Опубликовано в журнале Нева, номер 4, 2014
Архимандрит Августин (в
миру — Никитин Дмитрий Евгениевич) родился в 1946 году в Ленинграде. Окончил
физический факультет Ленинградского государственного университета. В
1973 году принял монашеский постриг с именем Августин. Пострижен в монашество
митрополитом Никодимом в Благовещенской церкви его
резиденции в Серебряном Бору в Москве. В 1974 году рукоположен во иеродиакона и иеромонаха. Окончил Санкт-Петербургскую
духовную академию, преподаватель, доцент Санкт-Петербургской духовной академии.
Монастырь Св.
Дионисия основан на скале, на высоте
В те времена императорская династия Комнинов была вытеснена франками из Константинополя, и Алексей III имел свою резиденцию в Трапезунде. На том месте, где теперь живописно раскинулся афонский монастырь, поначалу подвизался отшельник Дионисий; он-то и дал имя обители, возникшей по его ходатайству перед Алексеем III Комниным через своего брата Феодосия, занимавшего Трапезундскую кафедру и пользовавшегося благосклонностью императора. Это было в 1375 году, что следует из грамоты, хранящейся в монастырской библиотеке. Об этом хризовуле сообщалось как об одной из самых ценных реликвий монастыря, в ней содержатся сведения о его начальной истории: «Между царскими хризовулами особенно замечателен хризовул ктитора монастыря, Трапезундского императора Алексея III Комнина, которым он укрепил основное его достояние, — сообщалось в описании монастыря, сделанном в XIХ веке. — Этот хризовул писан не на пергаменте, а на толстой бумаге, древними греческими буквами; к нему привешены пред царским титулом две золотые большие печати с лицом царским и подписью внизу; между печатями изображены царь и царица. Хризовул свидетельствует о состоянии империи греческой, о благочестии рода Комниных»2.
Первые отрывочные сведения о монастыре Св. Дионисия появились на Руси довольно рано, но более полные и систематические сведения об этой обители стали известны в русских кругах благодаря книжной деятельности Максима Грека — выходца из Ватопедской обители, в течение долгого времени (1518–1556) жившего на Руси. Среди многих его произведений следует отметить послание Максима Грека Василию III об афонских обителях. Хотя Максим Грек был насельником Ватопеда, большое внимание в своем послании он уделил описанию монашеской жизни как лавры Св. Афанасия, так и Дионисиевского монастыря. Датировать послание следует 1518–1519 годами — временем первоначального пребывания Максима Грека на Руси.
Упомянув о лавре Св. Афанасия, Максим Грек пишет в своем послании Василию III: «От сущих же у нас во истину общежителей первая и в истину чист от особства есть в греческих убо честная обитель честнаго Предтеча, еже нарицается Дионисиева… Повествуемо убо есть мною священныя обители Дионисиевы известное съжительство, понеже множицею тамо приидох и тех равноангельное житие известнейше познах, неже иных, елико убо познах, сие реку любоистинне»3.
Далее Максим Грек излагает историю основания обители, которая совпадает с известными в настоящее время историческими сведениями о монастыре Св. Дионисия; интересно его сообщение о числе насельников, обитавших в этом монастыре в начале XVI столетия: «Сия убо честная обитель создателя име преподобна некоего Дионисиа, тамо подвизавшася, трапезонтянина родом и брата бывша иже тамо тогда митрополита, создана есть и сия под малым глаголемым Афоном к полудни на камени высоце доволне от моря, обаче не толь велика, якова ныне зриться, но малейша; последи же при наших днех распространися расходы святейшего патриарха Нифона, иже в ней житие скончавшего преподобне и освящением от Бога прославльшася; стенами же крепкими всюду ограждена, имат же посреди церковь единоверхну краснейшу честнаго Предтечи рождество празднующи; его же окрест братей келиа двокровны же и трикровны, обитают же братия яко 95, а не больши»4.
В своем послании к Василию III Максим Грек уделил внимание общежительным и особножительным монастырям, он пишет о труде монахов и вообще об источниках существования и благосостояния монастырей. Максим Грек в послании привел два примера общежительных монастырей (Дионисиат и Зограф) и два особножительных (лавра и Ватопед). Свое описание Максим Грек начал с особных — лавры и Ватопеда, поскольку лавра Св. Афанасия — одна из самых главных и крупных обителей Афона, а сам Максим Грек был выходцем из Ватопеда. В то же время интересно отметить, что симпатии Максима Грека всецело на стороне общежительных монастырей, о чем он пишет далее, говоря об устройстве монашеской жизни в обители Св. Дионисия: «Общее житие от начала имевше и даже доселе пребывающе чистейша, яко ниже до иглы, по реченному, власти держати в келии, кроме изволения настоящего, иже единомыслене вся, яже обители исправляюще непрестанно труждаються и внутрь и вне и на земли и на мори, якоже и живущем в святейших Лаврах, тии же суще и корабници и посланници, и винограда делатели, и земледелатели, и строители, и келари, и хлебници, и повары и всякую просте службу и потребу обители усерднейше исполняюще, ничто же нигде от общих вещей братства отнудь усвояюще, но паче прибавляти присно сия тщатся»5.
Далее Максим Грек повествует о гармоничном сочетании монастырских послушаний в обители Св. Дионисия, когда для каждого насельника предлагается разумное чередование хозяйственных работ и молитвенного подвига: «Толико же труждающеся ниже духовных не радят трудов, аще пригодная места точию имут, идеже аще прилучатся труждающеся, егда настанет время песнопения, от дел преставше, псалмопение совершают священником тем присно споследующим. И обычай общего жития правило повсюду соблюдают, сиречь понедельник, среду, пяток единою ести без масла, вина и рыб и 300 поклонов на всяк день творити»6.
Два основных отличия от особножительннх монастырей характеризуют общежительный Дионисиат и другие такого рода монастыри: всякое отсутствие у монахов личной собственности; второе — вклад, который могут внести в монастырь поступающие в него, не влияет на положение монаха в обители: «И якоже тии по вся обители служат, сице паки обитель тех и безсребрене приемлет и постризает, ничто же ино от них истязавши, точию от всея душа вконец послушание и благопокорение. Аще некы от приходящих приносит с собою сребро, — не истязуются сия нужне или аки о согласии вклада; да не буди таковое сребролюбие и безместие. Но сами, яко уже чада обители бывше, самоизвольно и свободне сие принесут Богови и братству»7.
Приведенные отрывки из послания Максима Грека свидетельствует о том вкладе, который был сделан в рукописное наследие Руси выходцем из Ватопеда, что помогло русским христианам лучше узнать о другой афонской обители — монастыре Св. Дионисия. Другим интересным манускриптом, имеющим прямое отношение к афоно-русским литературным связям, является рукопись, хранящаяся в библиотеке Дионисиата (№ 446, 1592, август.). Это — Сборник служб святым и другие сочинения8. В конце рукописи переписчик сделал следующую запись (по-гречески): «Сия книга написана моей, иеромонаха Макария, рукой, в Москве (городе) Великой России, в лето 7100-е, индикта 5-го, месяца августа в 13 день. Закончена (книга) в царствование Феодора и царицы Ирины, когда родила дочь его Феодосию»9.
Иеромонах Макарий был, вероятно, одним из тех многочисленных посланцев с Востока, которые в поисках денежных средств для своих монастырей приходили в Москву в XVI веке. Нередко такие странники жили в русской столице долгое время и занимались иногда здесь книгописанием. Покидая Москву, они, как правило, увозили с собой и переписанные книги.
Продолжая обзор церковных и литературных связей Дионисиатской обители с Россией, необходимо сказать несколько слов о тех рукописях, которые были посланы братией Дионисиата в Россию с Арсением Сухановым, приезжавшим на Афон в середине XVII века. Для проведения в жизнь книжной реформы патриархом Никоном было решено отправить в известные московскому правительству своими книжными богатствами и тесно связанные с Россией святогорские монастыри старца Арсения Суханова, который уже не раз выполнял ответственные дипломатические поручения, хорошо знал греческий язык и обычаи православного Востока10.
Поездка Арсения Суханова на Афон не была официальной. Он имел при себе грамоты к афонскому проту, святогорским монастырям и Константинопольскому патриарху, но не имел писем к турецкому султану или чиновникам Порты, ведавшим Афоном, где бы излагалась цель его поездки на Святую гору.
Можно было бы думать, что такие документы существовали и просто не дошли до нашего времени (даже в копиях или в виде упоминаний в бумагах Посольского приказа), но это предположение было бы неверным: если бы Суханов имел грамоты русского царя или патриарха к султану или турецким чиновникам с просьбой о продаже греческих книг, он вез бы с собой в Константинополь различные подарки, упоминание о которых обязательно нашло бы место в достаточно хорошо сохранившихся «Греческих делах» Центрального государственного архива 1650-х годов.
Сам маршрут поездки Арсения Суханова — на Афон, а затем в Константинополь, но не наоборот — свидетельствует о том, что Арсений Суханов не имел намерения обращаться за содействием к турецким властям. Более того, он старался избегать встреч с турецкой администрацией как по дороге из Ясс на Афон, так и по пути с Афона в Константинополь и затем в Россию. В архиве монастыря Св. Дионисия сохранился интересный документ, который говорит о том, что продажа книг в Россию в 1654 году была осуществлена афонскими монастырями без официального разрешения турецких властей. Этот документ был впервые издан в 1958 году С. Кириакидисом по копии, переписанной для него библиотекарем Дионисиата Евфимием.
Нечеткое написание третьей цифры в дате документа заставило издателя принять как возможные две даты — 1654 и 1694 годы. С. Кириакидис не связал появление этого документа с поездкой на Афон Арсения Суханова и оставил издаваемый текст почти без комментариев. На связь афонского документа с поездкой за рукописями Арсения Суханова и необходимостью отнесения его к 1654 году указал сразу же вслед за публикацией С. Кириакидиса М. Ласкарис11.
Документ составлен, вероятно, в Протате 10 июня 1654 года и является данным представителями 20 афонских монастырей обязательством в том случае, если турецкие власти потребуют объяснений относительно продажи древних книг московскому царю, ссылаться на бедственное материальное положение всех монастырей, невозможность их существования без «милостыни мира» и вынужденность продажи книг. (С. Кириакидис считает, что турецкие власти запрещали вывозить книги со Святой горы, но вероятнее предположить, что такого запрещения не существовало и осложнение могло возникнуть лишь потому, что книги были проданы в Россию без специального разрешения.)
Текст договора написан по-гречески, и в переводе на русский язык он читается следующим образом: «Настоящим нашим договором все мы, кафигумены всех монастырей Святой Горы и старцы совета, объявляем и по собственной воле пишем и обещаем в данном документе, что если когда-нибудь станет требовать от нас ответа ага бостанджи-баши относительно наших древних книг, которые мы отдали царю Московии, (то будем говорить, что) мы отдали их из-за великой нашей бедности и, кроме того, потому, чтобы бедные монастыри имели возможность получать милостыню, дабы избавиться от бедности. Ибо без милостыни мира мы не можем прожить. Также если заптиджи Зафер ага будет проявлять беспокойство из-за того, что московит беспрепятственно покинул Св. Гору с книгами, мы все да будем единодушны и дадим ответ, как сможем. Если же он не будет согласен с этим договором и соглашением, к которому мы пришли и который совершили относительно Св. отца (Суханова. — А. А.) и захочет поступить по-своему, клевеща на нас, и не будет спокойно относиться к договору, который мы заключили, то пусть поступает, как знает, и пребывает в беспокойстве, мы же будем держать ответ, единые душой и телом, ради любви Христовой и бедных монастырей. И в утверждение истины все мы подписываемся собственной рукой. В лето 1654, месяца июня 10»12.
Далее следуют подписи наместников или представителей всех афонских монастырей:
Проигумен Лавры иеромонах Иосиф со всем моим монастырем ручаемся за (написанное) выше.
Проигумен Ватопеда иеромонах Максим со всем моим монастырем согласны с (изложенным) выше.
Виктор игумен хиландарский со всем монастырем.
Проигумен Ивира иеромонах Галактион со всем моим монастырем согласны с (написанным) выше.
Проигумен Дионисиата иеромонах Климент со всем моим монастырем согласны с вышеизложенным.
Проигумен и дикей Пантократора Иеремия со всем монастырем согласны с вышеизложенным.
Кафигумен Ксиропотама иеромонах Геннадий ручаюсь за (написанное) выше со всем моим монастырем.
Кафигумен Кутлумуша иеромонах Иоасаф со всем моим монастырем ручаемся за вышеизложенное.
Давид иеромонах симопетриот (монастыря Симонопетрского. — А. А.) со всем нашим монастырем ручаемся за вышеизложенное.
Проигумен Симена Анфим признаю вышеизложенное.
Дикей Руссика Герман подписываюсь.
Серафим из Ставроникиты признаю (написанное) выше.
Герасим Ксенох (монастыря Ксенофонтовского. — А. А.) Герасим из Кастамонита ручаюсь за вышеизложенное.
Игумен Филофея иеромонах Григорий признаю (написанное) выше.
Христофор Григориатис (монастыря Григориат. — А. А.)
Парфений из Каракалла.
Игумен Иаков из Зографа с братьями.
Из Дохиара старец Феона.
Анания игумен из Св. Павла с братьями13.
Этот перечень важен как документ, сообщающий о том, в каких монастырях в это время сохранялось славянское влияние. Большинство подписей в этом перечне написано по-гречески, однако несколько подписей выполнено по-славянски: «Виктор игумен хиландарский со всем монастырем», «Герасим Ксенох» (из Ксенофонта. — А. А.), «игумен Иаков из Зографа с братиями», «Анания игумен из Св. Павла с братьями».
Следует упомянуть о судьбе тех 34 рукописей, которые Арсений Суханов вывез именно из Дионисиата. Согласно данным, имевшимся в конце XIX века в распоряжении русского исследователя С. Белокурова, в Патриаршей библиотеке в Москве хранилось 17 рукописей, принадлежавших ранее обители Св. Дионисия: 6 рукописей — X века, 4 — XI, 2 — XII, 1 — XIII, 2 — XIV, 1 — XV, 1 — XVII14. В настоящее время благодаря трудам отечественных исследователей удалось выявить дополнительное число манускриптов, вывезенных Арсением Сухановым из Дионисиата, и из 34 рукописей известно местонахождение 30 из них15. Можно надеяться, что в будущем будут найдены и остальные 4 рукописи, принадлежавшие этой афонской обители.
К началу ХVIII века относится краткое упоминание о Дионисиатском книгохранилище у Иоанна Комнина из Угровлахии, посетившего Афон в 1700 году. В своем «Проскитинирии Св. горы Афонской» он уделяет этому описанию всего 1–2 строки: «Имеет сей монастырь и книгоположницу богатейшую и славну окрест ее на зрении»16.
В противоположность этому краткому замечанию русский паломник Василий Григорович Барский с избытком компенсирует отрывочное сообщение Иоанна Комнина. В. Г. Барский имел возможность ознакомиться с книгой И. Комнина во время своего путешествия на Афон и, несомненно, отметил скудость сведений, приведенных Комниным о Дионисиатском книгохранилище. Перечислив храмы и святыни Дионисиата, В. Г. Барский переходит далее к описанию Дионисиатской библиотеки. «Кроме же соборного сего великолепного храма суть в монастыре и малы храмы нарицаемы гречески параклисы.., в стене западной собор святых Архангел, таможде и книгохранительница»17.
Но этим не ограничивается сообщение В. Г. Барского, и он далее приводит подробное описание книжного собрания, отмечая некоторые из хранившихся там рукописей: «Есть тамо и книгохранительница верьху внутренней паперти, которую вкратце рассмотрех, и обретаются в ней книги различны, рукописны же и печатные, еллинские же и латиногреческие, правильные же и поучительные, наибольше же рукописные на пергаменте и на бумаге древния, и от неучения и небрежения иноческого, многи суть червями разточенны, от них же суть инныя древних еллинских философов и учителей церковных и богословов, и отеческие патерики, некия же и неудобо обретаемыя, яко то: Аввы Исаака Сирина, Симеона Нового Богослова, и прочия сицевы; бяше же числом всех, яко полторы тысячи, и очистих их от множества праха»18.
Рассказав о расположении библиотеки и приведя данные о количестве хранившихся в Дионисиатской библиотеке рукописях, В. Г. Барский отметил одну из них, которая привлекла его особое внимание, поскольку насельники обители связывали ее написание с именем Алексея III Комнина: «Еще тамо видех книжицу, елико может быть малу, си есть Псалтирь греческую, на пергаменте зело дробным и прекрасным писанием писанную, юже глаголют, яко списа своею рукою святая преподобная Мелания Римлянина, в которой аз рассмотревши все листы, никакого о сем надпися, ни свидетельства, или имени святой не видех, точию обретох един подпись ветхий червленн (истинный ли, или притворный, не вем) сицев: Алексей во Христе Бозе верный царь и самодержец греческий Комнин; откуду можно разумети, по моему мнению, яко Псалтирь дарова оную царь предреченный, аки ктитор, в обитель сию»19.
Обращает на себя внимание тот научный подход, с которым В. Г. Барский анализировал сообщаемые ему сведения. Приведя текст подписи, приписываемой Алексею Комнину, он приводит здесь же свои комментарии по поводу его подлинности («истинный ли, или притворный, не вем»). Следует отметить, что Барский сообщает о документе, хранившимся в Дионисиатской библиотеке, который свидетельствовал о связях Дионисиата с Россией: «Обретается тамо грамота царя российского Алексея Михайловича, на бумазе писанная»20. Но, к сожалению, Барский не смог изучить ее текст, поскольку она «не бяше тогда в монастыре, но инде за потребою была отослана»21. Но тем не менее упоминание об этой грамоте ценно уже само по себе.
Пребывание В. Г. Барского на Афоне относится к 1726–1744 годам, и следующим по времени отечественным письменным свидетельством о монастыре Св. Дионисия является сообщение монаха Саровской пустыни Игнатия, прибывшего на Афон из России в 1767 году. К сожалению, он оставил лишь краткие записи о каждом афонском монастыре, в котором побывал, и его описание Дионисиатской обители чрезвычайно кратко: «В Дионисиате церковь имеется Иоанна Предтечи. Начальствующий в нем игумен; братии довольно. Ограда из дикого камня, кельи в стенах о четырех жильях. Стоит над морем, и поклонихся братии, приняв благословение и отъидох»22.
Начавшиеся во время царствования императрицы Екатерины II русско-турецкие войны чрезвычайно затруднили паломничество русских христиан на Афон, и поэтому каких-либо подробных записей паломников об афонских книгохранилищах не встречалось довольно продолжительное время. Новый этап в изучении рукописного наследия как Дионисиата, так и других афонских книгохранилищ для русских исследователей начался с середины XIX столетия. К этому времени относятся записки иеромонаха Серафима (Веснина), который написал ставшую весьма популярной в России и неоднократно переиздававшуюся книгу «Письма Святогорца к друзьям своим о Святой горе Афонской».
О своем посещении Дионисиата и о попытке осмотреть его книгохранилище
иеромонах Серафим оставил чрезвычайно подробное описание. «19 мая
«Признаюсь,— писал далее Святогорец, — меня огорчил такой велеречивый отказ. Кто же этот русский, взявший так хитро вашу книгу и рассыпавший перед вами столько золотых обещаний и светлых надежд на Россию? — спросил я. Не знаю, отвечал настоятель, — знаю только, что он богат и василикос анфропос (царский человек. Греки вообще наших русских путешественников важного сана или вида называют царскими людьми)»23.
Далее иеромонах Серафим в своих записях пытается отвести незаслуженные обвинения в адрес русских исследователей если не перед насельниками Дионисиата, то, по крайней мере, перед русскими читателями, знакомившимися с его записками. Следует отметить, что большая часть русских исследователей, таких, как В. И. Григорович, архимандрит Порфирий (Успенский), архимандрит Антонин (Капустин) и др., начали систематическое изучение афонских библиотек вскоре после посещения Дионисиата иеромонахом Серафимом, но никак не до него и встречали в этой обители радушный прием. В то же время не надо забывать и о том, что существующие ныне в западноевропейских собраниях греческие рукописи начали вывозиться с Афона именно в годы, которые предшествовали посещению Святогорцем обители Св. Дионисия. Поэтому, имея в виду все эти обстоятельства, можно с большим пониманием отнестись к дальнейшему повествованию иеромонаха Серафима (Святогорца): «Тщетно терялся я в догадках, припоминая, кто и когда из современников русских был здесь… Конечно, не правы те из путешественников, которые, не имея возможности свободно пройти в тайники здешних афонских архивов, непозволительными средствами и льстивыми обещаниями пособий и покровительства России, отворяют себе дверь в здешние исторические подвалы, а в тысячу раз непростительнее, посягающим на чужую собственность и тайно похищающим из библиотек или старинные рукописи или даже — рисунки!
Тем и другим образом русские выходят из доверия у Афонской Горы, и греки лучше предают мышам и моли свои архивные саккулы, чем бессовестности ученых. Я слыхал плохие отзывы о Св. Горе за ее неохотливость в открытии библиотек, ее бранят и относят к невежеству ее пренебрежение учеными путешественникам, но если ее бранить, то господ путешественников уже надобно непременно вдвое, за их тайные похищения библиотечного сокровища. В самом деле, что у людей за глупость выдирать или вырезывать из книг и рукописей листы или рисунки? Кроме того, что это историческое святотатство, книга через это лишается своего исторического достоинства и важности, и впоследствии отрывками своими может только рождать в путешественнике напрасное любопытство, без полного удовлетворения. Да и у самого святотатца к чему может служить похищенный рисунок или вырванный кусок исторической старины.
Если приглянулось то или другое, у нас есть благороднее средства добыть для себя заманчивый предмет: наше перо лучший в подобных случаях переводчик копии с подлинника, а если воображение живо и рисованное мало-мало далось в руки, — с каких бы то ни было рисунков, все и в самых верных очертаниях ляжет под наш послушный карандаш. К чему же посягать на чужую собственность? Это ничем не извинительно!
Признаюсь, я вышел из Дионисиата в грустном предубеждении против всякого путешествующего историка и археолога, и решился никогда не быть ни тем, ни другим, и даже не знаться со святотатцами этого рода, кто бы они ни были»24.
В том же 1844 году в Дионисиатской обители побывал отечественный исследователь
В. И. Григорович, который жил на Афоне с 24 сентября 1844 года по 26 января
1845 года. За это время он просмотрел 445 славянских и 2800 греческих
рукописей. В своих дневниковых записях В. И. Григорович отметил свое пребывание
в обители Св. Дионисия: «7–8 ноября (
Далее В. И. Григорович называет общее количество книг и рукописей в Дионисиатской библиотеке. Если сравнить это с тем, что видел здесь В. Г. Барский сто лет назад («числом всех яко полторы тысячи»), то можно сделать вывод, что за это время многое в книгохранилище Дионисиата было утрачено: «Книг в библиотеке около 400 и рукописей до 50. Кроме одного греческого Евангелия, писанного уставом и рукописей Иппократа и Омировой Илиады на простой бумаге, все прочие богословского содержания. Славянских рукописей нет. Видел ктиторский хризовул царя Алексея Комнина с современными изображениями царя и царицы»26.
Вскоре после отъезда В. И. Григоровича с Афона туда прибыл архимандрит Порфирий (Успенский). За время своего пребывания на Афоне он посетил и монастырь Св. Дионисия. Подобно тому как в свое время Арсений Суханов вывез из Дионисиата греческие рукописи, необходимые для исправления русских богослужебных книг, так и архимандрит Порфирий отобрал в этом монастыре ряд древних манускриптов для их дальнейшего изучения в России. На основании тщательного изучения как рукописей Дионисиата, так и других афонских монастырей архимандрит Порфирий впоследствии написал капитальный труд по истории Афона. Что же касается рукописей, вывезенных им с Афона, то после его смерти они были переданы в Санкт-Петербургскую публичную библиотеку и ныне являются украшением ее греческого рукописного собрания.
Среди дионисиатских рукописей, принадлежавших ранее архимандриту Порфирию Успенскому, можно отметить следующие:
1. Евангелие толковое, отрывок,
XI в. Пергамент. На обложке — помета архимандрита Порфирия с датировкой этих
листов
2. Евангелие от Матфея (10, 27–36), XII в. Пергамент. В обложке, с пометой архим. Порфирия: «Из библиотеки монастыря Св. Дионисия». Из рукописи Дионисиата, № 5. Публ. библ. Греч. собр., № 30228.
3. Псалтирь ХIII в. Пергамент. Заголовки и инициалы писаны золотом и киноварью. В обложке, с пометой архимандрита Порфирия: «Из библиотеки Св. Дионисия на Афоне». Публ. библ., греч., № 27029.
4. Апостол. Отрывок,
5. Евангелие от Иоанна, 5,
20–36,
Следующим по времени гостем Дионисиевой обители был болгарский исследователь К. П.
Дмитриев-Петкович. Подобно иеромонаху Серафиму (Веснину), он поначалу потерпел неудачу
при попытке осмотреть книгохранилище Дионисиата.
Отметив, что в то время в обители проживало около 120 монахов, среди которых
было 8 болгар, он далее писал о последующих событиях: «24–25 октября (
Интересно отметить, что при посещении Дионисиата иеромонахом Серафимом (Весниным) игумен обители в основном обвинял в хищении рукописей какого-то русского паломника, но в случае с К. П. Дмитриевым-Петковичем эта личность как бы отошла на второй план, и речь в основном зашла о других визитерах. К. П. Дмитриев-Петкович повествует об этом далее: «Наконец игумен, успокоившись немного, объявил мне откровенно причину, по которой он боялся открывать библиотеку иностранцам. При этом он намекнул на поступки грека Симонида, который не побоялся употребить и самую религию нашу как средство для своих обманов и воровства32, русского путешественника-даскала, и многих других из французов, немцев и англичан. Я просил его сначала позволить мне обозреть библиотеку вместе с ним или с кем-нибудь из монахов, которого будет ему угодно дать мне в спутники и в надзиратели. Это повторил я ему несколько раз. Но он или не слушал меня или не понимал, будучи занят мыслью о прежних путешественниках и даскалах и, особенно о том: какой я поклонник и путешественник и записываю ли по монастырям и чудесам! Наконец, пришед в здравый разум, он сказал: “хорошо! — если так, чтобы обозреть только библиотеку, — то извольте, но завтра, теперь отдохните”»33. Итак, усилия К. П. Дмитриева-Петковича увенчались успехам, и благодаря этому мы имеем описание Дионисиатского книгохранилища, сделанное болгарским исследователем: «Библиотека помещается над портиком в маленькой комнате с одним окном, в которой поднимаются по узкой, кривой лестнице. Книги расставлены по полкам там и сям без всякого порядка и смешаны рукописи с печатными (книгами). Каталога не имеют, только на некоторых книгах — на переплетах — приклеены бумажки с надписями, означающими заглавия книг. Книг в библиотеке около 600 и рукописей до 100, между которыми более 40 Евангелий, прочие суть Слова учителей Церкви, Минеи, жития святых и проч. Славянских не видал. Когда я рассматривал библиотеку, было со мною четверо монахов из любопытства и для надзора; день был субботний и притом канун праздника Св. Димитрия; они должны были петь всенощную в эту ночь, потому желали спать и спешили скорее отделаться от меня»34.
Далее
К. П. Дмитриев-Петкович отметил некоторые из наиболее примечательных
рукописей: 10 древних рукописных Евангелий, а также Псалтирь (
Помня прием, оказанный ему игуменом, Дмитриев-Петкович не осмелился больше беспокоить его и просить показать хризовулы. Тем не менее болгарский исследователь упоминает о самом древнем из них в таких словах, которые почти дословно совпадают с сообщением В. И. Григоровича, из чего можно сделать вывод о предварительном изучении Петковичем заметок своего предшественника: «Знаю, однако, что у них хранится ктиторский хризозул царя Алексея Комнина с современными изображениями царя и царицы»35.
Сведения о событиях, связанных с историей монастыря Св. Дионисия, довелось почерпнуть из старинной афонской рукописи архимандриту Антонину (Капустину), побывавшему на Святой горе в 1859 году. (Архимандрит Антонин стал впоследствии начальником Русской духовной миссии в Палестине и в 1883 году по поручению Православного палестинского общества осуществил археологические раскопки в Иерусалиме, давшие важные результаты для более правильного понимания евангельского повествования.) В книгохранилище Протата в Карее он обнаружил пергаментную рукопись, содержащую творения св. Василия Великого. На одном листе этой рукописи архимандрит Антонин обнаружил приписку позднего времени, повествующую о бедствии, постигшем монастырь Св. Дионисия: «В 7043 (1535) году в октябре месяце сожженная обитель господина Дионисия, не знаю как, и уничтожена совершенно. Видящим плач великий, — знающим святость ее»36.
Большой вклад в изучение рукописного наследия Дионисиата внесли сотрудники Русского археологического института в Константинополе, который возглавлял выдающийся русский византолог Ф. И. Успенский. В 1895 году была организована научная экспедиция на Афон, в которой приняли участие сотрудники Археологического института: сам Ф. И. Успенский, О. Ф. Вульф, Б. А. Панченко, а также монах Пантелеимоновского монастыря о. Гавриил. Изучение афонских памятников продолжалось 6 недель и сопровождалось значительными результатами. В частности, в библиотеке Дионисиата был списан обширный материал для истории Трапезунда (кодекс № 154), содержащийся в древней рукописи в нескольких главах. Этот материал представляет интересные данные об истории Трапезунда, содержит сведения об этнографии Черноморья и об отношениях Трапезундской империи к русскому Черноморью. В библиотеке Дионисиатского монастыря был также собран обширный материал, касающийся так называемого дела Иоанна Итала37.
По возвращении из экспедиции Ф. И. Успенский опубликовал на страницах «Известий Русского археологического института в Константинополе» специальное исследование о деле Иоанна Итала, на основании сведений, почерпнутых им из рукописи Дионисиата (кодекс № 120).
Дело Итала — это судебный процесс, который проводился попеременно светской и духовной властью против весьма известного в Константинополе лица, имевшего обширные связи при дворе и в высшем обществе. При изучении рукописи Дионисиата выяснилось, что дело об Итале возбуждалось дважды: сначала при императоре Михаиле VII Дуке и патриархе Косьме I в 1077 году, затем при императоре Алексее I Комнине и патриархе Евстратии Гариде в 1082 году.
«Дело об Итале возбудило всеобщее внимание и долго волновало умы не только потому, что это был громкий процесс, но еще и потому, что вместе с наставником высшей государственной школы привлекались к обвинению его прежние ученики, давно уже занимавшие равные должности. Дело было возбуждёно на основании доноса о том, что Итал якобы не почитает св. икон, не признает Деву Марию Богородицей и т.п. Для суда Итал специально составил исповедание веры; в делопроизводстве сохранились 6 вопросов, которые рассматривались судом — о втором Лице Св. Троицы, о Деве Марии, о поклонении св. иконам. Учение Итала по всем этим пунктам было судом признано неправильным»38.
Помимо интересного фактического материала, сведения, содержащиеся в дионисиевской рукописи, освещали остававшиеся до того времени не исследованными вопросы из истории духовного просвещения в Византии. В связи с этим изучение данного манускрипта русскими исследователями имело большое значение для развития византиноведения. Во время своего пребывания на Афоне члены экспедиции РАИКа сделали около 200 фотографических снимков с рукописей и предметов.
В это же самое время, то есть в конце XIХ столетия, по инициативе французской школы в Афинах возникла мысль о систематическом изучении афонских архитектурных и рукописных памятников. Русскому археологическому институту в Константинополе было сделано предложение объединить усилия для совместной работы на Афоне и для издания афонских памятников. Так как изучение наследия, завещанного православием и сохраненного на Афоне, сотрудникам института представлялось священной обязанностью первого русского научного учреждения на Востоке и так как участие института в обработке и издании афонских памятников могло бы служить некоторым исполнением тех нравственных обязательств, которые имела русская наука по отношению к Афону, то руководство института выразило свое одобрение этому предложению.
Выработав план совместных действий с французами по проведению работ и составив приблизительную смету расходов, институт предоставил проект изучения памятников Афона на рассмотрение Министерства народного просвещения и Академии наук, причем ходатайствовал об оказании содействия и материальной поддержки проекту39.
Министерство народного просвещения также внесло свою лепту в изучение афонских древностей. Так, в 1896 году русский исследователь Д. В. Айналов получил уведомление о командировке на Афон по линии департамента Министерства народного просвещения, с научной целью для занятий в монастырских библиотеках Афона и для изучения его богатых ризниц, а также для исследования старинных росписей.
Говоря об изучении рукописного наследия монастыря Св. Дионисия, необходимо отметить большой вклад в это дело Хрисанфа Мефодиевича Лопарева (1862–1918), одно время занимавшего должность библиотекаря рукописного отдела Санкт-Петербургской публичной библиотеки. Он побывал на Афоне в 1896 году и посвятил все время своего краткого пребывания в Дионисиате исследованию и сличению древних рукописей, в которых излагались жития святых. Х. М. Лопарев был радушно принят в этой обители. В монастыре Св. Дионисия, отмечал он, «легко дышится путешественнику: при богатстве рукописного собрания здесь состоит библиотекарем о. Иаков, человек необычайно услужливый, любезный и заботливый, каких только побольше надо пожелать для афонских библиотек. Рукописи он приносил мне в келью, и я мог в течение шести дней всецело предаться интересовавшим меня памятникам»40.
Во время своей работы с
рукописями Дионисиатского книгохранилища
Х. М. Лопарев нашел манускрипт, содержащий одну из редакций жития св.
Евдокима Праведного, которое впоследствии подготовил
к изданию. В своем сообщении он так писал о сделанной им находке: «Просматривая
содержание кодексов монастыря Дионисиата, мы были изумлены,
встретив в кодексе № 228,
Х. М. Лопарев использовал найденную им рукопись также и для того, чтобы сделать ряд уточнений по истории Византии и византийского монашества. В своих записках по поводу найденной рукописи он еще раз возвращается к тому, чтобы подчеркнуть уникальный характер манускрипта, отысканного им в Дионисиате: «Житие Св. Евдокима, изданное нами по списку Московской Синодальной библиотеки (№ 382. 106З г. Лл. 125–136) есть произведение Симеона Метафраста с весьма незначительным историческим содержанием. Но, благодаря имени знаменитого пересказчика, оно пользовалось громадной известностью, сохранившись и доселе во множестве списков XI и следующих столетий. Теперь мы можем уже определенно высказаться, что сочинение Метафраста есть именно только пересказ жития, а подлинник сохранился, кажется, только в одной рукописи — афонского монастыря Св. Дионисия (№ 228. XV в. Л. 219–240), с которой мы имеем теперь список. Подлинное житие, к сожалению, анонимно, из него можно только заключить, что агиограф жил в Константинополе»42.
Научная деятельность Х. М.
Лопарева в монастыре Св. Дионисия не ограничилась исследованием лишь только
одной рукописи. В своих записях он перечисляет также и другие сделанные им
сличения: «Мы подвели варианты из двух кодексов к списанной у
(в ските. — А. А.) Св. Анны повести об иорданском аскете, сличили
слово патриарха Германа о Поясе Богоматери и слово Метафраста
о Ризе Ее; отыскав здесь новый список «Диалога императора Мануила
и патриарха Михаила», и сделали также сличение Дионисиевского
кодекса с кодексом Лаврским; обогатились списком с «Иерусалимского путника»
XVI–XVII вв. (№
В этом кратком перечне Х. М. Лопарев лишь кратко упомянул о «Диалоге императора Мануила», «Житии св. Феофилакта Никомидийского» и «Житии Ахилла Ларисского»44. В своих более поздних публикациях Х. М. Лопарев подробнее изложил суть своих исследований, посвященных, в частности, содержанию рукописи «Диалога».
Речь идет о церковной политике византийского императора Мануила Комнина, который (подобно своему деду — Алексею I Комнину, пытавшемуся получить от папы Пасхалия II титул императора Италии) также оценил значение папы как центральной фигуры, вокруг которой группировались правители итальянских государств и от которого во многом зависела расстановка политических сил.
Мануил
имел в виду одну цель — не допустить германского императора Фридриха I в Рим,
стремясь получить титул императора Италии. В связи с этим, в угоду папе и для
достижения своего честолюбивого замысла, он рискнул поступиться даже самим
православием. С новым папой Александром III (1159–1181) Мануил
вошел в особенно тесные отношения и явно покровительствовал ему, о чем
свидетельствовал сам папа в письме к королю Людовику (
«Император византийский Мануил хотел получить корону Римской империи и утверждал, что она принадлежит не германскому императору Фридриху, а ему. Когда Фридрих свергнул папу Александра 1, то Мануил употребил все свое влияние, чтобы восстановить папу на престоле. Пытаясь использовать благоприятный момент, император Мануил стремился достичь церковного единства Западной и Восточной Церквей, и готов был поступиться для этой цели истинами Православия»45.
Содержание «Диалога» (или «Разговора») составляет беседа императора Мануила с новым патриархом Михаилом Анхиалом, записанная, по-видимому, секретарем патриаршего Синода в 1169 году. В этом «Диалоге» представляется интересным то, что новый патриарх менее, нежели кто-либо из его предшественников, склонен был идти на какие-либо уступки Риму и прямо заявлял, что он скорее предпочтет власть магометан, нежели латинян.
Выписки из этого «Диалога» были впервые сделаны известным греко-униатом Львом Алляцием еще в 1648 году. Заслугой Х. М. Лопарева является то, что он опубликовал полный текст «Диалога» по рукописи афонской лавры (№ 120. XVII в. Л. 45–52) с разночтениями из рукописи Дионисиатского монастыря (№ 274, XVII в. Л. 81–95). Что же касается упоминавшегося в записках Х. М. Лопарева «Жития св. Феофилакта Никомидийского», то сам исследователь сообщил по этому поводу что еще известный католический исследователь Бароний располагал скудными сведениями о св. Феофилакте. Х. М. Лопарев, который имел возможность прочесть подробное житие св. Феофилакта, архиепископа Никомидийского в рукописи Дионисиатского монастыря (кодекс № 143. XVII в. Л. 52–60), сообщил дополнительные сведения об этом литературном памятнике. «Житие» написано явно не современником св. Феофилакта: он мало знал о святом и больше внимания уделил константинопольским патриархам Тарасию и Никифору, а также византийским императорам и императрицам, начиная с Ирины и кончая Феодорой. Но тем не менее в этом житии Х. М. Лопарев нашел интересные данные. Так, например, выяснилось, что тело усопшего Феофилакта было принесено в Никомидию при императрице Феодоре (842–856) и патриархе Мефодии (842–845)46.
В одно время с Х. М. Лопаревым исследованию рукописей Дионисиатской обители уделял внимание отечественный исследователь греческого происхождения А. И. Пападопуло-Керамевс, который некоторое время трудился в должности библиотекаря богословского отделения Санкт-Петербургской публичной библиотеки. Им были сделаны описания большей части рукописей, составлявших в то время фонд греческого собрания библиотеки. (После смерти А. И. Пападопуло-Керамевса греческими рукописями здесь ведал Х. М. Лопарев47.)
В 1896 году А. И. Пападопуло-Керамевс издал в Петербурге по афонским рукописям 45 ранее неопубликованных писем Фотия, патриарха Константинопольского48. Таким образом, к тому времени число всех известных писем Фотия дошло до 311. Найденные 45 писем были опубликованы по двум афонским рукописям, из которых одна находилась в Иверском монастыре (№ 684. XVI в. 21 письмо), а другая — в монастыре Св. Дионисия (№ 163. XVII в. 24 письма). Интересно, что в Дионисиатской рукописи сохранились следы прежней нумерации: 9-е письмо в ней нумеруется 733-м, десятое — 757-м и 11-е — 966-м. В то время когда эти письма подготавливались к печати, у исследователя не было сомнения в том, что эти цифры верны, и оказывалось, что переписка св. Фотия была значительно обширнее, чем казалось ранее, и что до последнего времени дошла лишь одна треть всех его писем. Высказывалось предположение о том, что и остальные письма Фотия скрыты еще где-то в монастырских библиотеках Востока и что они будут найдены со временем49.
Но А. И. Пападопуло-Керамевса ожидало частичное разочарование. После опубликования 45 писем патриарха Фотия один из образованных афонских монахов Александр Лавриот обнаружил, что 24 письма, изданные Пападопудо-Керамевсом по Дионисиатскому списку № 163, не принадлежат Фотию, хотя эти письма следуют в названной рукописи за тремя уже известными письмами Фотия, а сами не имеют особого заглавия, и было бы весьма правдоподобно приписать и эти безымянные письма Фотию.
Афонский монах Александр Лавриот обнаружил, что эти 24 письма принадлежат известному писателю V века Исидору Пелусиоту и уже опубликованы в Патрологии Миня («Патрология грека». Т. 78). Лишь одно письмо, а именно в издании Пападопуло-Керамевса 18-е, не встречается в обширной переписке Исидора, содержащей более двух тысяч отдельных писем. Таким образом, выяснилось, что число подлинных Фотиевых писем насчитывает лишь 28750. К чести Пападопуло-Керамевса, он сам незамедлительно сообщил в печати о своем недосмотре, причем сделал это в 1897 году — в самое ближайшее время после выхода в свет «Писем Фотия». Но это разочарование, постигшее исследователя, было единичном эпизодом, связанным с историей книгохранилища Дионисиатской обители, которое дарило ученым-паломникам больше радости, нежели печали.
А. И. Пападопуло-Керамевс и в дальнейшем смог пользоваться сведениями, почерпнутыми из дионисиатских рукописей. В 1897 году он издал в Петербурге на греческом языке «Иерусалимские Аналекты» (4-й том), где приводился ряд интересных документов, касающихся мало разработанной средневековой истории Палестины. В числе житий святых, опубликованных здесь, было немало уникальных сведений, не встречавшихся в рукописях других библиотек. Среди прочих следует отметить «Житие св. Голиндухи», жившей в VI веке, изданное по патмосскому списку X века.
Св. Голиндуха, персиянка из знатного рода, удостоенная Откровения Божия, обратилась в христианство; за это царь Хозрой приказал заключить ее в тюрьму, где она пробыла 18 лет, а Ормисдас, сын и преемник Хозроя, подвергнув ее разного рода мучениям, изгнал ее из пределов царства. Она же, побывав во многих странах и посетив Иерусалим, поселилась наконец близ сирийского города Дара, где и скончалась в 592 году (13 июля).
Никифор Каллист в «Истории Церкви» (Патрология Миня, 147, 377) говорит о каком-то житии св. Голиндухи, написанном иеропольским епископом Стефаном, современником преподобной, но это житие, по-видимому, не сохранилось. Житие св. Голиндухи, изданное Пападопуло-Керамевсом, в заглавии не содержит имени автора, но из его текста следует, что автор носил имя Евстратия и был пресвитером Большой церкви в Константинополе. Евстратий не знал св. Голиндухи и обязан приведенными им сведениям другим лицам, и в особенности мелитинскому архиепископу Дометиану, родственнику царя Маврикия, лично знавшего преподобную.
Опубликовав «Житие св. Голиндухи» по патмосской рукописи
X века, Пападопуло-Керамевс, как и в случае с
изданием «Писем Фотия», снова обратился к рукописному
наследию Дионисиатской обители. Но о дионисиатском списке «Жития св. Голиндухи»
(№ 145,
Одним из последних дореволюционных исследователей, посетивших афонские монастыри с научной целью, был иеромонах Пантелеимон (Успенский), который прожил на Афоне с апреля по октябрь 1913 года. Подобно своему знаменитому однофамильцу, иеромонах Пантелеимон работал в афонских книгохранилищах, но, в отличие от архимандрита Порфирия, его интересовала довольно узкая тема: рукописи, имеющие отношение к трудам преп. Симеона Нового Богослова. В монастыре Св. Дионисия иеромонаха Пантелеимона ждала большая удача: здесь он ознакомился с тремя рукописями, числящимися в каталоге С. Ламброса под № 3750, 3754 и 3803. «Начну с последней, — писал иеромонах Пантелеимон, — она XV века, старая, обветшавшая, на плохой бумаге, без начала и конца, не везде одинаково разборчива, которая мало заинтересовала меня, так как в ней не содержится, кажется, ничего нового из творений преп. Симеона Нового Богослова по сравнению с тем, что существует в русском переводе. На протяжении всей рукописи в равных местах ее я нашел до 9 слов преп. Симеона и 2 раза встретил извлечение из глав его, один раз в количестве 19 и в другой — в количестве 53 глав»52.
Гораздо более ценной оказалась вторая, средняя рукопись, вся целиком посвященная Симеону Новому Богослову. Ей иеромонах Пантелеимон уделил гораздо большее внимание. Это была рукопись (№ 3754) XVII века, на плотной гладкой бумаге, прекрасно сохранившаяся, написанная красивым, четким и убористым почерком, хотя и сравнительно позднего происхождения. Она содержала первоначальный подлинный текст: 1) Жития преп. Симеона Нового Богослова, 2) 57 его слов и 3) 14 гимнов.
Иеромонах Пантелеимон писал об этой рукописи: «Житие занимает здесь 74 листа; впервые в подлиннике я увидел его именно здесь. Среди слов преп. Симеона я нашел 4 (17, 18, 20 и 55), неизвестных доселе в печати ни в подлиннике, ни в переводе, почему три из них и сфотографировал; последнее (55-е) слово скопировано по рукописи Пантелеймонова монастыря (№ 5662). Прочие слова отмечены мною в записной книге в том виде, какое из них какому отвечает в новогреческом печатном издании (или, что то же, — в русском издании Феофановского перевода в 2-х выпусках) и отчасти в издании 12 слов преп. Симеона, принадлежащем Оптиной пустыни. Наконец, о 14 гимнах, или словах в стихах, помещенных в конце рукописи, следует заметить, что все они напечатаны во второй части вышеописанного греческого издания творений преп. Симеона Нового Богослова.
Кроме них, в рукописи есть еще 4 отрывка в стихах без заглавия (один из них занимает чуть ли не 5 листов). Быть может, они входят в состав гимнов, напечатанных полностью, быть может, являются и самостоятельными, чего я не могу пока решить определенно. Три из них я успел сфотографировать на всякий случай. Наконец, последняя из указанных мною дионисиатских рукописей (по порядку она первая № 3750, бумажная, хорошо сохранившаяся, написана весьма редким разборчивым письмом) по времени превосходит две другие уже описанные, так как принадлежит XIV веку, но творениям преп. Симеона в ней уделено не более 60 листов, в которых помещены главы Св. отца. Последние не имеют здесь счета, но разделены только на три рубрики… Все эти главы взяты, очевидно, в виде ближайшего извлечения из одной ксенофской рукописи, от которой дионисиатская разнится тем, что опускает из нее некоторые (хотя и весьма немногие) главы, не ведет счета глав и переставляет последнюю (третью по ксенофской рукописи) рубрику на место второй и обратно»53.
Приведенное выше описание показывает, насколько возрос научный уровень русских исследователей, работавших в афонских библиотеках. У них уже не было необходимости приводить поверхностные описания тех манускриптов, которые имеют наибольшую древность в данном рукописном собрании, чтобы вскоре переходить в следующее монастырское книгохранилище. Располагая каталогом афонских греческих рукописей профессора С. Ламброса, а также опираясь на исследования своих предшественников, эти исследователи смогли разрабатывать серьезные темы богословского характера.
О трудах упоминавшегося только
что иеромонаха Пантелеимона, писал архиепископ
Брюссельский Василий (Кривошеин) (Русская православная церковь, Западно-Европейский экзархат). Сказав о
том, что епископ Феофан (Говоров) не перевел на русский язык гимны преп. Симеона Нового Богослова с греческого языка, архиепископ
Василий говорит далее о том, что «этот пробел в значительной степени был
восполнен иеромонахом Пантелеимоном (Успенским)
опубликовавшим в 1917 году русский перевод (но не греческий текст) почти всех
гимнов, основываясь на тексте Дионисия (Загорейского),
латинском переводе Понтануса (
Здесь имеется в виду книга иеромонаха Пантелеимона (Успенского) «Божественные гимны преп. Симеона Нового Богослова» (Сергиев Посад, 1917). Необходимо отметить, что сам архиепископ Василий (Кривошеин) долгое время провел на Афоне и, несомненно, знакомился с рукописями Дионисиатского монастыря, содержащими творения преп. Симеона. Венцом его трудов, которым он посвятил большую часть своей жизни, стала монография «Симеон Новый Богослов. 949–1022 гг.» (Париж, 1980. 354 с.).
В те же годы, когда архиепископ
Василий работал в архивах афонских монастырей, обитель Св.
Дионисия посетил шотландский паломник Сидней Лох. Его описание книгохранилища
краткое, но оно ценно тем, что в нем приводится состояние библиотеки в период
между двумя мировыми войнами. С. Лох писал и о знаменитом
хризовуле императора Алексея I Комнина:
«Внешняя лестница во дворе вела мимо двери в главную башню. В центре этой
башни, построенной до страшного пожара в 1535 году, лестница ведет к
монастырской библиотеке под крышей, где посетителям показывают пергаментное
Евангелие, вероятно, VII века, написанные унциальным почерком. Здесь были
найдены еще ценные книги с тех пор, когда проводилась каталогизация библиотеки
проф. С. Ламбросом (в конце XIX в. — А. А.).
Стеклянные шкафы защищают множество украшений и сокровищ прошлых времен, и в
этой комнате хранится булла, великолепно иллюстрированный пергамент в 2 раза
длиннее высокого монаха в скуфье, и
В настоящее время библиотека Дионисиатского монастыря помещается в прекрасном помещении на верхнем этаже нового крыла монастыря, недавно построенного. Она насчитывает 804 рукописи, написанных на пергаменте, бомбицине и бумаге, 27 литургических свитков, написанные на пергаменте. Большое число рукописей иллюстрировано прекрасными миниатюрами, с украшенными заглавными буквами. Особый интерес представляют рукописи 2, 13, 14, 61, 65, 587 и 588. Рукопись № 587 — это Лекционарий XI века, содержащий один из лучших примеров такого рода книг с 80 превосходными миниатюрами. Другой манускрипт, № 33, иллюстрирован в XI веке и в добавление к миниатюрам имеет редкое деревянное покрытие с резьбой, изображающей евангельские сцены56. В библиотеке также имеется свыше пяти тысяч печатных книг, среди которых есть инкунабулы.
Из кратких сведений о работе, проводившейся как русскими, так и иностранными учеными в книгохранилище обители Св. Дионисия, можно составить лишь самое общее представление о тех открытиях, которые там были сделаны. Архивы Дионисиата содержат большие духовные богатства, и долг будущих исследователей — сделать их всеобщим достоянием, внеся тем самым свой вклад в изучение истории Церкви Христовой.
___________________
1 Сотирис Кадас. Гора Афон. Афины, 1979. С. 63 (на англ. яз.).
2 Монастырь Дионисиат (без указ. автора) // Душеполезный собеседник. 1888. Вып. 1. С. 31–32.
3 Послание Максима Грека Василию III //
Византийский временник. №
4 Там же. С. 131.
5 Там же.
6 Там же. С. 131.
7 Там же.
8 Краткое описание рукописи в каталоге С. Ламброса «Каталог рукописей Афонской горы». Т. 1. Кембридж, 1895. С. 426.
9 Цит. по: Фонкич Б. Л. Греко-русские культурные связи в XV–XVII вв. М., 1977. С. 52.
10 Белокуров С. Арсений Суханов. Ч.
11 Lascaris M. Arsene Suchanov et les manuscripts de l’Athos. Un nouveau document (10 juin 1654). — Byz. ХXVIII. 1959. P. 543–545.
12 Фонкич Б. Л.. Цит. соч. С. 76.
13 Там же. С. 76–77.
14 Белокуров
С. Собрание патриархом Никоном книг с Востока. М., 1882. С. 27 (оттиск из
«Христианского чтения». № 9–10 за
15 Фонкич Б. Л.. Цит. соч. С. 98.
16 Иоанн Комнин. Проскинитарий горы Афонския, или Описание святыя горы Афона // Памятники древней письменности. 43. СПб., 1888. С. 40.
17 Пешеходца Василия Григоровича Барского Плаки-Албова, уроженца Киевского, монаха Антиохийского, путешествие к святым местам в Европе, Азии и Африке. СПб., 1778. С. 728.
18 Там же. С. 731.
19 Там же.
20 Там же. С. 733.
21 Там же.
22 Описание путешествия отца Игнатия в Царьград, на Афонскую гору, во Иерусалим, в Египет, в Александрию и в Аравию // Православный палестинский сборник. Т. ХII. Вып. 3. СПб., 1891. С. 11.
23 Письма Святогорца к друзьям своим о Святой горе Афонской. М., 1895. изд. 8-е. С. 107–108 (автор — иеромонах Серафим (Веснин)).
24 Там же. С. 107–109.
25 Григорович В. И. Очерк путешествия по европейской Турции. М., 1877. С. 24.
26 Там же. С. 25.
27 Гранстрем Е. А. Греческие рукописи ленинградских книгохранилищ // Византийский временник. № 19. Вып. 3. 1961. С. 227.
28 Гранстрем Е. А. Указ. соч. // Византийский временник. № 23. 1963. Вып. 4. С. 191.
29 Указ. соч. // Византийский временник. № 25. Вып. 5. 1964. С. 200.
30 Указ. соч. // Византийский временник. № 27. Вып. 6. 1967. С. 277.
31 Дмитриев-Петкович К. П. Обзор афонских древностей // Записки Императорской академии наук. Т. 6. Кн. 1. Приложение № 4. СПб., 1865. С. 41–42.
32 Русский исследователь Д. Шестаков писал об этом: «Печальную известность приобрел на Афоне некий Константин Симонид: из одной монастырской рукописи он вырывает несколько пачек листов, которые затем появляются в Лейпцигской библиотеке; другой кодекс платится своими лучшими рисунками, и как раз тот самый кодекс, который грозит хищнику вечной анафемой, вечным адским огнем» (Шестаков Д. Рукописные собрания Афона (Историко-библиографический очерк) // Ученые записки Казанского университета. Декабрь. 1897. С. 4).
33 Дмитриев-Петкович. Цит. соч. С. 42.
34 Там же. С. 42–43.
35 Там же. С. 43.
36 Капустин Антонин, архим. Заметки поклонника Святой горы. Киев, 1864. С. 123.
37 Отчет Русского археологического института в Константинополе (РАИК) за 1895 год // Известия РАИК. Т. 1, Одесса, 1896. С. 1–29.
38 Успенский Ф. И. Делопроизводство по обвинению Иоанна Итала в ереси // ИРАИК. Т. II, Одесса, 1897. С. 29–30.
39 Там же. С. 39.
40 Лопарев X. М. Краткий отчет о поездке на Афон летом 1896 года // Сообщения Православного палестинского общества, февраль 1897. С. 32.
41 Лопарев Х. М. Житие св. Евдокима // ИРАИК. Т. ХIII, София, 1908. С. 152.
42 Лопарев Х. М. Описание некоторых греческих житий святых // Византийский временник. № 4, 1897. С. 355.
43 Лопарев X. М. Краткий отчет о поездке на Афон // СППО, февраль 1897. С. 32–33.
44 «Позднее и потому бедное содержанием житие Ахиллия, епископа Ларисского (IV в.), читанное нами в афонской рукописи Дионисиата (№ 143. XVII в. Л. 120 и след.), имеет некоторое значение по данным, касающимся перенесения его мощей из Лариссы в Болгарию», — писал Х. М. Лопарев впоследствии (Описание некоторых греческих житий святых // Византийский временник. № 4. 1897. С. 363).
45 Лопарев Х. М. Об униатстве императора Мануила Комнина // Византийский временник. № 14. 1909. С. 335.
46 Лопарев Х. М. Описание некоторых греческих житий святых // Византийский временник. № 4. С. 354.
47 Подробнее о деятельности Пападопуло-Керамевса см.: Русский исторический журнал. 1918. Кн. 5. С. 327–342 (статья Х. М. Лопарева).
48 Пападопуло-Керамевс А. И. Святейшего патриарха Фотия, архиепископа Константинопольского, 45 неизданных писем // Записки историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета, часть 41. СПб., 1896.
49 Византийский временник. № 5. СПб., 1898. Отд. II. С. 187.
50 Там же. С. 188 (примечание).
51 Византийский временник. № 7. 1900. Отд. 2. С. 438–439 (Сказание Евстратия имеется и на славянском языке в Великих Четьих-Минеях. — А. А.)
52 Иеромонах Пантелеймон (Успенский). Из записок путешественника по Афону // Богословский вестник, 1915. Январь. С. 97–98.
53 Там же. С. 98–99.
54 Василий (Кривошеин), архиеп. Симеон Новый Богослов. 949–1022 гг. Париж, 1980. С. 8.
55 Sydney Loch. Athos. The
56 Kadas Sotiris. Mount Athos. Athens, 1979. P. 66–67.