как действующий монастырь1.
В
1833 году в Грецию прибыл представитель баварской династии король Оттон I, и, без ведома и согласия Константинопольского
патриарха, была провозглашена автокефалия (самостоятельность) Элладской церкви под управлением Священного Синода, который
был поставлен в зависимость от гражданской власти.
Глава русской миссии в Афинах иеромонах Аникита (в миру — князь Ширинский-Шихматов)
писал в эти годы: «Монастырей две трети уничтожено, с присвоением имуществ их
казне, так что самые священные церковные утвари продаваемы были с общественного торгу. В монашество вступать никому вновь не
позволяется, и не сказано даже, до которого времени запрещение сие будет
продолжаться. Духовенство, находящееся в крайнем невежестве, остается в оном
без всякого со стороны правительства попечения»2.
Эти
напасти в полной мере коснулись и монастыря Дафни. В
1838–1839 годы в Дафни останавливались на постой
подразделения баварских войск; в 1854 году, во время англо-французской
оккупации Пирея, в обители размещался холерный
госпиталь; в 1883–1885 годы в монастыре была устроена психиатрическая больница,
а в 1887 году окончательно заброшенная обитель использовалась в качестве
овчарни. В эти годы в монашеской жизни все еще царил упадок, хотя число иноков
было в Греции довольно большим. Вначале 1880-х годов отечественный
путешественник М. Верн писал: «В Афинах очень много лиц духовного звания.
Греческое духовенство состоит из 24-х епископов, 3-х тысяч священников и около тысячи монахов. Монахи живут по большей части не в
монастырях, а в отдельных кельях в лесах и пещерах и занимаются вместе с
поселянами хлебопашеством и другими земледельческими работами, а также собирают
пчелиный мед»3.
В
конце ХIX в. разбушевавшиеся стихии несколько раз
сотрясали монастырь Дафни. В результате землетрясений
был существенно поврежден coбoр
с драгоценными мозаиками XI века. Вместе с тем существуют данные, что именно
после 1885 года в соборном храме монастыря в течение какого-то времени снова
совершались богослужения. В эту же эпоху (1886) была произведена первая серия
реставрационных работ, которые позволили обеспечить относительную сохранность
уникального здания. Наконец, к первой четверти XX века собор монастыря Дафни окончательно перестает использоваться как
православный храм, оставаясь хранителем выдающихся произведений православного
изобразительного искусства XI века. И хотя теперь он превращен в музей, этот
монастырь стремятся посетить паломники, прибывающие в Грецию; он славится
своими великолепными мозаиками, дошедшими до нас от византийского периода. В
центре храма, в куполе помещен величественный образ Пантократора
(Вседержителя); на стенах и сводах развертываются изображения на евангельские
сюжеты.
Стены
собора во имя Успения Пресвятой богородицы первоначально были облицованы
мраморными плитами, чьи гладкие поверхности прекрасно сочетались с
многоцветными мозаичными панно. Красота внутреннего убранства храма не могла
оставить равнодушным даже самого неискушенного посетителя. Доказательство тому
— преисполненное искреннего восхищения двустишие на простом греческом языке,
посвященное Пресвятой Богородице:
Владычица
Дафнийская, светла Твоя
палата —
И
смальтой, и камением, и жемчугом богата!4
Остров Эгина
2
августа, простившись с коллегами из Ростова-на-Дону и с отцом Викентием, паломники продолжили плавание. Наш путь лежал на
острове Эгина, где мы намеревались посетить местные
православные святыни, но разыгравшийся шторм не дал нам этой возможности. Ведь
у наших лодий были для маневра очень ограниченные
возможности, и мы оказались в ситуации, сходной с той, в какой оказались наши
предшественники более ста пятидесяти лет тому назад: «Около 11 часов нас cильно прижало очень близко к
берегу, так что если бы не вдруг подувший ветер, который наполнил наши паруса,
то мы были бы в опасности, но к счастью мы отошли и потом снова заштилели… К
концу вахты опять набежала легкая полоска ветра, и мы снова живо понеслись
вперед и бежали довольно скоро с попутным ветром»5.
Итак,
было решено следовать мимо Эгины, несмотря на то, что
с этим островом связаны важные события из истории борьбы греческого народа за
независимость. 12 января 1828 года на Эгину прибыл
выдающийся греческий деятель — граф Каподистрия,
который должен был здесь принести присягу при вступлении в должность президента
страны. Он был встречен громом салюта с русских, греческих и английских судов.
На Эгинe при президентской
присяге присутствовали экипажи русских судов — фрегата «Елена» и брига «Ревель», экипажи союзных флотов и «наиболее известные особы
страны, с огромною толпой народа, приветствовавшего президента громкими
восклицаниями радости и осыпавшего его благословениями».
О
том, как проходило национальное торжество греческого народа, повествует один из
отечественных историков ХIX века: «Музыка корабля War spite с
греческим знаменем впереди, сопровождала шествие до церкви и по выходе из оной.
В то же время английские, русские и стоявшие в этом порте греческие суда
салютовали из пушек и расцветились флагами, между коими флаг Греции, поднятый
на фор-брам-стеньге всех судов, произвел особенный
восторг в публике. Английские и русские суда салютовали 19-ю выстрелами;
греческие же суда палили без счета»6.
Желавших
присутствовать на церемонии принесения присяги было так много, что митрополит
решил совершить эту церемонию под открытым небом, перед алтарем, специально
воздвигнутым для этой цели на площади перед кафедральным собором. После
торжественного пения «Teбe Бога хвалим», завершившего
благодарственный молебен о здравии и благоденствии трех союзных покровителей
Греции, президент принес присягу в присутствии духовенства и народа7.
Пока
наши лодьи, влекомые
ветром, идут мимо Эгины, — еще несколько слов о
первом греческом президенте. Иоанн Каподистрия
родился в Корфу в 1776 году в дворянской семье. Его отец — Антон Каподистрия, был сенатором, союзником России; в свое время
император Павел I пожаловал ему командорский крест Св.
Иоанна Иерусалимского8. О своем избрании в президенты граф Иоанн Каподистрия узнал на пути из Женевы в Санкт-Петербург.
Интересно, что Каподистрия, строго говоря, был не
президент, а «кибернитис», что значит кормчий,
управляющий (отсюда слово «кибернетика»). И он действительно являлся «истинным
кормчим государственной ладьи Греции»9.
Остров Порос
На
следующий день наши парусные ладьи и яхты вошли в одну из бухточек острова
Порос, где нас ожидала приятная встреча. На этом острове многое напоминает об освободительной
борьбе греческих повстанцев. Наши ладьи встали у набережной города Порос как
раз в том месте, где в качестве памятника установлены два больших якоря, в
память о погибших в сражениях против турок в 1827–1830 годах.
Русские
корабли часто посещали этот остров, занимающий выгодное стратегическое
положение на морских путях. Здесь даже сохранились остатки складов для
провианта и другие помещения, построенные в свое время русскими моряками.
История этих построек такова. В 1827–1833 годы в греческих водах находилась
русская эскадра адмиралов Л. П. Гейдена и
сменившего его П. И. Рикорда. На острове Порос,
расположенном у самых берегов Пелопоннеса, в мае 1828 года была устроена
стоянка эскадры. Тогда же было решено соорудить на острове складские магазины,
и вскоре работа закипела.
«Были
выстроены капитальные здания, имевшие даже архитектурно-декоративное
оформление. Все постройки, сооруженные для русской эскадры на Поросе, были
обнесены стеной с окованными воротами. Это были: магазин, хлебный двор, кузница,
пристань, две цистерны и даже горячая баня, возведенная в соответствии с
русскими привычками. Строительство было завершено в 1829 году; оно велось при
поддержке и участии тогдашнего правительства Греции, во главе которого стоял
Иоанн Каподистрия10.
Примечательно,
что став президентом, Каподистрия был обеспокоен
положением Православной церкви, которая была тогда в плачевном состоянии. Для
подготовки священников на Поросе была открыта семинария. За период 4-х летнего
правления Каподистрией Грецией было восстановлено
большое число разграбленных и наполовину разрушенных
церквей11.
В
мае 1828 года на остров Порос прибыли посланцы от Константинопольского
патриарха. Под давлением турецкой администрации глава этой Поместной церкви
вынужден был обратиться к лидерам греческого освободительного движения с
просьбой о прекращении военных действий против Оттоманской Порты. Послание
Святейшего патриарха на Порос привезли митрополиты Никейский,
Халкидонский, Ларисский, Янинский и великий викарий патриаршей церкви. И вот,
22 мая (3 июня) 1828 года на Поросе, в доме президента, была проведена
краткая конференция, которую возглавил президент Греции; на этой встрече
присутствовал контр-адмирал российского императорского флота Лазарев, а также
английские и французские высшие морские начальники.
Ход
истории неумолимо вел Грецию к независимости, и просьбы иерархов «о покорности»
турецким властям объективно были препятствием на этом пути. Вот один отрывок из
протокола о переговорах. Контр-адмирал Лазарев спросил митрополитов: «заметили
ли они при своем приезде положение страны, и что они думают?» Митрополиты: «От Арты до Лепанта мы не встретили
человеческих существ; это обширная пустыня, здесь и там несколько греков,
выходящих из скал, представлялись нашим глазам, но они походили скорее на
призраки и на скелеты». Президент: «И султан еще требует покорности этих
призраков?»12
Конечно,
можно понять позицию тогдашнего Константинопольского патриарха: ведь прошло
лишь несколько лет после казни турками патриарха Григория V. Но при этом надо
заметить, что лидеры патриотического движения, отвергая просьбы о «покорности
агарянам», неизменно демонстрировали свою сыновнюю преданность главе
Константинопольской церкви, чьими духовными чадами они являлись. Так, в письме,
отправленном с острова Порос Константинопольскому патриарху 3 марта 1828 года
от имени греческого правительства, подчеркивалось, что «мы должны во имя и со
стороны нации, доверившей нам управление своих интересов, просить «Ваше
Святейшество дать нам ее благословение и считать нас неизменно преданными
принципам нашей святой религии»13.
В
своей борьбе против турок национальные лидеры действовали отнюдь не безрассудно
и не стремились вести ее «до последнего грека». В том же письме, отправленном с
Пороса, упоминалось о том, что «есть гарантии, которые Греция приобрела уже от
христианской благосклонности их величеств королей Великобритании и Франции и
российского императора. «Таким образом, просим принять в серьезном внимании
чудеса, помощью которых Всевышнему угодно было в Своем милосердии спасать во
всякое время и в особенности в этих последних годах
этот народ»14.
Российский
флот поддерживал борьбу Каподистрии за независимость
Греции и в трудных обстоятельствах оказывал ему посильную помощь. Один из таких
эпизодов связан с островом Порос, куда русские корабли пришли в июле
1831 года. Дело в том, что противники Каподистрии,
поднявшие восстание на близлежащем острове Идра,
«решили переманить над свою
сторону жителей Пороса, чтобы с помощью их овладеть тамошним арсеналом и
стоявшими в поросской гавани греческими военными
судами».
Мятежные
корабли направлялись к Поросу, и тогда Каподистрия
обратился к союзникам с просьбой прислать суда для предотвращения беспорядков.
И вот вскоре контр-адмирал Петр Иванович Рикорд
привел к берегам Пороса корабли российского флота, которые заняли следующие
позиции: «Княгиня Лович» и бриг «Улисс» встали у
главного входа в порт, а бриг «Телемак» и люгер «Широкий» — в монастырской бухте, — «в совершенной
готовности отразить всякое покушение мятежников»15.
Мятежники
привели к Поросу фрегат «Эллас» и корвет «Идра»; они заняли также крепость, стоящую на островке в
проливе, отделяющем Порос от Пелопоннеса. Они были настроены решительно и, не устрашась присутствия российского флота, начали военные
действия. Чем все закончилось — об этом повествует запись в вахтенном журнале:
при отражении атаки «русские суда, будучи незащищены со стороны крепости,
оставшейся в руках мятежников, много потерпели в людях и рангоуте»16.
Но, тем не менее, силы мятежников были на исходе, и, после того как российский
флот перешел в контратаку, они сами взорвали «Эллас»
и «Идру», чтобы эти корабли не достались неприятелю в
качестве «приза».
Местные
жители были избавлены от разбоя и, вскоре после «замирения» мятежников, они
поднесли контр-адмиралу П. И. Рикорду
благодарственный адрес. «Движимые чувством неограниченной признательности,
спешим принести Вашему превосходительству нашу благодарность за изгнание из
нашего острова мятежников, нанесших нам столько бедствий, за Ваше старание о вoccтановлении здесь порядка и об
освобождении наших семейств, которых, взяв насильно с собою, мятежники
удерживали, чтобы употребить нас орудиями своих злоумышлений. Такие
благодеяния, оказанные нашему острову русским флотом, увековечат в наших
сердцах самые живые и признательные воспоминания»17, — писали жители
Пороса летом 1831 года Выполнив свою союзническую
миссию, российская флотилия 4 августа 1831 покинула Порос. А еще через два
года — 31 августа 1833 года — П. И. Рикорд
за отличие во время командования отрядом в греческих водах был награжден
орденом святого Владимира 2-й степени.
…Таковы
некоторые эпизоды русского присутствия на острове Порос; сегодня о них
напоминают лишь русские постройки…
Набережная,
у которой находятся эти pyины,
до сих пор носит название «русской набережной». Но следы русского присутствия
на Поросе не утрачены: как раз у «русской набережной» мыувидели
стоящую здесь еще с прошлой осени диеру
«Ивлия», построенную молодыми одесскими мореходами.
Третий год гребцы, сменяя друг друга, следовали на «Ивлии»
морским путем — от Одессы до Афин. К острову Порос «Ивлия»
была доставлена на зимовку, и мореходы готовились продолжить плавание к берегам
Италии. Примечательно, что среди членов экипажа имелся воспитанник Одесской
духовной семинарии Станислав Гуль. Плавание «Ивлии» было столь продолжительным, что члены экипажа
издавали судовую газету; среди статей, присланных для публикации, некоторые
принадлежали тогдашнему ректору Одесской духовной семинарии протоиерею
Александру Кравченко; oни
были посвящены истории Афона и другим христианским святыням Средиземноморья.
Местные
власти благожелательно встретили паломников из России, и вечером мэр города г-н
Спиридон Спирос устроил прием в честь экипажей судов.
Во время беседы был затронут вопрос о восстановлении
русских построек на острове; возможно, что этот труд возьмут на себя те
паломники, которые пойдут по следам первопроходцев. Во время стоянки на Поросе
паломники устроили для жителей города концерт колокольных звонов, была
развернута выставка картин, а вечером мы присутствовали в местном соборе за
всенощным бдением.
В
воскресенье 4 августа члены местной мэрии организовали для паломников поездку в
монастырь, расположенный на другом конце острова. Обитель, угнездившаяся над
живописной бухтой, носит название «Живоносный
источник» в честь чтимой иконы Божией Матери. Эта икона именуется так потому,
что, по местному преданию, Богородица сама указала источник целебной воды близ
Константинополя. Икона «Живоносный источник»
почитается в Греции, и во многих храмах имеются ее «верные списки». В монастыре
нас встретил один из иноков, который рассказал об истории обители, основанной в
1720 году
В
период турецкого господства монастыри в Греции были оплотом национального
самосознания, очагами национальной культуры. Здесь тайно учили детей читать и
писать по-гречески, что было турками строжайше запрещено. Вокруг монастыря
сохраняются могилы повстанцев, павших в годы освободительной войны 1821–1831
годов. С 1833 года при обители была устроена школа для сирот, а в настоящее время
здесь подвизаются, во главе с игуменом Ефремом, 7 священников, которые служат
на приходах острова. Посетив монастырский храм с его трехъярусным иконостасом,
выполненном в византийском стиле, и полюбовавшись на кипарисы, растущие в
монастырском дворике, паломники отправились на свои ладьи.
В
гавани города Порос нам предстояло расстаться с частью наших паломников: около
20 человек на яхте «Русь» отправились на родину, поскольку у многих из них
заканчивалось время отпуска. Отправился в обратный путь и казанский батюшка —
отец Леонид. Дальнейший путь вокруг Пелопоннеса продолжило около 40 паломников
на трех лодьях и на яхте «Украина».
Остров Идра
К
югу от острова Порос расположен остров Идра, куда и
направилась наша поредевшая флотилия. «Всюду видны были мысы,
горы, острова и между ними голый и бесплодный остров Идра;
он подле берегов Мореи (Пелопоннес. — А. А.)»18, —
таким предстал остров Идра взору нашего
предшественника — Н. С. Всеволожского в 1836 году. А несколько ранее,
в 1820 году, Кир Бронников сообщал: «В Идре домы все каменные; многие из них строены по европейскому
фасаду; есть и богатые жители. Близ пристани на базаре находится монастырь, в
котором живет митрополит. Приходских церквей довольно»19.
Особенностью
острова является множество небольших церквей, разбросанных по каменистым
склонам. Жители Идры уверяют, что здесь 365 — по
числу дней года. Монастырь, о котором упоминал Кир Бронников, сохранился и
поныне; мы посетили богослужение в храме этом обители. Начало августа — это не
самое лучшее время для передвижения по острову, где практически нет машин, но,
впрочем, наши предшественники, посещавшие Идpy, оказывались в таком же положении. «Город Идра стоит в овраге между утесистых высоких гор, — пишет
Кир Бронников. — В то время жар был превеликий, днем мучил несносный зной»20.
Но,
несмотря на жару, некоторые паломники отправились вверх по горным тропинкам и
посетили два монастыря: женский, названный в честь Св.
Евпраксии, и мужской — во имя Св. пророка Илии.
Обители находятся недалеко одна от другой: мужская чуть выше, ближе к горному
хребту. Близость монастырей обусловлена простой причиной: на острове мало
пресной воды, и обе обители используют одну артезианскую скважину.
Был
разгар дня, но из-за сильной жары в монастырях не наблюдалось никаких признаков
жизни, а мы нуждались в питьевой воде. Наконец выход был найден: «самочинно» мы
запустили насос, качающий воду из скважины; жажда была утолена и фляги
наполнены доотказа. В сходных обстоятельствах
оказался наш предшественник — киевский пешеходец
Василий Григорович Барский, странствовавший по святым местам Востока. В 1725
году он записал следующие строки: «Бысть же недалече вторий монастирь девичий, яко за
три поприща отстоящ от первого, и соизволися
нам посетити его. Тамо егда прийдохом, сами испросихом воды хладной изнесоша,
понеже жаждахом, упалу ради
солнечного и горячести. Таже поклонившися в церкве и приложившися святым иконам, изийдохом
вне монастыря, и седше под оградою каменною, многая с
собою беседующе и соравняюще
своя монастыри российские с сими, како сторицею суть
краснейшие и богатейшие и во всем милостивейшие. Таже
препочивши яко полчаса, пойдохом
вспять ко граду»21.
Сегодня
остров отдан на откуп туристам, и ничто не напоминает о военных событиях прошлого.
А между тем в годы турецкого владычества остров Идpa был символом борьбы за независимость. (Вид города Идры даже был изображен на тысячедрахмовых
банкнотах старого образца, которые были в ходу до «эпохи евро».) И здесь снова
речь пойдет о славных деяниях российского флота — на этот раз — под начальством
вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина во время кампании 1805–1810 годов.
Русские
корабли появились у берегов Идры в феврале 1807 года,
и о дальнейших событиях повествуют сразу два автора — морские офицеры Владимир Броневский и Павел Свиньин. «Обогнув восточный мыс острова Идро, мы весьма мирно бросили якорь между сим островом и
матерым берегом», — пишет Владимир Броневский,
добавляя при этом, что «при появлении флота флаг наш с радостью и благословением
от жителей встречен был»22. А Павел Свиньин, как бы продолжая
рассказ, сообщает: «Тотчас же присланы из города депутаты
поздравить адмирала (Сенявина. — Авт.) с благополучным прибытием; между прочим, они
сказали: «все греки, в коих еще тлеется искра чести, готовы умереть за свободу
и любовь к России», — пишет русский мореход, замечая далее, что члены экипажа
«были приняты с чрезвычайным восторгом; всякий приглашал нас к себе; обедали в
монастыре, где нашли верх изобилия и гостеприимства»23.
Снова
предоставим слово Владимиру Броневскому. «Прибытие
российского флота в Архипелаг скоро сделалось известным. Начальники островов Идро, Специи и других ближайших, с восторгом и редкою
готовностью предложили свои услуги»24, — пишет он, перечисляя те
меры, которые были приняты Россией, чтобы оградить независимость греческих
островов от турецкого посягательства: «В прокламации,
изданной в Идро, жители Архипелага объявлены
принятыми под особое покровительство всероссийского императора, а порты на
матером берегу (материковой части Греции. — Авт.), занятые турецкими гарнизонами, признаны
неприятельскими; для отличения же христианских судов
от турецких, определено выдать оным новые патенты на иерусалимский флаг, под
которым могли (бы) они пользоваться торговлей с союзными державами»25.
Представляет
интерес и описание города, сделанное Владимиром Броневским.
Ведь сегодня многие здания на острове возведены по современной технологии и
представляют собой простые бетонные коробки; старинные мельницы исчезли. А вот
как выглядел этот городок в начале ХIX века: «Город
построен на крутой скале, — пишет В. Броневский.
— От края берега, где видна небольшая гавань, до вершины горы, представляется
амфитеатр строений, разбросанных по косогору. Чистые белые домики, из коих есть
и двухэтажные, с красными черепичными крышами, восходя по уступам выше и выше,
издалека, кажется, занимают все пространство между неба и моря. Множество
мельниц, стоящих одна подле другой, окружают город»26.
Приверженность
жителей острова Идра корабельному искусству сослужила
им хорошую службу в годы борьбы за независимость Греции. Павел Свиньин приводит
любопытные сведения об искусных корабелах и мореходах, выросших на этом
острове: «В плавании по Архипелагу и Средиземному морю редко употребляют идриоты компасы, и даже пущаясь в
Америку, аргонавты сии едва имеют худую карту»27. Его собрат по перу
— Владимир Броневский, в своих заметках развивает эту
тему. «Идриоты по всей справедливости заслуживают имя
лучших, проворнейших и отважных матросов, — пишет он.
— Несмотря на искусство европейского кораблестроения, едва ли какой мастер
может построить подобное идриотскому судну… Все
качества мореходного судна пожертвованы в них одному ходу, и в сем, особенно
при умеренных ветрах и в бейдевинд, не имеют себе соперников»28. Вот
еще одно сообщение о высоких мореходных качествах судов, построенных корабелами
острова Идра. По словам Павла Свиньина, «Наполеон
Бонапарт из Египта спасся на идриотском судне, хотя
за ним гнались лучшие английские фрегаты»29.
Можно
долго продолжать повествование о корабельных делах на острове Идра. Но ограничимся еще лишь некоторыми характерными
штрихами. Наш соотечественник-паломник Кир Бронников побывал на Идре за год до начала греческого восстания 1821 года, и в
его записках также большое место уделено этой теме. «На Идре
жители все греки, имеют промысел корабельный, — пишет он. — В нашу бытность в
самом городе и немного подалее в заливах находилось у
них до 60 кораблей; многие из них вооруженные готовились к выходу в море»30.
На
карте Греции Пелопоннес похож на четырехпалую ладонь, и ее северо-восточный
«палец» носит название Арголида. К Арголиде примыкает несколько островов; это Эгина, Порос, Идра, Специя и еще
несколько более мелких. В годы борьбы против турок они были в полном смысле
слова «островами свободы», и об этом не преминул сообщить наш православный пешеходец. «Три острова греческие, как то: Ипсара, Идра и Специя, противу турок вооружились сильною рукою, — продолжает Кир
Бронников, — по всей Туркогреции кораблей нигде нет
столько, как на сих островах; им и другие острова помогают, и военные корабли
общественным иждивением содержат. Они и флаг имеют синего цвета с алым
Распятием или Крестом, у коего на одной стороне водружено копье, а на другой
выставлен якорь, около которого обвита змея, на краю же бока голубь, а к концу
флага какое-то эллинское изображение; внизу же написано: «смерть или свобода». Вышенаписанные знаки смысл в себе содержат таковый: Крест — знамение Небесного царя; якорь — чтобы
грекам противу турок стоять так твердо, как крепко
якорь держится за морское дно; змея и голубь означают евангельские слова: «будите мудри яко змия, и цели (кротки — aвт.)
яко голубие»; эллинское солнце — в воспоминание того,
что были некогда греки идолопоклонниками»31.
Таково
сообщение Kиpa Бронникова,
относящееся к «довоенному» времени. А вот что писал Н.С. Всеволожский о жителях
острова, которые внесли свою лепту в освобождение Эллады от турецкого гнета: «Идриоты вырастают и воспитываются на море, привыкаютс младенчества, за то искони слывут лучшими
моряками Левантa. Oни бесстрашно плавают во всякую
погоду. В последнюю войну за независимость Греции, они храбро дрались и никогда
не допускали ни одного турка на свой остров»32. Сегодня в порту Идры покачиваются на стоянке яхты из многих европейских стран;
греки открыли сердца всему миру. Но нет здесь судов с флагами, на которых был
бы виден полумесяц: историческая память дает себя знать до сих пор…
Монемвасия
Далее
наш путь лежал через залив Эрголикос к легендарной Монемвасии, давшей православному миру многих подвижников,
богословов и церковных историков. Вечером 6 августа на
горизонте показались берега Пелопоннесской провинции Лаконии.
Осматривая с моря ровные, ничем не примечательные берега с небольшим городком,
застроенным новыми бетонными двухэтажными домами, паломники испытывали чувство
разочарования. Как говорится, «мы ожидали большего». И лишь большая скала с
церковкой на вершине, немного оживляла бухту, куда вошли наши суда. Было решено
на следующее утро сниматься из этой гавани и, не теряя
времени, продолжать плавание вокруг Пелопоннеса. Сойдя на берег, паломники
отправились на поиски пресной воды, чтобы пополнить запасы на борту, и
некоторые из нас пошли вдоль насыпи, ведущей к скале. И вот, в последних лучах
заката, перед нами предстала фантастическая картина: огороженный крепостной
стеной, к скале прилепился древний византийский город, с многочисленными
церквами, старинными домами под черепичными крышами, ступенями
взбегающими к вершине горы. Это не были развалины, жизнь била ключом; по узеньким
улочкам бродили туристы, были открыты ресторанчики, сувенирные лавки.
Конечно
уже речи не было о том, чтобы утром покинуть Монемвасию.
7 августа рано утром мы снова оказались перед крепостными стенами византийского
города, намереваясь посвятить ему столько времени, сколько потребуется для
неспешного осмотра. Небольшими группами паломники взбирались на вершину скалы,
где на небольшом плато возвышался древний храм Св.
Софии. Войдя под его своды, мы убедились, что в нем до сих пор совершаются
богослужения, а среди икон можно было видеть изображение мучениц Веры, Надежды
и Любови, а также матери их Софии. Для паломников, шедших под парусами на лодьях с этими именами, увиденная икона вызывала особые
чувства.
Обогнув
скалу, мы на веслах подошли к древней Монемвасии с той стороны, откуда этот город был виден как
на ладони. У многих из нас было ощущение, что время сдвинулось на несколько
веков назад: древнерусские лодьи под парусами на фоне
византийских крепостных стен — такое было во времена Киeвcкoй Руси в Царьграде, но, похоже, что так далеко,
к Mонемвасии, наши предки на ладьях еще не ходили.
Какова
же история этого средневекового города? Она восходит к далеким временам, но по
письменным источникам прослеживается с 723 года. Впервые о ней упоминает
паломник-монах, направлявшийся из немецких земель в Иерусалим, на своем пути он
посетил город под названием Манафасия. В дальнейшем
судьба города была связана с крестовыми походами. Как известно, во время
первого крестового похода (1096–1099) усилиями крестоносцев Святая Земля была
освобождена от власти «сарацин»; эта цель преследовалась и в XII столетии. Но
во время IV крестового похода (1204) рыцари-католики не смогли добраться
до Палестины и, гонимые нуждой, осадили Константинополь, столицу Византийской империи.
Царьград пал, и в том же году была образована Латинская империя; в ее состав
входило и Ахейское (Морейское)
княжество на Пелопоннесе.
Но
некоторые территории бывшей Византийской империи все же оставались под
греческим управлением. Это был Эпирский деспотат
(северо-запад современной Греции) и города — Коринф, Навплион,
Аргос и Монемвасия. Эти города даже обещали военную
помощь Жоффруа Виллардуэну,
— правителю, который в 1200 году взял власть в свои руки в Ахейском княжестве. При этом греки ставили условие: он
должен уважать их религиозные обычаи и права собственности.
В
1261 году Латинская империя пала, и в Константинополе снова воцарился
византийский император. Но латинские государства, вызванные к жизни IV
крестовым походом, не исчезли одновременно с Византийской империей. Ахейское княжество под управлением трех Виллардуэнов
— Жоффруа I, основателя династии, и его сыновей — Жоффруа II и Гийома (Вильгельма)
II (1209–1278) стало к этому времени цветущим. Страна под умелым управлением
своих государей была в течение всего ХШ века одним из самых богатых государств
латинского Востока.
В
1246 году Ахейский князь Гийом
II Виллардуэн с помощью венецианских галер начал
блокаду Монемвасии: ведь через этот приморский порт
византийский флот имел возможность оказывать помощь грекам Пелопоннеса. После
трехлетней осады Монемвасия капитулировала; в городе
была учреждена резиденция католического епископа. Но недолго оставалась Монемвасия под властью морейских
(ахейских) князей. Борьба греков за возрождение
Византии продолжалась, и в 1259 году Гийом II
потерпел поражение в битве при Пелагонии и был взят в
плен греческим императором Михаилом VIII Палеологом. Проведя в заключении три
года, он был вынужден, по договору 1262 года, уступить грекам Монемвасию, Майну и Мистру. Таким
образом в 1262 году Монемвасия
стала греческим церковным центром, а Мистра —
административной, хозяйственной и культурной столицей греческой Мореи.
С1262
по 1460 год продолжался «золотой век» Монемвасии. Ей
покровительствовали византийские правители; в грамотах императора Андроника II Палеолога (1282–1328) подтверждались права и
привилегии города — «свободного от всякой подати и тяготы» (1284, 1301, 1317) В
грамоте Иоанна Кантакузина (1341–1355), выданной Монемвасийской митрополии, говорится, что императоры возвысили
митрополию Монемвасии и облагодетельствовали ее
владениями «из-за неприступности города и преданности населения империи». Долгое время Монемвасия рассматривалась
как порт столичной Мистры, расположенной в глубине Мореи (рядом с современной Спартой). Одни из ворот Мистры назывались Монемвасийскими.
Будучи
резиденцией православного митрополита, Монемвасия
украшалась храмами и монастырями. В самом городе был расположен монастырь Теотокос, а в окрестностях Монемвасии
— монастыри Одигитрии и Таксиарха.
Нa некоторое время сюда даже
переместилась столица Мореи: Федор I Палеолог
(1383–1407), покинув Мистру, перевел свой двор в Монемвасию. Город славился своими ремесленниками; здесь
развивалась торговля, и купцы имели большие привилегии. Вино из Монемвасии продавалось в Тане — итальянской колонии на
Черном море. В Монемвасии пьянил даже воздух свободы:
при Федоре II Палеологе (1407–1443), согласно акту от 1442 года, крестьяне
могли свободно поселяться в Монемвасии, а феодалы не
имели права требовать их возвращения. Монемвасия
стала центром духовной художественной жизни, подлинным очагом эллинизма и
символом возрождения греческой нации.
Один
из уроженцев Монемвасии занимает особое место в
истории русско-греческих церковных связей. Это Фотий,
митрополит Киевский и всея Руси (сконч. в
Год
спустя после рукоположения, 1 сентября 1409 года, Фотий
прибыл в Киев, а еще через полгода, в апреле, к Пасхе 1410 года — в Москву.
Московскую Русь митрополит Фотий застал разоренной
недавним нашествием Едигея. Митрополит сразу
озаботился вопросами церковной дисциплины паствы и пастырей. Посланием от 29
августа 1410 года в Новгород он убеждал избегать пьянства и пиров, отучать
людей от сквернословия, суеверий, ворожбы, запретил лицам духовного звания
заниматься ростовщичеством, участников поединков велел рассматривать как
самоубийц и душегубов.
В
1411 (или 1414-м) году при посредничестве митрополита Фотия
был заключен брак между дочерью московского великого князя Анной и наследником
византийского престола, старшим сыном императора Мануила
Иоанном, благодаря чему между Константинополем и Москвой устанавливалась
династическая связь. При посредничестве митрополита Фотия
в 1412 году был заключен союз московского, тверского и литовского великих
князей. Митрополит Фотий оставил после себя большое
литературно-учительное наследие. Всего его именем надписывается тридцать пять
грамот и поучений. В основных своих принципах он был последователем своего
предшественника — митрополита Киприана. Как и тот,
митрополит Фотий старался держаться независимо от
всех князей, земли которых объединяла его церковь, побуждал их уважать и
охранять ее права и руководствоваться ее учением.
Митрополита
Фотия похоронили в кремлевском Успенском соборе рядом
с митрополитом Киприаном. В 1472 году при перестройке
собора, его прах вместе с останками других похороненных там митрополитов, был
вынут из гроба, причем его обрели «цела суща не всего, едины ноги толико
в теле». В 1475 году останки митрополита Фотия
перенесли в «церковь Иоанна под колоколами», а в 1479 году вернули в перестроенный
Успенский собор.
…Дни
Византийской империи были сочтены, и в 1453 года пала ее столица —
Константинополь. В турецкую провинцию была превращена и Морея;
это произошло в 1460 году. Но Монемвасия, находившаяся на оживленном морском пути, перешла под владычество
европейских государств, и с 1460 года здесь правили каталонцы, а затем
сменившие их венецианцы, Но между тем турки усиливали свое влияние на
Пелопоннесе, укрепляли захваченные ими крепости, вытесняя венецианцев из этих
земель. Последними к 1540 году были отняты у венецианцев Навплион и Монемвасия.
Венецианский гарнизон покинул Монемвасию, захватив с
собой пушки и церковные колокола. Многие знатные семьи покинули город, увозя от
турок иконы, мощи святых, рукописи. В 1554 году рыцари Мальтийского ордена
предприняли попытку освободить город, но она была неудачной. Венецианцы в
1653–1655 годы также неоднократно пытались изгнать отсюда турок, но это удалось
им лишь в 1690 году, когда они заняли Пелопоннес.
Венецианский
период в истории Монемвасии длился до 1715 года, и за
это время здесь было построено много новых храмов, в том числе и церковь Св. Николая (1703). В начале царствования российского
императора Александра I (с
Второй
«турецкий» период правления продолжался в Монемвасии
с 1715 по 1821 год, после чего, в ходе греческого восстания, Пелопоннес обрел
независимость, а турецкий гарнизон Монемвасии
капитулировал. Но и в период турецкого ига жители Пелопоннеса обретали свободу
в неприступных горных районах. Их борьбой восхищался русский oфицep Владимир Броневский, участвовавший в Средиземноморской кампании
1805–1810 годов. «Морские берега кажутся унылыми и не плодородными; в некотором
расстоянии внутри, беловатые голые горы, Тайгет
называемые, являют пустынный вид, — писал В. Броневский.
— На них-то сохранили свою независимость майноты,
потомки спартанцев»34.
Огибая Пелопоннес — к Наварину
К
югу от Монемвасии находится крайняя точка Пелопоннеса
— это мыс Малеас, к которому наши
лодьи подошли вечером 8 августа. Здесь начинается
узкий (для океанских судов) пролив Элафонисос,
отделяющий Пелопоннес от острова Китира. Это место
всегда было опасным для плавания и, быть может, не
случайно именно на этом мысу можно видеть небольшой монастырь, куда, как нам
говорили, постригаются вдовы моряков, погибших во время штормов. Не менее
опасен путь близ другого южного мыса — Тенарон (Матапас), и наши паломники, следовавшие в прошлые столетия
вокруг Пелопоннеса, неоднократно отмечали это обстоятельство. «Июля 8 дня подул
сильный, но нам противный ветер, и принудил нас привалить к мopeйскомy мысу, именуемому Матапан,
близ Майны; от Идры отстоит он на
Нам
не довелось посетить Успенский монастырь, о котором упомянул Kиp Бронников: мы проходили мыс Матапас ночью. Сильный ветер и пропавшая радиосвязь с
судами доставила членам экипажей много хлопот: ночью исчезли из пределов
видимости лодья «Вepa» и яхта «Укpaинa»,
шедшие в одной канатной связке. Они нашлись через несколько дней в одной из
греческих гаваней, так что можно считать наш переход из Эгейского моря в Ионическое благополучным. О том, что угрожает небольшим
судам на этом отрезке пути, мы, к счастью, узнали позже — из заметок русского
мореплавателя Михаила Верна. Он объясняет, что2 именно ожидает тех мореплавателей, кого нужда «заставляет
огибать мыс Матапан, где Нептун вечно празднует свой
подводный бал и возмущает спокойствие моря». «Увидев на горизонте Матапан, — говорит пословица греческих моряков, —
постарайся забыть твоих родственников»36.
Наварин
И
вот, потрепанная штормом, наша сильно поредевшая эскадра (точнее, то, что от
нее осталось) чалится в гавани Наварина. Наварин… «Как много в этом слове для сердца русского
слилось!» 30 марта (10 апреля) 1770 года российский флот одержал победу под Нaвapином, тypецкая
крепость была взята И. А. Ганнибалом, дедом А. С. Пушкина. (Прадед Пушкина был
женат на гречанке, а сын этого знаменитого Ганнибала брал штурмом Наварин.) Но помощь, оказанная Россией восставшим грекам,
была преждевременной, поскольку турки жестоко подавилиповстанцев.
«Положась на слова греческих депутатов, русские
допустили, даже поощрили восстание, которое по тогдашним обстоятельствам, кроме
гибели греков, никакой пользы нам принести не могло»37, — писал Всеволжский. Поэтому в мае того же 1770 года Наварин был оставлен, его укрепления взорваны и российский
флот ушел из бухты. Правда мощь турецкого флота была несколько ослаблена, и
после Кючук-Кайнарджийского мира, заключенного
Россией и Турцией в 1774 году, греческим судам было дано право ходить под русским флагом, а российскому флоту —
беспрепятственно проходить через Босфор.
Второй
раз российский флот принял участие в сражении под Наварином
в 1827 году против объединенного турецко-египетского флота. Но причем
здесь далекий Египет? Дело в том, что, истощив свои силы в борьбе с греками,
турецкий султан Махмуд решил просить помощи у
египетского паши. «Были предложены заманчивые условия, и 15-тысячное войско
Ибрагима было перевезено на австрийских и мальтийских судах к
греческим берегам38. В 1825 году войска Ибрагим-паши заняли Наварин
и другие прибрежные города.
В
начале сентября 1827 года египетский флот из восьмидесяти четырех судов
готовился выйти из Наваринской бухты, чтобы следовать
на подавление повстанцев на остров Идру. Европейcиеe державы старались
удержать Ибрагима-пашу дипломатическими мерами; был предъявлен ультиматум;
египетские корабли должны уйти в Алeкcaндpию, а
турецкие — в Дарданеллы. Но ультиматум был отвергнут,
и греческие борцы за независимость oказались под
угрозой уничтожения. Предвосхищая рассказ о Наваринском
сражении, можно привести слова Н. С. Всеволожского, который, говоря о
восставших греках, пишет далее: «Они неминуемо погибли бы, если бы Наваринская битва — можно сказать — неожиданно и случайно,
данная в их пользу, не удалила египтян из Мореи, и не
заставила европейские державы как бы невольно за них вступиться»39.
…Наши
ладьи стоят у причала, а паломники любуются православным храмом, воздвигнутым
на возвышенности и осеняющим своими крестами город. (В 1843 году российcкoe правительство отпустило
средства на восстановление православных храмов в Наварине
и Миссолонги.) Ничто не напоминает сегодня о том
сражении, которое произошло здесь в 1827 году. Но сохранились записки очевидцев
этой морской битвы, в которой принял участие и российский флот.
Одним
из участников Наваринского сражения был лейтенант А.
П. Рыкачев, который, по словам его библиографа, проявил недюжинную отвагу: «При истреблении турецко-египетского флота в Наварине,
на корабле «Гангут», где, находясь на верхнем деке, верными и скорыми
выстрелами истреблял неприятеля, и по абордированию
пущенного на нас корабля, деятельно осмотрев оный, потушил на нем огонь и
отбуксировал под ветер, за что всемилостивейше
награжден орденом святого Владимира 4-й степени с бантом»40.
Участвуя
в морском походе к Наваринскей бухте, а затем в
сражении, А. П. Рыкачев в минуты отдыха заносил свои наблюдения в дневник,
который впоследствии был опубликован под названием: «Год Наваринской
кампании 1827 и
Европейские
державы выступили на стороне православных греков, сражавшихся за независимость
Эллады; по словам А.П. Рыкачева, союзники, подписавшие Лондонский договор,
признали Грецию «страною самосуществующею отдельно от
Турции, но платящею ей условленную дань и управляемую своими законами, не
зависящими ни от кого. На этом основании три вышеназванные державы предлагали
свое вооруженное посредничество для восстановления спокойствия, причем та из
воюющих сторон, которая не согласится на принятие вышеизложенных условий, будет
считаться враждебною все трем державам»42.
Рано
или поздно политическое противостояние должно было вылиться в вооруженную
борьбу и, в силу военно-политической ситуации, европейские державы решили
«замирить» «турецко-египетский флот, находившийся в Наварине,
под главным начальством Ибрагима-паши (сын известного Магмет
Али-паши, первого вице-короля египетского, отложившегося от Порты в 1806 году)43.
По словам А. П. Рыкачева, «Бог вселил мысль трем великодушным
монархам спасти человечество и христианство от магометан, и флоты их явились
остановить гордого пашу»44.
Российская
эскадра, прибывшая к Наваринской бухте, состояла из
четырех кораблей («Азов», «Гангут», «Иезекииль» и
«Александр Невский»), трех фрегатов («Проворный», «Елена», «Кастор») и корвета
«Гремящий». Вот как описывает Рыкачев прибытие
эскадры к месту сражения: «В 9-м часу утра, придя на вид Наваринской
крепости, легли в дрейф у самого входа в бухту. Там из-за острова виден был лес
мачт турецких судов»45.
Ход
Наваринского сражения достаточно подробно описан в
монографиях, нас же интересует духовная настроенность членов экипажей накануне
сражения. 7 октября 1827 года, за сутки до решающей битвы, судовые священники
отслужили молебен, испрашивая помощи Божией в предстоявшем бою, который должен
был ускорить освобождение православных единоверцев oт «агарянского пленения».
Вот как это происходило на корабле «Гангут»: «Стали служить молебен, во время
которого была необыкновенная тишина, — пишет Рыкачев,— каждый искренно молил
Создателя быть поборником за Святую церковь и человечество. Умиление было
особенно сильно, когда преклонили колена и затем провозгласили многая лета императору, а на врага победу и одоление. Добрый
наш отец Артамон окропил нас святой водой и давал нам
целовать крест, уговаривая людей не бояться смерти за веру православную»46.
Незадолго
до начала сражения, 8 октября, к Наваринской бухте
подошел еще один русский фрегат — «Константин», который занял свое место в
«линии баталии». «Вслед за тем, — продолжает Рыкачев, — у нас в батарее
показался священник в полном облачении с крестом и святою водою. Он увещевал не
посрамить имя русского во брани с неверными, и каждый
целовал знамение веры с умиленным сердцем, призывая в помощь Бога сил, и был
уверен в справедливости нашего дела и победе, и не боялся смерти»47.
Оставим
историкам описание всех перипетий морского сражения, разыгравшегося в Наваринской бухте. Отметим лишь, что в ходе боя было убито
59 и ранено 139 русских моряков. «Корабль └Азов« очень много потерял людей и
потерпел в своем корпусе. У нас на └Гангуте« также довольно
убитых и раненых»48, — со скорбью сообщал Рыкачев. Самые
большие потери понес «Азов» (24 убитых); были убитые на «Иезекииле»
(13 человек) и на «Александре Невском» (5 человек). Что касается «Гангута» то,
как писал Рыкачев, «убитых у нас на корабле оказалось 1 штурманский кадет, 2
унтер-офицера и 11 рядовых, всего 14 человек»49.
Корабельные
священники, находившиеся на борту во время сражения, вели себя самоотверженно,
утешая и ободряя моряков, а сразу же по окончании боя приступили к своим
пастырским обязанностям. «После боя в 6 часов у нас пробили отбой и,
возблагодарив в душе Всевышнего за дарованную славную победу и сохранение от
разрушительного пламени, спустился я на кубрик, — вспоминал Рыкачев. — Там священник читал отходную по умершим, доктор резал ногу
раненому»50.
Но
скорбь потерь, понесенных союзным флотом во время Наваринского
сражения, не могла затмить радости по поводу одержанной победы, и на кораблях
был отслужен благодарственный молебен, во время которого русские моряки «с
восторгом пропели «Тебе Бога хвалим» и с коленопреклонением благодарили Его за
неисчерпаемые милости и избавление от пожара. После молебна людям дали по чарке
рома, приказали встать по пушкам, где они, поев сухарей, легли спать, оставив у
каждого орудия по двух часовых»51.
Одержав
победу в Наваринском сражении, союзные эскадры
исполнили свою основную задачу, после чего российская флотилия, «отслужив
благодарственный молебен Господу Богу за Его великими милостями дарованную нам
победу и панихиду по убиенным», 13 октября взяла курс на Мальту.
Но память о Наваринском сражении русские моряки
хранили в своих сердцах. В первую годовщину сражения, когда корабли,
участвовавшие в битве, все еще находились у берегов Мальты, в 10 часов утра на
└Азове“ подняли молитвенный флаг и по окончании благодарственного молебна, с
кораблей сделали по 21-му выстрелу в воспоминание торжества
Наваринской победы»52.
Память
о русских моряках, погибших в Наваринском сражении,
также не была утрачена. В 1872 году на небольшом островке Сфактирия,
прикрывающем вход с моря в Наваринскую бухту, был
установлен монумент, у которого и решили побывать наши паломники. Утром 10
августа мы отправились к острову Сфактирия на флагманской лодье «Надежда». В тот
день еще ничего не было известно о судьбе наших шхун «Вера» и «Украина».
Впоследствии их экипажи были огорчены из-за того, что по незнанию миновали эту
историческую гавань. Впрочем, отсутствие своевременной связи всегда досаждало
нашим мореходам: в свое время А. П. Рыкачев записал в своем дневнике: «Мне было
очень обидно, что я служу не на адмиральском корабле. Сколько новостей теперь
там! А мы, ничего не зная должны теряться в догадках»53.
Продвигаясь
к южной оконечности острова, паломники могли видеть установленный на берегу
обелиск «Санта Роза» в честь моряков союзных держав, погибших в Наваринском сражении. Ведь в этом бою союзники потеряли
убитыми 174 человека, а еще 473 моряка было ранено. Высадившись на берег, мы
начали пробираться сквозь заросли кустарника к памятнику в честь моряков, погибших
в битве, а также хотели посетить мемориал, воздвигнутый в честь французских
моряков. Но вскоре кустарник стал превращаться в настоящие джунгли, и мы
вынуждены были вернуться на «Надежду».
Наша
следующая попытка была более удачной: сойдя на cyшy в центральной части острова, паломники обнаружили
прекрасно ухоженную дорожку, которая вела наверх, где виднелся памятник русским
морякам. Подойдя ближе, мы прочли надпись на мраморной плите:
I С + X С
Памяти павших в Наваринском
сражении 8/20 октября
Композицию
этого мемориала завершал обелиск, увенчанный язычками пламени, застывшими в
мраморе; надпись на обелиске гласила: «Русским морякам-героям, павшим в Наваринском сражении от советского посольства 20 октября
Минуту
молчания провели паломники у этого памятного места, а затем возложили букет
цветов на мраморную плиту. Было заметно, что за памятником есть присмотр;
навели чистоту вокруг него и мы, после чего водрузили на обелиске наш вымпел с
надписью: «9. 08. 91. Лодьи └Вера“, └Надежда“,
└Любовь“ и яхта └Украина“. Паломничество вокруг света. Фонд народной
дипломатии. Миссия └Золотой век“. 1991–1994 гг.»
Наш
вымпел занял свое место рядом с другим посланцем из России: 6 июля 1991 года
здесь побывал экипаж научно-исследовательского судна «Витязь», и члены команды
оставили здесь вымпел от Института океанологии АН СССР.
Прежде
чем вернуться на борт лодьи, паломники посетили
небольшую церковь, расположенную близ памятника русским морякам. Оконца в
алтарной части храма, смотрящие на Наваринскую бухту,
напоминают крепостные бойницы; в иконостасе — уже встречавшееся нами на
Поросе изображение Божией Матери «Живоносный
источник». Еще раз помянув за упокой наших моряков,
паломники вернулись на борт «Надежды» и после осмотра Наваринской
бухты, стали готовиться к отплытию. (Уже позднее, вернувшись на родину, мы
узнали, что 21 октября 1991 года в Свято-Николо-Богоявленском
кафедральном соборе Санкт-Петербурга была отслужена панихида по морякам —
участникам Наваринского сражения.)
Снова
наши лодьи проходят через
узкий проливчик, ведущий в открытое море. Когда-то наши предшественники, так же
как и мы, восхищались суровой красотой этих мест. Один из них, побывавший здесь
в 1859 году, писал: «На следующее утро проходили мы мимо Наварина.
Его гавань известна двухкратным уничтожением
турецкого флота. Вход в бухту тесен и еще разделен надвое скалою; достаточно
было бы поставить тут небольшую батарею, чтобы ни одно судно не могло войти; но
турки, при беспечности своей и фатализме, вероятно, рассуждали, что флот, если
суждено ему погибнуть, может быть уничтожен и неприятельскими выстрелами и
бурей»54.
Покидая
Наваринскую бухту, каждый из паломников переживал,
вероятно, чувство сопричастности к славной истории российского флота. Но к
нашим восторженным эмоциям примешивалась еще и печаль: во время стоянки в
гавани Пилоса пропал всеобщий любимец — кот Матроскин, бессменно следовавший с нами от самого
Мариуполя. Позднее кто-то вспомнил, что видел, как его взяли на роскошную
английскую яхту. «Не принял социалистического выбора», — шутили некоторые из
паломников, не имевшие в кармане ни драхмы. Были и другие шуточные версии: ведь
до августовского переворота 1991 года оставалось всего восемь дней, а животные
задолго до катастрофы чувствуют ее приближение…
Закинф
Как
бы там ни было, наши лодьи упорно двигались вдоль
берега Пелопоннеса к северу, и утром 11 августа показались живописные бухточки
острова Закинф, где нам предстояло провести некоторое
время. Закинф (или Занте) —
первый на нашем пути остров, входящий в группу Ионических (или Ионийских)
островов, и некоторые из них нам предстояло посетить. Обычно выделяют 7 главных
из них: Закинф, Кефалиния,
Итака, Лефкас, Пакси, Керкира (Корфу) и Китира (Чериго). История этих островов богата событиями: в эпоху
раннего средневековья они входили в состав Византийской империи; с XII века
перешли под власть норманнов из Сицилии, с XV века здесь правили венецианцы, в
1797 году они были заняты французскими войсками.
Русское
консульство на Закинфе было закрыто, а вице-консул И.
Загурийский арестован. По поводу захватнической
политики Франции, пережившей революцию 1789 года, в тогдашней русской
исторической литературе приводилась такая оценка: «Христианская вера и все
священные узы человечества были Францией отвергнуты; она питала вражду ко
всякому законному правительству и стремилась склонить другие народы к таким же
переворотам и принятию чудовищных ее теорий; но, провозглашая равенство и
свободу, совершала неслыханные злодейства и насилия, искала завоевания и
угрожала войной всем державам Европы»55.
Именно
эти агрессивные и непредсказуемые действия революционного правительства Франции
побудили российского императора Павла I заключить оборонительный союз с
традиционным противником России — Оттоманской империей. «Вследствие необыкновенных
событий, пред лицом общей опасности забыты были все вековые распри, и
неукротимые враги веры Христовой призваны были к союзу для защиты этой веры
против лжемудрствований республиканских»56,
— продолжает тот же русский автор.
Особый
период в истории Закинфа связан с морской кампанией
1798–1799 годов, которую возглавил будущий адмирал Федор Федорович Ушаков. В
союзе с турецким флотом российские корабли вытеснили французский флот с
Ионических островов; по Константинопольской конвенции 1800 года Ионические
острова получили статут полунезависимого государства. Была провозглашена
Республика семи островов; согласно конституции, утвержденной Павлом I,
республика получила свой герб. Описание этого герба находим в записках Павла
Свиньина, относящихся к началу ХIX века: «Герб ея есть лев в белом поле, который в одной лапе держит
Евангелие, а в другой связку из семи стрел под крестом; на одной стороне
изображено христианское летоисчисление
Русские
паломники посещали Закинф в разные периоды его
истории, и это отражалось в их записках. Так, пешеходец
В. Г. Барский побывал здесь в 1724 году, еще в период правления венецианцев.
Его паломничество проходило навстречу нашему: от острова
Кефалинии до Закинфа: «Июня
же четвертого в Пяток, пред захождением солнца, нанявше
за мзду кораблец мал, пустихомся
в Закинф остров, понеже недалече отстояще,
пловохом же день и нощь неблагополучно ради ветра и достигахом тамо в субботу по захождении солнца; пловуще, оставихом Кафалонею созади, одесную же
недалече, яко за четиредесет миль, видехом брег морской, землю великую, именуемую Морея (Пелопоннес — Авт.), яже
уже не под венецкую, но под турецкую належаше власть»58.
В
1770 году на Закинфе находился адмирал Г. А. Спиров
во время средиземномopcкой
экспедиции российского флота. А в 1799 году Ионические острова номинально
перешли под управление России; в гавани Закинфа
обосновались корабли российского флота, с радостью встреченные населением
острова. О симпатиях местных жителей к России свидетельствует характерный
эпизод: в 1797 году, после того как французские войска стали приближаться к Закинфу, островитяне — приверженцы России, с возгласами «Да
здравствует Павел I!» подняли над крепостью столицы русский флаг, что в те
времена означало добровольный переход под покровительство иностранной державы59.
Ко
времени освобождения Закинфа от французов местные
христиане составляли две общины; по словам капитан-лейтенанта Егора Метаксы, участника кампании 1798–1799 годов, на Закинфе в то время было два епископа: «греческий и
латинский, суфраган корфиотского.
Жителей считается 40 тысяч греческого исповедания и 5000 католиков»60.
По словам того же автора, любовавшегося красотами острова с палубы своего
корабля, на Закинфе «соборная церковь во имя Св. Николая Чудотворца, построенная у самой пристани,
отличается перед прочими вышиною колокольни, на которой в ночное время горит
огромный фонарь, служащий маяком входящим в порт судам»61.
Помимо
собора Св. Николая на Закинфе
было множество других православных церквей; среди них большой известностью
пользовался храм во имя Св. Дионисия чудотворца. Именно сюда и направились
русские моряки во главе с Ф. Ф. Ушаковым на следующий день после
взятия острова, чтобы присутствовать при совершении благодарственного молебна.
Вот что говорится об этом событии в донесении от 10 ноября 1798 года: «Ружейной
пальбой и звоном колоколов приветствованы были шлюпки, когда приближались к
берегу; все улицы украшались картинами и шелковыми материями; во всех окнах
выставлены были русские флаги, «белые с синим Андреевским крестом», и почти все
жители имели такие же флаги в руках, беспрестанно восклицая:
«Да здравствует государь наш Павел Петрович! Да здравствует избавитель и
восстановитель православной веры в нашем отечестве!» На пристани адмирал принят
был всем духовенством и старейшинами, жители повсюду встречали его с особенными
почестями и радостными криками; по следам его бросали из окон цветы, деньги и конфекты… Женщины, а особливо старые, протягивали из окон
руки, крестились и плакали»62.
Вытесненные
с Закинфа, французские войска покинули остров, но
Наполеон не оставлял надежды на возвращение Ионического льва под власть
галльского петуха. Пытаясь восстановить влияние Франции на Архипелаге, Наполеон
в конце 1802 года заявил о принятии Католической церкви на острове под свое
покровительство. (К этому времени Бонапарт заключил конкордат с папой римским,
и политика французского правительства утратила антицерковный характер.) Вскоре
после этого на некоторых Ионических островах в католических храмах были
организованы публичные молебны за Фpaнцузскую
республику. Во время такого молебна в столице Закинфа
была прoизнeсeна проповедь
«в честь и славу всеми здесь обожаемого консула (Наполеона)». Это встревожило
русское правительство, и через посланника в Париже А. И. Моркова
Наполеону был заявлен протест и требование прекратить
молебны63.
В
1809 году англичане установили контроль над Ионическими островами, а в
1814–1815 годы острова по решению Венского конгресса уже официально перешли под
протекторат Великобритании. В 1830 году после длительной борьбы против
турецкого ига, было образовано греческое государство, но Ионические острова
продолжали оставаться под управлением британской администрации. В эти годы российские
корабли заходили в порты Ионических островов; на острове Закинф
бывали и русские путешественники. Среди них — Владимир Давыдов, посетивший этот
остров в 1835 году.
«Занте представляется путешественнику длинной, однообразной
массой гор, идущих по самой большой части острова, с севера на юг. Гора Монтескопа, отделяясь от них, выдается довольно далеко в
море, в юго-восточном направлении»64, — писал он. В этих строках нет
особого восхищения островом, с его «однообразной массой гор». И действительно,
по сравнению с другими островами, прилегающими к Пелопоннесу, Закинф с моря может показаться не особенно примечательным.
Но послушаем, что пишет об этом острове его уроженец — знаменитый греческий
поэт Дионисиос Соломос
(1798–1857):
Природа
улыбнулась: над водой
Возник
Закинф; небесных духов стая
Все
время кружит, не переставая,
Над
миртами, довольная собой.
Он
словно весь пронизан красотой;
Бесплодья
выжженных холмов не зная,
Украшен
он от края и до края
Густой
неувядающей травой65.
Но
вот, вместе с русским путешественником, мы приближаемся к гавани, около котоpoй расположилась столица
острова, носящая то же название — Закинф (Занте). «Город Занте, с
возвышающимся над ним укреплением, имеет для приезжающих с моря, довольно
величественный вид»66, — продолжает В. Давыдов.
Правители,
сменявшие на острове один другого, привнесли в облик гоpoдa Закинфа — столицы
острова, стилевое разнообразие. Храмы, воздвигнутые здесь, носят отпечаток
венецианского стиля. На главной площади города, почти у берега залива, стоит
сохранившаяся до наших дней венецианская церковь святого Николая «на моле». В
течение многих лет эта церковь принадлежала гильдии моряков, которые назвали ее
в честь своего покровителя.
Два
сильных землетрясения — 1893 и 1953 года — разрушили много древних построек, и
город утратил часть своего исторического облика. Вот что сообщал о Закинтосе архимандрит Порфирий (Успенский), побывавший
здесь в мае 1854 года: «В городе нет ничего особенно замечательного, кроме
немалой исторированной церкви Св.
Дионисия Закинфского, почившего в 1624 году, и кроме
малого храма близ замка, в котором чествуется образ Богоматери Златотворной — Панагия Хрисопиги,
написанный на доске в осьмом веке. Мне очень хотелось
видеть сей образ, но не удалось»67.
Сегодня
в храме Св. Дионисия, перестроенного после
землетрясения, закончена роспись стен в византийском стиле. Рядом с храмом —
колокольня, представляющая собой уменьшенную копию колокольни собора святого
Марка в Венеции. Каждый год 17 декабря — в день кончины св. Дионисия, от
собора, воздвигнутого в его честь, начинается крестный ход: мощи святителя, в
сопровождении духовенства и множества богомольцев, торжественно проносят под
балдахином в драгоценной раке по всему городу.
Главная
площадь города носит имя известного греческого поэта Соломоса
(сконч. в
В
1849 году король Греции Оттон наградил Д. Соломоса Золотым крестом Спасителя за поэму «Гимн свободе»,
а в 1864 году первые строфы «Гимна свободе» переложенные нa музыку композитором Н. Мандзаросом,
стали национальным гимном Греции.
Д.
Соломос был уроженцем острова; 8 июня 1798 года в
церковной книге гopода Закинфа появилась запись: «Крещен сын благородного
господина графа Николаоса Соломоса.
Крестный отец младенца — его сиятельство А. Капнистис
— нарек его Дионисиосом».
К
этому времени материковая Греция — часть бывшей Византийской империи — все
еще находилась под турецким игом. Падение Византии в 1453 году остановило
культурное развитие страны. Огромная часть образованных людей, покинув
территории бывшей империи, нашла приют в городах Запада. В течение долгого
времени в завоеванной турками Греции трудно было найти сколько-нибудь
значительные явления в искусстве и литературе, В то же время наблюдается
расцвет литературы на Ионических островах, которые избежали турецкого
владычества.
В
своем творчестве Соломос первоначально ориентировался
на Италию; это были годы юношеских опытов и первых успехов. Его стихотворения
этого периода характеризуются обращением к Священному Писанию. Этот первый,
«итальянский» период (1815–1821), закончился в то время, когда в Греции
началось восстание против турецкого ига. С этих пор Соломос
стал писать на новогреческом языке, доступном простому народу, и вскоре стал
певцом восходящей свободы. Широко известны его стихи «на смерть лорда Байрона»,
— знаменитого английского поэта, который участвовал в освободительном движении.
Байрон пожертвовал много средств на борьбу греков за
независимость; он снарядил два военных корабля на защиту города Миссолонги, осажденного турками; там он и умер в апреле
1824 года Осада Миссолонги, расположенного на
материке и отделенного от Закинфа проливом, произвела
на Соломоса большое впечатление: до острова Закинф долетала канонада идущих в Миссолонги
боев.
В
течение ряда лет поэт трудился над поэмой «Свободные осажденные», в которой
воспевал героизм двенадцати тысяч жителей города, сражавшихся против турок в
1825 году. Благодаря героизму защитников города и творчеству Соломоса, Миссолонги стал
символом национально-освободительного движения Греции 1821–1831 годов.
Д.
Соломос не дожил до воссоединения Ионических островов
с Грецией. 9/21 февраля 1857 года его не стало. 10 февраля парламент Ионических
островов объявил днем национального траура. Лишь только 7 лет спустя — в 1864
году, остров Закинф, как и другие острова Ионического
архипелага были переданы Греции. Но и после кончины Соломоса
его влияние на развитие греческой поэзии продолжалось. К этому времени уже
сложились две поэтические школы Афинская — материковая, и Ионическая —
островная, причем Соломос возглавил поэтов Ионической
школы. К этому следует добавить, что Ионическая школа, имевшая более давние
традиции, оказала влияние на творчество молодых поэтов Афин, а впоследствии —
на развитие литературы новой Греции. А поэма Соломоса
«Женщина с Закинфа» широко известна не только во всей
Греции, но и за ее пределами.
…Пребывание
на Закинфе подошло к концу, и вот снова наша
флотилия, к которой снова присоединились «Вера» и «Украина», вышла в море.
Долго еще за кормой виден остров Закинф, и паломники
могут любоваться его красотами, которые воспел Соломос:
Над
ним вершины головы подняли,
В
долинах амаранты зацвели,
И
розам ручейки напиться дали,
Он
высится от волн до небосвода.
Чтоб
люди видеть с высоты могли
Сколь
совершенна может быть природа69.
Слева
по борту появилась Кефалиния: «Остров велик,
многочислен и многолюден, изобилен в вино, хлеб и овощи»70. Но
возможности посетить этот остров у нас не было, хотя недаром В. Г. Барский в
1725 году «замедлехом в Кефалонии
месяц целый», поклоняясь местным святыням. Члены клуба «Полярный Одиссей» —
неизменные участники паломнических акций стремились побыстрей
увидеть остров Итаку — остров легендарного Одиссея.
_____________________________
1 Пинаева Л. Монастырь Дафни // Журнал Московской патриархии. 1988. № 4. С. 58.
2 Жмакин В., свящ. Путешествие иеромонаха Аникиты по святым местам Востока в 1834–1836 гг. СПб., 1891. С. 120.
3 Верн М., Прогулка по Средиземному морю. М., 1883. С. 276.
4 Пинаева Л. Указ. соч. С. 59.
5 Рыкачев А. П. Год Наваринской
кампании. 1827 и 1828 гг. Кронштадт,
6 Исторический очерк народной войны за независимость Греции. (Сост. Палеолог Г. и Сивинс. М.; СПб., 1867. Т. 1. С. 56.
7 Теплов В. Граф Иоанн Каподистрия президент Греции. СПб., 1893. С. 33.
8 Там же. С. 21.
9 Там же. С. 29.
11 Теплов В. Указ. соч. С. 34.
12 Исторический очерк народной войны за независимость Греции. Т. III. СПб., 1867. С. 99.
13 Там же. С. 96.
14 Там же. С. 94–95.
15 Там же, Т. II. С. 77.
16 Там же. С. 78.
17 Там жe. Т. III. С. 90.
18 Всеволожский Н. С. Путешествие через
Южную Россию, Крым и Одессу в Константинополь, Малую Азию, Северную Африку,
Мальту, Сицилию, Италию, Южную Францию и Париж в 1836 и 1837 годах. Т.
19 Путешествие к святым местам, находящимся в Европе, Азии и Африке, совершенное в 1820 и 1821 гг. села Павлова жителем Киром Бронниковым. М., 1824. С. 242.
20 Там же. С. 243.
21 Странствования Василия Григоровича Барского по святым местам Востока с 1723 по 1747 гг. СПб., 1885, Т. 1. С. 198.
22 Броневский В. Записки морского офицера в продолжении кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год. Ч. III. СПб., 1837. С. 11–12.
23 Воспоминания на флоте Павла Свиньина. Ч. II. СПб., 1819. С. 8, 12.
24 Броневский В. Указ. соч. С. 10.
25 Броневский В. Указ. соч. С. 10.
26 Там же. С. 8–9.
27 Воспоминания на флоте Павла Свиньина. Ч. II. СПб. С. 220.
28 Броневский В.Указ. соч. С. 9.
29 Воспоминания на флоте Павла Свиньина. Ч. II. СПб. С. 11.
30 Путешествие к святым местам… совершенное в 1820 и 1821 гг. … Киром Бронниковым. М., 1824. С. 241.
31 Там же. С. 242–243.
32 Всеволожский Н. С. Указ. соч. С. 356.
33 Станиславский А. М. Россия и Греция в конце ХVIII — начале ХIХ вв. М., 1975. С. 326.
34 Броневский В. Записки морского офицера в продолжении кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год. Ч. III. СПб., 1837. С. 13.
35 Путешествие к святым местам, находящимся в Европе, Азии и Африке, совершенное в 1820 и 1821 гг. села Павлова жителем Киром Бронниковым. М., 1824. С. 245.
36 Верн Михаил. Прогулка по Средиземному морю. М., 1883. С. 228.
37
Всеволожский Н. С. Указ. соч.
Ч. 1. С. 392.
38 Теплов В. Граф Иоанн Каподистрия президент Греции. СПб., 1893. С. 33.
39 Всеволожский Н. С. Указ. соч. Ч. 1. С. 393.
40 Рыкачев А. П. Год Наваринской кампании. 1827 и 1828 гг. Кронштадт.1877. IV (предисловие).
41 Там же. С. 16.
42 Там же. С. 16.
43 Там же. С. 48.
44 Там же. С. 48.
45 Там же. С. 46.
46 Там же. С. 56–57.
47 Там же. С. 59.
48 Там же. С. 64.
49 Там же. С. 70.
50 Там же. С. 63–64.
51 Там же. С. 64.
52 Там же. С. 282.
53 Там же. С. 45.
54 Записки паломника (
55 Скаловский Р. Жизнь адмирала Ф. Ф. Ушакова. Ч. 1–2. СПб., 1856. С. 203.
56 Там же. С. 246.
57 Воспоминания на флоте Павла Свиньина. Ч. 1. СПб., 1818. С. 251.
58 Странствования Василия Григоровича Барского по святым местам Востока с 1723 по 1747 гг. СПб., 1885, Т. 1. С. 200.
59 Станиславская А. М. Политическая деятельность Ф. Ф. Ушакова в Греции (1798–1800 гг.) М., 1983. С. 107.
60 Записки флота капитан-лейтенанта Егора Метаксы. Пг., 1915. С. 64.
61 Там же. С. 61.
62 Донесение от 10 ноября
63 Станиславская А. М. Россия и Греция в конце ХVIII — начала ХIХ вв. М., 1984. С. 177.
64 Путевые записки, веденные в
65 Соломос Д. Песни свободы. М., 1964. С. 154.
66 Путевые записки… С. 48.
67 Порфирий (Успенский), архим. Книга бытия моего. Т. V. СПб., 1898. С. 250.
68 Там же. С. 250.
69 Соломос Д. Песни свободы. М., 1964. С. 154.
70 Странствования Василия Григоровича Барского по святым местам Востока с 1723 по 1747 гг. СПб., 1885. Т. 1. С. 200.