Подготовка публикации Маргариты Райциной
Опубликовано в журнале Нева, номер 2, 2014
Мы с уважением должны произносить имя Румянцевых: ибо во многом обязаны трем доблестным мужам из этой фамилии, которые навсегда заняли почетное место на страницах истории трех великих царствований,— Петра, Екатерины и Александра. Первый из Румянцевых избавил отечество от внутренних смут и внешних вторжений, которыми угрожало противодействие великому преобразованию Петра. Второй стоял на страже отечества в то время, когда нам более всего нужно было спокойствие, для прочного развития начал, положенных в основание русской жизни Петром Великим. Россия, окрепшая и возмужавшая в царствование Екатерины Великой, при внуке ее, благословенном Александре, нуждалась в умах административных: тогда явился третий Румянцев, действовавший в течение всей своей жизни единственно для блага и славы отечества.
Цель нашей статьи — указать на заслуги, оказанные сим последним доблестным мужем науке отечественной истории; но, чтобы яснее понять и вернее оценить деятельность графа Румянцева в этой сфере, необходимо прежде бросить беглый взгляд на обстоятельства его жизни.
Граф Николай Петрович Румянцев был сын фельдмаршала графа Петра Александровича Румянцева-Задунайского; родился он в памятный для России год (1753), в который императрица Елисавета уничтожила смертную казнь; воспитывался в доме отца. С юных лет Румянцев отличался кротостью, благородством души, светлым умом и необычайною понятливостью. Конечно, этому немало содействовало и то, что воспитание его совершалось в глазах героя Кагульского, мужа известного энергиею своей души, который, в свободные мииуты от государственной службы, наблюдал за воспитанием сыновей. Молодой Румянцев вполне оправдал надежды отца. Старому воину жаль было только одного, что сын его не имел влечения к военному поприщу.
Образованность и в особенности знание иностранных языков весьма рано обратили на молодого Румянцева всеобщее внимание. Это льстило немало честолюбию отца, который писал к императрице Екатерине II об успехах старшего сына и просил употребить его по дипломатичеокой части. В год восшествия на престол Екатерины II (1762), молодой Румянцев записан был в военную службу. На семнадцатом году (1770) он был уже адъютантом, а спустя два года (1772) пожаловал в камер-юнкеры. Через два года после того он уехал за границу для окончания своего образования и пробыл там около пяти лет1. Возвратившись в отечество, он поступил на службу при дворе и пожалован в камергеры (1779). Вслед за тем он назначен чрезвычайным посланником и полномочным министром при германском сейме (во Франкфурт-на-Майне). ‹…›
Находясь в самом почти центре германской учености, мог ли Румянцев оставаться равнодушным ко всем вопросам, занимавшим тогда ученый мир? Убедившись в неполноте своего образования, он с усердием приступил к изучению германской, французской и английской литератур. Находясь на одном месте целые пятнадцать лет, Румянцев обогатил свои сведения, в особенности в науках политических, исторических, филологии и библиографии. Ознакомившись с сокровищами, которые раскрыла пред его любознательным взором образованность главнейших европейских государств, он хорошо понял младенческое состояние наук в своем отечестве. Тогда-то родилась у него мысль: оказать соотечественникам услугу в этом отношении. В то время в Германии особенное внимание ученых направлено было к обработыванию истории вообще: быть может, это обстоятельство было причиною, что и деятельность Румянцева избрала поприще историческое.
Первою его мыслию было составить себе отборную библиотеку, которая могла бы быть полезною в его отечестве. При составлении ее он обращал внимание только на любимые предметы, но в особенности на все то, что прямо или косвенно касалась отечественной истории. В течение пятнадцати лет он сделал много важных прибретений, и должно отдать ему полную справедливость в том, что между всеми русскими книгохранилищами нет ни одного, которое могло бы похвалиться такою многочисленностью сочинений по предмету северной и славянской историй, какое мы встречаем в его музеуме. Вторая важнейшая часть его библиотеки состоит в собрании сочинений по части библиграфии вообще.
Однакож Румянцев, следя за развитием иностранных литератур и собирая библиотеку, не забывал главных своих обязанностей. Он успел уже отличиться на поприще дипломатическом, чему доказательством служат награды, полученные им от императрицы, умевшей ценить достоинства и заслуги своих сановников. Сначала (1784) он пожалован кавалером ордена Святого Владимира II степени большого креста, потом (1791) произведен в тайные советники, а за усердные действия к поддержанию стороны Бурбонов и пребывание его в Кобленце при братьях короля французского Людовика XVI, Румянцев получил в том же году орден Святого Александра Невского.
Этим оканчивается общественная деятельность графа Николая Петровича Румянцева в царствование императрицы Екатерины II. Нельзя не заметить, что, хотя он был уже важным государственным сановником и человеком зрелых лет, однакож частная его деятельность все еще была ограничена. До самой почти смерти Екатерины, он зависел от отца, который как будто не давал забывать ему, что он сын героя кагульского2. Находясь в чужих краях, граф Румянцев должен был жить весьма скромно, или даже, как сам он выражался, претерпевать большой недостаток. Он получал не более двенадцати тысяч рублей жалованья; отец же давал ему только шесть тысяч рублей в год. При таких ограниченных средствах мог ли граф Николай Петрович выполнять свои обширные планы?
В конце царствования императрицы Екатерины II (1795), когда влияние графа Румянцева на дела политические обнаружилось в полной мере, неудовольствия и козни завистников принудили его оставить посольское место: испросив увольнение, он возвратился в отечество.
Кончина Екатерины II повергла Задунайского в могилу. Внезапная смерть отца сильно поразила чувствительную душу графа Николая Петровича; но с другой стороны она представила ему все средства к расширению его полезной деятельности, стесненной до сего времени влиянием родительской власти.
Император Павел также высоко ценил заслуги его. Но восшествии своем на престол, он осыпал его милостями. Призвав ко двору, он пожаловал его сперва в гофмейстеры; потом, спустя десять дней — в обер-гофмейстеры, спустя еще три дня — в действительные тайные советники. В царствование Павла он занимал должности генерал-прокурора и главного попечителя вспомогательного банка и сделан сенатором.
Переходим к политической деятельности графа Румянцева в царствование императора Александра I.
Для рассмотрешя важных дел и постановлений правительства в России давно уже существовал при дворе Государственный совет. Александр I, желая преобразовать его и учредить на особых и постоянных правилах, составил его первоначально из одиннадцати лиц, а потом присоединил к ним Румянцева. ‹…›
Вскоре потом граф Румянцев назначен был главным директором департамента водяных коммуникаций и экспедиции об устроении в России дорог. По учреждении министерства он сделан министром коммерции (1802). Управление свое этими двумя частями ознаменовал он множеством важнейших учреждений во всех концах России.
По званию главного директора водяных сообщений Румянцев заботился об открытии водяных сообщений по разным направлениям рек. ‹…›
По случаю увольнения министра иностранных дел генерала от инфантерии Будберга (1807) место его занял граф Румянцев с оставлением при нем и прежних двух должностей, из которых первою он управлял до 1809 года и, будучи возведен в государственные канцлеры за заключение выгодного мира с Швециею, передал управление путями водяных сообщений принцу Гольштейн-Ольденбургскому Георгу. Вторая же должность, министра коммерции, отошла от него только в 1812 году.
В течение одиннадцатилетнего управления Румянцева министерством коммерции, торговля России не только приведена была в цветущее состояние, но сравнялась с торговлями первейших европейских государств. Санкт-Петербургский порт, занимавший почти половину торга всей империи, вполне оправдал его попечение. Отпуск отечественных произведений постоянно превышал привоз иностранных. ‹…›
Обратимся к действиям графа Румянцева по Министерству иностранных дел.
Румянцев вступил в управление Министерством иностранных дел в 1807 году. В следующем году он сопровождал императора Александра в Эрфурт, после чего был удостоен ордена Святого Владимира I степени. В исходе того же года он был отправлен в Париж для переговоров с Наполеоном, который в 1809 году употреблял его посредником в примирении Австрии с Франциею.
Во время пребывания своего в Париже Румянцев пользовался особенным благоволением императора Наполеона, который, говоря однажды об обширных его познаниях, прибавил, что он не видал еще никого из русских с такими глубокими сведениями в истории и дипломации.
В 1809 году при заключении в Фридрихсгаме мира со Швециею Румянцев и Алопеус назначены были уполномоченными с русской стороны. Граф Румянцев, нриняв в основание цель оградить отечество твердыми пределами, пресечь однажды навсегда предлог к войнам с Швециею и утвердить единообразие политической системы, заключил мир на таких условиях, которые вполне согласовались с его намерениями. Новые приобретения, прикрытые, с одной стороны, сильным Свеаборгом и другими крепостями и важным для морской силы положением Аландских островов с другой, окруженные Ботническим заливом и отделенные от соседней державы большими реками: Муопио и Торнео, навсегда положили твердую и незыблемую опору нашему отечеству. Фридрихсгамский договор доставил графу Румянцеву почетное звание государственного канцлера,
Вслед за тем Румянцев, пользуясь отличною доверенностию государя, облечен (1810) званием председателя Государственного совета, продолжая заведовать обоими министерствами и, сверх того, присутствуя в Правительствующем сенате и т. д.
Во время управления графа Румянцева Министерством иностранных дел произошли следующие важные события: продолжалась (по 1812 год) война с Турциею; последовал разрыв между Россиею и Англиею (1807); объявлена война Швеции, кончившаяся Фридрихсгамским миром; происходили переговоры с Великобританиею о примирении ее с Франциею (1808) — к несчастью неудачные; увеличилось могущество Наполеона (1809); Бернадот избран шведским крон-принцем (1810); заключен тесный союз с кабинетом Стокгольмским (1812); заключен мир с Англиею при Эбро, которого главным основанием было восстановление дружбы и торговли ее с Россиею и обещание взаимного вспомоществования против враждебного государства; заключен графом Румянцевым и полномочным испанским министром доном Франциском де Зеа-Бермудесом в Великих Луках союзный договор для развлечения сил Наполеона. Второю статьею этого договора обе державы обязались вести жестокую войну с общим их врагом. Тогда государственный канцлер был только исполнителем воли императора Александра. Вступление неприятеля в пределы России так тронуло Румянцева, что он заболел и от душевного огорчения получил апоплексический удар, который, причинив ему глухоту, увеличил ее от времени до такой степени, что в последние годы своей жизни он ничего не мог слышать и с ним объяснялись посредством аспидной доски.
Чувствуя крайнее изнурение сил своих и не переставая носить звание канцлера, вдали от театра войны и дипломатических сношений, граф Николай Петрович неоднократно испрашивал у государя увольнения от всех должностей; но, не получив ответа, он сам решился удалиться от службы, сдал портфель министерский старшему по себе члену Коллегии иностранных дел и переехал из канцлерского дома в свой собственный. По одержании над французами победы и по возвращении в отечество император Александр немедленно посетил графа Румянцева, уверяя заслуженного старца в своем неизменном благоволении. ‹…›
Граф Николай Петрович возобновил лично просьбу свою об увольнении. Император, уважая долголетнюю его службу и тягость понесенных им трудов по многообразным ветвям государственного управления, изъявил наконец согласие на его прошение с тем, чтобы он сохранял звание государственного канцлера по свою смерть и не переставал по мере сил содействовать пользам отечества3.
Из этих главнейших фактов политической деятельности графа Румянцева в течение с лишком тридцати пяти лет мы видим, как умел этот государственный сановник понимать нужды России, как тщательно следил он за развитием политики и промышленности на западе, стараясь воспользоваться всяким новым открытием, которое с пользою могло быть применено к нуждам его отечества. ‹…›
Обратимся теперь к заслугам, оказанным графом Румянцевым наукам вообще и отечественной истории в особенности.
Действуя беспрестанно на политическом поприще, граф Румянцев находил время заниматься и науками, к которым он до самой своей кончины питал неодолимую привязанность. Находясь в чужих краях, он до того пристрастился к ученым занятиям, что в последствии времени, несмотря на все тяжкие занятия по службе, он жертвовал наукам своими досугами. Имея несколько свободных минут, он или предавался ученым изысканиям, или посвящал их беседе с учеными.
Граф Румянцев покровительствовал всем нашим ученым и литературным знаменитостям своего времени. Он умел обласкать каждого, умел заставить полюбить себя, умел поощрять, ободрять и напутствовать все благие предприятия. К первым его ученым знакомствам принадлежат Карамзин, Бантыш-Каменский и академики Лерберг, Круг и Аделунг.
Находясь еще в службе, канцлер был с ними в сношении и переписке. Он в особенности любил и уважал таланты Карамзина и Лерберга. Нет сомнения, что на многие предприятия по части отечественной истории граф Румянцев наведен был незабвенным нашим историографом. Одному Карамзину, посвятившему всю свою жизнь обработке отечественной истории, могли быть известны все ее богатства и недостатки; ему одному были хорошо известны те сокровища, которые находились в архивах и библиотеках московских. Как Лерберг, так и Аделунг, а тем более Круг, не зная в совершенстве отечественного языка и его литературы, не могли ни оценить наших исторических памятников, ни открывать их; они могли только гадать, что, вероятно, на огромном пространстве России должно быть множество памятников разного рода в библиотеках и архивах присутственных мест и монастырей, тем более, что об этом намекал уже и Шлёцер.
Карамзин, представляя Румянцеву затруднения, встречаемые им про его занятиях, и вместе с тем живо раскрыв всю занимательность наших древних письменных памятников, наводил канцлера непосредственно на мысль о собрании их и, по мере возможности, об издании в свет. Находясь однакож на службе, Румянцев не мог приступить к подобному предприятию со всею ему свойственною энергиею, но он обдумывал и изыскивал разные к этому меры.
Великолепное издание Дюмона, заключающее в себе собрание трактатов разных европейских государств, подало канцлеру мысль об издании подобного собрания договоров и в России. Он обратился с предложением об этом к И. Н. Бантышу-Каменскому, начальствовавшему тогда над архивом Коллегии иностранных дел в Москве. Бантыш-Каменский, успевший уже тогда привести в порядок весь вверенный ему архив, не мог не обрадоваться такому благоприятному случаю и с радостию принял предложение графа Румянцева. Тогда канцлер испросил высочайшее соизволение на учреждение при московском архиве Коллегии иностранных дел Комиссии для печатания государственных грамот. Первый том государственных грамот и договоров был последним историческим изданием незабвенного Бантыша-Каменского4. Канцлер пожертвовал на это издание значительные суммы с тем, чтобы сборник этот, кроме верного издания актов, заключал в себе палеографические снимки с грамот по столетиям и с печатей, к ним привешенных. Судя по одному плану издания можно заключить, как важно было это предприятие в то время, когда у нас не имели еще никакого понятия о русской археографии.
В то самое время, когда издание первого тома приближалось к концу, граф Румянцев лишился одного из любимейших своих друзей, занимавшегося с чрезвычайною любовью и основательностью изучением отечественных древностей по иностранным источникам: то был академик Лерберг.
Лерберг принадлежал к числу тех людей, которые не блистают ни на политическом, ни на литературном поприщах, но которые в своем частном кругу, в тесном кругу друзей, прибретают истинное уважение. Он умер в 1813 году. Лерберг исключительно посвятил себя изучению древней нашей географии и генеалогии. Исторические труды его сделались известны ученому свету не ранее 1816 года, в котором они были изданы Академиею наук старанием его друга академика Круга, под заглавием: Untersuchungen zur Erlaeterung der aelteren Geschichte Russlands von A. C. Lehrberg. Herausgegeben von der Kaiserlichen Akademie der Wissenschaften, durch Ph. Krug. СПб. In-4. Спустя три года после появления этого сочинения оно было переведено покойным Д. И. Языковым на русский язык и издано на счет графа Румянцева под заглавием: «Исследования, служащие к объяснению древней русской истории». СПб., 1819. In-4╟. Сочинение это состоит из шести следующих статей: 1) О географическом положении и истории Югорской земли, упоминаемой в титуле российского императора. 2) О месте жительства Ями. 3) Об одной древней новогородско-готландской грамоте и об упоминаемом в ней Бохрамусе. 4) Князья Владимир Андреевич и Владимир Мстиславич; критическое прибавление к исправлению наших летописей. 5) Описание нижнего Днепра и его порогов. 6) О географическом положении Хозарской крепости Саркела и упоминаемой в русских летописях Беловежи. Изданием трудов изыскательного Лерберга на русском языке канцлер оказал важную услугу отечественной литературе. Сочинение это сделалось доступно всем читающим по-русски. Конечно, в наше время, по причине многих открытий в области археологии, труды Лерберга вполовину потеряли свое достоинство; но в то время они пользовались безусловным и всеобщим уважением.
Академик Круг, излагая в предисловии к трудам Лерберга его биграфию и упоминая о друзьях покойного, говорит: «Скажем также с почтением об одном человеке, который с ним сблизился и много содействовал к услаждению последнего года его жизни, о графе Николае Петровиче Румянцеве, — не как о богатом и сильном вельможе, который обращает иногда благосклонные взоры на уважения достойного ученого человека; но как о муже, который, будучи сам любителем древней истории своего отечества, почувствовал нужду заняться этим любимым своим предметом с ученым, подобным Лербергу, и скоро возымел к нему то дружество, которое Лерберг умел вселять в сердце каждого. Приятно было видеть у постели нашего друга канцлера Российской империи, не обнаруживающего ничего, кроме своих познаний, кроме прекрасного чувства дружбы к другу, которого он и свет должны были скоро лишиться. Это благородное чувство не иссякло в душе графа Румянцева и по смерти Лерберга. Он купил лербергову библиотеку, желая иметь в ней прочный памятник его жизни». ‹…›
В следующем году после смерти Лерберга, мы лишились незабвенного Бантыша-Каменского, едва успевшего издать первый том государственных грамот и договоров, вышедий в 1813 году. Продолжение издания возложено было на А. Ф. Малиновского, занявшего место главного начальника архива Коллеии иностранных дел, а вместе с тем и Коммиссии. Оно продолжалось с 1813-го по 1828 год. В течение этого времени Коммисия успела издать четыре тома in-fol., с соблюдением в списках дипломатической точности письма подлинников и с изображешем сохранившихся при грамотах печатей. На это издание употреблено канцлером более 66 000 рублей. ‹…›
Шлёцер прекрасно сказал: «Кому-то предоставлена завидная честь — быть творцом Собрания русской дипломатики». И эту честь стяжал Румянцев. «Собрание государственных грамот и договоров», говоря без всякого преувеличения, делает эпоху не только в русской исторической литературе, но и в обработывании нашей истории. До появления его частные люди, занимавшиеся отечественною историею, были лишены возможности образовать себя в русской палеографии и дипломатике. Здесь мы впервые увидели историческое изображение почерка наших хартий, начиная с XIII до конца XVII века. Здесь в первый раз мы увидели снимки с печатей наших великих и удельных князей, не говоря уже о множестве исторических фактов, которые мы также в первый раз узнали только из этого собрания.
Граф Румянцев с невыразимою радостью получил отпечатанный первый том «Собрания государственных грамот», и с этого времени он стал серьезно помышлять о собирании памятников отечественной истории. В том же году (то есть 1813-м) он пожертвовал 25 000 рублей и предоставил эту сумму в распоряжение Императорской Академии наук с тем, чтобы она: 1) издала рукопись Несторовой летописи, известной под названием Кенигсбергского или Радзивиловского списка, хранившегося в ее библиотеке и изданного (в 1707 году in-4╟) со многими пропусками. 2) Свод Несторовой летописи, по трем спискам: Ипатьевскому, Хлебниковскому (Полторацкого) и Ермолаевскому, в которых и заключается так называемая «Волынская летопись». Сумму 25 000 рублей назначил он разделить пополам на оба эти издания; однакож в течение с лишком двадцати лет этот проект оставался без исполнения. Наконец, в 1836 году, на счет этой суммы, доходившей до 40 000 рублей, напечатаны были «Акты, собранные в библитеках и архивах Российской империи археографическою экспедицеею», в 4 томах, в СПб. in-4╟.
По окончании войны с Наполеоном и по увольнении своем от государственной службы граф Румянцев обратил сначала все свое внимание на некоторые географические вопросы, остававшиеся нерешенными до его времени. Важнейший из этих вопросов был следующий: существует ли проход из Южного океана в Атлантическое море. Второй вопрос был: существуют ли еще материки в странах Южного и Северного полюсов. Уже несколько столетий географы и в особенности мореплаватели занимались решением этих вопросов и даже доказали невозможность первого из них. Граф Румянцев решился повторить попытку прежних мореходцев и, снарядив корабль «Рюрик», на своем иждивении, вверил его лейтенанту Коцебу, который получил по этому предмету предварительные наставления от искусного нашего мореходца Крузенштерна. Хотя Коцебу и не достиг назначенной цели, однакож принес значительную пользу естественной истории, физике и географии. ‹…›
Румянцев, принимая постоянное участие в полезных предприятиях, поручил также отправлявшемуся в 1818 году в Камчатку начальником ее капитану Рикорду значительную сумму, чтобы он, накупив разных вещей, чукчами любимых, раздавал в награду тем из них, кои предпримут путешествие по льду до той земли, которая, по мнению географов, окружает Берингов пролив с севера. Вызвалось несколько охотников, но они, совершив в 1820 году около ста верст почти в прямом направлении к северу, не открыли никакого признака земли.
Подобное поручение было дано и капитану Гагемейстеру, находившемуся в 1817 году правителем поселений на северо-западном берегу Америки. Имея также в своем распоряжении суммы графа Румянцева, он награждал тех, которые предпринимали поездки вовнутрь Северной Америки. Первое путешествие этого рода совершено в 1819 году под начальством Корсаковского. ‹…› Во второе путешествие Устюгова заключены с неизвестными до тех пор народами торговые сношения, продолжающиеся и поныне. ‹…›
Значительные пожертвования, сделанные графом Румянцевым как для просвещения вообще, так и для отечественной истории в особенности, сильно содействовали к пробуждению исторической деятельности в России. Многие, занимавшиеся изысканиями по предмету русской истории и не издававшие своих трудов в свет потому, что исторические труды никогда не выкупали издержек, употребленных на издание, стали искать помощи канцлера. Прежде всех обратились к нему наши немецкие ученые, занимавшиеся обработыванием некоторых частей русской истории — то были Эверс и Аделунг. ‹…›
Эверс по всей справедливости должен быть причислен к тем иностранцам, которые усердными трудами в пользу и славу России заслужили признательность и уважение потомства. Он решился издать в свет рукопись, по которой преподавал русскую историю в Дерптском университете. Сочинение это ни в каком отношении не может удовлетворить строгим требованиям науки, в чем сознается и сам автор в своем предисловии; но в то время, когда не было еще «Истории государства российского»5, и труд Эверса имел свое достоинство. В учебнике этом мы встречаем и любимое предположение автора о пришествии Рюрика от хазаров и некоторые другие мнения, теперь совершенно уже опровергнутые. ‹…›
В России Миллер первый начал издавать собрание материалов русской истории; собрание это выходило с 1732-го по 1764 год на немецком языке, под заглавием: «Sammlung russischer Geschichte». Этого собрания вышло девять томов. Спустя с лишком пятьдесят лет после того Эверс и Энгельгардт вознамерились продолжать это полезное издание. Они обещали издавать ежегодно один том в 50 печатных листов, в двух отделениях. Первое отделение первого тома заключает в себе следующие статьи: 1. Известие о состоянии немецких и других колоний в полуденной России, с замечанием о тамошнем земледелии (ст. Энгельгардта). 2. Известие об острове Кадьяке и тамошних русских селениях, из записок лейтенанта Давыдова. 3. Дела Московского посольства, соч. абовского епископа Павла Юстена (в 1569–1572 годах), на латинском языке. 4. Царь Иоанн Васильевич Грозный. Донесение Иогана Таубе и Элерта Крузе курляндскому герцогу Готгарду Кеттлеру (1572). 5. И. де Роде мнение о российской торговле в 1653 году. 6. История российской церкви в Китае (сокращенный перевод из истории российской иерархии). 7. Русская Правда. 8. Торговый договор князя смоленского Мстислава Давыдовича с городом Ригою и купцами готландскими в 1228 году. Сборником этим Эверс гораздо более оказал услуги русской истории, чем предыдущим своим сочинением. ‹…›
С этого же года (1816) начались издаваться и сочинения Ф. П. Аделунга на счет графа Румянцева. Сперва издано сочинение его под заглавием: ‹…› «Заслуги Екатерины II в исследовании сходства языков». СПб. 1816, in-8. Спустя два года, явился ‹…› «Сигизмунд, барон фон Герберштейн, изображенный особенно в отношении к путешествиям его в России». СПб., 1818. ‹…›
Граф Румянцев не ограничился только изданием исторических сочинений. Желая принести прямую пользу отечественной истории, он хотел дать более единства своим действиям и стал помышлять об археографических путешествиях для изучения отечественных памятников, находящихся не только в России, но и в чужих краях. Ему нужны были люди, имеюшие основательные познания в отечественной археографии, которые действовали бы по его внушениям. Но где было найти таких людей?..
Желая иметь полное сведение об иностранных источниках отечественной истории, находящихся в чужих краях, граф Румянцев отправил за границу двоих молодых людей: Магнуса фон Штрандмана, для обозрения библитек и архивов Италии и К. Шульца — в Германию и, в особенности, в Кенигсберг. Сверх того он обратился с такою же целью к библиотекарю Королевской парижской библиотеки г-ну Газе. Желая иметь известие о памятниках отечественной истории, хранящихся в библиотеках и архивах Швеции, Дании и Англии, граф Румянцев прибегнул к русским посланникам, находившимся в этих государствах, и просил их поручить кому-нибудь из служащих при посольствах обозреть в свободное от службы время все главнейшие библиотеки и архивы столиц и найти людей, которые могли бы заняться списыванием всех памятников, касающихся России и до сих пор неизвестных. Вместе с тем канцлер немедленно препровождал довольно значительные суммы, необходимые на разные издержки в подобных случаях,
Граф Румянцев имел намерение, собрав все известия иностранцев, писавших о России, и все акты, относящееся до нашего отечества, издать их под заглавием: «Corpus auctorum rerum Moskovitarum», которое должно было вмещать в себе от шестидесяти до семидесяти авторов, не изменяя ни их слога, ни языка. Для сохранения единства и хронологического порядка положено было разделить их на три периода: I. От времен в. кн. Иоанна III до в. к. Феодора. II. Время Междоцарствия. III. От восшествия на престол дома Романовых до императора Петра I.
Скажем несколько слов о результатах заграничных изысканий, сделанных для графа Румянцева.
Начнем с К. Шульца. Он прежде всех послан был за границу, но когда именно с достоверностью сказать нельзя: вероятно в 1813 году. Все результаты его изысканий в Кёнигсберге видны из письма, писанного им в половине 1814 года к редактору «Сына отечества»: «Вам известно, — пишет Шульц, — что я послан был сюда по поручению Е‹го› с‹иятельства› графа Николая Петровича Румянцева, чтобы снять копии с рукописей, касающихся до российской истории и хранящихся в тайном кёнигсбергском архиве. Я уже кончил сию работу и, полагая, что предмет моего занятия достоин любопытства каждого любителя нашей истории, решился сообщить вам нечто о следствиях моего труда. Не ожидайте слишком обильной жатвы, ибо и посев был не богат. По словам директора архива Г. Геннинга, я надеялся сделать весьма важные открытия касательно нашей истории, но ожидания мои, как я скоро узнал, были слишком велики.
Все рукописи, из России в Пруссию или оттуда в Россию присланные, которые я разбирал и списывал, составляют переписку между царем Василием Иоанновичем и маркграфом (Бранденбургским) Альбрехтом, магистром немецкого ордена6. Переписка сия начинается с 7020 года в простирается до 7028. Тогдашнее положение немецкого ордена было самое жалкое. Города Гданск (Данциг), Торунь (Торн), Хвойниц (Кониц), Гейльсберг и др. были во власти поляков. Войска ордена состояли из наемников, которым по истощению финансов не платили жалованья и которые по сей причине беспрестанпо роптали. Вот предмет переписки со стороны маркграфа Альбрехта. Он просит царя ‹…› прислать ему вспомогательвых денег на 2000 человек конных и 10 000 пеших воинов против польского короля Сигизмунда, а царь обещает отправить к магистру сии пенязи, защищать его и землю от общего их врага, короля Сигизмунда. Царь в том обязуется дружеским трактатом из Москвы от 10 Марта 7025 года, коего подлинник, на латинском языке, с золотою печатью, находится теперь в Берлинском архиве. Дело касательно сего трактата составляет также содержание всех славянских грамот: во всех царь повторяет, сколь он жалует магистра.
‹…›
«Славянские грамоты, в Кенигсберге находящиеся, все писаны на бумаге; на пергамине нет ни одной. При всех печати из красного воска, покрыты бумагою, вырезанною в квадратной форме, и представляют московский герб; только на свернутых рукописях печатей не находится. Сии последние рукописи писаны на узеньких склеенных бумажках и имеют несколько аршин длины». ‹…›
Вот все, что мы могли сказать о результатах поездки Шульца в Кенигсберг.
Здесь кстати заметить, что, несмотря на ходатайство графа Румянцева у Геннинга, директора тайного Кёнигсбергского архива, открыть К. Шульцу все, относящееся к русской истории, начальство архива утаило от него все посольские сношения между Пруссиею и Московским государством в конце XVI и XVII столетиях. Сношения эти заключаются в пяти рукописных книгах в лист. ‹…›
Перейдем теперь к результатам изысканий Штрандмана в Италии.
Штрандман прибыл в Италию в начале двадцатых годов. По ходатайству графа Румянцева и по его рекомендательным письмам Штрандману доступны были все важнейшие библиотеки Италии. Все, что находил он в них относящегося к русской истории, тотчас списывал и пересылал канцлеру. Он первый открыл следующие исторические материалы:
XV века
1. Собственноручное письмо (или грамоту) кардинала Исидора, митрополита русского, писанное к флорентийскому собору, из Кандии, 7 июля 1453 года. (Памятник этот открыт во Флоренцш, 1821.)
2. Di Basilio Imperatore di Moskovia ed’Isidoro Rutheno (историческая записка). Найдена между рукописями библиотеки Vallicelli, в Риме, 1823.
‹…›
a)
Донесение о том, что случилось в России во время Лжедмитрия и
в особенности в царствование Иоанна Васильевича. Найдено в библиотеке Барберини, в Риме,
b) Записка о великом князе Димптрии и смерти Бориса Годунова, писанная очевидцем в 1605 году. Найдена в той же библиотеке (на итальянском языке).
‹…›
Мы указали только на важнейшие списки, сделанные Штрандманом в Италии для графа Румянцева. Кроме этих, он доставил ему еще множество различных выписок, сделанных из различных сочинений, в коих находились известия о древней Московии.
Покажем теперь, что было сделано для графа Румянцева в Париже.
Узнав, что в Парижской публичной библютеке находятся чрезвычайно важные материалы на греческом и восточных языках, в которых должны быть и известия о древнем состояниии России, канцлер обратился к библитекарю ее, Газе, известному эллинисту, и сверх того к ориенталисту Сен-Мартену. Он препроводил им значительную сумму денег с тем, чтобы на нее изданы были те византийские и восточные писатели, которые до того времени не были напечатаны, а следовательно, неизвестны ученому свету. Результаты действий того и другого были следующие. В 1819 году в Париже была издана Г. Газе на счет канцлера: история Льва Диакона, под заглавием: «Leonis Diaconi Galoensis: Historia scriptoresque alii ad res Byzantinas pertinentes». Газе издал греческий текст с латинским переводом и примечаниями7. Чтобы сделать эту книгу доступною для всякого русского, граф Румянцев поручил Д. И. Языкову перевести ее на русский язык и издал на свой счет.
Лев Диакон, писавший Византийскую историю, от времени императора Константина VIII до смерти Цимисхия (959–976)8, был нам прежде известен только по выпискам Ф. Паги, помещенным в замечаниях на Барония9. В «Летописи» Льва Диакона очень мною важных сведений о России10. ‹…› К «Истории» Льва Диакона Газе присовокупил разные любопытные статьи из рукописей Королевской библиотеки. В числе их особенно для нас важны письмо одного грека, содержащее в себе некоторые новые известия о состоянии таврического Херсонеса в половине X века, также отрывок «Истории» Иоанна, архиепископа Солунского, о чудесах Святого Димитрия, в котором встречается много относящееся до города Солуня.
За сим Газе намерен был приступить к изданию и других византийских писателей: Михаила Псёлла, Георгия Амартола, Никифора Григоры и др. ‹…›
После издания «Истории» Льва Диакона Газе посетил библиотеки генуэзскую, миланскую и венецианскую с целью открыть неизвестных византийских летописцев. По возвращении своем в Париж он писал к графу Н. П. Румянцеву, что ему удалось найти еще две греческие рукописи, совершенно неизвестные ученому свету: 1) Полный список сочинений Георгия Акрополита, коего до тех пор известны были только отрывки; 2) Описание посольства в Требизонд Андроника III Палеолога Младшего в 1338 году, в котором есть любопытные известия об абазах и черкесах.
‹…›
В то самое время, когда за границей трудилось множество лиц над списыванием разных исторических материалов, в России также производились для него большие археологические изыскания. Желая иметь людей сколько-нибудь сведущих в отечественной археографии, которых можно было бы употребить в дело, канцлер обратился с просьбой об этом к А. Ф. Малиновскому. Он указал графу Румянцеву на молодых людей, уже несколько известных своими литературными трудами по части отечественной истории, а в особенности по изданию Собрания государственных грамот и договоров; то были П. М. Строев и К. О. Калайдович.
Первому канцлер поручил обозреть библиотеки и архивы всех монастырей Московской и Калужской губерний. П. М. Строев путешествовал по этим губерниям на счет графа Румянцева в 1817-м, 1818-м и 1820 годах. В течение этого времени он не только приобрел много археологических познаний, но успел сделать несколько чрезвычайно важных открытий. Он отыскал в монастырских библиотеках следующие важнейшие рукописи :
(1) Сборник в[еликого] кн[язя] Святослава (
(2) Законы великого князя Иоанна Васильевича.
(3) Сочинения Туровского епископа Кирилла.
(4) Труд царевича Иоанна Иоанновича.
(5) Постановления Московских соборов: 1503-го, 1547-го и 1554 годов, и
(6) Множество разных актов, относительно политической и церковной истории XV и XVI веков, из коих многими воспользовался и бессмертный наш Карамзин.
Кроме того П. М. Строев сделал для канцлера выписки из рукописей, хранящихся в библиотеке Волоколамского Иосифова монастыря. Их числом 23, на 69 листах.
Укажем теперь на книги, изданные Г. Строевым на счет канцлера.
1) Законы в[еликого] кн[язя] Иоанна и «Судебник» внука его царя Иоанна, с дополнительными указами, изданный Строевым и Калайдовичем вместе, в Москве. 1819 год. Законы эти принадлежат к счастливейшим открытиям нашего времени.
2) Софийский временник или
Русская летопись с 862-го до
Уже из этого видно, сколько содействовал Г. Строев развитию исторической деятельности в отечестве. ‹…›
В то время, когда П. М. Строев путешествовал по окрестностям Москвы для отыскивания отечественных древностей, К. Ф. Калайдович занимался, по поручению канцлера, изданием важнейших исторических памятников, находившихся в библиотеках и архивах Москвы, а в особенности в библиотеке Московского исторического общества, которого Калайдович был уже членом.
Калайдович вполне оправдал поручение и доверенность графа Румянцева; начиная с 1817 года до кончины канцлера, им изданы следующие исторические памятники:
1) Древние русские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. М., 1818, in-4. ‹…›
2) Памятники русской словесности XII века, М., 1821, in-4. Весьма замечательное издание в литературе отечественной истории. Они заключают в себе творения Туровского епископа Кирилла, русского витии XII века, с палеографическою таблицею; Послание Киевского митрополита Никифора к в[еликому] к[нязю] Владимиру Мономаху о разделении церквей Восточной и Западной; Вопрошение чернорижца Кирика; Послание русского митрополита Иоанна к Папе Александру IV ‹…› о заблуждениях Римской церкви; Прибавление к уставу о причащении Новогородского архиепископа Илии и Белогородского святителя; Послание заточника Даниила к Георгию Долгорукому; Красноречивое послание Симона, Владимирского и Суздальского епископа, о проходящих иноческую жизнь. Одна эта книга может служить достаточным руководством к изучению отечественной филологии и палеографии.
3) Письма: об археологических исследованиях в Рязанской губернии, с рисунками найденных там древностей в 1822 году. Соч. Калайдовича, М., 1823. Отличаются множеством любопытных замечаний.
4) Иоанн, экзарх Болгарский. Исследование, объясняющее историю славянского языка и литературы IX и X столетй. М., 1824, in-fol. Содержание этой книги: I. Начало славянских писмен. Константин и Мефодий. Их труды. Книжный славянский язык. II. Иоанн, болгарский экзарх. III. Перевод Богословия Дамаскина. IV. Сочинение Шестоднева. V. Греко-славянская грамматика. Перевод Философии Дамаскина. Слово на Вознесение Господне.
‹…›
Канцлер не ограничился всеми этими мерами, содействующими к уяснению отечественных древностей; он вел переписку почти со всеми, занимавшимися в то время обработыванием русской истории, равно как со всеми начальниками разных библиотек и архивов в отечестве, просил всех их содействовать его предприятиям по мере возможности, предлагал им на решение разные исторические вопросы, причем всегда посылал деньги на различные издержки, сопряженные с подобными изысканиями.
Результаты сношений графа Румянцева с разными ведомствами, в ведении которых находились разные древние памятники, превзошли даже ожидания его.
К нему стали присылать из всех концев России летописи, списки разных грамот, ‹…› выписки из исторических сочинений, ‹…› копии синодиков, каталогов и реестров рукописей и разных бумаг, хранящихся в различных монастырских библиотеках и архивах. ‹…› Таким образом канцлер успел приобрести до 732 рукописей; из них некоторые могут быть отнесены к XII веку. Они писаны на пергамине и большею частию касаются церкви и ее управления. Иностранные рукописи писаны на различных европейских и азиатских языках: первые получены из разных иностранных библиотек и архивов, а последние от частных лиц.
‹…›
Нам остается еще сказать о различных исторических сочинениях, изданных на счет графа Румянцева, которые принадлежат людям, действовавшим на поприще истории самостоятельно, а не по внушеннию канцлера; сочинения сии суть:
1) Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина Греко-российской церкви. Сочинение митрополита Евгения, изд. в СПб., in-8, в 2 ч. ‹…›
2) Рустрингия, первоначальное отечество В. К. Рюрика и братьев его. Исторический опыт Голимана. Перевод Снегирева. М., 1819, in-12. ‹…›
3) О походе новогородцев в Финляндию, упоминаемом в русских летописях. Соч. Гиппинга. Печ. в СПб., in-8.
4) Записки о некоторых народах и землях Средней части Азии.
‹…›
10) Собрание словенских памятников, находящихся вне России, собран[ное] Кеппеном. СПб., 1827, in-4. Сочинение это издано на счет канцлера уже после его смерти.
В этом собрании помещены выписки из Остромирова Евангелия и статьи из Фрейзингской рукописи. ‹…›
Несмотря на преклонные лета свои, канцлер готовился совершить еще многое. Он имел намерение издать «Древние путешествия россиян». В состав этого собрания должно было войти 36 авторов. Граф Румянцев уже успел было собрать их всех, но смерть помешала этому предприятию. ‹…›
Двенадцать лет, проведенных графом Румянцевым в уединении, лет тяжких, сопровождаемых все более и более усиливавшеюся болезнью, были блистательною эпохою изысканий отечественных древностей. Вся тогдашняя историческая деятельность (с 1814-го12 по 1826 год) сосредоточивалась около этого великого человека и патриота и жила более или менее значительными его пожертвованиями. Умер этот неусыпный деятель, и историческая деятельность тотчас же прекратилась. Правительство, сознавая всю важность великой мысли графа Румянцева и не видя в частных лицах готовности поддерживать его предприятия, приступило само к исполнению того, чего не в силах был сделать даже и знаменитый Румянцев: оно положило издать все древние памятники отечественной истории, уцелевшие до наших дней.
Причина, ускорившая кончину графа Николая Петровича Румянцева, была довольно маловажная: вышед однажды из кабинета без провожатого, он упал от чрезмерной слабости и ушиб левую ногу. Следствием ушиба была изнурительная лихорадка, ввергшая его в могилу. Он умер 3 генваря 1826 года, на семьдесят третьем году жизни, и похоронен в своем любимом местечке Гомеле.
Не успев совершить акта, граф Румянцев завещал словесно, чтобы все богатое его собрание книг и других редкостей осталось для общей пользы. ‹…›
Государь император, уважая приношение канцлера, вполне одобрил его желание, и повелел открыть это собрание для публики под названием Румянцевского музея (1831 год, мая 28), который составляют: а) библиотека печатных и рукописных книг и ландкарт; b) Минералогический кабинет; с) Минц-кабинет, и d) Собрание редкостей. На музее сделана надпись: «От государственного канцлера графа Румянцева на благое просвещение».
Здесь-то хранятся обильные результаты обширных изысканий в области отечественных древностей, которыми до сих пор не успели еще вполне воспользоваться наши ученые.
Публикуется по: Старчевский А. В. О заслугах Румянцева, оказанных отечественной истории. СПб., 1846. — 50 с. (републикация из: ЖМНП. 1846. № 1).
Альберт Викентьевич Старчевский (1818–1901) — русский журналист, энциклопедист и знаток европейских и восточных языков. Учился в Киевском и Санкт-Петербургском университетах по юридическим факультетам. Еще студентом издал первый том «Сказаний иностранных писателей XVI века о России» (1841), на латинском языке; за ним последовал второй, под заглавием: «Historiae Rathenicae Scriptores exteri saeculi XVI» (1842). Он перевел на французский язык российский торговый устав, сделал извлечение из русских законов об иностранцах («Die russischen Gesetze Auslaеnder betreffend»), собрал в Берлинской публичной библиотеке коллекцию портретов и автографов разных исторических лиц, часть которой была издана под заглавием «Galerie slave» (до 360 деятелей славянских, с биографиями), разыскал реляции бранденбургских посланников о России в XVII столетии, копии с которых поступили в архив Министерства иностранных дел, составил подробный каталог русских и иностранных материалов для истории России, извлеченных из архивов и библиотек Западной Европы. С 1843 года Старчевский был сотрудником журнала Министерства народного просвещения по исторической критике и славянской этнографии и филологии; составил грамматики десяти славянских наречий (в рукописи) и напечатал: «Литература русской истории с Нестора до Карамзина» («Финский вестник»), «Жизнь Н. М. Карамзина» (СПб., 1845). В 1848—1853 годах редактировал «Справочный энциклопедический словарь» типография К. Крайя (12 т.; первый оконченный словарь на русском языке); в 1850-х годах был вторым редактором «Библиотеки для чтения» Сенковского (http://ru.wikipedia.org/wiki/).
_________________________
1 Бантыш-Каменский в биографии гр. Н. П. Румянцева повествует иначе; он пишет, что во время вторичного бракосочетания наследника престола (1776), граф Николай Петрович Румянцев, имевший только двадцать три года, отправлен был в Вену с возвещением об этом событии.
2 21.07 (3.08) 1770 года вшестеро превосходящая численностью турецкая армия была разгромлена русскими войсками под командованием генерала П. А. Румянцева на р. Кагул. — М. Р.
3 Граф Румянцев предоставил тогда же в пользу инвалидов весь свой оклад, с которым был уволен от службы, и многие драгоценные вещи, подаренные ему разными иностранными дворами.
4 Издание собрания государственных грамот и договоров исполнялось П. М. Строевым и К. Ф. Калайдовичем, под надзором сперва Бантыша-Каменского, а потом А. Ф. Малиновского.
5 Имеется в виду труд Карамзина. — М. Р.
6 Или, как в тех рукописях, чина.
7 Ни одно слово, трудное или почему-либо замечательное, не осталось без объяснения. Часто даже показана история слов от начала древней греческой словесности до последних веков Восточной империи. В переводе своем, который весьма верен и ясен, Газе принужден был бороться с неровным и странным слогом подлинника.
8 Иоанн по прозвищу Цимисхий (возм., от армянского «cmusk» — туфелька) (за малый рост) родился в Иераполе. Происходил он из знатного армянского рода Куркуасов, представителей военно-землевладельческой знати (Википедия). — М. Р.
9 Цезарь Бароний (1538–1607) — католический историк, кардинал, член конгрегации ораторианцев (Википедия). — М. Р.
10 Так, например, весь поход Святослава на греков.
12 А посему мы оказались бы не так уж неправы, поставив к публикуемой статье сегодня, в 2014 году, объявленным правительством России «Годом культуры», посвящение: К 200-летию основания Румянцевского музея. — М. Р.
Подготовка публикации Маргариты Райциной