Опубликовано в журнале Нева, номер 11, 2014
Валерий Самуилович Скобло — поэт, прозаик, публицист. Родился в Ленинграде в 1947 году. Окончил матмех ЛГУ. Работал научным сотрудником в ЦНИИ «Электроприбор». Научные труды в области прикладной математики, радиофизики, оптики. Член Союза писателей Санкт-Петербурга. Стихи, проза, публицистика публиковались в российской и зарубежной (Англия, Беларусь, Болгария, Германия, Израиль, Ирландия, США, Финляндия, Эстония и др.) литературной периодике. Основные публикации последних пяти лет в журналах и еженедельниках «Арион», «День и ночь», «Звезда», «Зеркало», «Зинзивер», «Иерусалимский журнал», «Интерпоэзия», «Крещатик», «Литературная газета», «Нева», «Новое русское слово», «СловоWord», «Урал», «Юность» и многих других (порталы «Журнальный зал», «ЛитБук», «Мегалит», «Русское поле», «Читальный зал» и др.). Премия им. Анны Ахматовой за 2012 год. Живет в Санкт-Петербурге.
.* * *
Я, наверное, даже и человек неглупый,
Но и большого ума, как говорится, мне Бог не дал.
Редко Он мне говорил: подумай, а чаще: пощупай.
Много всякого в жизни, в общем-то, я повидал.
И осязал, и слышал… многое я запомнил.
Не скажу, что обдумал… помыслить такое — грех.
А в утешение порой вот что нашептывал Он мне:
«Не расстраивайся — ума не хватает на всех.
Зато ты запомнил ворсинки ковра на стенке
Возле кровати с сеткой… шариками такими на ней,
Царапину со следами йода на левой коленке —
А это совсем не помнят те, кто тебя умней.
А если ты спросишь: зачем это все?.. зачем мне?
То Я нипочем не отвечу… подумай об этом сам…»
На свете, видимо, нет человека меня никчемней —
Не нахожу ответа… Не вижу дороги в Храм.
.* * *
Андреев думал: взгляда Князя Тьмы
Не выдержит никто, напрасно ропщем.
Кто этот Князь!.. — кто я и кто все мы?
Другой масштаб… Мы беззащитны, в общем.
Забыл сказать: Андреев — Даниил.
Но это вам и так вполне понятно.
А Князя, кстати, кто остановил?..
На карте этой тьмы и света пятна.
Я «Розу мира», прямо скажем, чту
Не за прозрений люрексные нити,
А за наивность… даже простоту,
Которой вся пронизана… простите.
Но прост и плотник был, в глаза ему
Взглянувший и не дрогнувший от взгляда.
Мне мало, что понятно самому
В сюжете… Большей ясности не надо.
* * *
Я бы позвал тебя в даль эту самую… светлую,
Но, понимаешь, я сам собираюсь совсем не туда.
Я строю планы на темную близь… и с собой не советую,
Ибо оттуда обратно сюда не идут поезда.
Так что, уж если тебе не понравится, глупая,
Переиначить нельзя вариант — ну, никак… нипочем.
Тенью с другими тенями кружить будешь, плача… аукая.
Не открывается дверь никаким разволшебным ключом.
Нет, не удержишь меня, окликая по имени,
Этой дороге короткой я полностью нужен и весь.
Стоит ли клянчить: возьми меня, милый… возьми меня…
В этом краю мне не нужен никто… Как и здесь.
Объяли меня воды до души моей…
Ты знаешь, мне кажется иногда,
Что жизнь — абсурдна, конечно, да —
Но не совсем абсурдна.
Всей очевидности вопреки,
Вижу порой за изгибом реки
Большое морское судно.
Барк пятимачтовый или фрегат…
Теперь ты и сам убедился, брат:
Сознанье мое непрочно.
Об этих парусниках в стихах
Только ленивый и не вздыхал…
Да — крыша съезжает точно.
…Типа — парусник «Крузенштерн».
Давно нам подняться пора с колен,
И пусть ищут ветра в поле.
Нет — политика здесь ни при чем,
Ею я точно не увлечен —
Я о воде и воле.
Я о другом говорю совсем,
Есть много важных и нужных тем,
Кроме «тайной» свободы.
Что мне Пушкин и что мне Блок?
Намертво вязнет в зубах урок —
Душу объяли воды.
…Я был бы там распоследний матрос,
Не капитан — ну, какой с меня спрос?
Не по Сеньке корона.
Темы морские тем хороши —
От них облегчение для души.
Я очень плохой Иона.
Я верю в парус косой и прямой,
Гафельный, рейковый, шпринтовой…
Приму еще что на веру?
А жизнь абсурдна… пряма… крива…
Увижу далекие острова…
Абсурдна она… Но в меру.
* * *
Нет, невозможно оторваться от прошлого,
Его не отправишь на вечный покой,
И — от настоящего, из него проросшего,
Горького, точно полыни настой.
Ну, а грядущее несуществующее
Разъедает реальность, как едкий йод.
Смотришь — и вот оно рядом — будущее,
Оно не спрашивает, а настает.
* * *
…Он с вечера крепко уснул
И проснулся в другой стране…
А. Блок. Жизнь моего приятеля
Это не специфика сна, а особенность этой страны.
Где ни мы сами, ни наши сны никому не нужны.
И, бывает, — проснешься: и — мать твою!.. — переворот.
А уже безразлично, и думаешь, что же ты за урод?
Которому все… до этого… скажем мягко: до фонаря.
Выпьешь кофе спокойно — не пропасть же продукту зря.
Поскольку чутье подскажет: сейчас придут за тобой.
Огнем и водой кончается, а вовсе не медной трубой.
Тут явится участковый, пьяный с прошлых своих именин,
Хотя ты ни сном ни духом… уж лучше б за дело, блин!
С ним представитель органов, участливый понятой —
В количестве два… А до фени… ты почти что уже святой.
Все перероют, заразы… А какой у тебя динамит?
У них по базе пометка, что вражеский ты наймит.
Тут ничего не скажешь… Вот ты и сидишь… и молчишь.
Как, помните, перед Буржуином сидел и молчал Мальчиш.
Поскольку улик маловато, покатишь на юго-восток,
А не заснул бы с вечера, остался бы тут, браток.
Прощайте, стихи-стишочки… А может, как знать? — пока…
И за тобой потянутся сонные облака.
* * *
Ветром… волною… туманом… да, чем-то такого рода —
Вот кем хотелось стать мне после… после ухода.
Или ручьем бегущим, поющим по собственным нотам.
Я не прошу — звездою: не заслужил… чего там.
Стать бы скалой, пропастью… нет, все-таки лучше скалою,
Мирным огнем костровым… пеплом, углем, золою.
…Сосулькой, свисающей с крыши сразу после мороза.
Даже ливнем мгновенным, хлынувшим вне прогноза.
Это ведь тоже неплохо — давать свою воду рекам…
Только не человеком… только не человеком.