Опубликовано в журнале Нева, номер 5, 2013
Архимандрит Августин (Никитин)
Архимандрит Августин (в миру — Дмитрий Евгениевич Никитин) родился в 1946 году в Ленинграде. В 1969 году окончил физический факультет Ленинградского университета. В 1973 году принял монашеский постриг с именем Августин. Пострижен в монашество митрополитом Никодимом в Благовещенской церкви его резиденции в Серебряном Бору в Москве. В 1974 году им же рукоположен во иеродиакона и иеромонаха. Окончил Ленинградскую духовную академию (1975), с этого времени — преподаватель, с 1978 года — доцент Санкт-Петербургской духовной академии.
Русско-голландские «колокольные» связи
Первые контакты между русскими и голландцами относятся к эпохе, предшествовавшей татаро-монгольскому игу1. Впоследствии одним из регионов, где издавна поддерживались русско-голландские церковные связи, стал русский Север. Инициаторами установления отношений между Нидерландами и русским Севером были голландец Винтерконинг и преп. Трифон с монахами основанного им в 1532 году Печенгского монастыря2. В 1562–1564 годах Винтерконинг неоднократно посещал Печенгский монастырь, а в 1566–1568 годах эти связи продолжил другой голландец — Симон фон Салинген3. С преп. Трифоном Печенгским Салинген был знаком лично и узнал от него подробную историю его жизни.
Впоследствии Печенгский монастырь вступил в особенно тесные отношения с Амстердамом; с голландскими кораблями обитель получала все необходимое как для своего обихода, так и для отправки в другие монастыри и города — Холмогоры, Вологду и Ярославль. На русский Север из Нидерландов попадала в те годы даже церковная утварь, и это было связано с борьбой голландских кальвинистов с католиками, которая принимала порой острые формы: реформаты упраздняли в храмах католическую атрибутику и делали это весьма решительно.
В первую очередь это касалось икон, поэтому реформационное движение получило наименование «иконоборчества»; символами «папизма» считались также старинные скульптуры и колокола. Касаясь борьбы католиков с реформатами в Нидерландах, один из отечественных исследователей пишет: «В Антверпене во время одной католической процессии произошло столкновение между гезами и католиками, закончившееся разграблением знаменитого Антверпенского кафедрального собора Богоматери. То был словно сигнал к народному иконоборству: в течение целой недели небольшие толпы народа с криком: └Да здравствуют гёзы! долой иконы!“ — врывались в церкви и производили различного рода святотатства, причем не были пощажены и лучшие памятники готического искусства. Из Фландрии и Брабанта иконоборство быстро было перенесено на север и со страшной силой охватило Фрисландню, Голландию и Гронинген»4.
После всего сказанного становятся понятными отрывки из записей немецкого путешественника Генриха Штадена, жившего в Москве в период правления царя Ивана Грозного (1547–1584). Говоря о русском Севере, немецкий автор сообщает, что на реке Кола русские промышленники Строгановы «торгуют с голландцами, антверпенскими торговыми людьми и другими заморскими»5. При этом Г. Штаден делает любопытное замечание, относящееся к иконоборческому движению в Нидерландах: «Сюда (то есть в строгановскую факторию. — Авт.) голландцы и антверпенские (торговые люди) привезли несколько сот колоколов, которые были взяты из монастырей и церквей, и всякого рода церковные украшения — венчики, светильники от алтарей, медные решетки с хор, церковные облачения, кадильницы и многое множество подобных вещей»6.
Церковная утварь из Голландии попадала и в другие поселения Русского Севера. Как видно из отписки холмогорского воеводы о прибытии двух торговых судов из Амстердама и Ставорена, наряду с прочими грузами в их трюмах было привезено 14 колоколов7.
Один из русских авторов, писавший в XIХ веке о Русском Севере, — М. Бережков, приводит сведения о колоколах иностранной работы, которые ему довелось видеть еще в 70-е годы XIX столетия: «В одном селе Тульской губернии, Веневского уезда, есть колокол с латинской и немецкой надписями 1646 года. Во Владимире на Клязьме в церкви Николы Мокрого, также есть колокол с голландской надписью»8, — пишет М. Бережков. Вот еше одно сообщение такого рода; оно относится непосредственно к новгородским храмам: «В Деревяницком монастыре один древний колокол, в 5 пудов, называется корсунским, а между тем надпись на нем латинская: └Ulibecr… me fecit Antonius“. А в Воскресенской церкви на Мячине, находятся два колокола, называемые корсунскими, с латинской надписью: └m. Cordt Kleiman me fecit“»9.
Чем же объясняется наличие иностранных колоколов в православных храмах? Ведь именно на Руси был отлит «царь-колокол», не говоря уже о том, что русские колокола также отправлялись за границу и в первую очередь — в дар православным церквам на Ближнем Востоке. Объяснение находим у того же М. Бережкова, который отмечал, что действительно, «в некоторых местах России еще теперь (1870-е годы. — Авт.) попадаются колокола с иностранными надписями, вылитые не у нас, потому что в противном случае они не носили бы чужеземных надписей». Однако отечественный исследователь добавляет при этом: «Надо полагать, что в древнюю пору, пока искусство отливать колокола у нас не развилось, они привозились из Западной Европы в количестве большем, чем впоследствии, когда это искусство достигло на Руси весьма значительной степени развития, когда притом увеличилось и само количество нужного для того металла»10.
Начало распространению голландских колоколов в России положил знаменитый торговец и дипломат Ян де Валле. Он был торговым человеком Гиллиса Гофмана, голландского купца, поддерживавшего деньгами и снабжавшего оружием восстание против испанского владычества в Нидерландах. Деньги от продажи товаров, в том числе и колоколов, шли на вооружение гёзов. Примечательно, что среди огромного списка товаров, привозимых голландскими купцами, почти нет товаров собственно голландского либо фламандского производства — едва ли не единственным таким товаром были колокола11.
«Особенно интенсивно стала развиваться русско-голландская торговля после освоения Ново-Холмогор (с 1613 года город стали именовать Архангельском). В конце ХVII — начале ХVIII века благодаря деятельности Петра I происходит новое оживление в русско-голландской торговле, поэтому основная масса северных колоколов голландского литья датируется либо началом ХVII, либо началом XVIII века»12. На одном из колоколов Спасо-Преображенского собора в Холмогорах читаем такую надпись (сначала по-русски): «При державе благочестивого государя царя Бориса Федоровича всея Руссии самодержца и при его благоверной царице и великой княгине Марии Григорьевне и при их благородных чадах царевиче князе Федоре Борисовиче и великой княжне Ксении Борисовне и при Святейшем патриархе Иове Московском и всеа Руссии, слит сей колокол к трем святителям великим Василию Великому, Григорию Богослову и Иоанну Златоустому, июля в 1 день на Колмогоры, лета 7111-го»13.
Далее следует латинская надпись, называющая имя мастера-литейщпка, иностранца Корнелиуса и дату отливки — 1603 год. «Скорее всего, это Корнелиус Аммелрой, голландский мастер, — пишет А. Н. Давыдов. — Колокол его работы, датированный 1604 годом, подвешен на колокольне из села Кушерека, стоящей теперь в Архангельском музее деревянного зодчества»14. Колокола работы голландского мастера Корнелнуса Аммелроя богато украшены. Широкий орнаментальный пояс одного из его колоколов украшен изображениями херувимов.
Если голландцы-реформаты, торговавшие с Россией, сначала смотрели на колокола как на железный лом, выгодно сбываемый на Севере, то для русских христиан колокола представляли не только большую материальную, но и духовную ценность. В этом смогли убедиться голландские посланники, прибывшие в Россию в первые годы правления Михаила Федоровича (1613–1645). Они имели официальные полномочия — содействовать заключению мира между Россией и Швецией. (В те годы Голландия успешно развивала торговые отношения с Россией, но русско-шведская война мешала развитию этих связей.)
27 августа (н. ст.) 1615 года голландское посольство отбыло из Амстердама для исполнения посреднической миссии, которой придавался и религиозный характер: «Справедливый мир между означенными государями (шведским королем и великим князем Московским. — Авт.) необходим всему христианству для предупреждения успехов католической и иезуитской партии, и для того, чтобы предотвратить порабощение этою партиею совестей и светского законного правления»15, — было сказано в инструкции голландским послам, врученной им 15 августа 1615 года от имени правительства Генеральных Штатов.
Посольство, в состав которого входили Рейноут фан Бредероде и Дирк Баас, заручилось согласием на посредничество от шведского короля Густава Адольфа и от русского царя Михаила Федоровича. Эпоха Смутного времени тяжело отразилась на положении русского государства: под властью шведов оказались обширные новгородские земли, включая и сам Великий Новгород. Голландские послы прибыли в этот древний город в ноябре 1615 года и встретились там с митрополитом Исидором, который ранее возглавлял защиту Новгорода от шведов.
Предлагая враждующим сторонам заключить перемирие, голландские посланники выражали заботу о религиозных чувствах русских верующих; это выразилось, в частности, в том, что по их предложению войско шведского короля «во все продолжение перемирия не должно разрушать церквей и монастырей в Новгороде Великом и других царских городах, занятых шведами… не вывозить ни колоколов, ни пушек»16.
Но сложность ситуации состояла в том, что в ходе военных действий шведские войска уже успели причинить ущерб православным приходам, о чем свидетельствует «Ответ, данный членами царской думы капитану Николаю фан-Бредероде». «Всем известно также, что он (шведский король. — авт.) во всех сих городах (Новгород и ряд других городов — авт.) и крепостях разорил храмы Божии и раки святых, разрушил св. иконы и предал их посмеянию, отнял колокола с церквей Божиих»17.
Нанесенный ущерб был значителен не только своими материальными размерами, но он затронул религиозные чувства русских христиан, о чем еще раз было упомянуто в письме Михаила Федоровича голландским послам18. И тем не менее голландские посредники неутомимо способствовали заключению перемирия. Как отмечал один из членов посольства, «шведский полководец де ля Гарди обещал нам, что во время перемирия церквей и монастырей трогать не будет и не станет вывозить из России людей, колоколов и пушек»19.
В это время уже велись переговоры о перемирии и возможном заключении мирного договора. Голландские посланцы присутствовали на этой встрече, которая состоялась в деревне Дидерино, после чего снова отправились в Новгород, встретились с митрополитом и сообщили ему о результатах переговоров. Считая, что их основная миссия выполнена, голландские послы не сочли целесообразным участвовать в дальнейших переговорах о перемирии. 22 марта 1616 года они выехали через Нарву в Ревель (ныне Таллин) и далее — в Стокгольм, где миссия голландских дипломатов должна была окончательно завершиться.
Примечательно, что в письме, отправленном «полномочных царя Российского» — князя Даниила Ивановича Мезецкого, дьяков Николая Новокщенова и Добрыни Семенова — в адрес «великих посланников голландских и нидерландских Генеральных Штатов», снова и снова звучала настоятельная просьба: «Убеждайте короля шведского и напишите сами от себя к Иакову Понтусу (де ля Гарди), чтобы он хранил данное вам, посредникам, слово в том, что в родовых владениях его царского величества, Великом Новгороде и других городах, не будет разрушать храмов Божиих и монастырей, не будет отбирать колоколов и других украшений церковных»20.
Нормализация русско-шведских отношений продолжалась еще несколько месяцев, и наконец в 1617 году в Столбове, деревне между Тихвином и Ладогой, был заключен русско-шведский договор, согласно которому король Густав Адольф возвратил русским Новгород, Старую Руссу, Порхов, Ладогу и Гдов. Интересен один из пунктов этого договора, на формулировке которого настояло, по-видимому, новгородское духовенство. «Вместе с вышеназванными крепостями и городами, — говорилось в третьем пункте этого договора, — шведский король возвращает и уступает также великому князю всякие церковные украшения, как в церковь Св. Софии, так и во все другие церкви и монастыри в Новгороде и других крепостях и городах, со всем, что ни находится на этих украшениях, и не дозволяет ничего вывозить из них, также и собственность и имущества митрополита, всего духовенства и всего русского народа»21. И тот факт, что шведская сторона обязалась исполнить этот пункт договора, свидетельствует о том, что усилия голландского посольства в конечном счете принесли свои плоды.
Во второй половине ХVII века русско-голландские связи продолжали развиваться, и в 1668 году в Россию прибыл Йенс Йенсен Стрюйс (+1694 год), оставивший свои записки о Московии. Ян (Иенс) Стрюйс был пушкарем, парусным мастером, нанявшимся на русский корабль «Орел» в 1669 году. По прибытии в Москву он заинтересовался колокольней Московского Кремля и как специалист привел много интересных сведений об увиденном. «Между прекраснейшими украшениями царского дворца считают весьма высокую колокольню, называемую Иван Великий. Она покрыта позолоченной медью. Рассказывают, что царь Борис (Годунов) взошел однажды на нее для того, чтобы показать город персидскому посланнику, прибывшему незадолго перед тем к его двору»22, — пишет голландский путешественник, переходя затем к описанию главного колокола столицы.
«Возле
этой башни стоит другая, на которой висит колокол необыкновенно тяжелый, потому
что, как говорят, он весил 394 тысячи ливров (фунтов). Он имеет в поперечнике
23 королевских фута, а толщиною целых
В 1675–1676 годах в Москве побывало голландское посольство, возглавлявшееся Конрадом ван Кленком, «чрезвычайным послом высокомощных (Генеральных) Штатов (Соединенных Нидерландов) и принца Оранского к великому государю и царю и великому князю Московскому». В составе этого посольства находился дворянин Балтазар Койэтт (1656–1725), который в своих записях приводит сведения о московских колоколах. По-видимому, Койэтт черпал сведения о колоколах Кремля из тех же источников, что и его предшественник — Ян Стрюйс. Поэтому он кое в чем повторяет Стрюйса, но чем-то и дополняет.
«Посредине
Кремля стоит самая высокая колокольня — Иван Великий, покрытая наверху
золоченой медью и полная колоколов. Около нее находится другая башня, в которой
повешен весьма тяжелый колокол, — пишет голландский автор. — Поперечник
его равняется приблизительно
Интересные сведения о московских колоколах содержатся в книге голландского путешественника Корнилия де Бруина (1652–1727), который дважды бывал в России петровской эпохи: в 1701–1703 и в 1707–1708 годах. В 1711 году де Бруин издал книгу о своих путешествиях «через Московию в Персию и Индию». IX глава его сочинения носит название: «Описание Москвы. Число церквей и монастырей в этом городе и другие его особенности».
К
числу особенностей московской церковной жизни относились колокольные звоны, и
Корнилий де Бруин уделяет особое внимание этой традиции. И конечно же, в первую
очередь — колокольне Московского Кремля. «Посреди большой площади, окруженной
различными зданиями, возносится башня, или колокольня, Иван Великий, подле
которой находится громадный колокол, упавший с колокольни во время пожара в
1701 году и разбившийся от падения, — пишет де Бруин. — Говорят, он весит
Многих иностранцев удивлял парадокс «русской технологии»: царь-пушка не стреляет, царь-колокол не звонит; бывали и просто цари, не управлявшие страной. Но как бы там ни было, голландский путешественник смог убедиться в том, что колокольное дело было в России на высоте. «Поднявшись еще выше, на тридцать одну ступеньку, выходишь на другую площадку, где в оконных арках колокольни висят еще восемь колоколов, а через двадцать ступеней выше этого — другие девять колоколов, висящих в таких же окнах колокольни, один другого меньше, из коих некоторые по два вместе26, — продолжает Корнилий де Бруин, добавляя при этом: — С высоты этой Ивановской колокольни открывается самый лучший вид на город, со множеством каменных церквей, которыми он наполнен. Церковные и колокольные главы некоторых из них вызолочены, что производит чрезвычайное впечатление, когда солнечные лучи падают на эти главы и играют на них»27.
Вот еще одно краткое замечание голландского автора, как бы подводящее итог его «колокольным» наблюдениям: «Некоторые думают, что русские приписывают колоколам особое достоинство, приятное Богу; но они ошибаются. Русские только освящают колокола и звонят в них по большим праздникам во время богослужения»28. Это замечание станет более понятным, если упомянуть о том, что со времени правления папы Иоанна ХIV (983–984) установился обычай «крещения» колоколов, привившийся в особенности в Бельгии и Голландии. Важные лица из церковной или городской знати даже бывали «восприемниками» колоколов29.
Ко времени приезда Корнилия де Бруина в Россию Петр I заложил в устье Невы новую столицу и назвал ее на голландский манер — Санкт-Питербурх. В 1708 году здесь была построена деревянная голландская реформатская церковь, причем она была расположена во дворе дома адмирала Крюйса, неподалеку от зимней резиденции Петра 1. О6 этом сообщает в своих записках один из иностранных авторов: «Несколько далее живет, в той же улице, вице-адмирал, его превосходительство г-н Корнелис Крюйс, родом голландец, или, по крайней мере, воспитанный в Голландии30. Он занимает обширный дом и у него же во дворе находится реформатская церковь, которой приход наиболее состоит из служащих во флоте»31.
На первых порах голландская община в Петербурге была небогатой, и приход испытывал нужду в самых необходимых вещах: «3а неимением при этой церкви колоколов, время богослужения возвещается поднятием, на углу двора, выходящем к набережной, присвоенного г. вице-адмиралу флага, на котором изображен голубой крест в белом поле»32, — так сообщалось о первых годах деятельности этого прихода.
Впрочем, можно полагать, что колокола появились у петербургских голландцев довольно быстро. Уже в 1710 году на первом, еще деревянном православном Петропавловском соборе был установлен карильон — устройство для ручного исполнения мелодии на настроенных в разной тональности колоколах. Когда же в 1712 году был заложен каменный собор, Петр I потребовал «колокольню… как можно скорее отделать, дабы возможно на оной часы поставить». Для этой цели в Голландии были изготовлены часы-куранты, смонтированные, правда, только в 1720 году33. Вполне вероятно, что и голландская община в Петербурге в эти годы также смогла заполучить колокола для своей церкви.
Русско-голландские колокольные связи продолжали развиваться и в послепетровскую эпоху. В 1756 году в Петербурге от удара молнии обрушился шпиль колокольни Петропавловского собора; пожар уничтожил и часы-куранты, изготовленные в Голландии. По заказу императрицы Елизаветы в 1760 году голландский мастер Оорт Красс (Классен) изготовил новые часы. Они имели 38 «светских» колоколов, отлитых каждый в определенной тональности литейщиком Й. Дерком в голландском городе Хорне, и могли исполнять многоголосые мелодии. Их установили на колокольне собора в 1776 году. Часы монтировал и затем обслуживал мастер Иоган Родигер. По своей конструкции они были сходны с обычными «ходиками», разница была только в размерах. Заводили их вручную: раз в двое суток свинцовые гири-пластины весом в полторы тонны приходилось поднимать вверх34.
В 1857 году музыкальный механизм был настроен на исполнение российского гимна «Боже, царя храни» композитора А. Львова (в полдень) и мелодии «Коль славен наш Господь в Сионе» Д. Бортнянского (при заходе солнца).
Русские путешественники, бывавшие в Голландии, восхищались мелодичными звонами, которые неслись с тамошних городских колоколен. Об этом писал, например, один из россиян — Михаил Вернер, который в 1880-х годах попытался обобщить свои впечатления о колокольнях, увиденных им в Голландии. Упомянув о том, что колокольня Утрехтского собора, «реставрированная в последние время, чрезвычайно высока»35, он переходит затем к описанию некоторых других, разнообразных по архитектуре колоколен. «Некоторые из них похожи на киоски, вытянутые в длину; другие на башни с выступающими террасами в несколько ярусов, третьи представляют из себя подзорную трубу, раздвинутую на все колена; иные из них напоминают минареты, а есть и такие, которые довольно близко подходят к нашим русским колокольням, — замечает отечественный путешественник, и продолжает свои рассуждения: — Все они имеют большие часы на половине своей высоты и каждые полчаса город оглашается громкими ариями. Иногда эти арии, несущиеся с высоты, полны торжественности, иногда они раздаются звонко, как утреннее пение птиц. Эти мелодии, вибрирующие в чистом воздухе, смешиваются; колокольни как будто перекликаются. Своими медными звуками, своими торжественными гаммами и полными аккордами они утешают человечество за прожитый час, ушедший в необъятные области прошлого»36.
Другой
русский путешественник, князь Алексей Мещерский, посетил Голландию в 1839 году.
В Амстердаме он осмотрел королевский дворец, где гостю из России довелось насладиться
колокольными звонами. «Я всходил на дворцовую башню, возвышающуюся на
…В 2003 году на самом краю Крестовского острова, где кончается Северная дорога, поднялось необычное сооружение — арка-звонница из монолитного бетона, облицованного белым камнем, — один из самых внушительных подарков Петербургу к его 300-летию. Это не просто звонница, а карильон — своеобразный музыкальный инструмент под открытым небом. 23 колокола автоматические и должны управляться компьютером. А остальные 18 — обычные русские звонные: нужно дергать за веревки, только тогда зазвенят. Такая система может исполнять не только колокольные звоны, а всевозможные музыкальные произведения: и духовную музыку, и эстрадную, и классику. Звонницу-карильон Санкт-Петербургу подарили москвичи. Спроектировал его архитектор Игорь Гунст, а колокола отлила голландская компания «Петит и Фритцен»38.
И в заключение послушаем строки из стихотворения Константина Бальмонта, озаглавленного «Воспоминание о вечере в Амстердаме» (1900-е годы):
О, тихий Амстердам
С певучим перезвоном
Старинных колоколен!
Зачем я здесь — не там,
Зачем уйти не волен,
О, тихий Амстердам,
К твоим церковным звонам…
1 Дриссен Й. Й. Голландцы и русские. 1600–1917. Из истории отношений между Россией и Голландией. Амстердам; Гаага; М., 1989. С. 25.
2 Житие преп. Трифона Печенгского // Православный собеседник. 1850. Ч. II. С. 50.
3 Предисловие к публикации: «Отчет А. Бурха и И. фан Фелтдриля о посольстве их в Россию в 1630–1631 гг. // Сборник имп. Русского Исторического Общества. Т. 116. СПб., 1902. С. 27.
4 Лозинский С. Г. История Бельгии и Голландии в новое время. Спб., 1908, С. 23
5 Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Л., 1925, С. 63.
6там же. С. 63.
7 Дриссен Й. Й. Указ. соч. С. 28.
8 Бережков М. О торговле Руси с Ганзой до конца ХV века. СПб., 1879. С. 166.
9 Протопопов А. П. (Славин А.) Путешествие русского человека на поклонение господину-государю Великому Новгороду. Спб., 1858. С. 82.
10 Бережков М. Указ. соч. С. 166–167.
11 Давыдов А. Н. Колокола на русском Севере. В сборнике: «Колокола. История и современность». М., 1985. С. 160 (гёзы — от gueux — нищие. — прим. авт.).
12 Там же. С. 160.
13 Чернышев В.
Спасо-Преображенский собор в Холмогорах // Архангельские губернские ведомости.
№ 29 от 18 августа
14 Давыдов Н. А. Указ. соч. С. 161.
15 Цит. по: Сборник имп. Русского Исторического Общества. Т. 24. СПб., 1878. С. 11–12.
16 Там же. С. 327.
17 Там же. С. 362.
18 Там же. С. 376–377.
19 Там же. С. 343.
20 Там же. С. 532 (от 15 апреля 1616 года).
21 Петр Петрей. История о великом княжестве Московском // Чтения в Обществе истории и древностей Российских. 1866. Ч. III. Отд. IV. ╖ 6. С. 319.
22 Путешествие по России голландца Стрюйса в 1668 году. В кн.: Иностранцы о древней Москве. Москва ХV–ХVII веков. М., 1991. С. 370.
23 Там же. С. 371.
24 Балтазар Койэтт. Исторический рассказ, или описание путешествия Конрада ван Кленка, чрезвычайного посла. В книге: Иностранцы о древней Москве. Москва ХV–ХVII веков. М., 1991. С. 381.
25 Бруин Корнилий де. Путешествия в Московию. В сб.: Россия ХVIII в. глазами иностранцев. Л., 1989. С. 81–82.
26 Там же. С. 82.
27 Там же. С. 82.
28 Там же. С. 84.
29 Христианство.
Энциклопедический словарь. Т.
30 Там же. С. 45.
31 Описание Санкт-Петербурга и Кроншлота в 1710 и 1711 гг. (перевод с немецкого) // Русская старина. Т. 36. 1882. № 10. С. 45. Прим. 2. (Адмирал Крюйс был родом из норвежского местечка Ставангер и начал службу на голландском флоте.)
32 Там же. С. 45.
33 Вагнер В. Куранты Петропавловки // Ленинградская правда. № 249. 29 октября 1989.
34 Там же.
35 Вернер М. Страна плотин. Очерки современной Голландии. М., 1884. С. 16.
36 Там же. С. 45–46.
37 Мещерский Алексей, князь. Записки русского путешественника. М., 1842. С. 46.
38 Санкт-Петербургские ведомости. № 189. 03.10.2012. С. 1.