Опубликовано в журнале Нева, номер 5, 2014
Андрей Владиславович Шацков родился в 1952 году в Москве. Автор
одиннадцати поэтических книг. Член Союза писателей России и Международной
ассоциации журналистов. Кавалер ордена Преподобного Сергия Радонежского РПЦ и
многих литературных премий. Креативный главный
редактор альманаха «День поэзии — ХХI век». Лауреат
премии Правительства Российской Федерации 2013 года в области культуры.
Проживает в Москве и в Рузе.
ТИШИНА
Тишина сбивает снег в прихожей.
В комнату крадется тишина.
Угасает вечер непогожий.
За окошком ночь — черным-черна.
Я молчу, боясь окликнуть гостью,
Что ко мне явилась на погляд.
Пол не скрипнет,
не шелóхнут гроздья
В красном куте тлеющих лампад.
Что сказать? —
В безмолвье
больше толка,
Чем в грозе грохочущих небес.
Покидает срубленная елка
В слезах смол
насупившийся
лес.
Шумный Новый год — беспечно ми́нет,
В суете, исчезнув без следа.
Не оставив от себя в помине
Ни любви, ни празднества следа.
Тишина войдет безмолвно в сени,
Как предтеча святок колдовства.
Побегут по стенам сказок тени
Накануне встречи Рождества.
прервет ушастая собака
Полнолуньем посланные сны…
Тишина сочится, но, однако,
Люди не заметят тишины,
Что приходит тáинством к поэту
Накануне новых смутных строк —
Памятником кáнувшему лету,
Что давно покинуло порог…
АЛЛЕЯ ГОЛИЦЫНА
В предзимье хлопнувшая дверь…
Среди лесов — аллеи прочисть.
Ну кто бы взялся нам пророчить…
Где я теперь? Где ты теперь?
Промчавший високосный год
Войны, усобицы, болезней —
Нам стал с тобой прощальной песней,
Сломав привычки хрупкий лед.
Всю ночь проплакал окоем.
Собаки выли за оврагом.
Я уходил неверным шагом
Под очистительным дождем.
Среди замшелых вечных лип,
Что помнят звания и лица,
Среди которых брел Голицын.
К цилиндру — желтый лист прилип.
За мной спешило в никуда,
Купаясь в грязных лужах, лето:
В них свет заката от рассвета
Был отличим не без труда.
Ключом негаданных потерь
Сквозняк аллеи запирая,
Казалась мне предтечей рая
В предзимье хлопнувшая дверь.
ЗАВОРОЖЕННАЯ ЗИМА
Грачи не улетали вовсе…
И бесконечно, день за днями,
Шла нескончаемая осень,
Метели заменив дождями.
Декабрь минул без мороза,
И пальцы складывались в щепоть,
Чтобы тепло почило в бозе
И смолк ненужный птичий щебет.
Чтобы окончились отсрочки
Зиме, замученной постами.
И не взорвали полночь — почки
Мертворожденными листами!
И был печалию отмечен
Канун больного Новогодья.
И говорились тише речи
Над голою земною плотью…
Но Рождество по талым лужам
Явилось, как весною Пасха.
И вопреки уснувшим стужам
Сложилась праздничная сказка!
И стала сонная империя
Мечтать, надеясь втихомолку,
Что Дед Мороз, сугробы меряя,
Придет на святочную елку.
И то, что было заворожено
Наговоренною водою,
Проснется утром — запорошено
Библейской вьюгою седою!
И ляжет санный путь с Крещения,
И свежий снег укроет дали…
Но длилось зимнее прещение.
Грачи — и те не улетали!
СКАЗ ОБ ОСЕННИХ ИВАХ
Всходит месяц — задирист, хоть мал,
И в кугé освещает болото.
Как шумит на ветру чернотал,
Словно плачет погинувший кто-то!
Всходит огненный солнца кристалл,
Обжигает багровые ветви.
Ими машет речной краснотал
Уходящим плотам на рассвете.
Чернотал,
краснотал,
белотал —
Однокровники матери-ивы.
Листья падают в чистый хрусталь
Водных струй
и плывут
молчаливо.
Это осень пришла с Северóв.
И в затерянной в волости Рузе
Посреди деревенских дворов
Грустно бродят домашние гуси.
Им бы в стае пролетной нестись,
Но не видно откормленных в стае.
Ведь в такую далекую высь
Только ивы листва долетает.
Листодер,
листобой,
листопад
Гонят вспять нерешительных споро.
Им, как мне, — ни вперед, ни назад
Не взлететь над затесом забора!
И становится жизнь не мила,
Хоть ты в омут беги головою…
А всего-то шальная ветла
Манит шали осенней листвою.
ПОЛЫНЬ
Полынь, полынь, ты все-таки взошла,
А я уж не мечтал об этой встрече…
Земли касались ласточек крыла.
И громыхало где-то недалече.
И не хотелось сумрачно смотреть
На сомкнутую рать чертополоха.
Но миг пришел, и сгинула мокреть,
И началась цветения эпоха!
И стало все, как в прошлые года.
Сбывалась за приметою примета…
Но в вышине зажглась Полынь-Звезда.
И вспомнилось еще — былое лето.
Когда пропахли волосы твои
Прибрежной мятой и тоской полынной.
Когда мы шли по краешку стерни,
Как нам казалось — стежкою былинной.
Среди еще не тронутых боров.
Среди лугов, томящихся в покое…
О, как тогда стучала в сердце кровь!
Сейчас не время вспоминать такое:
России неба вековую синь,
Распахнутую в честь моей державы…
А я не знал — как ты горька, полынь.
Вообще не знал, как звались в поймах травы!
В НАЧАЛЕ ОСЕНИ
Изнывает душа от лесного осеннего счастья,
Этой волглой травы, этой прелой опавшей листвы.
Это в жизни случается, только нечасто —
нечасто.
Это чаще приходит в полночные тихие сны.
По ступенькам сбегу в моросящую с неба порошу,
Погляжу на летящие абрисы панцирных туч
И до них свою кепку с размаху, с разбегу доброшу,
Чтобы хлынул в пробитый прогал обжигающий луч.
И засветит вокруг медноцветная осени вапа,
А над ней заполощут закатный пурпур и багрец…
И не скоро Покров, и не скоро метельная вата
Упадет на поля,
на проселки,
на память сердец
—
Что стучали когда-то почти в унисон над обрывом,
Под которым теперь собирается в стаи плотва…
И болеет душа нераскрытым доселе нарывом.
И надежда на теплую осень покуда жива!
СЮЖЕТ ДЕКАБРЯ
Декабрьское солнышко волчье —
Вся жизнь прокатила под ним.
На самой закраине — молча
Считаю остатние дни.
И веет шальная поземка,
Твои заметая следы.
И узится, узится кромка
Еще не застывшей воды.
На пальцы, несжатые в стуже
В единый, как прежде, кулак,
Дышу,
а дыханье все глуше,
И с сердцем не сладить никак.
Но все же,
но все же,
но все
же
Былое нельзя обновить.
Сменить, как змеиную кожу.
Отринуть, как отчую выть.
В нем были шальные рассветы.
Черемуха мая цвела.
И счастье касалось поэта
Размахом жар-птицы крыла.
Но птицы не стало…
Туманный,
Пал вечер угрюмым сычом.
И только Андрей Первозванный
Тебе подставляет плечо.
А снеги́ ложатся все толще
На волосы и на жнивье…
Декабрьское солнышко волчье —
Любовь и отрадо мое!
ДОРОГИЕ МОИ…
Две любимых души —
надо мною кружат в
поднебесье.
Два хранителя дум и поступков обычного стихо́творца.
Запорошено снегом до крыш, заповедное наше полесье,
И не видно следов на тропинках и всходах крыльца.
Вы далече теперь — моя мама и старый учитель-товарищ.
Там, где вряд ли нужны даже лучшие строки стихов…
Одиноко без вас… И в глазах лихорадка пожарищ
Полыхает все дольше — до первых с утра петухов.
А отец, тот, что выдался удалью, ростом и статью,
Под которым не дрогнул губительный жизненный лед, —
Тоже в небе, которое призрачной гладью
Вышивает не сбитый врагами его самолет.
Дорогие мои — я годами от вас недалече
И уже заучил наизусть литию, приготовил свечу.
Не
печалюсь о встрече,
печалюсь о таинстве встречи,
По плечу ли она будет мне? По плечу?
И звенит мое сердце, как благовест в пост предпасхальный.
И наполнено сердце — печалью и горькой виной
Пережившего вас, что ушли в одночасье с печальной,
Но прекрасной, как детская сказка, страной!