Опубликовано в журнале Нева, номер 7, 2014
Иван Васильевич Белецкий родился в Краснодаре в 1983 году. Окончил
юридический факультет Кубанского государственного аграрного университета, после
этого работал журналистом и редактором в различных изданиях. В 2013 году переехал
в Санкт-Петербург. Публикации в литературной периодике («Урал», «Крещатик») и поэтических сборниках.
* * *
Хлеб расклеится на жаре.
Пахнет летом от головы.
Чистое поле, расти, ржавей,
чтоб не бросить себя жилым.
Вот лежит в пыли колесо,
матовеет в траве лафет.
Поле выстелено пыльцой,
выгорая как галифе.
Мир, подсолнухи, провода.
Цапли машут к своим прудам.
Светом выхвачен календарь,
остывающий от труда.
День трясет пустой кобурой.
Мы проснулись и говорим,
что история, как барон,
уплыла через море в Крым.
* * *
Брось.
Лучше давай расскажу тебе
про невидимые причины, сдерживающие людей.
Давай расскажу: страдание рождает страдание.
Не очень по-доброму, но пока давай позабудем
о доброте. Я вот забыл, что возраст
вряд ли нас сделает лучше.
Может быть, про кофейные горы забвения рассказать?
Щебень памяти там сразу летел в ущелье.
Хорошо, что не снились сны. Плохо, что просыпался
с застывавшим во рту абракадабры вкусом.
Мятый пиджак с заклеенными рукавами.
Площадь, по вечерам подсвеченная изнутри.
Брось.
Все мы тут слишком сентиментальны, а мой
разум, как сказал один негр,
слишком уж рационален.
* * *
Как мастерам невидимых изменений
нам, вероятно, видно, что впереди.
Гордость растет, старательно временея
и превращаясь в нечто без перспектив.
Нам угрожает ветер. Ветер шумит поверху.
Ждут минералы. Копится похвала.
Ты представляешь сущее — опись веток
или прожилок, с фоном из барахла?
Страхи описаны нам постольку-поскольку.
Сходят с пустого места, как, например,
и с человека. Необъяснимо долго.
Но остаются — в том числе и в уме.
То есть вцепиться в то, что еще осталось,
и ученически скалиться, видя дым,
как, свой портрет рисуя, трясутся скалы
или чужую карту большой беды.
* * *
Странные дни: эпосы строчатся из-под палки,
пишутся начисто и кладутся на полку.
Сверху писцам выдумывают обидные имена,
слышат что-то в ответ. Мелкая перепалка
все заполняет, как балаган, звеня.
Тут же замена плана: ты говоришь слова,
ты повторяешь их, ты узнаешь: слова
тоже имеют зрение, видят, когда не видишь,
видят, когда не видишь сам, видят, куда приводят.
К названному и дальше. К названному и дальше.
Что происходит — неясно. Сверху то льют туман,
то оживляют мертвых, то извлекают стержень
сложной вселенной. Так, что уже не держит,
сборит, морщит и складывается сама.
Видно, не зря пахнет вокруг осенне.
Зрители смотрят, как каменные ансамбли,
голову задирают. Архитектурный крик
вырывается, возвращается, как одна из
капель слова, и смысл о смысле знает,
смысл знает о
смысл знает.
* * *
Осторожность молчит, привыкая к весне
и стараясь найти свою родину в ней.
Архимедова радость — следить за водой,
наблюдать за расширенной, лишней, простой
заполняющей влагой. И реки текут
во все стороны, перемещая тоску.
Человек, доводя до отчаянья, не
умирает, а движется к той стороне,
где предсказывать нечего. Попусту зной
нависает собой над морской белизной
отраженного света. И, взятый внаем,
превращается эпос в сознанье твое;
из заломов на волнах выходят следы,
не ведущие к берегу или святым.
дальше движутся, щурясь, по морю вокруг
и по памяти перерождаются в звук.
Степи
Такие степи много где увидишь,
но не запомнишь. Осенью стада
сбиваются к неразберихе моря,
топча густой бурьян вокруг воды
и позвоночник линии прилива.
Трава частит. Олень, нашедший брод,
переступает в мягкой вязкой почве,
порой плывет. И держит курс на запад.
В воде по пояс, вымерзнув, спешат,
приобретая им ненужный опыт
работы над историей, подростки.
А впереди маячит во всю ночь
двурогой тенью голова оленя.
И дальше крепнет Запад. Где еще,
еще не распечатан свиток Рима.
Река II
Дома всегда готовы упасть навзничь.
Смерть приходит под видом речного бога.
Мы со скуки страдаем от дуализма,
противопоставляя засуху сезону летних дождей.
Сложно судить о будущем: отсюда его представишь
степью, в которой шевелятся космы жизни.
Холмы в этом месте разъехались, образовав ложбину.
Горец чувствовал неуверенность и возвращался на юг,
мы смотрим в другую сторону. Видим, опять же, степи.
Степи со стрекотом саранчи и густой полынью.
Нагретый, как в теле, воздух пробирается вдоль оврагов.
Воду выпарило, через ручей перепрыгни —
окажешься по другую сторону царства живых.
Сказано, что кометы раньше предупреждали об изменениях,
чтобы люди вовремя кочевали. Теперь же всё
случается примерно посередине эпохи.