Опубликовано в журнале Нева, номер 4, 2014
Алексей Арнольдович Пурин родился в 1955 году. Поэт, эссеист,
переводчик. Стихи переводились на английский, голландский, итальянский,
немецкий, французский и др. языки. Лауреат премии «Северная Пальмира» (1996,
2001). Живет в Санкт-Петербурге.
Три
стихотворения
1. Гаэта
Возвращенное лето
под конец сентября —
эта крепость Гаэта!
Прилетели не зря
из угрюмого края
к нереидам: Нерей
шлет, трезубцем играя,
волны в скалы под ней…
Нереиды благие!
Чьим красотам дивясь,
за стихи и стихии
(загрустив, веселясь), —
за мечтавших о море
южном (живы — должок)
со слезою во взоре
выпьем граппы, дружок, —
за жида, эфиопа,
спящих в русской земле!
…Хорошо, хоть Европа
держит ноги в тепле.
2. Сперлонга
Не уместить шезлонга
горизонтально в ней:
крошечная Сперлонга —
сонмище ступеней.
Что-то из Лонга: Хлоя,
Дафнис, надои коз;
сельское и морское —
разуму вперекос.
Обзавелась решпектом:
лавки и бутики, —
даже почти проспектом —
в три-четыре руки.
Местные ветераны
зорко сидят в тени —
и изучают страны
в лицах: чудны́ они.
Немцы, американцы
бродят туда-сюда
(фотки-протуберанцы), —
праздные, ждут, когда
Дафнисова сиеста
кончится (ровно в шесть!),
Хлоя замесит тесто, —
и позовут поесть.
3.
Неаполь
Испанское безумие на фоне
Везувия. Под скопищем аркад
миниатюрны клодтовские кони.
Сияет в небе бронзовый дукат.
Запущены фасады. Груды сора.
Кумиры мертвых рослы и грозны.
Всё скоро прахом скроется от взора.
Испепелится око. Канут сны.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Музей. Полголовы Веспасиана.
Огромный шар когда-то был разбит.
Но что ему до этого изъяна,
чудовищу, до каменных обид?
И что до нас ликующей Природе,
спешащей всё сметающей рекой?..
Приплывшему сюда на пароходе
Фетида емлет жребий — но какой!
РИМСКИЕ
ДНИ
1. Circo Massimo
Прекрасного должно быть до фига:
и шествия, и скачки, и бега;
согнать со всей империи рычащих
зверей, вождей плененных и слонов —
и двинуть в ров, — основа из основ;
с улыбкой слушать царедворцев льстящих
и удовлетворенный рев арен.
А то, что ты — какой-то там Макрен,
Макрин, минутный повелитель Рима,
вчерашний всадник, завтрашняя снедь
ожесточенья, лучше не иметь
в виду; твоя судьба непоправима.
Сиди, смотри кровавые бои —
их любят все сограждане твои,
но распаленным этих зрелищ мало:
убить тебя — что кинуть конфетти! —
убить тебя — и бросить на пути
вступающего в Рим Элагабала.
Терпеть того в теченье лет пяти.
2. Palatino
Великое Ничто — то в мраморе крылатом,
то в золоте литом, — по храмам и палатам
расставленное здесь искуснейшей рукой
несметных мертвецов, несомых, как рекой
забвения, на миг явившейся минутой,
являет в суете красы свой облик лютый.
Не о глазницах терм реку — о полноте
Прекрасного, увы, подобной пустоте, —
о трепетной Пьете на фоне вечных сосен:
незнающим, им кряж могильный плодоносен;
но ты — как Пий, как Сикст — лишь камень, щебень,
тлен, —
запечатлен резцом иль не запечатлен.
Поверил бы отцам, пророчащим деревьям
о Царстве Неземном; но утлым суеверьям
потворствуют собор, надгробие, плита…
Нет, здесь не дышит Дух; Искусство — пустота.
Убогому уму оно — подмена Бога…
Боюсь, за это с нас никто не спросит строго.
3. Qurinale / Pinus pinea
И Сикст, и Пий, и
Цезарь, и Нерон…
Процессия всеобщих похорон.
Ты — кладбище громадное всего лишь,
прекрасный Рим под небом голубым;
и странно мне, что ракурсом любым
ты мой недолговечный глаз неволишь.
Ужели персть земная — и титан,
кем потолок капеллы папской дан —
и грозная стена напоминанья?
Сменяются хозяева палат,
с творцами их соскальзывая в ад;
разрушатся и статуи, и зданья…
А я, чужак, как некогда Север
какой-нибудь, не знающий манер,
гляжу на этот Голем с Квиринала —
и пинии, раскрытой в небеса,
твержу свое: «Спасительна краса!»;
но и Петра она не понимала.
4. Pantheon
Отверстие, нацеленное ввысь:
не всем богам, небесным лишь молись.
Построил, пишут, щедрый Марк Агриппа,
друг Августа; а позже Адриан
украсил; был ободран и засран;
но выстоял, очнувшись, как от гриппа,
от бреда и беспамятства веков.
Величественнейший из потолков,
скажи, о чем молчат твои кессоны!
Где боги — Марс, Меркурий, Аполлон,
Юпитер?.. Ими космос населен
или Аид? Где слышимы их стоны?..
(За два тысячелетия никто
не посягнул на звездное лото,
на домино небесное: ни Марка
нет, ни Петра, ни Павла, ни Луки
на зыбком своде; только светляки
язычников на нем сгорают ярко.)
Теперь тут церковь Мучеников всех
и Приснодевы… но, — прости мой грех,
Заступница, — неясные святыни:
могилы итальянских королей,
ученая окружность, а над ней —
не крест, но линза безответной сини.
5. Serapeum. Tivoli
Он приходил сюда по вечерам
один, — и воскресал прекрасный срам:
Александрия, грязный рай Канопа,
где Каллипиге вторит Каллиопа.
Всё совершилось в жизни, всё сбылось.
Он видел мир, как пифия, насквозь —
все чудеса, все страны, все чертоги…
И сам он — бог. И с ним сроднились боги —
Серапис, Нил, Асклепий, Антиной…
Он верит в них, как в зримое: их зной
неугасим в сетчатках опаленных.
Солдаты спят никчемные, жена.
И лишь александрийская луна
всю ночь горит из вод желто-зеленых.
6.1. Laterano
«Prossima fermata San
Giovanni»*.
Выйди, онемев от красоты…
…В катакомбах, в клетках, в котловане…
Большинства людей счастливей ты.
В черноту зрачка нетерпеливо
собираешь Рим. Ну, погляди:
в грозовую даль уходит Via
Appia.
Постельвозьми, иди!
6.2.
Изумился Идущему в чрево
вавилонское: «Боже, куда?!»
Ни направо свернуть, ни налево…
Ничего нет прекрасней стыда!
Надо думать, он встал с петухами,
чтобы вновь от судьбы ускользнуть;
но внезапно огромное — камень! —
преградило спасительный путь:
«Ну а ты-то куда?» — и взглянуло,
как возлюбленный преданный, в ночь
его глаз. И Петра развернуло…
Только стыд и способен помочь.
7. San Pietro
Благословил Франческо
из окна
столпившийся на площади народ.
Была одна рука его видна.
И в тот же день (как бы наоборот)
нам повстречался беженец без рук,
просящий подаяния араб.
О, эта нищета! О, этот Юг!..
Когда же мир узрит безруких пап?
________________
* Следующая остановка — Сан Джованни (ит.).