Опубликовано в журнале Нева, номер 10, 2014
Жорж Перек. Кондотьер: Роман. Пер. с фр. В. Кислова.
СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2014. — 208 с.
Герой романа Перека, Гаспар Винклер,
виртуоз-фальсификатор, для которого в искусстве не было никаких тайн,
единственный, кто сумел скопировать улыбку Джоконды, единственный, кто раскрыл
секреты цивилизации инков, единственный, кто отыскал забытые приемы ориньякцев, задумал немыслимое. Он возжелал сотворить
подлинный шедевр прошлого. Выполняя очередной заказ — портрет «работы» Антонелло, он отказался от привычной техники составления пазла и решил писать самостоятельную картину, портрет,
равный портрету «Контодьера» кисти старого мастера.
Он работал почти полтора года, вместо привычных двух месяцев. И потерпел
неудачу. Владея в совершенстве техническими секретами художников прошлого, он
не смог передать дух эпохи, разумную и вечную силу Возрождения, недвусмысленную
уверенность сознания его современников. Создавая «Контодьера»,
Гаспар Винклер стремился
воплотить собственное лицо, выискивая свой собственный образ, вырывая у веков
свой лик, свое отношение к миру. И… «вместо шедевра Возрождения, вместо
портрета, вместо того единственного портрета, который я действительно хотел
написать, вместо творения безмятежности, силы, равновесия, владычества миром —
ряженый шут, старый паяц, вымученный и беспокойный, поверженный, окончательно
сраженный… Крысенок с притворными глазками… какой-то заурядный замухрышка…
доходяга-каторжанин. …Это был я — дерганый, алчный. Жестокий и жалкий». Таким
оказался собственный портрет, выполненный с соблюдением всех секретов старого
мастерства. Шестнадцатый век не равен двадцатому, не те масштабы личностей.
Прямым следствием эстетического и экзистенциального краха явилось убийство Винклером своего патрона, который двенадцать лет
обеспечивал его заказами. Собственно, роман и начинается с убийства — вполне
детективная коллизия. В романе две части. Первая — поток сознания Винклера непосредственно после убийства: совмещение
романного повествования, разговора с самим собой (обращение на «ты») и
монолога. Вторая — беседа с другом, прояснение мотивов убийства, их
множественность, постепенное усложнение. Скачки настроения, ощущения убийцы,
муки сознания, его внутренние переживания, фрагменты прошлой жизни соседствуют
с богатыми фактографическими прослойками: сведения о старой технике живописи,
технология фальсификаций, организация торговли подделками. Герои книги — и те,
кто приобщал Винклера к ремеслу фальсификатора, и
корифеи-фальсификаторы ХХ века, но и люди далекого прошлого — и сам Антонелло, итальянский художник, прошедший обучение во
Фландрии, и художники эпохи Возрождения, и Кондотьер, предводитель наемных
отрядов — самодостаточный, уверенный в себе властелин
своего мира. Роман «Кондотьер» — первый завершенный роман французского писателя
и кинорежиссера Жоржа Перека (1936–1982). Он писался
в конце 1950-х годов, но так и не был опубликован. Издатели один за другим
возвращали молодому писателю рукопись, слишком похож был роман на ком спутанных
нитей, что переплетаются в повествовании, завязываются в узлы, обрываются.
Никто тогда не догадывался, что имя Жоржа Перека
будет стоять в одном ряду с именами Джойса, Пруста, Кафки. Быть может, работа
над рукописью, бесконечные переделки, доработки и дали соответствующий эффект —
блестящую отточенность
сюжета, деталей, смыслов. А смыслы: поиск упорядоченности и связности, истины и
свободы, поиск в лицах несомненной необходимости человека, поиск в предметах и пейзажах очевидной необходимости мира. В
1966 году Перек потерял рукопись при переезде. Чудом
обнаруженный роман был напечатан лишь через тридцать лет после смерти автора.
Первый законченный роман и предвосхищает, и по-новому освещает все, что было
написано Переком впоследствии.
Лермонтовские
чтения-2012: сб. статей / Комитет по культуре Санкт-Петербурга. СПбГБУК «МЦБС им. М. Ю. Лермонтова (Авт. вступит. статьи С. Серейчик;
пер. на англ. яз.). — СПб.: Лики России, 2013. — 248
с., цв. ил.
Первая половина XIX века — время развития и становления
реализма в русской культуре — не только эпоха расцвета писательских дарований в
России, но и эпоха «писательского рисования». Не только гениальным поэтом,
писателем, драматургом, но и музыкантом, талантливым художником был и Михаил
Юрьевич Лермонтов. Исследователи давно отметили тесную связь его изобразительного
и литературного творчества. В октябре 2012 года в Центральной библиотеке им.
М. Ю. Лермонтова прошли «Чтения», посвященные изобразительному аспекту
творчества Лермонтова, его иконографии и иллюстрированию его произведений. На
«Чтениях» рассматривались вопросы о Лермонтове-художнике, изобразительные
мотивы в его произведениях, его портреты. Доклады двадцати трех участников, как
отечественных лермонтоведов, так и зарубежных гостей,
и стали основой данного сборника. Доклады были посвящены и хорошо известным
художникам-интерпретаторам творчества Лермонтова — М. Зичи,
К. Коровину, и впервые попавшим в поле зрения лермонтоведов,
как, например, Николаю Васильевичу Зарецкому (1876–1959). В дореволюционной
России это имя было знакомо военным историкам благодаря созданной Зарецким
серии рисунков с изображением военных костюмов эпохи Отечественной войны 1812
года. Достаточно известны и его рисунки к произведениям Пушкина, чего не
скажешь о рисунках Н. Зарецкого к произведениям Лермонтова, а он — рисовальщик
и оформитель «Иллюстрированного полного собрания сочинений М. Ю. Лермонтова»
(М., 1914–1915). Подобное небрежение объяснимо: Зарецкий был в армии генерала
Деникина, затем Врангеля, эмигрировал, умер в Париже. Имя возвращается. В
сборнике уделено внимание и лермонтовским памятным
местам в изобразительном искусстве. Это и истории, загадки рисунка Лермонтова
«Тамань», картины «Кавказский вид возле селения Сиони»,
акварели «Окрестности Пятигорска»; это и лермонтовские
места на Кавказе в изображении Михая Зичи, и лермонтовская тема в
творчестве художника В. Васина; это и лермонтовские
места в музейных некрополях. Особое, значительное место в сборнике занимает
проблема непосредственной связи произведений Лермонтова с изобразительным
искусством. «Герой нашего времени», «Маскарад», «Вадим», лирика… Живописные
образы и приемы в произведениях Лермонтова, поэтика и символика цвета,
восходящая к древнейшим представлениям, семантика цвета в лирике Лермонтова,
пейзажные мотивы в произведениях Лермонтова. Визуальные образы в произведениях
Лермонтова — отдельные природные реалии, пейзажные, городские зарисовки,
предметы интерьера, а также окружающие человека произведения искусства, в том
числе картины. Приемы изобразительного искусства, которые прямо или косвенно
были применены для описания героев. Наследие, оставленное Лермонтовым, будет
осмысляться еще не одним поколением исследователей. Эти «Чтения» проходили в
год 75-летия Центральной библиотеки им М. Ю. Лермонтова. Поэтому вполне
уместным является и очерк «Мусины-Пушкины и └русская Помпея“. Библиотека им.
Лермонтова открылась в 1937 году в небольшом двухэтажном особняке на Литейном
проспекте, который с 1856 года, почти на шесть десятилетий, вплоть до
национализации после революции, стал родовым гнездом графов Мусиных-Пушкиных.
Им же с 1870 года принадлежали значительные земельные владения на юге России в
Херсонской области, где были обнаружены уникальные памятники античности,
вызвавшие закономерный интерес Императорской археологической комиссии. В очерке
изложена история организации раскопок, рассказано о судьбе извлеченных из земли
артефактов.
Афанасий Фет. Наши корни: Публицистика / Подгот. текстов и сост. Г. Д. Аслановой; коммент. Г. Д. Аслановой и В. И. Щербакова. СПб.: ООО
«Издательство └Росток“»; М.: ООО «Содружество └Посев“», 2013. — 480 с.
Публицистика — наименее известная нам часть наследия поэта
Афанасия Афанасьевича Фета, что и неудивительно: она никогда не переиздавалась.
Между тем, начиная с 1860-х годов и до конца жизни поэта, она была важной
стороной его творчества. В восприятии современников его деревенские очерки
(циклы «Заметки о вольнонаемном труде» и «Из деревни»), на протяжении девяти
лет печатавшиеся в русских журналах («Русский вестник», «Литературная
библиотека», «Заря»), заслонили всю прочую прозу Фета. Именно под влиянием этих
очерков в русском обществе сложилась прочная репутация Фета как «крепостника и
реакционера». Негативное отношение к взглядам Фета-публициста высказал поэт А.
Жемчужников в стихотворении «Памяти Шеншина-Фета»
(1892 год): «Искупят прозу Шеншина // Стихи
пленительные Фета». Однако современники в своей полемике были пристрастны:
завзятым «крепостником» Фет не был. Размышляя над плюсами и минусами
крепостного права, над проводимой реформой, он фиксировал происходящее, искал его
корни и пытался заглянуть в будущее. «…Я стараюсь не принадлежать ни к какой
партии — литературной или политической, — признавался он в письме к А.
Олсуфьеву 31 марта 1890 года, — и не считаю всесветного расслабления за
прогресс, и уверен, что государственные и народные основы могут держаться
только там, где их шатать воспрещается». Деревенские очерки были прямо связаны
с практической сельскохозяйственной деятельностью Фета. В 1861 году поэт
оставил сферу «изящной словесности» ради «практического дела»: на юго-западной
окраине Мценского уезда, среди голой степи он купил
хутор Степановку — двести десятин отличной черноземной пахотной земли, новый
скотный двор и недостроенный дом. За десять лет хутор превратился в образцовое
доходное хозяйство, в хорошо устроенную усадьбу со скромным, но уютным и
комфортабельным домом, с прудом, садом (выращенным на пустом месте), с отличной
подъездной дорогой на месте прежней непролазной колеи. Фет взялся за устройство
фермы во время «хаотического брожения двух разнородных элементов
земледельческого труда: крепостного и вольнонаемного» — и скоро убедился, как мало вчерашние крепостные готовы к новым формам труда, как
живуче в них все, что было худшего, развращающего в крепостной жизни. Взгляд
Фета на крепостное право, изложенный в статье «Наши корни», противоречит нашим
вынесенным из советской школы представлениям о крепостничестве. Странно читать,
что крепостной крестьянин считал, что за своим помещиком ему жить хорошо.
Помещик отвечал перед правительством за все. За рекрутов, за натуральные
повинности, за общественные магазины. Он же ссужал разбогатевшего крестьянина
правом на покупку личной поземельной собственности. Он же
производил безапелляционный гражданский суд в самом ближайшем от тяжущихся
расстоянии и удалял так же безапелляционно людей, вредных для общества.
В этом Фет видел оборотную, негативную сторону крепостничества: притупление,
отсутствие личной инициативы порождало блаженное ничегонеделание; крепостной,
принудительный труд не мог развить личной инициативы ни в крестьянине, ни в
барине. Фет настойчиво подчеркивал в деревенских очерках свое отношение к
отмене крепостного права и вольнонаемному труду: «Насколько мы понимаем дух
крестьянской реформы, она должна разрешить два вопроса: эмансипацию личности и
эмансипацию труда, что почти одно и то же… вольнонаемный труд является
логическим последствием и конечною целью реформы». Сама реформа, улучшение быта
крестьян, считал он, были предприняты не в экономических видах, а в силу
трансцендентных понятий свободы. Сельская деятельность Фета являлась не
«поэтической блажью», не «игрой в помещика», а серьезным жизненным делом,
направленным к практическому результату: «Я хотел, хотя на малом пространстве,
сделать что-либо действительно дельное». Описывая свой фермерский опыт в
пореформенный период, в своих статьях и заметках поэт затронул многие острые
проблемы, вставшие перед Россией в новых условиях жизни, самые разнообразные и
злободневные вопросы, касавшиеся экономического и социального развития русского
общества, образования, культуры, философских и политических умонастроений.
Суждения его глубоки и самобытны, а подчас и парадоксальны. Новая эпоха — 60-е,
пореформенные годы — несла с собой не только коренные социальные изменения, но
и совершенно новые умонастроения, идейные веяния и вкусы. Нелицеприятны оценки,
данные Фетом современной ему интеллигенции, занявшейся исканием общего блага во что бы то ни стало, хотя бы вопреки истории, науке,
опыту и здравому смыслу. «Появились мнения и убеждения, поставляющие честью
жертвовать жизнью не за сохранение вековечных устоев народной жизни, а за их
колебания и разрушения. Возникла печатаная и устная пропаганда такого
воображаемого честного дела. Ходили и ходят с ней и в народ, и в войска». Он
задается вопросом, к чему могут привести такие несообразные здравому смыслу
учения. (Мы уже знаем, к чему они привели.) Размышляя о роли дворянства в
судьбе России, Фет напоминает, что дружинное начало дворянства прямо указывает
на него как на сословие, способное по личной храбрости, навыку в военном деле,
неуклонному исполнению принятой на себя обязанности предводить
случайно собранные под знамена толпы. Но по мере утверждения границ и
потребности внутреннего устройства к понятию службы царю и отечеству добавились
и задачи в деле государственного благоустройства, задачи эти множились и
расширялись. Дворяне, по его мнению, всегда были непосредственными стражами
государственного порядка на всех его ступенях. Тем
удивительнее, что на дворянские деньги стали выходить «разрушительные» журналы,
значит, указывал Фет, дворяне (мы бы сказали «спонсоры») либо сочувствуют
разрушительным для государства тенденциям, либо не понимают, что творят.
Вопреки всеобщему убеждению в исчерпанности исторической роли дворянства как
сословия, Фет стремился к осуществлению нового человеческого идеала
земледельца-дворянина — созидателя, воспитателя крестьянина как свободного,
вольного труженика. Такой идеал Фет видел в среднепоместном дворянине,
хранителе непреходящей ценности русской усадьбы «как живой культурной силы».
Вошедшие в сборник статьи и заметки, порой даже небольшие по объему, —
яркие документы переломной эпохи. Расположенные в хронологическом порядке, они
отражают последовательность и разнообразие возникавших в стране проблем,
некоторые из них актуальны и в наши дни. Время показало, что предложения поэта
по решению многих из них оказались пророческими.
Валерий Коровин. Третья мировая сетевая война. СПб.:
Питер, 2014. — 352 с.
Новая действительность, которую мы наблюдаем ежечасно, в
которой мы пребываем: Третья мировая сетевая война. Валерий Коровин, политолог,
директор Центра геополитических экспертиз, в деталях излагает суть, смыслы,
цели, методы сетевой войны, анализирует ее промежуточные результаты, намечает
ее перспективы. Сеть — это не только Интернет, хотя он занимает очень важное
место в ведении этого нового типа войны, ибо способен нести любую информацию
куда угодно. Но сеть — это и все существующие в реальном обществе
горизонтальные связи: различные коллективы, группы, движения, организации. В том
числе сети закусочных, торговые сети, сетевые религиозные организации, секты,
молодежные клубы. Свою лепту в сетевую войну вкладывают всевозможные НПО, НКО,
фонды, гранты, СМИ, кинематограф. Через них идет распространение определенного
мировоззрения, навязывание системы взглядов, разрушающих основы общественной
жизни, ценностных ориентаций общества, государства, в конце концов. Чтобы
заставить ту или иную территорию, государство или народ подчиняться иным
стратегическим моделям, новым смыслам, чужой и чуждой логике, нужно подготовить
общество, чтобы оно нормально или даже позитивно восприняло происходящие
реальные социальные и политические трансформации. И не только не
сопротивлялось, но либо сочувствовало, а еще лучше — активно принимало участие
в происходящих процессах. Территория с таким подготовленным населением может
считаться завоеванной. Официально принятая Пентагоном в качестве военной
стратегии сетевая война ставит перед собой вполне военную цель: отторжение
территорий и установление над ними американского контроля — контроля
цивилизации Моря над цивилизацией Суши. Сетевые войны ведутся как против
врагов, так и против друзей и нейтральных сил, формируя поведение тех, и
других, и третьих. «Сети» стали базой строительства планетарной американской
Империи. Смена правящих режимов, «цветные революции», контроль над
пространством, изменение общественного сознания — вот результаты этих сетевых
войн. Методы уже известны: побуждение охваченных сетями масс к действию:
волнения, вывод толп на улицу и, как следствие, дестабилизация режима. В.
Коровин на конкретных примерах показывает, как действуют сетевые стратегии, как
в результате их использования рушится экономика государств и сами государства,
как теряется суверенитет. Технология «цветных и бархатных революций», их
последствия: Узбекистан, Киргизия, Грузия, Украина. Сетевые войны на Кавказе.
Арабская война, сетевой удар по Сирии… Болотная и Навальный как практическая
операция сетевой войны… В. Коровин подробно описывает структуру сетей, методику
сетевых войн, приемы контроля над мыслями. Уже не элиты, а массы становятся
движущей силой. Члены какой-нибудь организации создают массовку, выходят на
улицу часто не потому, что подчиняются ее воле, а потому, что они мыслят и
оценивают происходящее схожим образом. Есть, впрочем, и те, кто отрабатывает
полученные гранты. Носителям информации, выступающим в Интернете, журналистам,
общественникам не надо давать команды, они уже давно имеют твердую проатлантическую позицию: фундаментальная база
представлений уже сформирована. И первая реакция на происходящее всегда одна:
принять ту точку зрения, что оправдывает страну, на которую они работают,
которую признают мировым лидером. Не только деньги движут активизируемыми
массами, но и идея (что особенно важно для России). У сети отсутствует центр,
не очевиден заказчик. Каждый участник, каждое государство действует вроде бы
самостоятельно. Конкретный пример — Чечня: Англия финансировала, Саудовская
Аравия поставляла кадры, через Турцию и Азербайджан была налажена поставка
вооружений, Польша и Восточная Европа обеспечивали информационную поддержку.
Соединенные Штаты оставались в стороне. Но все работали на единую цель,
выгодную Штатам: оторвать от России еще кусок. Кавказ продолжает оставаться
ареной сетевой войны. В. Коровин анализирует теоретические разработки западных
стратегов, уже и устаревшие, и новейшие, и реализуемые на практике. Цитирует
«классиков жанра», многие работы появлялись в открытой печати, в расчете, что «дураки все равно не поймут». И рассматривает современную
сетевую войну как продолжение вековечной геополитической войны между морским и
сухопутным типами цивилизаций (известная теория Маккиндера).
Это очень разные цивилизации: цивилизация Моря отличается некой социальной
мобильностью, в то время как цивилизации Суши больше соответствуют
консервативные принципы, завоеванные пространства Суша — осваивает, Море —
использует. И Море всегда стремится оторвать части от Суши. Цивилизацию Моря
сегодня представляют США, как когда-то Великобритания. Главная цель Америки — фрагментаризация большого пространства и постановка под его
контроль. Сегодня она пытается отделить Россию от остального мира. Вовлечены в
войну и верные союзники США. И хотя Европа устала быть постоянным вассалом
Америки, для наивной старушки Европы изобретены имиджевые
прикрытия: «права человека», «демократия». Инициируя беспорядки, Америка дает
понять, кто в Европе и в мире хозяин. К сожалению, именно мы находимся в
эпицентре борьбы: Россия сейчас, да и всегда представляла цивилизацию Суши, в
настоящее время она — крупный геополитический игрок, обладающий ядерным
потенциалом, и может при желании сформировать иную повестку дня, альтернативную
той, что предлагают сегодня США. Сердцевинной землей, хартлендом
называл Россию теоретик геополитики Маккиндер, от ее
распада, уверен В. Коровин, содрогнется мир. Сетевая война —
дешевле, эффективнее традиционной, но доктрина США не исключает и прямого
военного участия — на последней стадии. Сегодня, считает В. Коровин, мы
проигрываем в области вооружений, в сетевой технологии. Сказываются
сознательный суицид 90-х годов в СССР,
мировоззренческий крах после принятия западных, сугубо материальных ценностей,
мины, заложенные либеральной субкультурой начала 90-х годов. Мы опаздываем. И
чтобы не оказаться в руках врага инструментом, уничтожающих нас же самих,
необходимо понять суть новых технологий ведения войн, выработать свою стратегию
контрмер и начать брать инициативу на себя. Показателен пролог к книге — распад
США как следствие внутриполитических расколов.
Уинстон Черчилль. Изречения и размышления.
Составитель Ричард М. Лэнгуорт. Пер. с англ. А. Ливерганта. СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус,
2014. — 240 с. — (Азбука-классика. Non-Fiction).
Об Уинстоне Черчилле (1874–1965), британском государственном
и политическом деятеле, издано множество трудов во всех странах мира, в том
числе и на его родине, и у нас, в СССР и в России. Он и сам является автором
ряда историко-мемуарных сочинений и даже романа «Саврола»
(первый и единственный его роман вышел в 1900 году). Военный, журналист,
писатель, историк, премьер-министр Великобритании в 1940–1945 и в 1951–1955
годах обладал чувством языка, которым могли бы похвастаться немногие политики.
Он имел репутацию человека, умеющего одним метким словом «отбрить»
оппонента, поставить его в тупик. Ему не было равных в
меткой и молниеносной реплике. Неудивительно, что его высказывания и сочинения
сохраняются с таким тщанием. В эту книгу вошли не только широко известные
изречения Черчилля, но и его небольшие философские притчи, а также полная
сарказма полемика с политическими деятелями его времени. Необходимые сноски
проясняют канувшие в Лету, а когда-то значимые события прошлого, факты,
раскрывают подзабытые персоналии английского — а если надо, и мирового —
политического бомонда. Логически оправдано подразделение книги на главы, а
среди них и такие, как «Люди»; «Британская империя и содружество»; «Страны»;
«Война»; «Политика и правительство»; «Образование и искусство»; «Личное».
Попытка же тематически подразделить выражения внутри глав выглядит условной.
Что-то, как, например, жесткие реплики и выпады Черчилля в адрес политических
оппонентов будут интересны прежде всего историкам
(глава «Полемика»), но многое звучит актуально и востребовано именно сегодня.
Перекличка с днем сегодняшним прямая: «Ничто не обходиться нам так дорого и
ничего так не бесполезно, как месть»; «Месть — это самый дорогой и
расточительный вид деятельности»; «Вместо того чтобы проливать кровь и сеять
раздоры — садитесь за стол переговоров»; «Пусть громкие планы по созданию нового
мира не отвлекают нас от сохранения старого»; «Политика бы только выиграла,
если бы мудрость распространялась с такой же скоростью, как глупость». Немало
нелицеприятного сказано им и в адрес демократии (хотя Черчилль и ценил
британскую парламентскую демократию). Это ему приписывается переходящая из уст
в уста знаменитая фраза: «Демократия — худшая форма правления, если не считать
всех остальных, к которым до сих пор прибегало человечество». Но если
принадлежность этой фразы Черчиллю источниками не подтверждена, то есть и
другие, такое подтверждение имеющие. Например, вот эта: «С тех пор, как
утвердилась демократия, у нас одна война сменяется другой». Найдутся важные
подсказки и для тех, кто ведет бесконечные, перерастающие в нешуточные баталии
споры о своем прошлом. «Прошлое нам изменить не дано,
но мы должны оглядываться назад, чтобы извлекать из прошлого те уроки, которые
могут пригодиться в будущем». «В тяжелые для страны времена значение мифов
трудно переоценить». «Смысл споров о прошлом — в эффективных действиях в
настоящем». В этой книге много любопытного. В частности, «черчиллизмы»
— неологизмы, игра слов, которую так любил Черчилль, переосмысление
общепринятых понятий. Пример — «трагедия земного палимпсеста». Это когда
перекрещивающиеся траншеи, памятники погибшим командирам и разметанные
вражескими снарядами полки, уничтоженные в разные годы. Отдельная глава
посвящена войне. За свою жизнь Черчилль был обозревателем и участником многих
войн — от Кубинского восстания 1895 года до Второй
мировой войны, ему есть что рассказать о руководстве военным ведомством, о том,
какое значение в боевых действиях имеет случайность, о неизбежности ошибок, а
также о том, сколь тернист путь к победе. Не все его взгляды сегодня популярны,
но дорогого стоит такое вот признание: «Этой войны никогда бы
не было, если бы мы под влиянием Америки и современных веяний не изгнали из
Австрии Габсбургов, а из Германии Гогенцоллернов, тем самым дав гитлеровскому
монстру выползти из своей клетки и занять пустующие троны» (1941).
Особый интерес представляют главы «Люди» и «Страны». Вопреки утверждениям
недругов, будто Черчилль не любил людей, это не подтверждается его
высказываниями. Колкие, меткие замечания не исключают понимания и великодушия,
с которыми он относился к людям. А среди тех, кому оценки
дает Черчилль, — Чемберлен, де
Голль, Вильсон, Гитлер, Муссолини, Даллес. А также Ленин, Сталин,
Троцкий, Савинков. Черчилль восхищался Соединенными Штатами, хотя там ему
нравилось не все, он оставил много отзывов об этой стране. И много — о России.
И если высказывание 1919 года звучит сегодня забавно: «Признать большевиков то
же самое, что легализовать гомосексуализм», — то другое, сделанное двадцать лет
спустя, снова поражает своей злободневностью: «Как поведет себя Россия, я
предсказать не берусь. Это всегда загадка, больше того, головоломка, нет, тайна
за семью печатями. А впрочем, у этой загадки, может, и есть отгадка — это
русские национальные интересы». Да, в этой книге много любопытного и полезного.
Заглядывают ли европейские, в том числе британские, лидеры в труды Черчилля? По
данным опроса, проведенного в 2002 году вещательной компанией Би-би-си,
Черчилль был назван величайшим британцем в истории.
Публикация подготовлена
Еленой Зиновьевой
Редакция благодарит за
предоставленные книги Санкт-Петербургский Дом книги (Дом Зингера)
(Санкт-Петербург, Невский пр., 28,
т. 448-23-55, www.spbdk.ru)