Опубликовано в журнале Нева, номер 8, 2013
Архимандрит Августин (вмиру — Никитин Дмитрий Евгениевич) родился в 1946 году в Ленинграде. Окончил физический факультет Ленинградского государственного университета. В 1973 году принял монашеский постриг с именем Августин. Пострижен в монашество митрополитом Никодимом в Благовещенской церкви его резиденции в Серебряном Бору в Москве. В 1974 году рукоположен во иеродиакона и иеромонаха. Окончил Санкт-Петербургскую духовную академию, преподаватель, доцент Санкт-Петербургской духовной академии.
История Дордрехта (Dordrecht) — города в Южной Голландии — уходит в глубину веков. Вот что писал об этом В. И. Немирович-Данченко, побывавший здесь в конце ХIХ века: «До сих пор Дортрехт на государственных советах занимал место выше не только Роттердама, Делфта и Бужи, но выше Лейдена, Гарлема и даже Амстердама. Такое меcтo и в действительности по праву должно было принадлежать Дортрехту как лучшему и древнейшему из городов Голландии, основанному, по мнению одних, св. Доротеей, по другим — римлянином Дуретусом, по третьим — не кем иным, как самим Тором»1.
В 937 году Дордрехт был разрушен норманнами, вновь основан в 1008 году. Князь Алексей Мещерский посетил Дордрехт в 1839 году. В своих записках он повествует о событиях, связанных с первым десятилетием со времени второго рождения города.
«Дирк III, граф Голландии, в 1018 году основал Дортрехт на соединении двух рек: Мёзы и Ваала. Пошлина, наложенная на судоходство, вооружила против него Лотарингских владетелей; они, под предводительством герцога Годефруа, обложили его столицу; но худые меры, ими взятые, обратились в пользу осажденных: лотарингцы были разбиты, и первый успех оружия решил участь возникавшего города. С того времени он стал расширяться и возрастать силой. Дирк IV, сын основателя, должен был также защищаться против императора Генриха III, пришедшего в 1049 году, по просьбе епископа Утрехтского, с большим войском. Имперское войско, совершенно разбитое, принуждено было отступить»2.
Вполне возможно, что князь Алексей Мещерский и В. И. Немирович-Данченко описывают одно и то же событие, но приводят разные даты и имена. Вот версия В. И. Немировича-Данченко: «Когда сильный apxиепископ Кёльна и могущественный епископ Люттиха, славившиеся своей жадностью и пороками, отправили большое войско разграбить Дортрехт в 1048 году, — граждане этого города вышли навстречу ему и поразив его на голову, пообещали в следующий раз явиться в Кельн и повесить тамошнего прелата головой вниз, а ногами кверху»3.
В 1220 году Дордрехт получил права города, а в 1271 году был укреплен. Это помогало жителям города держать оборону против неприятельских войск. В XIII веке голландские города обладали собственной милицией присяжных фехтовальщиков и стрелков из тяжелых луков. О них упоминается по поводу битвы с фризами, когда Дордрехт и Гарлем выставили 600 человек гильдейских стрелков4.
Но Дордрехту приходилось иметь дело не только с внешними противниками, но и с внутренним врагом, о чем повествует В. И. Немирович-Данченко.
«В те времена каждая улица Дортрехта запиралась особыми воротами и составляла отдельную дружину, и когда один из графов Голландии вздумал было притеснять город, то они его заперли между двумя рогатками — или стенами, не знаю — и не выпускали до тех пор, пока он не поклялся на Евангелии впредь уважать права «почтенного и могущественного города» и помнить, что не город для него, а он для города. Граф был очень крепкоголовый и упрямый человек. Сидя между двумя запертыми воротами, он сначала не соглашался ни на что. Тогда дортрехтцы стали его морить голодом, а потом сверху опустили к нему обезглавленное тело одного из его рыцарей, говоря, что ведь Бог всех создал одинаково и голова графа на плахе отлетает из-под топора так же легко, как и голова простого рыцаря»5.
Впрочем, и сами дордрехтцы не были «ангелами». В 1299 году Дордрехт добился привилегии в виде ввозной пошлины на pекax Рейне и Maacе. Он подавлял и разорял ею соседние города и села. Захватив в собственность эти реки, Дордрехт почел себя погибшим впоследствии, когда у него отняли его монополию. Он долго продолжал настаивать на возвращении ему его «свободы», то есть монополии. Ничего другого он не сумел предпринять, погрязая в своей отсталой торговой политике. Гавань его все пустела и пустела6.
Расцвет города приходится на ХIV столетие. Еще в 1064 году здесь был учрежден монетный двор для всей Голландии, и дордрехтские флорины были известны во всей Европе. Гордостью Дордрехта является церковь Гроте керк (сводчатая базилика, стиль бpaбантской готики); она возводилась и украшалась в течение нескольких столетий.
Капелла Онзе-ливе-Врау (Богородицы) — около 1280 года неоконченная башня начата в 1339 году, боковые капеллы — XIV век, хор, перестройка нефа, своды трансепта — вторая половина XV века; скамьи хора — 1538–1541 годы, архитектор Й. Тервен, ренессанс; преграда хора — 1743 год, орган — XVIII век, кафедра — 1756 год.
В 1839 году под сводами этого храма побывал князь Алексей Мещерский, о чем он и сообщает своим читателям: «Главная церковь, принадлежащая протестантам, великолепна; огромный свод поддерживается 56 колоннами, на 120 аршинах длины и 50 ширины. Внутри нет никаких украшений, кроме медной решетки с мраморным карнизом и колоннами. Она была третья из повстречавшихся мне; надобно полагать, что все были работаны одним и тем же мастером, или одна из них послужила образцом для прочих. Ваяния здесь нет; я нашел одну доску на стене, с надписью на английском языке, объясняющей, что, по приказанию герцога Йоркского, поставлен памятник заслугам Ионы Вестерна, лейтенанта английского фрегата „Сирены“, убитого в сражении против французов в 1793 году»7.
1421 год стал трагическим в истории Дордрехта. Этому событию оба отечественных путешественника уделили внимание на страницах своих дневников.
Князь Алексей Мещерский:
«Дортрехт, или как жители называют его сокращенно — Дорт, расположен на острове, образовавшемся в 1421 году от ужасного наводнения: Мёза, разрушив главную плотину, в одну ночь покрыла водой 72 селения, несколько замков, два монастыря и сто тысяч жителей. Из такого числа погибших спасся только один младенец, которого колыбель держалась на воде, и ветром была пригнана к берегу. Наводнение обазовало залив, теперь покрытый густым тростником иопасный для плавания»8.
В. И. Немирович-Данченко:
«В 1421 году реки Маас и Ваал вышли из берегов и затопили в его окрестностях более семидесяти деревень, причем погибло сто двадцать тысяч людей. Сам Дортрехт, стоявший на суше, оказался островом. Через тридцать шесть лет страшный пожар в несколько часов уничтожил половину его домов, но через год он отстроился еще лучше и стал могущественнее и почтеннее, чем прежде, причем красота его была настолько поразительна тогда, что ему присвоено было имя “перла Голландии”9.
«Этот „перл Голландии” в то же время был и наиболее свободолюбивым городом из всех существовавших здесь, — продолжает В. И. Немирович-Данченко. — Революции совершались здесь с периодичностью весьма замечательной. То и дело на его площадях поднималось одиннадцать городских знамен, и народ объявлял, что он недоволен тем то и посему не желает признавать такого-то. Дортрехтцы с гордостью до сих пор показывают, где один из их стрелков убил тирана графа Tьeppи IV»10.
Кальвинистская реформация способствовал росту национального самосознания народа и становлению нидерландской нации. Она наложила отпечаток на все стороны жизни Нидерландов, явившись мощным стимулом для развития экономики, внешних сношений страны, культуры и науки. В самый разгар революции, в августе 1572 года, собравшаяся в Дордрехте Ассамблея провинциальных штатов приняла решение об учреждении должности статхаудера республики. Правда, институт статхаудеров существовал уже давно — и при герцогах бургундских, и при испанских королях Габсбургах. Но ассамблея решила сохранить этот институт; только теперь, в условиях суверенности, статхаудер олицетворял собой высшую исполнительную власть республики и ее парламента, а не был наместником, представлявшим интересы чьей-то монархии11.
«Здесь принц Opaнский положил главное основание независимости Голландии и также здесь было первое coбpaниe Генеральных штатов»12, — пишет князь Алексей Мещерский. А В. И. Немирович-Данченко добавляет: «Тут, как известно, 16 июля 1572 года была провозглашена независимость Голландии и организовано первое восстание против испанцев, заигрывавших именно с гражданами этого города»13.
Борьба голландцев против испанской оккупации завершилась победой, а кальвинизм был провозглашен государственной религией. Однако в начале ХVII века в среде самих кальвинистов (реформатов) возникли богословские споры, и, чтобы решить проблему, было решено созвать Синод в Дордрехте. На этом Синоде в число символических книг Реформатской Церкви был включен Гейдельбергский катехизис — вероисповедание, составленное в 1563 году по поручению курфюрста Фридриха III Пфальцского и направленное против католического и отчасти лютеранского учения о действии благодати14.
Но дело не ограничилось решением богословских вопросов. Слово князю Алексею Мещерскому: «Собранный здесь Синод кальвинистов в 1618 году, продолжал более года спорить с ремонстрантами о предопределении и благодати, а так как они не только что убедить, но и понимать друг друга не могли, а необходимо было кончить чем-нибудь — решили: рубить те головы, которые оказались потупее или поупрямее других!»15 (В 1893 году в Санкт-Петербургской духовной академии одна из кандидатских работ быланаписана на тему: «Арминий и Дордрехтский синод 1618–1619 гг.»)
Казалось бы, ужасы испанской инквизиции позади, но кальвинисты были детьми своего времени. Правда, сожжение на костре было отменено, но головы летели с плеч. Подробности — в записках В. И. Немировича-Данченко.
«Два черных пятна лежит на совести дортрехтцев: это синод, тотчас же создавший рабство граждан, после того как ценой невероятных усилий они отстояли свободу свою, — синод, изгнавший честь и славу Дортрехта, сто ученых и профессоров, отказавшихся подписать один из чудовищных его указов, — синод, заперший в тюрьму двух величайших людей своего века, Грациуса и Гоогербутса.Жильбертде-Леденберг, найденный мертвым в темничной келье, был положен в гроб, а гроб его повесили на виселице. Самый старый патриот и слуга своей родины, товарищ Вильгельма Молчаливого, — Ольден-баркевельд — обезглавлен тем же Синодом. Второе черное пятно — арест и казнь Корнелиусаде-Вита. Этого истopия, разумеется, никогда не простит Дортрехту»16.
…В большинстве городов на крепостных башнях с горном в руках несли ночную вахту наблюдатели. Такая, казалось бы, излишняя мера предосторожности кажется сейчас странной, однако не стоит забывать, сколько опасностей для мирно спящего горожанина таила в себе темнота в те далекие времена. С наступлением сумерек любая угроза дому и его владельцам становилась особенно явной: пожар, ограбление, убийство, падение в канал, наконец, ведь у набережных не было парапетов. Отсюда — введение комендантского часа, принятие постановлений об общественном освещении, которых было все же недостаточно, чтобы обязать стражников и всех, кто имел право выходить из дому в вечерние часы, брать с собой зажженный фонарь или факел. Несмотря на принимаемые меры, вплоть до 1670 года заход солнца ввергал голландский город в кромешную темень, так как лунный свет не мог проникнуть в него из-за чрезвычайной тесноты улиц и раскидистых деревьев бульваров. Уже с XVI века предпринимались попытки найти более действенный способ борьбы с темнотой. Так, в Дордрехте городская ратуша, кордегардия и некоторые другие общественные здания освещались установленными в специальных нишах свечами, которых к 1600 году ежегодно ставилось 4266. В других местах использовали небольшие масляные лампы, которые крепили на углах муниципальных зданий и на въезде опасных мостов17.
Реформатская церковь запретила любую другую музыку на своих службах, кроме пения псалмов. Такая строгость стала вызывать с начала XVII века недовольство обывателей. К 1640 году под давлением общественного мнения возобновилась игра на органе. Проповедники скоро открыли для себя в этом выгодную сторону. Они приглашали органистов, дабы те, давая концерты по определенным дням, отвращали прихожан от посещения музыкальных обществ. Иногда по завершении службы или во время больших праздников организовывали особые концерты, когда хор пел псалмы, исполняя их в традиционной манере или в переложении на легкий светский мотив.
Из среды органистов выделились впоследствии знаменитости, вошедшие в историю нидерландской музыки той поры, — Виллем, органист из Новой церкви в Амстердаме; Иогандю Сартр из Гарлема; ХендрикСпен из Дордрехта, который пользовался таким уважением, что городские власти платили ему 100 гульденов за каждый псалом, положенный на музыку18.
В том же ХVII столетии Дордрехт прославила плеяда «малых голландцев», о чем пишет В. И. Немирович-Данченко: «В Дортрехте родились и выросли Яков ГерритсКуйп (Gиур), Альберт Куйп, Фердинанд Боль, Николас Маас, Шалькен, Аренд де-Гельдер, Арнольд Гоубракен, ДиркСтооп. Из них мнoгиe признавались лучшими художниками своего времени, а Альберт Куйп и теперь не потерял своего значения, как Боль и Маас»19.
Куйп, Маас, Гельдер… Приведем имена этих художников в современном написании, а также их краткие биографии.
Алберт Кёйп (Сuур) родился в октябре 1620 года в Дордрехте; похоронен в 1691 году, там же, — живописец и офортист. Учился у своего отца — ЯкобаГерритса. Кёйп писал пейзажи, портреты, натюрморты, жанровые и библейские сцены. Его главные произведения: «Девочка с персиками» (Маурицхёйс, Гаага); «Море при лунном освещении», «Закат на реке», «Коровница», «Накренившийся парус» — в Государственном Эрмитаже; «Коровы на водопое» (ГМИИ), «Пастух со стадом» (Штеделевский художественный институт, Франкфурт-на-Майне), «Коровы у водопоя» (Национальная галерея, Лондон); «Гористый пейзаж», «Пейзаж с коровами и пастухами» — в Государственном музее Амстердама.
НиколасМас (Maes) родился в ноябре 1632 года в Дордрехте; похоронен в 1693 году в Амстердаме, — живописец и рисовальщик. Учился в Амстердаме у Рембрандта (1648–1653). Работал в Дордрехте, с 1673 года — в Амстердаме. Писал библейские, мифологические, жанровые картины, портреты. Главные произведения: «Молитва перед обедом», «Старуха за прялкой» и «Девушка в окне» — все около 1655 года, Гос. музей, Амстердам; «Ленивая служанка» (1658, Национальная галерея, Лондон), «Мотальщица» (Гос.Эрмитаж), мужской портрет (ГМИИ).
Арт (Арент) де Гелдер (dеGelder) родился в 1645
году в Дордрехте; похоронен в 1727 году там же, —
живописец и рисовальщик. Учился около 1660 года у С. ванХохстратена
в Дордрехте и около 1661–1667 годов у Рембрандта в
Амстердаме. Автор библейских, мифологических, жанровых картин, портретов. Главные
произведения: «Се человек» (
В своих записках В. И. Немирович-Данченко особо упоминает «об одном из могущественнейших талантов последнего времени — Шеффере»20. Жители Дордрехта чтут память своего земляка: в 1862 году в городе был открыт памятник Ари Шефферу, а в музее Ари Шеффера хранятся его произведения. Впрочем, это на любителя. В сентябре 1911 года в Голландии побывал Александр Блок. Он находит, что Дордрехт — «очень красивый город», но в тамошнем музее он обнаруживает «культ слащавогоАри Шеффера»21, о чем он сообщал в письме матери.
В Дордрехте
есть также Музей С. ванГейна (S. vanGijn;
в особняке
Вот как выглядел город во второй половине ХVIII века: «Дордрехт знатный, крепкий и многолюдный город в Голландии, на реке Маасе, с пространной гаванью. Ни в одном голландском городе таких высоких и каменным строением изрядных домов нет, как в Дордрехте. В нем одних мещанских дворов больше четырех тысяч, кроме церквей, ратуши, монетного двора, и кроме других публичных зданий. Депутат сего города в заседании Генеральных Штатов первое место берет и другие привилегии имеет»22.
Планировка «Старого города» близка к радиально-полукольцевой; полукольцо городских стен неоднократно расширялось. В XIX–XX веках были разбиты парки. В Дордрехте сохранились старинные строения: Ворота внутренней гавани (Гротехофдсопорт; 1618–1692, барельефы — работы Г. Хюппе), готические странноприимные и жилые дома, дом на Вейнстрат (1653 год, архитектор П. Пост). А в 1952 году в протестантском Дордрехте была выстроена католическая церковь (архитекторы X. и А. Тюнниссен, А. ванКранендонк).
…Винсент Эрас, в прошлом директор завода по изготовлению замков «Липс», что в Дордрехте, умел совмещать работу с увлечением: он коллекционировал замки и ключи. Собранная им коллекция снискала Эрасу (1877–1958) неувядаемую славу. Около пяти тысяч экземпляров собраны в шкафах и витринах конференц-зала «Липс» в Дордрехте. Коллекция поражает не только числом, но и разнообразием экземпляров. Здесь можно увидеть изысканный деревянный замок из Древнего Египта — он действует по тому же принципу, что и ключи и замки в наших домах. Римские патриции надевали свои ключи, как кольца, на руку, а у древних арабов было принято носить ключ за плечом. Таким образом выясняется происхождение слова «ключица».
В средние века положение кузнеца как изготовителя замков и ключей было необычайно деликатным. Он был обладателем отмычки (также выставленной в музее), при помощи которой кузнец мог открыть дверь любого дома. Если вдруг кто-нибудь терял ключ, он немедленно обращался к кузнецу, и тот вместе с начальником полиции шел отпирать дверь. Кузнецов, злоупотреблявших этой особой привилегией, ждало суровое наказание. В присутствии все того же начальника полиции их подвергали колесованию.
К сожалению, в экспозиции музея замковнет ни единого пояса целомудрия. Частичной компенсацией может служить изображение такового. Дамы надевали его на время отсутствия своего верного рыцаря. Один ключ был у мужа, другой у священника, на тот случай, например, если вскоре после отъезда мужа обнаружится, что его супруга беременна.
Музей замков переносит посетителя и в XVII, и в XVIII века с изящными, но ненадежными замками на воротах и дверях — так красота оттеснила безопасность на второй план. И завершает экспозицию созданная на «Липс» в 1980-е годы система «Октро». При помощи этой чудесной машины можно изготовить до триллиона вариантов ключа, точность работы составляет сотую долю миллиметра.
Приложение
1. Мещерский Алексей, князь. Записки русского путешественника. Голландия,
Бельгия и Нижний Рейн. М., 1842, С. 160–165.
Проезд (из Роттердама) до Дортрехта показался мне очень приятным: я плыл по Маасу на красивом пароходе, и во все время плоские берега открывали со всех сторон обширные виды обработанных полей и красиво выстроенных деревень ‹…›
Мы отплыли в 5 часов пополудни, а к семи, Дортрехт, вытянутый по левому берегу Мааса, рисовался уже перед нами. Приближаясь к его набережной, которая к реке выходит углом, судно сократило ход, и я мог свободно любоваться красивым местоположением. У меня был адрес гостиницы под вывеской Bellevue; нетрудно было ее сыскать, потому что мы остановились у дверей самого дома. Хозяин, человек особенно молчаливый, приветствовал своих гостей одним наклонением головы и, направлением указательного пальца, назначал каждому комнату. По первым моим словам приметя во мне иностранца, он почел нужным к указательному присоединить остальные четыре, что было для меня удачно; мне досталась лучшая комната гостиницы; вода подходила почти к самой стене, и прелестные виды открывались со всех сторон. Вечер был тихий.
Я отворил окно и просидел до ночи, не сводя глаз с реки, по которой с шумом неслись пароходы, тянулись нагруженные суда и скользили красивые лодки горожан, наслаждавшихся вечерней прогулкой. На берегах поселяне собирались толпами; окончив дневную работу, они с протяжными национальными песнями расходились по домам. ‹…›
Город обязан своим необыкновенно странным видом древнему вкусу в украшениях: небольшие и очень опрятные дома, одни, с фасадами из разноцветного кирпича, другие, покрытые деревянной резьбой, отличаются какой-то милой оригинальностью, незнакомой нашему вкусу. Улицы, вообще, чисты, хотя узки и кривы; однако из них есть некоторые, где эти недостатки не так приметны. При народонаселении, доходящем до 20 тысяч, торговля и промышленность не изсамых значительных, и ни в чем нельзя заметить особенного избытка: но трудно также встретиться и с недостатком; в Дорте, более чем в прочих городах, найдется то равенство в образе жизни, которым так справедливо может гордиться Голландия. ‹…›
Ратуша — строение довольно красивое. И здесь я всходил на башню, чтобы пocмотреть вдаль: около Дортрехта поля имеют приметную возвышенность, на лугах не видно воды и река течет, не образуя заливов; везде является вид особенного плодородия. Причину, почему эти окрестности почитаются примерными в отношении к усовершенствованию хлебопашества, надобно приписать хорошей почве земли и возвышенному местоположению. Хозяева могут распространяться по своему желанию и прилагать труды без боязни наводнений. С башни вид очень хорош; к полям, разбитым на четырехугольники, окаймленным небольшими кустами и покрытым зерновым растением, примыкают, пересекая одна другую, проселочные дороги, также опушенные деревьями, точно шахматная доска!
Приложение
2. Немирович-Данченко В. И. По Германии и Голландии. СПб.,
1892. С. 369–385.
Подъезжая к Дортрехту по Моердику (Moerdyck), кажется, что пересекаешь какой-то бесконечный парк с бесчисленными аллеями, ручьями, каналами и прудами. Среди его вековых деревьев привольно раскидывается поэтическаяМёза (Маас). Даже привычные и мало увлекающиеся своей природой голландцы и те не могли оторваться от этой на сегодня залитой солнцем панорамы. Что-то необыкновенно светлое, дышащее полнотой жизни, было кругом. ‹…›
Город прорезан каналами, полными оживления и судов. В одном месте посреди Дортрехта весь канал утонул в зелени. Идиллия совсем! Вот он раздвоился, и на мыске, разделяющем два его рукава, выдвинулась старая каменная мельница, похожая на башню феодального замка. Кругом нее такие же старые деревья, как она. Вероятно, выросли одновременно с ней, и в то время как она одряхлела, они все продолжают давать красивую, свежую зелень. ‹…›
Не в Венеции ли вы? Прямо из воды по обе его стороны поднимаются стены домов. Их выходы — на воду, где качаются лодочки. Нижние этажи потемнели от воды, верхние кокетливы и роскошны. Тишина на этом канале, точно заснул он, как заснули дома! Окна начинаются здесь на высоте — и там за ними, очевидно, спрятана жизнь. Мосты повисли на высоте третьих этажей, — канал со стенами домов глубоко внизу. Этот канал тоже идет правильным кругом, как и улицы. Вы совсем не замечаете времени, идете вперед, оставляя за собой еще несколько таких каналов, веселые, людные улицы, милые старые площади с мраморными памятниками и ласково кивающими вам ветвями вековых деревьев…
Вас тянет вперед и вперед. Вы уже идете без цели, спрятав путеводитель в карман и вовсе с ним не соображаясь. Вот чудно обстроенная улица. Дома состоят, кажется, из одних окон в бронзовых переплетах, дома — пирамидами. Внизу пять окон, второй этаж — пять, третий — четыре, а наверху — три!.. Сообразно этому и крыша идет ступенями, лестницей, уступами. На гребне ее непременно какое-нибудь символическое изображение — или статуя, или старый герб. От этих улочек разбегается направо и налево множество переулков, и там те же дома, выложенные или из белогo и черного, или из желтого камня, то как мозаичная доска, то полосами, то различными рисунками, что в общем очень красиво; вон дома, где старинные пилястры носят бюсты императоров; вон на кровле одного геральдический лев положил мощную лапу на щит с надписью: «Бог и родина».
А эти набережные, где вдруг посреди новеньких домиков поднимается старая башня с мрачными бойницами и черной аркой ворот, и опять веселая жизнь нашего века кипит и шумит под вековыми деревьями над самой водой и на воде — в сотнях едущих лодочек; вот старый мост, посредине которого стоит мраморный рыцарь с поднятым мечом. ‹…›
Дортрехт некогда был самым богатым городом в Голландии. Могущественнейший в торговом отношении, он пользовался правом «станции-этапа»: что бы куда бы ни повезли по Рейну и по Маасу, нужно ли было или нет останавливаться здесь — все равно судовщики должны были разгружаться, уплачивать пошлины городу и продавать свои товары. Только непроданное здесь они могли везти дальше. Последнее было уже некоторым шагом вперед. В более ранние времена они не смели ничего возить в другой город, а должны были, по уплате пошлин, или отдавать все дортрехтцам, по предложенной последними цене, иди везти свои продукты назад.
Даже в XVII и в XVIII веке, когда обязательная остановка в Дортрехте была oтмененa, — горожане еще заставляли силой купцов и судовщиков исполнять старый изъятый закон, и в этом отношении все старания голландского правительства были напрасны. С Дортрехтом трудно было сладить. Город оказывался настолько сильным, что грозил войной целой Голландии, и Голландия понимала, что, пожалуй, он эту войну, чего доброго, и выдержит, а при помощи своих колоссальных денег найдет себе союзников и в других окрестных поселениях. С Роттердамом по этому случаю дортрехтцы чуть и в самом деле не сцепились из-за французских вин, которые их производители вздумали доставлять прямо в первый. По крайней мере, взбешенныероттердамцы захватили судно, караулившее проход через Рейн и принадлежавшее Дортрехту. Последний в долгу не остался. Через два дня мимо шло роттердамское судно, отказавшееся опустить «павильон» (флаг) перед дортрехтским кораблем. Последний тотчас же открыл огонь из всех своих орудий по дерзкому врагу и, перебив нескольких человек экипажа, самое судно утопил. Писатель того времени восклицает: «между народами, которыми вообще трудно управлять, нужно впереди поставить население именно этих городов, где не знаешь иногда, к каким кровавым и ужасным последствиям может привести самое незначительное событие». ‹…›
Вечером мы отправились на Маас. Быстро бежали мимо нас одномачтовые лодки с коричневыми парусами, так быстро, что взгляд едва мог уследить за их движениями. Попутный ветер дул сильно, и, входя в порт города, oни делали красивые и плавные круги по воде, гордо отбрасывая назад свои флаги. ‹…›
По ту сторону pеки — сады и бесчисленные мельницы; одна из них, кажется, совсем нависла над каналом, впадающим в Маас. Я не вижу этого канала — вижу только мачты судов, двигающихся на нем, и так мне и кажется, что каждое из них, проходя, должно будет зацепиться о крылья мельницы, как нарочно размахавшейся сегодня вовсю. Совершенно незаметно для меня надвинулся громадный пароход из Флиссингена и Мидделбурга. Какие-то пестро одетые, черномазые и малорослые молодцы прошли оттуда в стройном порядке, завернутые в шали и шелковые материи с такими же тюрбанами на голове.
— Кто это такие?
— Малайцы. Молодежь, дети лучших фамилий на Яве, на счет правительства путешествуют по Голландии.
Старая церковь нависла надо мною. Барельефы полустершиеся покрыли ее всю снизу доверху. Башня ее осела от ветхости, а из камней кровли поднялись целые деревья; тысячи птиц орут и кричат там.
Посреди города есть другая церковь, грандиозная и мрачная с романтической старой башней, неоконченной и почерневшей. Я боялся войти внутрь ее. Я не хотел разрушать своего впечатления. Я знал, что только ее наружность осталась такой, что внутри она окажется выбеленной, уставленной школьными желтыми скамьями. Я любовался ею с улицы, стараясь выбрать местечко, где бы ее не заслоняли к ней дома, похожие на ласточкины гнезда у старой стены, до того они были мелки в сравнению с ней.
Наконец такое местечко нашлось. С моста, черного и мрачного, над черным и мрачным каналом — видна былa она вся, царственно величавая, подавляющая своими размерами. Но совсем другое вдруг отвлекло мое внимание. Как и в ранее виденном канале, дома здесь поднимались прямо от воды. И, лежа на окнах этих домов, высоко пробитых над каналом, голландцы молча и недвижимо висели над черной бездной, держа в руках удочки и внимательно следя за леской… Признаюсь, первый раз в жизни я видел, чтобы оказалось возможным в халате лечь себе на окно и оттуда ловить рыбу.
Лодочка плыла по каналу с веселыми детьми. Подойдя под мост, они запели что-то, и звуки их песни глухо отдались в этой тишине старых домов над водой. Поздно уже ночью — из одного садика, мимо которого проходил я, раздались вдруг звуки музыки и живой смех. В дверях столпились посторонние, — к ним пристал и я. Оказалось, что хозяин задумал потанцевать на лужайке и пригласил музыкантов. Танцоров не хватило, потому что сейчас же сбежалось сюда нисколько молоденьких девушек. Хозяин, толстый и важный голландец, подошел к нам и пригласил к себе. Узнав, что я русский, он представил мне молодого человека, оказавшегося поляком из Варшавы.
Кстати будет сказать здесь, что в Голландии живет немало эмигрантов из Царства Польского, пользующихся здесь большим уважением за свою предприимчивость, страсть к работе и честность. Во многих городах есть чисто польские отели, как, например, в Дортрехте на одной из главных улиц, в Арнгейме, Роттердаме, Гааге и Амстердаме. Самое громадное кафе с бесчисленными залами, представляющими все способы освещения, известные до сих пор, с зимними садами и превосходной кухней, кафе, подобного которому нет в целом миpе — принадлежит в Амстердаме Краснопольскому и носит его имя. В Гааге раз утром я слышу польскую песню. Я лежал в постели еще. Отворяю окно, смотрю, на кровле соседнего дома починяют трубу два работника. Спросил их — оказались поляки. Очень мнoгиe из них служат учителями, механиками. Почти все здесь переженились и вполне счастливы.
Перед самым отъездом своим из Дортрехта, я отправился на другой конец его к громадному рукаву, соединяющему его с морем. Передо мною было громадное пространство воды. Город оставался позади за старыми деревьями старой набережной, обставленной мрачными и дряхлыми домами. Громадные океанские пароходы точно уснули здесь на неподвижной воде. Далеко позади, над кровлями города, возвышалась масса, подавляющая и грандиозная, древней церкви с ее неоконченной башней… Простор и свежесть. Крошечные пароходики, как собачки, бегали во все стороны. Вся деятельность сосредоточивалась только вне этого молчаливого берега. На берегу все было недвижно, все молчало. Вековые дома, деревья и башни точно погрузились в какую-то мрачную задумчивость… Сегодня я должен был уезжать из Дортрехта… Жалко было оставлять этот очаровательный уголок, этот «перл старой Голландии».
______________________
1 Немирович-Данченко В. И. По Германии и Голландии. СПб., 1892. С. 379.
2 Мещерский Алексей, князь. Записки русского путешественника. Голландия, Бельгия и Нижний Рейн. М., 1842. С. 163.
3 Немирович-Данченко В. И. Указ.соч. С. 379.
4 Пантелеева С. В. Нидерланды и Бельгия. СПб., 1905. С. 102.
5 Там же. С. 379–380.
6 Там же. С. 104.
7 Мещерский Алексей, князь. Указ.соч. С. 164.
8 Там же. С. 163.
9 Немирович-Данченко В. И. Указ.соч. С. 380.
10 Там же. С. 380.
11 Бусыгин А. В. Побеждающие море. О Голландии и голландцах. М., 1990. С. 55.
12 Мещерский Алексей, князь. Указ.соч. С. 163.
13 Немирович-Данченко В. И. Указ.соч. С. 380.
14 Христианство.
Энциклопедический словарь. Т.
15 Мещерский Алексей, князь. Указ.соч. С. 165.
16 Немирович-Данченко В. И. Указ.соч. С. 380–381.
17Зюмтор Поль. Повседневная жизнь Голландии во времена Рембрандта. М., 2001. С. 47.
18 Там же. С. 236.
19 Немирович-Данченко В. И. Указ.соч. С. 380–381.
20 Там же. С. 381.
21 Блок А. А. Собр. соч.. М.; Л. 1963. Т. 8. С. 372–374.
22 Рот Рудольф.
Достопамятное в Европе, то есть описание всего, что для любопытного смотрения
света. Изд.