Опубликовано в журнале Нева, номер 6, 2013
Юлия Владимировна Щербинина — филолог, доцент Московского государственного
педагогического университета. Основная специализация — речеведение,
коммуникативистика. Занимается исследованиями
дискурсивных процессов в разных областях культуры.
— Сперва никто не писатель, пока не написал
книжку… Вдруг я когда-нибудь тоже?.. — Ты же
маленький. — Но я только попробую… маленькую… Ладно?.. — Ладно. Давай.
Владислав Крапивин.
Остров Привидения
Для начала — только имена и факты. Много фактов…
1983 год, Москва. Выход первого сборника стихов
девятилетней поэтессы Ники Турбиной с предисловием Е. Евтушенко, переведенный
впоследствии на двенадцать языков.
1989,
Москва. Явление стихотворного таланта одиннадцатилетней Виктории Ветровой,
спустя четыре года имевшей в активе уже четыре книги поэзии.
1990,
Москва. Восьмилетний Денис Маслаков удостоен титула «Принц поэзии».
1990,
Шауляй. Девятиклассник Миндаугас Пелецкис,
выпустивший сборник фантастических рассказов «Однорог», назван самым молодым
писателем Литвы.
1991,
Клайпеда. Двенадцатилетняя Скирманте Черняускайте написала книгу «Мои сказки» и сама
проиллюстрировала ее.
1998,
Москва. Шестилетний Петр Горюшкин дебютировал с книгой стихотворений «Сумерки».
2002,
Екатеринбург. шестнадцатилетний
Илья Попенов получил премию «За мужество в
литературе» со сказочной повестью «День света: чудеса и тайны».
2005,
Москва. Десятилетняя Валерия со звучным псевдонимом Спиранде
сочинила книгу фэнтези «Аграмонт»
— литературную обработку компьютерной игры Legend of Zelda: Ocarina
of time.
2006,
Ярославль. Одиннадцатилетний Иван Чубрин издал
сборник рассказов «Не могу поставить запятую».
2009,
Вятские Поляны. Тринадцатилетняя Дарья Романова удостоена городской литературной
премии за стихотворно-прозаический сборник «Рассказы о школе».
2010,
Тура (Эвенкия). Пятнадцатилетний Николай Сажнев
выпустил детектив «Тайна старого цеха».
2011,
Уфа. Четырехлетняя сказочница Элла Муллакаева стала
автором сборника для детей дошкольного и младшего школьного возраста
«Приключения перепелки».
2012,
Благовещенск. Восемнадцатилетний Семен Руденко выпустил уже третью публицистическую
книгу остросоциальной проблематики.
2012,
Пермь. Вышел (в электронном формате) дебютный роман «Двадцатый молескин»
пятнадцатилетней школьницы, пишущей под псевдонимом Maya
di Sage.
2012,
Ровно (Украина). Опубликован сборник рассказов и сказок «В паре с ангелом»
девятиклассника Андрея Медведева.
Это
у «нас», а как у «них»? Судя по всему, пока лидируют американцы и французы…
2001,
Франция. Громкий дебют шестнадцатилетней Анн Софи Брасм с романом о сверстниках
«Я дышу!».
2002,
США. Пятнадцатилетний Кристофер Паолини выпустил роман-фэнтези «Эрагон»,
разошедшийся рекордным тиражом.
2004,
Франция. Прогремел роман четырнадцатилетней Ариан Форниа «Бог — это
женщина».
2005,
Германия. Выстрелил первый роман-автобиография «Crazy»
шестнадцатилетнего Бенджамина Леберта.
2009,
Франция. Восходящей литературной звездой объявлен восемнадцатилетний Саша Сперлинг с книгой «Иллюзии с видом на двор».
2010,
Франция. пятнадцатилетняя Кармен Брамли дебютировала с
романом «Пастельно-рыжий», отмеченным профессиональной критикой еще до выхода
из печати.
2012,
США. Вышли две книги о вымышленной рок-группе авторства четырнадцатилетнего
Бена Хекмана.
К
европейцам уже подтягиваются и азиаты.
2007,
Саудовская Аравия. Шадия Бакр
Амин — десятилетняя писательница рассказов для детей претендует на место
в Книге рекордов Гиннесса как самая юная писательница
в арабском мире.
* * *
…И
хочется поначалу зажмурить глаза и зажать нос от ослепительного блеска и густого
запаха «глянца». Состроить всепонимающую
снисходительную мину: мол, знаем мы таких сочинителей! Все это пиар-проекты, коммерческие
гомункулусы и сублимация родительских амбиций! Но не стоит спешить с оценками и
выводами, ибо описанное явление гораздо интереснее и — главное — значительно
сложнее, чем может показаться на первый взгляд.
Во-первых,
согласимся: ребенок-литератор — это совсем не то же самое, что юная поп-звезда.
Писательство, равно как и чтение, — занятия более интеллектуально трудоемкие,
нежели исполнение и прослушивание популярных песен. Как однажды справедливо заметила
Алла Латынина, «в литературном бизнесе айзеншписов нет. Абсолютную бездарность никто не
вознамерится раскручивать, да и нет таких механизмов, которые безупречно бы
срабатывали»1. Если слушателя еще можно ввести в заблуждение
обаянием юности и различными вокально-техниче—
скими хитростями, то читателя обмануть не так-то
легко. Никто не станет ни финансово, ни «душевно» тратиться на неинтересное и
совсем уж низкопробное чтиво.
Во-вторых,
приведенные факты убедительно свидетельствуют о том, что феномен детского
писательства уже превратился в тренд, особое и притом весьма любопытное ответвление
современного литпроцесса. Всякий новый текст юного
сочинителя, представленный широкой публике, немедленно получает информационную
поддержку и становится предметом обсуждения и дискуссий.
Отсюда
закономерно возникает целый ряд вопросов.
Что
придает детскому и подростковому сочинительству статус заметного культурного
явления — «литературная акселерация», издательская пиар-политика, тщеславие
современных родителей, ошибочное завышение и преувеличение творческого
потенциала или вообще нечто иное? Способен ли одаренный ребенок писать на
уровне взрослого, и можно ли считать его словесные экзерсисы полноценной
(«серьезной», «интеллектуальной») литературой? Как анализировать и оценивать
тексты писателей-детей — по гамбургскому счету или все же со скидкой на
возраст, с поправкой на естественный недостаток жизненного опыта и
художественного мастерства?
«Лета к суровой прозе клонят…»
В
поисках ответов начнем, как водится, с истории вопроса. Считается, что первым ребенком,
написавшим свою книгу, был восьмилетний Фрэнсис Хокинс; она была издана в 1641 году и посвящена проблемам
поведения молодежи. Однако победное шествие по планете детей-писателей,
оформление единичных случаев в заметную тенденцию произошло, конечно, в прошлом
веке.
Так,
в 1937 году две юные англичанки Кэтрин Халл и Памела Витлок
сочинили и спустя год издали роман, посвященный чистой юношеской любви. В 1962
году четырехлетняя американка Дороти Стрейт прославилась опусом «Как начинался мир». Еще через
пять лет миллионным тиражом вышла книга пятнадцатилетней Сусанны Элоизы Хинтон о проблемах
подростковых группировок и преступных банд, организованных детьми. Не остался в
стороне и СССР: в начале 30-х годов под
эгидой Союза писателей было проведено изучение литературного творчества детей и
подростков путем организации конкурсов через журналы.
Понятно,
что ранее проявление способностей встречается не только в области литературы. И
как за рубежом, так и у нас известно немало infant prodigy2, среди которых юные художники (Надя Рушева, Саша Путря, Ярослав
Ясаков), очень радо дебютировавшие музыканты (Женя Кисин,
Ваче Хачатрян) и едва ли не с пеленок стартовавшие
спортсмены (шахматист Костя Никологорский, гольфист Руслан Черницын,
парашютист Егор Бокалов). Однако, по мнению ученых — детских психологов,
педагогов, физиологов, писательские способности раскрываются позднее прочих,
имеют более сложную природу и более тонкие механизмы становления и развития.
«То,
что ребенок делает с речью в возрасте от 2 до 5–7 лет, не считается проявлением
литературных способностей, — уверенно утверждает выдающийся отечественный психолог
Б. Г. Ананьев. — Нет этого и в 7–8-летнем возрасте. А затем — резкий
сдвиг: каждый третий подросток пишет стихи, очерки, ведет дневник, обнаруживает
склонности к продуктивной работе в том или ином жанре литературного творчества»3.
Ну
а как же тогда наши классики? Ведь известно, что многие из них очень ярко и
даже блистательно дебютировали в весьма нежном возрасте. Вспомнить хотя бы
Пушкина, который начал публиковаться с 13 лет, Льва Толстого, написавшего свое
первое произведение в 11 лет, Булгакова, в 7 лет сочинившего первый рассказ.
Действительно,
есть соблазн запутаться в объективных фактах и тенетах гордости за родную
литературу. Все названные авторы отличались ранней одаренностью, однако согласимся:
общественное признание пришло к ним вовсе не в возрасте начала их творческого
пути, и литературную славу они обрели не за очерк о Московском Кремле (Толстой),
стихотворение «К Наталье» (Пушкин) или поэму «Похождения Светлана» (Булгаков). Чего не скажешь о нынешних юных гениях, чьи повести и романы
издаются солидными тиражами в ведущих издательствах, чьи имена регулярно
мелькают в печатных изданиях и теленовостях, чьи достижения публично
обсуждаются и всячески превозносятся.
Кроме
того, немало и противоположных примеров — когда речетворческие
способности просыпаются сравнительно поздно и ничто не выдает в невзрачном
бутоне будущего яркого цветка изящной словесности. Например, по свидетельствам
биографов, Анна Ахматова не умела до 8 лет даже читать…
Наконец,
имеется прочно устоявшееся мнение о том, что писатель — это Судьба и Опыт, а не
один лишь Дар; что художественное мастерство складывается из знания жизни и
понимания людей, а не только из умения выстраивать сюжет и создавать
выразительные образы. Причем именно в России этот тезис имеет, пожалуй,
максимально выраженную экзистенциальную основу и наибольшую укорененность
в национальном сознании. Тот же самокритичный Пушкин писал: «Многое желал бы я
уничтожить, как недостойное даже и моего дарования, каково бы оно ни было. Иное
тяготеет, как упрек, на совести моей…» Чехов сурово полагал, что «с раннего
детства надо сечь детей и говорить им: „Не пиши! Не пиши! Не пиши!”»
А Толстой как-то заметил, что нечто достойное вряд ли пишется раньше
сорока лет.
Недовольство
ранними литературными дебютами высказывают и современные авторы, причем не только российские. «Всякий родитель, считающий, будто
создание захватывающего, полного смысла и достойного публикации произведения
требует меньше опыта, чем придумывание дома или удаление зуба
мудрости… — откровенно говоря, бредит»4, — резко замечает
американский писатель Том Роббинс.
Однако,
наверное, только у нас, согласно сложившимся (и притом
не мифологическим, а вполне объективным!) представлениям, писательство мыслится
непременно как выстраданное, оплаченное жизненными трудностями, сопряженное не
только с творческими муками, но творчества, но и разного рода коллизиями,
терниями и перипетиями. И сколько бы по этому поводу ни иронизировали циники,
не случайно в национальном сознании почетный пьедестал Подлинного Творца
негласно, но вполне очевидно принадлежит «гонимому поэту», «прижизненно
непризнанному писателю». Да и среди авторов, прочно вошедших в историю русской
литературы, сложно назвать кого-то, чья жизнь складывалась бы абсолютно ладно, гладко и счастливо.
Не
с этим ли связана не менее заметная современная тенденция «состаривания»
возрастных понятий и формализация их употребления? Так, «молодыми писателями»
нынче нередко величают уже сорокалетних дядек, а также дебютантов, начинающих
или малоизвестных сочинителей. То есть в коллективном подсознании, на каком-то
обобщенно-интуитивном уровне бытует представление, что 40 лет — еще не
возраст большого жизненного опыта, что писатель-новичок — априори незрел в
литературном плане, а «непопулярный» — равнозначно «не набравший творческого
веса».
Как
бы то ни было, все описанное в сумме создает наш национальный образ, коренной
тип Российского Писателя: зрелый, опытный, умудренный, бывалый — одним словом, поживший.
Тем очевиднее публичный парадокс: готовность усердно раздувать едва загоревшиеся
искры словесного таланта, умиляться любым мало-мальски успешным пробам пера и
громко рукоплескать едва оперившимся литературным дарованиям.
Как
именно это происходит?
Литературный всеобуч
Механизмы
поддержки юных дарований и технологии кузницы детских литкадров
качественно те же самые, что у «взрослых», а по количеству их даже больше.
Во-первых, это различные состязательные мероприятия, прежде всего —
всевозможные конкурсы и фестивали. Во-вторых, просветительские и обучающие
акции: от литературных студий и мастер-классов — до конференций и встреч с
профессиональными авторами. В-третьих, демонстрационно-презентационные способы
продвижения самих текстов — творческие проекты, профильные издания,
коллективные сборники публикаций. Наконец, стимулирующие и поощрительные формы
поддержки — гранты, почетные звания.
Масштабность
и разнообразие форм реализации этих механизмов и технологий в России последнего
времени поистине впечатляет.
Так,
уже пять лет подряд проводится ежегодный Всероссийский
фестиваль детского литературного творчества под руководством прозаика и
драматурга Григория Демидовцева (он же — учредитель первой в стране
литературной премии для юных фантастов). А организует этот
фестиваль журнал «Творчество юных», недавно отметивший свое десятилетие и
ежегодно публикующий 330–350 авторов не старше 18 лет.
В
Оренбургской области сформировалось уникальное сообщество детских
литературных объединений — краеведческого, литературно-экологического и
этнографического, исследовательского, литературоведческого, журналистского,
литературно-драматического. Координирует их работу Литературная гостиная
Оренбургского областного Дворца творчества детей и молодежи. С 2003 года
проходит областной конкурс детских литературных объединений «Кастальский
ключ», с 1998-го — областной конкурс детского литературного творчества
«Рукописная книга».
Пять
лет длился масштабный проект «Юные писатели Баренцева региона», объединивший
северные регионы России и страны Северной Европы и охватившей свыше 2000
участников. В рамках проекта проходили тематические конференции, фестивали,
литературные конкурсы, литературные лагеря, где юные дарования учились владеть
словом, а их наставники делились друг с другом опытом. Итогом стало издание
книги «Центроферия», куда вошли прозаические и стихо—
творные опыты творчества самых талантливых ребят из
четырех стран на четырех языках.
Свердловская
областная библиотека для детей и юношества ежегодно проводит фестиваль
литературного творчества детей и юношества «Волшебная строка», в котором только
в 2011 году приняло участие более тысячи ребят из
России и других стран. Там же действует детский литклуб «Синяя птица».
В Ханты-Мансийском округе проводится
окружной открытый детский литературный конкурс имени мансийской сказительницы
А. М. Коньковой, в возрастных категориях до 12 лет, от 12 до 15 и от 15 до
18.
В
Новочеркасске действует интернет-школа литературного творчества «Взлет».
Редакцией
иркутского журнала «Сибирячок» проводится
детско-юношеский Конкурс литературного творчества «Встречь
солнцу».
Отдельным
пунктом идут обучающие программы. Например, украинская писательница Джинни реализовала полугодовой проект «Серебряная
читательская книга» для 360 детей с целью показать, как создаются печатные
книги и как они доходят до читателей.
Кроме
того, в Украине действует общественная детская творческая организация «Малая
академия литературы и журналистики». А донецкий литературный журнал «Автограф»
проводит ежегодный конкурс детского сочинительства «Мастер фантазии».
В
июне 2012 года стартовал конкурс, объявленный Людмилой Улицкой, которая предложила
подросткам 14–16 лет написать рассказы-воспоминания о послевоенном детстве их
бабушек и дедушек, лучшие из которых будут собраны в сборник «Дети после
войны».
И
это далеко не полный перечень примеров поддержки юных литераторов! Но если в
России и ближнем зарубежье только совершенствуются способы их обучения и поощрения,
то в США еще с 2008 года существует и успешно функционирует издательство KidPub Press,
специализирующееся именно на детских и подростковых текстах и только за 2011
год выпустившее 140 книг.
Откуда
столь пристальное внимание современного общества к детскому и подростковому
сочинительству, и можно ли вырастить Толстого «из пробирки»?
Моцарты и Робертино в литературе
Причины
повышенного интереса к словесному творчеству infant prodigy следует искать, с одной стороны, в кодовых
стереотипах нашей — литературоцентрич—
ной — культуры; с другой стороны, в ментальных установках современности — ювенилизации самого общества, в котором молодость
становится не только критерием жизненного успеха, но и инструментом встраивания
в социокультурный контекст. В современном социуме
ребенок-поэт, тинейджер-писатель — абсолютно
аутентичные образы, герои неомифологии, популярные
личности в творческой тусовке и неизменные персонажи
светской хроники.
Кроме
того, в век Интернета дети имеют более оперативный и обширный доступ к информации.
Возможность быстрого овладения базовыми знаниями (эрудированность), в том числе
и в области литературы (начитанность); ускорение процессов социокультурной
инсталляции (встраивания в индивидуальное сознание жизненных представлений, мотивационных
установок, поведенческих моделей); подача фактов и сведений в максимально
«эргономичной» (структурированной, упорядоченной, сжатой) информационной
упаковке — все это закономерно и вполне естественно приводит к тому, что дети
нынешней эпохи уже изначально «вычитывают» из книг не только сюжеты и идеи, но
и сами технологии создания текстов, матрицы порождения речи. Обнародовать свое
литературное творение сейчас тоже не составляет особого труда, благодаря
технологии print-on-demand («печать по запросу») и
росту числа издательств, выпускающих книги на средства автора.
Конечно,
механически добытая и не полностью осмысленная информация не становится личным
знанием, но создает вполне убедительную иллюзию «осведомленности» и удачную
имитацию жизненного опыта. Добавить к этому еще и природную одаренность — и
готов литературный вундеркинд новейшей формации. Вряд ли он будет новым Толстым,
но точно — «из пробирки».
Проблема
тут еще и в том, что ситуация искусственного приращения и автоматического
присвоения, а не поэтапного «зарабатывания» знаний,
постепенная утрата эмпирических механизмов формирования опыта создают
неподлинную, ложную творческую личность, которая подпитывается
в большей степени
внешним одобрением, публичным признанием, нежели природной органикой и внутренней
потребностью. Такая творческая квазиличность
становится в лучшем случае эрзацем писателя, а в худшем — его симулякром. Пусть продуктивным, ярким, запоминающимся, но…
ненастоящим. Здесь кроется странный парадокс феномена детей-писателей: их талант
— подлинный, а сами произведения — увы, не обязательно.
Если
же посмотреть социальное происхождение нынешних юных авторов, то подавляющее
большинство из них оказываются отпрысками вполне состоявшихся и обеспеченных
родителей, преимущественно предпринимателей, журналистов, ученых и, понятно,
людей творческих профессий. Их поведенческие образцы, образ жизни, а также,
разумеется, всесторонняя поддержка становятся одновременно и «соблазнами малых
сих», и «зарядными устройствами», генераторами детского сочинительства.
Так,
отец Эллы Муллакаевой, главный редактор башкирского
журнала, старательно записывал, а потом отнес в издательство наиболее
любопытные сочинения дочери. Мать Даши Романовой издала ее книгу на собственные
средства. А мама Андрея Медведева художественно оформляет его произведения:
есть янтарная книга, бисерная, кожаная, плетеная…
Отсюда
— еще одна неочевидная, но последовательная закономерность: чаще всего авторы-дети
пишут для читателей-детей, но апеллируют — ко
взрослым; по содержанию юношеские тексты ориентированы на сверстников, а
по цели — на старших. Одаренный ребенок или подросток, даже самый
самостоятельный и независимый, все равно неизбежно становится чьей-то
творческой проекцией в публичной сфере, реализует чьи-то амбиции и планы,
воплощает ожидания и надежды.
Что
же касается самих юных сочинителей, то их можно условно разделить на две биографические
группы: «моцарты» и «робертино».
К первому типу относятся авторы, ярко дебютировавшие в детстве и не утратившие
литературных способностей в зрелом возрасте, продолжающие писать и
публиковаться. Типичный пример — Виктория Ветрова, к
настоящему времени выпустившая несколько остросюжетных романов и состоявшаяся
как кинорежиссер.
Второй
тип — ярко заявившие себя в литературе дети и подростки, в будущем, однако,
утратившие известность либо по разным причинам сознательно отошедшие от сочинительства,
избравшие совершенно иную профессию. Яркие примеры — Миндаугас
Пелецкис, превратившийся из фантаста в политического
обозревателя; «Принц поэзии» Денис Маслаков, ставший известным психологом,
специалистом по брендированию и даже сменивший для
этого фамилию.
При
всей очевидности предложенной классификации сложность в том, что в отношении
недавно прославившихся юных дарований пока рано делать определенные прогнозы и
однозначные выводы — большое видится на расстоянии. А уж оценка автора как
подлинной или симулированной творческой личности и подавно не зависит от
биографии — самозванцами могут оказаться и «моцарты»,
и «робертино».
Здесь наконец настает черед поразмышлять о возможностях анализа и
о критериях оценки ребяческих опытов в литературе.
От корки до порки
Прежде
всего, нельзя не заметить, что ювенилизация
современного общества нивелировала критерии оценки предметов и явлений, сместив
акценты с предмета на прецедент. Применительно к литературе это
означает, что на первом плане оказывается не само произведение, а личность его
создателя, а еще точнее — ее уникальность, необычность, нечто выдающееся.
Потому неудивительно, что общий пафос отзывов о творчестве юных — это пафос
умиления.
И
ладно бы детским талантам рукоплескала только «неразборчивая» и «всеядная» массовая
публика — отнюдь! Об их текстах положительно отзываются профессиональные
специалисты и взрослые коллеги по цеху.
Например,
в предисловии к первой книге М. Пелецкиса лауреат
Ленинской премии поэт Эдуардас Межелайтис
признается, что космическая фантастика автора «приводит его в изумление». По словам
мамы Валерии Спиранде, юной сочинительницы фэнтези, она отправила рукопись своей дочери Людмиле
Улицкой — и получила благожелательный ответ: «произведение вполне годится для
публикации»5. О цикле рассказов Марианны Французовой
во всех источниках сообщается, что он «получил одобрение критиков». Член Союза
журналистов России и Союза писателей России Вадим Козлов аттестует повесть
молодого автора Миши Самарского «Радуга для друга» как «душевную, пронизывающую
до глубины души повесть».
Правда,
помимо рецензии В. Козлова, других опубликованных профессиональных отзывов о
творчестве Самарского обнаружить пока не удалось.
Равно как и о произведениях Французовой официально
высказывались только литератор Елена Бабич, более известная как общественный
деятель, и Вячеслав Заренков, сделавший себе имя не в
литературе, а в строительном бизнесе…
Гораздо
реже, но встречаются и разоблачительно-критические отклики. «Удивительно
читать, как деревню, озеро, ферму и королевский замок автор называет
„провинциями”, а о женщине атлетического сложения говорит, что она сложена „как
полководец”, — пишет Мария Великанова о книге
десятилетней Валерии Спиранде. — Текст пестрит
повторами, излишними красивостями и подростковым пафосом… „Аграмонт”
интересен как текст, созданный очень юным автором, но конкуренции со взрослыми авторами все же не выдерживает, разве что с
худшими образчиками жанра»6.
Главное
впечатление от всех публичных высказываний, проектов и мероприятий, связанных с
детским литературным творчеством, — неоднозначность и двойственность: в
данном случае оценивается что или кто?
Текст или человек? Художественное произведение или «восходящая звезда изящной
словесности», «литературный вундеркинд»?
Так,
когда Е. Бабич определяет произведение шестиклассницы как «недетский роман для
взрослых, которые разучились быть счастливыми, радоваться жизни, любить друг
друга», — закрадывается невольная мысль об эмоциональном преувеличении и
завышении комплиментарного «аванса». Или когда В.
Козлов сообщает, что повесть школьника «написана очень простым и доступным
языком», поневоле задумываешься, как понимать это суждение профессионального
литератора: как взвешенное одобрительное суждение или как вежливый эвфемизм,
намекающий на безыскусность стиля и недостаточную литературную зрелость.
Разумеется,
приведенные факты сами по себе никак не характеризуют тексты детей и не
дискредитируют их творчество. Однако становится вполне очевидно: внимание к
юным авторам проявляют исключительно педагоги, чиновники и (немного) издатели.
Целенаправленный интерес со стороны «большой» литературной критики и ученого
сообщества отсутствует напрочь. Можно предположить,
что критики и ученые изначально не сочли детей-писателей ни «моцартами», ни даже «робертино» и
сразу предали их виртуальной порке. Если так, то зря! Феномен детского
сочинительства — непаханое поле для исследования литературоведов, библиопсихологов, культурологов.
Таким
образом, продолжает оставаться открытым вопрос: можно ли произведения талантливых,
одаренных, но очень «ранних» авторов считать настоящей литературой, путь даже
не в высшем (с заглавной буквы) смысле, а хотя бы просто серьезной,
качественной и конкурентоспособной сочинительству взрослых?
Что стоят ваши молескины?
Посмотрим
на сами тексты, сочиняемые детьми и подростками. Естественно, пишут
они о том, что их занимает и волнует: об отношениях с родителями и учителями, о
жестоком обращении с животными, о подростковых моде и субкультуре, о первых
«философских» и «житейских» вопросах, о ценности крепкой дружбы и боли первой
любви.
При
этом едва ли не главные особенности детско-юношеского сочинительства — умозрительность
и идейно-тематическая повторяемость. Ключевые концепты
детско-юношеских книг — Дружба, Родина, Справедливость; ведущие мотивы и эмоции
— одиночество, жалость, страх, отчаяние, надежда. Юные авторы еще не
ведают, как это на самом деле — жить, мыслить, поступать по-взрослому.
Незнание
жизни компенсируется экспрессивностью ее изображения. Подавляющее большинство
произведений тинейджеров чрезвычайно сентиментальны. Жестокий романс в постиндустриальных
декорациях. Неосентиментализм современности. Отчасти
— возрастной, отчасти — социально обусловленный.
В
качестве иллюстративного примера — аннотация дебютного романа «Двадцатый молескин»
пермской старшеклассницы, пишущей под псевдонимом Maya
di Sage: «Это сборник
ночных кошмаров, концентрация боли, обрывки чужих и личных историй… Героиню
зовут Майя, она бунтующий гений и считает зависимость от других людей позором.
В 20 лет она встречает мужчину, который завладевает ее мыслями. Ее характер
начинает ломаться. Она бежит от странной влюбленности, как от чумы, демонстративно
встречаясь с другими. Так из ироничной, но ранимой она
превращается в глубоко несчастную, заледеневшую, существующую в сумерках
фантазий де Сада девушку. Майя находит выход из капкана, отгрызая лапу. Кому —
сказано в развязке»7.
Сложнее
— с анализом и оценкой языка и стиля детско-подростковых текстов: не всегда
ясно, где стилистическая ошибка или грамматическая корявость, а где намеренный
словесный выверт, специально сконструированный оборот, а то вовсе оригинальная
речевая находка. Например, герой романа двенадцатилетней М. Французовой «Леди Мэри Энн» говорит: «Пошел я на эту
работу потому, что моя мать с самого раннего детства заставила меня стесняться
моих интересов». И далее продолжает: «Вот так я и дослушался свою маму,
иногда надо слушать свое сердце». Что здесь: моделирование индивидуальной
речи персонажа или просто недостаток писательского мастерства?..
Другая
проблема — оценка подлинности детско-юношеских сочинений: кто может поручиться,
что они пишутся полностью самостоятельно, не под чутким руководством старших,
или даже не являются обманным продуктом взрослого творчества? В отношении того
же «Двадцатого молескина» такой вопрос возникает уже после ознакомления с релизом,
утверждающим, что названия глав романа «отсылают к 25 фильмам, 2 сериалам, 2 аниме и 3 операм». Или взять, допустим, тоже уже
упоминавшийся «Дневник Алисы»: это действительно анонимная исповедь
американской девочки-подростка или же ловкий издательский проект, воплощенный
силами какого-нибудь безвестного литературного негра?..
Кроме
того, известно и такое скользкое понятие, как вкусовщина,
которая при оценке детских сочинений проявляется особенно заметно. И пассаж из
той же «Леди Мэри Энн»: «Это был чудесный пруд: сбоку росли камыши, которые
игриво танцевали с ветром» — кому-то вполне может показаться образчиком
лексической банальности, а рецензент Е. Бабич цитирует его
как пример «прекрасного стиля изложения и образности восприятия». И напротив,
кто-то непременно скажет: «Фи, какой примитив!», а мне вот очень понравилось у
шестилетнего Дениса Маслакова:
Когда ножом разрежешь апельсин,
Наверно, будет он тогда убит.
Лежит в тарелке солнца рыжий сын —
В нем кровь горит…
Наконец,
есть еще один недооцененный, но значимый момент: опусы тинейджеров
часто поражают и даже обескураживают невероятной литературной смелостью,
неподчинением законам построения речи, отсутствием присущих
зрелым авторам страха или стыда соединять разнородное, сближать далекое,
упрощать сложное.
Дети-писатели
не стесняются ревизии прописных истин и сомнительных экспериментов со словом.
Они не чураются подражательности и откровенного эпигонства. Им не по малости
таланта, а по малости возраста положено прятать нехватку опыта в словесных кружевах,
скрывать отсутствие глубины за заборчиком крикливых
метафор, стрелять яркими эпитетами, через раз попадая в «молоко». Их не смущают
обороты вроде: «три секунды на окраине его восприятия»; «промозглое
отчаяние, обглодавшее кости»; «выталкивая языком в темноту пульсирующий
воздух»; «что я узнала, что извлекла скальпелем из трупа прошлого?»8
Да,
натыкаешься на такое — и вспоминается «Республика ШКИД»: «Поэтичные „Зори”
читали… не потому, что шкидцев очень уж интересовала
поэзия, их читали как хороший юмористический журнал, и даже Янкель
обижался: — Сволочь этот Горбушка… Конкурент». Но даже через фильтр
справедливой иронии, сквозь шоры взрослого скепсиса сквозит в подростковых
текстах нечто завораживающее,
гипнотизирующее, порожденное самой энергией юности, свежестью восприятия мира.
Магия
недоосмысленности, прелесть полупонимания,
власть псевдосодержательности. За такое подчас можно
простить и «удивленное движение бровей на белоснежном лбу», и «поцелуй
на обнаженном сердце между розовыми, дрожащими легкими»9.
Да, простить и даже преисполниться нежности и вместе с юными авторами впасть в неосентиментальность. Но все же — не считать это настоящей
литературой. Иначе пушкинский гений сведется к «Наталье», а толстовский масштаб
— к очерку о Московском Кремле…
Благая весть о поросенке
Однако
авторов-детей сложно считать настоящими писателями отнюдь не только из-за
незрелости и несформированности мировоззрения, вкуса,
стиля. Их феномен — явление культуры, но не явление искусства.
При этом он скорее не противоположен, а иноприроден
писательству (в исходном смысле этого слова).
Пожалуй,
главный парадокс в том, что дети создают «неподлинные» произведения, но движут
ими при этом подлинные чувства. Сильные, глубокие, нутряные. Infant prodigy просто «не могут
не писать». И при всем юношеском нигилизме или, напротив, вязкой слащавости их сочинений общий посыл, сквозной мессидж их текстов — «евангелический»: возвестить миру о
своем таланте, непременно представить свое произведение публике. Пусть даже это
Дар в отсутствие Опыта и подмена Судьбы ролевой игрой. Потому и адресованы эти
тексты, как уже было сказано, на самом деле не сверстникам, а взрослым.
Есть
и еще одно важное отличие авторов-детей как от
состоявшихся писателей, так и от графоманов. У хорошего писателя художественное
воплощение полностью совпадает с исходным замыслом (сказал все, что задумал). У
графомана есть ложная уверенность в соответствии замысла воплощению (ошибается,
будто сказал все, что задумал). А у сочиняющего ребенка — чем младше, тем
заметнее — наблюдается несоответствие замысла воплощению (сказал не то, что
задумал). Происходит это, как минимум, по
трем причинам.
Во-первых,
из-за недостаточной способности действовать строго по намеченному плану и
доводить замысел до полного логического завершения. Об этом беспощадно, но в целом
точно сказано Вадимом Нестеровым в комментарии к книге В. Спиранде:
«Дети — спринтеры, а не марафонцы, они способны на кратковременное усилие, но
не на долгое и кропотливое продумывание мира с последующим прописыванием в
многослойном сюжете. Здесь они в лучшем случае могут лишь собезьянничать»10.
Во-вторых,
дети гораздо больше, чем взрослые, склонны к прямым психологическим замещениям
и к побочной мотивации. «Я хочу написать рассказ о маме, но на самом деле хочу
маминого внимания»; «Я придумал историю про вампиров, но на самом деле просто
боюсь оставаться один дома» и т. п.
Наконец,
сами взрослые «вычитывают» из детского текста не то, что в нем действительно
есть, а то, что они хотят, чего ожидают, на что рассчитывают. Это блистательно
отражено в известном стишке:
Ура, из пластилина
Я вылепил кота!
«Прекрасно! Молодчина!
Какая красота!
Как правильно! Как тонко! —
хвалил меня отец. —
Какого поросенка
Слепил ты! Молодец!»
Ребенок,
увидевший Мир как Текст, удивительным образом балансирует между банальностью и
нетривиальностью, штампом и находкой, продуцированием профанных
текстов и уникальными открытиями в сфере языка. «Я есть! Я говорю!
Я общаюсь с миром!» — вот истинное сюжетное ядро подавляющего большинства
детских произведений. Литература — одна из вербальных основ культуры. Читающий
человек через тексты «встраивает» в себя культуру, а пишущий через тексты сам
«встраивается» в культуру. И в этом смысле художественные высказывания
юных авторов лишь реплики огромного монолога, прочитать и интерпретировать
который еще предстоит…
Две звезды — две светлых повести
Завершить разговор о детях-писателях
можно портретами двух самых, пожалуй, на сегодня известных широкой публике юных
прозаиков — Михаила Самарского из Москвы и Марианны Французовой
из Санкт-Петербурга.
Миша Самарский (1996) успешно дебютировал
на литературном поприще в возрасте двенадцати лет. Как сообщает всезнающий
Интернет, «Михаил — выходец из семьи российской интеллигенции: его отец —
профессиональный драматург, а мама — литератор, специализирующийся в
детективном жанре».
Мишино увлечение сочинительством выросло
из семейной практики задавать детям специальные творческие упражнения в виде
небольших рассказов определенного объема. Как гласит далее семейное предание,
летом 2008 года Миша решил вместо привычных небольших текстов рассказов
написать целую повесть. Так родилось его первое произведение «На качелях между
холмами», после чего мальчик получил сразу несколько издательских предложений и
только после этого решился показать повесть родителям. После дебютной
публикации Самарский стал лауреатом Ломоносовского конкурса «Таланты и
дарования» и многожанрового литературного конкурса «Слон», проводимого издательским
холдингом «ОЛМА Медиа Групп»…
Параллельно юный литератор ведет
насыщенную светскую, общественную и политическую жизнь, участвует в акциях
помощи слепым детям, выступает как активный блогер и колумнист, что периодически выплескивается в разных
инцидентах и муссируется прессой. То его ударил юрист и нанес сотрясение мозга;
то из-
вестный журналист грубо обозвал его в прямом эфире;
то его блог заблокировали после того, как Михаил
высказался в поддержку политики правящей власти…
К моменту написания этой статьи Самарский выпустил уже четыре книги. В Москве по его
книге снимается фильм, в Самаре — поставлен спектакль, а в издательстве ЭКСМО
под юного автора открыли серию «Приключения необыкновенной собаки».
«Самая юная романистка России», как ее
представляют СМИ, петебурженка Марианна Французова, 1998 года рождения, дебютировала в 11 лет. За
цикл рассказов о Родине получила первую премию на Всероссийском фестивале
литературного творчества юных; в 12 лет опубликовала роман в трех (!) томах
«Леди Мэри Энн»; в 13 — победила в V Всероссийском фестивале детского литературного
творчества.
На фотографиях в соцсетях
— красивая девочка-подросток в белом развевающемся платье, широкополой шляпе,
черной вуалетке с красным бантом и пером, со взрослым
маникюром. Трогательно позирует на камеру, в изысканных интерьерах, со своими
книгами. Снимки явно постановочные, глянцевые. Запись на «стене»: «Если у вас
есть интересная история, то присылайте мне ее на почту
и я ее опубликую на своем сайте!» Постом ниже: «Приходите на мою
авторскую при2зентацию». Описка. Что ж, бывает…
Мама юной романистки тоже писательница и
по совместительству известный общественный деятель. Как и родители Миши
Самарского, она ставила педагогический эксперимент: дома принципиально не было
телевизора, и, чтобы развивать воображение ребенка, мама читала девочке книги
по нескольку часов в день. Однако, по информации на официальном сайте Марианны,
к писательству ее стимулировали скорее объективные обстоятельства — ранняя
потеря отца и жестокость одноклассников.
Подобно Самарскому,
Французова ведет интенсивную публичную жизнь:
принимает участие в благотворительных акциях, выступает в центральной прессе по
актуальным общественным проблемам. Девиз презентации дебютного романа Марианны:
«Я хочу, чтобы мир стал добрее!»
Не так давно Михаил и Марианна
познакомились…
* * *
Словесное творчество юных
вызывает многообразные и часто противоречивые чувства: от восторженного
изумления до сдержанного любопытства или откровенных иронии и скепсиса. Однако
невозможно не признать: произведения infant prodigy — сложный, неоднозначный и серьезно пока не
изученный феномен. Произведения детей и подростков лишь фрагменты огромного макротекста культуры, в чтении
которого мы продвинулись немногим дальше пролога.
Другой вопрос: всякий ли «евангелический»
порыв обязательно должен быть зафиксирован в слове, и всякое ли раннее
сочинение непременно подлежит обнародованию? На первую часть этого вопроса
отвечают сами дети, на вторую — должны отвечать взрослые.
1 Латынина
А. «Даже уж не знали, за что похвалить…». К рассуждениям по поводу романа
Захара Прилепина «Черная обезьяна» // Новый мир.
2011. № 10.
2 Устоявшееся англ.
«чудо-ребенок», «вундеркинд», «необыкновенно одаренный».
3 Ананьев Б. Г.
Задачи психологии искусства // Художественное творчество: Сборник. Л., 1982.
4 Цит.
по: Американская литература впадает в детство // Open
Space (со ссылкой на The New York Times).
2012. 6 апреля.
5 Буккер И. Под именем
девочки-вундеркинда скрывается нечто // Pravda.ru.
2007. 18 мая.
6 Великанова
М. Всем поможет, исцелит добрый избранный герой // Мир фантастики. 2007.
№ 48 (август).
7 Maya
di Sage // Звезда.
№ 32. 2012. 27 марта.
8 Цитаты из романа Maya di Sage
«Двадцатый молескин».
9 Там же.
10 Нестеров В. Тухлое яйцо дракона // Газета.ру. 2007. 5 июня.