Опубликовано в журнале Нева, номер 3, 2014
Архимандрит Августин (в миру — Никитин Дмитрий Евгениевич) родился в 1946 году в Ленинграде. Окончил физический факультет Ленинградского государственного университета. В 1973 году принял монашеский постриг с именем Августин. Пострижен в монашество митрополитом Никодимом в Благовещенской церкви его резиденции в Серебряном Бору в Москве. В 1974 году рукоположен во иеродиакона и иеромонаха. Окончил Санкт-Петербургскую духовную академию, преподаватель, доцент Санкт-Петербургской духовной академии.
Предисловие
Славянские народы, населяющие Восточную Европу, издавна пользовались разными алфавитами: латиницей, глаголицей, кириллицей. Исторически сложилось так, что первыми увидели свет славянские книги, напечатанные латинскими и глаголическими шрифтами. Одна из них — хорватский глаголический Миссал (1484). Что же касается славянского кирилловского книгопечатания, то его колыбелью суждено было стать Кракову, где в 1491 году были напечатаны первые богослужебные книги на церковнославянском языке. Как отмечал в начале ХIХ столетия отечественный исследователь П. М. Строев, «славянские народы (коих судьба многообразна) не отставали от других в просвещении; когда меч иноплеменников оставлял их в покое, и они узнали изобретение типографии. Необходимость целости священнослужения была виной заведения книгопечатен славянских. И как скоро! Немного после Франции, в одно время с Испанией и прежде Англии. Нам известны книги 1476–1490 годов, напечатанные (латиницей) в разных местах Богемии; с 1491 года началась типография в Кракове».
Православие в краковских землях
История целого ряда поместных православных церквей имеет общие истоки — проповедь свв. братьев Кирилла и Мефодия: в первую очередь это относится к славянским церквам. Упрочивая христианство в Моравии и Болгарии, равноапостольные Кирилл и Мефодий обращали внимание и на сопредельные славянские земли, особенно с того времени, как Мефодий стал архиепископом всей Великой Моравии. Сопредельные с Моравией польские земли были одними из первых, куда обратилась его миссионерская деятельность.
С расширением границ Великоморавского княжества при Святополке часть польских земель, включая Краков, вошли в его состав и в церковном отношении стали частью Велеградской и Мефодиевской епархии. Более чем двадцатилетнее пастыреначальство св. Мефодия не могло пройти бесследно для его многочисленной паствы, в том числе и польской, которую он, вероятно, посещал для назидания, по существовавшему тогда у иерархов обычаю.
В 966 году князь Мечислав (Мешко) I (ок. 960–992) принял христианство вместе с польским народом. Ян Длугош (1415–1480), называемый князем польской истории, подробно описывая принятие христианства поляками при Мечиславе I, отмечал, что они приняли веру христианскую, православную, кафолическую (fidem christianam, orthodoxam, catholicam). (Длугош не употребляет термины romano-catholicam, latinam.) Кроме того, имена первых краковских епископов, упомянутых у Длугоша, — Прохор и Гедеон, необычные для римско-католических епископов, указывают на то, что они принадлежали к Восточной православной церкви.
Но еще ранее 966 года в краковских землях совершались богослужения по восточному обряду. Есть сведения о том, что в предместье Кракова, называемом Клепарж, еще до времени правления Мечислава — с начала Х столетия, уже существовал славянский храм во имя Св. Креста, воздвигнутый на том месте, где прежде было языческое капище. Здесь нашли приют бенедиктинцы, бежавшие из Моравии от преследований венгров-язычников.
В конце правления Мечислава I православие в Польше начало постепенно уступать место обрядам Западной церкви. Но, несмотря на это, восточные обряды настолько глубоко укоренились в народе, что не могли быть сразу упразднены. При короле Болеславе I Храбром (992–1025) близ Кракова за рекой Вислой был основан Тынецкий монастырь, где поселились монахи-бенедиктинцы. Это был первый рассадник просвещения для всей страны; он славился ученостью своих монахов. Здесь богослужение совершалось на славянском языке.
Трудно определить, когда именно прекратилось славянское богослужение в Тынце. Однако судя по тому, что бенедиктинцы пользовались благорасположением польских королей, наделявших их богатыми имениями, а также принимая во внимание, что до XVI века славянские православные традиции пользовались здесь большим уважением, можно предположить, что славянское богослужение сохранялось здесь, по крайней мере, до конца царствования Казимира IV Ягеллона (1447–1492), известного покровителя славянского языка.
Сохранению православных обрядов в краковских землях способствовала и умеренная позиция, занятая епископом Богемским Войцехом (Адальбертом). Обнаружив большие способности и активное намерение трудиться сообразно своему призванию, Войцех в 982 году стал епископом Пражским и вскоре предпринял попытку вытеснить из Богемии восточные обряды и обратить ее жителей к Западной церкви. Но его действия получили отпор со стороны православных христиан Богемии, что побудило епископа Войцеха в дальнейшем проявлять умеренность, и в Польше он стал сторонником веротерпимости. Владея в совершенстве славянским языком, отличаясь даром слова, аскетическим образом жизни, епископ Войцех соединял в себе лучшие качества христианского проповедника. Продолжая свой миссионерский труд от одного края Польши до другого, от Кракова до Гнездно, он завоевал авторитет среди польского населения.
Впоследствии, после смерти епископа Войцеха, митрополитом Гнездненским стал его брат Гауденций. При Гауденции было учреждено два новых епископства, зависимых от Гнездненской митрополии: в Кракове (1000) и во Вроцлаве, а потом, для жителей Поморья, в Колберге. По мнению церковного историка Бандке, латинский обряд в Польше одержал перевес над славянским около 994 года. Но даже и после эпохи Болеслава (ум. в 1025 году) богослужения долго еще совершались на славянском языке. Даже таинство причащения долгое время преподавалось польскому народу под двумя, а не под одним видом, и только с внедрением в страну Общества Иисуса (иезуитов) эта традиция была упразднена. Славянская литургия оставалась в употреблении целые столетия. Подобными образом продолжали оставаться в силе в Польше и другие обряды и обычаи Восточной церкви.
Сохранению православных обрядов в Польше способствовало и то обстоятельство, что в домонгольскую эпоху польские князья были в близком родстве с православными русскими князьями. Так, в Вавельском кафедральном соборе в Кракове нашли свой последний приют русские княгини: дочь киевского князя Владимира Доброгнева Ярославна, супруга Казимира I; Вислава, супруга Болеслава II Смелого (1058–1080); Евдоксия, супруга Мечислава I.
Особое место в истории православия в краковских землях занимает период правления польского короля Ягайло (Ягелло) (1386–1434). Великий князь Ягайло, в православном крещении Яков, в католическом — Владислав, сын православного литовского великого князя Ольгерда и его жены, тверской княжны Юлиании, заняв польский престол и поселившись в краковском королевском замке, по своему образу жизни остался русским князем, каким и был раньше. Королевский престол окружали литовско-русские вельможи. И хотя польское духовенство убедило Ягайло принять католичество, как и его соратников, они все же сохраняли любовь и уважение к православным традициям.
Ягайло говорил по-русски, его последняя жена София по происхождению была русская княжна. Естественно, что сын Ягайло и Софии Казимир, выросший среди русских и живший как польский король и литовский великий князь то в Кракове, то в Вильно, также испытывал симпатии к православным традициям. В самом Кракове русский язык был придворным вплоть до времени правления Сигизмунда Августа (1520–1572). В Польско-литовском государстве сохраняли свое влияние известные православные династии, такие, как князей Острожских, князей Олельковичей, Слуцких, князей Сангушков, Гарабурдов, Тышкевичей и многих других. Все они имели влияние при дворе. Древний род Гастольдов еще со времен Ольгерда был уже католическим; тем не менее Гастольды являлись главными покровителями русской письменности в Кракове.
В XV веке между Польшей и Россией продолжали поддерживаться тесные связи. Один из эпизодов в истории этих отношений датируется 1440 годом, когда делегация Русской православной церкви проследовала через Польшу и Литву, возвращаясь в Москву с Ферраро-Флорентийского собора. Русское посольство посетило крупнейшие города — Краков, Львов, Галич, Вильно — и большое число мелких населенных пунктов. Но никаких сведений о них автор «Хождения» не дает и только лишь в связи с упоминанием Кракова замечает: «Ту бо видехом короля Володислава и брата его Казимира». Основываясь на этом кратком сообщении, можно предполагать, что, очевидно, в Кракове польский король Владислав и его брат великий князь Литовский Казимир устроили прием для русского посольства.
К этому времени православие в краковских землях уже уступало свои прежние позиции, но его некоторые традиции по-прежнему сохранялись в лоне Польской католической церкви. Так, поляки добивались совершения богослужения на славянском языке даже в 1556 году, на Петроковском сейме. А король Сигизмунд Август (ум. в 1572 году) в письме к римскому папе также настаивал на том, чтобы совершение богослужения для польского народа было по-прежнему на народном языке.
Возрождение православных традиций в польских землях в XVIII–ХIХ веках связано с целым рядом исторических обстоятельств. Одним из них стало переселение в Польшу греческих православных семейств, которые начали прибывать сюда в первой половине XVIII века, спасаясь от турецкого ига. «Поселившись в Польше, — отмечал один из дореволюционных исследователей, — православные греки, будучи твердыми и непоколебимыми в своей вере, старались сохранить этот святейший залог спасения души ненарушимым и в крае иноверном. Они ходатайствовали у польского правительства о дозволении строить для себя церкви и содержать при них священников. Но при тогдашней польской нетерпимости в отношении к диссидентам вообще означенное ходатайство было оставлено без всякого удовлетворения».
Но все же около 1828 года греческие православные храмы уже появились в городах, расположенных сравнительно недалеко от краковских земель: в Петрокове, Опатове, а также в Варшаве и Люблине. Все они были снабжены иконами, ризницей и церковной утварью; богослужебные книги на греческом языке для этих храмов были выписаны из Венеции, где они печатались по благословению иерусалимских патриархов. С тех пор в истории православия в краковских землях была открыта очередная страница, относящаяся уже к новому времени.
Православие в архитектурной летописи Кракова
Старинный Краков выгодно отличается от других европейских городов. Здесь не было той разрушительной религиозной борьбы, которая уничтожила в других землях так много славянских храмов. В Кракове до сих пор еще живы и сохраняются те древние церковные архитектурные памятники, которые роднят и сближают славян, побуждают их забывать про прежнюю вражду и религиозные споры. В Кракове уцелело несколько памятников, которые несут на себе печать как русской старины, так и византийского влияния.
Первые семена христианства были посеяны здесь братьями-славянами — чехами и моравами. Поэтому и первая христианская проповедь, первые поучения народа на главной площади города, называемой Большим рынком, произносились на понятном ему славянском языке, который в то время был близок к местному наречию. На этой площади находился небольшой храм Св. Войцеха (Адальберта), построенный на том месте, где в 995 году Войцех, епископ Пражский, проповедовал на славянском языке. После его мученической кончины жители Кракова воздвигли в его память эту святыню, восстановленную в 1611 году.
Первые христиане пользовались в Кракове сравнительно терпимым отношением со стороны язычников, и это дало им возможность воздвигнуть церковь во имя Св. Креста Господня и совершать в ней свои богослужения. «В дополнение к известию о сей церкви, — отмечал архиепископ Иннокентий (Борисов), — должно сказать, что построение ее замечено дееписателями не потому, что она была в то время в Польше единственной, а, вероятно, по месту ее постройки, и потому, что она отличалась от других церквей своей обширностью и великолепием: ибо нельзя думать, чтобы до того времени Кирилл и Мефодий оставляли значительную часть паствы своей в Польше вовсе без церквей».
Этот храм был построен моравами, бежавшими сюда от преследований язычников-венгров, и поэтому церковь вплоть до XIX века называлась «славянской» (sclavorum). Позднее древний храм Св. Креста был разрушен пожаром; в 1390 году Ягайло и Ядвига не только воздвигли новый храм, но и наделили монахов разными привилегиями. Богослужение на славянском языке продолжалось здесь до XVI столетия; в 1584 году вместо прежнего сгоревшего храма на этом месте была воздвигнута новая церковь Св. Креста, просуществовавшая до начала XIX века.
Стены первых храмов Польши, воздвигнутых в византийском стиле и расположенных по образцу православных храмов, на целые века оставались свидетелями древнего православия в Польше. Один из них — построенная в Кракове церковь во имя Пресвятой Девы Марии, которую относят к эпохе свв. Кирилла и Мефодия.
Первая церковь, построенная в Кракове на горе Вавеле королем Мечиславом по желанию его супруги Домбровки, посвящена памяти ее дяди — чешского королевича Вячеслава (Вацлава), который почитается святым и в Православной церкви. Эта церковь в 1320 году была разобрана и заменена просторным храмом, который был богато украшен на средства короля Казимира Великого (1330–1370) и освящен во имя того же святого. Но и в новом храме многое напоминало о православии: он обращен алтарем на восток, престолы в нем, обложенные досками, отличались резьбой, позолотой и живописью в византийском стиле (лишь в начале XVIII века все эти украшения были заменены мраморными).
В Вавельском кафедральном соборе есть две часовни, особенно интересные по своему историческому прошлому. Одна из них — во имя Св. Троицы — была сооружена в 1431 году русской княжной Софией Андреевной (Сонькой), четвертой супругой короля Владислава Ягайло, дочерью Андрея Ивановича, князя Гольшанского и Вяземского. Можно предполагать, что эта часовня сначала была украшена в византийском стиле. Прах королевы Софии (ум. в 1461 году) покоится в этой часовне, восстановленной в 1830 году в католическом стиле. Княжна София пожертвовала в эту часовню драгоценную утварь и ризы.
Православная живопись Кракова
Другая часовня в Вавельском кафедральном соборе — справа от входа, во имя Св. Креста, до сих пор называемая русской, сохранила живопись, выполненную в византийском стиле. Фрески покрывают все стены часовни, так что она производит впечатление православного русского храма. Сохранившаяся надпись, выполненная кириллическими буквами, гласит: «Благоизволением, мудростью Бога Отца Всемогущего, подписана бысть сия каплица повелением великодержавного Казимира, за Божиею милостью короля польского и великого князя литовского и русского… и иных многих земель осподаря, и его королевое пренаяснейшеи панеи Елизаветы.., под леты нароженья Божьего 1000 478 лет, доконьчали сию каплицю письмом месяца октября в…» Эта надпись указывает на окончание работ по росписи часовни в октябре 1478 года. Язык не дает возможность определить происхождение мастера; он мог быть и малороссом, и белорусом, и представителем псковской школы живописи. Живопись часовни изображает группы ангельских хоров соответственно литургическому канону: «Тебе Бога хвалят ангелы, архангелы, престолы, господства, начала, власти, силы…» Эта песнь продолжена и на сводах; в промежутках между ними размещены группы ангелов. Живопись изображает 46 цельных фигур и 59 голов, со славянскими надписями, которые в записях от 1473 и 1477 годов называются «мозаическими, греческими (mosaic more picta, graeco more depicta, graeco more depicta et decorata). В этом же приделе, вверху престола, находится образ Св. Троицы византийской живописи, «w sposobie ruskim», по выражению писателей, с подписью, что образ этот устроен в 1467 году.
По мнению местных историков, эта живопись относится ко времени Казимира Ягеллона, то есть к XV столетию. Впрочем, можно предположить, что постройка часовни может относиться к временам Ягайло, а живопись выполнена позднее — во времена «пресветлого Казимира», как свидетельствует надпись.
Краковские православные фрески не являются самыми древними в Польше. Еще задолго до их появления православные мастера работали в центре Люблина, в знаменитом королевском замке, где возвышается костел Св. Троицы, сооруженный в 1395 году королем Владиславом Ягайло. Выросший в условиях господства русской культуры, бывший великий князь Литовский в 1418 году призвал расписать костел своего замка мастеров из Руси. Надпись, сохранившаяся на стене костела, говорит о том, что во главе этих живописцев стоял мастер Андрей. Как отмечает современный отечественный исследователь, «подобно так называемым русским фрескам на Вавеле, в Вислице и в Сандомеже, люблинские фрески являются одним из древнейших памятников украинского искусства и, вместе с тем, ярчайшим свидетельством русско-украинско-польских культурных связей в эпоху средневековья».
Наличие люблинских фресок, исполненных в 1418 году, позволяет сделать предположение, что православные мастера могли работать в эти годы в Кракове. А один из польских исследователей высказал еще более смелую догадку. В начале XX века краковский ученый Ф. Копера в издании «Polskie Museum» (1. 8) напечатал статью под названием: «О византийской живописи в Польше», где он, в частности, сообщал, что русские художники были в Кракове уже в 1393 и 1394 годах и что ими были расписаны не только люблинский костел и краковская часовня, но также монастырь Св. Креста на Лысой горе, костел в Гнездно и королевский дворец в Кракове.
Ученый киево-печерский монах Захария Копыстенский в 1620 году писал в своей «Палинодии»: «В диоцезии епископства Краковского по некоторым костелам найдутся малеванья грецким обычаем и кшалтом с надписями славянским языком над каждым образом». Таким образом, живопись в византийском стиле пользовалась правами гражданства в Кракове. И до сих пор сохранившиеся в краковских костелах самые древние иконы, относимые к XII–XIII векам, исполнены в византийском стиле. Византийский стиль в краковской иконописи стал преобладающим в ХIV столетии, со времен Ягайло. Сын православной благочестивой княжны Иулиании, он с детства присмотрелся к византийской живописи в Вильне, в Троках (Тракае), в Киеве, в Полоцке. Им были приглашены в Краков русские живописцы. Значение византийского стиля было в Кракове так велико, что образовалась даже византийско-краковская школа живописи, существовавшая почти до времен Боны Сфорчии, супруги Сигизмунда I (Старого), когда итальянский стиль стал преобладающим.
Перечисление всех икон в византийском стиле, хранившихся в разных краковских костелах, заняло бы слишком много места, но следует упомянуть о некоторнх. Так, в древнем храме во имя Св. Idziego, находившимся близ кафедрального собора Св. Вацлава, имелось 15 икон со славянскими надписями. (В этом храме, также как и в церкви Св. Девы Марии, посвященной ее Успению, обращала на себя внимание дуга с крестом вверху, отделявшая алтарь от других частей храма и символизировавшая собой алтарную преграду, стоявшую в древних православных храмах на месте нынешних иконостасов.)
Можно упомянуть про замечательные византийские иконы в кафедральном соборе на Вавеле, именно: Св. Войтеха и Св. Станислава. В этом же соборе сохранилось распятие, перед которым обыкновенно молилась королева Ядвига: прикрепленное к большой серебряной доске, оно носило отпечаток византийского стиля. В богатой ризнице собора хранился драгоценный крест, по преданию взятый Болеславом Храбрым на Руси. В старинных описях упоминается, что этот крест был привезен из Киева (olim metropolis Russiae). Наконец, в древнем краковском храме во имя Пресвятой Богородицы сохранялся древний кивот, или, скорее, медная дарохранительница, с изображением жития свв. Козьмы и Дамиана и со славянскими надписями галицкого или волынского происхождения, сделанными между XIII и XV веками.
В пределах Кракова, в его монастырях, костелах и музеях хранится немало церковной утвари, которая имеет отношение к истории православия в этом крае.
Краковский университет
В ту пору Краков являлся крупным богословским центром, что было обусловлено деятельностью Ягеллонского университета, основанного в 1364 году польским королем Казимежем (Казимиром) Великим (1310–1370). Попытки создания университета, предпринимавшиеся, по всей вероятности, уже начиная с 1351 года, не сразу привели к желаемому результату. Лишь папа Урбан V (1362–1370), некогда бывший профессором университета в Монпелье (Франция), издал буллу, позволявшую открыть высшую школу в Кракове. Заручившись поддержкой папы (1363), Казимеж Великий мог привести в исполнение свои планы, и 12 мая 1364 года торжественным учредительным актом санкционировал образование Генеральных курсов в Кракове.
После смерти основателя развитие университета приостановилось. Лишь после вступления на престол Ядвиги Андегавенской (1374–1399) и ее мужа Владислава Ягелло (ок. 1351–1434), после унии между Польшей и Литвой (1385) появилась потребность в обновлении и расширении ранее основанного научного учреждения. Драгоценности, составлявшие легат (наследство) королевы, были обращены в деньги, что позволило заполучить средства, необходимые для этой цели. Уже в 1397 году папа Бонифаций IХ (1389–1404) издал буллу, согласно которой при краковских Генеральных курсах был образован богословский факультет, что поставило университет наравне с другими высшими школами Европы, такими, как Болонский и Падуанский университеты.
Богословский факультет Краковского университета прославили такие деятели, как св. Ян Канты (1390–1473) и Петр Скарга (1536–1612); в 1414–1418 годах в работе Констанцского собора принимали участие краковские профессора-богословы Станислав из Скальбмежа (ум. в 1431 году) и Павел Влодковиц (ок. 1370–ок. 1435). За шесть столетий университет сменил несколько названий: вначале — Генеральные курсы, потом — Главная школа, затем Краковская академия, после этого Главная коронная школа, наконец — Ягеллонский университет (1818). Девизом Ягеллонского университета является изречение: «Plus ratio quam vis» («Более разумом, нежели силой»). 1470–1520 годы — это период развития богословия и других наук в Краковском университете; к этому времени относится и начало польского книгопечатания.
Швайпольт Фиоль и его предшественники
О личности первопечатника славянских кириллических книг можно почерпнуть сведения из выходных данных выпущенного им Октоиха (Осмогласника) — богослужебной книги, изданной в 1491 году. На последней странице этого издания, под небольшой гравюрой с изображением герба города Кракова, помещено послесловие, которое гласит: «Докончана быс сия книга у великом граде оу Кракове при державе великаго короля полскаго Казимира, и докончана быс мешанином краковьскым Шваиполтом, Феоль, из немець немецкого родоу, Франк. И скончашас по Божием нарождениемь Д1съть девятьдесят и А лето».
То, что первопечатником славянских книг в Кракове был Швайпольт Фиоль из немецкой Франконии, не должно вызывать удивления. В ту пору между Польшей, Силезией, Чехией и немецкими городами поддерживались тесные связи. Начало книгопечатания в Европе относят к 40-м годам XV столетия и связывают с именем Иоганна Гутенберга (род. между 1394–1399 годами, сконч. в 1468 году) из Майнца. Ко времени возникновения первой польской типографии прошло не так уж много лет со дня начала книгопечатания в Германии. Краковские печатники могли видеть Иоганна Гутенберга, могли даже учиться у него. Более того, до начала деятельности Швайпольта Фиоля в Кракове в этом городе действовала типография, выпускавшая книги на латинском языке, и одним из краковских издателей был Петер Шеффер, который ранее работал в типографии Иоганна Гутенберга.
Между Краковом и немецкими городами шел оживленный обмен специалистами в разных сферах. При таких оживленных взаимосвязях весть об изобретении книгопечатания пришла в Польшу вскоре после первых удачных опытов Гутенберга. Были завезены сюда и первые образцы печати — календари, индульгенции, а особенно элементарный учебник латинской этимологии, составленный римским грамматиком Элием Донатом.
О раннем знакомстве краковян с печатными книгами говорит и сохраняемый в Ягеллонской библиотеке экземпляр «Католикона», напечатанный в Майнце в 1460 году. Книга эта — грамматический и лексикографический труд генуэзца Иоанна Бальбо, жившего в XIII веке. В том же 1460 году в Майнце, в типографии Иоганна Фустера и Петера Шеффера, был выпущен труд папы Климента V «Constitutionis»; пергаменный экземпляр этой книги поступил в Ягеллонскую библиотеку в 1460-х годах. Но все же еще в течение ряда лет спрос на латинскую книгу для Польши удовлетворялся высокоразвитым книгопечатанием соседней Германии, что в значительной мере объясняет малочисленность первых польских типографий. До конца XV века на территории Польши их было всего пять (включая и типографию Швайпольта Фиоля). Тем более ценными представляются сведения о первых польских печатных книгах, вышедших на латыни в Кракове — городе, где впоследствии Швайпольту Фиолю было суждено открыть первую славянскую типографию.
Первопечатные польские книги
Одна из выпущенных Петером Шеффером книг — знаменитый краковский «Миссал» (1484); это издание католического служебника представляет собой библиографическую редкость. Отпечатанный красивым шрифтом, украшенный великолепными рукописными инициалами, Краковский «Миссал» является выдающимся памятником раннего типографского искусства. Всего пять экземпляров этого издания хранятся в польских библиотеках, по одному — в книжных собраниях Чехии, США и ФРГ. В России до недавнего времени был известен всего один неполный экземпляр, хранящийся в Российской национальной библиотеке (далее — РНБ) в Санкт-Петербурге. Но в 1964–1965 годах в книгохранилище библиотеки Ленинградского (ныне — Санкт-Петербургского) университета был выявлен еще один экземпляр краковского Миссала.
В начале 1830-х годов в составе собрания книг Полоцкой коллегии иезуитов в библиотеку Санкт-Петербургского университета поступил «Всеобщий лексикон» Иоганна Якоба Гофмана, изданный в Базеле в 1677–1683 годах. Это было солидное четырехтомное издание форматом в лист; картонные переплеты надежно оберегали тома от повреждений. Но значительно более ценным, нежели сами книги, оказалось содержимое их переплетов. С внутренней стороны переплета «Лексикона», сквозь наклеенный на него лист белой бумаги, просвечивали печатные строчки. Присмотревшись, можно было разглядеть текст, напечатанный крупным и красивым готическим шрифтом. На картон для переплета «Лексикона» пошли листы книги, напечатанной в XV столетии, — одного из первенцев книгопечатания (инкунабула). Когда переплеты были раскрыты, перед исследователями оказалось 68 листов и 26 небольших фрагментов листов старинного издания. Среди обнаруженных листов был и последний лист с выходными данными. Текст гласил: «Напечатано Петером Шеффером из Гернсхейма, в благородном городе Майнце, изобретателе этого печатного искусства, в лето от Воплощения Господня тысяча четыреста восемьдесят четвертое, в 10-й день ноября завершено».
Подвергнутый тщательной реставрации, последний из дошедших до наших дней десятый экземпляр краковского «Миссала» занял почетное место в собрании инкунабулов библиотеки ЛГУ.
Польша была второй после Чехии славянской страной, узнавшей искусство книгопечатания. Эта дата лежит где-то в промежутке между 1473 и 1475 годами. В собрании инкунабулов РНБ имеются образцы первых трех печатных книг, выпущенных в Кракове на латыни. Сначала речь пойдет о «Толковании Псалтири», принадлежащем перу испанского богослова Туррекрематы. Автором первой печатной книги, выпущенной в Польше, суждено было стать испанцу Хуану, родившемуся в 1388 году в небольшом местечке около Валенсии. Название местечка — Туррекремата — Хуан впоследствии добавил к своему имени, которое в латинизированном виде стало звучать как Иоанн. В последние годы жизни он был настоятелем итальянского монастыря Св. Схоластики в Субиако. Здесь трудами просвещенного Иоанна Туррекрематы и была основана первая итальянская типография (1465). Среди монахов этой обители было несколько выходцев из Германии. С их помощью Туррекремата пригласил в Субиако двух немецких типографов — учеников Гутенберга — Конрада Свенгейма из Майнца и Арнольда Паннарца из Праги. Одной из книг, напечатанных ими в Субиако, было сочинение блаженного Августина «О граде Божием».
Богословские труды Иоанна Туррекрематы в XV–XVI веках пользовались большой популярностью и неоднократно переиздавались как в Италии, так и в Германии, Франции и некоторых других странах. Популярно было и его «Толкование Псалтири». Впервые книгу издал в 1470 году — два года спустя после смерти автора — римский типограф Ульрих Ган. Впоследствии «Толкование» печатали в Аугсбурге и Майнце, в Страсбурге и Базеле. Краковский текст во всем следует аугсбургскому; аугсбургское «Толкование Псалтири», выпущенное в свет около 1471 года, послужило оригиналом для краковского типографа. Следовательно, польское издание появилось на свет не ранее 1471–1472 годов; печатником этой книги был немецкий мастер Каспар Штраубе.
Следует отметить, что на экземпляре «Туррекрематы», хранящемся в собрании РНБ, имеется запись, которая является древнейшей из записей на краковских первопечатных изданиях. Она была сделана монахом августинского монастыря в городе Мехове Андреем Круцигером. Запись свидетельствует о том, что в 1476 году монах Андрей рубрицировал книгу, то есть вручную рисовал в ней киноварью инициалы и отмечал вертикальными красными черточками прописные литеры.
Второй плод краковской типографии — книга монаха Франциска де Платеа — также имеется в собрании инкунабулов РНБ. Написанные им богословские трактаты были собраны в одну книгу «Opus restitutionum, usurarum et excommunicationum», которая в XV веке выпускалась около 10 раз — в Италии и в немецких городах. Оригиналом для краковского издания «Опусов» послужило издание, выпущенное в Венеции в 1472 году печатником Бартоломео из Кремоны.
Первая польская типография имела тесные связи с нищенствующим монашеским орденом францисканцев, а также с ветвью францисканского братства — бернардинцами. Об этом свидетельствуют владельческие записи в сохранившихся экземплярах краковских инкунабулов. С францисканцами и бернардинцами связаны четыре записи. В экземпляре «Платеа», который издавна находился в бернардинском монастыре Оломоуца, а ныне хранится в университетской библиотеке этого чешского города, имеется запись 1478 года о присылке книги «краковскими отцами» оим оломоуцким коллегам. Запись, сделанная в том же 1478 году, в другом экземпляре этой же книги, рассказывает об аналогичном даре, преподнесенном францисканскому монастырю в Нейссе. Известен еще один экземпляр «Платеа», принадлежавший в прошлом францисканской библиотеке в Глогове (Польша); на его страницах запись, сделанная в 1486 году. Связанная с бернардинцами запись имеется и в экземпляре, который в настоящее время находится в Курнике (Польша). Третьей книгой, вышедшей из краковской типографии, были «Сочинения» (Opuscula) блаженного Августина (354–430), знаменитого отца церкви, оказавшего большое влияние на развитие богословской мысли на Западе. Труды блаж. Августина постоянно переписывались, пользовались большой популярностью и с возникновением книгопечатания в XV веке неоднократно издавались и переиздавались. Они были широко распространены в Италии. Нет, пожалуй, ни одного сколько-нибудь значительного собрания инкунабулов, в котором не нашлись бы трактаты блаж. Августина; особенно наиболее популярный из них — «О граде Божием». Краковский инкунабул «Сочинений» блаж. Августина включает 16 трактатов этого замечательного отца церкви.
На сегодня известно 14 краковских экземпляров «Сочинений» блаж. Августина; один из них занимает почетное место в собрании инкунабулов РНБ. Что касается двух других первопечатных краковских изданий, то в книгохранилищах крупнейших библиотек мира имеется 23 экземпляра «Толкования Псалтири» Туррекрематы и 17 экземпляров «Трактатов» Франциска де Платеа. С петербургским собранием инкунабулов по праву соперничает московское: в книгохранилище Государственной библиотеки им. Ленина (далее — ГБЛ) также имеется по одному экземпляру каждого из трех краковских первопечатных изданий.
Эти книги поступили в ГБЛ в составе библиотеки министра народного просвещения Авраама Сергеевича Норова (1795–1869). В его книжном собрании были все три краковских инкунабула: «Туррекремата», «Августин» и «Платеа». В 1863 году краковские инкунабулы, принадлежавшие А. С. Норову, вместе со всей его библиотекой были приобретены московскими Публичным и Румянцевским музеями (на базе которых впоследствии была создана ГБЛ).
В литературе описано около 65 экземпляров первопечатных краковских латинских инкунабул; большинство из них хранится в польских библиотеках, как государственных (Краков, Варшава, Вроцлав, Познань и др.), так и в церковных — в библиотеке монастыря бернардинцев в Кракове, в библиотеке Краковского капитула, в библиотеке краковского костела Тела Господня, в библиотеке аббатства в Могиле, в библиотеке Гнездненского капитула. Среди зарубежных книгохранилищ, обладающих бесценными краковскими латинскими инкунабулами, можно отметить Государственную библиотеку Мюнхена, Венскую национальную библиотеку, библиотеку бенедиктинского монастыря Паннонхальма (Венгрия). две краковских инкунабула, принадлежавшие Государственной библиотеке ГДР («Платеа» и «Августин»), в свое время были вывезены в Западный Берлин. В США имеются три краковских инкунабула: по экземпляру «Платеа» в собраниях П. Моргана и Хантингтона и еще один экземпляр «Августина» — в собрании Хантингтона.
Последнее известное нам издание краковской типографии — «Сочинения блаж. Августина» — вышло в свет предположительно в 1476–1477 годах. Далее на протяжении четырнадцатилетнего периода, вплоть до появления первых книг Швайпольта Фиоля, отсутствуют какие-либо сведения о выпускавшихся в Кракове книгах. Но возможно, что между латинскими и славянскими первопечатными книгами, изданными в Кракове, существует преемственность. По словам отечественного исследователя Е. Л. Немировского, «Швайпольт Фиоль не был первым польским типографом. До него в Кракове существовала, по крайней мере, одна типография, выпускавшая листки и книги на латинском языке. Опыт этой мастерской мог быть использован славянским первопечатником. К нему могло перейти и некоторое оборудование, например, печатный стан. Все это — предположения, но весьма вероятные».
Издательская деятельность Швайпольта Фиоля
Итак, первопечатником славянских книг был Швайпольт Фиоль, прибывший в Краков с запада, из немецкой земли Франконии. Родился он в Нойштадте, в пятидесяти километрах от Нюрнберга. По происхождению он был «из немец, немецкого роду, франк» — так ответил он сам на этот вопрос в выходных данных двух своих изданий — Октоиха и Часослова. Примечательно, что в период начала славянского книгопечатания (1491) ключевые позиции в городском самоуправлении Кракова занимали представители богатых немецких семейств: Бонеры, Бетманы, Беры, Турзо и др. Члены династии Турзо и финансировали первую славянскую типографию.
Можно отметить и тот факт, что большая часть тиража фиолевских изданий печаталась на бумаге французского производства с водяным знаком «маленький гладкий кувшинчик». Эту бумагу могли привезти в Краков нюрнбергские купцы. Аналогичные знаки найдены в изданиях нюрнбергского типографа Антона Кобергера. Бумага других сортов, употребленных на печатание краковских изданий, также часто встречалась в Нюрнберге. Это указывает на связи Фиоля и его финансистов Турзо с этим немецким городом.
О местоположении типографии Швайпольта Фиоля достоверных сведений не сохранилось. Известно, однако, что уже в 1483 году Фиоль был членом краковского цеха золотых мастеров. Во времена Фиоля цех золотых дел мастеров был приписан к одной из часовен костела францисканского монастыря, которую именовали «венгерской». В те годы цеховой дом золотых дел мастеров находился неподалеку от обители францисканцев, на Братской улице, шедшей от монастыря и вливавшейся в Рыночную площадь. На этой же улице стояли дома мастеров. Возможно, что, приехав в Краков, Фиоль обосновался именно здесь. Не исключено, что и первая славянская типография находилась на Братской улице.
Предпринимая печатание богослужебных православных книг в католическом Кракове, Швайпольт Фиоль, по-видимому, рассчитывал на распространение этих церковных славянских изданий среди православных христиан, живших на обширных территориях Московского государства, Великого княжества Литовского, княжеств Молдавии и Валахии, на захваченных Османской империей землях южных славян.
Отечественный исследователь С. Голубев в 1884 году так писал об этом: «Феоль, предпринимая издание церковнославянских книг, имел в виду все окрестные местности, нуждавшиеся в них. По крайней мере, мы имеем положительные данные относительно широкого распространения краковских церковнославянских изданий не только в Молдо-Влахии, но и Галиции и всех западнорусских областях. Даже, может быть, что они имели небольшой сбыт и в самом Кракове. Как последнее предположение ни может показаться странным, тем не менее оно находит некоторую опору в указанном нами факте существования в означенном городе (в XV столетии) русской каплицы, с русскими иконами, с русскими около них надписями».
Книгоиздательская деятельность Швайпольта Фиоля в Кракове проходила в период правления короля Казимира IV Ягеллончика (1427–1492), который в 1447 году был избран на польский престол. Деятельность Казимира IV представляет немалый интерес, ибо именно в годы его правления в Кракове были основаны первая типография, печатавшая книги на латинском языке, и вторая, из стен которой вышли печатные книги кирилловского шрифта.
Казимир IV был мудрым политиком, убежденным сторонником сильной королевской власти. Он умел примирять соперничавшие друг с другом политические группировки. Значительна его роль и в религиозной сфере. Будучи убежденным католиком, Казимир IV в своей деятельности проявлял благожелательное отношение к православию: он изучает русский язык, уравнивает в правах католиков и православных. Традиция связывает с именем Казимира IV постройку в 1447 году шести православных церквей в Витебске, Бешенковичах, Могилеве, Кричеве, Орше и Черикове. Все они получили название Ильинских, так как постройку их связывали с избавлением в Ильин день от какой-то опасности жены Казимира Елизаветы. В 1451 году король Казимир подтвердил все ранее данные литовско-русским магнатам привилегии, в том числе — свободу вероисповедания.
В те годы в польско-литовских кругах вынашивалась идея об унии между Римско-католической и Православной церквами: подобная уния уже была провозглашена на Флорентийском соборе 1439 года. Но провести унию в жизнь оказалось трудно. Однако после взятия в 1453 году Константинополя турками и гибели Византийской империи по настоянию папы Пия II в Великом княжестве Литовском был поставлен митрополит, независимый от Москвы. Первым литовским митрополитом был Григорий Болгарин, воспитанник митрополита Киевского Исидора, сторонника унии.
Казимир IV проявлял широту взглядов в религиозных вопросах. Веротерпимость создавала условия, при которых в Кракове могла возникнуть типография, печатавшая славянские книги. Принятие унии не повлекло на первых порах никаких изменений в богослужебной практике и, в частности, что особенно важно, оставило в неприкосновенности старые богослужебные книги. Таким образом, продукция первой славянской типографии, работавшей в Кракове, несмотря на церковную унию 1439 года, могла рассчитывать на сбыт как в пределах православной Московской Руси, так и в границах примкнувшего к унии Великого княжества Литовского.
В конце XV века между Польшей и Московским государством поддерживались тесные связи, и первопечатные славянские книги легко могли распространяться так же в пределах православной Руси и Украины. Попадая в Россию, эти книги сохранялись в церквах, монастырях, оседали в частных собраниях, а с начала XIX века стали поступать в крупнейшие отечественные книгохранилища.
Первопечатные церковнославянские книги на Украине и в Белоруссии
То обстоятельство, что первые церковнославянские книги были напечатаны в Кракове, вполне объяснимо. Но кто же были ближайшие сподвижники Швайпольта Фиоля? Ведь понятно, что немецкий первопечатник не мог обойтись в этом деле без помощников, — вряд ли Фиоль знал славянский язык. Человек, готовивший к печати первые славянские печатные книги, должен был обладать немалыми познаниями в славянском, греческом и латинском языках; ему была известна и богословская практика Православной церкви.
Отвечая на этот вопрос, необходимо иметь в виду, что в те годы в Кракове в расцвете своей деятельности находился университет, получивший впоследствии название Ягеллонского. Здесь издавна учились студенты из разных стран Европы, в том числе и выходцы со славянских земель. Украинцы и белорусы, попадая в Краковский университет, обычно добавляли к своему имени эпитет «Ruthenus» — русский.
Многие из украинцев и белоруссов, получивших бакалаврские и магистерские степени в Кракове, в дальнейшем сохраняли верность православию, а их деятельность способствовала просвещению украинского и белорусского народов. К концу XV века украинские и белорусские имена начинают встречаться и среди преподавателей Краковского университета. В конце 1480-х годов здесь читал лекции Юрий из Дрогобыча; в 1488–1489 годах Андрей Свирский начинает объяснять студентам Аристотеля. Таким образом, именно в среде славянских студентов и преподавателей Краковского университета следует искать помощников Швайпольта Фиоля.
Кто же наиболее вероятный кандидат, которому суждено было принять участие в историческом начинании? При изучении архивов Краковского университета можно установить, что после 1483 года сведения о Юрии из Дрогобыча на несколько лет теряются. Известно лишь, что какое-то время он жил при дворе князей Д’Эсте в Ферраре (Италия). В июне 1487 года его имя снова встречается в краковских документах. С такой же небольшой долей вероятности можно говорить и об Андрее Свирском, а с большей — о питомце Краковского университета Павле из Кросно.
Кросно — небольшой городок в Западной Украине на реке Вислоке, издавна заселенной украинцами. Павел записался в Краковский университет в 1491 году, то есть именно тогда, когда началась деятельность первой славянский типографии. По мнению Е. Л. Немировского, именно этого, недавно приехавшего в Краков юного украинца, привлекли к подготовке первых печатных славянских изданий: «Дальнейшие литературные занятия Павла из Кросно, его библиофильские склонности служат аргументами в пользу того, что именно он готовил к печати славянские книги, вышедшие в свет из типографии Швайпольта Фиоля», — пишет современный ученый.
В 1491–1493 годах в Кракове были изданы четыре церковнославянские книги: Октоих (1491), Триодь Постная, Триодь Цветная и Часослов. Два из первопечатных краковских изданий — Осмогласник (или Октоих) и Часослов — имеют выходные данные, в которых указано время издания — 1491 год, место — Краков и имя типографа — Швайпольт Фиоль. Два других — Триодь Постная и Триодь Цветная — выходных сведений не имеют. Однако происхождение их из той же типографии Фиоля доказано целым рядом зарубежных и отечественных исследователей: Е. С. Бандтке, К. Ф. Калайдовичем, Я. Ф. Головацким и др.
Случилось так, что Октоих — сборник молитвословий, составленный св. Иоанном Дамаскином и некоторыми другими церковными писателями, стал не только общеславянской печатной книгой, но и первенцем книгопечатания у южных славян. Три года спустя после выхода в свет краковского инкунабула книга под тем же названием, но несколько иного содержания была напечатана в Черногории.
Октоих — одна из наиболее употребляемых богослужебных книг Православной церкви. Неудивительно, что Швайпольт Фиоль начал свою издательскую деятельность именно с нее. Книга содержит молитвословия, предназначенные для всех дней недели. Молитвословия объединены в «восследования», каждое из которых содержит песнопения, исполняемые в храме во время вечерни, повечерия, утрени и литургии. Для воскресений, кроме перечисленных служб, положены еще две — малая вечерня и полунощница. Всего имеется 7 восследований — для каждого дня недели. Весь комплекс восследований, предназначенный для одного голоса, называется «гласом». Октоих содержит «набор» для восьми гласов (голосов). Отсюда название Осмогласник или Октоих (греч. «окто» — восемь). Авторы песнопений, включенных в Октоих, — преп. Иоанн Дамаскин и другие церковные писатели-песнотворцы.
Анализируя краковский первопечатный Октоих 1491 года, Е. Л. Немировский приходит к следующему выводу: «Диалектные особенности языка позволяют говорить о том, что редактор или наборщик Октоиха 1491 года был связан с белорусской, а предпочтительнее, с украинской средой».
Итак, вполне вероятно, что первопечатные церковнославянские книги набирали украинские мастера. Но кто был гравером фронтисписа первой славянской печатной книги? В Октоихе 1491 года сохранилась гравюра с изображением распятия, и, по мнению ряда исследователей, подготовить ее к «друкованию» было поручено одному из учеников Вита Ствоша (знаменитый мастер, автор Мариацкого алтаря в кафедральном соборе Кракова). Помощник Вита Ствоша получил от знаменитого резчика задание — перевести на черно-белый язык гравюры живописный оригинал украинского происхождения. Как отмечает Е. Л. Немировский, «предназначая свое издание кругам, связанным не с Католической, но с православной Церковью, первый славянский типограф не мог не чувствовать неуместность в данном случае западной трактовки сюжета. Естественно было обратиться за консультацией к украинским кругам, принимавшим участие в подготовке к печати краковских славянских изданий».
В текстах книг, изданных Фиолем, встречаются отличительные черты русского правописания и языка, упоминания о русской грамоте и о русских святых. Так, в «Часословце» Фиоля упомянуты не только такие русские церковные праздники, как Покров Богородицы, Перенесение мощей св. Николая, память свв. Бориса и Глеба, великого князя Владимира, преп. Феодосия Печерского, но даже приведена подробная запись (под 20 декабря) о преставлении митрополита Петра всея Руси. Эта «память» была составлена впервые митрополитом Киприаном в начале XV века; он написал и житие митрополита Петра, хотя последний был причтен к лику святых еще в 1389 году. Память эта могла дойти до Южной Руси и даже до Кракова (в котором в XV веке жило много православных русских, подданных польского короля, и даже была православная церковь) только из Москвы, где честные мощи митрополита Петра «подают исцеления приходящим с верою и до сего дня».
Исследователи выявляют близость Октоиха 1491 года и к новгородско-псковским рукописным Осмогласникам второй половины XV века.
Один из первых рукописных сборников, содержащий некоторые части Октоиха, хранится в ГБЛ (ОРЛБ. Ф. 178. № 1364). Это так называемый Параклитик, переписанный в 1343–1344 годах; он содержит каноны, извлеченные из дневных служб Октоиха. Книга была написана в Новгороде, «при христолюбивом князе Семене Ивановичи, при владыце Новгородьскомь Васильи», по заказу некоего черноризца Пахомия.
Известен Параклитик, который написал в 1386 году для церкви Петра и Павла Сироткина монастыря во Пскове «многогрешный Стефан Засковиць» (ГИМ. Син. 838).
Переводы полного или «великого» Октоиха появляются позднее. Едва ли не древнейшим датированным списком нужно считать пергаменный кодекс большого формата, изготовленный в 1436 году «по замышлению господина преосвященного архиепископа Великого Новагорода владыки Евфимия» (ГИМ. Син. 199). В предисловии книга названа Осмогласником; она была предназначена для Софийского собора в Новгороде, где и хранилась вплоть до середины XVII века, когда патриарх Никон перенес ее в излюбленный им Новоиерусалимский Воскресенский монастырь. Вкладная патриарха Никона сохранилась на полях книги.
По словам Е. Л. Немировского, «ближе всего по составу и последовательности текстов к Октоиху 1491 года подходит расширенная редакция московских и новгородско-псковских Осмогласников второй половины XV века».
Интересно, что правописные нормы краковского инкунабула иногда совпадают с орфографией рукописного новгородского Октоиха 1436 года: «воскресшомоу», «въстроубите», в то время как в старейших рукописных московских «Шестодневах» редуцированные гласные уже прояснены: «воскресъшему», «вострубите». Это еще одно свидетельство в пользу гипотезы о новгородско-псковском происхождении оригинала Октоиха 1491 года.
Одним из источников фиолевского шрифта был ранний русский полуустав первой половины XV века. Характерный пример его находим в новгородском Октоихе 1437 года из собрания Новоиерусалимского Воскресенского монастыря. Это древнейший из сохранившихся датированных списков «великого» Октоиха. Письмо книги обладает почти всеми характерными особенностями, которые свойственны шрифту Швайпольта Фиоля.
И еще одно интересное наблюдение, которое можно провести, изучая другую первопечатную книгу — краковский Часослов. Известно, что Швайпольт Фиоль, следуя традиции, отпечатал свой Часослов в четвертую долю листа и имел для этого все основания. Широко применявшиеся не только в богослужении, но и в домашнем обиходе, например для обучения чтению, Часословы и Часовники, как правило писались и печатались в четвертую или в восьмую долю листа. Вот этот да и многие другие факты обнаруживают в издателе краковских первопечатных изданий хорошее знание православных традиций. Сомнительно, чтобы такими знаниями обладал немец из далекой от славянского мира Франконии. Остается еще раз предположить, что у Фиоля были помощники — скорее всего, украинцы.
Известно также, что тираж каждого их четырех изданий Фиоля не превышал 300 экземпляров, — таковы были обычные тиражи первопечатных книг (инкунабул) того времени. Поэтому представляет интерес сфера распространения краковских инкунабул в православных землях. Можно проследить судьбу некоторых дошедших до наших дней первопечатных церковнославянских книг.
Вполне естественно, что часть тиража осела в самом Кракове, и некоторые фиолевские инкунабулы хранятся ныне в библиотеке Краковского университета. При университете с первых же лет его существования стали формироваться книжные собрания. Крупнейшее из них находилось в здании Высшей коллегии — впоследствии оно послужило основой прославленной Ягеллонской библиотеки. Однако нас больше интересуют те первопечатные издания, которые были отправлены в славянские земли, и в частности на Украину.
Поскольку издание богослужебных книг было в первую очередь предназначено для православных восточных славян, преобладающая часть изданий Швайпольта Фиоля осела в Московском государстве. Причем большинство экземпляров, имеющихся в отечественных собраниях, имеет записи великорусского происхождения (44 из 68). Записей белорусского, украинского и польского происхождения меньше (12). По мнению Е. Л. Немировского, «все это доказывает, что Фиоль печатал свои издания если не по прямому заказу из Москвы, то, по крайней мере, рассчитывая преимущественно на Москву. Меньшая часть тиража предназначалась им для распространения на восточных землях Польско-Литовского государства, заселенных украинцами и белорусами».
Важным свидетельством в этом плане служит сообщение, содержащееся в сочинении, принадлежащем перу ученого монаха — киевского архимандрита Захарии Копыстенского (+1627). В написанном в 1621–1622 годах сочинении под названием «Палинодия, или Книга обороны Кафолической святой апостольской Всходней (восточной) церкви», Захария Копыстенский припомнил, как в конце XV столетия в Кракове издавались церковнославянские книги. Чтобы никто не усомнился в справедливости его слов, Захария Копыстенский тут же перечислил, в каком монастыре или церкви можно видеть то или иное издание. В этой своеобразной библиографической справке упомянуты все четыре издания, вышедшие из типографии Швайпольта Фиоля: Октоих, Часослов, Триодь Постная и Триодь Цветная. Названо было и имя печатника.
Итак, читаем: «А находятся тыи книги (Триоди) во многих при церквах и в монастирох в земли Львовской, и в монастиру Дорогобузском, и в Городку, монастира Печерского маетности, и на Подляшу в земли Белской, в Ботках; Постная и Цветная на Волыню, и инде по розних местцах. Есть и другая церковная книга, которая ся называется з грецка “Октоих” або “Охтай”, краковского друку, которая находится в Смедине под Турийском на Волыню, в Каменцу Литовском при церкви Св. Симеона и инде.
Есть и третья книга, которую з грецкого языка называемо “Орологион”, а по словенску “Часослов”, в Кракове друкованная року 1491, через неякогось Швайпольта Фиоля, тая книга находится в монастиру Печерском Киевском, в церкве Любельской, и во Львове у Честнаго Креста на Личакове передместью Галицком, в Великом Берестю в Литве, где собор великий был року 1596 и инде».
Издания с именем Швайпольта Фиоля имелись на Украине в большом количестве. Захария Копыстенский указывал места их хранения: в «земле Львовской», в Дорогобуже, Городке, в Каменце, Киеве, Люблине, Бресте. Вполне понятно, что за прошедшие столетия следы многих краковских изданий затерялись. Но все же, несмотря на все войны и социальные потрясения, в крупнейших книжных собраниях Украины и сегодня сохраняются драгоценные церковнославянские первопечатные книги.
Несколько экземпляров краковских изданий 1491 года хранится в Центральной научной библиотеке АН Украины; сюда они поступили из киевских монастырей. Вот путь одной из книг — Постной Триоди (АБ I А 312). На ее форзаце читаем: «Киевской Духовной академии приносит в дар учитель Олонецкой Духовной семинарии Елпидифор Барсов 1866 года авг. 30 дня». Это был дар выпускника Санкт-Петербургской духовной академии (1861), будущего академика Е. В. Барсова (1836–1917), и с 1866 года бесценная Триодь хранилась в Церковно-археологическом музее при Киевской духовной академии, который после революции был переведен в Киево-Печерскую лавру. В настоящее время книга находится в Центральной научной библиотеке АН Украины.
При сходных обстоятельствах поступила сюда и другая краковская инкунабула — Часослов (АБ I А 173): на обороте верхней крышки переплета этой книги указано: «2Р № 404. Из числа книг библиотеки Киево-Златоверхо-Михайловского монастыря 1662 г. апреля 23». (Часослов Михайловского монастыря в 1899 году экспонировался на выставке, приуроченной к XI Археологическому съезду в Киеве и вошел в каталог выставки.)
Еще один экземпляр краковского Часослова в настоящее время находится в Музее книги Одесской государственной публичной библиотеки (ОГНБ, № 443748). Этот Часослов восходит к собранию одесского собирателя А. И. Тихоцкого. После смерти Тихоцкого его собрание было распродано по частям, «за умеренную цену». Часослов 1491 года был куплен крестьянином Данилой Пидлетаевым. 6 марта 1878 года он перепродал книгу Новороссийскому университету, откуда впоследствии Часослов и перешел в Музей книги.
Краковские издания украшают книжные собрания Львова; особенно хорошо здесь представлены Триоди. Еще в 1908 году исследователь И. С. Свентицкий описал Триодь Цветную, купленную Львовским церковным музеем у московского букиниста Шибанова. Этот экземпляр находится ныне в Музее украинского искусства во Львове (МУИ, № 27/280702). В том же 1908 году Свентицкий составил каталог и другого собрания старопечатных книг, вошедший в изданную им «Опись Музея Ставропигийского института во Львове» (Львов, 1908). На странице 57 этого каталога под № 75 (42) находится описание еще одной Триоди Цветной. Ныне этот экземпляр находится в Государственном историческом музее во Львове.
В 1958 году библиограф Ф. Ф. Максименко зарегистрировал еше один экземпляр Триоди Цветной, следы которой ведут на Волынь. Одна из записей была сделана на ней ксендзом Данилиевичем в 1740 году на Волыни в селе Паридубах (бывш. Ковельского уезда). В этом селе книга оставалась до 1932 года; в том году книголюб и археограф Б. Ольховский нашел ее в церкви в ящике для свечей, отвез во Львов и впоследствии подарил митрополиту Андрею Шептицкому. Тот в свою очередь передал книгу библиотеке «Студион», с фондами которой Триодь Цветная перешла в Библиотеку Академии наук Украинской ССР (ныне — Львовская государственная научная библиотека, ЛГНБ. Ст. 53309. 1-й рукоп.).
Имеется во львовских собраниях и Триодь Постная. Уже упоминавшийся И. С. Свентицкий в 1908 году описал экземпляр Триоди Постной, приобретенный у московского букиниста Шибанова церковным музеем Львова. В настоящее время книга находится в собрании Музея украинского искусства во Львове (МУИ. 53F–27/281002).
В том же книжном собрании имеется и краковский Часослов (МУИ. № 416/070512). Он был найден в одной из закарпатских церквей близ венгерской границы; впервые об этом часослове на страницах научной печати сообщил в 1908 году все тот же И. С. Свентицкий. Долгое время этот инкунабул хранился в церковном музее во Львове.
Упомянем теперь об ужгородском Часослове 1491 года. Сведения об этом экземпляре Часослова появляются в 90-х годах XVIII века в переписке выдающегося слависта Йозефа Добровского и его корреспондента В. Ф. Дуриха. В то время (1795) книга находилась в собрании епископа Мукачевского Андрея Бачинского. Со слов Добровского Дурих упомянул о мукачевском экземпляре на страницах вышедшей в 1795 году в Вене «Славянской библиотеки» — сборника статей по вопросам славяноведения. Последним, кто ознакомился с Часословом в библиотеке Мукачевского епископа «в Унгваре», был библиограф А. Л. Петров, побывавший в Закарпатье в 1890–1891 годах. В настоящее время собрание мукачeвcкoгo епископа находится в библиотеке Ужгородского государственного университета, однако Часослова 1491 года там нет, и это ставит перед будущими исследователями задачу по отысканию бесценного инкунабула.
Куда же попадали краковские инкунабулы с Украины? Проследим пути миграции некоторых из них. Вот судьба фиолевской Постной Триоди, ныне хранящейся в Государственном историческом музее (Москва. ГИМ. Хлуд. 2). На некоторых листах этого издания (л. 50 об–54, по нижнему полю) читаем западнорусской скорописью: «Я раб божий Яков Бобруйский и з жоною моею Одаркею сию книгу глаголемую Триод Постную за отпущение грехов своих во церковь Покрова… року 1657 месяца генваря дня 27». На полях этого экземпляра Постной Триоди имеется много украинских записей XVII–XVIII веков.
В московских собраниях хранятся Цветная, Постная Триоди и Часослов, принадлежавшие известному украинскому книголюбу И. Я. Лукашевичу. В июне 1849 года с собранием Лукашевича, хранившимся в его селе Кононовке Пирятинского уезда, ознакомился выдающийся украинский ученый М. А. Максимович, а несколько месяцев спустя вкратце описал его на страницах только что основанного «Временника императорского Московского Общества истории и древностей Российских». В 1870 году собрание Лукашевича было приобретено Московским Румянцевским музеем; сегодня краковские инкунабулы Лукашевича находятся в собрании отдела редких книг ГБЛ (ЛБ № 5992; ЛБ. № 1206).
Краковские славянские первопечатные книги — Триодь Постная и Триодь Цветная — увидели свет в том же году, что и Октоих и Часослов. Триодь Постную Швайпольт Фиоль печатал одновременно во второй частью Часослова, на той же бумаге, что и Часослов.
Триодь Постная напечатана «в лист»; в книге собраны молитвословия, предназначенные для пения в церкви в так называемые «подвижные» праздники, предшествующие Пасхе. Название «Триодь» широкое распространение получило в России лишь с XVII века. До этого книгу называли «Трипеснец». Издание Швайпольта Фиоля называется «Трипеснец надеждю имещомоу начинаем неделя юже о мытаре и фарисеи». Название книга получила по неполным канонам — «трипеснцам», которые помещены в ней между молитвословиями.
Современные исследователи отмечают сходство печатных краковских Триодей с практикой восточнославянского рукописания. Так, можно упомянуть про рукописную Триодь (Постную) первой половины XV века, которая принадлежала «боголюбивому архиепископу Еуфимию великаго Новаграда» и которую «писал поп Дионисие оу святого Николы на Вежищах» (ОРЛБ. Ф. 256. № 438. Л. 305 об–306).
Краковская Постная Триодь широко использовалась в храмах и монастырях во время богослужений. Так, в ГБЛ хранится экземпляр фиолевской Постной Триоди, который восходит к собранию Козельской Введенской Оптиной пустыни (ЛБ. № 1208). В том же собрании ГБЛ имеется другой экземпляр Постной Триоди, который поступил сюда после 1917 года из библиотеки Московской духовной академии (ЛБ. № 1207).
Триодь Цветная — непосредственное продолжение Триоди Постной — включает молитвословия, совершаемые на Пасху, а также в подвижные праздники последующих семи недель. Цветная Триодь издавна переписывалась в крупных монастырях, и списки посылались в разные концы Северо-Восточной Руси. Так, в составе Синодального собрания находится Триодь Цветная, написанная в 1311 году дьяком Сергием для Малышевского монастыря на Ладожском озере (ГИМ. Син. 896). Анализируя содержание первопечатной Цветной Триоди в сопоставлении с рукописными оригиналами, можно найти точки соприкосновения ее текста с рукописной восточнославянской традицией.
Первопечатные церковнославянские книги в Литве
Каковы же были отношения между Москвой и Краковом в период, предшествовавший появлению первопечатных славянских книг? Они были благоприятными вплоть до начала правления великого князя Московского Ивана III Васильевича (1462–1505), который начал распространять централизаторскую политику на земли, граничившие с Великим княжеством Литовским. Наблюдая растущую мощь Москвы, Польско-Литовское государство стало ощущать в восточном соседе серьезного соперника. Интересы обоих государств столкнулись в Новгороде.
Пытаясь противостоять Москве, Новгородская республика решила прибегнуть к помощи Польши. В ноябре 1470 года на княжение в Новгород был приглашен из Литвы князь Михаил Олелькович. А весной следующего года Казимир IV (1427–1492) заключил с Новгородом договор, по которому королю предоставлялось право держать в городе своего наместника. За это Казимир обещал новгородцам в случае, если «пойдет князь велики Московски на Велики Новъгород», «всести на конь… и со всею со своею радою Литовской… оборонити Велики Новгород». Однако когда в 1471 году Иван III разбил новгородское войско на реке Шелони, Казимир не пришел на помощь новгородцам. В 1478 году земли Великого Новгорода были окончательно присоединены к Москве.
С этого времени отношения между Польшей и Москвой стали постепенно улучшаться. Об оживленных сношениях между обеими сторонами можно судить на примере посольств, которыми обменялись Москва и Польша. Так, в 1487–1488 годах Москва и Краков обменялись шестью посольствами, в 1489 году тремя и в 1490 году тоже тремя. Эти годы непосредственно предшествовали основанию в Кракове первой славянской типографии кирилловского шрифта. Любой из послов мог привезти в Краков рукописные книги, которые послужили оригиналом для первопечатника Швайпольта Фиоля.
От кого же получил краковский первопечатник рукописные оригиналы этих книг? Творения святых отцов церкви, Псалтирь и богослужебные книги на славянском языке в рукописном виде были в употреблении в Польше еще в конце ХIV века, и этими книгами пользовалась, например, польская королева Ядвига, жена Ягайло, перешедшего из православия в католичество.
Русские сотрудники Фиоля располагали рукописями Северо-Восточной Руси, но, быть может, уже ранее перешедшими в Южную Русь в конце ХIV — начале ХIV веков. Были у них и рукописи южнорусские, и рукописи, списанные с южнославянских оригиналов русскими переписчиками. В связи с этим можно вспомнить западнорусского митрополита Иону Глезну (1490–1494), которого любил и уважал король Казимир. Гораздо больше можно придавать значения литовским покровителям православных, которые могли поддерживать дело издания церковнославянских книг в столице Польши Кракове.
Особый интерес вызывает деятельность Василия Дмитриева Ермолина — русского архитектора второй половины XV века, имя которого неоднократно упоминается в летописях. Возможно, этот человек и переслал в Польшу рукописные оригиналы изданий Швайпольта Фиоля. Василий Ермолин был большим книголюбом и вел большую переписку с зарубежными знатоками. «Послание от друга к другу» — ответ на письмо, полученное Ермолиным от Якова (Якуба), писаря Великого княжества Литовского. Якуб просил московского друга прислать ему русские книги, а именно: «Прилог со всемы полон на весь год в единех досках, да Осмогласник по новому, да два Творца в одных досках, а к тому житя святых Христовых апостол двоюнадесят написаны в единих досках».
В числе упомянутых книг мы видим «Осмогласник» — первую книгу, вышедшую из типографии Швайпольта Фиоля, Прилог, а точнее, «Пролог» — сборник коротких житий и поучений, распределенных по дням года. Эту книгу Фиоль мог использовать при корректировании месяцеслова, приложенного к Часослову, — второй выпущенной им в свет книге. Наконец, два «Творца». Древнерусская книжность такого сочинения не знает. По мнению Е. Л. Немировского, «не исключено, что здесь ошибка переписчика, а в подлиннике речь шла о └двух Триодях“. Если это так, то Якуб просил прислать ему все те книги, которые впоследствии печатал Швайпольт Фиоль».
С 1491-го по 1493 год в славянской краковской типографии были отпечатаны четыре богослужебных православных книги; они после этого стали распространяться по сопредельным землям, попадая как в Литву, так и в Московское государство, поскольку в XV веке между Москвой и Великим княжеством Литовским существовали тесные книжные связи. Так, в ноябре 1497 года московские гонцы Николай Ангелов и Иван Оксенов отвезли в Вильну великой княгине литовской Елене, дочери Ивана III, 13 книг. Попадая в Литву, эти книги сохранялись в церквах, монастырях, оседали в частных собраниях, а впоследствии стали поступать в крупнейшие книгохранилища. Проследим за судьбой некоторых из краковских первопечатных изданий.
В экземпляре фиолевского Часослова 1491 года Библиотеки Академии наук Литвы имеется запись: «Сия книга есть з библиотеки монастира Жировицкаго чину святаго Василия Великаго 1758 Аnnо подписано». Книга издавна находилась в Литве, о чем свидетельствуют и добавления к месяцеслову: «Святых новому Антонию и Иоанна и Еустахия в Вилни церковь е Троицы и монастир на том месцу». Об этом Часослове упомянул известный библиограф И. П. Каратаев — во втором издании «Описания славяно-русских книг» (СПб., 1883). Там отмечено, что из Жировицкого монастыря этот Часослов попал в библиотеку Литовской духовной семинарии; впоследствии книга принадлежала Государственной библиотеке им. Врублевских, а сейчас находится в Библиотеке АН Литвы (БАН 1–9). Интересно отметить, что традиционный порядок служб, восходящий к краковскому Часослову, а точнее, к московским рукописным часословам начала XV века, был сохранен в виленских и киевских изданиях XVII века, то есть в изданиях, выходивших на территории Польско-Литовского государства. Это, по-видимому, прямое воздействие краковского издания 1491 года.
В Библиотеке АН Литвы хранится еще одна краковская первопечатная книга — это Триодь Цветная (ок. 1493). Пути ее миграции сходны с судьбой Часослова 1491 года: вплоть до XIX века она хранилась в Жировицком монастыре, а с XIX века — в библиотеке Литовской духовной семинарии, впоследствии — в библиотеке им. Врублевских.
Но не все сохранившиеся экземпляры краковских славянских изданий дошли до нас в цельном виде. В 1908 году А. И. Миловидов описал небольшой фрагмент (3 л.) Часослова, принадлежавший профессору Виленского университета М. К. Бобровскому, а впоследствии поступивший в Виленскую публичную библиотеку. Где находится этот фрагмент сейчас, неизвестно.
Краковские инкунабулы в российских книгохранилищах
Как попадали краковские первопечатные издания в отечественные книгохранилища? Вот некоторые пути их миграции. Один из экземпляров фиолевского Октоиха входил в собрание старопечатных книг, принадлежавшее купцу И. Н. Царскому. В одной из описей, принадлежавшей книготорговцу и собирателю Т. Ф. Большакову (ум. в 1863 году), под № 8 стоит: «Октоих. Краков. 1491». Цена на книгу показана в 200 рублей. В 1853 году, после смерти И. Н. Царскогокраковский Октоих вместе с частью его собрания старопечатных книг стал собственностью графа Орлова-Давыдова. До 1917 года книга находилась в имении Отрада (Московской губернии), а после революции, вместе с собранием Орлова-Давыдова, поступила в ГИМ, в собрании которого хранится по сей день (ГИМ, собрание Царского, Б 8).
Другой экземпляр краковского Октоиха был в 1868 году приобретен московскими Публичным и Румянцевским музеями (МПРМ). Продал его музеям книготорговец Т. Ф. Большаков за более чем скромную цену — 85 рублей. О покупке упоминается в «Отчетах» музеев. В 1878 году знаменитый библиограф И. П. Каратаев на страницах своего издания привел сведения об еще одном экземпляре краковского Октоиха — из собрания П. В. Щапова. Экземпляр в 1888 году поступил в ГИМ, в собрание Отдела рукописей и книг старой печати, где и находится по сей день (ГИМ, Щaп. 1).
В настоящее время исследователям известны всего восемь экземпляров Октоиха, причем шесть из них находятся в отечественных книгохранилищах: три в Санкт-Петербурге (РНБ — два, СПбГУ — один) и три в Москве (ГИМ — два, ГБЛ — один). Что касается другой краковской первопечатной книги — Часослова, напечатанного в том же 1491 году, что и Октоих, то он встречается значительно чаще, чем первая книга краковского типографа. Упоминание об этом издании находится в сочинении тверского архиепископа Феофилакта Лопатинского «Обличение неправды раскольническия, показанныя во ответах выгоцких пустосвятов на вопросы честнаго иеромонаха Неофита по увещанию и призыванию их к Святей Церкви от Святейшего Правительствующего Синода к ним посланного», изданного в Москве в 1745 году. В одном из «рассуждений» Феофилакт обращается к авторитету «древлепечатных» книг, появившихся задолго до патриарха Никона и его реформы, и упоминает о «Часослове печатном в Кракове, в лето от Рождества Христова 1491».
В богослужебной практике используется два вида Часослова: сокращенный вариант — Часовник — и «великий» Часослов, в котором тексты служб приведены с максимальной полнотой. Краковский Часослов 1491 года относится к числу «великих». Книги аналогичного состава бытовали в Северо-Восточной Руси на протяжении всего XVI века. Один из рукописных Часословов — новгородского происхождения: в нем есть запись об архиепископе Новгородском Феодосии, установившем празднование памяти архиепископа Иоанна (ум. в 1186 году), канонизированного Московским собором 1547 года.
Краковский Часослов был первым печатным изданием этой книги, появившейся в Московском государстве. Лишь в 1652 году повелением патриарха Иосифа в Москве был напечатан Часослов, который с полным правом может быть назван «великим» и который в этом отношении явился непосредственным преемником краковского издания.
Первые поступления краковских первопечатных славянских книг в Императорскую публичную библиотеку (Санкт-Петербург) (далее — ИПБ) относятся к 1830 году; ранее они принадлежали книголюбу графу Федору Андреевичу Толстому. Еще при жизни он продал свои коллекции государству, и они поступили в 1830 году в ИПБ. Вот что писал П. Строев о толстовском собрании книжных сокровищ: «Вельможа собиратель стяжал их высокою ценою своего достояния, патриотическим намерением и деятельностью неограниченной. Немногие книгохранилища могут явить такие драгоценности искусства типографии. Первое место неоспоримо занимают здесь: Часослов и две Триоди, напечатанные в Кракове 1491 года».
Здесь речь идет о двух Триодях — Постной и Цветной, которые поступили в ИПБ в составе 377 книг из собрания Ф. А. Толстого. В настоящее время экземпляр Постной Триоди находится в отделе редкой книги РНБ (1.1.2-б). Что касается Цветной Триоди, то она, как известно, является продолжением Триоди Постной. Старые славянские типографы, печатавшие Триодь Постную, чаще всего непосредственно за ней выпускали и Триодь Цветную. Так поступил и краковский первопечатник Швайпольт Фиоль. В 1830 году «толстовская» Цветная Триодь вместе с Триодью Постной поступила в ИПБ.
О краковском Часослове из собрания Ф. А. Толстого впервые упомянул в 1813 году русский исследователь В. С. Сопиков. На страницах своего «Опыта российской библиографии» он под № 1592 зарегистрировал «Часословец; перевод с греческого; в Кракове, 1491 — в 4╟». В 1819 году этот экземпляр описал К. Ф. Калайдович; в 1823 году о нем упомянул П. М. Строев на заседании в Обществе истории и древностей российских, а в 1829 году подробно описал его. Как явствует из сообщения П. М. Строева, «книга была куплена на Ростовской ярмарке всего за 7 рублей, а затем, переходя из рук в руки, досталась Ф. А. Толстому, который уплатил за нее уже 350 рублей». В 1830 году этот Часослов вместе с собранием Толстого поступил в ИПБ; ныне он находится в собрании РНБ (1.5.1в).
Следует отметить, что оба исследователя, как К. Ф. Калайдович, так и П. М. Строев, указывали, что в собрании Ф. А. Толстого находился и второй экземпляр Часослова, сравнительно полный. Так, в своей работе «Сведения о трудах Швайпольта Феоля, древнейшего славянского типографщика» (М., 1820) К. Ф. Калайдович сообщает про «приобретенный (в 1812 году) графом Толстым покупкою от одного старообрядца за значущую сумму полный экземпляр Часослова, с показанием времени и места тиснения». Возможно, именно этот экземпляр числился в ИПБ в дублетах, и в 1864 году был подарен ею московским Публичному и Румянцевскому музеям (МПРМ). Ныне этот экземпляр хранится в ГБЛ (№ 3568).
Старопечатные церковные книги попадали в частные собрания разными путями, иногда при невыясненных обстоятельствах. Так, в «толстовском» экземпляре Часослова (РНБ. 1.5.1в) сделана запись XVII века — рукой выдающегося церковного деятеля патриарха Никона: «Лета 7166 (1658) майя в 27-ой день святейший Никон архиепископ царствующего великого града и всея великия и малыя и белыя Росии патриарх положил сию книгу в свое великого государя строение Нового Иеросалима живоносного Воскресения Христова в монастырь при архимандрите Герасиме, старце Зосиме з братьею. А тово восхощет ю усвоити, якоже Ахав сын Хармиев, или утаити, якоже Анания и Сапфира, да отъимет от него Господь Бог святую свою милость, и затворит двери святых щедрот Своих, и да приидет на него неблагословение и клятва и казнь Божия душевная и телесная в нынешнем веке и в будущем вечная мука, а кто сие писание каким злым умышлением испишет от книги сея, да испишет то имя Господь Бог от книги животныя».
«Грозное заклятие патриарха Никона до некоторой степени возымело действие, — пишет Е. Л. Немировский. — Надпись зачернена не была, как обычно бывало при переходе книги в частные руки. Однако изъять книгу из монастыря не побоялись. Уже в начале XIX века Часослов находился в библиотеке Ф. Толстого».
В 1848 году в ИПБ поступило книжное собрание А. И. Кастерина, и в числе прочих редкостей — краковские инкунабулы: Часослов, Триодь Постная и Триодь Цветная. Кастеринский экземпляр Цветной Триоди ранее принадлежал Стефану Яворскому (1658–1722), митрополиту Рязанскому и Муромскому, автору целого ряда богословских сочинений, предстоятелю Святейшего Синода Русской православной церкви. Книга была подарена ему каким-то «муромцем». В конце XVIII — начале XIX века этот экземпляр принадлежал диакону Иосифу Светозарову, оставившему подпись на переплетных листах.
Кастеринские Часослов и Триодь Постная и ныне хранятся в собрании РНБ (1.1.2а; 1.5.1д); что касается Триоди Цветной, то в 1864 году этот экземпляр, попавший к тому времени в число дублетов, был передан недавно основанному Румянцевскому музею в Москве (основан в 1828 году в Санкт-Петербурге, переведен в Москву в 1861 году).
Следующее поступление краковских инкунабулов в ИПБ относится к 1852 году. Ранее они находились в составе книжного собрания Михаила Петровича Погодина (1800–1875), известного историка и публициста. Благодаря его собирательской деятельности в его собрании были уникальные старопечатные издания. Погодин много путешествовал и из своих поездок по западным славянским странам всегда приводил старопечатные книги. Регулярно посещал Погодин Нижегородскую ярмарку, куда со всей России свозились всевозможные редкости.
Профессор Московского университета, академик (1841), он начал собирать свое «древнехранилище» с 1840 года, и оно стало быстро пополняться книжными редкостями. В 1851 году император Николай I приобрел за 150 тысяч рублей серебром погодинское собрание, «известное по своей важности не только России, но и всему славянскому миру». В 1852 году погодинское «древнехранилище», в составе которого были рукописи, печатные книги и эстампы, было «высочайше повелено передать в Библиотеку, где они стали в числе самых важных приобретений истекшего года».
Собрание М. П. Погодина поражало своим богатством: в числе 1296 книг церковной и гражданской печати находилось 538 церковнославянских старопечатных книг. «Старопечатные церковнославянские книги составляют, наравне с рукописями, драгоценнейшую часть древнехранилища г. Погодина, — отмечалось в Отчете ИПБ за 1852 год. — Здесь находятся чрезвычайно редкие: Октоих или Шестоднев, напечатанный в Кракове Святополком Фиолем, 1491 г., в лист». Краковский Октоих, о котором упоминалось в отчете за 1852 год, поступил в ИПБ в неполном составе, но в 1874 году недостающие в нем листы были восполнены факсимильными литографированными копиями. В настоящее время эта книга находится в РНБ (1.1.1а).
Помимо Октоиха, в составе погодинского собрания имелись и другие краковские инкунабулы, которые сегодня занимают достойное место в коллекции РНБ: это Часослов (1.5.1г), Цветная и Постная Триоди (1.1.2в).
Ко времени поступления погодинского собрания в ИПБ здесь уже имелись краковские издания Часослова и обеих Триодей. Что касается первопечатного Октоиха, то он был включен в петербургскую коллекцию инкунабулов впервые. И не случайно в отчете ИПБ за 1852 год было отмечено, что собрание М. П. Погодина «пополнило и обогатило в Библиотеке отделения церковнославянских и русских рукописей и старопечатных книг драгоценными остатками нашей древней письменности, важными и любопытными историческими документами и единственными экземплярами книгопечатного искусства соплеменных нам славянских стран».
Краковские инкунабулы поступали в частные собрания не только из храмов и монастырей Северо-Восточной Руси, но и с юго-западных земель. Так, собиратель Ф. А. Букин приобрел фиолевскую Постную Триодь на Волыни. (Краковские первопечатные издания издавна распространялись на Волыни: Захария Копыстенский в 1619–1621 годах в рукописной «Палинодии» сообщил, что известные ему экземпляры краковского Октоиха находились «в Смедине под Туринском на Волыню, в Каменцу Литовском при церкви Св. Симеона и инде».)
В 1852 году букинская Постная Триодь перешла в собрание ректора Рижской духовной семинарии архимандрита Павла (Доброхотова) (1814–1900), о чем свидетельствует запись, сделанная на 138-м листе этой книги: «Рига. 1852 г. января 22 дня. Приобретена на Волыни. Мне прислана Федором Андреевым Букиным. — Ректора архимандрита Павла Доброхотова». Выпускник Санкт-Петербургской духовной академии (далее — СПбДА), магистр богословия, архимандрит Павел (Доброхотов) впоследствии был возведен во епископа Олонецкого и Петрозаводского. В 1853 году, будучи еще в должности ректора Рижской семинарии, он подарил краковскую Постную Триодь воспитавшей его СПбДА. Архимандриту Павлу пришлось приложить большие усилия, чтобы восполнить недостающие листы, а имеющиеся в наличии подвергнуть тщательной реставрации. Вот как оценил этот щедрый дар заведующий библиотекой СПбДА А. С. Родосский: «Нечего говорить о том, сколько трудов стоило собрать эту древность и привести в порядок ветхие 223 листа. Собрание настоящей книги навсегда останется памятником любви, знания и уважения к древностям церковнославянской печатной литературы достопочтенного иерарха. Для академической библиотеки эта книга особенно потому дорога, что она составляет украшение нашей коллекции старопечатных книг, богатой изданиями московской печати, но в которой не было (до 1853 года) ни одной церковнославянской книги XV века».
Архимандрит Павел (Доброхотов) был не только страстным собирателем книжных редкостей, но и вдумчивым исследователем, скрупулезно собиравшим сведения об имевшихся в его коллекции раритетах. Об этом свидетельствует сопроводительная запись, которую он собственноручно сделал при передаче Постной Триоди в дар библиотеке СПбДА.
«В память моего воспитания в СПбДА — 1833–1837 — жертвую сию библиографическую редкость — Постную Триодь краковской печати — в библиотеку той академии, — писал отец Павел. — Книга сия принадлежит к первинкам (инкунабула) церковнославянской печати; потому что до сих пор не открыто, чтобы в другом месте кроме Кракова — прежде Шванполта Феоля — была где церковнославянская типография… У митрополита Евгения — в его знаменитом └Словаре“ (в статье └Иоанн Федоров“) не сказано — когда именно открыта, сколько всего напечатано и какая╥первая книга вышла в свет из краковской типографии. Упомянуто только о трех — Псалтирь, Часослов и Октоих — и то под одним годом 1491-м, тогда как на на печатание одной книги прежде, бывало, требовалось не менее года, — иногда даже двух и более… Основываясь на └Радецких актах“ города Кракова, заведение церковнославянской печати в сем городе утвердительно должно относить к 1491 году. В сих актах под 1491 годом ante Dorotheam Virginem (по римскому месяцеслову это 6-е февраля) помещено на немецком языке условие (договор) двух краковских жителей — Шванполта Феоля с Рудольфом Борсдорфом, родом из Брунсвика, о вырезке русских (то есть церковнославянских) букв, с клятвенным обещанием, что Борсдорф еще для другого кого не будет вырезывать их и не откроет никому тайны вырезывания их. Поэтому первою книгою Феолевой печати надобно признать Часословец, ибо он напечатан в 1491 году — в самое время первоначального появления нововырезанных церковнославянских букв… Кроме Часослова, Октоиха и Псалтири, упоминаемых митрополитом Евгением, из краковской типографии вышли также и Триоди — Цветная и Постная. Утвердительно только можно говорить, что эти все краковские издания вышли в свет не позже 1491 года, ибо, по свидетельству └Радецких актов“ около этого времени Феоль совсем перенесся из Кракова на жительство в Венгрию — в Левоч… А что сталось с его заведением в Кракове — перенес ли он его с собою, или уступил другому кому — и в другое место — решительно ничего не известно.
Писал и подписал в г. Риге 1853 года апреля 14 дня. Рижской семинарии ректор архимандрит Павел Доброхотов».
Перечисляя книги, вышедшие из типографии Швайпольта Фиоля, архимандрит Павел (Доброхотов) упоминает о некоей Псалтири, ссылаясь при этом на знаменитое сочинение митрополита Евгения (Болховитинова) (1767–1837) «Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина» (1818). Но в те годы ни одному из исследователей не довелось видеть эту книгу. Так, К. Ф. Калайдович в 1820 году отмечал: «Псалтирь с восследованием доселе не отыскана». Так же обстоит дело и на сегодня; по словам Е. Л. Немировского, «существование пятой книги — Псалтири с восследованием, известной лишь по литературным данным, сомнительно. Книга не сохранилась; в новое время ни один из ученых ее не видел».
Запись о. Павла Доброхотова интересна тем, что отражает уровень знаний исследователей, изучавших в середине XIХ века историю краковских первопечатных книг. Примечательно упоминание с Рудольфе Борсдорфе, «родом из Брунсвика», который обязался «вырезать русские буквы». Действительно, в Кракове в то время жил Рудольф Борсдорф, выходец из Брауншвейга, который в 1485 году стал студентом Краковского университета. А 4 февраля 1491 года Швайпольт Фиоль заключил договор с Рудольфом Борсдорфом, чтобы тот «вырезал некоторое количество литер и передал их во вполне готовом и постированном виде» Швайпольту. Борсдорф выполнил условие договора, и таким образом впервые в истории книгопечатания был изготовлен славянский кирилловский шрифт.
В то время славянская кирилловская типография в Кракове была первой и единственной в Европе — конкурентов она не имела. Поэтому вполне понятно, что во избежание возможного соперничества в этом новом деле Швайпольт Фиоль взял с Борсдорфа обещание не изготавливать литеры для других лиц и не открывать «никому тайны вырезывания их». Таким образом, из содержания договора, написанного по-немецки, следует, что два немца Швайпольт Фиоль и Рудольф Борсдорф посвятили немалые труды публикации славянских богослужебных книг.
Что же послужило образцом для изготовления первых славянских литер? Это были рукописные сборники Северо-Восточной Руси второй половины XV века, выполненные полууставом и имевшиеся в распоряжении Швайпольта Фиоля. Но были и другие образцы, в связи с чем можно привести высказывание знатока этого вопроса Е. Л. Немировского, который излагает любопытное соображение: «итальянские шрифты эпохи Возрождения — таков один из источников, питавших вдохновение автора первого типографского кирилловского шрифта».
Существует предположение, что в подготовке первопечатных славянских книг принимал участие еше один выходец из Германии — Вит Ствош (Фейт Стосс), который работал в Кракове как раз в ту пору, когда Швайпольт Фиоль печатал здесь славянские книги. Вит Ствош происходил из прирейнской части Германии, откуда был родом и Швайпольт Фиоль. Работая же в Кракове, он был близко связан с теми кругами, которые стояли у истоков славянской типографии. Он приехал в Краков из Нюрнберга около 1475 года. Два года спустя, примерно в мае 1477 года, он начал обессмертившую его имя работу над алтарем костела Св. Марии в Кракове. Мариацкий алтарь составляет ныне едва ли не главную историческую достопримечательность Кракова. Это самый большой готический алтарь в Европе. Его высота 13, ширина 11 метров. Фигуры центральной части исполнены в натуральную величину. Среди барельефов на евангельские темы — «Распятие», представляющее собой любопытную параллель к гравюре, помещенной на фронтисписе Октоиха Швайпольта Фиоля.
Листовая гравюра на дереве бытовала в Германии уже в первой четверти XV века. Гравюра на металле получила широкое распространение только позднее — начиная с 40-х годов того же столетия. Листы первых граверов — мастера Е. S., «мастера берлинских Страстей (Христовых)», Израэля ван Мекенема, Мартина Шонгауэра — были известны во всем тогдашнем мире; доходили они и до Москвы.
Нет никакого сомнения, что уже очень рано распространились они и в Польше. Хорошо зная западноевропейскую гравюру, польские художники могли и самостоятельно испробовать эту технику. К сожалению, в нашем распоряжении нет польских гравюр, предшествовавших первопечатным краковским изданиям. Первую фигурную гравюру можно видеть в Октоихе 1491 года Швайпольта Фиоля. Поэтому вполне объяснимо то, что именно Виту Ствошу не раз приписывали авторство гравюр в книгах Фиоля.
Поступление очередного краковского инкунабула в Петербург относится к 1860 году. Речь идет об экземпляре фиолевского Часослова, который находился в коллекции ярославского собирателя Е. В. Трехлетова. Уже после смерти собирателя его библиотека была описана на страницах «Ярославских губернских ведомостей»; под № 186 был упомянут «Краковский Часослов». В 1860 году собрание Трехлетова было куплено ярославским купцом Оловянишниковым и передано им в дар Петербургской публичной библиотеке.
Как сообщалось в отчете ИПБ за 1860 год, сюда поступила «коллекция рукописей и книг ярославского купца Трехлетова, купленная у его наследников и принесенная в дар библиотеке ярославским же 2-й гильдии купцом Оловянишниковым, всего 357 рукописей и 97 томов печатных книг». Далее в том же отчете отмечалось, что «между печатными книгами особенно примечательны: Часослов, напечатанный в Кракове, в 1491 году, в четвертую долю листа — одно из самых первых произведений церковнославянского книгопечатания». Ныне этот экземпляр краковского Часослова находится в РНБ (1.5.1б).
В следующем, 1861 году собрание инкунабулов ИПБ обогатилось еще одним краковским первопечатным иаданием. В составе книжного собрания И. П. Каратаева в библиотеку поступили Постная и Цветная Триоди, а также Часослов (1.5.1а). К этому времени в собрании ИПБ имелось уже несколько экземпляров Постной Триоди, поэтому каратаевская Триодь вошла в состав дублетов и в 1864 году была подарена московским Публичному и Румянцевскому музеям и сейчас хранится в ГБЛ (ЛБ. № 1209).
Особенно примечательным для истории краковских инкунабул на берегах Невы был 1874 год. В том году книжное собрание СПбДА пополнилось фиолевской Постной Триодью; это был уже второй экземпляр краковского издания 1491 года. (Еще в 1853 году архимандрит Павел (Доброхотов) подарил библиотеке СПбДА Постную Триодь из своей коллекции.) На этот раз Постная Триодь поступила в книгохранилище СПбДА в составе дублетов славянских церковнопечатных книг МПРМ в обмен на дублеты СПбДА.
В перечне старопечатных книг, полученных библиотекой СПбДА в результате обмена, под № 1 значится: «Триодь Постная, напечатана в Кракове в 1491 году в лист. Экземпляр крепкий, чистый, недостает лишь первого листа, который заменен рукописным». Этот экземпляр Постной Триоди ранее находился в собрании знаменитого библиографа В. М. Ундольского (1816–1864) и поступил в Румянцевскую библиотеку в 1866 году. Несколько лет спустя библиотека приобрела лучше сохранившийся экземпляр, и хранитель рукописного отдела Румянцевского музея А. Е. Викторов (1827–1883) решил обменять Триодь Ундольского. Любопытно, что в каталоге старопечатных книг, изданном в 1884 году в память 75-летия СПбДА, тогдашний библиотекарь СПбДА А. С. Родосский по поводу Постной Триоди заметил, что «цена полному экземпляру 100–150 рублей».
В том же 1874 году другой краковский инкунабул пополнил собрание ИПБ. Это был Октоих 1491 года, который также ранее принадлежал В. М. Ундольскому, а в 1866 году поступил в МПРМ. Два года спустя хранителю А. Е. Викторову удалось приобрести более полный Октоих 1491 года, и экземпляр Ундольского был переведен в дублеты. А еще через шесть лет — в 1874 году — из Москвы в Санкт-Петербург было отправлено «собрание вымененных у Румянцевского музея на дублеты Императорской Публичной библиотеки книг кирилловской печати, частью не имевшихся в библиотеке, частью заменивших ее неполные экземпляры». В перечне старопечатных книг, поступивших в составе этого собрания, фиолевский Октоих (под наименованием «Шестоднев») занимает почетное первое место: I. Шестоднев. Краков, 1491. в лист. В настоящее время Октоих Ундольского находится в собрании РНБ (1.1.1б).
В краковских инкунабулах, поступавших в петербургские книгохранилища, порой отсутствовали некоторые листы и заглавные страницы (фронтисписы). Администрация ИПБ стремилась восполнить недостающие части драгоценных инкунабул путем снятия фотолитографических копий с более полных экземпляров. Так, по сообщению библиографа И. Каратаева, в начале 1874 года ИПБ «выписала бреславльский экземпляр краковского Осмогласника 1491 года, с которого она поручила снять более 30 фототипических (фотолитографических) снимков, недостающих в экземпляре Библиотеки».
В этом сообщении речь идет о вроцлавском экземпляре Октоиха из знаменитого Редигеровского книжного собрания. Этот экземпляр наиболее полон среди всех в настоящее время известных науке. Только здесь сохранился гравированный фронтиспис. В 1874 году в Санкт-Петербурге со многих листов этого Октоиха были сняты факсимильные копии. Впоследствии по репродукциям изготовили литографские факсимиле, восполнившие недостающие листы в экземплярах русских хранилищ.
В начале ХХ века редигеровское собрание вошло в состав городской библиотеки, а в настоящее время оно находится в университетской библиотеке Вроцлава, однако Октоиха 1491 года, как сообщают современные польские авторы, здесь нет. Так что о вроцлавском экземпляре Октоиха ныне можно судить лишь по достаточно подробному описанию, сделанному в 1876 году Я. Ф. Головацким, и по факсимильным петербургским копиям.
Недостающие листы краковских первопечатных изданий пополняли петербургские книгохранилища не только в факсимильном, но и в оригинальном виде. Так, в 1890 году начальник Военно-юридической академии генерал-лейтенант П. О. Бобровский принес в дар Академии наук пять сборников рукописей, принадлежавших ранее его дяде, слависту, профессору Виленского университета Михаилу Кирилловичу Бобровскому (1784–1848). В одном из этих сборников среди листового материала были вплетены четыре листа Часослова, напечатанного в Кракове Швайпольтом Фиолем в 1491 году. Так еще одно петербургское книгохранилище — Библиотека Академии наук (БАН) — стало обладателем фрагментов первопечатного наследия Швайпольта Фиоля. А в начале ХХ столетия БАН обогатилась краковской Постной Триодью, которая поступила в ее собрание из коллекции уже упоминавшегося архимандрита Павла (Доброхотова).
В начале этой книги имеется надпись-автограф: «Ректора архимандрита Павла Доброхотова. Переплетена в Риге 1852 г. апреля 22 дня». На обороте этого же листа дарственная надпись архимандрита Павла священнику Александру Петровичу Воскресенскому и его жене Екатерине Ивановне, датированная 1897 годом. На этом же фолианте имеются и более ранние записи XVI–XVII веков — на русском и польском языках. Многие листы Триоди реставрированы, а восемь первых листов заменены рукописным текстом. Подаренная священнику Александру Воскресенскому, Постная Триодь в течение ряда лет находилась в его ведении, а в 1908 году поступила в собрание БАН и сегодня занимает почетное место в ее отделе рукописной и редкой книги (№ 772, БАН, 38.21.7. инв. № 532).
С той поры приток краковских инкунабулов на берега Невы приостановился на несколько десятилетий, а некоторые из тех, что хранились в СПбДА, были перемещены на новое место. Вскоре после революции СПбДА прекратила свое существование. Это событие отразилось и на судьбе академической библиотеки. В 1919 году книжное собрание СПбДА было передано Публичной библиотеке (ныне — РНБ), и собрание ее инкунабулов пополнили две краковские Постные Триоди — «доброхотовская» и «румянцевская», которые хранятся в РНБ и поныне (1.1.2д; 1.1.2е). (В 1946 году СПбДА возобновила свою деятельность, и ей была возвращена часть ее книжного собрания — издания, вошедшие в число дублетов РНБ. Вопрос о возвращении краковских инкунабулов в те годы, естественно, нe ставился.) Так одно из петербургских книгохранилищ — библиотека СПбДА — утратило краковские первопечатные издания, которые с этого времени были сосредоточены только лишь в РНБ и БАН.
Но в новейшее время еще одно петербургское книгохранилище обогатилось фиолевским изданием. Речь пойдет о научной библиотеке Петербургского университета, расположенной в здании Двенадцати Коллегий, напротив БАН. Университетское собрание инкунабул довольно скромное, и выше сообщалось, каким образом листы краковского «Миссала» извлекались из переплетов более поздних изданий, принадлежавших Библиотеке ЛГУ.
В 1965 году в библиотеку ЛГУ поступила неожиданная находка — Октоих 1491 года, один из самых полных известных в настоящее время экземпляров краковского инкунабула. Как известно, с 1878 года, на протяжении почти ста лет, ни один новый зкземпляр краковского Октоиха не был введен в научный оборот. Но в 1965 году экспедицией Русского музея, работавшей на Русском Севере, была сделана сенсационная находка — краковское издание Октоиха. Эта книга была приобретена в деревне Заозерье Холмогорского района Архангельской области у М. Н. Шонбиной (прежние владельцы Н. Е. Вальков и Я. Л. Зыков).
В том же 1965 году из Русского музея Октоих поступил в научную библиотеку ЛГУ, где и хранится в настоящее время (№ 84). «Судя по записям и фрагментам документов, пошедших на подкладку переплета и реставрацию отдельных листов, книга эта, по крайней мере с XVII века, находилась в пределах России и бытовала на Русском Севере, где и сохранилась до наших дней в старообрядческой среде», — отмечается в описании университетского Октоиха. И несмотря на то, что эта книга постоянно использовалась во время богослужений, она дошла до нас в хорошем состоянии. По оценкам современных исследователей, данный Октоих «дошел до нас в более полном виде по сравнению с другими экземплярами (кроме единственного полного, хранящегося в ГБЛ), а служил дольше — почти пять столетий».
На сегодняшний день исследователям известно местонахождение нескольких десятков экземпляров краковских первопечатных книг: они украшают собрание инкунабулов в книгохранилищах Польши, других стран Восточной, Западной Европы и США. Но поскольку издание богослужебных книг в первую очередь было предназначено для православных восточных славян, преобладающая часть изданий Швайпольта Фиоля осела в Московском государстве. Поэтому вполне понятно, что бо2льшая часть сохранившихся краковских инкунабул впоследствии поступала в отечественные книгохранилища — в собрания ГБЛ, ГИМ, а также в библиотеки Киева, Львова.
Что касается других известных на сегодня краковских первопечатных книг, то их число несколько больше — до нас дошло 25 экземпляров Часослова, 27 экземпляров Триоди Постной, 20 экземпляров Триоди Цветной, причем значительное число этих инкунабул хранится в украинских собраниях.
Исторически сложилось так, что большая часть фиолевских изданий осела в двух московских книгохранилищах — Румянцевском и собрании Исторического музея, в то время как в Санкт-Петербурге они в основном поступали в ИПБ. Поэтому сегодня по числу краковских инкунабул РНБ достойно соперничает с ГБЛ и ГИМ в отдельности, а в целом петербургские собрания занимают почетное второе место после московских.
Преемники Швайпольта Фиоля
Завершив обзор судьбы славянских первопечатных изданий на берегах Невы, снова вернемся к их краковской колыбели. Вскоре после выхода в свет фиолевских инкунабул (1491) славянская типография прекратила свое существование. А 7 июня 1492 года в Гродно умер король Казимир IV Ягеллончик. Тело его привезли в Краков и погребли в кафедральном соборе на Вавеле. Над могилой установили мраморное надгробие, работать над которым еще при жизни короля начал прославленный мастер Вит Ствош. Атмосфера веротерпимости, которой отличался Краков во время правления Казимира, постепенно стала утрачиваться, и предпринимать новые усилия для издания православных богослужебных книг в католическом государстве было нереально. (Король Казимир IV, конечно, не был инициатором создания славянской типографии, но его внутренняя политика создала благоприятные условия для деятельности Швайпольта Фиоля.)
В конце 1525 года (либо в начале 1526-го) скончался и первопечатник славянских (кирилловских) книг — Швайпольт Фиоль. Но на этом не прервалось начатое им дело: после краковских изданий печатные славянские книги стали выходить и в других землях: в Венеции (1493), Черногории, Угровалахии (1512). Именно в тот период времени уже развивалась активная издательская деятельность белорусского первопечатника Франциска (Георгия) Скорины, работавшего в Праге и Вильно.
Деятельность русского первопечатника Ивана Федорова также имеет отношение к Кракову: по некоторым сведениям, он обучался в Краковском университете. В книге «Либер Промоционум» Краковского университа (книга, в которую записывали имена лиц, удостоенных ученых степеней бакалавра или магистра) на одной из страниц имеется запись о том, что в 1532 году, в ту пору, когда деканом был магистр Ян из Пиотркова, степени бакалавра был удостоен «Jоаnnes Тheodorus Moscus» (Иван Федоров Москвитин).
Это имя упоминается в пяти университетских актах, относящихся к 1533–1534 годам. Из них можно узнать, что Иван Федоров был в эту пору бакалавром свободных искусств; жил в бурсе «Иерусалим». Бурса — это своеобразное общежитие, в котором приезжавшие в Краков молодые люди за небольшую плату могли жить, питаться и слушать лекции. Крупнейшая из бурс — «Иерусалим» — открылась в 1456 году. Право поступления в бурсу имели юноши вне зависимости от их происхождения, вероисповедания и национальности. Здесь рядом с поляками жили школяры из Германии, Венгрии и других стран. Особенно много в бурсе «Иерусалим» было выходцев с украинских и белорусских земель.
Интересно, что старшиной бурсы как раз в ту пору, когда в ней пребывал Иван Федоров, был некий Томас из Красностава. И то обстоятельство, что в книге «Либер Промоционум» вслед за именем Ивана Федорова Москвитина указано в скобках — «Саnоniсus Crasnostavensis» (Каноник из Красностава), по мнению Е. Л. Немировского, объясняется тем, что именно с Томасом «перепутал» писец «Либер Промоционум» Федорова, назвав его «каноником красноставским». Спутать Thomas и Theodorus, особенно в сокращенном написании, было немудрено.
В Краковский университет Иван Федоров попал в пору его расцвета. Ректором университета в 1531–1553 годах был старый заслуженный профессор Станислав Биль, по национальности украинец, никогда не забывавший прибавлять к своему имени эпитет «Ruthenus» (русин). Систематическое преподавание греческого языка в Краковском университете началось еще в 1520-е годы и ко времени прибытия сюда Ивана Федорова достигло высокого уровня. Иван Федоров обязан своими знаниями в этой области профессору Ежи Либану из Легницы. В эту же пору греческие тексты начинают издаваться краковскими типографиями: были выпущены в свет грамматики греческого языка и учебники. Знания в этой области в дальнейшем могли помочь Ивану Федорову при подготовке к печати знаменитой Острожской Библии.
Это был переломный период в истории православной книжности. «Отныне славянское книгопечатание существует и с каждым годом завоевывает все новые и новые позиции, — пишет Е. Л. Немировский. — Подчас презираемое и гонимое, оно находит прибежище в укрепленном замке черногорского феодала, в многоязычной Венеции, при дворе валашских государей, в укромных кельях сербских горных монастырей, в древней Праге, в торговых кварталах Вильны и, наконец, в середине XVI столетия окончательно утверждается в Москве».
* * *
В кратком обзоре трудно достаточно полно осветить все аспекты православия в краковских землях, и эта тема требует своей дальнейшей разработки. Тем не менее на основании представленных сведений можно сделать некоторые обобщения. Каждый, кто изучает далекое прошлое славянских народов, кому дороги памятники славянской духовной культуры, может убедиться в том, что были времена, когда славянские народы были ближе друг к другу, когда политическая рознь не разъединяла их, не искажала отеческих преданий. В этом отношении древний Краков так же дорог для каждого славянина, как дороги для него Киев и Прага, Псков и Новгород, Дубровник и Полоцк, Москва и Вильна, Перемышль и Любляна и многие другие города и земли, где еще сохранились памятники древности и предания, напоминающие о тех узах дружбы, которые соединяли и продолжают связывать славян в общую и большую семью.
Список сокращений
БАН — Библиотека Академии наук (Санкт-Петербург).
ГБЛ — Государственная библиотека им. Ленина (Москва).
ГИМ — Государственный исторический музей (Москва).
ГПБ — Государственная публичная библиотека (Санкт-Петербург) (ныне — РНБ).
ИПБ — Императорская публичная Библиотека (ныне — РНБ).
ЛГУ — Ленинградский государственный университет.
МПРМ — Московские Публичный и Румянцевский музеи.
РНБ — Российская национальная библиотека (Санкт-Петербург).
СПбДА — Санкт-Петербургская духовная академия.